Текст книги "Красавица и пират"

«То-то у папы Иннокентия Восьмого столько внебрачных детей…» – ехидно подумала Жанна.

Они подошли к перекрестку и остановились у дома булочника. Мимо медленно проехала повозка, запряженная громадными волами. На повозке были закреплены бочки.

– Знаете, госпожа Жанна, – сказал протонотар, – когда я вижу этих симпатичных животных, сразу вспоминаю папу Мартина Пятого.

Жанна уже собиралась войти в двери своего дома, но остановилась и удивленно спросила:

– Почему?

– Вы не знаете историю его похорон? – постно поинтересовался протонотар.

– Нет.

– Видите ли, знаменитый своей добротой папа Мартин Пятый, чувствуя, что скоро Господь призовет его, распорядился относительно своих похорон так: «Поставьте гроб с моим телом, – сказал он приближенным, – на простую повозку, запряженную четырьмя волами. Пусть они влекут ее. туда, куда хотят. Где волы остановятся, там и похороните меня». И когда пришел день его смерти, все выполнили по его воле. По этим улочкам покатилась повозка без возницы, запряженная волами, а люди шли в отдалении. Долго возили тело папы волы по Риму, но, в конце концов, достигли Сан Джованни ин Латерано. И только приблизились они к церкви, как двери сами собой распахнулись и зазвонили колокола на звоннице. Волы вовлекли повозку под своды храма, приблизились к алтарю и опустились на колени. И все поняли, что воля Божья вела их и направляла, указывая место успокоения бренных останков его вернейшего и преданнейшего слуги.

– Это так трогательно! – промокнула платочком сухие глаза Жанна.

Сначала Жанна воспринимала свои каждодневные хождения по ватиканским коридорам с юмором, потом в ней начало нарастать глухое раздражение. Никаких видимых препятствий не было, но долгожданная аудиенция продолжала оставаться где-то в туманной дали. Дело тянулось, тянулось и тянулось. И конца края этому не было видно.

Сопоставив все факты и хорошенько поразмыслив, Жанна пришла к выводу, что главным препятствием на пути встречи ее с папой является не кто иной, как милейший протонотар. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить что к чему: плешивое духовное лицо сделало все, что в его силах, чтобы затормозить Жаннино дело, и теперь спокойно ждет, чтобы она, Жанна, обратилась за помощью к своему благодетелю. Он охотно поможет в обмен на…

Вот стервятник! Плешивый, а туда же! Был бы он хоть чуточку менее плешивым… А положение-то очень серьезное. Аудиенция нужна как воздух!

Жанна вспомнила мрачное, строгое здание инквизиции на площади Навона, и холодок пополз по спине. Но ярость начинает клокотать в душе, как подумаешь, что эта плешивая мартышка со своими любезными улыбочками загнала ее, Жанну, в западню. Позади тянет смолистым дымом высокого инквизиционного костра, а впереди сияют ворота спасения. Но ключ от них в руках у протонотара, который невозмутимо ждет…

Наверное, в этой уютной квартирке, сдаваемой почтенной четой булочников, побывал не один десяток дам-паломниц, желающих увидеть папу римского. Но сначала им приходилось сводить знакомство с телесными достоинствами плешивого святоши, да упадет кирпич на его плешь!

Жанна металась по комнате, пытаясь что-нибудь придумать. Ничего не получалось. Как ни крути, а при любом раскладе протонотар неприступным бастионом закрывал доступ к папе. Стеной, которую не обойдешь, не объедешь! Ну, должен же быть какой-нибудь выход! Нельзя сдаваться без борьбы! Нужно думать!

От раздумий, как обычно, разболелась голова.

– Жаккетта, собирайся! Мы идем в город! – приказала Жанна, отодвинув на время все думы в сторону.

Жанна не знала, куда пойдет, но ноги безошибочно привели ее на древнюю улочку Коронари, знаменитую множеством лавок. Летнее солнце дышало жаром, и было так приятно то нырять в прохладный полумрак лавочек, то опять подставлять себя его горячему оку.

С горя Жанна накупила множества мелочей, поднимающих настроение. Гребни, шпильки, платочек, обшитый знаменитым венецианским кружевом, венецианские же шелковые чулки, новые? ароматические шарики и прочее, прочее, прочее;.. Постепенно на душе стало легче, опять захотелось слегка улыбаться, проходя мимо римских кавалеров.

Жанна вышла, из очередной лавочки и, поджидая отставшую с покупками Жаккетту, оглядела улочку в поисках следующей. И вдруг увидела, как по римской улице Коронари невозмутимо шествует баронесса де Шатонуар. Великолепная, непотопляемая ни при каких обстоятельствах мадам Беатриса, тоже находящаяся в инквизиционном розыске по обвинению в колдовстве и отправке своих мужей на тот свет ускоренным способом! Мадам Беатриса шла с таким видом, словно Вечный Город был захудалой дальней деревушкой, которой она оказала великую милость и честь своим присутствием.

И первыми словами, которыми встретила мадам Беатриса Жанну на улочке Рима после долгой разлуки и стольких событий в жизни обеих, были:

– Здравствуй, моя дорогая! Ты прелестно выглядишь! Представляешь, всюду только и говорят, что нижние юбки теперь будут на жестком каркасе! Каково?!

Остановившись у входа в лавочку и нимало не смущаясь тем, что загораживает в нее вход, мадам Беатриса продолжила:

– А ведь все тянется еще с шестидесятых годов, когда распутница Хуана Португальская придумала себе подобное платье, чтобы скрыть очень интересное положение. Только она не додумалась спрятать обручи под платьем, а приказала нашить их поверх. Тогда эта идея не вызвала одобрения. Но сейчас испанки как с ума сошли – опять вытащили подобные юбки на свет божий, но обручи пришивают на нижнюю юбку – она и встает колоколом. Говорят, так они подчеркивают тонкость своих талии. Вот уж не одобряю! Талия – либо она есть, либо ее нет, и незачем пыль в глаза пускать, если фигура не та. Ты, моя девочка, надеюсь, еще такой юбкой не обзавелась?

Мадам Беатриса пронзила взглядом, словно копьем, Жаннины юбки.

– Так ты, я вижу, нахваталась идей у венецианских модниц? Нижняя юбка с утолщенными складками по талии? Верно? Ах, молодежь, все-то они на лету хватают!

– Здравствуйте, госпожа Беатриса! – улыбнулась Жанна. – Очень рада вас видеть! Какими судьбами вы в Риме?

Баронесса на секунду задумалась.

– Скажи мне, моя девочка, когда мы с тобой виделись в последний раз, а то я как-то запамятовала и не могу сообразить, с какого момента тебе начать рассказывать?

Вообще-то, в последний раз Жанна: видела мадам Беатрису у себя в Аквитанском отеле, как раз в тот период, когда умер герцог Бретонский и армии принцев, домогающихся руки наследницы герцогства Анны Бретонской, держали оборону против французских королевских войск, больше интригуя между собой, чем сражаясь с общим противником.

Вынужденная на что-то решаться, Анна Бретонская, почти не имеющая собственных сил, в большой тайне дала свое согласие на брак с Максимилианом Австрийским.

Находясь (как обычно, проездам) в Ренне, госпожа Беатриса очень ловко выведала у Жанны, на ком же остановила свой выбор юная герцогиня. После чего отправилась в Нант, второй город Бретани после Ренна, осажденный королевскими войсками, который оборонял один из женихов, Ален д'Альбре, и поделилась с ним интересной новостью. Обиженный экс – жених тут же сдал город королю.

У Жанны были основания думать, что все это мадам Беатриса делала по указанию регентши Французского королевства, старшей сестры короля мадам де Боже. Баронесса очень легко меняла свои политические ориентиры и привязанности…

Но Жанна не стала вспоминать ту встречу, а просто сказала:

– Последние известия о вас я получила от своего земляка, который теперь работает помощником инквизитора в Ренне. Он сказал, что родственники ваших мужей обвинили вас в колдовстве и вы в розыске. Я страшно за вис волновалась и переживала. Мне вскоре пришлось покинуть Европу, и я больше полугода ничего не знаю, никаких новостей.

– А-а, дорогая, все это пустяки! – небрежно отмахнулась баронесса. – Я всегда говорила: это дурачье, которое зубами держится за земли, по закону принадлежащие мне, способно на любую пакость. Только пользы им от своих подлостей никакой. Ты думаешь, я стала дожидаться, пока какой-нибудь воняющий козлом не хуже тамплиера доминиканец станет бесноваться в моем присутствии и обвинять меня бог знает в чем? Слава Господу, я не первый дань живу на этом свете! Я тут же поехала сюда, в Рим, бросилась в ноги его святейшеству и объяснила все как есть! И трех дней после моего пожертвования на нужды борьбы с неверными не прошло, как все уладилось. Ты знаешь, папа римский о-очень интересный мужчина…

– Вам всегда так легко все удается… – вздохнула Жанна. – Ля вот никак не могу попасть на прием. Толкусь в канцелярии…

– Девочка моя! – воздела руки к небу, баронесса. – Да в своем ли ты уме?! Ну кто же действует через канцелярию? Это пристало бюргерам и простолюдинам! Слава богу, мы – дамы, и дамы неплохих фамилий. Я добилась аудиенции, обратившись за содействием к госпоже Катанеи, та попросила своего друга, кардинала Борджиа, а тот организовал мою встречу с папой, причем в неофициальной обстановке. Но обо всем этом позже, если надо, мы все устроим! А ты, кстати, слышала, какой страшный процесс был в Ренне?

У Жанны ослабли ноги.

– Да, краем уха. Практически ничего. Я уехала в самом начале… – тихо сказала она.

– Так ты ничего не знаешь? – обрадовалась баронесса, похоже, знавшая все про всех. – В городе арестовали колдунью. Очень известную в Бретани колдунью Мефрэ. Ее пытали, а затем торжественно сожгли на площади перед собором. А по ее показаниям арестовали очень много людей – весь Ренн втихомолку ходил к ней за снадобьями. Кто-то откупился и отделался не так тяжко, а кого-то и костер не миновал. Первой арестовали госпожу де Круа, ты должна ее знать.

Жанна еле кивнула.

– Ну вот, она теперь в монастыре под строгим надзором, замаливает грехи… – довольно сообщила мадам Беатриса. – А за ней взяли еще ряд лиц.

Баронесса скороговоркой перечислила арестованных.

– Но не всех же взяли, кто-то, наверное, объявлен в розыск… – с усилием сказала Жанна.

– Может быть, но я перечислила тебе тех, кого она назвала.

– Неужели всех? – сказала Жанна еле слышно.

– Да-да, дорогая, ты же знаешь, какая у меня память на имена! – воскликнула баронесса. – Вот, слушай еще раз!

Гордясь собой, баронесса еще раз перечислила названных колдуньей. Имени Жанны в этом перечне не было. Не было!!!

– Сейчас, говорят, страсти улеглись. Так всегда бывает, поверь мне. Сначала шум, гам, костры пылают, затем тишина. Девочка моя, ты белая как полотно, что с тобой?!

– У меня голова болит! – со слезами пролепетала Жанна. – С утра. Я, наверное, вернусь сейчас на квартиру и лягу. Жду вас завтра.

– Ну, хорошо, моя девочка! – согласилась баронесса. – Ты, действительно, что-то неважно выглядишь. Сейчас ложись, а утром я тебя навещу. По какому адресу ты остановилась?

Слуга баронессы поймал экипаж для Жанны. Она с помощью Жаккетты забралась внутрь и прислонилась виском к стенке.

– Отвезите нас на какую-нибудь набережную, – сказала вознице Жанна, чувствуя, что хочет побыть у воды.

Ехали в тишине: Молчала Жанна. Молчала и слышавшая весь разговор от слова до слова Жаккетта.

Наконец пахнуло водной свежестью, правда, с легким налетом какой-то затхлости.

Велев вознице подождать, Жанна пошла к Тибру. Тихо струились его воды. Деревья, стоявшие на берегу, купали в струях свои ветви.

Не обращая внимания на то, что намокнут башмаки и юбки, Жанна прямо в платье вошла по колено в воду. Странные чувства, прямо противоположные друг другу, переполняли ее. С одной стороны, она чувствовала, что от громадного облегчения сейчас взлетит над землей, лопнули, наконец, те цепи, что смертным ужасом сковывали ее. Словно воды Тибра смывали, уносили в море угрозу возможного костра. Было так хорошо, что даже страшно: казалось, в любой момент душа покинет тело и воспарит.

Но, с другой стороны, почему-то было невыносимо обидно! Получалось, все напрасно? Бегство, пираты, гарем, предательство Марина, лишения и опасности? Женская блажь увела ее на край земли? Л никакой опасности не было? И сейчас она, Жанна, могла благополучно жить в Ренне, в своем Аквитанском отеле, никого не боясь и не от кого ни скрываясь? И не глотать глиняную пыль Триполи, не нюхать рыбную вонь пиратского трюма? И никогда не узнать холодного недоумения в глазах Марина, когда он утром увидел ее на сладкой земле Кипра?! Всего этого не было бы! Ни унижений, ни страданий! Почему Мефрэ не назвала ее, Жанну?! Ведь никого не пропустила! Почему?!

Жанне, наверное, было бы еще обиднее, узнай она, какой мелочи обязана жизнью. Это знала Жаккетта и молчала. Перед, ее глазами стоял вечер накануне отъезда бретонского двора в Нант. Вечер, когда Жанна послала ее за своими серьгами к ювелиру. Получилось, что простое детское правило – на добро отвечать добром – спасло им жизнь.

В тот вечер в лавке ювелира была и колдунья Мефрэ. Им вместе пришлось на обратном пути отбивать нападение, а потом убегать от грабителей.

Не желая этого, боясь колдунью, но, повинуясь неосознанному, древнему инстинкту, что нельзя бросать человека в беде, Жаккетта вместе с Большим Пьером довела Мефрэ до дома. Не раскрыв ее тайны и не бросив на полпути на верную гибель.

И колдунья отплатила ей тем же. Не специально. Не напоказ. Просто когда изломанная пыткой, она вышептывала разбитыми губами имена людей, покупавших у нее снадобья и зелья, она не назвала имени Жанны, хотя назвала всех остальных. И подарила ей жизнь…

Жаккетте было очень стыдно. Потому что суеверный страх перед колдуньей остался. И презрительный взгляд Мефрэ сейчас бы не смягчился.

Постояв в прохладной воде, Жанна постепенно пришла в себя и осознала, что теперь она свободна и независима. И огонек мстительной радости загорелся в ее глазах.

Глава IV

Вернувшись на квартиру, Жанна приказала Жаккетте высушить платье и привести его в порядок, а сама в одной рубашке, с распущенными волосами заняла наблюдательный пункт у окна.

Ближе к вечеру внизу сверкнула плешь протонотара. Громкоголосые грузчики, нанятые на одном из рынков, под его руководством устанавливали во дворике среди зелени очередной беломраморный обломок, купленный протонотаром у добывателей древностей.

Протонотар заметил сидящую у окна прелестную в своем русалочьем облике Жанну и приветствовал ее поклоном.

Она склонила голову в ответ и, загадочно улыбаясь, отправилась одеваться.

– Возьми пяльцы с вышивкой! – приказала Жанна Жаккетте. – Подожди, когда я с этой плешивой плесенью поднимусь к нему, тогда тоже поднимайся, только тихо, и жди за дверью.

Жаккетта кивнула.

Одетая, словно на прием, Жанна выпорхнула во дворик с выражением озабоченности на лице.

– Ах, святой отец, у меня к вам громадная просьба, – с мольбой глядя на протонотара, сказала она. Протонотар встрепенулся.

– Минуточку, госпожа Жанна! – сказал он. – Разрешите, я разберусь с людьми и тогда мы обсудим вашу проблему.

Жанна вздохнула и покорно кивнула. Моментально выпроводив рабочих, протонотар сказал:

– Разрешите пригласить вас в мою келью. Там разговаривать, я думаю, будет куда удобнее.

– Конечно… – печально улыбнулась Жанна.

Келья оказалась хорошо обставленной комнате. Ничего монашеского в ней и с фонарем отыскать было нельзя.

Протонотар прикрыл ставни, чтобы солнце, как объяснил он, не мешало, и налил два бокала вина.

– Я слушаю вас, госпожа Жанна! – удовлетворенно сказал он.

Присев на краешек кресла так, чтобы поясница слегка выгнулась и грудь приподнялась, Жанна держала в обеих ладонях бокал и, глядя в его гранатовые глубины, медленно говорила, изредка поднимая молящий взгляд на собеседника.

– Вы знаете, святой отец, я в Риме уже столько времени, а мои дела в канцелярии совсем не двигаются…

– Терпение, дитя мое, терпение. Господь воздает терпеливым, – ободряюще улыбнулся протонотар. – Ибо сказано: «Всему свой час, и время всякому делу под небесами…»

– Я терплю, терплю… – надула губы Жанна. – А аудиенции все нет и нет!

Она отпила из бокала.

– Не расстраивайтесь, прекрасная Жанна! – прожурчал, словно ручеек, протонотар. – Давайте ваш бокал, я налью еще. Кьянти чудо как хорош. Мне прислали его из Сиены.

Жанна протянула протонотару бокал в ладонях, тот осторожно его принял. Руки у святого отца были холодными и влажными.

– Кьянти, это местность? – подняла брови Жанна.

– Да, – кивнул протонотар. – Это цепь холмов между Флоренцией и Сиеной.

Жанна приняла полный бокал и пригубила. Потом потупилась и вздохнула.

– Еще раз говорю, не расстраивайтесь. Вы правильно сделали, что пришли за помощью… – Голос у протонотара стал бархатным-бархатным. – Еще у Экклезиаста сказано: «Вдвоем быть лучше, чем одному, ведь двоим есть плата добрая за труды их…»

Протонотар не один в этом мире читал Экклезиаста. Жанна тоже туда заглядывала и прекрасно помнила, что за этими мудрыми строчками далее следуют и такие: «Да и если двое лежат – тепло им; одному же – как согреться?» Намек более чем прозрачный…

Она услышала скрип за дверью. Не иначе как Жаккетта переминалась с ноги на ногу.

– Но я, право, не знаю… – уронила Жанна и вздохнула еще печальнее. Всей грудью.

Лучик солнца, пробившийся сквозь щель в ставнях, упал на сапфировое ожерелье. Протонотар мягко встал и неслышно переместился поближе. Встав напротив Жанны, он, проникновенно глядя ей в глаза, сказал:

– Не стесняйтесь, выскажите вашу просьбу, и вам станет легче. Груз забот сразу уменьшится, если вы разделите его с другом…

– А вы часто видите его святейшество? – чуть с нажимом в голосе произнесла Жанна и слегка отодвинулась.

– О да! – утвердительно склонил голову и улыбнулся Протонотар. – Почти каждый день sanctissimus pater вызывает меня для подготовки тех или иных важнейших документов. Я смогу вам помочь, говорите.

И он сел рядом с девушкой.

– О, вы так добры… – на секунду опустила веки Жанна, а потом широко раскрыла глаза и, глядя в лицо протонотару, затараторила: – Я в Риме довольно долго, но добиться аудиенции никак не получается. Я все понимаю, у его святейшества ведь масса дел, весь христианский мир держится его молитвами, а что я по сравнению с его заботами? Песчинка. Поэтому я решила не дожидаться аудиенции, дела зовут меня домой, и к вам у меня громадная просьба: передайте, пожалуйста, его святейшеству этот дар от меня… Жаккетта, заноси!

Распахнулась от крепкого удара ноги дверь и вошла Жаккетта с перекошенным от старательности лицом, неся вышивку на вытянутых руках, как икону во время крестного хода.

Не давая протонотару опомниться, Жанна продолжала частить:

– Этот лик я вышивала в плену, в гареме арабского шейха, и моей заветной мечтой было поднести его папе римскому как благодарность Святой Деве за чудесное спасение. Передайте, пожалуйста, эту вышивку его святейшеству как скромный дар от графини Монпеза, которая заочно припадает к его стопам.

Вручив свое рукоделие опешившему протонотару, Жанна гордо вышла.

Глава V

Утром за Жанной заехала баронесса де Шатонуар, которая с порога заявила, что Жанна просто обязана осмотреть Рим под ее чутким руководством.

Жанна охотно согласилась. Со вчерашнего вечера и Вечный город виделся совершенно другим, веселым и жизнерадостным.

Дамы устроились в экипаже и неспешно направились к Капитолию, с которого, по мнению мадам де Шатонуар, следовало начать осмотр.

Сегодня баронесса не была расположена рассказывать, она больше спрашивала.

Слово за слово, Жанна рассказала ей все события вплоть до того момента, когда пиратская «Козочка» унесла их от берегов Африки. Рассказала почти не приукрашивая, без вранья.

Но вот о том, что было дальше, ей рассказывать совсем не хотелось…

Мадам Беатрису было не провести.

Она недаром хвалилась своей великолепной памятью: то, что Жанна любила Марина Фальера, и то, что Фальер был киприотом, баронесса прекрасно помнила.

– Ну и что же было дальше? – неумолимо спросила она.

– А потом один пират доставил нас на Кипр… – неохотно сказала Жанна. – Уж лучше бы не доставлял… – вырвалось у нее помимо воли.

– Марин принял тебя не так, как ты рассчитывала? – тут же спросила баронесса.

Жанна прекрасна знала, что для мадам Беатрисы нет ничего святого, что дама она весьма прожженная и в разговоре с ней нельзя распускать язык, а тем более открывать душу. Но сейчас ей так хотелось хоть с кем-то поделиться горем (ведь не с Жаккеттой же?!), что она расплакалась и сквозь слезы сказала:

– Он меня совсем не ждал! И чуть ли не испугался, когда я появилась там, около его ободранной башни! У него прямо на лице читалось: быстрее отвести меня в гостиницу, быстрее уложить в постель, как следует попользоваться, посадить обратно на лодку и с облегчением помахать вслед рукой. Даже когда меня шейху продавали, я себя так гадко не чувствовала! Словно я – девка из харчевни, с которой приятно провести ночь, но в обществе появиться нельзя! Ненавижу!!!

Мадам Беатриса редко была искренней. Но сейчас она обняла Жанну за плечи и грустно сказала:

– Бедная моя, глупая девочка! Никто ведь, кроме тебя, не виноват в этом…

– Но почему?! – всхлипнула Жанна.

– Разве твой Марин обещал тебе что-нибудь?

– Обещал… что разлука разобьет его сердце, что скоро вернется, что сделает меня королевой Кипра в своем сердце, – упрямо перечислила Жанна.

– Разве это обещания? – усмехнулась баронесса. – Он лишь галантно распрощался с тобой, как и подобает учтивому кавалеру. Девочка моя; это же такие прописные истины! В Ренне твой Марин был вырвавшимся на волю с родного острова молодым холостым человеком. И весь мир ему казался восхитительным, все было легко, да еще такая красивая дама рядом… Это был его праздник, дома же ждали будни. Он ведь не обещал сделать тебя королевой своей башни? А обещать Кипр, который ему не принадлежит, это не обещать ничего.

Его семье не нужен брак сына с дамой, чьи владения за семью морями и за которой не стоит влиятельное семейство. Родители наверняка подыскали рядом хороший кусок земли, который входит в приданое какой-нибудь местной простушки. А в таких прелестных замкнутых уголках, как Кипр, даже кусты имеют уши и язык. Ведь ты же сама все это знаешь, и не хуже меня…

– Знаю… – всхлипнула Жанна.

– Вот он и принял тебя соответственно. И хочется и колется, – подытожила баронесса. – Почему же ты решила, что он должен встретить тебя иначе? Никто из вас никому ничего не должен.

– Но я же любила его, я же верила ему!.. – тихо сказала Жанна и про себя добавила: «Я ведь бежала от смертельной опасности к человеку, который был для меня всем! Ну к кому же еще мне было бежать? За чью спину прятаться?»

– Тебе было плохо, и ты кинулась под его крыло? – угадала баронесса. – Девочка моя, ты выбрала не те крылья. Ты ведь перепутала свою любовь с любовью к тебе. Вот покойный герцог де Барруа принял бы тебя, какой бы ты к нему не явилась… И те мальчики, что из-за любви к тебе получали увечья на турнирах, стараясь хоть чем-то заслужить твой благосклонный взгляд, сделали бы тебя королевой своих крохотных владений, защитили от всего мира, даже если бы самые могущественные владыки ополчились против них. Даже барон де Риберак, которого ты ткнула в лужу, как кутенка, укрыл бы тебя, грози тебе беда, потому что он истинный рыцарь, что не мешает ему быть грубияном, гулякой и транжиром!

Баронесса опять пришла в веселое расположение духа и закончила:

– А ты, моя девочка, ослепленная собственной любовью, поверила венецианцу! Ведь Фальеры – это венецианская фамилия. Да они сами себе не доверяют! Слышала, как они избирали дожа?

– Нет, – вытерла последние слезы Жанна.

– Ну так слушай. Двести с лишком лет назад они сделали это так: Большой Совет выделил из своего состава тридцать человек; Эти тридцать человек среди себя выбрали девять. Девятеро избрали сорок электоров среди членов Совета и вне его. Сорок выделили двенадцать, двенадцать избрали сорок пять. Сорок пять выделили одиннадцать, а одиннадцать выбрали сорок одного человека, которые и избрали дожа. Каково? И после этого ты мчишься на Кипр к отпрыску венецианской фамилии. Просто прелестно! – с удовольствием сказала баронесса.

– И как вы помните подобную чушь? – поразилась Жанна. – Я и повторить-то не смогу.

– А я помню, – улыбнулась баронесса, – С детства. Твоя матушка, когда мы вместе воспитывались в монастыре, тоже удивлялась моей памяти. Слезы высохли, давай смотреть город!

Маршрут, который выбрала баронесса для осмотра Рима, был причудлив и довольно извилист. Это был Вечный город с точки зрения мадам Беатрисы. Показное благочестие перемешалось здесь с ненасытным интересом ко всему выдающемуся, скандальному и внешне эффектному:

Для начала экипаж баронессы прибыл на Капитолийский холм, самый невысокий из семи. Мадам Беатриса величественным жестом показала на одно из зданий: – Смотри, это Дворец сенаторов. Здесь заседают люди, которые считают, что правят городом наравне с папой. В Италии все-таки странные нравы. Какие-то республики, сенаты, советы. Давай-ка выйдем из экипажа и обойдем этот дворец, с той стороны есть неплохое место, откуда открывается интересный вид.

Дамы обошли здание Дворца сенаторов.

– Смотри, эта низина, сплошь в развалинах и заболоченных лужах, называется Форум. А холмы, что окружают ее: Капитолий – на нем мы стоим, Палатин, Эсквилин и Квиринал. Как видишь, ничего особенного, но все римляне, словно сговорившись, первым делом тащат вас сюда. «Это центр Рима, отсюда начинается Рим!» – твердят они. Если бы так начинались наши города, то подумать страшно, чем бы они заканчивались! Морально уничтожив Форум буквально тремя фразами, баронесса сочла свою миссию выполненной и повела Жанну обратно к экипажу. Но на полпути передумала и направилась к лестнице, ведущей в церковь.

– Чуть не забыла, надо обязательно посетить храм Санта Мария ин Арачели. Там находится часовенка с прахом святой Елены. Честно признаться, я ей завидую. Легко попасть в святые, если ты мать императора. Стоит лишь съездить в Палестину, причем со всеми удобствами, полагающимися по сану, отыскать там реликвии, благо деньги есть, – и готово! Посмотрела бы я, как бы святая Елена совершила все это, имей она мой годовой доход! А церковь эта больше напоминает публичное место. Римский сенат здесь устраивает ассамблеи, дискуссии да разные заседания, словно других мест в округе нет, обязательно надо в храме ораторствовать! Давай только на минутку заглянем, боюсь, там опять о чем-нибудь спорят!

Едкие комментарии мадам Беатрисы не мешали Жанне наслаждаться видом Форума, красивой ажурной часовенкой над урной с прахом святой Елены в храме, замечательными фресками, изображающими разные фрагменты жизни святого Бернардина.

– Госпожа Беатриса, – спросила Жанна, когда они вышли из церкви, – говорят, где-то здесь были заточены в тюрьму апостолы Петр и Павел? Мы увидим это место?

– Вот уж не думала, что тебя привлечет дыра в земле! – пожала плечами баронесса. – Но если хочешь, давай посмотрим. Только надо спуститься. Это Мамертинская тюрьма на Форуме. Но ломать ноги на здешних лестницах я не согласна. Садись в экипаж.

Экипаж баронессы спустился с Капитолийского холма. Баронесса подвела Жанну к темному провалу, который оказался входом в тюрьму. Оттуда тянуло сыростью.

– И ты хочешь спуститься? – поинтересовалась баронесса.

– Я – нет!

– Мне тоже что-то не хочется, – призналась Жанна. – Но стоять у входа и не спуститься в Мамертинскую тюрьму?

– А что, ты обязана там побывать? – возмутилась баронесса. – Ты всегда можешь сказать, как поразил тебя вход в тюрьму, где томились святые апостолы. И это будет чистой правдой. А про то, как она выглядит изнутри, тебе с удовольствием расскажет любой достаточно молодой монах, проходящий поблизости, стоит лишь попросить его с улыбкой. Поехали лучше дальше.

– Хорошо, вы меня убедили, – согласилась Жанна.

Экипаж опять покатил по римским улицам.

– Видишь ту церквушку? – показала баронесса. – Это церковь Санта Франческа Романа. Ты представить себе не можешь, что творится здесь девятого марта. Вся площадь забита лошадьми, коровами, буйволами. Все это добро мычит, лягается, поднимает тучи пыли и оставляет кучи навоза. Просто кошмар!

– Святая Франческа покровительствует животным? – угадала Жанна.

– Конечно. Вот их и гонят сюда в день ее рождения для благословения. Что тут делается – не описать!

Неожиданно экипаж выехал на площадь и перед. глазами Жанны возникла громадная трехпроемная арка. А рядом возносились ввысь огромные, подавляющие своей величиной, странные руины. Три арочных пояса и глухой четвертый наверху. Мрамор и травертин, кирпичи и туф. Буйные заросли, облепившие старые стены.

– Что это? – вырвалось у завороженной Жанны.

– А-а, это… Триумфальная арка Константина, – пояснила баронесса. – Здесь этих арок повсюду – не счесть. Как только кто-нибудь из полководцев или императоров одерживал какую-нибудь победу, римляне тут же, просто наперегонки, мчались строить триумфальную арку…

– Ну а руины? – перебила Жанна баронессу.

– Это Колизей. Говорят, раньше здесь был театр. Представления, развлечения. Сейчас отсюда весь Рим берет камни на постройку домов. Очень удобно. А в развалинах бродяги устроили себе массу укрытий, так что появляться здесь без сопровождения небезопасно. Да и незачем – ведь ты, как я думаю, не собираешься заниматься постройкой дома в Риме? Хватит смотреть на никчемные руины, поехали, я покажу тебе очень и очень интересное место.

Очень и очень интересным местом оказалась обычная улочка с небольшой часовенкой, посвященной Богоматери. Но именно в этом месте баронесса оживилась, как не оживлялась ни при виде Колизея, ни при виде Форума.

– Говорят, что именно на этом месте папесса Иоанна разродилась во время крестного хода.

– Я ничего об этом не слышала, – осторожно сказала Жанна.

– О папессе Иоанне? – с надеждой спросила баронесса. – Да это же известная на весь мир история! Вот слушай.

Эта дама, точнее девица, была соблазнена неким монахом и вместе с ним бежала из родного дома. Монах был о себе очень высокого мнения и собирался стать папой. Поэтому он решил набираться ума в заведениях, где готовят богословов. Девица любопытства ради составляла ему компанию, переодетая в мужское платье. Дела у парочки шли неплохо, и девица ничем не уступала своим соученикам, но тут, на беду ее, кавалер умер. Она не стала возвращаться домой, а продолжала учебу и стала известным богословом. Все считали ее мужчиной, кроме того, с кем делила она ложе.

И когда умер папа Лев Четвертый, решили, что самым достойным его преемником будет она. Девица стала папой Иоанном, и никто даже не подозревал, что она женщина. Но ее угораздило забеременеть; и разродилась она именно во время процессии.