Текст книги "Истории Дядюшки Дуба. Книга 1. Встреча"

III. Дождь. Ключ. Дядюшка Дуб

В тот день дети решили лечь пораньше. Ужинать не хотелось. К тому же их отругали за то, что они потеряли новые ботинки, да ещё и ключи от дома. Но главное, где-то в глубине души они чувствовали странную пустоту, словно у них вынули кусочек сердца. Ещё бы! Прожорливая старуха отняла у них целое слово. А это дело серьёзное. Подумать только: крупица Вселенной погрузилась в небытие. Как же летнее облако, январский снег, морская пена, полярные медведи, выпавший молочный зуб… да хотя бы просто чистая страница в блокноте? Частичка мира пропала для них навсегда.

Постепенно грудь заполняло новое чувство, которого они не знали раньше – а может, и знали, но не очень хорошо: это чувство называлось «тоска». Тоска горькая, тягучая, как слизь улитки, полная стыда и сожалений. Они убежали как ошпаренные, хотя слышали, что бедное бревно умоляло о помощи. А ведь просило оно о какой-то малости – всего лишь отнести его к Дядюшке Дубу. Не обожгло им руки, ничем не помешало. Наоборот, оно их спасло! Ах, что же они сделали – вернее, чего НЕ сделали!

В ту ночь над их домом прошёл небольшой тёплый дождь. Капли падали повсюду, заставляя каждый предмет, по которому они ударяли, звучать по-своему.

– Пожелайте дедушке спокойной ночи, – велела мама. – Понять не могу, почему вы весь вечер ничего не ели? Может, заболели? Верно, простыли, пока бегали босиком…

Дедушку Друса они нашли на чердаке. Он что-то выписывал из большущего тома с крошечными буквами. Заваленный книгами стол освещали свечи в треснутых блюдцах. Дедушка усадил детей рядом с собой. Неразборчивым почерком с долговязыми косыми буквами он целыми днями что-то писал в одной из своих тетрадей.

Дети уселись на стопки старых романов. Им очень хотелось подольше остаться с дедушкой, но они уже вовсю зевали.

– Что, спать хотите? Так идите ложитесь. Доброй ночи.

– Спокойной ночи, дедушка.

Дедушка Друс смотрел на них поверх очков. Дети неохотно поднялись.

– Постойте-ка, – окликнул их дедушка, когда они уже стояли у лестницы. – В моей книге сказано, что вы грустите! Да я и сам это вижу. А ну-ка, выкладывайте, что случилось утром в горах.

Дождь тихонько барабанил по крыше. Чердак был залит тёплым мягким светом. Уютный запах воска и потрескивание свечей успокаивали расстроенные чувства.

Майя и Тау уселись к дедушке на колени. Сбивчиво, но не упуская ни единой важной детали, как обычно это делают дети, они пересказали всё, что с ними произошло.

– И теперь мы не можем назвать этот цвет, – грустно подытожил Тау.

– Цвет сливок и глазури на тортах… – подсказала Майя. – Цвет снега. И ещё… мыла.

– Бедное, бедное бревно, – вздыхал Тау.

– Хм, – только и сказал дедушка.

Он выдвинул ящик письменного стола и принялся что-то искать. Открывал и закрывал множество коробочек из картона, железа, дерева, полированного камня, перебирал и перекладывал бумаги, тетрадки, блокноты, курительные трубки, какие-то диковинные штуковины…

– Вам невероятно повезло: вы встретились с Говорящим Бревном, – проговорил он наконец. – И даже держали его в руках! Мало кто может похвастаться столь близким знакомством. Вы счастливчики. А старуху эту зовут Дебора. Уже очень давно я ничего про неё не слышал. Её прожорливая пасть способна поглотить любой предмет. Главное, чтобы он был хоть чуточку тёплым. Дай ей волю, она проглотила бы и луну, и солнце. А глаза она у вас случайно не просила? Больше всего ей по вкусу всякие блестящие вещицы. Как-то раз я сам видел, как она проглотила хижину дровосеков, а всё потому, что стояли холода и в хижине на плите кипел горшок с мясной похлёбкой. К счастью, дровосеки выскочили в окно. Но одному она таки успела оттяпать ногу вместе с носком и штаниной. А другой от ужаса закричал – и что вы думаете? Старуха сожрала его крик вместе с ужасом! С тех пор этот человек ничего не боится. Но если встречает опасность, не может позвать на помощь. А это очень плохо.

Так было всегда: дедушка что-то принимался объяснять, но вскоре перескакивал с одной истории на другую. На миг он умолк и уставился в окошко, проделанное в чердачном потолке. Затем вздохнул и продолжил:

– Ох уж эта старуха! Больше всего она любит человеческий голос. Не просто голос: слова! Особенно когда их произносят дети. А «белый» – слово на редкость симпатичное!

– А расскажи про бревно!

– Говорящее Бревно горит с тех пор, как появились слова. Думаю, его зажгли давным-давно в одной из первых пещер, где при свете костра рассказывали самую первую историю. Это бревно горит не сгорая, но ещё никого не обожгло. Оно ничего не может поджечь: ни деревяшку, ни солому… При этом не гаснет даже под водой. Когда-то бревно горело на дне целых сто пятьдесят лет: его забросил в море один пират. Под водой было так светло, что рыбаки, которые плавали поблизости, утверждали, будто это звезда оторвалась с небосклона и упала в море. Рыба в тех краях до того поумнела, что перестала ловиться.

Дедушка снова поднял глаза и посмотрел в окошко. Наконец выудил из ящика с инструментами тяжёлый ржавый ключ.

– Вот он! Тот самый! – Друс положил ключ на середину стола.

Дети смотрели с удивлением. Ключ был самый обыкновенный. А вот дедушка помолодел лет на двадцать. Глаза у него блестели, а движения стали быстрыми, как у птицы.

– Не стоит переживать из-за бревна. Старуха в жизни его не проглотит: бревно обожжёт ей рот своим негасимым пламенем, которое в другое время совершенно безобидно. На самом деле в животе у Деборы пылает такой адский жар, что, как говорят, душа вылетела однажды у неё изо рта и обернулась вороном. Так что бревну вашему ничего не грозит. Дать его на съедение старухе – всё равно что пытаться утопить солнце в море.

– А что будет, если солнце опустится в море? – спросил Тау.

– Наверное, море испарится… Жар бревна слишком силён для Деборы. И всё-таки эта жадина мечтает его заполучить. Больше всего меня беспокоит, что оно в её власти. Бревно должно вернуться к Дядюшке Дубу. Если точнее, прямо к нему в сердце. Но Дядюшка Дуб растёт далековато оттуда.

– Как ты сказал? Дядюшка Дуб? – воскликнула Майя.

– Мама говорила… – начал Тау, но осёкся.

В тот вечер дедушка Друс впервые упомянул Дядюшку Дуба.

Пока они разговаривали, дождь кончился. В окошке показалась луна, а рядом с её холодным желтоватым диском сидела сорока с чёрно-зелёными крыльями. Птица замерла, будто тоже слушала дедушку. А из старинных настенных часов, стоявших на полу среди книг, выскочили медведь и медвежонок. Медведь держал в руках дубинку, а медвежонок – наверное, это был его сынишка – облизывался и поглаживал круглый животик. Медведь ударил по часам дубинкой двенадцать раз.

– Дядюшка Дуб – самое большое дерево, которое когда-либо существовало в наших местах, – заметил дедушка Друс. – Ему тысячи лет! Оно говорит на всех человеческих языках. И знает все самые знаменитые деревья, которые жили давным-давно. Так, Иггдрасиль, священное дерево викингов, приходится ему младшим братом. Его ближайшие родственники – волшебное африканское дерево Омумборонбонга, священное дерево Бодхи, олива Афины и яблоня Гесперид, дуб Додоны – дерево Зевса, которое, тихонько поскрипывая, отвечало тем, кто умел слушать. А ещё тысячелетние баобабы и секвойи, дерево Бани, большой каменный пень, Драконье дерево, Старая Ива, ледяное дерево Барбарбрат, дерево Киче… Знает он и десятки других деревьев, которые приходятся ему старинными приятелями: он говорит о них так, словно видел их только вчера. А ещё Дядюшка Дуб сотни раз обошёл весь мир.

Тёмными ночами, когда луна уходит с неба или лес окутывает особенно густой и непроглядный туман, Дядюшка Дуб вытягивает из земли свои гигантские корни и отправляется в путешествие. Он идёт неспешно, большими шагами, перемахивает через невысокие горы, преодолевает вброд реки и озёра. Иногда шагает даже по дну океана. Правда, сам он не очень любит океанское дно: после морской воды листья и корни покрываются серебристым слоем соли. Кроме того, под водой маленьким обитателям Дядюшки Дуба приходится целыми днями томиться взаперти в своих комнатках, а, когда путешествие затягивается, это ужас как надоедает. Иногда, если необходимо, на помощь дереву приходит буря по имени Метеора.

Дядюшка Дуб знает почти всё на свете, вот почему чаще всего он молчит. Где-то внутри его ствола спрятана дверца, через которую можно попасть в удивительные миры и сказочные королевства. Мало кто из людей воспользовался этой дверцей, а из тех, кто шагнул за её порог, почти никто не вернулся.

Но больше всего Дядюшка Дуб любит петь.

Ночью при лунном свете или когда луна уходит с неба, особенно когда в городах и селениях жители собираются на праздник и дуб-исполин чувствует себя одиноким – а может, наоборот, весёлым, счастливым и могучим; когда он видит, как рождается новая звезда или погибает старая, куда более древняя, чем он сам; когда среди лесной земляники появляется на свет белый зайчишка или умирает старая мудрая лиса, измученная тяжкой, полной невзгод жизнью; когда случается затмение (пусть даже и неполное); когда Млечный Путь закручивается спиралями; когда утром прилетает стайка дроздов или целая школьная экскурсия присаживается отдохнуть в тени густой листвы – в эти мгновения Дядюшка Дуб поёт. Он поёт глубоким могучим басом, который разносится не только по лесу, но и по всей Вселенной. Особенно Дядюшка Дуб любит оперные арии. Но если в его безбрежной памяти всплывает какая-нибудь другая песня, которую он слышал в далёком городке или неведомом селении, куда его заносила судьба, он исполняет и её. Историю о двух его голосах и о том, кто и как научил его петь, нам ещё предстоит услышать…

Внезапно дедушка Друс прервал свой рассказ: он увидел, что уже поздно, и встал с кресла. Надел очки, провёл рукой по встрёпанным волосам, которые от этого ещё больше взъерошились, упёрся руками в бока и сказал:

– Другого средства не остаётся: если вы действительно хотите вернуть слово, вам нужен Мальчик Йогурт. Только он вам поможет. Живёт Мальчик Йогурт на ветвях Дядюшки Дуба, но путь в те края очень опасен. Однако вы уже достаточно большие для путешествия. Вот, держите!

И дедушка вручил детям ключ, тот самый, который нашёл в ящике стола. Пока они болтали о том о сём, он повязал на ключ синюю шёлковую ленточку.

– Так вы его не потеряете, – пояснил он. – Особенно если будете носить на шее.

И дедушка повесил ключ на грудь Майе, потому что она была старше.

– Но от какого он замка? – спросил Тау.

– Только этим ключом можно открыть дверь колодца, – объяснил дедушка, таинственно понизив голос. – А спускаться в колодец лучше ночью при полной луне. Там вы найдёте всё, что нужно.

Иногда дедушка говорил очень странные вещи.

– И что, мы найдём там наше слово? – воскликнул Тау.

Дедушка вздохнул. Он ещё раз провёл рукой по волосам и почесал живот, как старый медведь.

– Этого никто вам не скажет заранее. Возможно, вы найдёте что-то другое. – Он наклонился к детям и заглянул им прямо в глаза. – А может, и не стоит рисковать. Уже давно я не слышу голоса Дядюшки Дуба. Что, если старик сейчас далеко отсюда? Или погрузился в молчание – такое и прежде случалось. Это молчание может длиться веками. А раз так, ничего не поделаешь.

Брат и сестра сидели не шелохнувшись. Они чувствовали, что стоят на пороге неведомого мира. Мира, о котором раньше даже не мечтали. Их жизнь вот-вот превратится в увлекательное приключение.

Майя встрепенулась.

– Всё равно мы виноваты. Мы бросили Говорящее Бревно! Мы могли бы…

– Судьбу Говорящего Бревна должен решить Дядюшка Дуб, – перебил дедушка. – Не надо всё время думать о том, что было бы, если… Делайте то, что в ваших силах. И оставайтесь добрыми и великодушными, вот и всё.

Тау взял дедушку за руку.

– А я боюсь колодцев… И не очень хорошо плаваю.

Дедушка улыбнулся.

– Там неглубоко. Главное, чтобы дожди не зарядили. И помните: вы хоть и маленькие, зато вдвоём можете забраться туда, куда один не сумеет.

– Но сегодня как раз прошёл дождь, дедушка.

– Тогда вам придётся идти по луне! – загадочно улыбнулся Друс. – А сейчас ступайте к себе и дайте мне побыть одному.

Дети не поняли, что означает «идти по луне». Спустившись в детскую, они ещё раз внимательно рассмотрели ключ: ржавый и кривоватый.

Ветер, прилетевший издалека, заботливо прикоснулся прохладной рукой ко всем крышам по очереди. Деревья вздрогнули, стряхнув с себя крошечные капли.

А луна, окружённая бесчисленными звёздами, улыбнулась в чистом, промытом после дождя небе.

IV. Запретный колодец. Великан в тоннеле

Колодец построили в незапамятные времена. За много столетий до того, как появились двор, дом, дорога и город. На его камнях проступали непонятные знаки. Может быть, буквы или цифры, а то и вовсе портреты каких-нибудь доисторических людей, изображения диковинных растений или странных животных. Кто знает, возможно, камни прежде были частью древнего храма.

Тау и Майя убедились, что папа и мама спят. Сад заливало холодное серебристое сияние. Небо было чистым, звёзды светили ярко и омывали весь мир густой синевой. Растущая луна стояла высоко.

Дети вышли во двор. Они решили испытать ключ немедленно. Для этого пришлось забраться на здоровенный камень, лежавший вплотную к колодцу. Казалось, кто-то придвинул его специально для детей или каких-то других небольших существ.

Замок затянула плотная паутина, зубчики ключа входили с трудом, однако механизм сработал и дверца открылась. Много лет никто не пользовался колодцем, и всё-таки петли не заржавели и не сломались. Скорее всего, дедушка Друс смазывал их время от времени.

Вначале ничего особенного дети не увидели. Чёрное отверстие, снизу тянет прохладой. Дети вгляделись. Они различили далеко внизу блестящий кружок: кусочек неба, а в нём звёзды! С краю робко притулилось отражение луны. Какие-то два пятна смутно темнели между созвездиями: да это же их головы! Тау не удержался и плюнул. Его плевок проделал долгое путешествие, пока не шлёпнулся в воду.

Дети засмеялись. Смех эхом отразился от стенок колодца.

– Придётся спускаться, – прошептала Майя.

– Страшновато, – откликнулся Тау.

– А мы потихоньку. Дедушка же доверил нам ключ, верно? Значит, не так уж там опасно. Или, может, пойдём спать? А завтра вернём ключ дедушке?

– Ну уж нет! Давай спустимся.

– Давай. Но вот только как? – Майя выпрямилась и посмотрела на брата.

Они обшарили стенки колодца, но ничего не нашли: ни лесенки, ни верёвки. И всё-таки должно же быть какое-то приспособление для спуска!

– Надо было расспросить дедушку, – ворчал Тау.

– Взял бы и расспросил. Тоже мне, гомо сапиенс, – не сдавалась Майя.

– Ну конечно, ты же у нас знайка-всезнайка! Как это я забыл?

Теперь луна целиком отражалась в тёмной воде, и колодец изнутри будто светился. Дети ощупали скользкий холодный край. Растерянно переглянулись: что же делать?

Майя ещё раз посмотрела на светлый кружок в глубине. Ей показалось, что вода дрожит, будто туда что-то упало. Она подняла глаза на Тау и повторила слова дедушки:

– «Вдвоём вы можете забраться туда, куда один не сумеет»… Я поняла! Нашла, нашла! Давай руку, Тау!

В это мгновение им послышалось, как в воду что-то осыпается. А вслед плюхнулась штуковина покрупнее. Они снова заглянули в колодец.

Тут они увидели то, чего раньше не замечали. Стенки были выложены влажными скользкими камнями, и камни эти образовывали лестницу, спиралью уводившую вниз. Там, внизу, вода дрожала, словно внутри неё билось невидимое сердце.

– Ладно, давай спускаться.

И дети двинулись по лестнице вниз, вжимаясь в стенки колодца. Чтобы внутри было светлее, дверцу решили оставить открытой. «Наверняка взрослые подумают, что мы утонули», – вздохнула Майя. Но закрывать дверцу было нельзя, иначе как на обратном пути они вернутся домой?

– А вдруг тут пауки? – ныл Тау, медленно двигаясь вслед за сестрой. – Мы не взяли фонарики! Мы даже печенье не взяли! И ни кусочка шоколадки.

– Тс-с-с… Тау, пожалуйста, помолчи.

– А чего это я должен молчать? Здесь же никого нет!

Мало-помалу они добрались до воды. Дальше идти было некуда. Со дна поднимался слабый ветерок и, как ни странно, тянуло запахом свежей травы. Ветерок скользил по волосам, холодил уши и уносился вверх. Колодец напоминал огромную флейту, он даже выводил какую-то ноту, но так тихо, что дети едва её различали. На дне мерцал маленький кружок – отражение неба, и чудилось, что ноту насвистывает луна. А ещё казалось, что настоящая луна внизу, в воде, а та, которая вверху, – её отражение. В общем, всё было наоборот!

В противоположной стенке колодца дети разглядели тёмный тоннель. Длинные гибкие стебли неизвестного растения с мелкими листочками прикрывали вход, свисая, точно занавес. Выглядело это не страшно. Но, чтобы попасть в тоннель, нужно было как-то перебраться через воду. Теперь дети увидели, что здесь, внизу, колодец раза в четыре шире, чем его устье.

– А если там глубоко? – забеспокоилась Майя. – Сумеешь переплыть, Тау? Держаться ведь не за что.

– Дедушка сказал, что вроде бы можно пройти прямо по воде. Ух ты, смотри! – крикнул он. – Да это же луна!

Им не сразу пришло в голову, что дедушка мог иметь в виду не саму луну, а её отражение в воде. Так иногда мы внезапно понимаем смысл слышанных раньше слов.

Дети не были уверены, что поступают правильно. От волнения по спине у обоих пробежали мурашки, и всё же они решились наступить на отражение луны. Сперва Тау протянул к воде одну ногу. Майя, стоя на нижней ступеньке, крепко вцепилась пальцами в его руку.

– Она холодная? – шептала она. – Ты промок?

Тау осторожно коснулся ногой воды.

Луна оказалась сухой и плотной, как песок на пляже, и легко выдержала вес Тау.

– Давай, Майя, – весело крикнул он. – Смотри, я не тону!

От радости он принялся приплясывать и даже подпрыгивать.

– Эй, полегче, – испугалась Майя. – Вдруг провалишься?

Внезапно раздался чей-то голос, да такой громкий, что по воде пошла рябь.

– Не провалится. В неё невозможно провалиться. Как и в ту луну, которая на небе.

Дети замерли, открыв рты.

– Ишь как побледнели! – не умолкал голос. Он явно доносился из тоннеля. Но по-прежнему ничего не было видно. – Давайте, смелее вперёд…

Взявшись за руки, Майя и Тау решительно шли по луне, как две кометы, пересекающие небо. По пути у них было время о многом подумать.

Когда они шагнули на противоположный берег, оказалось, что под ногами вовсе не камень, а что-то мягкое, вроде травы. Интересно, как она могла вырасти без солнца? Тау и Майя глазам своим не верили! Они не знали, что в глубине, в непроглядной тьме, тоже есть трава, только белая. Называется она белым-трава, а растёт благодаря случайным атомам света, попавшим внутрь земли. Эти крошечные частички напоминают пылинки, плывущие в воздухе летним вечером. Там, куда упадёт светящийся атом, появляется маленькая белёсая травинка, которая живёт пару дней.

Незнакомый голос раздался вновь. На сей раз он прогремел совсем рядом:

– Полезайте ко мне на спину!

Только сейчас Тау и Майя заметили у себя над головой два внимательных карих глаза. Потом показались чёрный блестящий нос, широкая морда и здоровенная голова. Да это же самый настоящий медведь! Дети в страхе попятились.

– Не бойтесь. Меня зовут Умбертус. Ну, смелее!

Великан исчез в глубине тоннеля и, по всей видимости, улёгся на землю, потому что до детей донеслось громкое «уф-ф-ф!».

– Рад с вами познакомиться, Тау и Майя, – добавил он. И снова: – Уф-ф-ф!

Откуда он знает их имена? Так или иначе, дети успокоились и послушно вскарабкались на медвежью спину. Какая мягкая шерсть была у этого великана! Пахла она хвоей, белыми грибами, трюфелями, влажной древесной корой, ветром, треплющим ветки ив, озером, смородиной, мятой, пчелиным воском. Не сговариваясь, Тау и Майя вцепились в медвежью шкуру.

В тот же миг зверь заворочался, поднялся с земли и понёсся огромными скачками по тёмному тоннелю, унося детей на своей спине.

V. Песня. Дорога в никуда и бесконечная змея

Скачка в кромешной тьме тоннеля верхом на медведе, крупнее которого свет не видывал, дело непростое. Приходилось крепко держаться за шкуру, чтобы не упасть: трясло-то будь здоров! Особенно если Умбертус взмывал в воздух, преодолевая скалы, ущелья и непроходимые заросли. Когда медведь через что-нибудь перепрыгивал, из пасти его вырывалось короткое сосредоточенное рычание. А потом он поднимал морду и, по-прежнему глядя перед собой, спрашивал:

– Вы там как? Ничего?

– Нормально, – хором отвечали дети.

– Значит, оба на месте? Отлично!

И не опускал морду, пока дети не отзовутся.

Время от времени их задевали лианы, свисавшие древесные корни или упругая паутина. Один раз они почувствовали, как чей-то холодный мокрый хвост ласково пощекотал им подбородки.

Тау и Майя не удержались и захихикали.

– Не пугайтесь, – подбадривал их медведь на полном скаку, – это Кассандра, змея-предсказательница. Голова у неё снаружи, а хвост внутри. Кассандра всему лесу сообщает о том, что вы здесь. Но никто не обращает на неё внимания.

– Почему?

– В молодости она проглотила лисёнка: обманом заманила к себе в пасть. Пообещала, что внутри лисёнок найдёт булочку с ветчиной. Наказать её решили тем, что перестали её слушать. В первое время было сложновато, но потом мы привыкли. Закричи она: «Пожар, пожар!» – всё равно никто не поверит, даже если увидит дым.

– Зачем же она предсказывает? – удивился Тау.

– Она уверена, что это её прямая обязанность. А с другой стороны – кто знает? – вдруг в один прекрасный день все поймут, что она не врёт, прислушаются к ней и узнают нечто важное.

– Такое впечатление, что ты, Умбертус, ей веришь, – улыбнулась Майя.

Ничего не ответив, медведь опустил морду, и дети поняли, что он улыбается.

Наконец впереди показалась большая отвесная скала. Тьму тоннеля рассеивали скупые лучи лунного света: должно быть, они просачивались сквозь звериную нору или отверстие, проделанное каким-нибудь мощным корнем. Словно огонёк свечи, они заливали поверхность скалы мягким таинственным светом. Дети увидели, что её покрывают загадочные письмена, похожие на те, что были на стенках колодца.

Медведь пригнулся, чтобы дети слезли на землю, а затем подошёл к скале. Что-то тихонько прорычал, и перед ним бесшумно открылась дверь.

– Даже не скрипнула, – прошептала Майя.

– Это самая стеснительная дверь, которую я встречал в своей жизни, – улыбнулся медведь Умбертус.

– А как ты её открыл?

– Прошептал своё имя.

– «Медведь Умбертус»?

– Нет, другое. Моё имя на сером медвежачьем – так называется язык серых медведей. Если вы скажете ей ваши имена, она послушается и вас. Запомните хорошенько и ни за что на свете не забывайте это правило.

Осмотрев скалу, медведь показал следы какого-то ископаемого животного. Они располагались как раз на высоте детского носа. Сразу стало понятно, какой древней была эта горная порода. Через открывшуюся дверь Умбертус и дети прошли в густой тёмный лес.

– А если кто-нибудь подойдёт к скале и назовёт своё имя случайно? – не унимался Тау.

– Так не бывает, – усмехнулся медведь. – Вы можете себе представить, чтобы кто-то разговаривал со скалой случайно?

Майя и Тау переглянулись.

– Наш дедушка запросто.

Медведь покосился на детей, будто что-то припоминая.

– Ваш дедушка? Ах да, юный Друс! – Он задрал голову, глянул на небо и вздохнул. – Конечно, я его помню. А ну-ка, подождите, дети. Пора сообщить Дядюшке Дубу, что мы на месте.

Медведь встал на задние лапы и так вытянул шею, что казалось, голова его затеряется среди звёзд.

Затем он выпрямил гигантское тело и вновь заревел: на сей раз его могучий рык был подобен грому. Стая гусей, которая в это время как раз пересекала белый диск луны, приветливо загоготала в ответ. А луна смущённо прикрылась серебристым облачком.

Но вскоре птицы умолкли. И тогда дети впервые в жизни услышали голос Дядюшки Дуба.

Нежный и глубокий, громкий, но приятный, как прикосновение бархата, голос этот тихонько напевал песенку, полную ликования и радости:

 
То-реа-дор, сме-лее в бой…
То-реа-дор, то-реа-дор!
 

– Приве-е-ет, Умбертус, – добавил он. – Отпусти детей. Пусть идут ко мне сами.

И снова:

 
Час нас-тал… в бой сме-лей!
 

Листья на деревьях задрожали и зашелестели, хотя никакого ветра не было и в помине. Голос наполнял собой весь лес, как вышедший из берегов океан. Медведь блаженно закрыл глаза. Ночные животные тоже притихли. Луна сияла в небе в полную силу, заливая всё вокруг пронзительным ясным светом. Детям даже показалось, что наступил день.

– Это он, Дядюшка Дуб, – сказал Умбертус. По сравнению с голосищем исполинского дерева медвежий голос казался тоненьким и слабым. – Дальше пойдёте одни.

– Как это одни? – возмутилась Майя. – Кругом же лес!

– Ничего страшного, там впереди дорога.

– Дорога? А куда она ведёт?

– Никуда. Точнее, куда хочешь, туда и приведёт, – ответил медведь. – Прощайте! Надеюсь, ещё увидимся. Я всех предупрежу, чтобы вам помогали, р-р-р-р. – И медведь улыбнулся.

– Умбертус, постой, Умбертус! – вскрикнул Тау, кинувшись к нему.

– Ря-а-авк! – рыкнул медведь и скрылся в чаще.

Луна, которая тоже хотела поучаствовать в происходящем, высветила дорожку среди непроглядного леса. Дорожка была такой белой, что казалась протоптанной в снегу. Слово «белый» начисто стёрлось из памяти Майи и Тау: для них дорожка была серебряной, как монета или звезда, отражённая в море.

– Тау, нам надо держаться за руки, – строго сказала Майя.

Интересно, куда ведёт эта незнакомая дорога? А может, это и есть та самая, о которой говорил Умбертус? Тут дети заметили, что чуть поодаль, за ежевичником, белеет ещё одна тропинка, которая тоже убегает в глубь леса.

– Что делать, Майя? – растерялся Тау. – Куда нам идти?

– Понятия не имею. Вот бы спросить у кого-то, – вздохнула Майя. – Если бы мы были в сказке, то повстречали бы говорящую сову, лису или ещё какую-нибудь зверюшку. Она бы загадала нам загадку, а потом ответила на наш вопрос. А может, просто взяла бы и показала, в какую сторону идти.

– Сова, а сова? – позвал Тау.

Майя прыснула. И брат, и сестра очень любили всякие смешные шутки.

– Куда ты ведёшь, дорога? – спросил Тау. Он это сказал нарочно, чтобы Майя ещё посмеялась.

– Я приведу тебя куда захочешь, – неожиданно услышали дети. – Такой вариант тебя устраивает?

Голос доносился из ниоткуда: не из леса, и не из пасти какого-нибудь живого существа, и не из пещеры, камня или растения. Казалось, это заговорила сама серебристая дорожная пыль.

– Ответь что-нибудь, Майя, – хихикнул Тау.

– Минутку… – Майя растерялась. – Скажи, а там впереди – что?

– А чего бы тебе хотелось? – ответила дорога как ни в чём не бывало.

– Нам нужен Дя…

– Погоди, – перебил её Тау. – Вдруг нам нельзя никому про это говорить?

– Теперь уже всё равно. И потом, другого выхода у нас нет!

Тау на секундочку отбежал в сторону, туда, где среди кустов виляла узенькая тропинка, и окликнул её. Но по какой-то причине – может, уснула, а может, о чём-то задумалась или просто не умела говорить – тропинка не ответила ничего путного. «Крик-крик», – прострекотала она, как неразумный сверчок.

Тау вернулся.

– Дорога, а дорога, – продолжала Майя. – Нам нужно повидаться с Дядюшкой Дубом. Отведёшь нас к нему?

– Отведу куда скажете. Главное, правильно задайте вопрос.

И они зашагали по дорожке среди папоротника, ежевики и всяких других растений: дикой клубники, чертополоха, дрока. По сторонам темнели деревья.

– Угу, угу, – ухала в чаще сова.

– Кар-р, – вторил ей ворон, который тоже следил за Тау и Майей.

– Дорога, а дорога… – не унималась Майя. – Получается, кто угодно может прийти куда угодно?

– Не совсем. Куда угодно приходит лишь тот, кто вовремя задаёт вопрос, – ответила дорога. И издала странный звук, больше всего напоминавший хихиканье.

Едва заметные спиральки серебряной пыли завертелись вокруг детей. Эта пыль оседала на их волосах, и вскоре головы детей засеребрились и засверкали. Тау и Майе снова стало смешно. Со стороны они напоминали светлячков, маячок скорой помощи… да мало ли что!

В одном из серебряных вихрей, белевших впереди, обнаружился странный круглый предмет. Как будто кто-то менял колесо у гигантского велосипеда и бросил старое посреди дороги. Правда, колесо вовсе не выглядело сломанным. Наоборот, было вполне ничего: упругое, блестящее, целое. Подойдя ближе, дети заметили, что влажная поверхность колеса тихонько шевелится, как будто внутри бьётся маленькое сердце.

– Это же змея! – крикнул Тау.

– Не подходи, – приказала Майя.

Да, это оказалась змея. По голубовато-зелёной коже были рассыпаны жёлтые и розовые крапинки, которые складывались в причудливые узоры, похожие на цветы. Змея спала. Всего удивительнее было то, что во сне она покусывала собственный хвост, будто собиралась проглотить саму себя.

– Дорога, а дорога! На тебе лежит змея. Как мы пройдём?

Но дорога могла ответить только на один вопрос: «Куда ты ведёшь?» – а всё остальное её как будто не интересовало.

У детей было два варианта: перешагнуть через змею, наступив в центр колеса, либо обойти её.

Но они решили поступить по-своему, а именно разбудить змею. Кто знает, может быть, она проснётся и отправится искать себе пропитание; может быть, она голодная, вот и кусает свой хвост – как ребёнок, который сосёт палец во сне.

Остановившись на почтительном расстоянии, дети осторожно потрогали змею веткой орешника.

Змея не пошевелилась.

Тогда они легонько пощекотали ей подбородок. Дедушка Друс однажды рассказывал, что под мордой змеиная кожа отличается особенной чувствительностью. Как-то раз точно таким же способом – пощекотав змее подбородок – он спасся от калабарии[7]7
  Калабария, или земляной питон, – неядовитая змея длиной около 1 метра, живущая в тропиках Африки.


[Закрыть].

Змея приоткрыла один глаз. Дети переглянулись. В следующий миг она разжала челюсти, и хвост заскользил наружу. Шло время, змея всё раскручивалась и раскручивалась. А хвост всё не кончался. Его хватило бы не на одну, а на целых три змеи! Оказывается, она была невероятно длинной!

Раскрутившись окончательно, змея немного полежала, будто о чём-то размышляла или спала с открытыми глазами. А потом широко, сладко зевнула. Пасть у неё оказалась розовой, как леденец. Зубов видно не было. Не успела змея захлопнуть пасть, как из глубины её бесконечного тела появилась ещё одна змея, поменьше. Когда эта вторая змея выбралась наружу, она сразу же поползла к хвосту первой змеи и принялась его покусывать. Со стороны она выглядела как щенок, который сосёт у мамы молоко. Но в следующее мгновение удивительное животное принялось этот хвост заглатывать: сначала сантиметр за сантиметром, а потом и метр за метром. Заглатывая большую змею, маленькая буквально на глазах становилась в точности такой же толстой и длинной. И всё глотала, глотала… Проглотила и голову большой змеи… Пока не добралась до собственного хвоста!