Текст книги "Латино-Иерусалимское королевство"

Известно, что он собрал иерусалимский «парламент» в 1171 г., когда объединение мусульманской Сирии и Египта поставило королевство в опасное положение: в своем выступлении король обрисовал угрозу и попросил совета у своих вассалов: «Обсуждение затянулось, король поднялся и отошел в сторону, позвав свой личный совет, где было немного людей, затем вернулся назад и стал вести речь перед всеми»:[109]109
  Grousset, II, P. 570.


[Закрыть] таким образом, решение было принято в этом личном совете, а не в «парламенте», и не получило поддержку у большинства баронов; в конце концов Амори решил сам отправиться в Константинополь, чего никто из присутствующих не ожидал.

Это стремление к «самовластию» яснее всего выражено в том, что называют государственным переворотом – Ассизе о верности (Assise de Ligece). M. Гранклод высказал свое мнение о ней: «Ассиза Амори господствует над всей политической жизнью обоих королевств (Кипра и Иерусалима); она является Великой хартией вольностей латинского Востока. Но в Сирии эта ассиза означала победу Иерусалимского короля и мелких вассалов над крупными баронами. Она… была составлена после победоносной войны, которую король Амори вел против Жирара де Сеста». Жирар Сидонский лишил одного из своих вассалов фьефа без суда. Амори I посчитал, что все держатели фьефов, даже те, кто не является непосредственными вассалами короля, все равно обязаны приносить ему тесный оммаж (что привязывало их к государю, в обход любых других феодальных уз); ни один сеньор не может потревожить своего вассала без «рассмотрения дела в курии»; все вассалы одного и того же сеньора составляют вместе сообщество равных, причем каждый из них обязан защищать другого против общего сеньора. Этот закон позднее обернется против самой королевской власти, но во времена Амори он особенно ограничивал крупных феодалов; в их доменах было трудно собрать достаточное количество сговорчивых «вассалов», чтобы собрать трибунал, тогда как из всех рыцарей королевства король с легкостью мог набрать трех судей и заседателей, необходимых для «созыва курии» и тем самым открыть дорогу произволу и «доброму удовлетворению» монарха.[110]110
  Grande laude, P. 151–152. Быть может, походы в Египет заставили короля уступить своим вассалам: регламентировала ли «Бильбейская Ассиза», принятая в 1168 г. в Бильбейсе, условия военной службы за пределами королевства? В «Книге короля» заявлено, что подобная служба не является принудительной (за исключением призыва «для пользы королевства и заботы о земле») и что король в таком случае должен платить жалованье своим баронам – но то, что мы узнаем из этого текста, позволяет всего лишь утверждать, что рыцари не были обязаны служить на осадах городов, а только в кавалерийских операциях (Chiprois, P. 721, Lois, I, 455, note с).


[Закрыть]

Амори извлекал пользу даже из правосудия: Гильом Тирский рассказывал, что он принимал подарки от судившихся, чтобы завершить дело с выгодой для них. Амори сам извинялся за это, под предлогом, «что государи более всего должны стараться стать богатыми, что увеличивает безопасность каждого и защиту королевства». Король, по его словам, обязан быть щедрым и большие средства ему необходимы, чтобы он мог ими одаривать. Однако его обвиняли в том, что он не контролировал должным образом отчеты своих чиновников: доверие к собственному окружению мешало ему проверить, как они осуществляют управление. Будучи энергичным королем, готовым сокрушить любую оппозицию, он показал себя таковым во время конфликта с орденом тамплиеров в 1173 г. Тамплиер Готье дю Мениль предательски перебил посланников вождя ассасинов к Иерусалимскому королю, провалив тем самым важные переговоры. Амори потребовал выдать преступника: магистр ордена ответил, что только он в праве привести к покаянию Готье и тот предстанет перед судом в Риме. Король атаковал резиденцию тамплиеров в Сидоне и захватил виновника. Гильом Тирский уверяет, что если бы Амори прожил больше, то упразднил бы орден.[111]111
  Grousset, II, 441, 601–602.


[Закрыть]

Наконец Амори I занимался расширением своего домена. Еще Балдуин III, в 1161 г., приобрел все фьефы дома Мильи в наблусском регионе, а также замок Марон. Амори воспользовался денежными затруднениями сеньора Бейрута, Готье III Бризбарра, которой должен был выкупать мать из сарацинского плена и хотел занять необходимую сумму. Жан д'Ибелен уверяет, что Амори запретил одалживать Готье деньги, чтобы вынудить его продать свою сеньорию. Как бы ни обстояло дело, король смог купить Бейрут (перед 1166 г.) в обмен на маленькое кастелянство Бланшгард (которое оставалось в руках семьи Готье до конца XIII в.) и «ассизу» от «цепи» Акры.[112]112
  R. R., 512, Lois, II, 453. – До 1163 г. Бланшгард входил в графство Яффаское, как на это указывает булла 1170 г. в пользу Сент-Мари-Латин (Р. Sinopoli. La badia regia di S. Maria Latina. Acireale, 1911, P. 107).


[Закрыть] Этот истинно «капетингский» поступок, достойный скорее Филиппа Красивого еще более, чем Филиппа-Августа, который довершает портрет Амори I как короля с абсолютистскими устремлениями. Когда его советник и друг Миль де Планси, кажется, вознамерившийся продолжать политику Амори после его скоропостижной смерти, был убит, баронов официально обвинили в желании уничтожить одного из тех, кто наиболее яростно боролся против их независимости: «Некоторое люди говорили, что он погиб по причине своей преданности, а еще из-за того, что выступал против баронов, желавших причинять зло своим соседям».[113]113
  G. T., P. 1008–1009. «Анналы Святой Земли» возводят подозрения в убийстве на сеньоров Бейрут-Бланшгард.


[Закрыть] Королевская власть Амори I действительно превратила Иерусалимское королевство в монархию; и с ним Арденн-Анжуйская династия стала напоминать французских Капетингов: несмотря на препятствия в начале царствования Амори I, нельзя говорить о «феодальной республике» в отношении «королевства на Востоке» в период его правления. Успехи королевской власти ясно показали, что никакие препятствия не могли помешать иерусалимской монархии нормально развиваться, что продолжалось бы и дальше, если бы династия обеспечила себе должную преемственность.

VI
Бароны

Могущественные феодалы Иерусалимского королевства, то сотрудничавшие, то враждующие с королевской властью, наряду с церковью являлись главной силой в государстве. В феодальной иерархии Жана д'Ибелена, лица, схожие с двенадцатью пэрами Франции, занимают первое место среди них: это «бароны» в прямом смысле этого слова, граф Яффы и Аскалона, князь Галилейский, сеньор Сидонский, Цезарейский и Бейсанский, и сеньор Крака, Монреаля и Сен-Абрахама. Вместо последнего Жан д'Ибелен предпочел вписать в список четырех пэров барона гораздо более могущественного, графа Триполи. Но нужно различать четырех баронов королевства и владельцев крупных бароний Севера, графов Триполи, Эдессы и князя Антиохийского. «Ни земля Триполи, ни Антиохии, отнюдь не принадлежит королевству», – писал Эрнуль, выражая тем самым довольно сложное положение вещей на практике: три барона, земли которых простирались к северу от реки близ Бейрута, Нахр-аль-Кальб, были связаны с Иерусалимским королем отношениями подчиненности гораздо более свободными, чем те, что объединяли государя и феодалов королевства как такового. Если графы Триполи и приносили оммаж королю, если сам король частенько управлял княжеством Антиохийским, то только потому, что он вел себя, скорее, не как сюзерен четырех государств, а как президент конфедерации христианских государств Сирии. Случаи, когда королю приходилось оказывать помощь князю или графу, Гильом Тирский относит к проявлениям его отеческой доброты – тогда как для своих непосредственных вассалов (hommes liges) сеньор был строго обязан оказать покровительство.

Вновь прибегнув к по-прежнему спорной терминологии, можно было бы сказать, что три крупных барона были скорее «верными», чем «вассалами» короля: их бароний были созданы независимо от короны, Антиохия и Эдесса еще прежде взятия Иерусалима (в Триполи только из-за борьбы между двумя соперниками король смог добиться оммажа от одного из них), и лишь престиж, королевского титула, моральное превосходство владетеля Иерусалима и помощь, которую он оказывал во всех обстоятельствах трем князьям, позволили образовать меж ними иерархию, во главе которой и встал король.[114]114
  Cl. Cahen. La Syrie du Nord a l'époque des Croisades. Paris, 1940, IV, 1; J. Richard. Le comte de Tripoli sous la dynastie toulousene. Paris,1945. P. 30; G. Dodu, P. 73 и след.; La Monte, P. 180; Lois, I, 417. Случай с Эдессой, пожалованной Балдуином I и Балдуином II, которые ею владели до восшествия на престол, особый.


[Закрыть]

Но сеньории, напрямую подвассальные королю, простирались только от Нахр эль Муальмитаин, что у залива Джунийе, до Красного моря; дальше всех к северу находилась сеньория Бейрута (Барута), пожалованная в 1110 г. Балдуином I своему кузену Фульку Гинскому, тому самому сыну графа Балдуина Гинского, которого старый хронист Ламберт Ардрский назвал «графом Барута на Земле обетованной». Зажатая между Ливаном и морем, сеньория Бейрута несколько увеличилась в размерах, когда Балдуин II построил для Готье I Бризбарра, наследника Фулька, укрепленный замок Мон-Главьен (1126 г.). Его брат Ги и племянник Готье II (1157–1164 гг.), а затем и сын последнего Готье III, вели долгую борьбу против арабских эмиров Гарба, о чем мы уже упоминали, до того дня, когда Амори I вынудил отдать ему Бейрут в обмен на маленькую сеньорию Бланшгард.[115]115
  Chronique d'Ardres, ed. Menilglaise. Paris, 1885, P. 65; R. Grousset, II, 850. См. M. E. Nickerson. The seigneurie of Beirut (Bizantion, 1949, P. 141–185).


[Закрыть]

Нахр Дамур отделял эту сеньорию от территории Сидона (Сайеты), которая принадлежала одной из ветвей семьи Гранье; Евстахий Гранье владел одновременно Сидоном и Цезареей, и его сын Готье I объединил их еще раз в 1131 г. (после смерти своего брата Евстахия II, сеньора Цезареи с 1126 г.). Затем Жирар Сидонский превратил старый финикийский порт в пиратское гнездо: Михаил Сириец уверяет, что «Иерусалимский король узнал о том, как сеньор Сайды [Сидона] снарядил корабли», – он выполнял функции адмирала королевства в 1153 г. – «наполнил их пиратами и причинил много зла, как христианам, так и туркам. В ярости король его изгнала. Согласно этому рассказу, Жирар, найдя убежище в Антиохии и получив во фьеф Баграс, вернулся к пиратству и был выдворен уже князем Антиохийским; тогда он направился ко двору Нуреддина, «власти которого пообещал покорить все побережье». И действительно, с турецкой армией он опустошал прибрежные земли королевства, когда король застал его врасплох и взял в плен: приведенный в Иерусалим, Жирар якобы нашел смерть на костре.

Для подлинности этой истории автор помещает ее в 1160–1161 гг.: однако Жирар, чье имя источники упоминают в 1164 г., был еще жив и в конце правления Амори I, когда выступал свидетелем при аннулировании брака своего сына Рено. Историк, должно быть, приукрасил очерк о разногласиях Жирара и короля.[116]116
  Doc. Arm., I, 354. R. R., 139 и прилож. 114, 393. Можно связать осаду Бельхакама королем в 1161 г. и вышеупомянутый мятеж: у мусульман или же у Жирара король хотел захватить замок (R. R., 344)? Жирар был побежден королем перед обнародованием «Ассизы» о верности. Повествование Ибн аль-Атира (R. H. С, Or., I, P. 522–523) подтверждает союз между Нуреддином и Жираром (1161 г.) и последующее поражение их отрядов. О сеньорах Сидона см.: J. L. La Monte. The lords of Sidon in the twelth and thirteenth centuries//Byzantion, XVII, 1944–1945, P. 183–211».


[Закрыть]

Основными центрами этой сеньории были, на морском побережье, Сарепта и Аделон и, в горах, покоряемых очень медленно, замки Бельхакам (захвачен в 1128 или в 1161 г.?), Бофор (построен в 1139 г.) и грот Тирона, откуда контролировали регион Шуф и Гезен (отобранные у мусульман между 1134 и 1165 г.). Также сеньоры Сидона владели всей областью между Нахр Литани и морем и угрожали набегами Марж Айюму или Валь Жермену. Королевское кастелянство Тира (Сура), которое граничило с этой сеньорией на юге, на востоке сменялось сеньорией Марона, приобретенной королем у Филиппа де Мильи в 1161 г., и оно же соприкасалось с Баниасом, близ истоков Иордана, чью территорию без конца оспаривали друг у друга франки и дамаскинцы (оттуда открывался путь на Дамаск). В 1129 г. на этой земле построили замок Субейб (который, возможно, и есть Ассебеб Жана д'Ибелена). Баниас принадлежал англичанину (?) Ренье Брюсу, а затем перешел к Онфруа II Торонскому, позже вновь очутился во власти мусульман.[117]117
  Онфруа II держал половину Баниаса как фьеф от Готье Бейрутского в 1157 г. (R. R., 325). Жан д'Ибелен различает сеньории Баниаса и Ассебеб: ошибка ли это, или под последним названием нужно следует понимать Хасбейю, в верховьях Иордана?


[Закрыть]

Рядом с сеньорией Торон к югу Тира и востоку от Баниаса начиналось княжество Галилейское. По замыслу своего основателя Танкреда, в него должны были входить все земли между Иерусалимом и Дамаском: он подчинил себе Сихем (Наблус), Мон-Фавор, Тивериаду и, даже несмотря на планы Готфрида Бульонского, Хайфу. После отъезда Танкреда в Антиохию (1101 г.), Балдуин I передал Галилею в руки Гуго де Сент-Омера, но затем отобрал у него Хайфу, отдав ее Годемару Карпенелю, и Наблус. Юг Галилеи даже был поделен на сеньории, которые напрямую зависели от короля. Поэтому Гуго де Сент-Омеру пришлось вести экспансию на север и восток от своего княжества: он совершал налеты на Тир, построив для их прикрытия замки Сафет (1102 г.) и Торон (1105 г.)., и возобновил наступление, начатое в свое время Танкредом, на восточный берег Тивериадского озера и долину Ярмук, «Суэцкую землю», которую защищал замок Каср Бардавиль (замок Балдуина), разрушенный в 1106 г. дамаскинцами во время кампании, где погиб сам Гуго. Княжество Галилейское, итало-норманнское при Танкреде (который привел с собой своих соотечественников, таких как Адон де Серизи), стало «артуаским» при Гуго: он пожаловал Бейсан Адаму де Бетюну и часть Суэцкой земли – Пьеру де Лансу; в свою очередь «французы», как Дре де Бри, воцарились там, когда Жослен де Куртене (1112–1119 г.) заменил Жерве де Базоша, князя Тивериады в 1106–1108 гг.: новый князь был уроженцем Гатине. Именно с ним был Бернар д'Этамп, который присвоил имя Дера'а, что на подступах к Джебел Друз, на мгновение захваченному у мусульман. Частые и кровопролитные стычки унесли жизнь не одного «князя Табарии» к тому моменту, как княжество было пожаловано Готье де Сент-Омеру, до этого бывшему наемником у короля, возможно, в наследственное владение:[118]118
  R. Grousset, II, Р. 838 sq. В 1109 г. (Alb. Aq., P. 668) король пообещал Танкреду вернуть ему Хайфу, Табарию (Тивериаду) и Назарет. Готье, сын кастеляна Сент-Омера и брат Гуго де Фокемберга, женился на дочери Арнульфа Гинского, присланной своим отцом в Святую Землю (Chronique d'Ardres, P. 109). Когда он в 1150–1154 гт. состоял на жалованьи у короля, его задумали женить на княгине Антиохийской (Grousset, II, P. 159, 168, 173).


[Закрыть] после смерти Готье его вдова Эскива вышла замуж за Раймунда III Триполийского, который стал править Галилеей от имени своих пасынков Рауля, Гильома, Гуго и Отто.

Около 1107 г. Балдуин I пожаловал Торон – уже отторгнутый от Галилеи? – Онфруа I Торонскому (появившемуся в источниках с момента, как он захватил караван, выступивший из Тира). Его сын Онфруа II Коннетабль к нему добавил Баниас, внук – Онфруа III – стал князем Монреальским, а Онфруа IV уступил королю Торон, Шатонеф (построенный в 1179 г.) и свои права на Баниас, когда женился на Изабелле Иерусалимской, перед октябрем 1181 г. После развода он возвратил себе права на эти земли, которые и перешли к его внучке Алисе Армянской.[119]119
  R. R., 606, 615, 653. Король, чей кастелян в 1181 г. находился в Тороне, уступил эту сеньорию Жослену III Эдесскому.


[Закрыть]

На побережье замок Сканделион, построенный в 1116 г., чтобы блокировать Тир, стал центром гористой области, простиравшейся от поместья (casai) Метессель до мыса Накура. К югу от Акры, сеньория Кеймон, первое упоминание о которой датируется XIII в., горные сеньории Кафран, Сен-Жорж и владения Жоффруа Ле Тора преграждали подходы к городу. Юг Галилеи был поделен на маленькие сеньории, подчинявшиеся либо королю, либо князю. К востоку от Бейсана сеньория Герен располагалась ближе к Зерену (Пти Герену), чем к Гран Герену, если верить изображению замка на печати ее последнего известного сеньора, Рауля (1179 г.) Также существовали фьефы Бюри и Лиона.[120]120
  Rey. Sommaire du Supplement, P. 12. Грамота со свинцовой печатью, воспроизведенная у Шлюмбергера (Schlumberger. Sigillographie, P. 47) подписанная Раулем д'Ибеленом, несет на обратной стороне надпись «castrum Iberini», которую, без всякого сомнения, нужно читать как «Gerini»: изображение замка, сильно отличающееся от вида замка Ибелен, напоминает замок Зерен, приведенный у Лорте (Lortet. La Syrie d'aujourd'hui. Paris, 1884. P. 478.) (Неизвестно, чтобы сеньором Ибелен был хоть бы один Рауль). – В 1168 г. Лион принадлежал князю Готье, до этого времени одновременно являвшимся сеньором Сафета (R. R., 447). – О Бейсане см.: La Monte, Norton Downs. The lords of Bethsan… (Med. et Hum., VI, 1950, P. 57–75).


[Закрыть]

Мон-Кармиль зависел от сеньории Хайфы, созданной Годемаром Карпенелем (1101–1102 гг.), которая граничила, по ущелью Детруа (Пьер-Ансиз), с графством Цезарейским, основанным в 1101 г. Арпеном, виконтом Буржским, перед отъездом на Восток продавшим свой домен королю Франции. После того как Арпен был убит в 1102 г., Цезарею получил булонец Евстахий Гранье, один из самых верных соратников Балдуина I, чьи потомки (Готье I, его сыновья Ги и Готье II, затем их сестра Жюльена) сохраняли город до его захвата сарацинами. Этот фьеф был одним из самых крупных в королевстве и включал в себя плодородные низовья возле Нахр Зерка (Реки Крокодилов), соляные копи на севере Цезареи, внутренние области: вместе с Цезареей пять городов обладали городскими советами (Како, Калансон, Сен-Жан де Севаст, Мерль).

Королевский домен в Самарии соседствовал с фьефами Мильи и Рохарда Наблусского. Самария граничила с маленькой сеньорией Арсуф, после которой начинался фьеф, владелец которого занимал первое место в списке баронов – графство Яффы и Аскалона, созданное после 1118 г. для двоюродного брата Балдуина I, Гуго де Пюизе. Знаменитый противник королей Франции Филиппа I и Людовика Толстого, он был изгнан в Святую Землю, где вскоре скончался. Его сын Гуго II, вступивший в брак в 1124 г. с Эммой Иерихонской, вдовой Евстахия Гранье, взбунтовался в 1132 г. против Фулька Анжуйского, который конфисковал его графство. В 1151 г. Яффа была отдана в апанаж Амори I, который в 1153 г. присоединил к ней и Аскалон. Включенное в 1163 г. в королевский домен, графство было уступлено в 1177 г. Сибилле Иерусалимской. Его территория, простиравшаяся от Бланшгарда доморя, от Арсуфа на юге до Газы (Гадра), включала множество вассальных сеньорий, которым было суждено стать у истоков возвышения самой могущественной семьи латинского Востока – Ибеленов. Замок Ибелен, построенный королем в 1141 г., был доверен Бальану, коннетаблю графства Яффаского. Когда в 1147–1148 гг. на Ренье (1141 – 147 г.), сыне Гуго де Рама, пресеклась семья де Рам, Бальан получил по наследству сеньорию Рамлы (Рам), которую после него приняли его сыновья Гуго, затем Балдуин (к тому времени уже ставший сеньором Мирабеля). Его дочь Эрменгаруа была владелицей Тивериады; а когда его третий сын Бальан, сеньор д'Ибелен, женился на королеве – матери Марии Комниной, правительнице Наблуса, дом Ибеленов сравнялся с самыми крупными баронскими семьями: в лице Жана д'Ибелена, знаменитого юриста, прежние вассалы графа Яффаского сами завладели этим графством.[121]121
  Mas-Latrie. Les comte de Jaffa et d'Ascalon//Archivio Veneto, XVIII, 1879, P. 370–417; J. L. La Monte. The lords of Le Puiset on the Crusades//Speculum, XVII, 1942, P. 100–118. Не получил ли «Шастель Бероард» свое название от имени некоего Бероарда, упомянутого в 1112 г. (R. R, 67)? Ибн Ибрак (Бенибрак, чьим владельцем в 1180 г. являлся Рауль), зависел от Рамлы. Шастель-Арнуль, разрушенный в 1106 г., которым владел Гонфруа из Башни Давида, нужно искать в области Ашдод (Азот). V. Addenda.


[Закрыть]

Между Аскалонской областью и Мертвым морем лежали пологие холмы Хеврона (Сен-Абрахама), центра сеньории, граничившей с «Берри» (пустыня Тих), которая находилась под надзором укреплений Фьер, Семоа и Кармиль. Этой сеньорией владел в 1101 г. Годемар Карпенель, в 1101–1102 гг. Роже Хайфаский, затем Гуго де Сен-Абрахам, после она попала к Готье по прозванию Магомед, и наконец, к Балдуину де Сент-Аврааму (1120–1136), от которого она перешла к владетелям Крака.[122]122
  Жан д'Ибелен называет городские советы в Иерихоне, Вифлееме и Гибелине подчиненными Хеврону.


[Закрыть] Между Сент-Авраамом и последней крупной сеньорией королевства вклинилась маленькая сеньория «Palmerium», которую идентифицировали с Сегором, находившимся в плодородных пальмовых рощах к югу от Мертвого моря.[123]123
  Известная лишь по одному акту (R. R., 594; 1180), она принадлежала Эльвис, дочери сеньора Альфонса, супруге некоего Рено, наследнице Пьера де Castello (Кастильского?), которая совершает дарение для Мон-Фавора. Нужно ли поместить эту «Palmerium alias Solinum» в Галилею (в Solem), гдe находилось аббатство Palmarea, или, скорее, в Сегор – Paumier Жака де Витри?


[Закрыть] Что же до огромного региона, простиравшегося с востока Иордана и юга Мертвого моря до Синайской горы и Красного моря, включая хлебородные земли Моаба и бескрайние пустыни Аравийской Петры, то в конце XII в. он входил в сеньорию Крака и Монреаля. В самом начале «земля за Иорданом» (с Ахаматом, нынешней столицей Трансиордании – Амманом) постепенно увеличивалась. Пожалованная сначала Ромену дю Пюи и его сыну Раулю (за исключением земель Готмана Брюссельского, которые перешли к его сыну Жану Готману), Трансиордания увеличилась за счет Вади Араба, где в 1115 г. был построен замок Монреаль. После того как Балдуин II конфисковал эту сеньорию (перед 1126 г.), Пейен Ле Бутейе построил там, у Мертвого моря, замок Крак де Моаб (1142 г.), тогда как Валь Муаз, возведенный в 1117 г., принадлежал Балдуину, сыну Ури Наблусского. После смерти Мориса, племянника Пейена, все эти владения попали в руки Балдуина III, который пожаловал их Филиппу де Миаьи, возможно, приходившемуся мужем дочери последнего сеньора. Дочь Филиппа Этьеннетта принесла в приданое княжество Крака и Монреаля троим своим мужьям, Онфруа III Торонскому, Милю де Планси и Рено де Шатийону, прежде чем возмужал ее сын Онфруа IV. На Красном море порт Айла, выросший на месте библейского Эзионгабера, служил для Рено базой для операций на этом море.

Память о прочих фьефах утеряна,[124]124
  Du Cange. Familles d'Outre-Mer. Ed. Rcy. Paris,1869; Rey. Sommaire du Supplement aux familles d'Outre-Mer. Chartre, 1881; Deschamps. La defense du royaume de Jerusalem, passim. Lois, II, P. 452: Пейен Ле Бутейе, возможно, приходился дядей Филиппу де Мильи, который унаследовал Крак у своего кузена Мориса; не жена ли Филиппа принесла ему в приданое Хеврон


[Закрыть] но представленный список воспроизводит самую значительную часть «бароний и земель», которые находились в орбите Иерусалимского королевства. Жан д'Ибелен устанавливает меж ними иерархию, которая уже видна в «Книге короля», где проводится различие меж «баронами» и «terriers», повелевающими простыми рыцарями, которым, наряду с королем, они могли даровать фьефы. Четыре «бароний», чьи владельцы претендовали быть подсудными только суду равных – графство Яффы и Аскалона, княжество Галилейское, Сидонская сеньория и сеньория Крака, Монреаля и Сент-Авраама – в реальности никогда не появлялись в документах в стороне от остальных сеньорий. Известно, что претензии, подобные тем, что выдвигали четыре барона, появились и во Франции, где «двенадцать пэров» претендовали быть судимыми только людьми своего круга – привилегия, которую на протяжении XIII в. они так и не смогли воплотить на практике. В Иерусалиме также была произведена попытка со стороны крупных баронов создать «аристократию» в рядах знати, но она, безусловно, не удалась.[125]125
  В 1155 г. (R. R., 299) в одном тексте бароны короля (Онфруа Торонский, Жан Готман, Гуго Цезарейский) были отделены не только от горожан, но и от «людей короля» (Эд де Сент-Аманд, Гильом де Барр, Эд де Толан, Гуго де Бейсан, Вивьен Хайфаский, Жослен Пезель, Жослен де Самосат, Гильом де Монжизар, Арнульф д'Исингем и Бартелеми де Суассон). Первые являлись быть может «terriers» и одновременно баронами, вторые же – простыми вассалами.


[Закрыть]

Привилегии «баронов и terriers» по сведениям «Книги короля» заключались в том, что они давали фьефы своим людям, имели право вершить суд над горожанами и рыцарями, «подписывать и скреплять печатью их дарения», судить и вешать злоумышленников, наконец, право забирать в своих землях имущество, на которое нет наследников, похожее на право «кораблекрушения». На Западе таким привилегиями обладали верховные юстициарии. Но существовал особый вопрос, который лишь скупо рассматривается юриспруденцией: право чеканить монету. Установления Балдуина II сохраняли это право единственно за королем, но мало-помалу бароны его узурпировали: уже в конце XII в. (1165/1204 гг.) Рено Сидонский чеканил монету, и эта практика получила повсеместное распространение в следующем столетии.[126]126
  Grandclaude, Р. 45. Граф Шандон де Бриай доказал, что право «печати» заключалось в возможности скреплять свои акты свинцом, а не простой печатью (Le droit de «coins» dans le royaume de Jerusalem//Syria, XXIII, 1942 – 3,P. 244).


[Закрыть]

Права баронов в отношении людей их земель были похожи на те, какими обладал король, но они были обязаны государю «службами» по феодальному обычаю в силу клятвы верности и оммажа, принеся которые, получали во владение свои домены. С возникновения феодального строя военная служба составляла основную обязанность вассалов: поскольку колонии франкской Сирии жили в условиях почти непрерывной войны, то же самое было и на Востоке. С целью как-то выделить баронии, Жан д'Ибелен постановил, что одна «барония» обязана «службой ста рыцарей» – он более или менее искусственно сгруппировал фьефы, чтобы создать эту единицу – и колебался, числить ли среди них сеньорию Крака, которая должна была выставлять всего шестьдесят бойцов. Эта повинность была настолько важна, что в «Ассизах», хоть и вышедших в свет спустя шестьдесят лет после падения Иерусалима, заботливо сохранялись «devise» фьефов, пусть рыцари, чьи имена там упоминаются, уже давно были мертвы: по прошествии времени не отправлялась служба от Гильома де Монжизар за сеньорию Дарон,[127]127
  Дарон, сначала доверенный королевскому кастеляну Ансо де Па, в 1171 г., был затем пожалован некоему Пьеру, отцу Фулька и Отто, которые ему наследовали, когда Дарон вновь стал христианским владением, несмотря на существование племянника Ансо-Тибо. О рыцарях Монжизара см.: Clermont-Ganneau. Recueil et Lois, I, P. 425.


[Закрыть] ни от Мишеля Синайского за сеньорию Монреаль! Когда в 1174 г. Балдуин IV уступил своему родственнику Филиппу Рыжему два поместья на границе Галилеи (Арраб и Зекканин) в обмен на ренту от «цепи» в Акре, то позаботился уточнить, что Филипп, до этого обязанный поставлять на королевскую службу одного рыцаря, теперь с полученной им земли будет приводить двух рыцарей. Костяк королевского войска, таким образом, состоял из этих отрядов, выставляемых в силу военной повинности с земли; каждый фьеф являлся предметом вознаграждения для владеющего им воина – поэтому-то и распределение деревень входило в функции коннетабля, прежде всего бывшего военным чином. Принимались разные предосторожности, чтобы фьеф не попал к лицу, неспособному нести обязательную военную службу. Например, запрещалось продавать фьеф не-рыцарям, сирийцам, церквам, религиозным орденам или «людям коммуны» (привилегированным итальянцам: но этот запрет объяснялся иной причиной). Рыцарю, заболевшему проказой, в том случае, если он был вынужден отправиться в орден Св. Лазаря, надлежало «передать» свой фьеф другому верному вассалу. Рыцарь, достигший возраста шестидесяти лет, должен был, хоть он сам и освобождался от службы в войске, выставлять себе замену.

Те же соображения, из-за которых каждый вассал был обязан получить от короля разрешение на продажу своего фьефа, равно как и необходимость военной службы, осложняло наследование фьефа женщинами: когда жена вассала становилась вдовой, нельзя ее было принуждать к повторному браку на протяжении года и одного дня; по истечении этого срока король предлагал ей на выбор троих кандидатов. Если же она отказывалась выходить замуж, то теряла свое право на «бальяж» (или «бальи») фьефа – иначе говоря, на доходы от фьефа (который король приказывал «desservir» – передать другому), иногда на воспитание детей – но права детей оставались неприкосновенными до дня, когда старший из них становился совершеннолетним. Вдова не могла вновь выйти замуж без разрешения короля под страхом быть лишенной своего фьефа. Что же до дочерей, то у наследницы, уличенной в безнравственности, отбирали фьеф не только из-за позора, который она навлекла на своих родичей и самого проступка, а также потому, что она «потеряла достоинство девственницы (gaste l'onor de sa virginité)», «каковое должна была хранить для мужа, как своего сеньора, которому будет отдана (estoit tenue dou garder au marit que son seigor ou sa dame li eust donee)».[128]128
  Livre au Roi, 30–35. Старший сын наследовал фьеф, младшие же разделяли его с ним, принося брату оммаж: старший брат приводил их на службу королю; для дочерей то же самое правило было введено гораздо позднее (Livre au Roi, 34; Lois, II, 454), около 1171 г., когда дочери Генриха Буйвола де Мильи поделили меж собой фьеф Сен-Жорж, принеся оммаж своей старшей сестре: такой выход предложил граф де Сансерр (прибывший в Святую Землю в 1171 г.).


[Закрыть] Известно, какую роль король играл в выдаче замуж держательниц фьефов. Для него это было средством сделать дар, который ему самому почти ничего не стоил: например Амори I отдал опеку (бальи) над юным Онфруа IV, сеньором Трансиорданским, вместе с рукой Этьеннетты де Мильи, владелицы фьефа, своему кузену Милю де Планси. Существовала настоящая торговля наследствами: в 1179 г. Балдуин IV передал своему дяде Жослену III Эдесскому опеку над детьми Адама III де Бейсана, купив ее у Гуго Джебейлского…

Держа таким образом в своих руках военную службу от фьефов и контролируя их передачу по наследству, король требовал, чтобы вассалы прибывали в армию со всем снаряжением и полным «доспехом». С этой целью маршал проводил смотр войска, оценивая лошадей: по его приказу верховых животных вносили в список «секрета» (т. е. королевской казны), и с этого момента они подлежали особому надзору («restor») – если лошадь погибала от болезни, была ранена или убита, король возмещал ее стоимость своему вассалу, при условии, что тот не был виновен в гибели своего коня. Стоимость лошади равнялась приблизительно 40, мула – 30 безантам. Напротив, каждая лошадь, захваченная у сарацин, принадлежала маршалу, равно как и животные, признанные больными. Лишением «restor» карались некоторые дисциплинарные проступки, например, если рыцарь покидал войско во время похода.

Если же рыцарь или сержант прибывали в армию без полного снаряжения, им предоставлялась отсрочка на четырнадцать дней, чтобы появиться со всем «доспехом»; но в течение этой отсрочки им не полагалось жалованья. Дело в том, что король имел право требовать службу от своих непосредственных вассалов только при условии выплаты им жалованья; были предусмотрены случаи, когда король оказывался слишком беден, чтобы платить своим «верным людям»; вассалы были обязаны по-прежнему нести службу, если эта бедность объяснялась исключительными причинами, «гневом Божьим или мором» (т. е. природными бедствиями) или же опустошительными набегами сарацин. Наряду с «рыцарями, принесшими тесный оммаж», чье жалованье шло на их каждодневное содержание (фьеф позволял им обеспечивать себя снаряжением и лошадьми) и от которых король мог потребовать службы в течение всего года в любом месте королевства (против обыкновенных сорока дней в год, принятых во Франции), существовали «наемные рыцари», чья значимость была ничуть не меньше. Ведь по подсчетам Жана д'Ибелена иерусалимская армия состояла всего из 574 рыцарей; но рядом со знатью, наделенной фьефами, очень рано начинают упоминать о «рыцарях-пилигримах», которые не получали земли. Многие из странствующих рыцарей средневековья, равно как и западных сеньоров посещали Святую Землю без всякого намерения там оставаться: часто покаяние приводило их защищать Гроб Господень в течение определенного срока. Это были временные бойцы, состоявшие на жалованьи у короля, откуда и их название – «наемники». Таковы были, в 1151–1152 гг., граф Суассонский, Ив де Нель, Готье де Сент-Омер и, в 1154 г., «два знатных лица, получавшие жалованье от короля, Рено де Шатийон и Готье де Сент-Омер» – фортуна улыбнулась им обоим на Востоке. Наемники пользовались теми же привилегиями, что и вассалы: одна хартия-Амори, в бытность его графом Яффы (1158 г.) подписана его «людьми» и «наемниками» (stipendarii). Но тем не менее они стояли на более низкой ступени феодальной иерархии, чем королевские вассалы, как это видно из текста «Книги короля»: любой наемный рыцарь, ударивший рыцаря из вассалов, терял свой доспех и в течение года и одного дня изгонялся из королевства. Сама же стоимость «платного фьефа» в 1261 г. приравнивалась к 500 безантам в год для рыцаря, служившего со своими четырьмя лошадьми.[129]129
  Livre au Roi, 27, 40; R. R., 63, 332,1302; G. T., 781, 790, 802.


[Закрыть]

Наемниками становились не только рыцари: наряду с отрядами сержантов, которых были обязаны выставлять города и церкви королевства (свыше 5 000 по списку, сохраненному Жаном д'Ибеленом), король нанимал сержантов среди «паломников», воевавших либо пешими, либо верхом, но снаряженными гораздо хуже, чем рыцари. Привычное соотношение во франкских армиях на Востоке равнялось одному рыцарю на десять пехотинцев, и в рядах рыцарей часто встречались всадники незнатного происхождения (не путать с туркополами, к которым мы еще вернемся). Созыв армии («бан» или «арьер-бан», своего рода всеобщая мобилизация) производился «знаменосцами (banniers)», и ее сбор назначался в одном из известных пунктов, таких как фонтан в Саферии, подле Назарета, или Аль-Ариш на египетской границе. Король осуществлял командование, коннетабль становился его заместителем, и в походе царила строгая дисциплина: запрет покидать ряды, увлекаться преследованием и т. д. Было бы ошибкой считать, как делали до сих пор, что в Иерусалиме не существовало единого командования: приведенные примеры были вырваны из истории крестовых походов в тот момент, когда рядом с собственными отрядами Иерусалимских королей присутствовали войска, возглавляемые своими собственными предводителями, которые чувствовали себя на равных правах с командующими презираемых ими «пуленов» – можно назвать их «креолами».[130]130
  G. Dodu, P. 170, 180.


[Закрыть]

Взамен тяжелой повинности, каковую представляла собой часто востребованная военная служба, «вассалы, принесшие тесный оммаж», пользовались многочисленными привилегиями. Король – или барон – мог требовать службу только от тех, кому даровал фьеф землей или деньгами: лишенный фьефа ничем не обязан своему сеньору «desaisi n'est de riens tenu a son seignor». Если же фьеф был захвачен сарацинами, государь должен был постараться вернуть его вассалу, иначе тот освобождался от службы за этот фьеф.

Вассал мог «доверить» свое держание королю на срок в год и один день. Но особенно важно, когда держатель совершал преступление, король мог наказать его только по суду в Высшей курии. Некоторые историки сделали из этого права, на самом деле распространявшегося на любого средневекового человека, личную привилегию вассалов: никто не мог быть осужден без суда равных себе. «Король обязан верностью своему вассалу в той же мере, что и вассал обязан ему». Покарать вассала без «суда в курии» было вероломством, и Амори I наказал Жирара Сидонского за то, что тот поступил таким образом с одним из своих людей. Чтобы судить рыцаря, король приглашал своих вассалов, согласно своему праву требовать совета, «прибыть к нему в курию». Тех же, кто не откликался на этот вызов, за вероломство лишали фьефов и рыцарских прав.

Также, в силу обязанности совета государю, вассалы прибывали, чтобы принять участие в создании «ассиз» на «парламенты», пленарные заседания королевской курии, где обсуждались государственные вопросы. Множество текстов донесли до нас воспоминания о этих заседаниях, которым в XIII в. было суждено поставить королевскую власть под опеку.[131]131
  Г. Додю (стр. 155), без сомнения, думал о Версале Людовика XIV, когда писал: «Короли, вовсе не пренебрегая этим средством воздействия на своих подданных, создали на Востоке двор по образцу французского!»


[Закрыть] Так, в 1152 г. во время налета туркменов на Иерусалим оказалось, что в городе находится лишь небольшой гарнизон, поскольку все рыцари Святого Града отбыли на совет в Наблус. В 1167 г., опять же в Наблусе собрался другой «парламент», чтобы вынести решение о своевременности нового похода на Египет, а в 1186 г. – для обсуждения вопроса о престолонаследии. Амори I в свое правление созывал своих прелатов и баронов, чтобы рассмотреть предложение об армянской колонизации Палестины, а в 1171 г. собрал их, чтобы решить, как предотвратить опасность объединения Сирии и Египта, захваченного Саладином. В 1182 г. «парламент» был созван, чтобы вотировать всеобщий налог, и в 1184 г. в Акре Балдуин IV собрал другой совет с целью лишить наследства Ги де Лузиньяна, а также разрешить вопрос с просьбой о помощи к Западу. Получается, что эти ассамблеи становились для короля советом, который он собирал, чтобы принять решение по серьезным делам, и то, что они вотировали налоги, делает эти собрания похожими на английский «парламент» и испанские кортесы, которые как раз в то же время находились в периоде своего зарождения. Судя по всему, ассамблеи не заседали периодически, а собирались по зову короля. В это время они еще были зародышем института, в котором совмещался военный совет, трибунал и совещательная ассамблея: мы знаем, что они пользовались законотворческими функциями, поскольку на этих ассамблеях принимали «ассизы». Именно там бароны и рыцари могли оказывать давление на королевскую власть, хотя оно и становилось ощутимым только в правление слабого государя. Тем не менее, иногда Иерусалимские короли были вынуждены уступать «общественному мнению», как Амори I, который атаковал Египет, не дождавшись возвращения своего посольства из Византии, о чем сообщают восточные хронисты и Гильом Тирский.[132]132
  R. Grousset, II, Р. 511–521.


[Закрыть]