Текст книги "Жангада"

7. Вслед за лианой

Наступило воскресенье, 26 мая, и молодежь решила немного отдохнуть и развлечься. Погода стояла прекрасная, воздух освежал легкий ветерок с Кордильер, смягчавший жару. Все манило из дому на прогулку.

Бенито и Маноэль пригласили Минью пойти с ними в большой лес, раскинувшийся на правом берегу Амазонки, напротив фазенды. Они сказали, что хотят попрощаться с чудесными окрестностями Икитоса.

Молодые люди решили захватить с собой ружья, но обещали не покидать своих спутниц и не гоняться за дичью – в этом можно было положиться на Маноэля, – а девушки, ибо Лина не могла расстаться со своей хозяйкой, просто пойдут с ними погулять, ведь их не испугает расстояние в два-три лье.

Жоаму и Яките было некогда гулять с ними. Во-первых, план жангады был еще не закончен, а с постройкой плота нельзя было запаздывать; а во-вторых, Якита и Сибела, хотя им и помогала вся женская прислуга фазенды, не хотели терять даром ни часа.

Минья с радостью приняла приглашение. Итак, после завтрака, часов в одиннадцать, двое молодых людей и две девушки отправились на берег к тому мысу, где сливались две реки. Их сопровождал негр-слуга. Все уселись в одну из лодок «уба», перевозивших людей с фермы, и, проплыв между островами Икитос и Парианта, пристали к правому берегу Амазонки.

Лодка причалила к естественной беседке из великолепных древовидных папоротников, увенчанных на высоте тридцати футов словно ореолом из мелких, покрытых зеленым бархатом веточек с тончайшим кружевом резных листочков.

– А теперь, Маноэль, – сказала Минья, – я покажу вам этот лес. Ведь вы чужестранец в верховьях Амазонки! А мы здесь дома. Позвольте же мне выполнить обязанности хозяйки.

– Дорогая, – ответил молодой человек, – вы будете такой же хозяйкой у нас в Белене, как и у себя на фазенде в Икитосе. Там, как и здесь…

– Послушай-ка, Маноэль, и ты, сестрица! – воскликнул Бенито. – Надеюсь, вы пришли сюда не за тем, чтобы любезничать. Забудьте хоть ненадолго, что вы жених и невеста!

– Ни на час, ни на минуту! – возразил Маноэль.

– А если Минья тебе прикажет?

– Не прикажет.

– Как знать! – засмеялась Лина.

– Лина права, – сказала Минья, протягивая руку Маноэлю. – Постараемся забыть. Давайте забудем! Этого требует мой брат. Мы порываем все связи. На время этой прогулки мы больше не жених и невеста. Я не сестра Бенито, а вы не его друг!

– Еще что! – вскричал Бенито.

– Браво, браво! Мы все незнакомы между собой! – подхватила Лина, хлопая в ладоши.

– Мы все чужие и встречаемся в первый раз, – продолжала Минья, – мы здороваемся, знакомимся…

– Сударыня, – проговорил Маноэль, низко кланяясь девушке.

– С кем я имею честь говорить, сударь? – спросила Минья с полной серьезностью.

– С Маноэлем Вальдесом, который будет счастлив, если ваш брат соизволит представить его…

– Ох, к черту все эти проклятые церемонии! – закричал Бенито. – Бросьте эту дурацкую затею! Будьте уж лучше помолвлены, друзья мои. Будьте помолвлены сколько угодно! Хоть навсегда!

– Да, навсегда! – отозвалась Минья.

Ответ ее прозвучал так непосредственно, что Лина рассмеялась еще громче.

Маноэль поблагодарил девушку нежным взглядом за это невольно вырвавшееся слово.

– Если мы наконец пойдем, мы будем меньше болтать! Ну, в путь! – крикнул Бенито, чтобы выручить смущенную сестру.

Но Минья не спешила.

– Погоди, Бенито, – сказала она. – Ты видел, я готова была послушаться тебя. Ты хотел заставить нас с Маноэлем забыть, кто мы, чтобы мы не портили тебе прогулку. А теперь ты тоже исполни мою просьбу, чтобы не портить прогулки и мне. Хочешь или не хочешь, но обещай мне забыть…

– Забыть?

– Да, забыть, что ты охотник, дорогой мой братец!

– Как! Ты мне запрещаешь?..

– Я запрещаю тебе стрелять во всех этих прелестных птичек – попугаев, кассиков, куруку, – которые так весело порхают по лесу. Запрещаю убивать всякую мелкую дичь, которая нам сегодня совсем не нужна. Вот если какой-нибудь ягуар или другой хищник подойдет слишком близко – тогда стреляй!

– Но… – начал Бенито.

– А то я возьму под руку Маноэля, и мы убежим, заблудимся в лесу, и тебе придется нас разыскивать.

– Ну как, тебе очень хочется, чтоб я отказался? – спросил Бенито, взглянув на Маноэля.

– Еще бы! – ответил тот.

– Так нет же! Я не откажусь! Я подчинюсь, тебе назло. Идем!

И все четверо, а за ними и негр-слуга, вошли под своды высоких деревьев, густая листва которых не позволяла солнечным лучам проникнуть до земли.

Нет места великолепней, чем эта часть правого берега Амазонки! Здесь в живописном беспорядке растет столько разнообразных деревьев, что на пространстве в четверть квадратной мили можно насчитать до ста различных пород, и каждое из них – чудо растительного царства. К тому же всякий лесник сразу заметил бы, что здесь никогда не работал топор дровосека. Если даже пройдут века после вырубки, легко обнаружить нанесенные лесу раны. Будь заново выросшим деревьям хоть сто лет, лес все равно утратил бы свой первоначальный вид, главным образом потому, что изменились бы породы лиан и других паразитических растений. Это своеобразный признак, и местный житель тут не ошибется.

Веселая компания, болтая и смеясь, пробиралась в высокой траве, сквозь кустарники, под ветвями подлеска. Впереди шел негр, и когда заросли становились особенно густыми, расчищал путь своим резаком, разгоняя мириады пташек.

Минья недаром выступила в защиту крылатого народца, порхающего среди листвы высоких деревьев. Тут встречались самые красивые представители тропического царства пернатых. Зеленые попугаи, крикливые ары казались плодами на ветвях лесных исполинов. Многочисленные виды колибри: синегорлые, топазовые, эльфы, с длинными, раздвоенными хвостами – пестрели вокруг словно цветы, и казалось, что ветер перебрасывает их с ветки на ветку. Крапивники, с коричневой каемкой на оранжевых перьях, снежно-белые птицы-колокольчики, черные, как ворон, хохлатые кассики свистели и щелкали не умолкая, и голоса их сливались в оглушительный хор. Тукан длинным клювом долбил золотые грозди гуири. Зеленый бразильский дятел кивал узкой головкой в пурпурных крапинках. Все они пленяли глаз.

Но это крикливое племя умолкало, замирало, как только над вершинами деревьев слышался скрипучий, словно ржавый флюгер, голос светло-рыжего коршуна, прозванного «кошачья душа». Он гордо парил, распустив длинные белые перья на хвосте, но тотчас трусливо прятался, едва в небе появлялась «гарпия» – большой орел с белоснежной головой, пугало всего пернатого народца.

Минья уговаривала Маноэля любоваться чудесами природы, которых он не мог увидеть в их первозданной красоте у себя, в более цивилизованных восточных провинциях. Но Маноэль больше глядел на девушку, чем слушал ее. К тому же пение и крики тысяч птиц были порой так пронзительны, что заглушали ее голос. Только звонкий, как колокольчик, смех Лины мог поспорить со всем этим пением, щебетом, свистом, воркованьем, щелканьем, чириканьем, звучавшим со всех сторон.

За целый час молодежь прошла не больше мили. Отступая от берега, деревья меняли свой облик. Теперь жизнь животных приходилось наблюдать не на земле, а в шестидесяти или восьмидесяти футах над землей, где стайки обезьян гонялись друг за другом между ветвями. То тут, то там солнечный луч, пробившись сквозь листву, освещал подлесок. Как видно, в этих тропических лесах солнечный свет не так уж необходим для роста растений. Как будто и для деревьев и для кустарников достаточно одного воздуха, а все необходимое им тепло они получают не из окружающей их атмосферы, а черпают прямо из почвы, где оно накапливается как в громадном калорифере.

А внизу, в зарослях бромелий, серпантинов, орхидей, кактусов, образующих миниатюрный лес у подножия большого, сколько невиданных насекомых, которые хочется сорвать, так похожи они на живые цветы! Тут и несторы с синими крыльями из переливчатого муара; и бабочки «лейлюс» с золотым отливом и зелеными полосками; и пяденицы длиной в десять дюймов, у них как будто вместо крыльев листочки; и пчелы «марибунда» – точь-в‑точь живые изумруды в золотой оправе; целые легионы жуков и светляков с бронзовым щитком и зелеными надкрыльями – глаза их светятся желтоватым светом, и с наступлением ночи они мерцают в лесу разноцветными огоньками.

– Вот сколько у нас чудес! – то и дело восклицала восторженная девушка.

– Ты у себя дома, Минья, ведь ты сама это сказала, – заметил Бенито, – зачем же ты хвалишься своими богатствами?

– Смейся, смейся, – возразила Минья. – Я вправе хвалить эти прекрасные творения. Верно, Маноэль? Ведь они созданы рукой божьей и принадлежат всем.

– Пусть Бенито смеется, – сказал Маноэль. – Он не хочет признаться, что в душе он и сам поэт и не меньше нас любуется их красотой. Но когда у него в руках ружье – прощай поэзия!

– Будь же сейчас поэтом, брат! – попросила девушка.

– Ладно, буду поэтом! – проговорил Бенито. – О, волшебная природа!.. И так далее и тому подобное…

Однако надо сознаться, что, запретив брату стрелять, Минья потребовала от него большой жертвы. В лесу было полно дичи, и Бенито не раз пожалел, что не может воспользоваться ружьем для меткого выстрела.

И правда, в менее густых зарослях, на открывавшихся кое-где прогалинах нередко появлялись крупные страусы-нанду, ростом в четыре-пять футов. Их сопровождали сериемы – лесные индюки, мясо которых еще вкуснее мяса крупных страусов, за которыми они следуют.

– Вот чего я лишаюсь из-за моего злосчастного обещания! – вскричал Бенито, который только-только приложился, чтобы выстрелить, но по знаку сестры опустил ружье.

– Надо щадить серием, – заметил Маноэль, – они неутомимые истребители змей.

– Тогда надо щадить и змей, потому что они пожирают вредных насекомых; и насекомых, потому что они уничтожают еще более вредных тлей! Если так, надо щадить всех и вся!

Но вскоре молодой охотник подвергся еще более тяжкому испытанию. Теперь лес так и кишел дичью. То тут, то там появлялись небольшие краксы цвета кофе с молоком, пекари – местная порода кабанов, которых очень ценят любители дичины, – агути, заменяющие в Южной Америке зайцев и кроликов, броненосцы, с чешуйчатым, словно мозаичным щитом, принадлежащие к отряду неполнозубых.

И, право же, Бенито проявил не только стойкость, но и героическую выдержку, когда перед ним промелькнул тапир из породы, называемой в Бразилии «антас». Этот толстокожий зверь, младший брат слона, теперь почти не встречается на берегах Верхней Амазонки и ее притоков, и потому так привлекает охотников, а еще больше гурманов, ибо мясо у него вкуснее говядины, в особенности толстый загривок – поистине лакомый кусочек!

Да, ружье просто жгло руки бедному юноше, но, верный своему обещанию, он больше не пытался им воспользоваться.

И все же он предупредил сестру, что если на расстоянии выстрела увидит «тамандуа» – очень забавного большого муравьеда, подстрелить которого, как считают охотники, удается только мастеру, – то ружье у него тогда выстрелит само.

Но, к счастью, большой муравьед не попался им на пути, так же как ягуары и кугуары, которых в Южной Америке называют «онка». Вот кого в самом деле нельзя подпускать на близкое расстояние.

– Ну что ж, – проговорил Бенито, останавливаясь, – гулять, конечно, очень приятно, но гулять без всякой цели…

– Без цели? – отозвалась его сестра. – Но ведь у нас есть цель: смотреть, любоваться, в последний раз пройтись по здешним местам. Ведь такого леса мы больше нигде не увидим, и надо попрощаться с ним!

– А я придумала! – подала вдруг голос Лина.

– Разве наша сумасбродка Лина может придумать что-нибудь разумное? – покачал головой Бенито.

– Нехорошо смеяться над Линой, – возразила Минья, – когда она старается найти для нашей прогулки цель, без которой тебе скучно.

– Тем более, что моя выдумка вам понравится, я уверена!

– Что же ты придумала? – спросила Минья.

– Видите эту лиану? – И девушка указала на лиану из породы «сипо», обвившую ствол громадной мимозы, у которой легкие, как перышки, листочки свертываются от малейшего шума.

– Ну и что? – спросил Бенито.

– Я предлагаю всем идти вдоль этой лианы, пока мы не найдем ее конец.

– Хорошая идея! Так у нас и впрямь будет цель! – подхватил Бенито. – Пойдем за лианой, какие бы ни встретились препятствия: заросли, чащи, скалы, ручьи, потоки. Нас ничто не остановит, мы пойдем за ней, несмотря ни на что…

– А ведь ты был прав, Бенито, – засмеялась Минья. – Лина и впрямь у нас сумасбродка!

– Понятно, – ответил ей брат, – ты называешь так Лину, чтоб не назвать сумасбродом меня за то, что я ее одобряю.

– Ну что ж, будем сумасбродами, если вам хочется, – согласилась Минья.

– Идем вслед за лианой!

– А вы не боитесь… – начал было Маноэль.

– Снова возражения! – закричал Бенито. – Ах, Маноэль, ты бы не спорил, а сразу помчался вперед, если б у конца лианы тебя ждала Минья!

– Молчу, молчу, – ответил Маноэль. – Не говорю ни слова и повинуюсь! Следуем за лианой.

И они отправились, веселые, как дети в дни каникул.

Эта ползучая плеть могла завести их очень далеко, если бы они упорно следовали за ней до конца, как за нитью Ариадны,[18]18
  Ариадна – дочь Миноса, легендарного царя Древнего Крита, которая, согласно греческому мифу, дав Тезею клубок ниток, помогла ему выбраться из лабиринта.


[Закрыть] с той разницей, что нить наследницы Миноса помогала выбраться из лабиринта, а лиана заводила в него все глубже. То была лиана, известная под названием «красная жапиканга», длина которой достигает порой нескольких лье. Но в конце концов они могли и отступиться от своей затеи – она ведь не была делом чести.

Лиана перекидывалась с дерева на дерево, то обвиваясь вокруг стволов, то свисая фестонами с ветвей. Тут она протягивалась от бомбакса к палисандровому дереву, там от берталеции к пальме «баккаба», ветви которой Агассис[19]19
  Агассис, Луи (1807–1873) – швейцарский естествоиспытатель.


[Закрыть] так метко сравнивал с длинными коралловыми палками, усеянными зелеными точками. Затем лиана тянулась среди тукумов, с такими же причудливо изогнутыми стволами, как у столетних олив; среди фикусов, которых насчитывается в Бразилии не менее сорока разновидностей – все они относятся к семейству тутовых и дают нам каучук; среди «гуальт» – красивых пальм с гладким стройным стволом, какаовых деревьев, дикорастущих в лесу на берегах Амазонки и ее притоков, разнообразных меластом, украшенных розовыми цветами или кистями беловатых ягод.

Сколько было остановок, сколько крику, когда веселая компания думала, что потеряла путеводную нить! Приходилось снова ее отыскивать, освобождать, распутывая клубок растений-паразитов.

– Вот, вот она! – кричала Лина. – Я ее вижу!

– Ошибаешься, – отвечала Минья, – это лиана другой породы.

– Нет, нет, Лина права, – говорил Бенито.

– Нет, Лина ошибается, – возражал Маноэль.

И начинался спор, очень серьезный, очень обоснованный, в котором ни одна из сторон не желала уступать.

Тогда негр взбирался на одно дерево, Бенито на другое, они карабкались на ветви, обвитые лианой, чтобы точно определить, куда она тянется.

Однако им нелегко было разобраться в этой путанице переплетающихся растений, между которыми петляла лиана, прячась среди бромелий «карата» с острыми шипами, орхидей величиной с ладонь, с розовыми лепестками и фиолетовым пестиком, и тонких онсидий, запутанных, как клубок шерсти, попавшей в лапы котенку.

А потом, когда лиана вновь спускалась на землю, как трудно было отыскать ее под покровом плаунов, геликоний с большими листьями, каллиандр с розовыми хохолками, рипсалий, которые обвивали ее, как изоляционная лента электрический провод, среди кустов больших белых ипомей, под мясистыми стеблями ванили, в зарослях страстоцвета, дикого винограда и всевозможных ползучих растений!

Но зато какой радостный вопль раздавался, когда молодежь вновь находила лиану, и с каким пылом все продолжали прерванный поход!

Так пробирались они не меньше часа, но пока ничто не предвещало близость желанной цели. Порой они сильно встряхивали лиану, но она не поддавалась, и только сотни птиц разлетались в разные стороны, а обезьяны прыгали с дерева на дерево, словно указывая им путь.

Если дорогу им преграждала густая чаща, тогда резак прорубал узкий проход и все устремлялись туда. Если же перед ними вставала высокая, заросшая зеленью скала, по которой лиана извивалась как змея, они карабкались вверх и преодолевали это препятствие.

Наконец перед ними открылась широкая прогалина. На ней одиноко стояло большое банановое дерево, овеваемое свежим воздухом, который ему так же необходим, как и солнечный свет; этот тропический великан, по словам Гумбольдта, «служил человеку еще на заре культуры» и был главным кормильцем жителей жарких стран. Длинная плеть лианы свисала фестонами с высоких ветвей и, пересекая прогалину, снова скрывалась в чаще.

– Может, мы наконец остановимся? – спросил Маноэль.

– Нет, ни за что! – закричал Бенито. – Не остановимся, пока не дойдем до конца лианы!

– Однако нам придется скоро повернуть назад, – заметила Минья.

– О, пожалуйста, пройдем еще хоть немного! – взмолилась Лина.

– Дальше, дальше! – твердил Бенито.

И наши сумасброды снова углубились в лес, который стал пореже и позволял им идти немного быстрей.

К тому же лиана повернула на север, как будто хотела вернуться к реке, что было бы им на руку. Значит, можно следовать за ней и, выйдя на правый берег, подняться к переправе.

Через четверть часа все спустились в овраг и остановились перед небольшим притоком Амазонки. Но через этот ручей был перекинут мостик из лиан и сплетенных ветвей, а их лиана, раздвоившись, образовала над ним как бы перила, тянувшиеся на другой берег.

Бенито, шедший все время впереди, уже ступил на этот зыбкий живой мосток.

Маноэль попытался удержать Минью.

– Останьтесь, не ходите, Минья! – сказал он. – Пусть Бенито идет дальше, если ему хочется, а мы подождем его здесь.

– Нет, идемте, идемте вперед! Прошу вас, идемте! – закричала Лина. – Не бойтесь! Лиана уже становится тоньше! Мы скоро найдем ее конец!

И, не раздумывая, Лина смело пошла за Бенито.

– Они просто дети, – сказала Минья. – Пойдемте, милый Маноэль, надо идти за ними.

И, перейдя мосток, который раскачивался под ними, как качели, они снова вошли под своды высоких деревьев.

Но не прошли они и десяти минут, следуя за нескончаемой лианой, как вдруг все сразу остановились, и на этот раз не без причины.

– Ну как, дошли мы до конца лианы? – спросила Минья.

– Нет, – ответил Бенито, – но теперь мы должны идти очень осторожно. Видите?

И Бенито указал на лиану, скрывавшуюся в ветвях высокого фикуса. Она сильно вздрагивала, словно от каких-то толчков.

– Кто ее там дергает? – спросил Маноэль.

– Быть может, какой-нибудь зверь, к которому следует приближаться с опаской.

И Бенито, взведя курок, подал знак, чтоб за ним не ходили, и сделал шагов десять вперед. Маноэль, две девушки и негр остались на месте. Вдруг Бенито вскрикнул и бросился к дереву. Все кинулись за ним.

Какое неожиданное и жуткое зрелище!

На конце тонкой, как веревка, лианы, завязанной петлей, болтался повешенный человек и дергал ее в последних конвульсиях.

Бенито бросился к несчастному и одним взмахом охотничьего ножа перерезал лиану. Повешенный свалился на землю. Маноэль тотчас склонился над ним, чтобы оказать ему помощь и вернуть к жизни, если еще не поздно.

– Бедняжка! – прошептала Минья.

– Господин Маноэль, господин Маноэль, он еще дышит! – закричала Лина. – Сердце бьется!.. Его надо спасти!..

– Это правда, ей-богу! – отозвался Маноэль. – Но еще немного, и все было бы кончено.

Спасенный был белый, на вид лет тридцати, бедно одетый, очень истощенный и, по-видимому, переживший тяжелые испытания.

У ног его лежала брошенная на землю пустая тыквенная фляга и бильбоке[20]20
  Игрушка, состоящая из шарика и деревянной чашечки на стержне, в которую ловят шарик, подбрасывая его; иногда вместо чашечки на стержне оставляют острый штырь, на который и ловят шарик.


[Закрыть] из пальмового дерева, у которого вместо шарика болталась на шнурке черепашья головка.

– Повесился… Повесился… – твердила Лина. – Такой молодой! Что могло его до этого довести?

Но Маноэль вскоре привел беднягу в чувство. Он открыл глаза и охнул так неожиданно и громко, что испуганная Лина невольно вскрикнула ему в ответ.

– Кто вы, друг мой? – спросил его Бенито.

– Бывший удавленник, как я полагаю…

– А ваше имя?

– Постойте минутку, дайте вспомнить… – И он провел рукой по лбу. – Ага! Меня зовут Фрагозо, к вашим услугам! Если буду в состоянии, могу вас постричь, побрить и причесать по всем правилам моего искусства. Я – цирюльник, или, лучше сказать, самый несчастный Фигаро на свете!

– А почему вы вздумали…

– Что поделаешь, сударь! – ответил, улыбаясь, Фрагозо. – Минута отчаяния, о которой я, наверно, пожалел бы, если можно о чем-нибудь жалеть на том свете! Но мне оставалось шагать еще восемьсот лье, а у меня ни гроша в кармане – есть отчего приуныть! Я совсем раскис – вот в чем дело!

У этого Фрагозо было добродушное и приятное лицо. Он понемногу приходил в себя, и становилось ясно, что от природы у него веселый нрав. Он был бродячим цирюльником из тех, что ходят по берегам Верхней Амазонки из деревни в деревню и занимаются своим ремеслом, обслуживая негров и негритянок, индейцев и индианок, которые очень ценят их услуги.

Но бедный Фигаро, одинокий, несчастный, не евший двое суток, заблудился в лесу и в минуту отчаяния потерял голову… Остальное мы уже знаем.

– А сейчас, друг мой, – сказал Бенито, – пойдемте с нами на фазенду в Икитос.

– С превеликой радостью! – ответил Фрагозо. – Вы вынули меня из петли – теперь я ваш! Пожалуй, для вас было бы лучше меня не трогать.

– Видите, как хорошо, что мы продолжали прогулку! – сказала Лина, обращаясь к Минье.

– Еще бы! – откликнулась Минья.

– Что ни говорите, – заметил Бенито, – а я никогда бы не подумал, что на конце нашей лианы мы найдем человека!

– Тем более беднягу цирюльника, который вздумал повеситься! – подхватил Фрагозо.

Он уже совсем пришел в себя, и молодые люди рассказали ему, как они его нашли. Он горячо поблагодарил Лину за ее удачную выдумку следовать за лианой, и все отправились домой на фазенду, где Фрагозо встретил такой радушный прием, что у него не было уже ни нужды, ни желания повторять свой печальный опыт.