Текст книги "Яд для королевы"

Глава 2
Родственники короля и многие другие

Шарлотта впервые оказалась в Париже и смотрела вокруг во все глаза. Город не показался ей красивым. Разве сравниться ему с Сен-Жерменом? В Сен-Жермене между чудесным лесом и серебристой Сеной высятся два королевских замка – Старый и Новый. От замков террасами спускаются вниз сады, а вокруг красуются особняки самых знатных людей Франции. Еще там есть два монастыря и крытый рынок. И весь городок так живописен: уютно расположившись на возвышении, ему не грозили даже самые полноводные разливы Сены…

А Париж? Этот город был каким-то странным…

Широкие улицы хаотично сменялись узкими проулками, великолепные памятники и роскошные особняки – неказистыми домишками, иногда просто развалюхами, все было перемешано, переплетено. И народ! Повсюду полно народу. Еще бы! Пятьсот тысяч жителей! Кто-то, не торопясь, прогуливался, кто-то спешил по делам – везде толчея, шум. Улица для парижанина – собственное угодье, продолжение дома, что-то вроде двора. В толпе без устали шныряли лоточники, предлагая овощи, молоко, фрукты, старую одежду, песок, метелки, рыбу, воду и еще тысячу необходимых каждому вещей…

В свете теплеющего солнца, которое понемногу высушивало весеннюю хлябь, разноголосые и шумные парижские улицы представляли собой в общем-то живописную картину, хотя ее герои порой были одеты в лохмотья. Улицы были заполнены людьми, а вот кареты и всадники были редкостью. Здесь можно было повстречать представителей всех социальных слоев – богачей и бедняков, аристократов и простолюдинов. Случалось, что и знатный господин шел пешком, но зато в сопровождении целой вереницы лакеев.

Карета графини, подъехав ко дворцу, миновала решетчатую ограду, украшенную позолоченными пиками, стражников в красных мундирах, сделала по двору полукруг и остановилась у дверей. Путешественницы вышли, и кучер погнал лошадей к отведенному для карет месту.

Они приехали в Пале-Рояль, одну из новых резиденций королевской семьи. Дворец – это поистине величественное здание – построил кардинал Ришелье лет пятьдесят тому назад и завещал его королю и его наследникам. Поэтому брат короля мог лишь наслаждаться пребыванием в королевских апартаментах, но никогда не стал бы их хозяином[12]12
  Он получит Пале-Рояль во владение в 1692 г. в благодарность за «согласие» на «постыдный» брак своего сына, будущего регента, который женится на мадемуазель де Блуа, одной из незаконнорожденных дочерей короля. (Прим. авт.).


[Закрыть]. Это обстоятельство вовсе не мешало герцогу Филиппу Орлеанскому жить здесь на широкую ногу. Шарлотта сразу же поняла, что перед ней самое роскошное и великолепное здание Парижа. С течением времени его не раз реконструировали – сначала Анна Австрийская[13]13
  Анна Австрийская (1601–1666) – королева Франции, супруга короля Франции Людовика XIII, мать Людовика XIV.


[Закрыть], потом герцог Филипп, – и теперь оно занимало приличную территорию в форме прямоугольника длиной триста метров и шириной сто пятьдесят. Дворцовый комплекс располагался между улицей Сент-Оноре с юга, теперешней улицей Ришелье с востока и улицей Бонзанфан с запада. По сути, дворец представлял собой город в городе. Во дворце кроме королевских покоев находилась домовая церковь, где сначала крестили герцога Филиппа, младшего брата короля Людовика, а потом венчали его с очаровательной Генриеттой Английской, его первой женой. Кроме того, там располагались библиотека, кабинеты, наполненные произведениями искусств, приемные, помещения для разнообразных служб, кухни, комнаты для слуг и конюшни. Был и театр с залом на тысячу мест, и обширная портретная галерея, вмещающая в себя изображения знаменитостей, написанные не менее известными художниками вроде Филиппа де Шампеня и Симона Вуэ – разумеется, в череде великих присутствовали и портреты кардинала. Дворец окружал обширный парк с двумя бассейнами и небольшим лесочком, который чудесно оттенял партеры. Но если учесть, что при Филиппе Орлеанском несли службу не менее пятисот человек, а штат его супруги насчитывал человек двести пятьдесят, и всех их нужно было где-то разместить, то станет ясно, что лишнего места во дворце не было.

Покои герцогини располагались в восточном крыле строения, покои герцога – в западном. Стараниями герцога Филиппа они были отделаны с отменным изяществом и пышностью. Герцог обладал незаурядным талантом декоратора и удивительно тонким вкусом. Будучи достойным потомком Медичи[14]14
  Он был внуком Марии Медичи, второй жены Генриха IV. (Прим. авт.)


[Закрыть], он отличался природным чутьем и среди произведений искусства всегда умел выбрать самые достойные и присоединить их к своей уникальной коллекции. Герцог был страстным коллекционером.

Мадам де Брекур, посмотрев на круглые глаза и полуоткрытый рот племянницы, не видевшей ничего, кроме отцовского особняка, скромного замка своей тетушки и монастырских стен, не могла удержаться от улыбки.

– Вас сочтут маленькой дикаркой, если вы будете смотреть вокруг с таким нескрываемым изумлением. Имейте в виду, что Пале-Рояль весьма скромен по сравнению с дворцом, который герцог Орлеанский недавно построил в Сен-Клу. Прошлым летом он имел честь принимать там Его величество, и король даже немного огорчился, потому что его великолепный Версаль до сих пор никак не могут достроить.

– Но у Его величества есть прекрасный Сен-Жермен!

– Ему не сравниться с Сен-Клу! А наш король любит всегда и во всем быть первым. Хорошо, что герцог Орлеанский доводится ему братом, я бы сказала, что для герцога это родство оказалось очень полезным.

– Почему? Неужели у него могли быть какие-то неприятности из-за красивого дворца?

– Когда-нибудь я расскажу вам историю господина суперинтенаданта Фуке, который построил себе сказочный замок в Во. Но поторопимся: нас ожидает Ее королевское высочество.

Они вошли в просторный вестибюль, где постоянно дежурили три посыльных, готовые в любую минуту вскочить на коня и доставить по назначению письмо герцогини Елизаветы. Она писала часто, по нескольку писем в день, и отправляла их в разные концы света, но чаще всего – в родную Германию. Как раз в тот момент, когда графиня с племянницей вошли в покои герцогини, девушка вынесла письмо и вручила его одному из посыльных. Узнав мадам де Брекур, она улыбнулась и удержала красивого молодого человека в ливрее, который собирался пойти и доложить о прибытии гостей.

– Мадам ждет графиню де Брекур, Бертран, я провожу ее сама.

– Как я рада, что вы сегодня здесь, мадемуазель де Теобон, – с улыбкой сказала графиня. – Как себя чувствует Ее королевское высочество? Мне показалось, что мы встретили ее врача.

– Вы же знаете, как Ее высочество любит тушеную капусту с копчеными сосисками, которые так вкусно готовят у нее на родине. За обедом она слишком увлеклась любимым блюдом, но, к счастью, недомогание уже прошло. Вы сейчас сами убедитесь в этом, увидев герцогиню с пером в руке. Пойдемте!

– Но нам не хотелось бы ее беспокоить, раз она занята.

– Можно подумать, вы не знаете мадам Елизавету! Если она не охотится с Его величеством королем, то она пишет письма!.. И вам это известно не хуже, чем мне!

С этими словами мадемуазель де Теобон отворила дверь в просторный кабинет, стены которого украшали фамильные портреты, у окон стояли изящные витрины с драгоценными безделушками, а между ними – мягкие козетки, обитые малиновым бархатом с золотым позументом. На одной из них, у камина, сидела хозяйка дома, протянув к огню белые пухлые ручки. Указательный палец правой руки был испачкан чернилами. Создавалось впечатление, что она только что задремала…

Невестке короля, Шарлотте Елизавете Баварской, немецкой принцессе, которую по-домашнему называли Лизелотта и курфюрстина, было в то время двадцать семь лет, и она радовала взор свежестью и отменным здоровьем. Всерьез располнеть ей мешало пристрастие к охоте: чуть ли не целые дни она проводила в седле. Грубоватые черты лица и неправильная линия носа мешали ей считаться красавицей, зато живые темные глаза под соболиными бровями искрились неподдельной веселостью, руки радовали прелестной формой, а щеки разгорались румянцем после каждой трапезы – она не могла пожаловаться на отсутствие аппетита. Вот уже восемь лет она была замужем за братом короля Людовика XIV, Филиппом, герцогом Орлеанским, вдовцом, рано потерявшим свою первую жену, очаровательную и хрупкую Генриетту Английскую. Филипп не скрывал своего пристрастия к молодым людям, но Елизавете удавалось на удивление хорошо с ним ладить, отчасти благодаря отсутствию в ней природной женственности, но, скорее всего, все-таки из-за веселого нрава и прекрасного чувства юмора. К этому времени она подарила своему супругу троих детей, хотя, когда принц впервые увидел свою нареченную, он испуганно воскликнул: «Господи! Да как же я буду с ней спать?» Однако, судя по всему, они нашли общий язык в постели, а случившееся прошлой осенью горе еще больше сблизило их: они потеряли своего старшего любимого сына, маленького герцога де Валуа, которому только-только исполнилось четыре года. Впрочем, в настоящее время супруги не были близки, что вполне устраивало и даже радовало Елизавету. Появление на свет мадемуазель де Шартр, их последней дочери, чуть было не закончилось трагедией – герцогиня едва выжила после родов. Поэтому предложение супруга не проводить больше ночи вместе она встретила с искренней радостью. Филипп сообщил об этом супруге с большой деликатностью и нежностью, и она ответила вполне искренне:

– Принимаю ваше предложение всем сердцем, месье. И буду счастлива, если вы не станете питать ко мне ненависти и сохраните в своем сердце доброе отношение ко мне.

Сделка состоялась, и Елизавета написала в письме к своей тетушке:

«Я была очень довольна нашим договором, потому что работа по производству детей никогда меня особенно не радовала. К тому же спать с Его высочеством – занятие весьма хлопотное. У него очень чуткий сон, и он терпеть не может, если его вдруг потревожат, так что мне приходилось ютиться на самом краешке кровати, и я иногда падала с нее, как мешок».

Гостьи вошли. Шарлотта присела в реверансе и застыла, не решаясь поднять глаза на столь знатную особу.

– Фот, знашит, наша юная тевушка, – услышала она голос Елизаветы и едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.

Что поделать? Герцогиня Орлеанская свободно говорила и писала по-французски, но не всегда справлялась со своим немецким акцентом. Стоило застать ее врасплох, и акцент тут же проявлялся. Когда мадемуазель де Теобон объявила о гостях, Елизавета пробудилась от сладкой дремы. Глаза у нее были еще сонные, но она была полна расположения и дружеского участия.

– Я имею честь представить Вашему королевскому высочеству мою племянницу и крестницу Шарлотту Клер Эжени де Фонтенак и решаюсь просить для нее вашего августейшего покровительства, так как она крайне в нем нуждается.

– Зерьез… Серьезное те… дело сбежать из монастыря! Но, на мой фсгляд… взгляд, гораздо… серьезнее… зилой… силой постричь кого-то в монахини!

Герцогиня снова улыбнулась, радуясь, что хоть и не без труда, но совладала со своим акцентом и стала произносить французские слова правильно, ведь насмешники французы, чуть что не так, готовы были поднять нерадивца на смех. А Елизавета не любила, когда над ней смеялись. Но если говорить откровенно, то она старалась исправить свой акцент исключительно ради Его величества короля. Когда Людовик впервые появился в Гейдельберге, она была ослеплена им и полюбила его с первого взгляда. Король тоже привязался к ней, ценя в молодой женщине прямоту, искренность, веселый нрав, а главное – безупречное умение держаться в седле и выдерживать сумасшедшую охотничью скачку без тени усталости. И разве ради расположения короля не стоило совершать над собой усилий?..

– Здесь, – заключила герцогиня с широчайшей победной улыбкой, – вы будете в безопасности.

– Может случиться, – продолжала графиня де Брекур, – что матери Шарлотты удастся получить аудиенцию у Его величества и просить о помощи самого короля. Я буду в отчаянии, если у Вашего королевского высочества случатся из-за этого какие-либо неприятности.

– Забудьте ваши опасения. Король меня любит, и я уверена, что сумею все ему объяснить. К тому же я вижу, что девочка просто очаровательна. А теперь попрощайтесь с тетей, дитя мое, и оставьте нас. Мадемуазель де Теобон проводит вас в покои, предназначенные для фрейлин.

Целуя племянницу, мадам де Брекур сунула ей кошелек с несколькими золотыми монетами: мало ли что тут может понадобиться, пока приготовят все, что необходимо иметь фрейлине.

Шарлотта от души поблагодарила щедрую крестную, присела в реверансе, прощаясь с герцогиней, и последовала за своей провожатой по дворцу до помещения, где жили фрейлины. Располагалось оно на первом этаже и смотрело окнами в парк. Две спальни объединялись просторной общей комнатой, куда двое слуг как раз вносили кровать.

– Пока вы будете спать здесь, – пояснила Лидия де Теобон. – По штату Ее королевскому высочеству полагается иметь четырех фрейлин, вы будете пятой. Но это ненадолго. Скоро кто-то из нас непременно покинет замок. Что касается остальных фрейлин, то одну из них вы видели в покоях герцогини, если только обратили на нее внимание. Зовут ее Элеонора фон Венинген, она приехала вместе с нашей госпожой из Германии. Вторую зовут мадемуазель Дезадре, ее сегодня на целый день отпустили. С третьей я вас познакомлю, когда она вернется из Сен-Жермена. Если только вернется… Но главное, что вы должны знать: все мы, фрейлины Ее королевского высочества, связаны с ней узами нежнейшей дружбы, доходящей до почтительнейшего обожания. В прошлом году герцогиня вынуждена была расстаться с двумя дорогими ее сердцу подругами – Ее высочеством принцессой Монакской, она отвечала в ее доме за финансы, которые теперь поручены мне, и мадам де Сабле, с которой герцогиня Елизавета поддерживает тесную переписку. Мы всеми силами стараемся смягчить эту двойную потерю. Как вы будете относиться к Ее королевскому высочеству, я не знаю.

– О, я готова любить ее всем сердцем, – горячо воскликнула Шарлотта. – У нее такое доброе лицо! И потом: можно сказать, что она спасла мне жизнь.

– Да, я знаю эту историю с монастырем.

– Она не оскорбила вашего благочестия?

– С чего вдруг? Я, моя дорогая, протестантка, и наша милая Венинген тоже. Не забывайте, что до замужества герцогиня Елизавета также была протестанткой. К нашему тесному кружку, который можно назвать кружком близких друзей герцогини, принадлежит еще вдова маршала де Клерамбо, воспитательница детей герцогини, она гораздо старше нас всех и отнесется к вам по-матерински. Она добра, мудра, остроумна. Вот увидите, вы не будете несчастны, живя среди нас. Во всяком случае, здесь, я думаю, вам будет гораздо лучше, чем при дворе… Но об этом мы поговорим с вами позже. Это весь ваш багаж? – осведомилась она, увидев слугу, который принес небольшой сундучок Шарлотты.

– Пока да, но графиня де Брекур, моя тетя, собирается заняться моим гардеробом. Когда я прибежала к ней позавчера среди ночи, у меня, кроме монастырского платья, ничего не было.

Лидия де Теобон уже заглянула в сундучок и достала сначала зеленое бархатное платье, потом второе из плотного китайского шелка серо-сиреневого цвета. Она одобрила их с видом знатока:

– Совсем недурно. Тем более что наша госпожа приехала из своего курфюршества в простеньком платье из синего атласа и умирала в нем от холода. Да и теперь Ее королевское высочество не слишком любит разнообразить свои туалеты – дома носит платье, в котором вы ее видели, а из другой одежды чаще всего надевает амазонку – ездит в ней и к королю, и в Сен-Жермен, и в Фонтенбло, и в Версаль, где Его величество отважился провести недавно несколько дней. Есть у нее, конечно, и большой придворный наряд, который она терпеть не может.

– Неужели? Он, наверное, великолепен?

– Нет слов! Просто чудо! Но герцогиня Елизавета предпочитает удобство. Зато когда вы увидите герцога Филиппа, то сразу поймете, что он – полная ее противоположность. Его наряды украшены многочисленными бантами и драгоценностями. Только Его величество король сияет ярче нашего господина. Что же до всего остального, то пусть оно станет для вас сюрпризом, и вы познакомитесь с ним во время ужина.

Продолжая болтать, девушки, не торопясь, осматривали комнаты фрейлин. В спальне, где размещалась мадемуазель Дезадре, Шарлотта остановилась перед второй кроватью.

– Значит, на этой спит барышня, которая сейчас в Сен-Жермене? Как же могло случиться, что она поехала туда одна, а вы все остались здесь? И почему вы сказали, что не знаете, вернется ли она оттуда?

Мадемуазель Теобон искоса и не без лукавства взглянула на Шарлотту и весело рассмеялась.

– Любопытно, не правда ли?

– Еще как! Хотя мне стыдно вам признаваться в своем любопытстве.

– Не стыдитесь, я и сама ужасно любопытна. И должна сказать, что наш с вами общий недостаток может быть весьма полезным в тех сферах, где мы с вами вращаемся. И если говорить обо всем сдержанно и деликатно и ничего не преувеличивать… В общем, я не вижу ничего дурного, если сообщу вам кое-какие сведения об отсутствующей фрейлине. Ее зовут Анжелика де Скорай де Русиль де Фонтанж…

– Подумать только! Ну и фамилия!

– Да, необычная… Это старинная фамилия дворян из Оверни. Весьма почтенное семейство… Правда, вконец разорившееся. Конечно, есть земли, есть обветшавший замок и… надежда: ее внушает совершенно необычайная красота мадемуазель. Настоящий подарок Небес, который непременно нужно продемонстрировать при дворе. Эта благая мысль пришла в голову одной из ее тетушек, канониссе, что дружит с аббатисой из Фонтевро, а аббатиса – сестра мадам де Монтеспан и очень близка с ней. Но вы, очевидно, не знаете, кто такая мадам де Монтеспан?

– В монастырской школе ходили разные слухи… Я училась в монастыре, который расположен в двух шагах от королевского замка, так что придворные новости волновали нас всех. Я прекрасно знаю, кто эта дама, о которой вы говорите. Но не понимаю другого: по слухам, маркиза очень ревнива, и рекомендовать ей девушку такой необыкновенной красоты, по крайней мере, неразумно.

– Вы не знаете всей подоплеки. Великолепная маркиза в волнении, она видит, что страсть короля к ней постепенно угасает, что Его величество все больше привязывается к воспитательнице своих незаконных детей, вдове Скаррон, которой он недавно пожаловал титул маркизы де Ментенон. Маркиза де Монтеспан ненавидит эту презренную выскочку. Между прочим, должна заметить, что наша госпожа относится к новоиспеченной маркизе не лучше. И она сама, и герцог Филипп в дружеских отношениях с фавориткой, и поэтому герцогиня охотно согласилась принять под свое крыло прекрасную Анжелику. Самой госпоже де Монтеспан поселить ее у себя было бы, конечно, невозможно…

– Теперь я уже совсем ничего не понимаю, – вздохнула Шарлотта.

– Все очень просто. Маркиза надеется привлечь… взоры короля к девушке, которая будет ей всем обязана и которой она не опасается. Я сказала вам, что Фонтанж божественно хороша, но не сказала, что она глупа, как пробка. Вспыхнувший огонь долго гореть не будет, Его величество скоро оставит ее, но за это время Ментенон уйдет в тень, и ей уже не занять прежнего места в сердце короля. Вот причина, по которой наша прекрасная Анжелика отправилась в гости к великолепной маркизе де Монтеспан и…

Мадмуазель де Теобон внезапно остановилась на полуслове и испытующе оглядела Шарлотту.

– Я говорю, говорю, говорю, и вдруг подумала: не слишком ли вы молоды, чтобы выслушивать подобные истории?

– Я готова их выслушивать, видя в них знак доверия, а мне оно очень дорого, и я бесконечно вам благодарна, потому что чувствую себя уже не так одиноко в этом огромном дворце… Мне кажется полезным знать тех людей, с которыми предстоит встречаться. И надеюсь, что вы скажете хоть несколько слов о мадемуазель Дезадре и мадемуазель фон…

– Венинген! Вам придется привыкать к немецким именам. О милой Элеоноре можно сказать только одно: она самая чудесная девушка на свете! И самая веселая! По-французски она говорит так причудливо, что герцог Филипп не может удержаться от смеха и хохочет вовсю! Герцогиня Елизавета, естественно, к ней очень привязана и, конечно, переживает ее предстоящий отъезд. Дело в том, что Элеонора помолвлена. Ее жених, эльзасский дворянин с труднопроизносимой для нас фамилией – фон Ратханхаузен, – владеет землями где-то под Страсбургом, но я-то думаю, что Элеонора будет жить больше здесь, чем там. О Жанне Дезадре можно сказать, что она не только образцово исполняет свои обязанности, но и сама образец камеристки: умеет не стушеваться в самой сложной ситуации, и надежность ее не имеет себе равных. Она поставлена старшей над фрейлинами нашей госпожи, но не думаю, чтобы мы доставляли ей много хлопот, тем более что забота о порядке в наших покоях возложена на меня. Для уборки и разных услуг у нас есть шесть горничных, и я в свое время вас с ними познакомлю. Вашу горничную зовут Мари Шарло, работает она добросовестно, но предупреждаю – большая болтушка. Однако она никогда не переходит границы дозволенного и не подразумевает никакой нескромности. Она болтает исключительно из удовольствия поболтать. Сейчас я пришлю ее вам, и она поможет вам устроиться как можно удобнее и лучше. Я зайду за вами незадолго до ужина, чтобы успеть представить вас герцогу Орлеанскому… Прошу, наденьте зеленое платье, оно идеально подходит под цвет ваших глаз! Я уверена, вы понравитесь! А вот туфли… Я постараюсь отыскать для вас пару приличных туфель: в этих идти невозможно!

С этими словами мадемуазель Теобон исчезла, а Шарлотта невольно подумала: сколько же будет говорить ее горничная, если эта очаровательная, но очень говорливая девушка называет ее болтушкой? Однако после тишины и молчания, которых требовала монастырская жизнь, она ничего не имела против разговоров, перемена была ей, прямо скажем, по душе. Она с удовольствием поболтает и с горничной.

Дверь открылась, и в комнату вошла небольшого роста девушка с живыми карими глазами и задорным вздернутым носиком на круглом свежем лице. Мари исполнилось восемнадцать, и она всегда пребывала в прекрасном настроении. Быстренько сделав положенный реверанс, она подняла голову, посмотрела на свою новую госпожу и простодушно выпалила:

– Мне бы очень хотелось, мадемуазель, вам понравиться, потому что вы мне пришлись по душе!

Шарлотта невольно улыбнулась.

– Вот это прямота! Что ж, отплачу тем же: ты мне тоже очень нравишься, и мне кажется, мы прекрасно поладим. Ты давно служишь во дворце?

– Три года, и дворец знаю, как никто.

– А я не знаю его совсем и рассчитываю на тебя, ты мне все покажешь и расскажешь. Мне сказали, что у тебя очень длинный язычок…

– Это мадемуазель Теобон сказала? Я уж знаю. Кто ж еще обо всех рассказывает? Но, если нужно, из меня и слова не вытянешь! – сообщила Мари, став необыкновенно серьезной.

Шарлотта, необычайно растроганная искренней симпатией девушки, протянула ей руку, та, не ожидая подобного жеста, на секунду растерялась, но потом быстро ее пожала, слегка поклонившись.

– Конечно, мы с тобой поладим, – со вздохом облегчения повторила новоиспеченная фрейлина и с благодарностью подумала о тете Клер.

Шарлотта прилагала неимоверные усилия, стараясь, чтобы никто не заметил, как пугает ее неведомый мир, в который она так быстро и неожиданно перенеслась. Безоглядно доверяя своей тете, зная, что она желает ей только добра и относится к ней, как к дочери, девушка все же не могла не страшиться и не испытывать неуверенности, оказавшись после однообразной размеренной жизни монастыря в вихре света, полного блеска и роскоши. У кого угодно голова пошла бы кругом, закружилась она и у Шарлотты. Однако теплый прием герцогини Орлеанской, дружеское расположение мадемуазель де Теобон, искренняя симпатия Мари Шарло немного развеяли ее страх, и ей стало чуть-чуть спокойнее.

Ужины во дворце отличались помпезностью, но Шарлотту поразило даже не это, а сами хозяева замка, герцогская чета, когда она впервые увидела супругов вместе. Хорошо, что мадемуазель де Теобон кое-что успела рассказать ей, иначе она была бы еще больше изумлена.

В самом деле, трудно было отыскать двух людей, столь мало подходящих друг другу. Елизавета Баварская по своей природной стати могла бы носить кирасу[15]15
  К и р а с а – в европейской армии до середины XIX в. представляла собой защитное вооружение из двух пластин, выгнутых по форме спины и груди и соединенных пряжками на плечах и боках.


[Закрыть] ландскнехта[16]16
  Л а н д с к н е х т – наемный солдат в Западной Европе в XV–XVII вв.


[Закрыть] и уж не меньше, чем на полголовы, возвышалась над своим супругом. Филипп, герцог Орлеанский, был откровенно маленького роста, и, чтобы казаться повыше, он носил обувь на высоких каблуках и пышно взбитые, завитые волосы, которые прибавляли ему не меньше десяти сантиметров и ниспадали ниже плеч. Елизавета была пухленькой бело-розовой блондинкой, Филипп – сухим, хрупким, бледным брюнетом с небольшим ярко-алым ртом и небольшими живыми черными глазами. Он был по-своему красив, несмотря на слишком маленький рот, который придавал его лицу женственно-капризное выражение. Герцогиня пожаловала на ужин в том же платье, в котором Шарлотта видела ее днем. Герцог же был одет роскошно – в ярко-голубой камзол, расшитый жемчугом, бриллиантами и неимоверным количеством лент и бантов. В свои тридцать девять лет – он был на двенадцать лет старше своей супруги – он выглядел бойким юношей и казался ее ровесником. Улыбающийся, порой даже излишне игривый, Филипп, когда был в хорошем расположении духа, распространял вокруг себя атмосферу изящества, элегантности и веселья. Но и у него бывали дни черной меланхолии и яростных вспышек гнева. Вся его свита, как на подбор, отличалась красотой и статью. Особенно хорош был шевалье де Лоррен, высокомерный гордец, лицо которого, неприязненное, порочное и потрясающе красивое, было похоже на лицо падшего ангела; ледяной взгляд его голубых глаз выражал чаще всего презрение, особенно если ему случалось взглянуть на супругу герцога. Может, он и был фаворитом Филиппа? Может, он управлял им, используя метод кнута и пряника? Слухи о пристрастии герцога к молодым людям ходили давно, и в их истинности не сомневались уже ни при дворе, ни в городе. Но, как уже было сказано, он вполне ладил со своей супругой, возможно, по причине ее мужеподобности. Елизавета Шарлотта Пфальцская была полной противоположностью грациозной и несколько порочной Генриетты Английской. Подарив супругу троих детей, она ничуть не стремилась к близости с мужем. Ей и в голову не приходило соревноваться с ним в элегантности нарядов, в роскоши украшений – она просто не знала, что с ними делать. Она не требовала от мужа ни бриллиантов, ни новых платьев – Филипп наслаждался всем этим сам, отдыхая возле жены душой и телом благодаря ее столь «драгоценным качествам».

Все эти тонкости Лидия де Теобон постаралась объяснить Шарлотте заранее, опасаясь, как бы та не выказала публично естественного для ее возраста удивления.

– Имейте в виду, – заключила она свое наставление, – что герцог Орлеанский ценит общество дам, которые знают толк в нарядах, украшениях и драгоценностях и могут с ним об этом поговорить. Уродство, отсутствие вкуса, пошлость ему ненавистны. Он делает все, чтобы искоренить подобные проявления из окружения своей семьи. Но вы можете быть совершенно спокойны. Позаботьтесь об изяществе реверанса, и все пройдет как нельзя лучше.

Реверанс новой фрейлины, которую представила герцогу вдова маршала де Клерамбо, был встречен любезной улыбкой. Герцог даже милостиво сказал ей:

– Рад видеть вас во дворце, мадемуазель де Фонтенак. Моя жена вновь порадовала нас изысканностью своего вкуса, избрав именно вас, и…

Герцог внезапно замолчал и сделал маленький шажок вперед, чтобы получше рассмотреть девушку, черные брови его чуть приподнялись.

– Надо же, как странно, – произнес он. – У вас есть родные в Валь-де-Луар? Я имею в виду близких родственников?

– Нет, Ваше высочество. Семья моего отца родом из Перигора, родня моей матери – парижане.

– Удивительно! Просто удивительно! – дважды повторил герцог Филипп и, повернувшись к своей супруге, подал ей руку, чтобы сопроводить к столу.

Чета удалялась от Шарлотты, но она все-таки кое-что услышала из их разговора.

– Когда мы поедем в Сен-Жермен, вы намереваетесь взять ее с собой?

– Да, конечно. А вы видите для этого какие-то препятствия?

– И да, и нет. Сколько ей лет?

– Пятнадцать. А почему вы об этом спрашиваете?

– Необыкновенное сходство. Оно еще не так очевидно, пока она ребенок, но пройдет два или три года, и, боюсь, оно ни для кого не останется секретом.

Больше Шарлотта не расслышала ничего. Удивительная пара заняла свои места за столом, за который вместе с ней сели только несколько человек – самые приближенные и высокопоставленные. Фрейлины, вместе с большей частью герцогской свиты, тоже присутствовали на трапезе, но ужинать им полагалось позже.

За неимением другого занятия Шарлотта внимательно разглядывала присутствующих. Все свое внимание она сосредоточила на очаровательной девушке лет семнадцати, сидевшей рядом с герцогом, он часто обращался к ней, и время от времени его рука ложилась на ее руку в знак приязни и нежной любви. Темные волосы, бледность, хрупкость и удивительная грация девушки очаровали Шарлотту. Но она не могла понять, почему так грустны ее темные бархатные глаза. Не удержавшись, она спросила о юной красавице свою соседку, мадемуазель Дезадре, слегка наклонив к ней голову.

– Это старшая дочь герцога от первой супруги, на которую она очень похожа. У нее есть еще младшая сестра.

– Она выглядит такой грустной…

– На это есть причина. Ее выдают замуж за испанского короля, а она любит другого.

– Кого же, если не секрет?

– Тсс. Музыка сейчас закончится…

В самом деле, скрипки слились в последнем трогательном аккорде, но тут же, не передохнув, заиграли новую мелодию. Шарлотта подавила тяжкий вздох. К вечеру она страшно проголодалась, а вкусные запахи, которые витали вокруг, еще больше раздразнили ее аппетит, и ощущать сосущую пустоту в желудке ей стало совсем уж невмоготу. Если бы хоть не видеть перед собой этих людей, с таким удовольствием поглощающих изысканные блюда!

Герцогиня ела за троих. Не надо было быть пророком, чтобы, глядя на нее, догадаться, что через пару лет она станет необъятных размеров. Особенно, приняв во внимание то количество пива, которым она запивала свою обильную трапезу.

Чтобы отвлечься, Шарлотта принялась разглядывать пышное убранство столовой, оно привело ее в восторг и потрясение, но ненадолго, – она почувствовала, что к ощущению голода прибавилось еще и страшное желание спать. После бессонной ночи во время своего побега она прекрасно выспалась в мягкой постели в замке своей тетушки, но беда была в том, что она привыкла к размеренной монастырской жизни, а в этот час они все уже давно видели третий сон. Как же ей хотелось, чтобы ужин поскорее закончился!

Наконец дамы и господа поднялись из-за стола под сладкое пение неутомимых скрипок, и перед ними распахнулись двери великолепной гостиной с расставленными ломберными столами. Этот вечер должен был продолжиться карточной игрой. В другие дни герцогскую чету развлекали комедиями, концертами, танцами, если только герцог со свитой не отправлялся искать удовольствий где-нибудь еще.