Книга: Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов - Зоя Ольденбург

Весной 1208 года папа Иннокентий III призвал христианский мир к новому Крестовому походу. На этот раз звали идти воевать не сарацин, и даже не греческих схизматиков, а намного ближе – южную Францию, провинцию Лангедок, где "край населяли еретики ужасней сарацинов". Этими еретиками были альбигойцы или катары, как называла эту ветвь христианства Римско-католическая церковь, сами же эти люди называли себя «добрыми христианами» и на пламенных религиозных диспутах доказывали, что они-то как раз и являются истинно верующими, в отличии от католических прелатов, давно нарушающих все догматы истинного христианства. В этом их поддерживало большинство населения, и не только простой люд, но и купечество и часть дворян, поскольку представители этой религии вызывали гораздо больше уважения, чем их оппоненты. Катары проповедовали аскезу и подвижничество, нестяжательство и добрые дела, открывали школы и больницы и проводили всю жизнь в дороге для проповедей и утешения. Для своих молитв они не возводили роскошных храмов, довольствуясь домами приютивших их горожан, а то и поляной в лесу. Но были и серьезные расхождения с христианской доктриной:

Дальше...

…Но вот чего христиане никак не могли признать в учении катаров, так это его основополагающего утверждения: материальный мир никогда не был создан Богом; он есть творение Сатаны. Не входя в детали сложнейшей космогонии, объясняющей падение Сатаны и ангелов зла и сотворение материи, мы можем утверждать, что для катаров воспринимаемый нами в ощущениях материальный мир (включая, как гласят учения большинства сект, солнце и звезды) есть мир дьявольский и проявление Зла. Приняв за принцип сотворение мира духом зла, катарская Церковь единым махом приговорила все проявления земной жизни: все, что исходит не из духовного источника, обречено на полную погибель и не заслуживает ни любви, ни уважения. Религия катаров стремилась к точному соблюдению всех наставлений доктрины. Путь к спасению узок, это, скорее, дорога для избранных. И здесь …катары, как и католики, полагают необходимым на пути спасения священное действо возложения рук служителя культа на верующего, дабы передать ему частицу Святого Духа, которым уже осенен наставник. Речь идет вовсе не о символическом жесте: обряд consolamentum (утешения), с точки зрения катаров, обладает сверхъестественной силой, заставляющей Святой Дух снизойти на того, кто принимает благословение.

Автор отмечает, что

…мы не собираемся здесь подробно анализировать догмы и рассуждения Церкви катаров, во-первых, потому, что, несмотря на скудость материалов, литература на эту тему очень обширна, а во-вторых сами материалы мало что могут сказать о том, чем же была в действительности эта исчезнувшая религия. Это так же трудно, как по форме черепа воспроизвести черты живого лица. …История деяний опальных апостолов, быть может, столь же плодотворна в плане вдохновений и наставлений, как и история Франциска Ассизского. И они тоже были посланцами Божественной любви. Даже нельзя равнодушно помыслить о том, что эти светочи навсегда угасли, их лица стерлись, а пример их жизней потерян для тех, кому мог бы на протяжении веков помогать жить. И если уж нам нечем искупить это преступление против Духа, то давайте, осознав свое невежество, признаем, что было разрушено что-то очень важное. Наверное, с заполнением этой пустоты наше понимание истории средних веков было бы совсем иным.

О философии и духовной наполненности катарской веры и вправду сохранилось мало точных сведений, поскольку все они в основном черпаются из протоколов инквизиции и отражают только то, о чем спрашивали осужденных. Понятно, что инквизиторов не интересовали положительные аспекты учения «проказы юга».

Лангедоку крупно не повезло еще и в том, что эти благодатные и плодороднейшие земли давно приглянулись французской короне. Окситанские графы и бароны, ничем в знатности и богатстве не уступая королям Европы, относились к своей вассальной клятве французскому королю весьма легкомысленно, и правили в своих доменах , как самостоятельные владетельные синьоры. Поэтому король Франции охотно предоставил в распоряжение католической церкви свое крестоносное рыцарство - всю эту ораву сиятельных разбойников, которые не мыслили себя без воинской славы и богатой добычи. Да без нее только единицы могли вести привычный для них образ жизни. Кроме того Церковь за борьбу с еретиками отпускала грехи и запрещала взыскивать долги с тех, кто воевал за ее интересы.

В книге подробно рассказывается о первом этапе завоевания Лангедока, Резне в Безье, падении Каркасона, смерти Педро Арагонского в неудачно спланированном сражении и неоднократных попытках разной степени успешности Симона де Монфора завоевать Тулузу, основной оплот графов Тулузских. Не будут забыты и деяния главных католических прелатов Арно Амори, аббата Сито и Фулька Марсельского, епископа Тулузы, стараниями которых запылают костры для тысяч «совершенных». А также апостольское служение будущего Святого Доминика. И автором будет дан очень неоднозначный образ графа Симона де Монфора, с заключительной, какой-то даже грустной эпитафией:

Какой бы ни была судьба, уготованная в вечности душе Симона де Монфора, те, кто восхищены Наполеоном, Цезарем и Александром, не могут отказать в восхищении и этому солдату. Остальные вольны констатировать, что он был, в сущности, посредственностью, волею жестоких обстоятельств призванной действовать превыше своих сил и разумения. И моральная ответственность за его деяния лежит на нем в гораздо меньшей мере, чем на тех, кто их благословлял или оправдывал именем Иисуса Христа.

Но после смерти Монфора и отъезда отбывших свой карантен крестоносцев выяснилось, что победа уплывает из рук. Что города с радостью приняли своих изгнанных сеньоров, изгнав навязанных королем. Что религия катаров не только не зачахла, а и расцвела как объединяющая все слои общества идея национально-освободительной борьбы. И что израненный и опустошенный край не только не покорился, но полон ненависти к захватчикам. После крестового похода многие владельцы разоренных хозяйств, лишенные своих земель рыцари-файдиты и их домочадцы обращались в катарскую веру, для них она стала не просто верой отцов, а символом свободы. Но у Католической Церкви в запасе был еще не один поход и навязанное обескровленной стране Меосское соглашение. Ну, и инквизиция, конечно.

Благодаря крестовому походу Лангедок стал более «еретическим», чем когда бы то ни было. Война привела его в столь плачевное состояние, что теперь можно было начинать истреблять ересь всерьез. Король или, скорее, регентша замышляла при содействии Церкви аннексировать провинцию. Для Церкви же ересь представляла такую опасность, что ее мало заботили те неисчислимые моральные и материальные блага, которые сулила эта аннексия... И, похоже, что для Лангедока инквизиция оказалась злом еще худшим, чем королевская аннексия.

Понадобится еще не один десяток лет, не одно подавленное восстание, чтобы политика доносительства и поголовного "покаяния в ереси" для населения дала свои плоды и ряды «совершенных» поредели. Находясь под постоянной угрозой отлучения от церкви и лишения своих доменов, владетельные синьоры не могли явно продолжать борьбу с захватившими их край французами с инквизиторами-доминиканцами. Зачастую они вынуждены были официально поддерживать противников ереси и даже присоединяться к их преследователям. И катарские иерархи были единственными, кто не таясь призывал к борьбе с поработителями. Со временем доктрина менялась, и подданным все чаще позволялось нарушать непротивление, присущее чистому катаризму. Стараясь сохранить беспристрастность, автор описывает не только ужасы расправ крестоносцев и инквизиторов, возмущенное население не задерживалось с ответом и резня в Авиньонете тому примером.

Последний оплот катаров - замок Монсегюр, символ окситанского сопротивления, будет осажден в мае 1243 года, по личному настоянию королевы Франции Бланки Кастильской. Гарнизон в полторы сотни человек почти год будет удерживать оборону 60-и тысячной армии. После капитуляции более двухсот катаров, находившихся в замке, откажутся принять католическую веру и добровольно взойдут на костер. Но останется предание, что накануне четверо катаров бежали из замка, чтобы спасти сокровище церкви катаров. Вряд ли это было только золото. И с этим связана мистическая часть катарского вероучения. С религией катаров связан ряд легенд, никак не подкрепленных документальными свидетельствами и оставшихся лишь в народной памяти. Но в будущем они найдут свое отражение в произведениях европейского искусства и фольклора.

В Заключении Зоя Ольденбург сетует:

…бесполезно спрашивать себя, отчего же этот союз, продиктованный и географическим, и политическим положением в стране, не мог осуществиться менее брутальным образом. Неужели на самом деле между северянами и южанами была такая несовместимость интересов и образа мыслей, что только жесточайшая из войн оказалась способной установить союз между французами? До 1209 года это могло быть взаимное непонимание, но никак не ненависть. После смерти Раймона VII окситанский народ, уставший от ненависти и страданий, постепенно – не без боли и протеста – начал мириться с тем, что его язык превращается в провинциальный диалект.

Картинка

Прованс,который еще зовут Окситанией, - благословенный край. Цветущие виноградники,плодородные поля,свободолюбивые жители. Песни трубадуров,прекрасные дамы,хмельное вино. Любовь к женщинам,которых окружают почти религиозными почестями. И над всей жизнью страны витает дух абсолютной свободы мысли и действий. Провансальская поэзия не знает запретных тем (и особенно это касается политики). Окситанские бароны,признавая своим сюзереном французского короля,не питают к нему никаких верноподданических чувств. А что? Король далеко,а мой домен здесь и пока он мне принадлежит,то именно я и никто другой - его хозяин. Вот баронское кредо. И его придерживаются все - от самого последнего мелкопоместного феодала до Раймона VI,графа Тулузского. Естественно,что французскому королю такое положение вещей никак понравиться не могло. Шел 1209 год. Именно тогда папа Иннокентий IV решил созвать крестовый поход в Окситанию,направленный против катаров - еретиков,чье учение грозило на юге Франции потеснить Святой Престол. Да,знаменитая провансальская,тулузская свобода отразилась и в религиозной жизни края. Видя ту пропасть,что лежала между католическими прелатами,погрязшими в возмутительной роскоши и грехах и праведной жизнью катаров,большинство населения Прованса обратилось в веру "добрых людей",как их называли. Это произошло постепенно,но с течением времени привело к войне,которая унесла множество человеческих жизней... И жестокость этой войны,равнодушие к ее ужасам Церкви,которая,собственно,ее и развязала,поражает. Начатый в интересах веры (Боже,они просто омерзительны,эти интересы! Никакая вера не стоит такого количества пролитой крови!),альбигойский крестовый поход перерос в масштабное выяснение отношений между королем Франции и окситанской аристократией. Множество людей оказались вовлеченными в него. А катары были лишь предлогом. Но они расплатились за свою стойкую веру и необыкновенное милосердие очень дорого. И замок Монсегюр,у подножия которого был разложен костёр,чье пламя поглотило лучших из них,навсегда останется памятником вере и милосердию "добрых людей".