Текст книги "Мужчины маленького роста. Стихи и рассказы"

Мужчины маленького роста
Стихи и рассказы
Зоя Здоровяк

© Зоя Здоровяк, 2016

Редактор Наталья Нутрихина

ISBN 978-5-4483-4588-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. На переправе

Мужчины маленького роста

 
Мужчины маленького роста.
(Те что меня пониже, просто,
На энную частицу головы).
Как часто покоряли вы
Своим умом и вдохновеньем,
И верной дружбой, и терпеньем,
Осанкой гордой и плечами,
Своими смелыми мечтами,
Любовью, теплым блеском глаз,
Меня – девчонку выше вас.
 
 
О если б в поле жили мы,
Вдыхая чудный дух травы,
Где б мы мечтали на просторе
Иль плыли рядом с синем море,
Твоя была бы я навек.
Но в наш ракетный, сильный век
Деревни, села, города
Забрали в плен нас навсегда.
И если мы идем с тобой,
Уж слышу, скажет как иной:
«Он меньше девушки, ха-ха,
Он по сравненью с ней – блоха!
С ее лицом, ее нарядом,
Как позволяет быть с ней рядом».
 
 
Хоть я стараюсь быть глухой,
От наглеца глаза отвесть,
Я знаю, в мире есть другой,
Стройней и выше есть.
Ко мне он снова позвонит,
В кино, пожалуй, пригласит.
Возможно, он не так умен,
Стихов поменьше знает,
Но если рядом встанет он,
Тебя он затмевает.
 
 
Попробуй ты меня понять,
Что если б были мы одни,
Пошла б с тобою я гулять.
Но город уж зажег огни,
И с длинным я шагаю,
Тебя печально вспоминая.
 

Ода авторучке

 
Держу в раздумье авторучку,
За дело браться мне пора,
Как элегантна эта внучка
Седого древнего пера.
 
 
Ее наряд золотоглавый
Блестит и капелька чернил,
Застыв смолистой черной лавой,
Мне придает как будто сил.
 
 
Могу решить свою задачу,
Рисунок, график начертить
Иль, может, так вот, наудачу
Стихи внезапно сочинить.
 

Математическое

 
Когда житейских будней бури
Меня пытаются сломить,
То вы, Лагранжи и Бернулли,
Вы помогаете мне жить.
 
 
Ведь это ваши теоремы
Меня позвали за собой,
Где голых символов гаремы
В сплетенье с логикой живой.
 

«А дни бегут…»

 
А дни бегут,
А дни бегут.
Одни, закончив институт,
Машины сложные творят,
А дни летят,
А дни летят.
 
 
Другие уж детей растят
И мужу штопают носки.
Их дни унылы и тяжки.
Другие просто так живут,
И дни их медленно плывут
В безделье сонном и тоске,
И все их планы на песке
С небесно-розовой мечтой
Размоет черною волной
И унесет в туманну даль,
Где слезы, горе и печаль.
 

Трамвайное

 
Люблю трамвай.
За что – не знаю,
Но еду словно в полусне,
О чем-то призрачном мечтаю,
Быть может, снова о весне.
 
 
Весна пришла такой усталой,
И тяжесть томная на ней,
Совсем не так, как расцветала
В недавней юности моей.
 
 
Но я люблю весны томленье,
Надежд неясный перестук
И жизни снова обновленье —
Забвенье всех обид и мук.
 

На даче с подругой

 
Песочная, лето знойное,
Пеленок огромный таз,
И гости порой беспокойные,
Вдруг навещают нас.
 

 
Шумит сосна над головой,
А в миске плещется вода,
Посуду моем мы с тобой,
За разговором, как всегда.
 
 
Течет неспешная беседа,
Снуют детишки между ног,
А время движется к обеду —
Они с травой жуют песок.
 
 
Пора варить уже и кашу:
Все ближе наш урочный час,
Ведь щи и каша – пища наша,
Но не о них сейчас рассказ.
 
 
Идет рассказ о летней даче,
Не верим до сих пор в удачу,
Что вместе мы живем сейчас
И о себе ведем наш сказ.
 
 
Мы долго думали об этом
Холодной вьюжною зимой,
Как станем жить здесь жарким летом
В уютном доме под сосной.
 
 
И возле дома пруд синеет,
И лебедь белая плывет,
И травка ярко зеленеет,
А сверху солнышко печет.
 
 
А что теперь на самом деле?
Сырой, холодный мрачный дом,
Скрепят несмазанные двери,
И сквозняки гуляют в нем.
 
 
Да быт порой бывал суровым,
Но стойко мы держались в нем,
И вышли с убежденьем новым,
Что все теперь переживем.
 
 
И сосны те мы не забудем,
Которым, чтобы дружно жить,
Порой приходится, как людям,
Внутри часть веток отрубить.
 

Письма старому другу

 
Прав был поэт,
Ни к чему телефон,
Новогодний привет
Разлетелся б как сон.
 
 
Но открытка лежит
На столе предо мной,
Время быстро бежит,
Ты наверно, с другой.
 
 
Я «физик» – скучный и сухой,
Ты – «лирик» ласковый, земной.
И разошлись мы потому:
Ты предан сердцу, я – уму.
 
 
Но пишу тебе ответ,
Искренний, сердечный,
В честь того, чего уж нет,
А могло б быть вечно.
 

 
Снова пишу я стихи,
Тебе в день рожденья даря,
И если они чуть сухи,
Ты не вини меня.
 
 
Помнишь, носил мне букеты?
Домой из кино провожал?
Стоять у ворот до рассвета,
Хотел ты. Меня убеждал.
 
 
Но я же совсем не желала
В тихом подъезде стоять,
Я лучше б домой убежала,
Чем мне тебя целовать!
 
 
Ты почему-то сердился
И ревновал ведь чуть-чуть.
Верно, тогда убедился,
Что есть у меня кто-нибудь.
 
 
Ты, как всегда, ошибался:
Я не имела парней.
Так почему со злорадством
Ты говорил мне о ней.
 
 
Но мне все равно это было.
(Нет, не хладна моя кровь).
Сердце девчонки не ныло,
Слова не знало «любовь».
 
 
Но старые дни миновали,
И пролетели года,
Но в сердце немножко печали
Осталось в моем навсегда.
 

Часть вторая. Мятежный дух

«Жил-был на свете Лёшка…»

 
Жил-был на свете Лёшка,
Он парень ничего,
Хоть рыжеват немножко,
И «кнопка» у него.
Зато в плечах громада,
И ростом он с версту,
Сие ему награда
За ум и доброту.
Товарищ он отличный,
Послушный, вроде, сын.
Да и спортсмен приличный.
Еще дружинник был.
 
 
С девчонками спокоен.
На что они ему?
Но нет от них покоя,
Особенно от двух.
Одна ему под стать:
Рыжа, но нос прямой.
Он с ней идет гулять,
Но мысли о другой.
 
 
Другая черноброва,
А носик чуть курнос,
К ее подходит дому,
А мысли уж унес,
Конечно, к первой, рыжей.
Вопрос сильней, смелей:
Какая же мне ближе,
Какая мне милей?
 
 
Как самому ответ найти?
Ведь он еще ребенок.
Пожалуй, следует уйти
Одной из двух девчонок.
Одна хотела ускакать:
Втроем неинтересно,
А что другая предпринять
Желала, неизвестно.
 
 
Одна решила точно: что ж,
Немножко подойду,
И если дальше будет то ж,
Я от него уйду.
 
 
Другая все к нему бежит.
(Мне думается сяк),
Но о любви она молчит.
(Молчит?)
А ходит просто так.
 
 
Я столько написала
О Лёшке-чуваке,
Как будто я страдала
(А то нет!)
Об этом дураке.
 
 
За дурака сердит
Не будет милый Лёшка
И, думаю, простит
Меня хотя б немножко.
 

«Ты ходил надменный, молчаливый…»

 
Ты ходил надменный, молчаливый.
Где-то в стороне стояла я,
На тебя несмело и стыдливо,
Сквозь ресницы темные смотря.
 
 
На тебе печаль лежала тенью,
Мне страданья приносил другой.
Вот ведь тут какое совпаденье
Было подтасовано судьбой.
 
 
Но прошли печальные недели,
И случилось, не понять когда,
Мы теперь на лекциях сидели
Почему-то вместе иногда.
 
 
Мне глаза твои знакомы стали,
Что светились из прикрытых век,
Цвета закаленной синей стали,
Милый, дорогой мой человек.
 
 
На меня ж смотрел ты чуть ехидно,
Недостатков много находил.
Потому мне ясно было видно,
Что меня ты точно не любил.
 
 
Ну и что ж, а мне какое дело,
И зачем мне смысл в том искать,
Что какой-то мальчик серо-белый
Почему-то любит поворчать.
 
 
Для тебя была я «неживая»,
Карий блеск ты рыжим называл,
И чего хотел ты, я не знаю,
Да и сам, пожалуй, ты не знал.
 
 
С неохотой бывало так, верно,
Ты меня до ворот провожал
И от нечего делать, наверно,
Ты в кино иногда приглашал.
 
 
А потом уж так получилось,
Хорошо или плохо, как знать?
Или все мне только приснилось?
Разрешила себя целовать!
 
 
Но я ни о чем не жалею
И больше не вспомню о «нем».
И я счастлива, что по аллее
Мы с тобою шагаем вдвоем.
 

«Мы с тобой почти не говорили…»

 
Мы с тобой почти не говорили
О любви и звездах никогда
Лишь порой по улицам ходили,
Улыбаясь счастливо всегда.
 
 
Лишь порой на лекциях сидели,
О конспекте словно позабыв,
Друг на друга с трепетом глядели,
Радостей не требуя других.
 
 
И забыть неужто я смогу ли:
День осенний, дождик моросил,
Как сказал мне ласково: «Зоюля!»
И в кино впервые пригласил.
 
 
И теперь, конечно, я не верю,
Что мог ты мне просто нагрубить.
И могли б закрыться счастья двери,
И никто не смог бы их открыть.
 
 
Но куранты вдруг пробили четко
На московских башнях Новый год,
Полились шампанское и водка,
И шагнуло время шаг вперед.
 
 
И для нас особенно отмечен
Новый год в общаге ЛКИ,
И запомним, думаю, навечно,
Первый цвет раскрывшейся любви.
 

Моя судьба

 
Моя судьба, как ты обычна,
Как ты спокойна и легка,
Ты к тишине всегда привычна,
От бурь житейских далека.
 
 
Все есть, к чему стремилась рьяно:
Квартира, должность и семья,
И прямо скажем без обмана,
Довольна всем, пожалуй, я.
 
 
Какие могут быть стремленья?
Что неудачею считать?
Души пресыщенной томленье —
К чему вниманье обращать?
 
 
Меня любили без ответа.
И я отвергнута была.
Ну что с того, что рядом где-то,
Я мимо счастья проплыла.
 
 
Ну что с того, что не сумела,
Души своей раздать добро.
Его в достатке я имела,
Но разве б это помогло?
 
 
Людей хороших я видала,
И подлецы порой встречались,
Но неосознанно считала,
Что надо мной всегда смеялись.
 
 
И в детстве, в лагере веселом,
Когда ребенком я была.
И позже, уж расставшись с школой,
Всегда «чудною» я слыла.
 
 
«Ты принимаешь близко к сердцу.
Смешны томления твои» —
Мне говорили это с перцем,
С заботой искренней любви.
 
 
То время кануло навечно.
Давно «нормальной» стала я.
Живя спокойно и беспечно,
Судьбу нисколько не кляня.
 
 
Но что вдруг сердце застучало?
А ерунда. Все лишь пустяк.
Судьба свое давно сказала,
И все должно остаться так.
 
 
Моя судьба, ты так спокойна,
Хотя мятежен твой покой.
Моя судьба, ты так пристойна.
Ты так смеешься надо мной!
 

Элегия

 
Никто не будет мне писать.
Действительно – кому?
Но буду я упрямо ждать
Во сне и наяву.
 
 
Пускай пурга, пускай метель.
Пускай дожди идут,
Я говорю себе: ты верь,
Они тебя найдут.
 
 
И те слова, и те глаза,
Что преданы навек.
Уйди постыдная слеза,
На слабость жалкий чек!
 
 
И я сомненье не пущу,
В горящий разум свой.
Лишь оттого слегка грущу,
Что ящик мой пустой.
 

Воспоминание о лете

 
И страшно мне в этом признаться,
Держу пред собою ответ.
Ведь мне далеко уж не двадцать,
И скидок на молодость нет.
 
 
Надежды, мечты золотые,
Когда вы расстались со мной?
И смелые планы былые
Далекой прошли стороной.
 
 
И кто виноват – я не скрою.
Конечно сама – в том беда:
Проторенной чуждой тропою
Шла я по жизни тогда.
 
 
Диплом инженера – прекрасно:
Доступен любой интеграл.
Но в числах ищу я напрасно,
Счастья незримый овал.
 
 
Покой и квартира – как душно.
Лишь дочка надежду хранит.
И спутник спокойно бездушный
Сердце мое леденит.
 
 
Ищу я окно, но не знаю,
Есть ли хоть малый просвет.
В глухую стену утыкаюсь,
Но выхода, кажется, нет.
 
 
О скоро ль забуду о свете?
И жить я привыкну впотьмах.
Но разве забудешь о лете,
Хоть раз теплоту испытав?
 
 
То лето, что было в шестнадцать
Уже не вернется опять.
Что толку напрасно пытаться
Былые мечты воскрешать.
 
 
Но я благодарна, о лето!
Надеждой питало меня,
И было мгновенье согрето,
Вечностью сладкой маня.
 

Часть третья. Лучшие годы

Начерталка

 
В комнате мрачной
Одна я сижу.
В чертов задачник
Я тупо гляжу.
 
 
Бедную Зою
Очень мне жалко.
Юность губя,
Сидит с начерталкой.
 
 
Что же мне делать,
Как же мне быть!
Хоть бы какую
Задачу решить!
 
 
Мама читает
Чудесную книжку
Бабушка с дедкой
Играют в картишки.
 
 
Только я сижу,
И в тебя гляжу,
Все гляжу в задачник,
В нос засунув пальчик.
 

«Я завтра…»

 
Я завтра
У кульмана встану,
Чтоб снова
И снова могли,
Как будто
С прокатного стана,
От верфи идти корабли.
 
 
Доверю
Расчеты машине,
Эскиз
Нарисую сама.
И в куртке рабочей, синей
Приду
На залив с утра.
 
 
Увижу, как судно родится,
Со стапеля
Плавно сойдет,
И сердца
Живую частицу
С собой,
В океан, унесет.
 

Комсомольские встречи

 
Вот ты вбегаешь в комитет,
Пальто на стул бросая.
Небрежно бросила «привет!» —
Своя, для всех родная.
 
 
И мы идем к тебе тотчас
С раздумьем, за советом,
Черпнуть тепла знакомых глаз,
Горящих ярким светом.
 
 
И в веренице дней бегущих
Среди людей и многих дел
Всегда ты будешь в самой гуще —
Таков счастливый твой удел.
 

«И снова весну…»

 
И снова весну
Я встречаю,
Встречаю
В двадцатый раз
И твердо я верю и знаю,
Что ждет меня счастье сейчас.
 
 
А в чем же оно заключается?
А в том, что солнечный луч
Мне просто вот так улыбается
Из розовых тающих туч.
 
 
А в том, что сосульки седые
Умыты самою весной,
Нарядные и завитые
Смеются сегодня со мной.
 
 
А в том, что ручьи меж прохожих
Бегут, обгоняя толпу,
И путь пробивая похожий
На скромную леса тропу.
 

Школьное

 
Меня зовут Зайчонком,
Вы знаете меня?
Хорошая девчонка
Как ни крути, все ж, я.
 
 
Меня считают гордой,
Известно это вам?
Но что же тут плохого?
Я гордость не отдам.
 
 
На уроке поболтаю,
Ведь никак не устоять,
Даже книжку почитаю.
Если ж вызовут – то пять!
 
 
Да, прическу наверчу,
Вам на зло, товарищи,
И с мальчишкой заверчусь
В танце опьяняющем.
 
 
Да, без очереди влезу,
Захочу, в буфете.
Ну, а что же вы стоите —
Лезь смелее, дети!
 

Сачки

 
Осень поздняя стоит,
Хороша природа,
Надо мной одно висит:
Попрана свобода.
 
 
Как-то раз, к примеру взять,
захотелось промотать
Нам с Еленой физкультуру.
(Без причины, просто сдуру).
 
 
Оглянувшися кругом,
Мы с Еленою бегом
Быстро с лестницы бежали,
Громко ножками стучали.
 
 
Но беда вдруг настигает
Ленку и меня:
Нас учитель догоняет —
Нету дыма без огня.
 
 
Дневники он отобрал,
Нас, как надо, отругал,
Но нашли мы оправданье,
Не боимся наказанья.
 

Новый год

 
Легкий снег кружится
В воздухе морозном,
На асфальт ложится
Под ноги прохожим.
 
 
Те его не замечают:
Дел своих ведь много,
Новый Год они встречают —
Он уж у порога.
 
 
Превращусь в снежинку я,
Залечу на бал.
Не узнаете меня:
Это ж карнавал.
 
 
Бал, конечно, молодежный —
Песни, игры, пляс.
Скуку спрятали надежно.
Ну и весело у нас.
 

Часть четвертая. Прощальные искры

Больничные коридоры

 
Обидно стоять на перроне,
Смотря электричке вослед,
Ведь хочется ехать в вагоне,
Но красный показан мне свет.
 
 
И дачник, бывает, унылый,
В окошке каком-то мелькнет,
В авоське колбасы и мыло
Своей он супруге везет.
 
 
Но мимо меня электрички
Туристов увозят в леса:
Костер от единственной спички,
И дым выедает глаза.
 
 
Что ж, электрички, конечно,
За часик проходят маршрут,
И ждать я надеюсь, не вечно,
И встречи минуты придут.
 
 
Пока же стою на перроне
С букетом, увядшим в руках,
И лица чужие в вагоне
Мелькают неясно впотьмах.
 

 
Где-то осень проходит полями,
Что чернеют от скошенной ржи,
Где-то, может, под старыми пнями
Засыпают на зиму ежи.
 
 
Где-то бродит охотник случайный,
О ружьишке своем позабыв.
И в нахмуренном небе печальный,
Журавлиный далекий призыв.
 
 
И зеленую дачу у леса
Уж не скроет листва золотая,
Отслужило прощальную мессу
Мимолетное лето, сгорая.
 

 
На горе
Среди елей кудлатых
Притаился
Коричневый дом.
Вспоминать я
Буду когда-то,
Как жилось мне и верилось в нем.
 
 
Как по тропке лесистой плутала,
И над озером в тишине
Мне стихи эти
Ива шептала
При таинственной желтой луне.
Как гуляла в лесу без мальчишки,
Веселей мне бывало одной.
И тяжелую мокрую шишку
Подбивала лениво ногой.
 
 
А завтра уеду я рано,
Пусть уносятся вдаль года,
Но два месяца
Жизни странной,
Мне запомнятся навсегда.
 

 
Отчего так сердце защемило.
Ну дощатый, крашеный забор.
Ведь давно все это было.
Тот врачей суровый приговор.
………………………………….
………………………………….
………………………………….
Но опять пред мною круг очерчен.
Снова в памяти моей встает:
Вот палата для мужчин, для женщин.
Коридором снова главный врач идет.
……………………………………….
…………………………………………
 

Последние капли стихотворства

 
Вот опять пришли кредиторы:
Неуемных болезней свора.
И напомнили мне опять,
Как любила по льду я летать,
Разбиваться и вновь кружиться,
На рапирах звенящих биться.
….
Трудно нынче век доживать,
Вот болезни явились опять.
 

 
Ах, какая смешная потеря.
Много в жизни смешных потерь.
Закрывались за мною двери,
Вот закрылась последняя дверь.
 
 
Я опять стою за порогом,
Вновь распутица, дождь и грязь,
Ни тропинки, ни жалкой дороги —
Пустота, маята и мразь.
 
 
Я опять стою за порогом,
Но теперь не здесь и не там.
Ничего я не жду, слава богу,
Не найду, не возьму, не отдам.
 

Часть пятая. Рассказы, завернутые в газетку

Умный палец

Старший научный сотрудник Николай Николаевич Горохов и молодой специалист Вася Пуговкин вошли в кабинет начальника.

– Срочное дело, – объявил шеф. – Квартал кончается, а план по изобретениям не выполнен. Нужна заявка. Предлагаю вам составить ее.

– Какая тема? – деловито осведомился Горохов.

– Технология изготовления тонких пленок, – лаконично ответил шеф. – Экономический эффект, новизна за вами, Николай Николаевич. Остальное поручим Васе.

– Все ясно, – кивнул Горохов.

– Как же так? – удивился Вася, – в этом направлении работы еще не велись. Какое может быть изобретение?

– Вы инженер, – строго заметил начальник, – вам и отвечать на этот вопрос.

Пуговкин озадаченно почесал затылок и вышел в коридор вслед за Николай Николаевичем.

– Главное, бумажку оформить, – уже в коридоре напутствовал молодого коллегу Горохов, – а остальное приложится.

Пуговкин вернулся в свою комнату, где сейчас никого не было, сел за стол и уныло уставился в окно.

В задумчивости засунул палец в рот и машинально пососал его. Спохватившись, выдернул, посмотрел на обсосанное место и, убедившись, что он по-прежнему в комнате один, засунул снова палец в рот.

Через полчаса молодой инженер вновь устремил взгляд на облизанный палец. Теперь Пуговкин заметил, что часть пальца, которую он держал во рту, заметно порозовела, отличаясь от серого налета на остальной части пальца.

– С этого и начну, – мгновенно решил исследователь и написал: «Первоначально поверхность тщательно шлифуют и полируют».

Он снова уставился на палец.

Ожидая, пока новые мысли появятся в голове, Пуговкин начал заполнять чернилами авторучку. Неосторожная капля скатилась на стол, образовав нахальную черную кляксу.

В задумчивости Пуговкин растер кляксу чистым пальцем. Палец покрылся ровным слоем чернил. Черная матовая поверхность кожи навела на новую мысль: «В результате химического взаимодействия на поверхности осаждается пленка покрытия».

Пуговкин еще раз поглядел на палец и начал оттирать его мокрой губкой. Кончик пальца приобрел первоначальный серый цвет.

Инженер снова взял ручку и написал: «Оборудование для изготовления тонких пленок состоит из различных ванн и очистителей».

После этого Пуговкин встал и пошел в туалет мыть руки.

Там уже мыл руки Горохов.

Реформа предприятия

День первый

Сегодня у нас объявили сокращение штатов. С кого-то начнут?

День второй

Надежды оправдались. Сократили социологов. Нам здорово повезло: первые! Сколько возможностей! Не откладывая, бегу в службу охраны. Ура! Взяли.

День третий

Сижу на вахте, в глазах рябит от мелькания пропусков. Главное, выдержать первые дни, дальше будет легче: сокращение продолжается.

День четвертый

Работы стало меньше. Сегодня попрощались со мной операторы. Мест в охране больше нет, но безбрежно житейское море.

Счастливого плавания, друзья!

День пятый

Мимо идут понурые программисты. Оказывается, ЭВМ не самоокупается, а только ест электроэнергию.

Счастливого плаванья, программисты!

День шестой

Сегодня сдавали пропуска ведущие специалисты. И правильно. Кому они нужны без операторов и программистов?! За идеи деньги не платят.

День седьмой

Попрощались начальники. Коллективный заслуженный отдых!

Счастливого плаванья, уважаемые начальники!

День восьмой

Сегодня сижу без дела. Пропуска проверять не у кого. На предприятии остались только принудительно «подвешенные»: футболисты, комсомольские инструкторы, самодеятельные артисты – они на работу никогда не ходили.

День девятый

Прошел слух, что наше министерство закрыли. Теперь закроют и предприятие, а меня – на улицу. Что делать, ума не приложу?!

День десятый

Сегодня открытие нового министерства. Наше предприятие переименовали, а штаты расширяют. Мою ставку социолога возвращают первой! С понедельника приступаю. А пока написала этот отчет, чтобы предъявить новому начальнику.

Двери

Однажды по великой случайности я ворвалась в жизнь. Не скажу, что по блату, но знакомство моих родителей друг с другом сыграло определенную роль.

В ясли я вползла с черного хода, поскольку парадная дверь всегда на замке.

Зато в бассейн, спецшколу, а также в институт я преодолела конкурс родителей и всюду оказалась первой.

Спортивные занятия в детстве сделали меня сильной и ловкой, потому зацепившись за протянутую руку, я проникла в желанную контору.

В жилкооператив я вошла боком, минуя дверь, на пороге которой маячил народный контроль. И между делом втерлась в очередь модного ателье. Очередь промолчала, ибо каждый попал в нее так же, минуя табличку: «Прием заказов окончен».

Перегрузка стала плохо сказываться на моей нервной системе, но у меня хватило сил проникнуть в дверь престижного профилактория. Муж наслаждался свободой, пока по его просьбе главврач продлевал мне срок пребывания в благословенном месте.

Из профилактория я вернулась полная сил и теперь решила обходить стороной входные двери; наметила поискать двери с надписью «выход». Но и они оказались заперты.

Когда я вздумала выскочить из опостылевшего брака, то обнаружила, выход заклеен метрами кооперативной площади.

Вырваться из болота раздутой от чаепития конторы тоже оказалось затруднительным: выход закрывал автоматический турникет. Даже развязаться модным ателье не удавалось: мой долг портнихе за предыдущие заказы был слишком велик.

И тут я заметила дверь, мимо которой проходила ежедневно, не замечая ее. Она была распахнута настежь! Я рванула в открытый проем, но он обернулся лишь изображением на стене.