Текст книги "Баллада о Новом Утесе"

Женя Крич
Баллада о Новом Утесе

– Какой-нибудь осел мне объяснит, что делают в подвале члены городской администрации и почему они в таком виде?

Начальство ждало от меня ответа. Действительно, головы высокопоставленных лиц были срезаны на хорошую четверть. Как так получилось, честное слово, я не знал. Сейчас наша арт-директор сожрет меня с потрохами.

– На чердаке места не хватило. Там уже оборотни в погонах все заняли. Про них материал реально трендовый, – я не оправдывался, а выражал свою точку зрения. Я считаю, что коррупцию надо на первую полосу и на чердак. То есть на самый верх полосы. А горсовет можно в подвал, в нижнюю часть. Ничего, с них не убудет. Чуть ли не каждую неделю их рожи печатаем.

– А про блид по краю особое напоминание нужно? А про висячие предлоги в конце строчки? Что же касается приоритетов в размещении материала, так, я полагаю, Куликова оставила тебе инструкции, – арт-дери-крыса смерила меня таким взглядом, будто я у нее только что взаймы попросил.

Куликова мне ничего не оставила, потому что ей срочно приспичило рожать, а в таких случаях не до верстки какого-то макета. Я уверил ее по телефону, что все сделаю сам, и сделал. Ну, вот только про предлоги забыл. И про припуск на обрез, будь он неладен. Ну и там по мелочам. Я изобразил на лице скорбное чувство вины и стал похож на кота в сапогах из мультика про «Шрека». Трюк, похоже, не удался.

– Знаешь что, Савельев, – арт-гестапо, сдвинув очки на кончик длинного, как у старухи Шапокляк, носа, стучало карандашом по столу, видимо обдумывая, какую кару назначить мне за грехи мои тяжкие, – собирай-ка ты свои манатки и вали отсюда свежим воздухом дышать…

Вот так номер. Станция «Великие сосны». Конечная. Приехали.

– Что, типа, совсем?

– Разбежался. И как в таких условиях работать? Одна половина трудового коллектива в декрете, другая в запое, а у третьей руки, голова и то, на чем сидят, взаимозаменябельно.

Под третьей половиной, надо понимать, имелся в виду я.

– …и тут еще эта экспедиция, как снег на голову. Представитель прессы им нужен, освещать сенсацию. Для нашей малотиражки, кстати, это шанс. Для тебя лично – тоже. Считай, повезло, к науке приобщишься. Будешь представлять «Уссурийский вестник» в свете великих открытий. Так что давай, собирайся – и с глаз моих долой в командировку.

– А куда ехать-то?

– Край родимый исследовать, Сихотэ-Алиньский хребет. Там засекли, – Шапокляк извлекла из-под груды бумаг распечатку какого-то научного издания за текущий, 2006-й год, и хищно прищурилась, – аномальный гамма-всплеск локального характера. От тебя ожидается аномальный всплеск умственной активности и репортаж. Не вижу энтузиазма на лице…

* * *

Первая мысль, которая пришла мне в голову, была неутешительной: это не спасательная бригада. Спасатели не стали бы стаскивать с моего запястья часы. Чьи-то руки деловито ощупывали меня со всех сторон. Шершавые, грубые и, о господи, неженские руки. Они расстегивали мою куртку, сначала заклепки, потом молнию. Я открыл глаза и ужаснулся. Надо мной склонилась фигура самого настоящего снежного человека, волосатого, угрюмого питекантропа, одетого в меховую шубу и пушистую, видимо песцовую, шапку-ушанку. Снежный человек бесцеремонно вытряхивал меня из моих же вещей. В воздухе пахло мочой, псиной и чем-то горелым. Когда мохнатый питекантроп принялся стягивать с меня штаны, я со всей дури лягнул его ногой в морду. Удар вышел на славу, если учесть, что к рантам моих ботинок все еще крепились металлические кошки. Снежный человек взвыл на незнакомом языке и прижал ладони к окровавленному лицу. На крик сбежались такие же волосатые черти. Великие сосны, да их тут целое племя. Размышлять о том, кто это – затерянные в горах Сихотэ-Алиня удэгейцы, ульчи или орочи – мне предстояло позже. А сейчас меня били. Силы свои я оценил четко: не отобьюсь. Оставалось только надеяться на то, что кто-то из наших сумел выбраться из-под лавины и сейчас приведет помощь, закончив этот первобытный беспредел.

Никто не пришел меня спасать.

Я очнулся на холодном полу убогой хижины без окон, если не считать маленького отверстия под потолком. Холод пробирал до костей. Вместо куртки мне досталась серая мешковина, напоминающая рубище, в котором блаженные паломники совершают поход к святым местам. Но страшная мысль, что вся группа осталась погребенной под снежной лавиной на подступах к Тардоки-Янге, леденила душу сильней любого мороза. Здесь же на полу лежали вповалку тощие тела, вид которых приводил в ужас. «Освенцим, ГУЛАГ, зомби», – промелькнуло в голове одновременно. Я пошевелился, сплюнул крошево выбитых зубов и невольно застонал. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.

– Эй, что тут происходит? – прохрипел я.

Ответа не последовало. Я машинально бросил взгляд на левое запястье, чтоб в очередной раз печально убедиться: часов нет. Жаль. Отличный был хронограф, с автоматическим подзаводом и лунными фазами – подарок иностранного коллеги.

Время свернулось в клубок, закатилось в самый дальний угол сознания, и я перестал его чувствовать. Звуки снаружи стихли, полуживые скелеты перестали ворочаться, прижались друг к другу в поисках тепла и захрапели в унисон. Оперевшись о деревянную стену барака, я смотрел вверх, в потемневшее окошко над потолком. Вид звезд меня всегда успокаивал. Я безуспешно попытался разглядеть в вышине ковш Малой Медведицы и ее альфу, Полярную звезду. Небо было чужим. С него взирали два зловещих багровых диска, похожих на воспаленные глаза неведомого хищника. Я тряхнул головой, в надежде, что хотя бы один из дисков пропадет, но вызвал лишь очередную волну головной боли.

Внезапно груда сопящих тел вздрогнула и на секунду сбилась с ритмичного храпа, исторгнув откуда-то из своих глубин тощее тело, которое, согнувшись в три погибели, медленно двинулось в мою сторону. Абориген уселся возле меня, поднял палец кверху и произнес по-русски:

– Небо.

Обломанный ноготь на пальце переливался золотой краской и блестел в свете незнакомых звезд. Затем абориген ткнул себя в грудь:

– Хайра.

Наверное, так его звали.

Я медлил, словно пытаясь вспомнить собственное имя, и, наконец, произнес:

– Максим.

* * *

– …мнемокристаллы. Я тогда еще не знал, что они так называются. Они цеплялись на голову и блестели, я думал, что это такое украшение для знатных боев. Я их спрятал, чтобы другие носители копий не отобрали. Трое чужаков, говоривших на твоем языке, прилетели на машине с крыльями, они дали мне кристаллы, варенье и кофе. Носитель отличного меча из рода вихрей хотел убить чужаков, но они улетели на далекую звезду. Я долго слушал голос в мнемокристаллах и стал очень умным, гораздо умнее носителя отличного меча из рода вихрей. Правда, было много слов, которые я не понимал. Как, например, «биоэлемент», или «археология», или «любовь». Я откладывал их в сторону, чтобы понять потом, когда еще больше поумнею. Я научился красиво говорить, не хуже, чем придворные летописцы Великого и Могучего Утеса. Я поехал в город и стал там богатым и важным боем, и Великий Утес подарил мне одну из своих женщин. Она, как и положено, меня боялась. Она думала, что я буду делать ей больно, как другие важные бои, которым Великий Утес ее дарил.

– Я хочу с тобой говорить, – сказал я ей.

– Ты хочешь странного, – ответила она, и вода полилась у нее из глаз.

Я разозлился и сделал ей больно.

Я ждал, что трое, которые улетели к звездам, однажды вернутся и дадут мнемокристаллы всем, кто захочет, и покажут, как включать машины. И привезут с собой много вкусного варенья. Когда-то мне очень сильно хотелось варенья, но потом мне стало хотеться странного, и внутри у меня сделалось неспокойно.

Хайра стукнул себя кулаком в грудь, видимо показывая, где именно ему сделалось неспокойно, и продолжил:

– Пришли носители мечей и копий. Они забрали у меня мой дом, мою одежду и мою женщину и привезли меня сюда. Я здесь все хорошо знаю, я раньше был воином, стражником из рода холмов.

– Это вроде тех, что мне бока намяли? – перебил я.

Хайра кивнул и продолжил:

– Они записывают на специальной бумаге, как машины работают, а потом отдают большому начальнику, а большой начальник отвозит самому Великому и Могучему Утесу с ногой на небе. Если машина тебя не задавит и ты угадаешь, как она включается, то сможешь снова стать свободным. Жаль, у меня нету кристаллов. Но я тебя и так научу, ты же умный, а потом мы сбежим отсюда, я знаю дорогу, и ты покажешь мне, как включать машины, мы всех победим и уедем отсюда в город. Но сначала ты должен научиться нашему языку. Если хочешь, чтоб тебя не сразу убили, нужно говорить «идай-хикари тико-удо…» Повторяй давай: «тико-о… удо-о…». Это значит «Великий и Могучий Сверкающий Утес, блистательный бой с ногой на небе…»

* * *

Поначалу мне казалось, что я попал к затерянным в глубокой тайге Приамурья представителям малоизученных племен. Родной край у нас необъятный и загадочный, периодически радует интересными находками. Очень скоро я понял, что ошибся. Меня поймали террористы, вводят мне галлюциноген, а сами требуют выкуп у моей престарелой двоюродной тетки, за неимением других близких родственников. Весьма правдоподобно, если, конечно, не обращать внимания на совершенно незнакомую карту неба. Взять хотя бы два солнца. Одно огромное, желтое. Другое поменьше, оранжевое. В голове у меня крутились различные сюжеты про попаданцев и анекдоты про писателей, которые их придумывают. Ну, допустим, я не на Земле. Не больно-то хотелось залететь во времена Ивана Грозного да под горячую руку опричнины. Или под Ржев в сорок втором. Хорошо бы оказаться в пусть и не всегда логичном, но местами забавном мире графоманствующей любительницы романтичной фэнтезятины. Тогда все в порядке. Тогда можно спокойно ждать появления магических способностей, высокопоставленных родичей, баснословного наследства и других полезных роялей в кустах. По ходу дела местная принцесса, похожая на Дженнифер Лопез, начнет настойчиво меня домогаться, а потом я спасу Вселенную от главного плохого дядьки.

Нет, не про меня такое счастье. Похоже, занесло меня в какую-то «Кин-дза-дзу», в пещерный век, куда каким-то образом занесло образцы разнообразной техники. Часть аборигенов довольно неплохо устроилась – сахар, масло, белый хлеб, шуба, шапка, томагавк. Зато остальным не повезло. Как объяснил Хайра, менее удачливые, включая меня с ним, преступники, провинившиеся перед местной властью в лице Великого и Могучего Утеса, и единственный способ для них отправиться на свободу с чистой совестью – это разобраться, как управлять мистическими пепелацами, передвигающимися от одной точки к другой. Что-то знакомое было в окружающем мире белого безмолвия и технического прогресса, но я никак не мог вспомнить что. Времени на раздумья было мало. Не хотелось гадать, прибьют ли меня граждане начальники отличных копий, или же драндулет какой задавит, или просто задубею тут до состояния синей кочерыжки.

– Хайра, а бумагу и карандаш достать можешь?

Бумага у Хайра имелась. Правда, всего лишь один мятый лист, и хранил он его, как талисман, в дырявом, видавшем виды и целую вечность не стиранном носке, надетом на правую ногу.

– Я тебе продиктую, а ты пиши. Заявление на имя Великого и Могучего Утеса, блистательного боя с ногой на небе. Мы, нижеподписавшиеся…

– Я не понимаю, как оно должно сработать, – сказал Хайра.

– Очень просто. Что сделает большой начальник, когда узнает, что носители копий воруют и обманывают его?

– Побьет их.

– Ну а пока он их бить будет, что мы сделаем?

– Убежим! – радостно завопил Хайра, потом вдруг понял, что о таких вещах вопить не следует, и сам себя хлопнул по башке.

Самым сложным оказалось подкинуть письмо. Между бараками мы передвигались свободно, а вот как попасть на ту территорию лагеря, где обитали кумовья туземного абвера, я не знал. На помощь кого-то из заключенных питекантропов рассчитывать не приходилось. Как я понял, на Соловки Великого и Могучего попадали целыми семьями. Товарищи по несчастью держались возле своих родичей и чужаков сторонились. Поэтому когда один из доходяг предложил доставить послание по назначению, я оторопел. Во-первых, такое самопожертвование казалось странным. Во-вторых, я наглядно убедился в несостоятельности нашей конспирации. Раз о нашем плане знают, значит, жди беды.

* * *

Я лежал на снегу, устремив взгляд вверх. Скоро я усну, и крупные мохнатые снежинки, падающие мне на лицо, перестанут таять. Интересно, когда я умру, это будет по-настоящему?

– Ну, давай же, ну, олень безрогий, фашист недобитый, скользкая личинка навозной мухи, желтопрессная продажная крыса, графоман бездарный, чтоб тебя, гнида, в расколбас да через наискосок, да по диагонали, да чтоб ты сдох, только не умирай, пожалуйста…

Я бы улыбнулся, если б мог, но лицо закоченело. Хайра понятия не имел, кто такие фашисты и графоманы. Это я его научил, в целях обмена культурным опытом. Как выглядят гниды, объяснять не пришлось. Бесчисленное множество паразитов с ног до головы покрывали наши тела. Но ничего, сейчас я окончательно замерзну, кровь в моих жилах превратится в лед, и вшам придется подыскать себе другую среду обитания. Из лагеря мы ушли перед рассветом, прихватив с собой чертежи, составленные начальником копий. Погони за нами не было, видимо пропажи пока не хватились. За людьми учета никакого не велось: они гибли, как мухи в дихлофосном угаре, не вызывая сожаления ни у стражи, ни у своих же товарищей по несчастью. Бегство было отчаянной попыткой, обрекающей нас на неизбежное вымерзание в снежной пустыне. Хайра тащил меня на себе несколько километров. Иногда он останавливался, растирал мне лицо и руки снегом, а потом тащил дальше. Он был нечеловечески вынослив и морозоустойчив, не чета мне.

– Давай, Максим, покажи этим гнойным трупоедам, что есть у нас еще похер в похеровницах!

– Порох, Хайра, порох, – надо же, какой талантище, настоящий пещерный лингвист. С этой светлой мыслью я погрузился в сон. Снились мне отчего-то маленькие бифштексы с соусом «Пикан».

– Кушать! Кушать! Много еды, Максим! Много мяса! Хайра убил птицу сиу и зажарил ее в огне! Хайра убил важного начальника и забрал у него хорошую одежду! Спать плохо, Максим. Во сне приходят к человеку злые духи и забирают его волю. Смотри, Максим, я привел тебя к машинам, чтобы ты мне показал, как они включаются!

Неужели уже наступило будущее, и я прилетел черт-те куда на звездолете? Отчего же будущее такое несветлое? Я бы сказал, пещерное? Тот факт, что один дикарь убил другого для того, чтобы меня одеть и накормить, не поддавался никакому рациональному объяснению.

Я не пью, значит, это не белая горячка. Не курю, значит, это не паленая трава с черного рынка. Я вообще ничем не злоупотребляю, кроме разве что служебного положения, да и то по мелочам. Ах да, я же попал. Стал, можно сказать, жертвой попаданской графомафии. Встречу щелкопера-садиста, устроившего мне это приключение, – набью ему морду.

* * *

К мясу птицы сиу должна прилагаться железная челюсть, чтоб его разжевать, и, желательно, желудок со стальным эпителием, чтобы его переварить. Мерзкая на вид крылатая тварь оказалась такой же мерзкой на вкус. Зажевав этот апофеоз кулинарного кошмара снегом, я погрузился в созерцание странного пейзажа, напоминающего картины технократического постапокалипсиса, когда гусеничные тракторы устроили заговор против своих создателей, уничтожили их всех до единого, после чего выстроились в шеренгу и организованно отправились в ад, вход в который открывался прямо здесь, за снежным холмом.

Хайра с благоговением смотрел на вереницу бесконечных машин, двигающихся по неизменной траектории от одного котлована к другому. Техника была самой разнообразной: от безобидных на вид сельскохозяйственных комбайнов до гусеничных вездеходов, напоминающих боевой танк «Меркава» с суперсекретной броней, устройство которой до сих пор остается военной тайной. Некоторые машины представляли собой настоящее чудо техники, но самым удивительным было то, что двигались они сами по себе, видимо будучи запрограммированными на определенный маршрут.

– А ты сможешь? – охрипшим голосом спросил Хайра.

– Попытаюсь. Я ж все-таки не какой-то там засрак.

– Засрак – это то же, что засранец?

Вот ведь нашел время для филологических экзерсисов.

– Засранец, Хайра, – это ты. А засрак – это заслуженный работник культуры. Дело в том, что в свое время я оканчивал не культпросвет, как мои сотрудники, а Дальневосточную Академию Путей Сообщения, Железку, то бишь. Так что руки, а, главное, мозги у меня находятся там, где положено.

Хайра, конечно же, не понял ничего, но посмотрел на меня с таким благоговением, что мне сделалось неловко.

Что у машин внутри, я представлял по чертежам, выкраденным у стражников. Оставалось запрыгнуть в одну из них на ходу и при этом не убиться. Благо ползли они медленно. Ну что ж, сейчас посмотрим, не зря ли государство платило за мое образование.

* * *

– О, лучезарный носитель грозной стрелы, твой слуга под самым седалищем Великого и Могучего утеса, сверкающего боя с ногой на небе, живущего, пока не исчезнут машины…

– Молчи, мракобес, питающийся падалью. Слушать тебя тошно. – Великий повелитель поднялся с трона, и первый придворный летописец рухнул на колени, прижавшись лбом к холодному полу.

Тотчас к нему подбежал носитель копья из рода седых равнин и это самое копье нацелил летописцу в довольно упитанный бок.

– Отставить, – устало произнес венценосец.

Носитель копья сморщил лоб, словно стараясь постичь непостижимое и странное, затем недоумевающе посмотрел на повелителя.

– Я говорю, пошли вон отсюда. Все.

Первый придворный летописец, не разгибаясь и не поднимая глаз, прошмыгнул мимо трона, по дороге отхватив щедрый подзатыльник от стражника.

«Да, и пусть уберут эту чертову голову», – хотел добавить повелитель, но промолчал.

Повелитель, взяв в руку вымазанное чернилами перо птицы сиу, склонился над хрустящим пергаментом с последним вариантом «Баллады о Новом Утесе».

Халтурщики. Дармоеды. Бездари. Графоманы хреновы. Все приходится увековечивать и летописировать самому. А седалище Великого и Могучего тоже ведь не железное. Повелитель тяжело опустился на трон.

 
«Тогда вступил Великий в златое стремя
И воспарил над снежным безмолвным полем,
Оковы сбросив на лед кровавый,
И пал сраженный противник в бездну.
О, повелитель железных чресел,
Дающий силу большим машинам.
О славься, славься, Утес могучий,
Повергший в страх трупоедов хилых».
 

Это я, я был повелителем, Могучим Утесом, лучезарным, венценосным, освободившим Вселенную от тяжкого гнета и подарившим жаждущим справедливости вечное благо. Вот уже второй цикл я озарял, лучезарствовал и венценосил на нерушимом престоле сверкающего боя.

Забравшись внутрь огромного броневика, мы с Хайрой перевернули страницы темного прошлого этого мира, начав тем самым главу светлого будущего.

Я был уверен, что, увидев нас, носители копий разбегутся в паническом страхе, а несчастные рабы получат, наконец, возможность желать странного и не быть за это сосланными на верную смерть под колесами машин. Но все вышло иначе. Стража действительно обратилась в бегство. Стоя на броневике, я произнес пламенную речь о свободе, равенстве и нормированном рабочем дне. Я едва увернулся, когда в меня полетело кем-то брошенное копье. Хайра, прежде чем я успел его остановить, начал двигать какие-то рычаги, и мир утонул в грохоте, сквозь который доносились обрывки слов:

– …и тогда явился новый Великий Утес на нерушимом престоле сверкающего боя и поверг в страх полчища трусливых продажных крыс. Славься, новый Великий Утес, возвращающий к жизни тех, кто готов последовать за могучими машинами.

Горели деревянные бараки. На снегу застыли обуглившиеся тела людей и птиц. Отощавшие, обтянутые темной кожей скелеты в серых мешковинах распростерлись на земле, уткнув лица в грязный снег. Над лагерем плыл сизый дым, превращая окружающий мир в сюрреалистическую картину постапокалипсиса.

– Хайра, зачем ты это сделал?

– Это не я сделал. Это ты сделал. Теперь ты – Великий и Могучий Сверкающий Утес, блистательный бой с ногой на небе.

Я на это не подписывался! Я не убийца и не диктатор. Пытаясь перекричать шум двигателя, я тряс Хайру за плечи:

– Мы больше никого не будем убивать, ты понял? Никого! Самым умным мы покажем, как пользоваться машинами, и наведем в этом гребаном мире порядок. Комбайны – крестьянам, станки – рабочим. Оковы тяжкие падут, и искры вспыхнут во мраке жизни. Вот только взрывать и убивать при этом никого не надо. Я тебе докажу, что можно по-другому.

Вот уж, доказал. За два месяца своего правления я доказал лишь одно: на каждый вандемьер найдется свой термидор.

Я выглянул в окно. Там, на дворцовых воротах, красовалась насаженная на острую пику, покрытая опарышами голова сраженного противника. Его поймали на прошлой неделе, вытащили из полуразвалившейся рыбацкой хижины и приволокли в город. Когда я снизошел до встречи с ним, ему уже успели выколоть глаза. Предыдущий Великий и Могучий Утес оказался самым обычным человеком, бородатым, лысеющим и пухлым. Правда, походил он не на питекантропа, а на моего соседа-пенсионера, бывшего преподавателя теории научного коммунизма, тихого алкоголика, сгинувшего несколько лет назад по пьяному делу. Бывший повелитель полз по земле, пропитанной кровью, и выл, как загнанный зверь, поверивший в свою смерть. Жаждущие справедливости обступили его кольцом и кололи копьями, пока, наконец, он не рухнул в перепаханный гусеницами вездехода грязный подтаявший снег. Зрелище было не из приятных. Я хотел прекратить эту жестокую и бессмысленную экзекуцию, уже набрал в легкие воздуха, чтобы гаркнуть приказ, но кто-то тронул меня за локоть.

– Проявляющий милосердие по отношению к жестоким в конечном счете проявит жестокость по отношению к милосердным.

Я оглянулся, но увидел лишь отороченный бурым мехом плащ, исчезающий в зарослях дикого лишайника. Я был не согласен, но ничего не мог сделать. Сверженный правитель еще дышал, когда остро отточенным топориком ему рубили кисти рук. А потом накануне назначенный старший носитель отличного меча под победоносные крики свободных людей отсек ему голову.

Небо над каменным дворцом заволокло тучами. Они собирались в темные стаи, готовые вот-вот рассыпаться мелкими снежинками, которые, приближаясь к земле, превратятся в колючие капли дождя. Сначала мне показалось, что грянул гром, но каждый следующий раскат убеждал меня в том, что грохот вызван не разбушевавшейся стихией, а разрывающимися снарядами.

Тучи разверзлись, словно открылись врата небесного ада, откуда хлынули полчища огромных птиц, управляемых умелыми наездниками.

Великие сосны, неандертальцам не положены противотанковые гранатометы!

– Хайра!

Мой преданный генералиссимус стоял у меня за спиной.

– Это смена Утеса, о Великий и Могучий, с ногой на небе, живущий пока…

– Уймись, Хайра, – махнул я рукой. – Предлагаю найти подходящий вездеход и дать деру. Желательно как можно скорее.

– Что дать? – удивленно спросил Хайра.

– Деру. Стрекача. Удрать. Утечь. Смыться. Драпануть. Сорвать когти. Нарезать винта. Унести ноги. Навострить лыжи. Свалить отсюда подобру-поздорову.

Здание сотрясло взрывной волной.

– Убежать? – Хайра пытался перекричать грохот и закашлялся, глотнув горького дыма.

Дошло, наконец, до светила пещерной мысли.

– Соображаешь. Чувствую, тут сейчас такой термидор начнется…

– Убежать нельзя, – вдруг сказал Хайра. – Нужно собирать людей, всех, кто умеет управлять машинами. И назначить носителя отличного меча, чтобы увел отсюда гарем бывшего Великого Утеса куда подальше, в безопасное место. Я не хочу бежать. Я хочу сражаться за свой Утес и победить. Или умереть.

Я смотрел на этого перепачканного копотью отпетого дикаря, этого лохматого, грубого, примитивного, кровожадного варвара, и не мог понять.

– Ты хочешь… странного.

Мои слова прервал невообразимый грохот, каменное сооружение вздрогнуло, что-то тяжелое навалилось на меня, придавило к полу и выключило свет.

* * *

Рапорт-доклад номер 087/16. КОМКОН. Автор: Радж Беккер, наблюдатель.

Обнаружена новая точка «нуль-транспортировки». Зафиксирована ультра-короткая гамма-вспышка с последующей атипичной динамикой энергетического спектра. Координаты – в приложении. Барахлит автономная связь. Пытаюсь наладить своими силами. Как прошли выборы в Совет? Радж.

Рапорт-доклад номер 087/17. КОМКОН. Автор: Радж Беккер, наблюдатель.

Подтверждаю эскалацию междоусобного конфликта на ЕН-9173 (Сауле). Коротко говоря, ситуация внештатная, если учесть, что местное население не располагает интеллектуальными ресурсами, необходимыми для осуществления государственного переворота. Ввиду нестандартности ситуации сложно прогнозировать, что именно придет на смену феодально-тоталитарному режиму и в каком направлении произойдет дальнейшее развитие общества. Тщательно осмотрел то, что осталось от лагеря рабов, где произошло восстание. Обнаружил одну интересную вещицу, напоминающую древний хронограф земного происхождения или его удачную реплику. В приложении: фото корпуса и механизма. Просьба оформить запрос по несанкционированным высадкам на ЕН-9173 (Саулу) за последние десять лет. Барахлят биоаккумуляторы. Возможны проблемы со связью. Поздравляю Малышева с назначением. Очень рад. Радж.

Рапорт-доклад номер 087/18. КОМКОН. Автор: Радж Беккер, наблюдатель.

Конфликт вышел из-под контроля. Полным ходом идет гражданская война. Доступ к технике – у обеих сторон конфликта. Ваши сообщения не получаю. Связь односторонняя. Начинаю эвакуацию базы. Везу пассажира. Требуется психолог-лингвист, а также историк, специалист по началу двадцать первого века. Подробный отчет по прибытии. Радж.

* * *

Великие сосны! Настоящий космический корабль, а не какой-то пепелац. Для полноты ощущений не хватает только зеленых человечков.

– Мне пришлось взять у вас кровь для анализа и ввести комплексный антибиотик. Честно говоря, удивляюсь, как вы до сих пор еще живы. Эта планета нашпигована различного рода бактериями, к которым ваша иммунная система совершенно не приспособлена. Надеюсь, вы не против моего вмешательства?

Я узнал говорившего. Это он помог нам доставить письмо по назначению. Только теперь внешне он мало отличался от местной аристократии, носил блестящую серьгу в ухе, сверкал золотыми ногтями и кутался в отороченный мехом добротный плащ. Да и не несло от него звериным потом, как от местных дикарей.

– Радж Беккер, исполняющий обязанности наблюдателя на этой планете, – представился незнакомец и протянул руку. Я уже отвык от этого естественного жеста, сопровождающего встречи, знакомства и элементарные выражения товарищеской солидарности.

– Максим Савельев, временно исполняющий обязанности Великого и Могучего Утеса с ногой на небе. Меня что, свергли, да? Где Хайра? Он жив?

– Произошла, местным языком выражаясь, смена Утеса. Ваш товарищ жив, но вам с ним лучше сейчас не видеться. Мне пришлось переместить вас сюда. Для вашего же блага.

Приглядевшись, я понял, что мой собеседник вовсе не похож на дикаря. Взгляд его был осмысленным, внимательным, изучающим. Я вдруг почувствовал себя редким насекомым, которого ученый рассматривает через толстую линзу увеличительного стекла.

– Что здесь происходит? – спросил я.

– А вы как думаете?

– Я уже устал думать. Моя логика отключилась давным-давно. У меня дурацкое ощущение, будто я оказался в романе про попаданцев, причем довольно скверно написанном.

– Попаданцы – это кто?

– Такие несчастные, про которых сейчас модно стало писать. Попадают в другое измерение и там бьют мерзких гадов, коих оказывается в изобилии. Обычно авторы в таких случаях снабжают своих героев секретным оружием или, на худой конец, сверхъестественными магическими способностями и другими вундервафлями, ну, чтоб сподручней было к хеппи-энду продвигаться. А меня снабдили тумаками и вшами, да еще и пару зубов выбили.

– Не переживайте, – Радж сверкнул белоснежной улыбкой, – зубы вам на Земле вставят, а вместо объяснений почитайте один занятный материал про, как вы выражаетесь, попаданца – вашего товарища по несчастью. Правда, его история приключилась лет десять назад. Тогда здесь произошла несанкционированная высадка двух молодых туристов. Они же и дали название планете – Саула, по имени мистического третьего члена их экипажа, Саула Репнина, которого никто, кроме этих двоих, не видел. Долгое время было принято считать Репнина плодом воображения космолетчиков, возникшим в результате нервного перенапряжения, эдакий посттравматический синдром, если хотите. Парней затаскали по комиссиям, проверкам, медосмотрам. Но лично я верю, что Репнин существовал. И теперь у меня есть этому неопровержимое доказательство.

– Какое?

– Вы.

Радж вышел из каюты, оставив меня наедине с килобайтами текста на планшете. Я погрузился в чтение, все равно больше мне делать было нечего. Странное впечатление сложилось от прочитанного, словно кто-то переписал историю, слышанную мной ранее, чуть ли не в сопливом детстве, когда я глотал книги одну за другой с поразительной скоростью, но совершенно невнимательно, отчего в голове моей перемешались различные сюжеты, слившись в причудливый компот, именуемый «фантастика».

Радж вернулся, принес кофе и бутерброд с маслом. Запах был такой знакомый, что в груди у меня защемило.

– Спасибо.

– Я отвезу вас на Землю, – сказал Радж.

– Вы предлагаете мне бросить все и бежать? – спросил я.

– Удрать. Утечь. Смыться. Сорвать когти. Унести ноги. Навострить лыжи. У вас занятный лексикон. Про лыжи мне особенно понравилось. Соответствует природным условиям, – Радж выглядел таким довольным, словно отыскал бриллиант в куче навоза. – Я так понимаю, вы ведь именно этого и хотели?

– Я передумал. Я не хочу уезжать. Я же должен мир, как-никак, спасти. По законам жанра. Там люди, которые мне поверили. И Хайра. Он, между прочим, ждет меня, как когда-то ждал тех троих, которые во главе с вашим Репниным драпанули отсюда и не вернулись.

– Вы все равно ничего не можете изменить. Вас, скорее всего, просто убьют. По-настоящему. Вы что, не понимаете, какую кашу тут заварили? Вы опасны для этого мира, как вирус, с которым организм пока не умеет справляться.

– А если я откажусь?

– У вас нет выбора, – пожал плечами Радж. – Вы отсюда больше не выйдете.

А вот это мы еще посмотрим. Через секунду Радж Беккер лежал, припечатанный к холодному полу, и даже успел получить по физиономии, а через три секунды мы поменялись с ним местами. Не знаю, как он провернул этот фокус.