Текст книги "Мегрэ и одинокий человек"

Глава 2

На следующее утро плохого настроения Мегрэ как не бывало, и он вновь прошел путь от дома до набережной Орфевр пешком. Вдоль почти пустынных улиц медленно ползли уборочные машины, оставляя за собой широкие полосы влажного асфальта, от Сены поднималось жаркое марево.

Комиссар поднимался по лестнице уголовной полиции, когда заметил ожидающего кого-то фотографа, увешанного аппаратами. Он его хорошо знал. Встречал на каждом деле. Фотограф работал на одно агентство печати и часами ждал какого-нибудь преступления. Он был рыжим, выглядел большим мальчишкой и, если его выставляли в одну дверь, тут же влезал в другую, а то и в окно.

Коллеги прозвали его Малыш, на самом деле его звали Марсель Кон.

Он на всякий случай сфотографировал Мегрэ на лестнице. Возможно, этот снимок комиссара стал сотым, сделанным им.

– Вы вызвали свидетелей?

– Нет.

– А в коридоре вас кто-то ждет.

– Для меня это новость.

На скамейке действительно сидел человек. Очень пожилой, но державшийся удивительно прямо. При виде Мегрэ он быстро вскочил:

– Могу я вам сказать несколько слов, господин комиссар?..

– Вы по поводу дела у рынка?

– Да… Убийство в тупике Вьо-Фур…

– Я вас приму через несколько секунд.

Сначала комиссар по старой привычке заглянул в комнату инспекторов. Все они сидели без пиджаков, окно было распахнуто. Торранс читал газету с крупным заголовком:

«КОМИССАР МЕГРЭ ВЫШЕЛ НА СЛЕД».

На самом деле никакого следа у него не было.

– Есть новости, ребята?

– Анонимки, как обычно. Два письма от психов, тоже как обычно…

Из своего кабинета Мегрэ позвонил в парикмахерскую школу.

– Месье Жозеф?.. Я хотел бы попросить вас об одной услуге. Вы могли бы прислать одного из ваших парней в Институт судебной медицины сбрить Аристократу усы и бородку? Само собой, эта работа будет оплачена.

– Лучше я приду сам, дело-то деликатное…

Затем комиссар позвонил в отдел экспертизы, ответил Мере.

– Местраль там?

– Только что пришел.

– Вы можете его послать в Институт судебной медицины? Там он встретится с парикмахером, сбривающим усы и бороду нашему неизвестному. Как только тот закончит, пусть Местраль сделает несколько хороших снимков с разных ракурсов. Это срочно…

Едва он положил трубку на рычаг, как телефон зазвонил.

– Алло!.. Комиссар Мегрэ?

Голос показался ему знакомым.

– Я вам звонила относительно убийства в районе рынка…

Молодой голос. Это не та, что звонила второй.

– Полагаю, вы хотите задать мне тот же самый вопрос?

– Да.

– И не только вы, что интересно.

– А!

– Звонила еще одна женщина и спросила о том же самом…

– И что вы ей ответили?

– Я вам скажу, если вы согласитесь со мной встретиться или назовете свое имя и адрес.

– Мне бы этого не хотелось…

– Как вам угодно…

На этот раз трубку положил Мегрэ, ворча:

– Маленькая стерва!

Итак, Аристократа знали минимум трое: две женщины, звонившие по поводу шрама, и, разумеется, убийца.

Мегрэ открыл дверь. Посетитель, маленький и худощавый, одним рывком встал на ноги и направился к нему.

– Я немного побаивался, что вы меня не примете.

Что-то в его манере ходить, держаться, разговаривать поразило комиссара, но он не знал, что именно.

– Меня зовут Эмиль Югон, живу на улице Лепик, в той же самой квартире, что мои родители занимали, когда я родился…

– Садитесь.

– Мне, представьте себе, уже восемьдесят пять лет…

Казалось, он очень горд, что дожил до столь почтенного возраста и остался таким бодрым.

– Я пришел с Монмартра пешком. Я вообще каждый день хожу пешком минимум два часа…

Мегрэ понял, что задавать ему вопросы бессмысленно.

– В квартале меня называют Полковник. Отметьте, что я никогда не был полковником, дослужился только до капитана… Когда началась война четырнадцатого года, я учился в унтер-офицерском училище… Я прошел Верден и Шмен-де-Дам… Под Верденом меня даже не поцарапало… А вот при Шмен-де-Дам получил осколок снаряда в ногу, так вот – до сих пор хромаю. А во Вторую мировую я был уже старым, меня не призвали…

Чувствовалось, что он очень горд собой, и комиссар вооружился терпением, надеясь, что Полковник не станет рассказывать ему всю свою жизнь в подробностях.

Вместо этого посетитель резко спросил:

– Вы установили его личность?

– Пока нет…

– Если, конечно, я не ошибаюсь, а это меня бы удивило, его зовут Марсель Вивьен…

– Вы лично с ним знакомы?

– Его мастерская находилась во дворе, как раз под моими окнами. Выходя из дому, я всегда с ним здоровался…

– Когда это было?

– Почти сразу после Второй мировой, в сорок пятом…

– Сколько лет ему тогда было?

– Около тридцати пяти… Это был высокий крепкий малый с умным открытым лицом…

– Кем он был по профессии?

– Краснодеревщик… Кроме того, он окончил курсы декораторов… Его специализацией была реставрация старой мебели… Я видел у него восхитительные экземпляры, все в инкрустациях…

– Он жил в одном доме с вами?

– Нет. Там у него была только мастерская. Он приходил по утрам и вечером уходил.

– Он действительно похож на человека с фотографии, которую вы видели в газетах?

– Готов поклясться, что это он, только он не носил ни усов, ни бороды…

– Вы не знаете, он был женат?

– Конечно… Жена одного с ним возраста, иногда она заходила за ним в конце рабочего дня… И дочка лет семи-восьми, часто забегала к нему после школы…

– Когда вы потеряли его из виду?

– В конце сорок пятого или в начале сорок шестого… В одно прекрасное утро он не пришел в свою мастерскую, на следующий день тоже, как и во все последующие. Поначалу я решил, что он заболел. Потом пришла его жена. У нее был ключ. Она вошла в мастерскую и пробыла там довольно долго, как будто проводила инвентаризацию…

– После этого вы ее видели?

– Она по-прежнему живет в том же самом квартале и довольно часто ходит за покупками на улицу Лепик.

Еще несколько лет я встречал на улицах и его дочь. Она выросла; думаю, вышла замуж…

– Что стало с мебелью, находившейся в мастерской?

– За ней приходила хозяйка мебельного магазина.

А мастерскую занял слесарь.

Мегрэ показал старику различные снимки человека, убитого в тупике Вьо-Фур. Полковник все внимательно рассмотрел.

– Мое мнение остается прежним. Я практически уверен, что это он. Я уже давно на пенсии. Летом сажусь на скамейку в сквере или на террасе кафе и смотрю на проходящих мимо людей. Пытаюсь угадать, кто они по профессии, как живут. Это развивает наблюдательность…

– Вы не знаете, этот человек попадал в аварии, с ним происходили несчастные случаи?

– У него не было машины.

– Несчастные случаи бывают разными… Он ни разу не поранил голову?

Полковник хлопнул себя по лбу:

– Ну конечно! Это произошло посреди лета… Было очень жарко, как сейчас… Он работал во дворе, чинил стул, у которого была отломана ножка. Я смотрел на него из окна и видел, как ему на голову упал горшок с геранью. Это мадемуазель Бланш, жиличка с четвертого этажа, столкнула его с подоконника, когда поливала цветы…

Он не захотел идти ни в больницу, ни к врачу… Продезинфицировал рану и сходил в аптеку напротив, чтобы ему сделали перевязку…

– Шрам был заметен?

– У него были очень густые и длинные волосы, которые его скрывали…

– Больше вы ничего не припоминаете? Позже вы никогда не видели этого человека в вашем квартале?

– Никогда.

– Но там по-прежнему жили его жена и дочь? Значит, он уехал без них…

– Получается, что так.

– Вы не знаете, он пил?

– Что вы, нет! Каждое утро, около десяти, он запирал мастерскую и ходил выпить кофе в маленьком бистро по соседству…

– В вашем доме есть еще жильцы, жившие там в сорок пятом?

– Погодите, дайте подумать… Консьержка… Да, все та же… Ее муж, он был ажаном, умер… Она сильно постарела… Мадемуазель Бланш, о которой я вам говорил, живет там же, но она больше не встает с инвалидного кресла и, похоже, выжила из ума. На других этажах…

Семейство Трабюше на четвертом. Он работал в налоговой службе. Сейчас на пенсии. Само собой, все постарели…

– Как вы думаете, они узнают Марселя Вивьена?

– Возможно, но окна Трабюше выходят на улицу.

У них было меньше возможностей, чем у меня, видеть, что происходит во дворе…

– Благодарю вас за приход, месье Югон. Ваши сведения будут нам очень полезны. Я попрошу вас пройти с моим инспектором в небольшой кабинет дальше по коридору и повторить ему все, что вы рассказали мне…

– Меня вызовут в суд как свидетеля?

Он уже заранее был возбужден от радости.

– Не так быстро! Сначала мы должны будем поймать убийцу и твердо установить личность погибшего…

Мегрэ открыл дверь в кабинет инспекторов и из находившихся там выбрал Лурти, который быстрее остальных печатал на машинке.

Он объяснил инспектору, что от него требуется, и Лурти увел Полковника.

Похоже, теперь они ухватились за кончик нити. Мегрэ ожидал фотографии, прежде чем отправляться на улицу Лепик. Он знал, что Местраль работает быстро, и, чтобы как-то скоротать время, стал разбирать почту.

В половине одиннадцатого вошел фотограф с набором снимков в руке.

– Вам не кажется, что так он выглядит моложе?

– Да… Впрочем, он, похоже, был не очень старым…

Медэксперт дает ему максимум пятьдесят пять лет…

Сколько копий вы сделали?

– Здесь по пять в каждой позе, если можно употребить это слово по отношению к мертвецу. Кстати, ваш парикмахер так напугался, что я думал, он хлопнется в обморок…

– Спасибо… Сделайте мне другие снимки, потому что они понадобятся для всех газет…

Мегрэ сунул в карман по две фотографии, еще одну протянул Малышу, самому настырному фотографу Парижа.

– Держите… Часть работы сделали за вас. Вот снимки убитого, когда его побрили. Ваше агентство может их воспроизводить и посылать в любые газеты по своему выбору…

Еще два фото Мегрэ дал Ледюку, одному из самых молодых инспекторов.

– Отнесите это в две вечерние газеты с наибольшим тиражом. Поспешите – вечерний выпуск выходит из типографии в начале второй половины дня. Отдавайте их только главному редактору или редакционному секретарю…

Затем Мегрэ прошел в конец коридора, где Лурти печатал на машинке показания Полковника. Тот разом вскочил на ноги, как уже делал при появлении Мегрэ.

– Сидите, сидите… Я просто хотел показать вам это… – И Мегрэ протянул новые фотографии.

После первого же взгляда на них лицо бывшего офицера просветлело.

– Это он. Теперь я абсолютно уверен. Конечно, он постарел, но это в самом деле Вивьен…

Мегрэ сделал Лурти знак продолжать и вновь направился в кабинет инспекторов.

– Торранс, берите шляпу…

– Далеко идем?

– На Монмартр… Точнее – на улицу Лепик.

Он показал инспектору фотографии.

– Вы приказали его побрить?

– Сегодня утром… Ко мне только что приходил отставной капитан, которому теперь восемьдесят пять лет и который утверждает, что узнал его, хотя не видел больше двадцати лет…

– И кто это?

– Вроде бы краснодеревщик, имевший мастерскую на улице Лепик и исчезнувший в один прекрасный день…

– Двадцать лет назад?

– Да.

– У него была семья?

– Похоже, жена и дочь…

– Они тоже исчезли?

– Нет. Еще несколько лет жили в том же самом квартале…

Они сели в одну из маленьких черных машин уголовной полиции и поехали на улицу Лепик. Тротуары были загромождены тележками торговцев овощами. Дом 65-бис стоял в начале улицы, по левой стороне.

– Постарайся припарковать машину и приходи сюда.

Я, возможно, буду у консьержки.

Та оказалась женщиной молодой и приветливой. Она посмотрела на комиссара через стекло двери, когда он постучал, и открыла.

– Что вы хотите?

– Комиссар Мегрэ, уголовная полиция.

– Вы насчет одного из наших жильцов? – удивилась она.

– Насчет человека, который был вашим жильцом много лет назад.

– Значит, я не ошиблась…

– Что вы хотите сказать?

– Вчера, когда увидела фото в газете, я сразу подумала о месье Вивьене… Даже сказала об этом молочнице, но добавила: «Невозможно, чтобы это был он…

Такой приличный парень, такой работящий… Никогда не поверю, что он стал клошаром…»

Мегрэ показал ей новые фотографии, и как раз в этот момент в комнату вошел Торранс.

– Один из моих инспекторов… Посмотрите на эти снимки повнимательнее…

– Ой, да не нужно мне на них долго смотреть… Это он… Вчера меня немного сбивали усы и бородка… Вы приказали его побрить. – И, глядя на фотографии, она добавила: – Никак не могу прийти в себя…

– Вы помните, как именно он отсюда съехал? Попрощался?.. Отправил клиентам мебель, которую реставрировал?

– Ничего подобного… Просто однажды не пришел, и никто в квартале его больше не видел…

– В полицию о его исчезновении заявляли?

– Не знаю, сделала ли это его жена… Она редко заходила к нему сюда в течение дня… Заглядывала иногда, если оказывалась поблизости… А вот дочка – да, чуть ли не каждый день… Прибегала поцеловать его…

Они жили не здесь, а неподалеку, на улице Коленкур.

Номер дома не знаю, но это рядом с красильней…

– Вы потом видели его жену?

– Довольно часто, возле тележек продавцов овощей…

Она продолжает покупать продукты на улице Лепик…

Волосы у нее поседели, и сама она очень исхудала, а тогда была пухленькой…

– Вы с ней не разговаривали?

– Пару-тройку раз она смотрела на меня, но, похоже, не узнала…

– Давно вы видели ее в последний раз?

– Много месяцев назад… Может, с год…

– А девочку? Ей сейчас должно быть лет двадцать восемь…

– Мне говорили, уж не помню кто, что она вышла замуж и у нее дети…

– Она живет на Монмартре?

– Вроде бы. Но где – не знаю.

– Можно мне заглянуть в мастерскую?

– Идите по коридору, и выйдете во двор. Месье Бенуа, слесарь, сейчас работает…

Бенуа оказался очень приветливым мужчиной лет тридцати.

– Чем могу вам помочь?

Мегрэ показал ему удостоверение.

– Полагаю, вы пришли из-за того типа, которого убили тремя выстрелами в грудь?.. Сегодня утром об этом говорили в бистро, где я пропускаю по утрам стаканчик.

– Вы были с ним знакомы?

– Конечно нет. Мне было десять лет, когда он исчез отсюда… Его место занял обойщик, который тут проработал лет пятнадцать. Он был уже немолод и решил закончить свои дни в деревне. Тогда я и снял эту мастерскую.

– Никто никогда не приходил спросить вас о Марселе Вивьене?

– Никто… Но со вчерашнего дня старики на улице только о нем и говорят… Сегодня утром, когда я завтракал в бистро, наслушался… Старики и люди среднего возраста помнят его и не понимают, как он стал клошаром. Кажется, он был красивым мужчиной, высоким и сильным, имел хорошую профессию, очень неплохо зарабатывал. И вдруг внезапно исчез, никому ничего не сказав…

– Даже жене?

– Говорят, будто нет… Не знаю, правда это или как…

Что слышал, то и повторяю… Вроде бы после его исчезновения прошло несколько дней, чуть ли не неделя, прежде чем она пришла сюда узнать, что к чему… Это все, что мне известно, а если вы хотите узнать о нем побольше, вам достаточно зайти в ближайшее бистро…

– Благодарю вас…

Вместе с Торрансом он вернулся на улицу Лепик.

Личность убитого у рынка была практически установлена. Оба вошли в соседний маленький бар и с первого же взгляда поняли, что у старомодной стойки собрались лишь завсегдатаи.

– Что желаете?

– Пива.

– Мне тоже, – сказал Торранс.

Здесь приятно пахло овощами и фруктами, аромат которых доносился с тележек, выстроившихся вдоль тротуара.

Хозяин подал им заказ:

– Вы, часом, не комиссар Мегрэ?

– Он самый.

– Вы небось пришли из-за того малого, чье фото напечатали во вчерашних дневных газетах?..

Теперь все смотрели на них, и вопрос заключался в том, кто из посетителей начнет рассказывать первым.

Первым заговорил могучий мужчина с огромными ручищами, в белом фартуке, заляпанном кровью, – мясник.

– Кто вам сказал, что он не смылся с какой-нибудь молоденькой девицей, а когда она его бросила, у него не хватило мужества вернуться к благоверной? Лет десять назад у меня работал один приказчик. Самый спокойный парень на земле. И вдруг в один прекрасный день исчез, ни слова не говоря. Удрал с восемнадцатилетней девкой.

Ему тогда было сорок пять. Через два года его след обнаружился в Страсбурге, на бирже труда…

Остальные одобрительно кивали. Это было бистро в стиле простонародных кварталов. Большинство присутствующих были ремесленниками, мелкими торговцами, пенсионерами, зашедшими пропустить утром стаканчик.

– Кто-нибудь видел его после исчезновения?

Все стали переглядываться.

Тощий мужичонка в кожаном фартуке выразил общее мнение:

– Он был не такой дурак, чтобы возвращаться в этот квартал.

– Вы знали его жену?

– Нет. Я даже не знаю, где он жил. Встречал его только здесь, когда он заходил выпить кофе… Он был неразговорчив…

– Хотите сказать, что он задавался?

– Не задавался, но поболтать не любил.

Мегрэ пил пиво. Первый стакан за день. Он их считал. Когда в следующий раз увидится с Пардоном, не без гордости назовет цифры. Правда, в плане курения результаты были менее блестящими, он выкуривал за день столько же трубок, сколько и раньше. Нельзя же лишить его всех радостей жизни под предлогом, что ему скоро пятьдесят пять.

– А я, кажется, раз встретил его на улице Коссонри.

Волосы совершенно седые и одет как нищий. Я еще подумал, что это не может быть он, и пошел дальше… – сказал старичок, пивший аперитив, модный лет сорок назад, который теперь никто уже не заказывал.

– Как давно это было?

– Месяца три назад… Даже больше, потому что весна в этом году запоздала, а было еще холодно.

– Благодарю вас, господа.

– Не за что. К вашим услугам. Надеюсь, вы поймаете ту сволочь, что его продырявила.

Мегрэ и Торранс пошли в направлении улицы Коленкур. Неужели им придется стучать в каждую дверь, опрашивать всех консьержек, чтобы найти жену Вивьена, если, конечно, та все еще жила в этом квартале?

У Мегрэ не хватило на это мужества в такую жару, и он взял курс на комиссариат, расположенный на улице Ламбер.

Когда-то он знавал человека, исчезнувшего при таких же обстоятельствах, как краснодеревщик, но трудно было установить, по тем же причинам или нет. Это был процветающий парижский промышленник без видимых проблем. Чуть за пятьдесят, жена, двое детей. Сыну двадцать один год, студент университета. Дочь на три года моложе, о которой никто не говорил ничего плохого.

Однажды утром он в обычное время отправился на свой завод в Леваллуа, сам управляя машиной. И исчез на много лет.

Машину обнаружили неподалеку от улицы Тампль.

Никто не слышал, чтобы у него была любовница. Врач утверждал, что он не болел никакой серьезной болезнью и мог прожить еще долго.

Полиция искала всюду, кроме того места, где тот человек находился. А он решил стать клошаром. Продал одежду старьевщику на улице Блан-Манто и сменил ее на лохмотья. С того же момента он перестал бриться.

Через три года один из поставщиков его предприятия узнал его в Ницце, заросшего бородой и торговавшего газетами на террасах кафе. Поставщик счел необходимым сообщать об этом в полицию и позвонить его жене.

Но когда город прочесали, его не нашли. Мегрэ часто вспоминал этот случай.

– Я бы посоветовал вам, мадам, прекратить поиски.

Теперь у вас есть доказательства, что он жив. Он выбрал ту жизнь, которая ему нравилась…

– Вы хотите сказать, что он намеренно стал клошаром?

Она не поняла. Исчезнувший сохранил удостоверение личности, и родственников известили, когда он умер через пятнадцать лет в еще существовавшем в то время старом квартале Марселя…

– Привет, Дюбуа, – поздоровался Мегрэ с дежурным сержантом, сидевшим за стойкой.

Каким-то чудом или из-за сезона отпусков комиссариат был пуст.

– Патрон только что вышел, но он скоро вернется.

– Я пришел не к нему. Просто хотел попросить вас просмотреть регистрационные книги и сказать мне, живет ли еще в квартале некая мадам Вивьен, мадам Марсель Вивьен…

– Ее последнее местожительство вам известно?

– Улица Коленкур, но номер дома не знаю.

– Сведения свежие?

– Нет. Это ее адрес двадцатилетней давности.

Ажан просмотрел несколько толстых книг в черных переплетах, водя пальцем вдоль некоторых страниц.

Через четверть часа он нашел то, что нужно.

– Ее имя Габриель?

– Совершенно верно.

– Она по-прежнему проживает в доме шестьдесят семь по улице Коленкур…

– Благодарю вас, Дюбуа. Вы избавили меня минимум от часа хождений от двери к двери – улица Коленкур длинная…

Двое мужчин взяли машину, хотя пройти надо было каких-то триста метров. Дом 67 стоял почти рядом с площадью Константен-Пекер.

– Мне с вами?

– Возможно, мне лучше пойти одному. Вдвоем мы рискуем ее напугать.

– Жду вас «У Маньер»…

Знаменитая пивная находилась всего в двух шагах от нужного дома. Мегрэ постучал в дверь консьержки, за которой довольно молодая женщина выкладывала фрукты на поднос.

– Входите…

Он толкнула дверь.

– Чем могу вам помочь?

– Мне нужна информация. Мадам Вивьен все еще живет здесь?

– На пятом.

– В той же квартире, которую занимала вместе с мужем?

– Я тогда еще не работала консьержкой. Я была слишком молода. Кажется, она переехала на другой этаж, в квартиру поменьше: двухкомнатную, с кухней, окна во двор…

– Вы не знаете, она сейчас дома?

– Очень может быть. Она выходит за покупками рано утром. Да и то не каждый день!

В доме был узкий лифт, к которому комиссар направился. Консьержка догнала его и сказала:

– Дверь слева…

– Спасибо.

Мегрэ чувствовал сильное нетерпение. У него было ощущение, что он приближается к цели и через несколько минут все узнает о человеке, убитом в тупике Вьо-фур.

Он нажал на кнопку электрического звонка и услышал за дверью перезвон. Затем дверь открылась, и пожилая женщина с суровым лицом оглядела его, нахмурив брови.

– Мадам Вивьен?

– Что вам от меня нужно? Вы журналист?

– Нет. Комиссар Мегрэ, уголовная полиция. Думаю, вы мне вчера звонили.

Она не ответила ни да ни нет и не пригласила его войти. Так они и смотрели друг на друга – молча и ничего не предпринимая. Первым решение принял комиссар. Он открыл дверь и вошел в прихожую.

– Мне нечего сказать, – произнесла женщина таким тоном, как если бы ее решение было окончательным.

– Я просто попрошу вас ответить на несколько вопросов.

Дверь была открыта и вела в гостиную, выглядевшую скорее как ателье. На маленьком столе стояла швейная машинка, большой стол был завален недошитыми платьями.

– Вы стали портнихой?

– Каждый зарабатывает как может.

Стулья были так же загромождены, как и стол, и Мегрэ остался стоять. Его собеседница тоже не садилась.

Поражала суровость ее лица и напряженность тела.

Чувствовалась, что она много страдала и словно застыла, замкнулась в себе.

Должно быть, она была бы очень симпатичной, если бы оделась поярче, но она не занималась своей внешностью.

– Вчера мне позвонили две женщины и задали один и тот же вопрос. И обе тут же положили трубку, как будто не хотели, чтобы я узнал, кто они. Полагаю, вторая – ваша дочь…

Она не ответила.

– Она замужем? Имеет детей?

– А вам-то что? Оставьте нас в покое! Если это продолжится, скоро набегут журналисты, фотографы…

– Могу обещать, что не дам им вашего адреса.

Она пожала плечами, словно смирившись.

– Вашего мужа узнали несколько человек. Так что сомнений в личности убитого не осталось. Вы знали, что с ним стало?

– Нет.

– Что он вам сказал, когда уходил двадцать лет назад?

– Ничего.

– Вы не заметили ничего необычного в его поведении в последнее время перед его исчезновением?

Комиссару показалось, что она вздрогнула, но он не был уверен.

– Он был обычным, как всегда.

– Вы с ним хорошо ладили?

– Я была его женой.

– Порой мужья и жены постоянно ругаются и портят друг другу жизнь.

– У нас было не так.

– Бывало, что он уходил по вечерам один?

– Нет. Когда он уходил, я выходила вместе с ним.

– Куда, например, вы ходили?

– В кино. Или гуляли по улицам…

– В дни перед исчезновением он не показался вам озабоченным?

– Нет.

Мегрэ подумалось, что она отвечает односложно потому, что лжет.

– У вас были друзья, которые ходили к вам в гости?

– Нет.

– Родственники?

– Ни у него, ни у меня не было родственников в Париже.

– Где вы познакомились?

– В магазине, где я работала.

У нее была бледная матовая кожа человека, живущего в закрытом помещении, а тело казалось деревянным.

– Это все.

– У вас есть его фотография?

– Нет.

– А я вижу, на камине стоит одна.

На ней Марсель Вивьен был молодой, веселый, улыбающийся.

– Она останется здесь.

– Я ее только пересниму и сразу верну вам.

– Я сказала: нет! Не отнимайте последнего, что у меня осталось…

Она шагнула к двери.

– Можно мне узнать адрес вашей дочери?

– А мой вы где нашли?

– В комиссариате полиции.

Она чуть не сказала ему, чтобы адрес ее дочери он нашел тем же способом, потом вторично пожала плечами:

– Ей было всего восемь, когда он ушел…

– Она замужем, не так ли?

На камине стояла фотография двух детей, на вид шести и четырех лет.

– Да, замужем. Теперь ее фамилия Делаво, Одетт Делаво. Живет в доме двенадцать по улице Маркаде. А теперь я хочу, чтобы вы ушли. После обеда ко мне должна прийти на примерку клиентка, а платье еще не сметано…

– Благодарю вас, – произнес Мегрэ не без иронии.

– Не за что.

У него было к ней еще очень много вопросов, но он чувствовал, что задавать их бесполезно. Требовалось больше времени, чтобы приручить ее, если это вообще было возможно.

Он нашел Торранса сидящим на террасе «У Маньер».

– Стаканчик пива? – предложил инспектор.

И Мегрэ поддался искушению. Это был второй стакан за день.

– Какая она?

– Упертая.

Он немного злился на нее за то, что своим молчанием она усложняла ему жизнь, но в глубине души понимал ее.

Потребует ли она выдать ей тело мужа, чтобы достойно похоронить его? Думала ли она об этом до прихода Мегрэ к ней на улицу Коленкур?

Можно было предположить, что Торранс угадал его мысли, потому что пробурчал:

– Все равно его придется хоронить…

– Да…

– Набегут журналисты, фотографы…

– Отвезите меня на улицу Маркаде, дом двенадцать.

– Это в двух шагах отсюда.

– Знаю. На Монмартре все в двух шагах.

Это тоже был один из тех парижских кварталов, где люди дольше всего жили на одном месте. Бывали и такие, кто практически никогда не выбирался в город.

– Поедем к дочери?

– Да…

Дом напоминал тот, что стоял на улице Коленкур, только был новее, а лифт – шире.

– Пойдете один?

– Да… Не думаю, что задержусь у нее надолго. Судя по приему, оказанному мне ее матерью…

Он спросил у пожилой консьержки, где живет мадам Делаво.

– Третий, квартира справа… Она вернулась с детьми всего с четверть часа назад…

– Ее муж приходит домой обедать?

– Нет. У него на это нет времени. Он занимает высокий пост – заведующий отделом в универмаге «Бон-Марше»…

Мегрэ поднялся на третий этаж и позвонил в дверь справа, из-за которой доносились детские голоса. Квартира была светлой и в этот час буквально залита солнцем.

Молодая женщина, открывшая дверь, настороженно посмотрела на него.

– Вы, случайно, не комиссар Мегрэ?

– Да.

– Кто вам дал мой адрес?

– Ваша мать, у которой я только что побывал.

– И она согласилась впустить вас в дом?

– Да. Она ведь не совершила никакого преступления, верно?

– Конечно не совершила, но она ненавидит разговоры о прошлом.

– И тем не менее держит фотографию вашего отца на камине.

На полу двое детей занимались с игрушечной железной дорогой.

– Не понимаю, почему вы повесили трубку, хотя мне нужно было задать вам много вопросов.

– Не хочу, чтобы в квартале на меня стали показывать пальцем.

– А что люди думают о вашем отце?

– Что он умер двадцать лет назад, а моя мать – вдова.

– Полагаю, она пойдет на опознание тела и попросит обеспечить ему пристойные похороны.

– Я об этом не думала.

– Не хотите же вы обе, чтобы его закопали в общей могиле?

– Повторяю вам: я об этом не думала.

– Вы хорошо помните отца?

– Очень хорошо. Не забывайте, когда он ушел, мне уже исполнилось восемь.

– Что он был за человек?

– Красивый мужчина, очень сильный, почти всегда веселый. Мы часто ходили с ним вдвоем гулять. Он покупал мне мороженое и позволял делать все, что захочется.

– А ваша мать?

– Мама была более строгой. Все время боялась, как бы я не испачкалась…

– Как вы узнали, что ваш отец больше не вернется?

Получили от него письмо?

– Если он и прислал письмо, мама об этом мне никогда не рассказывала… Но я не думаю, что он ей написал… Мы ничего не знали… Мама все время ждала его и каждый день ходила в мастерскую на улицу Лепик посмотреть, не вернулся ли он…

– В последнее время вы ничего не заметили?

– Нет. А мама вам ничего не сказала?

– Я вытянул из нее только несколько односложных ответов. Как вы думаете, ей есть что сказать?

– Не знаю. Я никогда ее не спрашивала, но мне кажется, что она всегда что-то от меня скрывала.

– Теперь вы уже не маленькая девочка и я могу вас спросить, не слышали ли вы, чтобы у вашего отца была любовница…

Она покраснела:

– Странно. Я об этом тоже думала… Но, учитывая, какую жизнь он вел, это кажется невероятным. Он никогда не бросил бы нас ради другой женщины или же сделал бы это открыто…

– У него были друзья?

– Я про таковых не знаю. К нам в дом никогда никто не ходил. Он был не из тех мужчин, что по вечерам играют в карты в соседнем кафе.

– Ваша мать и отец не ссорились?

– Я никогда не видела, чтобы они ссорились.

– У вас нет никаких соображений насчет причины, по которой он стал клошаром?

– Ни малейшего. И до вчерашнего дня ни за что бы в это не поверила.

– Он был католик?

– Нет. Он не исповедовал вообще никакой религии и меня к ней не приучил. Хотя атеистом он тоже не был.

Он был равнодушен к этой теме, вот и все.

– Вы тоже?

– Да.

– А ваша мать?

– В юности она была набожна, но к моменту замужества уже нет. Как бы то ни было, они венчались в церкви, очевидно, это была дань традиции…

– Вы часто навещаете мать?

– Нет. Это она приходит ко мне почти каждое воскресенье, чтобы повидать внуков.

– Она приносит им сладости?

– Это не в ее стиле.

– Играет с ними?

– Нет. Напряженно сидит на стуле, потому что никогда не соглашается сесть в кресло, и смотрит, как они играют. Иногда мы с мужем пользуемся этим, чтобы сходить в кино…

– Благодарю вас. Вам больше нечего мне сказать?

– Нет. Я не хотела бы встречаться с журналистами и фотографами…

– Я сделаю все возможное, но, когда ваша мать поедет опознавать тело, трудно будет помешать газетам написать об этом…

– Все-таки постарайтесь, ладно? – И, когда он уже взялся за дверную ручку, добавила: – Можно его увидеть?

– Да…

– Мне бы этого очень хотелось.

В отличие от матери она не очерствела душой. Очевидно, была из тех дочерей, что обожают своих отцов.