Текст книги "Демократия и бомбардировки. Есть ли будущее у демократии?"

Национализм и антинационализм сербской нации

У стабильности национального сообщества есть два источника: воспринятые институты и общие понятия, идеи, усвоенные его членами. Первый фактор интеграции можно толковать как признание авторитета власти и закона, второй как консенсус по основным вопросам (ценностям) совместной жизни, или высокую степень согласия между общественными фактами (действительностью) и коллективным мышлением. «Общество существует только тогда, когда люди множество проблем рассматривают с одинаковой точки зрения, когда их мнение по многим вопросам совпадает, когда у народа эти проблемы вызывают одинаковые впечатления и одинаковые мысли» (Вебер, 1976).

Насколько это «исходная точка зрения» в Сербии совпадает с мнениями всех сербов? В какой мере сербы воспринимают идеи о происхождении и развитии сербского народа, в смысле принадлежности к цивилизованным и культурным кругам, в следовании религиозным образцам, политическим ценностям, языку, обычаям, нравам?

Я исхожу из предположения, что у сербского народа есть трудности в построении собственного интеграционного (консенсусного) сознания. Сербы не выстроили базисного понятия о собственном прошлом, о своих территориях и отношениях с другими народами, то есть с другими религиями и народами.

Следует разъяснить современные факты, вызывающие отсутствие консенсуса между сербами по территориальным вопросам возникновения и развития. Рассмотрение общественной и политической жизни сербского народа в 1990-е годы показывает, что главным участником этой «плохой игры» были интеллигенция (профессура, ученые, литераторы) и политики (бывшие и нынешние). Для их политического поведения и мышления характерны быстрые и пристрастные перемены. Показателем является отношение к власти, к другим народам и к собственным национальным интересам.

Сербы так и не выстроили единого понимания власти как средства осуществления общих интересов. Власть либо обожают, либо ненавидят с сильным индивидуальным восприятием. Участники политических событий и дискурса ведут себя как в эйфории: за каждой похвалой в адрес власти следует осуждение правящих политиков в «поражении и предательстве национальных интересов», или требование отставки, даже «свержения» легально избранного правительства.

Отношение к другим народам воспринимается не сквозь призму сотрудничества и интересов, а в результате хороших или плохих воспоминаний о прошлых отношениях. От выражения нетерпимого отношения к соседям по бывшему югославскому государству переходят к клевете и самоуничижению («Сербия очистила Хорватию от сербов» – это слова сербского интеллигента).

Полностью разрушены понятия целостности интересов сербского народа. Отдельные актеры на сербской политической сцене эксплуатируют унаследованный регионализм вплоть до абсолютизации собственной неповторимости. Немногие народы выстраивают между своими регионами такие стены. Одинаково характерно и критическое отношение к событиям, в которых участвует сербский народ или некоторые его части. Такое отношение естественно и желательно. Однако у сербов есть прослойка интеллигенции, которая испытывает удовольствие, обвиняя собственный народ в фашизме, а даже можно утверждать, что она наслаждается несчастьями сербского народа. Подобный садомазохизм вряд ли сможет стать доминирующим, но все-таки он весьма агрессивен.

Сербские интеллектуалы и политики генерируют основные различия в определении общего понимания интересов и планов сербского народа. Современная история сербов показывает, что они привносят в понимание общих интересов и ценностей невероятную страсть и волю, в результате чего происходит минимализация разума и роли авторитетов. Там, где проявляется больше поспешности и горячечности, возрастают шансы появления ненависти и нетерпимости. Установление демократии в Сербии в 1990 году вынесло на суд общественности огромные идеологические, политические, моральные проблемы, а также раскололо сербские группы интеллектуалов и политические организации на просербские и антисербские. Сейчас под лозунгом демократии сербов разделило основное противоречие. Патриотизм – глобализм, или национализм – интернационализм наполнились новым идейным содержанием.

Попытка разобраться в таком глубоком расколе понимания основных ценностей сербского народа заставляет нас задуматься, единственный ли это акцидент в новейшей истории сербского народа. Ответ следует искать в недавнем прошлом, чтобы методом сравнения убедиться, в какой степени отсутствие основных подобных фундаментальных понятий сербского народа является структурным отличием сербского национального характера, а в какой – исторической конъюнктурой.

Попытка объяснения

У сербского народа нет схожего понимания собственного прошлого. Отличия были обусловлены территориальной рассеянностью сербского народа на Балканах и этническим смешением с другими народами. Части сербского народа были подвержены влияниям восточной, центрально-европейской, западноевропейской, средиземноморской традиции (Аврамович, 1996). Многовековое влияние католицизма и ислама способствовали религиозной конвертации сербов в Боснии и Хорватии, и тем самым духовные различия в сербском народе углубились. Попытки православной церкви уравнять сербство с православием создает трещину в духовном консенсусе сербского народа.

Коллективное мышление народа формируется веками, причем еще следует установить, по одному и тому же образу, или же модифицированному. Здесь мы попробуем установить, какие общественные группы сильнее всего повлияли на конструкцию идеалов, и каковы структурные отличия сербского национального мышления.

В каждом национальном сообществе образы коллективного мышления (архетипы) создают юристы, священники, литераторы, ученые, философы, воины, политики. Даже поверхностный взгляд на сербскую историю показывает, что решающее влияние на структурирование коллективного мышления сербского народа оказывали религия и литература, но не наука, юридическая мысль и политика. Это обстоятельство дает нам возможность понять некоторые особенности национального мышления сербского народа. Правовой образ мышления наряду со специфическими знаниями создает навыки порядка и формы в тесной связи с идеями и поведением. Такой тип мышления обуздывает страсти, идеи, трепетность (Tokvil, 1991).

Государства с давней традицией сумели обеспечить стабильность благодаря воздействию правового опыта и юридически образованных слоев общества. У сербского народа не было такого опыта. С утратой государства в XIV веке сербы формировали свое коллективное мышление под влиянием религии, литературы и крестьянских восстаний против турецкого ига.

Религия формирует определенный вид зависимости от воли Божьей. Ее основополагающее отношение к жизни – молитва за спасение грешной души и тела. Бог тот, кто открывает истину и правду, а не личные и групповые интересы. Священники посвящают себя служению Богу и пекутся о душах. Православная церковь возвысила исторические страдания сербского народа на уровень культа. Она внесла в общественную жизнь смесь молитвы и активного сопротивления злу.

Литературное отношение к действительности развилось в сербском народе стараниями Святого Савы. В литературе нашел выражение дух мыслящего человека, стремящегося к личному и коллективному выживанию. В тишине сочинительства он открывает тайны человека, общества, природы. Восприятие мира, а не его изменение – вот фундаментальное отличие литературного взгляда на мир. Многовековая ориентация сербского человека на литературную картину мира обусловила формирование мышления, в основе которого лежит культ свободы и независимости, культ рода и сообщества, сопротивления чужаку.

Такой же след мифологического и поэтического мышления обнаруживается и в делах сербских политиков. У сербского народа нет причинной связи между экономическим положением и формами политической власти. Политическая мысль опирается на сообщество (патриархальные корни), и способы решения исходят не от личности, а из сообщества. Это обстоятельство обусловило отсутствие необходимости объединяться на основе интересов личностей. Институты в качестве действенной защиты от зла в Сербии заменены обычаями и духом сербского сообщества.

Сербский политик не вырос, как в западноевропейских странах, из местной среды, в которой он сначала должен заработать авторитет и доверие. В Сербии политик рождался в интеллектуальной, образованной среде, более ориентированной на партии, а не на избирателей. В этом и покоится причина сербской политической культуры, которая больше ценит личность в политике, чем ее идеи и программы.

* * *

Защита национальных интересов, именуемая национализмом, намного сильнее любой политической формы власти. Исторический и политический опыт Европы XX века доказывает утверждение, что национальный интерес, или национализм, политически и идеологически проявляется в консерватизме, национал-социализме, социализме (коммунизме), либерализме. Все три идеологии служили национальным интересам.

Европа и мир в конце XIX и начале XX века жили под знаком демократии, демократической риторики, политики и идеологии. Победят ли демократические институты и ценности национальные интересы или национализм? Одно течение демократической мысли и политики полагает, что задача демократии состоит именно в воспрепятствовании национальным интересам и в построении гражданского мира (индивидуальных и групповых интересов). Другое течение внутри демократического движения уверено, что демократия – всего лишь системные рамки для выражения легитимных интересов каждого национального сообщества.

Не составляет труда прийти к выводу, что демократия в действительности всего лишь инструмент национального интереса (национализм). Речь идет о том, что все эти интересы хорошо облекаются в демократическую форму. Так одна конституционная нация без общих этнических корней открыто ратует в мире за свои национальные интересы. Мы видим, как нации в многонациональном сообществе используют демократию в интересах своего политического сепаратизма. Меньшинства добиваются своего под лозунгами демократических прав и целей.

Итак, мы живем во времена, когда историческая сущность нации использует новую идеологию (демократические ценности) для защиты или распространения своих интересов.

Демократия и права человека как инструмент

О демократии

В антидемократических (тоталитарных) государствах нрава человека служат тем знаменем, под которым собираются противники действующей власти. Ссылка на субъективные права, с исторической и политической точки зрения, подрывает власть, которая абсолютизировала объективные общественные права.

С преобладанием демократии как государственного устройства и основных общественных отношений в Европе во второй половине XX века права человека становятся загадкой. Какова их нормативная и действительная функция? Защита от возвращения тоталитаризма? Расширение и применение индивидуальных свобод и прав (прав гражданина)? Инструмент в руках отечественных и иностранных политических властителей?

Одно из основных понятий современного общества – демократия. Между тем, демократия – исторически многозначащее понятие, и тем самым она подвержена злоупотреблениям. Существует более десятка серьезных теорий демократии, и огромное количество политических режимов, которые считаются (ими самими) демократией. Эти факты определяют поводы для отказа от выбора одной теории, которая послужила бы для создания системы власти.

Теории демократии отличаются различными критериями. Соотношение идеального и реального – один из критериев различия. С точки зрения суверенитета власти существует народная и гражданская демократии. По способу принятия решений есть гражданская и консопиативная демократия, а с точки зрения политической истории – классическая (оберегающая, развивающаяся, непосредственная) и современные (компетитивные, плюралистические, частичные, консенсунсные) понятия (Аврамовиħ, 2002, 2006).

Наряду с нормативными и эмпирическими различиями в понимании понятий можно выделить несколько основных элементов понятий, присущих всем теоретическим традиционным мнениям о демократии. Демократия понимается: (а) как форма государственной власти и ее целей; (б) как система институтов, осуществляющих индивидуальные и общие интересы; (в) как политический и общественный процесс (соревнование и конфликты политических и неполитических групп); (г) как система прав личностей, удовлетворяющих свои интеллектуальные, моральные, эстетические и гедонистические потребности.

Демократия как устройство власти не без внутренних недостатков, она не лишена критического отношения к себе. От древнегреческих философов и до наших дней она демонстрирует свои плохие стороны. Платон утверждал, что демократия порождает противников в облике анархистов и деспотов, Токвиль открыл возможность возникновения в демократии «тирании большинства». Многие теоретики указывают на слабые места демократии – формализм, проблемы большинства, медленное принятие решений, некомпетентность, манипулирование. Сегодня «демократия в беде» (Энтони Гидденс) из-за сложностей проблем глобализации, усиления местничества и распространения многонациональных корпораций.

От имени демократии могут твориться исключительно недемократические дела во внутренней социальной и политической жизни государства. Во внешнеполитических действиях правительства демократических стран часто пренебрегают демократическими принципами и ценностями. Опыт показывает, что не все провозглашенное демократией, является таковой на деле, наше время предоставляет тому уйму доказательств. Отношение «международного сообщества» к Сербии наверняка останется особой главой в истории конца XX века.

Большое значение для понимания демократии имеет опыт бомбардировок НАТО Союзной республики Югославии в 1999 году. Демократические страны совершили агрессию против государства с демократическими институтами, которое не нападало на другие страны. Как можно объяснить этот факт с точки зрения «демократии»?

Ведущие современные мыслители и теоретики демократии вскрывают целый ряд внутренних противоречий в гражданской демократии. Даже поверхностного исследователя современных политических форм может удивить утверждение научного авторитета в этой области Дж. Кина о том, что «сегодня в сердце всех демократических режимов скрывается зародыш деспотии» (Kin, 1995:74). Это общее место Дж. Кин аргументирует исключительными полномочиями государства, вооруженного секретностью (армия и полиция), использованием лжи, государственным бизнесом, корпорациями. Самый мягкий вывод, который можно сделать из критических суждений Дж. Кина, касается приземленности политической гордости лидеров мировой демократии. Их указания, требования, угрозы демократией должны заставить их считаться с тем, что и в их собственном доме далеко не все в порядке.

Права человека превыше суверенитета страны

Политические идеи привлекательнее всего тогда, когда они вообще не касаются существующего общества. Тогда они становятся вдохновляющими, пьянящими, и кое-кто из усвоивших их готов пострадать, защищая и перекраивая действительность в соответствии с ними.

Ведущей политической идеей в последние несколько десятилетий для США стала, вне всякого сомнения, идея прав человека (Pavkovic, 1996, Ɖurković, 2001). На первый взгляд эта идея охватывает весь демократический потенциал личности и политической элиты. Если кто-то говорит, что он стоит на защите прав человека, то это следует понимать как главную идею существования человечества в последней инстанции. Похоже, это именно та идея, которая лишает всех элементарно аргументированной критики в свой адрес. Действительно ли идея прав человека – последняя великая идея в истории общества? Можно ли подвергнуть ее критике?

Прежде всего, следует задуматься о правовой мотивации тех, кто упорно защищает идею прав человека. Действительно ли они – а это, как правило, правительства, интеллигенция и неправительственные организации – заботятся о личностях в разных странах, или эта идея чаще всего используется для осуществления других интересов? Такая забота о других людях неестественна. Человек чаще всего думает о себе и о своих потребностях. Откуда же такая забота о правах человека в других странах? В далеком и близком политическом прошлом никогда так много не говорилось о правах человека.

Возможно, форсирование вопроса прав человека мотивировано абсолютно прагматическими потребностями. Не первый раз в истории корыстолюбие и эгоистический интерес прячутся под маской гуманизма. Попросту говоря, дело с правами человека может выглядеть так. Капитал самых развитых стран законно ширится и увеличивается, политическая мощь западных держав также не удерживается в своих границах и стремится к подчинению новых пространств и национальных сообществ. В обстоятельствах, когда трудно применить классическое колониальное доминирование, углубленное разделение между неразвитыми и самыми бедными странами следует наполнить некими идеями и практикой, прикрывая гуманными лозунгами распространение экономической и политической власти наиболее сильных государств. Более всего для этой цели подходят права человека. Это путь к легитимному подчинению слаборазвитых и зависимых стран. Критика с точки зрения прав человека легитимна, да и военная акция против суверенных государств может стать «легитимной», если этого пожелают мощные военные силы.

Кроме мутной политической мотивации защиты прав человека, эта идея проблематична и в своей структуре. С точки зрения политической рациональности ее могут осудить. Ключевое место этой идеи – оспаривание суверенитета государствами. Некие западные ученые, идеологи, интеллектуалы и политики упорно твердят, что права человека превалируют над государством, и нельзя признать суверенитет страны, если он, по словам Хавьера Соланы, сказанным в августе 1999 года «существует только для того, чтобы не признавать права человека».

Такая трактовка прав человека – прямая угроза всем странам мира со стороны тех, кто провозгласил себя защитниками этих прав. Поскольку само понятие прав человека весьма и весьма размыто, настолько растяжимо, что под него можно подвести что угодно (от убийства за исповедание другой веры до гомосексуальных браков), и страны мира практически лишаются возможности защищать свой суверенитет. Права человека постоянно будут нарушаться, а когда это перешагнет определенные границы, военная сила (НАТО) выступит в их защиту.

Эта идея не имеет базовых корней, что подтверждается ее избирательным применением. Тот, кто ставит идею прав человека выше суверенитета, должен сначала заняться современными феодальными государствами. Как ни странно, тут к ним претензий нет, а критикуются за отсутствие прав человека государства, в которых действуют демократические институты.

Инструментальные игры с правами человека начинаются с их применения к национальным меньшинствам и этническим группам. Забота о правах человека становится привилегией национальных меньшинств. На примере Сербии было показано, что именно права национального меньшинства послужили причиной бомбардировок Союзной республики Югославии, а в прежней Югославии – причиной развала страны.

Нападение на суверенитет государства – нападение на свободу человека и народа. Свободы без суверенитета не бывает. Только государство со своими законами может эффективно защитить человека и его права, и потребовать от него исполнения своих обязанностей. Не бывает государств только с правами, как это пытаются доказать идеологи прав человека.

Конечно, крайнее последствие идеологии прав человека – война против суверенного государства. Растяжимость и неясность этой идеи допускает возможность применения насильственных действий в межгосударственных отношениях. Война пакта НАТО против сербов представляет собой именно это: защиту нарушенных прав косовских албанцев. Но при этом албанское меньшинство не было лишено ни одного права человека – ни формально, ни в действительности. Опыт подтверждает огромный потенциал манипуляций этой идеей.

Особенно интересно, как оправдывается военная интервенция с целью «защиты» прав человека. Политики НАТО хором утверждают, что подобное нападение на суверенитет дозволено в случае геноцида, массового переселения населения или нарушения его гуманитарных прав. На осеннем заседании Генеральной ассамблеи ООН в 1999 году агрессивный шеф тогдашней британской дипломатии Робин Кук заявил: «Знать, что такое происходит (нарушение прав албанцев Косово и Метохии) и не выступать против этого сделает нас их соучастниками». Здесь ключевое слово – «знать». Достаточно ли мы знаем о том, что хотим исправить? Именно здесь речь идет о злоупотреблении понятий геноцида, массового выселения и гуманитарных прав. Шеф британской дипломатии, например, заявил, что сербы творят геноцид в отношении албанцев, несмотря на то, что не было фактов, к которым можно было бы привязать это утверждение. Албанцы бежали из своих домов от бомб НАТО (иногда намеренно изображая жертв геноцида), а Кук заявлял о массовом выселении и гуманитарной катастрофе. С таким искаженным восприятием политических фактов переходят к массированным бомбардировкам страны. Чтобы избежать таких политических трюков, следовало бы точно определить значение понятий, на основании которых нарушается суверенитет, потому что это единственный способ разъяснить события, происходящие в социальной действительности.