Текст книги "Кабачок нью-фаундлендцев"
Автор книги: Жорж Сименон
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Мегрэ внимательно разглядывал карточку. Плечи у женщины роскошные. Она, вероятно, моложе Мари Леоннек, во всем ее облике есть что-то чувственное. И в то же время вульгарное. Платье, по-видимому, куплено в магазине готовых вещей.
– В доме есть красные чернила?
– Нет, только зеленые.
– Ле Кленш никогда не пользовался красными?
– Никогда. У него были свои чернила, для вечной ручки. Особые, черно-синие.
– Разрешите? – Мегрэ поднялся и пошел к выходу.
Через несколько минут он был на борту «Океана».
Обыскал каюту радиста, потом каюту капитана, в которой царили грязь и беспорядок.
На судне красных чернил не оказалось. Рыбаки никогда их не видели.
Когда Мегрэ уходил с корабля, судовладелец, который по-прежнему бранил грузчиков, бросил на него злобный взгляд.
– В ваших конторах можно найти красные чернила?
– Красные? А к чему они? У нас не школа… – Но внезапно, словно что-то вспомнив, добавил: – Только Фаллю иногда употреблял красные чернила у себя дома, на улице Этрета. Что это еще за история?.. Эй, вы, там в вагоне поосторожнее! Не хватает мне несчастного случая… Итак, чего вам надо с вашими красными чернилами?
– Ничего! Благодарю вас.
Навстречу Мегрэ шел Малыш Луи, уже навеселе, без сапог, в рваной фуражке и опорках.
Глава 3
Портрет без головы
– И чтобы не думали, что польстилась на капитанское жалованье: у меня свои сбережения…
Мегрэ прощался с г-жой Бернар на пороге ее домика на улице Этрета. Это была прекрасно сохранившаяся женщина лет пятидесяти. Она полчаса рассказывала комиссару о своем первом муже, о том, как она овдовела, о капитане, ставшем ее жильцом, о сплетнях, которые ходили относительно их связи, и, наконец, о какой-то незнакомке, которая, «несомненно, была женщиной легкого поведения».
Комиссар осмотрел весь дом, находившийся в образцовом порядке, но набитый различными предметами дурного вкуса. Комната капитана Фаллю была убрана и приготовлена к его возвращению.
Личных вещей у капитана было мало: немного одежды в сундуке, несколько приключенческих книг и фотографии различных судов.
Все это говорило о мирном, скромном существовании.
– Впрямую мы не договаривались, но все знали, что мы поженимся. У меня приданое: дом, мебель, белье. Ничего бы не изменилось, и мы жили бы спокойно, особенно года через три-четыре, когда он получил бы свою пенсию.
Из окон видны были бакалейная лавка, улица, идущая в гору, и тротуар, на котором играли мальчишки.
– И вот зимой он встретил эту женщину, и все перевернулось. В его-то возрасте! Ну, можно ли так влюбиться в такую тварь? А как он это скрывал! Он, должно быть, встречался с ней в Гавре или еще где-нибудь. Здесь их никогда не видели. Но я чувствовала. Он стал покупать себе тонкое белье. А однажды даже шелковые носки. Но поскольку между нами ничего не было, это меня не касалось. Я не хотела, чтобы он думал, будто я защищаю свои интересы.
Разговор с г-жой Бернар осветил часть жизни капитана. Это был низенький человек средних лет, который возвращался в порт после рыболовного рейса и зимой жил, как почтенный буржуа, возле г-жи Бернар, а та ухаживала за ним и ждала, когда они поженятся.
Он ел вместе с ней в столовой, под портретом ее бывшего мужа, человека со светлыми усами. Потом шел к себе в комнату и коротал время за чтением приключенческих романов.
И вот этот мир был нарушен: появилась другая женщина. Капитан Фаллю зачастил в Гавр, стал следить за своей внешностью, чаще брился, даже покупал шелковые носки и скрывал все это от своей квартирной хозяйки.
Однако они не были женаты, и Фаллю не брал на себя никаких обязательств: он был человек свободный.
И тем не менее ни разу не показался в Фекане с новой знакомой.
Возможно, это была сильная страсть, серьезное увлечение, появившееся в зрелом возрасте. А может быть, какая-нибудь постыдная связь.
Мегрэ вышел на пляж и увидел жену, сидевшую в шезлонге с красными полосами. Рядом с ней, с шитьем в руках, устроилась Мари Леоннек.
Несколько купальщиков растянулись на гальке, белой от солнца. Море казалось усталым. По другую сторону мола, у причала, возвышался «Океан», навалом лежала треска, которую все еще разгружали, и хмурые матросы вели разговор, полный недомолвок.
Мегрэ поцеловал жену в лоб. Кивнул девушке и ответил на ее вопросительный взгляд:
– Ничего особенного… Жена беспокойно произнесла:
– Мадемуазель Леоннек рассказала мне все о себе. Ты веришь, что этот парень мог совершить подобный поступок?
Все втроем они медленно направились к отелю. Мегрэ нес оба шезлонга.
Они уже собирались сесть за стол, когда появился полицейский в форме. Он разыскивал комиссара.
– Мне ведено показать это вам. Получено час назад.
И он протянул уже вскрытый желтый конверт, на котором не было адреса.
Внутри лежал листок бумаги, исписанный мелким, убористым почерком:
«Прошу никого не винить в моей смерти и не искать причин моего поступка.
Здесь изложена моя последняя воля. Завещаю все, что имею, вдове Бернар, которая всегда была добра ко мне. Поручаю ей передать мой золотой хронометр моему племяннику, которого она знает, и проследить, чтобы меня похоронили на кладбище в Фекане, рядом с моей матерью».
Мегрэ от удивления вытаращил глаза.
– Подписано: «Октав Фаллю», – закончил он вполголоса. – Как это письмо попало в комиссариат?
– Неизвестно. Его нашли в почтовом ящике. И кажется, это действительно почерк покойного. Наш комиссар тут же уведомил прокуратуру.
– И все-таки его задушили. А себя самого задушить нельзя, – проворчал Мегрэ.
За общим столом было шумно, на блюде розовела редиска.
– Обождите минутку, я сейчас перепишу письмо. Ведь вы должны его забрать?
– Специальных указаний я не получал, но полагаю…
– Да. Оно должно быть приложено к делу.
Немного погодя, с копией письма в кармане, Мегрэ неторопливо оглядывал столовую, где перерывы между блюдами тянулись не меньше часа. Мари Леоннек все время смотрела на него, не решаясь прервать его хмурые размышления. Только г-жа Мегрэ вздохнула, поглядев на недожаренные эскалопы:
– А все-таки в Эльзасе нам жилось бы получше…
Не дожидаясь десерта, Мегрэ поднялся и вышел. Ему не терпелось снова увидеть «Океан», порт, матросов. По дороге он ворчал:
– Фаллю знал, что скоро умрет. Но знал ли он, что будет убит? Быть может, он хотел заранее спасти своего убийцу или просто собирался покончить с собой? Кто мог бросить в почтовый ящик комиссариата этот желтый конверт? На нем ни марки, ни адреса.
По-видимому, новость эта уже распространилась по городку, потому что не успел Мегрэ подойти к «Океану», как его окликнул директор «Французской трески» и со злобной иронией в голосе полюбопытствовал:
– Выходит, Фаллю сам себя задушил? А кто же нашел это письмо?
– Лучше скажите мне, кто из офицеров «Океана» находится еще на борту?
– Никто. Помощник капитана отправился кутить в Париж. Главный механик уехал к себе в Ипор и вернется только к концу разгрузки.
Мегрэ еще раз осмотрел капитанскую каюту. Узкое помещение. Кровать, покрытая грязным стеганым одеялом; шкаф, вделанный в переборку. Голубой эмалированный кофейник на столе, покрытом клеенкой. В углу сапоги на деревянной подошве.
Здесь было темно, пыльно и все пропитано едким запахом, царившим на судне. На палубе сушились тельняшки. Мегрэ чуть не шлепнулся на мостике, жирном от рыбьих отбросов.
– Что-нибудь нашли?
Комиссар пожал плечами, еще раз с мрачным видом оглядел «Океан» и спросил у одного из таможенников, как добраться до Ипора.
Это была деревня у подножия скалы, в шести километрах от Фекана. Несколько рыбачьих домиков. Вокруг немногочисленные фермы, виллы, которые сдаются с мебелью на летний сезон, и единственная гостиница.
На пляже снова купальные костюмы, дети и мамаши с вязаньем или вышиванием в руках.
– Скажите, пожалуйста, где дом господина Лабержа?
– Главного механика «Океана» или фермера?
– Механика.
Ему указали на домик с палисадником. Когда он подходил к выкрашенной в зеленый цвет двери, изнутри до него донесся шум спора. Два голоса – женский и мужской, но слов не разобрать. Комиссар постучал.
Все смолкло. Послышались шаги. Дверь отворилась, и на пороге показался высокий худой мужчина. Он недоверчиво и злобно оглядел Мегрэ.
– Что вам нужно?
Женщина в домашнем платье быстро приводила в порядок растрепанные волосы.
– Я из уголовной полиции и хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Входите.
На полу сидел и плакал малыш, отец грубо толкнул его в соседнюю комнату, где Мегрэ заметил кровать.
– Ты можешь оставить нас одних? – бросил Лаберж жене.
У нее тоже были красные глаза. Должно быть, ссора разразилась во время завтрака, так как на тарелках еще оставалась еда.
– Что вы хотите узнать?
– Когда вы в последний раз были в Фекане?
– Нынче утром – ездил туда на велосипеде: совсем ведь не весело целый день слушать, как скулит жена. Долгие месяцы проводишь в море, надрываешься. А вернешься домой… – Он все еще злился. Правда, от него сильно несло спиртным. – Все они одинаковые! Ревность и тому подобное. Они думают, что у нас на уме одни только девки. Вот послушайте. Она колотит мальчишку, срывает на нем злость.
И в самом деле, в соседней комнате орал ребенок и слышался голос женщины:
– Ты замолчишь? А? Замолчи сейчас же! Слова эти, должно быть, сопровождались оплеухами или тумаками, так как ребенок ревел еще пуще.
– Нечего сказать, веселая жизнь!
– Делился с вами капитан Фаллю какими-нибудь своими огорчениями?
Мужчина исподлобья посмотрел на Мегрэ двинул стул на другое место.
– С чего вы это взяли?
– Вы же давно плаваете вместе, правда?
– Пять лет.
– И на борту ели за одним столом?
– Всегда, кроме этого раза. Тут он вбил себе в голову, что будет есть отдельно, у себя в каюте. Но я предпочел бы вообще не говорить об этом мерзком рейсе.
– Где вы находились, когда совершилось преступление?
– В кафе. Вместе со всеми. Вам, должно быть, уже сказали об этом?
– И вы считаете, что у радиста была причина напасть на капитана?
Лаберж вдруг вспылил:
– Чего вы хотите добиться от меня своими вопросами? Что я вам должен сказать? Мне никто не поручал заниматься слежкой, слышите? С меня хватит. И этой истории, и всего остального. Настолько хватит, что я сомневаюсь, идти ли мне в следующий рейс.
– Очевидно, последний был неблестящий. Лаберж снова бросил острый взгляд на Мегрэ:
– Что вы имеете в виду?
– Все шло плохо: юнга погиб; происшествий было гораздо больше, чем обычно; улов оказался неудачным, и треску доставили в Фекан уже испорченной.
– А я что – виноват?
– Этого я не говорю. Я вас только спрашиваю, не были ли вы свидетелем каких-либо событий, которые могли бы пролить свет на причину гибели капитана? Это был человек спокойный. Жил размеренной жизнью.
Механик усмехнулся, но ничего не сказал.
– Не знаете, были у него какие-нибудь приключения?
– Да ведь я говорю вам, что ничего не знаю, что сыт всем этим по горло! Меня что – с ума решили свести? А тебе-то еще что нужно? – накинулся он на жену, которая вошла в комнату и направилась к плите, где из какой-то кастрюли запахло пригорелым.
Ей было лет тридцать пять. Ее нельзя было назвать ни красивой, ни уродливой.
– Одну минутку, – смиренно сказала она. – Это еда для собаки.
– Потарапливайся! Ну что, все еще не справилась? – И, обращаясь к Мегрэ, Лаберж продолжал: – Хотите совет? Оставьте все это. Фаллю уже не вернуть. Чем меньше будут об этом болтать, тем лучше. А я больше ничего не знаю, и пусть мне задают вопросы хоть целый день: мне нечего прибавить. Вы приехали сюда поездом? Так вот, если вы не успеете на тот, который отходит через десять минут, вам придется ждать до восьми вечера.
Он открыл дверь. В комнату проникли лучи солнца.
– К кому вас ревнует жена? – тихо спросил комиссар, уже стоя на пороге.
Лаберж, стиснув зубы, молчал.
– Вам знакома эта особа?
Мегрэ протянул механику фотографию, на которой голова исчезла под красными чернилами. Голову комиссар прикрыл большим пальцем: видна была только шелковая блузка.
Механик бросил на него быстрый взгляд и хотел схватить фотографию.
– Вы ее знаете?
– Разве здесь можно кого-то узнать?
И он снова протянул руку, но Мегрэ уже сунул карточку в карман.
– Вы приедете завтра в Фекан?
– Не знаю. А что, я вам нужен?
– Нет. Спрашиваю на всякий случай. Благодарю за сведения, которые вы так любезно мне дали.
– Не давал я вам никаких сведений.
Не успел Мегрэ сделать и десяти шагов, как дверь захлопнулась под ударом ноги и в доме снова раздались громкие голоса. Ссора, очевидно, разгоралась.
Главный механик сказал правду: до восьми вечера поездов на Фекан не было, и Мегрэ, не зная куда девать время, невольно очутился на пляже и устроился там на террасе гостиницы.
Здесь царила обычная атмосфера отпускного времени: красные зонтики, белые платья, легкие брюки из светлой шерсти и группа любопытных, собравшихся вокруг рыбачьей лодки, которую вытаскивали на гальку с помощью лебедки.
Слева и справа светлые скалы. А впереди море, бледно-зеленое, окаймленное белым, и мерный рокот мелких волн, ударяющихся о берег.
– Пива.
Солнце припекало. За соседним столиком какая-то семья ела мороженое, молодой человек фотографировал «кодаком». Оттуда доносились звонкие девичьи голоса.
Мегрэ лениво разглядывал пейзаж, сознание его слегка затуманилось, а мысль беспрерывно вращалась вокруг капитана Фаллю.
– Благодарю.
Хотя смысл этих слов не поразил Мегрэ, они врезались ему в сознание, потому что их сухо, с резкой иронией произнесла женщина, сидевшая позади него.
– Однако, раз я тебе говорю, Адель…
– Замолчи.
– Ты что, начнешь снова?
– Я буду делать, что мне нравится!
Этот день решительно был днем ссор. Уже с утра Мегрэ столкнулся с колючим человеком, директором «Французской трески». В Ипоре была семейная сцена у Лабержей. А теперь здесь, на террасе, какая-то парочка обменивалась колкостями.
– Ты бы лучше подумала…
– Замолчи!
– Очень разумный ответ!
– Заткнись, понял?.. Официант, вы подали очень теплый лимонад. Принесите другой. Женщина говорила нарочито громко.
– Однако тебе все-таки нужно решиться, – продолжал мужчина.
– Так иди туда один. И оставь меня в покое.
– Но ведь то, что ты делаешь, – гнусно.
– А ты?
– Я? И ты еще смеешь… Слушай, не будь мы здесь, мне, наверное, трудно было бы сдержаться. Она засмеялась. Чересчур громко.
– Замолчи! Прошу тебя.
– Пошел ты, дорогой!..
– А почему я должен молчать?
– Потому что потому.
– Ничего не скажешь, ответ вразумительный. Замолчишь ты?
– А если мне так нравится?
– Адель, предупреждаю тебя, что…
– Что? Что устроишь скандал на публике? Что это тебе даст? Вон люди уже слушают нас.
Она резко поднялась. Мегрэ сидел спиной к ней, но видел, как удлинялась ее тень на плитах террасы. Потом увидел ее со спины. Женщина шла к берегу моря.
Теперь, против света, это был силуэт на фоне алеющего неба. Мегрэ заметил, что она довольно хорошо одета, и не в пляжном костюме, на ногах у нее шелковые чулки и туфли на высоком каблуке. Из-за этого, когда она сошла на гальку пляжа, походка ее стала тяжелой и неграциозной. Каждую минуту она рисковала вывихнуть себе лодыжку. Но неуклонно шла вперед, разъяренная, упрямая.
– Сколько я вам должен, официант?
– Но ведь я же еще не принес лимонад, который госпожа…
– Неважно. Сколько там с меня?
– Девять с половиной франков. Вы не будете здесь обедать?
– Пока ничего не знаю.
Мегрэ повернулся, чтобы посмотреть на спутника Адели, который был явно смущен, так как понимал, что соседи все слышали. Он был высокого роста, одет со щегольством. Глаза его казались усталыми, а по лицу сразу было заметно, что нервы у него крайне напряжены.
Он встал, не сразу решил, в каком направлении пойти, и в конце концов, пытаясь казаться безразличным, направился к молодой женщине, которая шла теперь по извилистому берегу моря.
– Ясное дело, еще один неудачный брак, – сказал кто-то за столом, где сидели три женщины с вязаньем в руках.
– Могли бы стирать свое белье не на людях! Хорошенький пример для детей.
Оба силуэта двигались теперь рядом по берегу моря. Разговора не было слышно, однако по взмахам рук можно было угадать, что между ними происходит.
Мужчина умолял и угрожал. Женщина, видимо, не уступала. В какой-то момент он схватил ее за руку, и показалось, что сейчас их ссора превратится в драку.
Но нет. Он оставил ее, пошел крупным шагом по направлению к ближайшей улице и сел в маленькую серую машину.
– Еще кружку, официант.
Мегрэ только сейчас заметил, что молодая женщина забыла на столе свою сумочку. Сумочка была новенькая, под крокодиловую кожу, набитая до отказа.
По земле промелькнула тень. Он поднял голову и увидел лицо хозяйки сумочки, она возвращалась к террасе.
Мегрэ затаил дыхание, ноздри его дрогнули.
Конечно, он мог ошибиться. Это было скорее впечатление, нежели уверенность. Но он мог поклясться, что перед ним оригинал фотопортрета без головы.
Он потихоньку вытащил фотографию из кармана. Женщина уселась за столик.
– Ну, официант, где мой лимонад?
– Я думал… Господин сказал…
– Но ведь я вам заказала лимонад.
Это была та же несколько полная шея, пышная и в то же время упругая грудь. И та же манера одеваться, то же пристрастие к гладким шелкам ярких цветов.
Мегрэ уронил фотографию так, чтобы его соседке пришлось ее увидеть.
И она в самом деле увидела. Оглядела комиссара, словно пытаясь что-то вспомнить. Но если она и смутилась, то внешне никак не обнаружила своего смущения.
Прошло пять, десять минут. Вдали послышался шум мотора, который все приближался. Это была серая машина. Она притормозила у террасы, остановилась, снова отошла, словно водитель не мог решиться уехать окончательно.
– Гастон!
Женщина встала, поманила своего приятеля. На этот раз она взяла свою сумочку и через мгновение уже влезала в машину.
Три женщины, сидевшие за соседним столом, с укоризной следили за ней. Молодой человек с «кодаком» обернулся.
Серый автомобиль уже исчез, слышался только гул мотора.
– Официант! Где можно достать машину?
– Не думаю, что вы найдете ее в Ипоре. Там есть, правда, одна, которая иногда подвозит людей в Фекан или в Этрета, но как раз сегодня утром на ней уехали англичане.
Толстые пальцы комиссара в быстром темпе барабанили по столу.
– Принесите мне дорожную карту. И соедините меня по телефону с полицейским комиссаром Фекана. Вам раньше приходилось видеть этих людей?
– Ту парочку, что здесь ссорилась? На этой неделе они бывали здесь почти каждый день. Вчера завтракали тут. По-моему, они из Гавра.
Стоял теплый летний вечер. На пляже теперь оставались только супружеские пары с детьми. Черная лодка незаметно приближалась к горизонту, проникла в освещенную солнцем зону, вышла с другой ее стороны, словно пройдя через затянутый бумагой обруч.
Глава 4
Под знаком гнева
– Что до меня, признаюсь, я уже потерял надежду, – заявил полицейский комиссар Фекана, затачивая при этом синий карандаш. – Эти морские истории редко удается распутать. Да что тут говорить! Попробуйте хотя бы разобраться в самой обычной драке, что почти ежедневно бывает в порту. В тот момент, когда приезжают мои люди, матросы лупят друг друга, но едва лишь завидят полицейскую форму, сразу объединяются и вместе кидаются на нас. Попробуйте их допросить! Все лгут, противоречат друг другу и настолько запутывают дело, что в конце концов приходится отступаться.
Был вечер. Они курили вчетвером в кабинете, уже наполненном табачным дымом: комиссар гаврской опербригады, которому официально было поручено вести следствие, прибыл в сопровождении молодого инспектора.
Мегрэ присутствовал здесь неофициально. Усевшись в углу, у стола, он пока молчал.
– А вот мне дело кажется совсем не сложным, – рискнул заметить инспектор, глядя на своего начальника и ожидая его одобрения. – Побудительный мотив преступления – не кража, следовательно, дело идет о мести. С кем капитан Фаллю был наиболее суров во время рейса?
Но комиссар из Гавра только пожал плечами, и инспектор, покраснев, умолк.
– Однако…
– Нет, дружок, нет. Тут другое. И прежде всего, женщина, которую вы, Мегрэ, обнаружили. Вы дали все приметы, по которым полиция может ее найти? И все-таки я, например, никак не могу уточнить ее роль. Судно три месяца находилось в плавании. Она не присутствовала даже при отправлении, иначе нам бы об этом сказали. Радист обручен. Капитан Фаллю, судя по тому, что о нем говорят, отнюдь не напоминает человека, способного на безумства. Тем не менее незадолго до того, как его убили, он составляет завещание…
– Интересно бы узнать, кто постарался доставить это завещание сюда, – вздохнул Мегрэ. – Один журналистик – он еще ходит в бежевом плаще – напечатал в «Эклер де Руан», будто владельцы «Океана» возложили на это судно совсем иную миссию, не имеющую ничего общего с ловом трески.
– Это каждый раз говорят, – проворчал полицейский комиссар Фекана.
Разговор шел вяло. Воцарилось долгое молчание, и слышалось только потрескивание трубки Мегрэ; вдруг он с усилием поднялся и сказал:
– Если бы меня попросили охарактеризовать это дело, я ответил бы, что мне оно видится под знаком гнева. Все, что связано с «Океаном», – злобно, напряженно, запальчиво. Экипаж пьянствует, заводит драки в «Кабачке ньюфаундлендцев». Радист, к которому я привожу его невесту, с трудом сдерживает раздражение и оказывает ей довольно холодный прием. Чуть ли не просит ее не вмешиваться в его дела. В Ипоре главный механик осыпает бранью свою жену и принимает меня как какую-нибудь дворняжку. Наконец, я встречаю еще двоих, тоже как будто отмеченных этим знаком: женщину по имени Адель и ее спутника, которые устраивают сцены на пляже и мирятся только перед тем, как исчезнуть.
– Какой же вы делаете из этого вывод? – спросил комиссар из Гавра.
– Да не делаю я никаких выводов. У меня только сложилось впечатление, что я нахожусь среди банды взбесившихся людей. Прощайте, господа. Я ведь здесь только в качестве любителя. В гостинице меня ждет жена. Вы мне сообщите, комиссар, если найдут женщину из Ипора и владельца серой машины?
– Обязательно сообщу. Спокойной ночи.
Вместо того чтобы пройти по городу, Мегрэ, сунув руки в карманы, с трубкой в зубах, пошел вдоль набережных.
Большой черный четырехугольник опустевшей гавани освещался лишь лампами с «Океана», который все еще продолжали разгружать.
– Под знаком ярости! – пробурчал себе под нос комиссар.
Он поднялся на борт, и никто не обратил на него внимания. Словно без всякой цели, Мегрэ прошел по палубе, заметил свет в люке полубака, наклонился. Из люка хлынул на него теплый воздух и запах, напоминавший казарму, дешевую столовую и рыбную лавку. Он спустился по железному трапу и сразу наткнулся на трех матросов; они ели из котелков, которые держали на коленях. Свет шел от керосиновой лампы, подвешенной к карданному валу. Посреди помещения стояла чугунная печурка, покрытая жирной грязью. Вдоль перегородок виднелись койки, в четыре яруса друг над другом. На некоторых еще оставалась солома, другие были пусты. Повсюду висели сапоги и зюйдвестки.
Из всех троих с места поднялся один Малыш Луи. Там были еще бретонец и какой-то негр с босыми ногами.
– Приятного аппетита! – проворчал Мегрэ. Ему ответили тоже ворчанием.
– А где ваши товарищи?
– У себя дома. Где еще? – отозвался Малыш Луи. – Когда тебе некуда идти и у тебя уже нет ни гроша, приходится торчать здесь, хоть ты и не в плавании.
Комиссару ничего не оставалось, как привыкать к полутьме и особенно к запаху. Можно представить себе, каково живется здесь сорока матросам, которые, лежа на койках, не могут повернуться, не задев соседа.
Сорок человек, не снимая сапог, бросаются на койки, храпят, плюются, жуют табак.
– Капитан когда-нибудь сюда заходил?
– Никогда.
Ко всему этому нужно добавить шум мотора, запах угля, сажи, накаленные металлические перегородки, плеск ударяющихся в борта волн.
– Пойдем-ка со мной, Малыш Луи.
Мегрэ заметил, что за его спиной матрос, куражась, махнул рукой товарищам. Но как только они очутились наверху, на утонувшей во мгле палубе, наглость с него как рукой сняло.
– Что случилось? – спросил Малыш Луи.
– Ничего. Предположим, что капитан умер еще в пути. Мог кто-нибудь другой привести корабль в порт?
– Пожалуй, нет, потому как старший помощник не умеет определять координаты судна… Правда, говорят, что с помощью радиосвязи радист всегда может определить положение судна.
– Часто ты видел радиста?
– Никогда. Не думайте, что во время рейса можно прогуливаться вот так, как мы сейчас. У каждого свое место. В течение долгих дней только и сидишь в своем углу.
– А главного механика?
– Этого видел. Можно сказать, каждый день.
– В каком он был состоянии?
Малыш Луи постарался увильнуть от ответа:
– Что я, в конце концов, могу знать? И что вы хотите выяснить? Вот если бы вы были здесь, когда все не ладилось, когда юнгу унесло волной, когда вырвало выхлопной клапан, капитан упорно заставлял спускать сеть в таком месте, где рыбы и в помине нет, а один матрос подцепил гангрену и тому подобное!.. Тогда бы вы все проклинали и метали бы молнии и громы. Из-за любого пустяка заехали бы кому-нибудь по морде. Когда вам говорят, что капитан к тому же еще и рехнулся…
– А он действительно рехнулся?
– Я его об этом не спрашивал. А впрочем…
– Что впрочем?
– Впрочем, почему бы мне и не сказать? Все равно кто-нибудь вам расскажет. Кажется, эти трое, там, наверху, все время носили при себе револьверы. Следили друг за другом, боялись один другого. Капитан почти никогда не выходил из своей каюты, ему туда принесли компас, секстант и все остальное.
– И так продолжалось все три месяца?
– Да. Вам еще что-нибудь от меня нужно?
– Спасибо, можешь идти.
Малыш Луи нехотя отошел и задержался возле люка, наблюдая за комиссаром, который медленно раскуривал трубку.
Из зияющих трюмов при свете ацетиленовых ламп по-прежнему выгружали треску. Но Мегрэ хотелось забыть все это: вагоны, грузчиков, набережные, мол и маяк.
Комиссар стоял среди царства рифленого железа и, полузакрыв глаза, представлял себе открытое море, похожее на поле, испещренное глубокими бороздами равной высоты, которое безостановочно, час за часом, день за днем, неделя за неделей, вспахивает форштевень.
«Не думайте, что во время рейса можно прогуливаться вот так, как мы сейчас…»
Матросы у машин. Матросы на баке. А в кормовой надстройке горстка людей: капитан, старший помощник, главный механик и радист. Маленькая лампа нактоуза, освещающая компас. Разложенные карты.
Три месяца!
Когда они возвратились из плавания, у капитана Фаллю было составлено завещание, из которого следовало, что он собирается покончить счеты с жизнью.
Через час после прибытия его задушили и бросили в воду.
А г-жа Бернар, его квартирная хозяйка, сокрушается оттого, что теперь невозможен столь удачный союз. Главный механик устраивает сцены жене. Некая Адель ссорится с каким-то мужчиной, но удирает с ним, едва Мегрэ сунул ей под нос ее портрет, замазанный красными чернилами. Радист Ле Кленш находится в тюрьме в убийственном настроении.
Судно едва покачивалось. Движение легкое, словно дыхание. Один из мужчин на полубаке играл на аккордеоне.
Повернув голову, Мегрэ заметил на набережной две женские фигуры. Он бросился к ним, перешел мостик.
– Что вы здесь делаете?
И тут же покраснел, потому что сказал это резким тоном, а в особенности потому что сознавал, что и сам поддался тому исступлению, которое охватило всех участников этой драмы.
– Нам захотелось посмотреть судно, – сказала г-жа Мегрэ с обезоруживающим смирением.
– Это моя вина, – вмешалась Мари Леоннек. – Я настояла на том, чтобы…
– Ладно, ладно. Вы ужинали?
– Конечно. Ведь уже десять часов. А вы?
– Да. Спасибо.
Свет горел только в «Кабачке ньюфаундлендцев». На молу угадывались какие-то фигуры – туристы, которые добросовестно совершали вечернюю прогулку.
– Удалось вам что-нибудь обнаружить? – спросила невеста Ле Кленша.
– Пока еще нет. Вернее, совсем немного.
– Я не осмеливаюсь просить вас об одолжении…
– Ну, говорите же.
– Мне бы хотелось увидеть каюту Пьера. Вы позволите?
Пожав плечами, комиссар проводил ее туда, г-жа Мегрэ отказалась переходить по мостику.
Каюта была настоящей металлической коробкой. Радиоаппараты, стол из листового железа, скамейка и койка. На стенке портрет Мари Леоннек в костюме бретонки. На полу – старые башмаки. На кушетке – брюки.
Девушка смотрела на все это с любопытством, смешанным с радостью.
– Да. Здесь не совсем так, как я себе представляла. Он никогда не чистил башмаки. Смотрите, он все время пил из этого стакана и никогда его не мыл.
Странная девушка! С одной стороны, смесь робости, слабости и хорошего воспитания, с другой – энергия и смелость. Поколебавшись, она спросила:
– А каюта капитана?
Мегрэ едва заметно улыбнулся. Он понимал, что в глубине души она надеялась сделать какое-нибудь открытие. И он отвел ее туда. Сходил даже на палубу за фонарем.
– Как можно жить среди такой вони! – вздохнула она.
Она внимательно осматривала все вокруг. Вдруг она смутилась, причем комиссар заметил это, и робко спросила:
– А почему кровать приподнята?
Услышав это, комиссар забыл даже зажечь погасшую трубку. Наблюдение было точное. Весь экипаж спал в койках, вделанных в переборки и, так сказать, составлявших часть архитектуры судна. Только у капитана была настоящая кровать. И вот под каждую ее ножку подложили по деревянному кубику.
– Вы не находите, что это странно? Можно подумать…
– Продолжайте.
От дурного настроения не осталось и следа. Мегрэ смотрел на бледное лицо девушки, которое светилось радостью открытия.
– Можно подумать… Но вы будете надо мной смеяться… Кровать, наверное, подняли для того, чтобы кто-то мог под ней спрятаться. Если бы не эти куски дерева, матрац был бы куда ниже. Тогда как сейчас…
Не успел комиссар и слова сказать, как она улеглась на пол, несмотря на покрывавшую его грязь. Потом полезла под кровать.
– Места вполне достаточно, – сообщила она.
– Да вылезайте же!
– Погодите. Дайте мне сюда на секунду лампу, комиссар.
Она вдруг замолкла. Мегрэ не мог понять, что она там делает. Он начал терять терпение.
– Ну, что?
– Сейчас… Подождите.
Она вылезла из-под кровати. Серый её костюм был весь выпачкан, глаза лихорадочно горели.
– Отодвиньте кровать. Вы увидите… Голос ее прерывался, руки дрожали. Мегрэ резким движением отодвинул кровать от переборки и посмотрел на пол.
– Ничего не вижу.
Она молчала Мегрэ обернулся и увидел, что девушка плачет.
– Но что вы тут нашли? Почему плачете?
– Вот. Читайте.
Пришлось нагнуться и поднести лампу к самой переборке. Теперь Мегрэ различил слова, нацарапанные на дереве чем-то острым – булавкой или гвоздем:
Гастон – Октав – Пьер – Ан…
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?