Текст книги "Опал императрицы"

– По этой части, друг мой, я бы тоже нашел чем вас удивить. Я не только могу менять регистр, но умею говорить со множеством различных акцентов. Только позвольте мне не демонстрировать это здесь.

– Нет, об этом я вас просить не стану, но хотел бы узнать еще кое-что: каким образом вам удается так вписаться в среду, в которой вы находитесь? В Лондоне вы были примерным английским джентльменом. В Венеции можно было поклясться, что вы ведете свое происхождение с Афона по прямой линии. Здесь вы перевоплотились в типичнейшего венского аристократа. Вас здесь знают. Полагаю, время от времени вы здесь живете. Однако недавно вы говорили мне, что Варшава – ваше любимое место жительства. Что же – у вас по дому в каждой столице?

– Как у моряка по жене в каждом порту? Нет. У меня и правда несколько жилищ, но здесь я обитаю во дворце верного и надежного друга на Принц-Эугенштрассе.

Морозини поднял брови. Он достаточно хорошо знал Вену и ее знаменитостей, чтобы не бояться совершить ошибку. Тем не менее он понизил голос до шепота:

– Барон Ротшильд?

– Господину Пальмеру незачем это скрывать, – со снисходительной мягкостью ответил Аронов. – Да, барон Луи. Как и его покойному отцу, ему известно обо мне почти все, и я знаю, что в случае… неприятности я всегда смогу рассчитывать на кров и поддержку в его доме. Если вам нужно будет срочно со мной связаться, без колебаний обращайтесь к нему. За светской наружностью скрывается очень набожный и на редкость мужественный человек.

– Знаю. Мне случалось встречаться с ним, но, признаюсь, хотелось бы узнать его получше. Хотя ему едва ли больше сорока, о нем ходят легенды…

Безупречная память тотчас выдала портрет элегантного худощавого блондина, обладателя непоколебимого хладнокровия и многочисленных талантов. Весьма сведущий ученый, одинаково сильный в ботанике, анатомии и графических искусствах, барон Луи был к тому же великим охотником, сливался с лошадью, подобно кентавру, – он был одним из немногих всадников, кому дозволялось садиться верхом на знаменитых белых «липиццанеров» в «испанской» школе верховой езды в Вене, – а кроме того, замечательно играл в поло. Закоренелый холостяк, он тем не менее обожал женщин и имел у них бешеный успех. Легенда же о его хладнокровии зародилась в довоенные времена, когда он был еще совсем молод. В день торжественного открытия нью-йоркского метро произошла авария, и вентиляция отказала. Вслед за потными, полузадохнувшимися, полураздетыми пассажирами, выбравшимися из этой переделки, появился барон – такой чистенький, словно только что вышел из заботливых рук своего камердинера. Он не снял ни пиджака, ни жилета, и, как говорили ошеломленные спасатели, у него «даже капли пота на лбу не выступило».

– Сейчас Луи охотится в Богемии, но позже я, наверное, смогу познакомить вас. Думаю, он будет очень рад: я ему уже о вас рассказывал.

– А… а другие члены семьи? С ними вы тоже знакомы?

– С французской, английской ветвями? Очень хорошо знаком, – сказал Аронов и прибавил с тонкой улыбкой: – Но не так, как с бароном Луи. Я был близок с его отцом. И остался близким другом сына. Впрочем, поговорим лучше о вас. Кажется, вы последовали моему совету насчет прекрасной леди Фэррэлс?

Морозини пожал плечами.

– Мне не пришлось трудиться. После процесса, за которым вы наверняка следили, она вместе с отцом отбыла в Соединенные Штаты. И не прислала мне ни единой весточки.

– Как? Даже не поблагодарила? Хотя бы две строчки на открытке?

– Ничего.

При звуке имени той, которую он тщетно пытался забыть, Альдо напрягся, и от Симона Аронова это не ускользнуло.

– Вам очень больно?

– Немножко, но со временем я с этим справлюсь, – заверил его Морозини, приступая к перепелкам. В течение нескольких минут оба ели молча, прислушиваясь к пению скрипок. Затем Аронов заговорил снова.

– Моя очередь спрашивать. Во что превратилась Венеция, с тех пор как в Риме воцарился Бенито Муссолини?

– Она все так же прекрасна, все так же соответствует ожиданиям случайных гостей или новобрачных в свадебном путешествии, – вздохнул Морозини, пожав плечами. – Внешне все нормально… Но только на первый взгляд. Прежде лишь изредка случалось заметить пару карабинеров. Теперь то и дело встречаешь мальчишек в черных рубашках и пилотках. Эти тоже ходят парами, и лучше держаться от них подальше: они считают, что им все позволено, и всегда готовы к нападению во славу Италии.

– У вас с ними не было проблем?

– Нет. Конечно, люди с положением обязаны выражать новому режиму верноподданнические чувства, но я – всего-навсего честный коммерсант и стараюсь ни с кем не ссориться. И пока что мне позволено путешествовать по моему усмотрению и вести дела так, как я считаю нужным…

– Вот и придерживайтесь такой позиции. Это самое благоразумное.

Хромой говорил так серьезно, что это произвело на Альдо впечатление. Помолчав, Морозини спросил:

– А помните, в Варшаве вы предсказали мне, что скоро наступит… черный порядок, способный поставить под угрозу всякую свободу?

– …и именно по этой причине нам нужно как можно скорее восстановить в прежнем виде священный нагрудник и возродить Израиль как государство, – закончил Аронов. – А теперь вы хотите спросить, является ли итальянский фашизм этим черным порядком?

– Именно так.

– Скажем, что это первый приступ чудовищной болезни, первый порыв ветра перед бурей. Муссолини – тщеславный фигляр, считающий себя Цезарем, а на деле способный стать лишь Калигулой. Настоящая опасность исходит от Германии – экономика там разрушена, жители в отчаянии. Человек почти безграмотный, непросвещенный, грубый, но красноречивый и одержимый темным демоном, толкающим к войне, силится возродить немецкую гордыню, прославляя силу и пробуждая самые низменные инстинкты. Вы еще не слышали об Адольфе Гитлере?

– Смутно. Кажется, прошлой весной была какая-то демонстрация, верно? Напоминающая демонстрации наших фашистов.

– Верно. Муссолиниевская авантюра может окрылить Гитлера. Пока он возглавляет лишь военизированную банду, но я очень боюсь, что однажды это перерастет в мощный океанский прилив, способный поглотить Европу.

Оперевшись локтями на столешницу и держа в руках бокал, Симон Аронов, казалось, забыл о собеседнике. Его взгляд был устремлен в некую даль, куда Морозини не было доступа, но выражение его лица ясно говорило: он не видит там ничего хорошего. Альдо не терпелось задать еще один вопрос, но в эту минуту Симон закончил фразу:

– Когда он придет к власти – а это однажды случится, – дети Израиля окажутся в смертельной опасности. Впрочем, как и многие другие люди!

– В таком случае, – сказал Морозини, – нельзя терять ни минуты, если мы не хотим опоздать. Надо как можно скорее дополнить нагрудник Великого первосвященника.

Аронов усмехнулся:

– Значит, вы верите в наше старинное предание?

– Отчего бы мне не верить? – буркнул Альдо. – Во всяком случае, даже если Израиль никогда не сможет возродиться как государство, единственный способ помешать этим проклятым камням приносить зло – это вернуть их на место, и я целиком посвящу себя этому. Телом и душой. Сапфир и алмаз оставили после себя кровавые следы, и я полагаю, что два других камня делают то же самое. Что касается опала – если его носила несчастная Сисси, и говорить больше не о чем. А траурное покрывало, скрывающее лицо теперешней его владелицы, тоже не свидетельствует о большом счастье… Надо как можно скорее избавить ее от камня!

– Естественно, я согласен с вами, но надо действовать не торопясь, – серьезно прошептал Хромой. – Вполне возможно, она дорожит этой драгоценностью больше всего на свете. Кто знает, может быть, она ей дороже жизни? В подобном случае, – а я боюсь, что это так и есть! – деньги нам не помогут.

– Думаете, я этого не понимаю? И предполагаю, что на этот раз у вас нет камня на замену, как было в двух предыдущих случаях, иначе вы бы уже сказали мне об этом.

– Верно. Опал не подделаешь. Правда, в Венгрии их добывают и обрабатывают, и, вероятно, можно было бы найти похожий. Я говорю: «вероятно»! Но самая большая проблема – оправа. Орел изготовлен из тщательно отобранных бриллиантов редкой воды. Эта драгоценность стоит очень дорого и, помимо того, что принадлежит Истории, может соблазнить не одного вора. Удачно, что неизвестную даму сопровождает столь внушительный охранник.

– Вы меня встревожили: если она согласится продать камень, в состоянии ли вы его оплатить?

– В этом можете не сомневаться! Я располагаю неограниченными средствами. А сейчас мне пора идти. Большое спасибо за чудесный ужин.

– Мы еще увидимся?

– Если возникнет необходимость или если вы узнаете что-то интересное, приходите во дворец Ротшильдов. Я намерен провести там несколько дней.

Посадив Аронова в экипаж, Морозини задумался, чем бы теперь заняться. Только не в постель. Спать совершенно не хотелось.

Он поднял голову и увидел почти очистившееся небо. Две или три храбрые звездочки подмигивали ему с высоты. Служащий отеля, заметив, что он задержался на ступеньках, предложил вызвать машину.

– Да нет, не нужно, – отозвался Альдо. – Лучше пройдусь немного и выкурю сигару. Пожалуйста, возьмите в гардеробе ресторана мои плащ и шляпу…

Несколько минут спустя Альдо уже спускался по Кертнерштрассе ленивым шагом припозднившегося гуляки, решившего подышать свежим ночным воздухом, чтобы развеять винные пары. Пустынная в такой поздний час – на башне собора Святого Стефана пробило два – роскошная улица, главная артерия города, сверкала тысячами огней, напоминая волшебный грот… Когда Альдо свернул на гораздо хуже освещенную Гиммельфортгассе, ему показалось, что он проник в щель между двумя отвесными скалами. Кое-где мерцали бледные фонари, их света хватало только на то, чтобы не вывихнуть ноги на мостовой, которую мостили во времена Марии-Терезии. Фонари у дворца Адлерштейнов были погашены.

Завернувшись в лучших испанских традициях в плащ и став почти невидимым, Морозини укрылся в углублении портала и принялся внимательно изучать немое здание. Да и слепое тоже: из-за закрытых ставен не пробивался ни один луч света.

Он простоял так довольно долго, раздумывая, как проникнуть в тайну этого строгого фасада, выглядевшего в темноте довольно мрачно из-за неясных и судорожно напряженных фигур поддерживающих балкон атлантов. Но в конце концов ему надоело, он почувствовал себя смешным и пожалел, что пожертвовал хорошей сигарой. Какой бы она ни была таинственной, эта дама в черных кружевах, наверняка в этот поздний час она спит сном праведницы, а у него уже начинают мерзнуть ноги. Единственное и лучшее средство что-то понять – не откладывая увидеться с графиней фон Адлерштейн. Ее нет в Вене? Что ж, он отправится к ней в ее альпийский замок. Вот и все!

Не успел Альдо двинуться прочь из своего укрытия, скрип тяжелой двери заставил его замереть. Широкие ворота дворца отворились, двумя лучами сверкнули фары, и наружу выкатился большой темный лимузин. Внутри – шофер в ливрее и еще трое – их было трудно рассмотреть, но Альдо готов был душу прозакладывать: двое из них – та самая незнакомка и ее телохранитель. Сзади был привязан дорожный сундук и еще много всякого багажа. Наблюдателю не удалось узнать больше: легко преодолев сточную канаву, мощная машина свернула налево, на расположенный по соседству Ринг, и скрылась из виду. Невидимая рука поторопилась закрыть ворота.

Совершенно очевидно: незнакомка покидала Вену. Морозини не видел никакого способа немедленно выяснить, куда она направляется, да и сам факт, что она предпочла путешествовать ночью, не помог рассеять окутывавший ее туман.

Озадаченный Альдо оставил свой наблюдательный пост и на этот раз быстро зашагал к отелю. Не успел он завернуть за угол, как некий человек, тоже во фраке, худой, подвижный, ростом чуть пониже Морозини, выскочил из другого укрытия, на минутку задержался посреди улочки, явно колеблясь, что предпринять, затем раздраженно пожал плечами и – ноги в руки – устремился вслед за князем-антикваром.

На следующее утро, покончив с туалетом, Альдо устроился в своем номере у небольшого письменного стола, затем, отложив фирменную бумагу, вытащил свою визитную карточку, написал несколько слов госпоже фон Адлерштейн, выражая глубокое почтение и прося о встрече «по важному делу». Он запечатал конверт, надел дождевик и перчатки – погода была ненастной, груды туч сражались с ветром, пытавшимся их разогнать, – водрузил на голову твидовую кепку и двинулся в направлении Гиммельфортгассе с твердым намерением проникнуть наконец за эту своенравную дверь.

Она отворилась, и Альдо оказался лицом к лицу с тем самым слугой в национальном костюме, которого накануне встретил на улице. Тот тоже сразу его узнал, но вовсе не обрадовался. На этот раз лед не растаял, более того, брови стражника слегка нахмурились.

– Ваше сиятельство что-то здесь забыли?

– Что я мог забыть? – высокомерно спросил Альдо, не терпевший дерзости в слугах. – По-моему, я не входил в этот дом.

– Я неудачно выразился и прошу ваше сиятельство извинить меня. Я хотел спросить: ваше сиятельство что-то забыли мне сказать?

– Вовсе нет. Я сказал, что передам через вас послание – вот оно!

– Конечно, но разве его не мог принести посыльный из отеля?

– Может быть, и мог, но я решил принести сам и не понимаю, вам-то что за дело! Будьте любезны проследить, чтобы госпожа графиня фон Адлерштейн получила это письмо как можно скорее.

– Как только госпожа графиня вернется, я ей его немедленно передам.

– Но вы хоть приблизительно знаете, когда она вернется? Дело очень срочное.

– Мне очень жаль, но письму придется подождать ее здесь.

– Не могли бы вы хотя бы переслать ей письмо?

– Если ваше сиятельство спешит, лучше всего оставить письмо здесь: госпожа вскоре приедет…

Морозини начал сердиться, он все больше укреплялся во мнении, что этот тип попросту издевается над ним. Во-первых, он даже не дал ему переступить порог резной двери портала, крепко ее придерживая. А во-вторых, сам этот невероятный диалог, в который его втянул слуга, казался просто смехотворным.

Морозини живо выхватил из рук слуги свой конверт и сунул его в карман.

– Внимательно выслушав вас, я его забираю. Вы так трогательно заботитесь обо мне, что мне не хочется злоупотреблять вашей добротой.

Удивленный быстротой жеста и суровостью тона, цербер чуть посторонился – достаточно для того, чтобы назойливый посетитель успел заглянуть во двор. Там стояла маленькая ярко-красная машина с обитыми черной кожей сиденьями, до такой степени напоминавшая автомобиль Видаль-Пеликорна, что Альдо захотелось рассмотреть ее вблизи. Он попытался оттолкнуть сторожа, но тот держался твердо.

– Эй, куда это вы собрались?

– Там машина! Чья она? Не может же она принадлежать графине?

Князь и правда слабо представлял себе, как почтенная старая дама может позволить возить себя в машине, по комфорту скорее напоминавшей косточку персика, нежели его пушок.

– А почему бы и нет? Прошу вас, сударь, уходите отсюда, если не хотите, чтобы я позвал на помощь. Нашей хозяйки нет, и вам нечего здесь делать!

Несмотря на охвативший его гнев, Морозини заметил, что почтительные обороты исчезли из речи слуги, и уступил. Глупо устраивать скандал из-за такой ерунды. Ясное дело, Адальбер не единственный в мире владеет маленьким красным «Амилькаром» (в марке машины он был уверен!) с обитыми черной кожей сиденьями и колесами со спицами…

– Вы правы, – вздохнул он. – Извините, но мне показалось, что я узнал автомобиль моего друга…

Морозини заспешил прочь, слыша, как за его спиной сторож запирает двери. И все же он не в силах был избавиться от мысли, что на самом деле видел машину Адаля. Тем более что фотографическая память внезапно высветила одну деталь: две первые цифры номерного знака – другие были скрыты ведром с водой, из которого слуга мыл машину, – были 4 и 1. А номер машины Адальбера – 4173F… Нет, все-таки здесь определенно что-то кроется!

Раздираемый двумя противоположными страстями – стремлением проводить дни и ночи у этого дома, чтобы увидеть, кто из него выйдет, и желанием позавтракать – утром он проглотил лишь чашечку кофе, – Альдо какое-то время колебался. Голод победил, да и рассудок подсказывал: караулить среди бела дня на такой узкой улочке – такое может привести к серьезным неприятностям. Преданный слуга графини, чего доброго, вызовет полицию, и его арестуют. Лучше вернуться в другой раз и в другом виде. И тут ему в голову пришла идея!

Он отправился в сторону Кертнерштрассе, пересек ее, миновал Планкенгассе и дошел до Кольмаркта. Князь был настолько погружен в свои мысли, что не заметил молодого, очень хорошо одетого блондина, который, увидев, как он выходит, поспешно сложил газету, усердно им изучавшуюся, пока князь стоял чуть выше дворца Адлерштейнов, и, сохраняя приличную дистанцию, зашагал вслед за Альдо.

Один за другим они подошли к кафе Демеля – своего рода достопримечательности Вены, ибо оно было и последним кафе старого режима – заведение основано в 1786 году, – и полем деятельности величайшего кондитера-пирожника. До падения империи Демель был поставщиком двора его величества, и там можно было пообедать самым приятным образом.

Вход – в двух шагах от Хофбурга – был скромным, почти незаметным, но за простой двустворчатой дверью с резными стеклами открывался сказочный дворец. Просторный зал в виде буквы Г делился на три части. Заднюю стену короткой ветви занимал огромный буфет красного дерева, полки которого ломились от знаменитых фирменных пирожных и не менее знаменитых закусок: паштет из гусиной печенки, валованы, говядина в тесте, заливное и всевозможные бутерброды могли насытить любого обжору. Вторая, длинная, ветвь разделялась на два зала с мраморными столиками – для курящих и для некурящих. Пол был выложен старинными плитками, по стенам – зеркала и канделябры.

Определившись в выборе у стойки – семга под зеленым соусом, говядина в тесте и несколько пирожных – и сообщив свое решение официантке в черно-белой форме, Морозини занял столик в зале для курящих и взял газету, болтавшуюся на деревянной раме, словно огромная бабочка. Газеты предназначались для того, чтобы клиенты могли скоротать время в ожидании заказанного, но Альдо не стал читать, предпочитая вдыхать атмосферу зала, которая всегда казалась ему забавной. Зал был заполнен завсегдатаями, они обменивались приветствиями, то и дело слышались столь обожаемые австрийцами пышные титулы, отовсюду неслось «герр доктор» – даже если речь шла не о враче, – «герр директор» и «герр профессор», порой титулы были неимоверно длинными.

Блондин, преследовавший Альдо, занял столик, стоявший как раз напротив, и теперь князь уже просто не мог его не заметить. Тем более что молодой человек разглядывал его до того пристально, что это граничило с дерзостью.

Несколько раздосадованный, но совершенно не стремившийся к ссоре с незнакомцем, чья прическа напоминала растерзанную ветром соломенную крышу, Морозини прятался за газетой до тех пор, пока ему не принесли еду, за которую он принялся с завидным усердием. Бегло взглянув на соседа, он заметил, что тот занят тем же самым, однако блондин предпочел миндальные пирожные и штрудель, которые поглощал в невероятном количестве и со скоростью урагана, так что успел с ними расправиться к тому времени, когда Альдо отрезал первый кусочек своей говядины.

Опрокинув в себя третью чашку кофе, юный обжора ненадолго призадумался, что, однако, не улучшило его настроения. Он покраснел как рак и так сдвинул брови, что они почти сошлись на переносице. Наконец он встал, нахлобучил поверх своей соломенной шевелюры зеленую фетровую шляпу с перышком и направился прямиком к Морозини.

– Сударь, – отчеканил он, – мне нечего вам сказать, кроме одного: оставьте ее в покое!

Альдо оторвался от торта и взглянул на подошедшего.

– Сударь, – отозвался он с любезной улыбкой. – Я не имею чести быть с вами знакомым, и, коль скоро вы начали с загадок, нам трудно будет договориться. Кого вы имеете в виду?

– Вы это отлично знаете, и если вы приличный человек, то поймете: я отказываюсь произносить это имя, его не пристало трепать в кафе, даже в таких респектабельных, как это!

– Подобная деликатность делает вам честь, но в таком случае, может быть, вы откроете мне его за стенами этого заведения? Если, конечно, согласитесь подождать, пока я закончу десерт и выпью кофе.

– Не собираюсь здесь задерживаться, просто хочу дать вам добрый совет: кончайте вертеться вокруг! Интерес, который с некоторых пор вы проявляете к некоему дворцу, позволит вам догадаться, что я хотел сказать. К вашим услугам, сударь!

И, не дав Морозини времени встать из-за стола, рыцарь с перышком пронесся через зал и исчез за дверью. Вздохнув было с облегчением, что удачно отделался от сумасшедшего, Альдо, однако, быстро опомнился: этот парень мог намекать только на даму в черном и, следовательно, знал, кто она. Оставив едва надкушенное пирожное «Ветер Испании», он бросил на стол деньги и поспешил к выходу. Официантка в ужасе смотрела ему вслед – у Демеля было не принято так себя вести!

К несчастью, оказавшись на улице, он обнаружил, что ни одна из курсировавших по тротуару зеленых шляп с перышками не покрывала искомую голову – вспыльчивый молодой человек словно растворился в воздухе.

Поразмыслив немного над тем, что предпринять дальше, Альдо решил не возвращаться к Демелю. Однако ему очень хотелось кофе, поскольку он не успел выпить его в кафе, и он отправился в отель и заказал чашечку в баре. Спокойствие, царившее там в этот час, располагало к размышлениям, и Альдо не упустил случая подумать в тишине. Ему было совершенно очевидно: он зашел в тупик, дама в кружевах исчезла. Проникнуть во дворец Адлерштейнов не осталось ни малейшей возможности: даже если у него хватит безрассудства появиться там, цербер просто захлопнет дверь у него перед носом. Вывод: нужно найти способ встретиться с хозяйкой дворца за пределами Вены, в том самом ее поместье близ Зальцбурга.

Это один из прекраснейших уголков Австрии, и Морозини ничего не имел против того, чтобы его навестить. Оставалась сущая безделица – узнать, как называется замок и где он находится.

Попытка получить какие-либо сведения у фрау Захер не привела ни к чему. Конечно, знаменитая Анна как свои пять пальцев знала всю Вену и ее обитателей, зато почти не бывала в провинции.

– Однако, – предложила она, – почему бы вам не спросить об этом у барона Пальмера, раз уж вы друзья?

– «Друзья» – сильно сказано! Мы просто знакомы. А вы давно его знаете?

– До войны он несколько раз останавливался здесь. Но всегда ненадолго, он очень много путешествует. А теперь, приезжая в Австрию, останавливается у Ротшильдов, он очень с ними дружен. Впрочем, оказавшись в Вене, никогда не упускает случая пообедать или поужинать у меня. Иногда он заходит вместе с бароном Луи. Честно говоря, я бы не удивилась, если бы они оказались родственниками.

Морозини едва сдержал улыбку. Родственные связи с легендарной банкирской фамилией никак не вязались с тем, что Аронов рассказывал ему о своей семье, погибшей во время погрома в Нижнем Новгороде в 1882 году. Впрочем, в истории можно обнаружить и более странные совпадения… И если фрау Анна права, тогда становилось понятным, откуда взялось огромное состояние, которым, похоже, располагал Хромой…

– Я бы тоже этому не удивился, – выговорил он наконец. Затем, притворяясь равнодушным, добавил: – Он так и живет в… в… ох, никогда не могу вспомнить это название!..

– Как вы хотите запомнить слово, в котором больше согласных, чем гласных! И я, как вы, князь! Все, что мне удается припомнить: это недалеко от Праги, – простодушно ответила фрау Захер, поправляя свои многочисленные жемчужные ожерелья. – Надо бы мне посмотреть старые регистрационные карточки, там записано.

– Не стоит беспокоиться! Я думаю, у меня это тоже где-то записано, – лицемерно сказал Альдо, немного разочарованный тем, что его ловушка не сработала. Окрестности Праги ничего нового не добавили к уже известному о его таинственном клиенте. Он и так знал, что у Аронова несколько домов в разных местах. Так почему бы не Прага, где во все времена селились евреи?..

Минутой позже князь нанял фиакр. Природа решила наконец спрятать подальше свои лейки, и Морозини, несмотря на все заботы, наслаждался прогулкой по элегантному кварталу Бельведер, где особняк Ротшильдов был одним из самых роскошных.

В просторном, увенчанном куполом вестибюле, в самом центре здания, Альдо встретил прямой, как палка, дворецкий. Услышав громкое имя, он лишь слегка поклонился и проводил его в гостиную, убранную с той же тяжеловатой, но несомненной роскошью, которая отличала все жилища знаменитого семейства. Вскоре на зеркальном версальском паркете зазвучали неровные шаги барона Пальмера.

– Мы можем здесь поговорить? – спросил Морозини после того, как они обменялись любезностями.

– Разумеется. Слуги Ротшильда не станут подслушивать у дверей. Они слишком хорошо вышколены. Что случилось?

– Сейчас расскажу, но сначала хотел бы узнать, зачем вы вызвали меня в Вену, если сюда уже приехал Видаль-Пеликорн?

Брови Аронова поползли вверх, всегдашний монокль со звоном выпал на столик.

– Адальбер здесь? Честное слово, не знал! А вам откуда это известно?

– Я видел, как слуга мыл его машину во дворе дворца Адлерштейнов. Повторяю, машина его, и я не представляю себе, что бы она могла здесь делать без хозяина.

– Я тоже, но раз уж вы там были, могли бы спросить?

– Нельзя сказать, что я был там. Я заметил машину, когда меня выставлял за дверь слуга, тот самый, с которым я беседовал накануне. Мне кажется, во дворце творится что-то странное. Во всяком случае, там живут очень странные люди…

– Сейчас вы мне все расскажете.

Ливрейный лакей, одетый на английский лад, скромно поскребся в дверь, потом вошел с подносом, поставил его на круглый столик и принялся разливать кофе.

– Не стоило ради меня беспокоиться, – сказал Альдо.

– А я и не беспокоился, – отозвался Аронов с улыбкой, редкой гостьей на его лице, сразу придавшей привлекательность суровым чертам. – Это обычное гостеприимство Ротшильдов. Если вас впустили в дом, значит, непременно должны угостить. В Лондоне вам предложили бы чай или виски. Здесь, конечно, кофе – национальное пристрастие.

– Возникшее только из-за того, что, удирая после неудачной осады в 1683 году, турки побросали столько мешков с кофе, что венцы успели к нему пристраститься. От каких порой пустяков зависят национальные особенности.

– Не стану спорить. А теперь – рассказывайте!

Морозини рассказал о трех приключениях, пережитых им у «райских врат», не желавших открыться перед ним: о ночном отъезде, об утреннем визите и, наконец, о своем загадочном разговоре с молодым человеком в зеленой шляпе. Закончил князь тем, что намерен как можно скорее повидать графиню и отправляется с этой целью в провинцию.

– К сожалению, я понятия не имею, где ее искать. «Близ Зальцбурга» – слишком расплывчато! Фрау Захер посоветовала мне расспросить об этом вас: по ее мнению, вы самый сведущий человек из всех.

– Она оказывает мне большую честь, ведь еще вчера вечером я и понятия об этом не имел. Но с тех пор удалось кое-что разузнать. Короче, древний родовой замок, следовало бы сказать – фамильные руины – находится у Гальштата, но, поскольку жить там невозможно, приближенные ко двору Адлерштейны построили себе виллу – скорее даже замок! – поблизости от Бад-Ишля. Он называется Рудольфскроне и, кажется, очень красив. Думаю, вам его покажут без труда.

Морозини записал эти ценные сведения в книжечку, которую всегда носил в кармане, допил кофе и собрался уходить.

– Вы скоро думаете ехать? – спросил Хромой.

– Прямо сейчас, если это возможно. Вернусь в отель, справлюсь, когда ближайший поезд на Зальцбург, и в путь… Но могу ли я попросить вас о небольшой услуге?

– Разумеется.

– Попробуйте узнать, что делает здесь Адальбер. Даже если бы мне не нужно было уезжать, я все равно не смог бы день и ночь караулить у дворца Адлерштейнов, дожидаясь, пока он выйдет.

– Вы угадали мои намерения. Я займусь этим. Уезжайте спокойно!

Однако небесам не было угодно, чтобы Альдо сел в поезд, идущий в Зальцбург. Вернувшись к Захеру, он увидел только что принесенную телеграмму.

«Умоляю вас простить меня, но прошу немедленно вернуться. Столкнулся с ситуацией, которую не могу разрешить. К тому же Чечина грозит уволиться. С любовью. Ги Бюто».

Сильно раздосадованный, Альдо сунул голубой листок в карман и поднял было телефонную трубку, намереваясь позвонить домой, но, немного подумав, ограничился тем, что заказал место в спальном вагоне ночного поезда на Венецию. Если Бюто, не хуже его знающий преимущества телефона, выбрал телеграф, значит, имел на то веские причины. У Морозини не было ни малейшего представления о том, что могло произойти, однако, несомненно, большая неприятность – поставить Бюто в затруднительное положение и вывести из себя Чечину было не так-то просто.

Позвонив лакею и приказав ему подготовить багаж, Морозини набрал номер дворца Ротшильдов, но ему не удалось поговорить с бароном Пальмером – тот только что ушел.

– Передайте ему, пожалуйста, что князя Морозини вызвали в Венецию по срочному делу и что он вернется, как только сможет.

Часом позже князь уже ехал в такси на вокзал Императрицы Елизаветы, откуда отправлялся поезд в Венецию.