Текст книги "Борьба за огонь"

Глава третья
В логове медведя

Миновала уже треть ночи. Серебряная луна, похожая на раскрытый цветок белой водяной лилии, скользила вдоль края тёмного облака. Призрачный свет её заливал реку, молчаливые чёрные утёсы и берег озера у водопоя. Мамонты давно ушли. Лишь изредка к водопою подкрадывался неслышной походкой какой-нибудь хищник, а в воздухе бесшумно проносилась на своих мягких крыльях летучая мышь.

Гав стоял на страже у входа в пещеру. Молодой воин был очень утомлён; он всё время задрёмывал, пробуждаясь лишь при резком порыве ветра, внезапном шуме или возникновении нового запаха. Странное оцепенение сковывало все его мысли и чувства; в сознании бодрствовал только страх перед возможной опасностью.

Стук копыт внезапно промчавшейся неподалёку сайги заставил Гава быстро поднять голову и тревожно оглядеться. На противоположном берегу реки по крутому гребню базальтового холма двигался, переваливаясь с ноги на ногу, какой-то большой зверь. Грузное и в то же время гибкое тело, большая голова с заострённой мордой и что-то человеческое в походке – всё говорило о том, что перед Гавом огромный медведь.

Молодой воин был хорошо знаком с пещерным медведем. Этот миролюбивый гигант с выпуклым лбом обычно спокойно жил в своём логове и питался исключительно растительной пищей. Только голод мог заставить его охотиться и есть мясо.

Приближавшийся к пещере зверь принадлежал, по-видимому, к другой породе. Гав убедился в этом, когда медведь вышел на ярко освещённую луной вершину холма. У зверя был плоский лоб и массивное, покрытое короткой сероватой шерстью туловище; в тяжёлой поступи чувствовалась уверенность в своей силе и скрытая угроза. Это был серый медведь, опасный соперник самых крупных хищников.

Гав вспомнил рассказы охотников, побывавших в гористых местностях, где обитает серый медведь. Они уверяли, что этот страшный хищник способен одним ударом могучей лапы свалить на землю зубра или бизона, задушить лося или дикую лошадь. Его острые когти без усилия вспарывают грудь человека; он не боится свирепого льва и кровожадного тигра. Старый Гоун говорил, что серый медведь уступает в силе только пещерному льву, носорогу и владыке Земли – мамонту.

Сын Сайги не почувствовал сразу того страха, который вызвало бы у него внезапное появление тигра или льва. Встречи с благодушным пещерным медведем приучили его не бояться животных этой породы. Однако в походке приближающегося зверя было что-то внушающее смутную тревогу, и молодой воин счёл необходимым разбудить Нао.

Одного прикосновения к руке спящего сына Леопарда было достаточно, чтобы он мгновенно вскочил на ноги.

– Что хочет Гав? – спросил Нао, подойдя к выходу из пещеры.

Сын Сайги молча указал рукой на вершину базальтового холма.

Лицо Нао омрачилось.

– Серый медведь! – прошептал он.

Взгляд его тревожно скользнул по стенам пещеры.

С вечера уламры позаботились заготовить целую кучу хвороста и камней. Несколько крупных валунов лежало поблизости – ими можно было при необходимости прочно загородить вход в пещеру. Нао предпочёл бы спастись бегством, но для отступления у них был один только путь: вниз, по каменному выступу к водопою, то есть прямо навстречу серому медведю. Если бы им даже удалось незаметно проскользнуть мимо него, серый медведь, быстроногий и проворный, несмотря на кажущуюся грузность и неуклюжесть, легко догонит на открытом месте беглецов.

Единственным выходом было бы вскарабкаться на дерево – серый медведь не умеет лазать по деревьям. Но, к несчастью, поблизости виднелись лишь низкорослые, тонкие деревца, и к тому же этот неутомимый и упрямый хищник способен бесконечно долго караулить свою жертву.

* * *

Заметил ли медведь Гава, сидевшего на корточках у входа в пещеру, прижавшись к скале и стараясь не делать ни одного лишнего движения? Или это был хозяин пещеры, вернувшийся домой после долгого странствия?

Пока Нао мучительно раздумывал над этой загадкой, медведь стал спускаться вниз по крутому склону. Достигнув подножия холма, он остановился, поднял кверху острую морду, понюхал влажный ночной воздух и затрусил неторопливой рысцой. На мгновение обоим уламрам показалось, что он удаляется. Однако, очутившись на берегу, зверь уверенно двинулся к переправе и остановился как раз напротив каменного карниза, который вёл на вершину утёса.

Единственный путь к отступлению был отрезан. Чуть повыше пещеры каменный карниз кончался и утёс обрывался отвесно в воды озера; спустившись же по узкому выступу вниз, они очутились бы лицом к лицу со страшным хищником. Как бы быстро ни сбежали вниз уламры, медведь всё равно успел бы переплыть узкую реку и преградить беглецам путь.

Оставалось лишь надеяться, что хищник, не заметив людей, уйдёт прочь. В противном случае следовало приготовиться к нападению на пещеру…

Нао разбудил Нама, и они втроём поспешно начали перекатывать валуны ко входу в пещеру. Потоптавшись на месте, медведь вдруг бросился в воду и переплыл реку. Выйдя на берег, он отряхнулся и стал неторопливо взбираться вверх по узкому каменному выступу.

Чем ближе подходил к пещере медведь, тем отчётливее вырисовывалась в ярком свете луны его огромная косматая фигура. Временами в широкой пасти угрожающе поблескивали острые белые клыки.

Нам и Гав дрожали как в лихорадке, сознавая всю свою слабость перед страшным хищником. Юные сердца их трепетали, словно раненые птицы, при мысли о неизбежности предстоящей смертельной схватки. Страстная жажда жизни овладела всем существом молодых воинов.

Нао тоже не был спокоен. Он знал страшную силу противника и сознавал, что медведю понадобится совсем немного времени, чтобы справиться с тремя людьми. Его толстая шкура и крепкие, словно гранит, кости были почти неуязвимы для каменных топоров и копий с кремнёвыми наконечниками.

Уламры лихорадочно продолжали укреплять вход в пещеру. Скоро перед ним выросла высокая стена из камней. Молодые воины оставили не заложенным только одно отверстие справа, на высоте человеческого роста.

Тем временем медведь добрался до пещеры и подошёл к её входу. Увидев препятствие, он остановился и заворчал, удивлённо покачивая тяжёлой головой. Хищник давно учуял присутствие людей, слышал шум, поднятый ими при сооружении каменного заграждения, но никак не ожидал, что вход в берлогу, где он прожил столько лет, вдруг окажется заложенным.

Медведь смутно чувствовал, что существует какая-то связь между появлением этого неожиданного препятствия и присутствием двуногих существ, которые заняли его жилище. Преграда озадачила его, но нисколько не встревожила; он угадывал слабость скрывавшихся за ней противников.

Сначала огромный хищник не спеша потянулся, показав белую, отливающую серебром шерсть на своей могучей груди и мотая мохнатой головой. Затем внезапно, без всякого перехода, пришёл в ярость, потому что по натуре своей был существом угрюмым и злобным. Издав хриплый, протяжный рёв, он поднялся на задние лапы. В такой позе медведь ещё больше напоминал человека, огромного и волосатого, с короткими кривыми ногами и непомерно длинным туловищем. Тяжело переваливаясь с лапы на лапу, он вплотную подошёл к каменной стене и, пригнув голову, заглянул в оставшееся незаложенным отверстие.

Нам и Гав, скрытые в тёмной глубине пещеры, держали наготове свои кремнёвые топоры; сын Леопарда сжимал в руках тяжёлую палицу. Они рассчитывали, что медведь, желая разрушить стену, просунет в незаложенное отверстие лапы, и готовились размозжить их ударами палицы и топоров. Но в просвете между валунами перед ними неожиданно возникла огромная лохматая морда с плоским лбом и полуоткрытой пастью, в которой виднелись два ряда длинных и острых, словно дротики, зубов. Топоры Нама и Гава с силой опустились на голову хищника; Нао взмахнул палицей, но недостаточная ширина отверстия помешала ему нанести сокрушительный удар.

Медведь с рёвом отступил. Он даже не был ранен: ни одна капля крови не выступила на его морде. Но вспыхнувшие зелёным огнём зрачки хищника и лязг мощных челюстей ясно говорили о возмущении оскорблённой силы. Однако он не пренебрёг полученным уроком. Вместо того чтобы лезть в пещеру напролом, он решил сначала уничтожить опасное препятствие.

Приблизившись к пещере снова, медведь ощупал каменную стену лапами и толкнул её. Стена едва заметно дрогнула. Тогда, собрав все свои силы, зверь принялся расшатывать её. Он то наваливался на неё плечом и толкал лбом, то рвал могучими когтями, то, отступив, с разбегу бросался на стену всей тяжестью своего огромного тела. Обнаружив наконец слабое место у основания стены, медведь сосредоточил на нём свои усилия. Стена зашаталась. Уламры, находясь по ту сторону стены, ничем не могли помешать зверю. Почти не сговариваясь, люди быстро изменили способ защиты. Нао и Гав подпёрли плечами опасное место изнутри, и стена перестала шататься. Нам же, высунувшись из отверстия, подстерегал удобный момент, чтобы вонзить дротик в глаз противника.

Вскоре медведь заметил, что слабое место в преграде перестало поддаваться его толчкам. Эта непостижимая для тёмного ума зверя перемена, шедшая вразрез со всем его долголетним опытом, озадачила хищника. Он остановился, присел на задние лапы и, мотая головой, стал рассматривать стену, обнюхивая её с недоверчивым и изумлённым видом. Наконец, решив, что ошибся, медведь снова приблизился к стене и ударил её лапой; затем разбежался и толкнул плечом. Стена не поддавалась. Тогда, разъярившись, хищник забыл об осторожности и ринулся в атаку.

Отверстие в стене притягивало зверя. Ему казалось, что здесь он найдёт свободный проход. Он бросился к нему, не думая об опасности… Дротик просвистел и впился ему в веко, но ничто уже не могло остановить сокрушительный натиск этого живого тарана. Стена рухнула…

Нао и Гав мгновенно отскочили в глубину пещеры. Нам не успел последовать их примеру – и очутился в когтях рассвирепевшего зверя. Юноша даже не пробовал защищать свою жизнь. Покорный и беспомощный, словно антилопа, опрокинутая на землю лапой льва, он раскинул руки и, широко раскрыв глаза, в каком-то оцепенении ждал смерти.

Но Нао, на мгновение растерявшийся от неожиданного падения стены, увидел опасность, грозившую его товарищу, и сразу обрёл хладнокровие и мужество, свойственные людям сильного духа и твёрдой воли. Отбросив в сторону ставший ненужным топор, он обеими руками схватил узловатую дубовую палицу и шагнул навстречу врагу.

Медведь заметил его. Отложив расправу со слабой добычей, трепетавшей в его когтях, он отбросил в сторону Нама и с грозным рычанием повернулся к сыну Леопарда. Но не успел хищник пустить в ход свои страшные клыки и когти, как палица Нао с молниеносной быстротой опустилась на голову зверя, разбив в кровь его ноздри. Удар, нанесённый сбоку, был не так силён и опасен, как болезнен. Он поразил хищника в самое чувствительное место. Медведь невольно отпрянул назад, завыв от боли.

Второй удар палицы пришёлся по массивному, несокрушимому черепу. Медведь, успевший прийти в себя, но обезумевший от боли и ярости, ринулся на врага. Нао успел отскочить в темноту и укрыться за выступом базальтовой стены. Медведь, как лавина, пронёсся мимо него и с размаху ткнулся раненой мордой в каменную стену. Он пошатнулся, оглушённый ударом, и в эту же минуту палица Нао, очутившегося позади хищника, со страшной силой опустилась на загривок зверя, перебив ему позвоночник. Послышался треск сломанных костей. Хищник медленно повернулся вокруг себя, зашатался и рухнул на землю. Нао, упоённый победой, в неистовой ярости наносил поверженному врагу удар за ударом, в то время как Нам и Гав вспарывали брюхо зверя своими кремнёвыми топорами…

Когда громадная окровавленная туша перестала наконец содрогаться, уламры выпрямились и, опустив оружие, молча посмотрели друг на друга. Это была торжественная минута. Нао стал теперь в глазах Нама и Гава самым могучим из уламров и всех других людей. Ни Фауму, ни Гу, сыну Тигра, и ни одному из тех великих воинов прошлых поколений, имена которых хранил в своей обширной памяти старый Гоун, не удавалось убить серого медведя ударом палицы в открытом бою. Юноши с восхищением смотрели на своего могучего товарища, мечтая о том дне, когда они расскажут про его славную победу всем уламрам, – конечно, в том случае, если им удастся вернуться к родному племени покорителями Огня!

Глава четвёртая
Пещерный лев и тигрица

Минула одна луна. Нао и его спутники, всё время двигавшиеся на юг, давно уже оставили позади саванну. Теперь они пробирались по густому лесу. Казалось, тёмной чаще не будет конца. Лишь изредка на пути уламров встречались поляны, поросшие высокой травой, болота и небольшие озёра, но за ними снова начинались непроходимые дебри. Необозримый, словно море, лес то взбирался на холмы, то спускался в глубокие овраги.

Все виды растений и все породы животных водились в этом лесу.

Здесь можно было встретить тигра и жёлтого льва, леопарда и гиену, кабана и волка, лань и серну, носорога и оленя, муфлона и косулю. В этом лесу встречались даже пещерные львы – редчайшая порода хищников, начавшая вымирать сотни веков назад.

Кое-где в чаще попадались широкие просеки, заваленные обглоданными ветвями деревьев и вырванным с корнем подлеском, неоспоримо свидетельствовавшие о проходе мамонтов, стадо которых причиняет лесу больше ущерба, чем самые сильные бури и ураганы.

В этих опасных местах уламры находили обильную пищу, но и сами в любую минуту могли стать добычей какого-нибудь крупного хищника.

Нао, Нам и Гав подвигались вперёд с величайшей осторожностью, построившись треугольником, чтобы одновременно наблюдать за большим пространством.

Днём острое зрение и тонкий слух заблаговременно предупреждали их об опасности. Впрочем, днём самые страшные хищники спали; они выходили на охоту только в сумерки. Днём их глаза были менее зоркими, чем глаза людей, а чутьё нельзя было сравнить с чутьём волков. Волков трудно сбить со следа, но в этом обильном всякого рода добычей лесу они остерегались нападать на таких сильных и хитроумных противников, как люди. Страшный пещерный медведь охотился на животных только зимой, когда ему не хватало растительной пищи. В остальные времена года это огромное животное мирно утоляло свой голод плодами и съедобными корнями.

Но если дни проходили в непрерывной тревоге, то ночи были просто ужасны. Задолго до наступления сумерек уламры начинали искать безопасное убежище для ночлега. Иногда это была естественная пещера; в другой раз им приходилось сооружать убежище из камней; порой они находили приют в глубокой яме под корнями деревьев или в чаще колючего кустарника.

Но обычно они проводили ночи на деревьях, выбирая группу близко расположенных друг к другу стволов.

Больше всего страданий причиняло уламрам отсутствие Огня. В долгие безлунные ночи им казалось, что ночной мрак никогда больше не рассеется. Темнота угнетала их, наваливалась на них страшной тяжестью. Они тоскливо вглядывались в беспросветную тьму, ожидая, что вдруг где-нибудь вдали вспыхнет искра и весёлые языки пламени начнут лизать сухие ветви…

Но во мраке ночи мерцали только искры далёких звёзд да зелёные огоньки в глазах хищников.

В эти часы молодые воины мучительнее ощущали свою слабость и полное одиночество среди жестокого и враждебного мира. Со щемящей печалью вспоминали они о родном племени и думали, что самые тяжкие испытания угнетают человека меньше, если рядом с ним сородичи и соплеменники.

* * *

Наконец лес поредел. На запад он уходил такой же сплошной чащей, без единого просвета, но на востоке лежала равнина с редкими группами деревьев и островками невысокого кустарника. Зубры, бизоны, олени, сайги и лошади поедали молодые побеги деревьев и тем защищали саванну от наступления леса. Через равнину, по направлению к востоку, несла свои воды широкая река, берега которой заросли чёрными тополями, пепельными ивами, осинами, ольхой, тростником и камышами. Кое-где виднелись бурые груды ледниковых валунов.

День склонялся к закату, и на землю уже ложились длинные вечерние тени.

Многочисленные следы на берегу реки говорили о том, что в сумерки сюда сходится на водопой множество зверей. Поэтому Нао, Нам и Гав, поспешно утолив жажду, занялись поисками безопасного места для ночлега. Разбросанные кое-где валуны были непригодны для этой цели – пришлось бы затратить слишком много времени, чтобы построить из них хоть какое-нибудь прикрытие.

Нам и Гав, отчаявшись найти подходящее убежище, уже готовы были вернуться на ночь в лес, когда Нао вдруг заметил две огромные базальтовые глыбы, лежащие рядом и соприкасающиеся верхушками; они образовали нечто вроде пещеры с двумя входами. Один вход был доступен только мелким животным, не крупнее собаки. Второй оказался достаточно широким, чтобы, плотно прижавшись к земле, через него мог проползти человек; но для львов, тигров и медведей этот вход был слишком тесным.

Нам и Гав легко проникли в пещеру. Они боялись, что Нао из-за своего богатырского сложения не сможет протиснуться в узкое отверстие; но сын Леопарда, вытянувшись во всю длину и повернувшись на бок, без труда пробрался в пещеру и так же легко выполз обратно.

Огромные каменные глыбы были так тяжелы и массивны, что даже мамонты не могли бы разъединить их. Под ними свободно умещались три человека.

Уламры были бесконечно рады этой находке, обеспечивавшей им безопасный ночлег. Впервые за всё время похода они проведут спокойную ночь, не опасаясь нападения хищников.

Подкрепившись сырым мясом молодого оленя и орехами, собранными в лесу, Нао, Нам и Гав выбрались из убежища, чтобы ещё раз осмотреть местность. Несколько оленей и косуль пробежали к водопою. В воздухе с воинственным карканьем носились вороны; в облаках величественно парил орёл. В зарослях ивняка крался пятнистый леопард. Рысь преследовала антилопу.

Тени деревьев удлинялись. Солнце садилось за лесом, зажигая гигантский пожар в облаках. Через несколько минут хищники должны были выйти из своих берлог, чтобы вступить во владение равниной. Но пока ещё ничто не предвещало их появления.

Над равниной раздавался только многоголосый щебет птичек; повернув головки к закату, они торопились пропеть свой прощальный гимн дневному светилу, полный сожаления об уходящем дне и страха перед надвигающимся мраком ночи.

Неожиданно на опушке леса показался одинокий бизон. Откуда он пришёл? Почему отбился от стада? Бежал ли он от какого-нибудь крупного хищника или просто отстал от своих сородичей и теперь брёл наугад, не зная, где их искать?

Уламры не задавались подобными вопросами. Инстинкт охотников сразу проснулся в них. Люди в те времена не смели и подумать о нападении на стада этих огромных травоядных. Они отваживались охотиться лишь на одиноких, раненых или слабых животных.

Проворные и сильные, чуткие к малейшей опасности, смелые и осторожные, бизоны были великолепно приспособлены к борьбе за существование. Сознавая свою силу, они держались спокойно и уверенно.

Нао с глухим восклицанием вскочил на ноги. Сердце его учащённо забилось при виде широкогрудого, круторогого, величественного зверя. Он знал, что сражение с этим огромным травоядным принесло бы ему не меньшую славу, чем победа над серым медведем. Кровь закипела в жилах сына Леопарда и горячей волной ударила в голову. Но тут же другой инстинкт вступил в борьбу с первым. И этот инстинкт властно приказывал Нао не уничтожать без нужды животное, могущее послужить пищей. А у молодых воинов был большой запас свежего мяса.

Вспомнив победу, только что одержанную над серым медведем, сын Леопарда решил, что борьба с бизоном едва ли прибавит что-либо к его охотничьей славе, и опустил палицу.

Ничего не подозревавший бизон медленно и спокойно прошёл к реке.

Вдруг все трое уламров насторожились – они почувствовали приближение опасности раньше, чем увидели её. Сомнения быстро сменились уверенностью. По знаку Нао Нам и Гав скользнули в пещеру. Нао не замедлил последовать за ними, как только на опушке леса показался бегущий олень. Животное неслось в слепом ужасе. Ветвистые рога его были закинуты назад, с губ капала пена, окрашенная кровью.

Олень успел уже удалиться на тридцать скачков от опушки, когда из-за деревьев показался преследователь. Это был тигр – коренастый и приземистый, с гибкой спиной и мускулистыми лапами. Он продвигался гигантскими скачками, покрывая каждый раз расстояние не менее двадцати локтей. Со стороны казалось, что он не бежит, а скользит в воздухе, чуть касаясь лапами земли.

В конце каждого скачка тигр на неуловимо короткое мгновение останавливался, как бы собираясь с силами для нового рывка.

Олень мчался безостановочно, делая короткие, всё убыстряющиеся прыжки. Но тигр настигал его; хищник только что вышел на охоту после дневного сна, в то время как олень был утомлён долгим дневным переходом.

– Тигр нагоняет большого оленя! – дрожащим от волнения голосом воскликнул Нам.

Нао, с не меньшим возбуждением следивший за этой страшной охотой, возразил:

– Большой олень неутомим!

Вблизи реки расстояние, отделявшее оленя от тигра, сократилось наполовину. Однако, сделав неимоверное усилие, олень ещё убыстрил свой бег. Некоторое время оба животных неслись с одинаковой скоростью, затем скачки тигра замедлились. Он оставил бы преследование, если бы не близость реки: в воде он рассчитывал быстро настигнуть оленя, потому что был великолепным пловцом.

Хищник достиг берега, когда олень проплыл уже локтей пятьдесят. Не останавливаясь ни на секунду, тигр бросился в реку и поплыл с необычайной быстротой; однако олень не уступал ему в скорости. Жизнь его зависела от этой минуты. Река была неширока, и видно было, что олень первым доплывёт до противоположного берега. Однако стоит ему споткнуться при выходе из воды – и он погиб!

Олень прекрасно понимал это: он осмелился даже уклониться от прямой, чтобы выбраться на берег в более удобном месте: на усыпанной галькой косе, отлого спускавшейся к реке. Расчёт оленя был точным, но, ступив на сушу, он замешкался в минутной нерешительности. Этого было достаточно, чтобы тигр выиграл ещё полтора десятка локтей.

Олень едва успел отбежать на двадцать локтей от берега, когда тигр в свою очередь вылез из воды и сделал свой первый скачок. Но тут хищника постигла неудача: он зацепился за что-то лапой, оступился и упал.

Олень был спасён! Теперь преследование становилось бесполезным. Тигр понял это и, вспомнив, что во время погони перед его глазами мелькнул бизон, немедленно кинулся снова в воду и поплыл обратно.

Бизон не успел ещё скрыться из виду… Увидев погоню, он отступил к лесу; когда же тигр исчез в камышах, бизон остановился в раздумье. Однако осторожность взяла верх, и, решив скрыться в чаще, он затрусил к опушке мимо каменных глыб, где скрывались уламры.

Запах людей напомнил бизону, как однажды, когда он был ещё мал и слаб, человек тяжко ранил его острым камнем. Бизон бросился в сторону и стремглав понёсся к лесу; он уже почти достиг опушки, когда снова завидел тигра, который приближался огромными скачками.

Понимая, что бегство бесполезно, бизон повернулся к хищнику. Нетерпеливо роя копытами землю, он низко склонил рогатую голову. Широкая грудь его, покрытая рыжеватой шерстью, порывисто вздымалась. Большие глаза горели лиловатым огнём. Теперь это было уже не мирное травоядное, а опасный боец; страх и колебания уступили место ярости боя. Инстинкт самосохранения претворился в храбрость.

Тигр увидел, что ему предстоит встреча с опасным противником. Он не сразу напал на него. Крадучись и извиваясь всем туловищем, как пресмыкающееся, он подкрадывался к бизону, готовый при первом же поспешном или неловком движении противника прыгнуть ему на спину и одним ударом лапы переломить позвоночник или перегрызть незащищённую шею. Но настороженный и внимательный бизон следил за каждым движением хищника и всё время обращал к нему массивный костистый лоб, вооружённый острыми рогами.

Вдруг тигр замер, забыв о бизоне. Изогнув спину дугой, он устремил жёлтые, сразу ставшие неподвижными глаза на приближавшегося огромного зверя, похожего на него, но более рослого и массивного, с широкой грудью и густой тёмной гривой.

В неуверенной поступи этого зверя чувствовалось, однако, колебание охотника, который забрёл на чужую территорию.

Между тем тигр был у себя. Десять лун он владел этими местами, и все остальные хищники признавали его первенство – и леопард, и медведь, и гиена. Никто не осмеливался оспаривать у него добычу. Ни одно живое существо не становилось на пути тигра, когда он охотился на оленя, лань, муфлона, зубра, бизона или антилопу. Только серый медведь появлялся зимой в его охотничьих владениях. Другие тигры жили на севере, львы – возле Большой реки. Он уступал дорогу только непобедимому в своей слепой ярости носорогу и мамонту с толстыми, как стволы вековых деревьев, ногами.

До сих пор тигр ни разу не встречал этого странного зверя почти вымершей к тому времени породы. Но инстинкт сразу подсказал ему, что пришелец сильнее его, лучше вооружён и не менее ловок и проворен. И всё же тигр не хотел признать свою слабость и без борьбы уступить местность, где так долго был полновластным хозяином.

Он не отступил перед соперником, но пригнулся, почти распластавшись на земле, выгнул спину и угрожающе оскалил клыки.

В свою очередь пещерный лев набрал воздуха в широкую грудь и зарычал; затем, оттолкнувшись от земли задними лапами, сделал прыжок длиной в целых двадцать пять локтей.

Тигр в страхе попятился назад. При втором прыжке льва он поджал хвост и, казалось, готов был уже обратиться в бегство. Однако тут же, словно устыдившись собственной трусости, зарычал на противника; его жёлтые глаза позеленели от бешенства: он принимал бой!

Внезапная перемена в поведении тигра скоро стала понятной уламрам. Из камышей на помощь к своему самцу спешила тигрица; она неслась огромными скачками, почти не касаясь земли. Глаза её сверкали, словно угли.

Теперь настала очередь пещерного льва усомниться в своей силе. Вероятнее всего, он без боя уступил бы чете тигров её владения, если бы, возбуждённый угрожающим рычанием своей самки, тигр-самец не прыгнул ему навстречу…

Пещерный лев готов был примириться с необходимостью отступить, но не мог оставить безнаказанным столь дерзкий вызов. Его чудовищные мускулы напряглись при воспоминании об одержанных им бесчисленных победах, об убитых, растерзанных и съеденных им существах. Один лишь прыжок отделял его от тигра. Он мигом перелетел это расстояние и встретил… пустоту, так как тигр отскочил в сторону. Очевидно, он хотел напасть на пещерного льва сбоку. Тот быстро повернулся, чтобы встретить нападение.

Когти и клыки сшиблись… Послышалось глухое рычание и щёлканье страшных челюстей. Будучи ниже ростом, тигр попытался вцепиться в горло пещерного льва, но молниеносный удар огромной лапы опрокинул его на землю. В то же мгновение когтями другой лапы пещерный лев вспорол противнику брюхо. Внутренности вывалились из раны вместе с потоками крови. Неистовый рёв огласил саванну.

Пещерный лев начал рвать на части свою жертву, когда подбежала тигрица. Почуяв запах свежей крови, она остановилась в нерешительности и издала призывное рычание.

Услышав её зов, тигр невероятным усилием вырвался из лап пещерного льва, шагнул к тигрице… и остановился. Силы покинули его, и только глаза всё ещё были полны жизни.

Тигрица инстинктом поняла, как мало осталось жить тому, кто так долго делил с ней ещё тёплую добычу, охранял её детёнышей, защищал её от всех опасностей. Смутная нежность к поверженному самцу шевельнулась в глубине её не знавшего жалости сердца. Но она поняла также, что перед ней – сила ещё более могучая и жестокая, чем сила тигров, и, трепеща за свою жизнь, тигрица глухо зарычала, бросила последний взгляд на своего самца и убежала в лес.

Пещерный лев не стал преследовать её. Он наслаждался победой и следил за каждым движением издыхающего тигра, но не спешил прикончить его, так как был осторожен и остерегался получить рану, когда победа и без того была на его стороне.

Настал час заката. Багряный свет зари разлился по лесам, озарил кровавыми отблесками половину неба. Дневные животные затихли. Теперь слышались только вой волков, жуткий хохот гиен, крики ночных птиц, кваканье лягушек и стрекотание кузнечиков. Когда последние лучи солнца догорели в облаках, на востоке появился диск полной луны.

В саванне не было видно других зверей, кроме двух хищников, – бизон скрылся во время их битвы. В наступивших сумерках тысячи существ притаились без движения, чуя присутствие огромных зверей.

Бесчисленное множество дичи пряталось в каждой заросли, скрывалось за каждым деревом, и, несмотря на это, голод редкий день не терзал пещерного льва.

Лев издавал резкий запах, и этот запах всюду сопровождал его, предшествовал ему, предупреждая всё живое о его приближении вернее, чем шорох камней под могучими лапами, шелест раздвигаемой листвы и треск ломающихся ветвей.

Этот запах был густым и едким, почти осязаемым. Он разносился далеко вокруг по притихшей чаще и даже по поверхности вод, ужасный и в то же время спасительный для слабых существ. Всё бежало перед ним, исчезало, пряталось… Земля становилась пустынной. На ней не было жизни, не было добычи, и царь природы оставался в величественном одиночестве.

А между тем с приближением ночи огромного зверя начинал мучить голод. Осеннее наводнение изгнало его из привычных мест охоты, и, переплыв через несколько рек, он забрёл в неизвестную область. Теперь, после победы над тигром, эта область безраздельно принадлежала ему. И лев глубоко втягивал ноздрями вечерний воздух, стараясь учуять прячущуюся в сумерках добычу. Но ветерок приносил лишь ослабленные расстоянием запахи.

Насторожив слух, пещерный лев слышал чуть уловимый шорох мелких зверьков, убегающих в траве, возню воробьёв в гнёздах. На верхушке чёрного тополя он увидел двух цапель. Но лев знал, что этих бдительных пернатых не застанешь врасплох. К тому же, с тех пор как он достиг зрелости, хищник лазил только на невысокие деревья с прочными и толстыми ветками.

От издыхающего тигра исходил острый запах крови, раздражавший обоняние голодного льва. Он подошёл к тигру. Но вблизи этот запах показался ему отвратительным, как отрава.

Внезапно разъярившись, пещерный лев бросился на тигра и одним ударом лапы переломил ему спинной хребет. Затем, бросив труп, стал бродить по саванне.

Огромные глыбы базальта привлекли его внимание. Они находились на подветренной стороне, и запах людей сначала не доходил до хищника. Но, приблизившись, он учуял их присутствие…