Текст книги "Присоединение Грузии к России"

IV

Эпопея Георгия XI (или, как его называли по-персидски, Шах Наваза II) ясно показывает разительную на первый взгляд двойственность в положении и поведении грузин эпохи царей-мусульман. Притом это интересный, поучительный эпизод грузино-персидских отношений. Георгий добивался одно время полной независимости от Персии, в чем не успел благодаря своим же магнатам[21]21
  Крузинский сообщает о нем: «…a suis Magnatibns (Eristan yocant) Persico Auro corrnptis defertus, faga sibi consulere coactus est.». Krnsinski, Tragica vertentis belli Persici historia. § 264. Вообще о Георгии много говорится в трудах, посвященных персидской истории ХVIII века, потому что афганское восстание, которое ему поручили (а после помешали) усмирить, открыло двери дальнейшим персидским «революциям».


[Закрыть] и тонкой дипломатии персиян.

Затем при посредстве брата своего Левана, верховного судьи в Иране, он испросил прощение у шаха, и его услугами воспользовались на юго-восточной окраине Персии, где притязания Великого Могола и брожение страны требовали диктатуры. Персидское правительство пришло к остроумной мысли возложить эту миссию на Георгия, человека с прославленной энергией и мужеством. Одновременно этим путем достигались умиротворение Грузии и отвлечение на другой край Персии лучших из ее бойцов.

Всякая попытка царей усилиться у себя на родине нашла бы неодолимую преграду в крупных феодалах, которым более улыбалась номинальная зависимость от далекого Испагана, чем прямая подчиненность царю-соседу. И эти феодалы – вовсе не обязательно изменники родины и веры, напротив, не раз именно они защищали религию и «народность». Но отступить сознательно от выгодных им интриг и содействовать либо не препятствовать усилению власти царей, как бы это ни было полезно для национальных идеалов, этого они никогда бы не сделали. Их образ действий последовательно вытекал из общественного строя эпохи.

Что же касается видимой двойственности, то всмотримся ближе в этих людей, патриотизм которых не государственного, а феодального характера. Они привыкли сражаться у себя дома не только с неверными, но и с христианами-грузинами, будь то подданные другого царя, другого владетеля или только другого князя-соседа.

Такие профессиональные рубаки уже перестают различать, с кем имеют дело, а если в Персии они следуют за своими царями и князьями и имеют столь нужную им добычу, то разве они не в своей тарелке? Этот ряд явлений составляет одну из главных струй грузинской истории и занимает видное место в отношениях грузин к Византии, к монголам, к туркам, к персиянам[22]22
  Небезынтересно, что автор анонимной истории Надир-шаха приписывает грузинам ту роль, которую швейцарцы играли в Европе, как военная наемная сила («…le roi dеs Perses a bcaucoup do confiance en leur bravonre et en leur fidolite… Il leur arrive fort souvent en Asie, ce qui arrive aux Suisses en Europe c'est-a dire de so battre ensemble en servant deux puissances ennemies»).
  Histoirе de Thamas Koulikan, I partie. Amsterd. amp; Leipzig, 1740, p. 36.
  Общеизвестно, что лучшие войска Востока – персидские гуламы, турецкие янычары и египетские мамелюки – насчитывали много грузин в своих рядах. Кажется, грузины попадались на службе даже Великого Могола.


[Закрыть].

V

Мы нарочно не останавливались на грузино-персидских отношениях при шахе Аббасе I, несмотря на то что с именем этим у грузин долго были связаны мрачные воспоминания. Время этого шаха, названного по заслугам Великим, для Грузии знаменательно не только по неизгладимому ущербу, который оно принесло христианской стране, не только по войнам, исполненным глубокого драматизма и неожиданностей, но и потому, что теперь окончательно сложилась политическая программа Персии в Грузии, выяснились все пружины этой политики. Входить в ее рассмотрение излишне, достаточно представить себе заветы Макиавелли, исполняемые в масштабе, который и не снился какому-нибудь Цезарю Борджиа, советы Макиавелли, исполняемые грозным повелителем Ирана.

С юридической точки зрения интересно, что царь Грузии получает в Персии титул вали и выдвигается, таким образом, на одно из первых мест среди вассалов короны[23]23
  Звание валия сообщалось преимущественно местным династам в землях, не входивших в состав коренной Персии. Кроме Грузии (Гурджистана), имели валиев Арабистан, Лористан и Курдистан. В современной Турции вали означает просто генерал-губернатор.


[Закрыть]. Modus vivendi, установленный Аббасом, носит характер договорный, обоюдный (pacta conventa, как выражается Крузинский).

Едва ли есть надобность в кратком обозрении касаться этих pacta conventa, так как, каково бы ни было юридическое положение вещей[24]24
  Характерно, что Крузинский определяет его как dominium seu clientelam Monarchiao Persicae, ib., § 167.


[Закрыть], спокойствием Грузия наслаждалась лишь урывками – почти вся первая треть XVII столетия (о которой идет речь) наполнена войнами, исключавшими нормальное течение дел. Правило «winter arma silent leges» получало в тогдашние времена не какой-либо узкий, а самый общий смысл.

Итак, если оставить в стороне случаи оккупации страны и управления через персидских чиновников, а также периоды длящихся смут и борьбы, когда тщетно было бы разбирать, где право и где факт, и ограничиться обрисованной выше эпохой царей-мусульман, то мы найдем что Грузия образует привилегированное вассальное владение, связанное по отношению к сюзерену-шаху верностью и обязательством уплачивать дань и служить войском. Во главе страны, по общему правилу, лица, принадлежащие к национальной династии, снабженные надлежащей инвеститурой и отправляющие все отрасли управления. Они принимают (хотя бы наружно) ислам. Надзор за царями, конечно, усиливается или ослабляется в зависимости от личностей и обстоятельств.

Иногда он равен нулю, иногда же проявляется в резкой форме назначения конкурирующего правителя, частичного вмешательства из Испагана и т. д. В связи с этим надзором стоит и занятие гарнизонами цитаделей; им, с одной стороны, дополняется надзор и гарантируется (другой такой гарантией являются заложники) соблюдение status quo, с другой стороны, это есть пользование территорией вассального государства в интересах (военных) сюзерена. Политическое значение этих гарнизонов – не только удержание в повиновении Грузии, но и наблюдательная роль в сторону Турции, от которой часто можно было ожидать наступательных действий. Впрочем, стремление обеспечить себя со стороны Турции и, позже, России было главным интересом, ради которого Персия добивалась управиться в Грузии, интересом, за который пришлось расплачиваться последней.

Что указанное выше соотношение подвергалось частым колебаниям и нарушениям как с одной, так и с другой стороны, это совершенно очевидно да и естественно, если принять во внимание, сколько весят рознь религиозная, национальная и шаткость общественного строя, вместе взятые. Благодаря этой пестроте и путанице общая характеристика поневоле выходит гибкой, допускающей много оттенков и отклонений.

Глава третья. Между Персией и Россией

I

Но для того чтобы сложившиеся между сюзереном и невольным вассалом отношения, pacta conventa, были бы прочны и жизнеспособны, для этого им недоставало – помимо их шаткости, невыгодности и унизительности для Грузии – еще одного чрезвычайно важного условия, оценка которого приведет нас к новой цепи вопросов.

Как ни велико и разносторонне было влияние Персии на грузин, следы которого очевидны на их языке, литературе, нравах, обычаях, вещественной культуре, административных порядках, для полного слияния и сближения с Ираном (или, вернее, для установления такой связи, какая существовала между другими его частями с целым) не доставало религиозного единства.

Персия не умела или не успела уничтожить христианство в Грузии. В самые худшие времена там было достаточное количество лиц, закоренелых в православии, и этот источник мировоззрения, если не очень богатый, давал, во всяком случае, мерило для оценки мусульманства, его приверженцев и политических явлений, им окрашенных.

В самом общественном строе Грузии было более чем достаточно данных для противодействия всяким властным попыткам, все равно, исходили они от персидских или грузинских монархов. Но по отношению к Персии центробежные силы осложнялись еще рознью религиозной и национальной. Напротив, при существовании такой розни цари грузинские даже в рамках вассальной зависимости, даже руководясь интересами более династическими, чем национальными, найдут всегда возможность в своем стремлении прочь от Ирана опираться на религию и национальность. При условиях общественного развития и силах Грузии стимулов этих недостаточно для политики успешной, достигающей желанных результатов, но их достаточно для политики неудачной, кончающейся катастрофами, политики, которая продлит агонию, разобьет планы Персии и даст затем повод России серпом православия пожать обильную жатву политических успехов и приобретений.

Нам предстоит рассмотреть в самых беглых чертах некоторые эпизоды этой политики, представителями которой со стороны Грузии являлись не раз люди большого ума и энергии, как Вахтанг VI, Ираклий II. Достаточно поверхностное ознакомление с той эпохой, чтобы видеть весь ужас и трагизм условий, в которых эти люди жили, и не только жили, но деятельно заботились о благе родины, занимались литературой, десятками лет стремились к осуществлению поставленных задач и не боялись рисковать всем.

Несчастье их заключалось в том, что политические задачи, над разрешением которых они трудились, требовали средств и сноровки ХVIII века, а в их распоряжении были люди и технические приемы XII или XIII веков – или хуже того. Сами же они при всем их православии были пропитаны насквозь той самой культурой, с которой желали порвать, т. е. персидской.

Не укладываясь в рамки Востока, в поисках самостоятельности Грузия могла успеть в борьбе с сильнейшим врагом лишь при условии культурного перевеса, т. е., точнее, при наличии более высокой военной и правительственной организации. А этого-то и не было. Она боролась с врагами их же оружием, но более слабым, как сколок слабее первообраза, и уступала им в численности[25]25
  Но, конечно, принадлежность к христианству и искреннее желание приобщиться к культуре – это уже такие достоинства, которые отличали грузин от их азиатских соседей. Если бы грузины изменили этим началам и слились с мусульманским Востоком, карта Передней Азии была бы теперь иная.


[Закрыть].

II

Мы сказали, что грузинские цари вели свою, самостоятельную политику, обреченную на неудачи. Одним из лозунгов этой политики, наиболее чреватым неудачами, было искание покровительства России.

При давних сношениях Грузии с Россией попытки опереться на нее так естественны, что не требуется объяснений по этому поводу. Мы опускаем все эти бесконечные посольства XVI–XVII веков с обменом громоздких подарков и тяжеловесных грамот, посольства, черепашья медленность которых изводит даже теперь всякого, кто знакомится с ними.

Мотивы сближения Грузии с Россией определились с самого начала не менялись до самого конца ХVIII века. Жалуются на притеснения «агарян», просят пушек, просят пороха, просят знаний – и не даром, а ценою подданства, ценою «службы» под высокой рукою московского царя с готовностью платить дань.

Существо этих просьб стоит в полном соответствии с нуждами Грузии. Искание протектората является естественным следствием желания сохранить хотя бы не полную самостоятельность при невозможности обходиться собственными средствами.

Вассальная зависимость, против воли навязываемая Грузии державами враждебного Востока, это та форма, которой Грузия рада бы была в своих интересах связать себя по отношению к державе единоверной и дружественной, какой была Россия.

Схема отношений в общих чертах уже выработана была жизнью и знакома Грузии из горького опыта с Турцией и Персией. Теперь она желала облечь в эту форму связь, не злой судьбой навязанную, а добровольно избранную.

Такова позиция, занятая Грузией с самого начала ее сношений с Россией, позиция, с которой она, по существу, не сходила до самого последнего момента. Это в равной мере касается всех царей, владетелей, всех естественных и импровизированных представителей[26]26
  О подданстве в различное время (но всегда в одном смысле – протектората и вассальной зависимости) просили цари, владетели независимые, владетели-вассалы (эриставы), общины грузин горцев, сословия. См. «Переписка грузинских царей с российскими государями».


[Закрыть], устами которых Грузия заявляла свои нужды.

Со стороны России до ХVIII века участие проявлялось преимущественно в ободрениях, подарках, религиозных экспедициях в целях укрепления и очищения веры, а также в соответствующем восполнении царского титула. Россия тогда еще только подходила – хотя и прочными, московскими шагами – к Прикавказью. Христианские царства Грузии еще не могли интересовать ее иначе, как издали[27]27
  Впрочем, нельзя этого сказать о Борисе Годунове. Борис Годунов, Петр Великий, Екатерина II – вот к каким именам приурочиваются важнейшие моменты грузино-русских сношений.


[Закрыть].

Но все же умные московские политики умели приласкать, обнадежить и приучить грузин видеть в русских единоверцев-покровителей. Плоды московской политики сказались уже при дипломатах в немецком платье.

К идее протектората возвращались неоднократно позже и с той, и с другой стороны. Но когда политические виды, открывавшееся с упрочением в Закавказье, прояснились, когда к гигантскому хребту, дотоле заветному, и к Каспийскому морю Россия подступила во всеоружии средств, доставляемых методической дипломатией и регулярным войском, словом, когда могущественная реформированная Россия приняла по силе политических обстоятельств дела Грузии к ближайшему рассмотрению, не протекторат уже, а инкорпорация показалась России более подходящей формой, не единение, а соединение или, еще лучше, присоединение оказалось результатом векового исторического процесса.

Предвосхитив таким образом то, что нас ожидает впереди, мы вернемся теперь к первой четверти ХVIII века, к Персидскому походу Петра Великого и его политике в отношении грузин.

Конечно, в кратком очерке уместны лишь наиболее существенные для нас черты этой военной и дипломатической – и скорее дипломатической, чем военной – кампании великого монарха.

Глава четвертая. Грузия и Персидский поход. Петра Великого

I

В Персидском походе Петра Великого Вахтангу и грузинам пришлось сыграть роль вспомогательного орудия русской политики, брошенного на произвол судьбы, лишь только в нем миновала надобность.

Ограбление русских купцов при разорении Шемахи лезгинами в 1712 г. дало повод русскому правительству вмешаться в персидские дела и предложить шаху помощь России против его бунтовщиков. И все дальнейшие военные действия происходили под флагом доброжелательного (в отношении Персии) укрощения мятежников, а не открытой войны.

Да и Персия поступила не только дружелюбно, но и подобострастно, поэтому Волынскому (тогда еще полковнику), отправленному с политической миссией в Персию в 1715 г., удалось заключить в 1718 г. весьма выгодный торговый трактат, получивший ратификацию обоих монархов.

Но поездка Волынского имела еще большие результаты. Он подсказал Петру дальнейшие его шаги в персидской политике. Ознакомившись всесторонне по поручению Императора с обстоятельствами Ирана, он представил отчет и предложил Государю озаботиться занятием богатых прикаспийских провинций, так как ими могли, по его мнению, овладеть афганцы, угрожавшие уже тогда целости Персидского государства. Программа Волынского была принята Петром. В 1719 г. послали экспедицию для изучения южного берега Каспийского моря. В 1720 г. Волынского назначают астраханским губернатором и велят тайно готовиться к Персидскому походу, наводить нужные справки и склонять Карталинского царя Вахтанга на сторону России[28]28
  Бутков. Материалы для новой истории Кавказа. Т. I, гл. I.


[Закрыть], обнадеживая его соответствующим образом. Имели в виду также заручиться содействием кахетинского Константина III (Магомета Кулихана), бывшего раньше правителем Испагана.

Зачем же эти враждебные замыслы по отношению к дружественной (казалось бы) Персии? Персия здесь ни при чем. Россия принуждена была нарушить добрые отношения с Персией, потому что благодаря полному разложению последней было основание опасаться появления у Каспия турок, этих, более важных для России – особенно со времени Прутской кампании – врагов.

Овладей они берегами Каспийского моря, от этого произошел бы великий ущерб России. Очевидно, что прикаспийские провинции нельзя было оставить на произвол судьбы и проще всего было, по мнению Петра, овладеть ими.

Опасения Петра были основательны, и поход пришлось бы даже начать раньше, чем думали, ввиду того, что дагестанские владетели, призванные на помощь в качестве номинальных вассалов шахом Гуссейном, вместо того предпочли освободиться от власти шиитов (персиян) и решились отдаться под покровительство Порты, естественной защитницы всех магометан-суннитов.

Итак, главным политическим стимулом Персидского похода Петра Великого было основательное опасение того, что Турция утвердится на берегах Каспийского моря.

Военные операции открылись летом 1722 г., но еще в 1721 г. велись с Вахтангом переговоры о совместных действиях.

Перед царем Карталинским лежало два пути, две программы. Предстояло выбрать единение с русским или с персидским правительством.

II

В 1721 г. афганская смута в Персии принимает такие размеры, что престолу Сефевидов стала грозить неминуемая гибель. 8 марта 1722 г. персияне проиграли решительное сражение при Гульнабаде (близ Испагана). В этой битве пал жертвой безумной храбрости брат Вахтанга, Ростом, кулар-ага (т. е. начальник гвардии), бывший здесь с 400 грузин. Затем началась осада Испагана, длившаяся 7 месяцев.

В эту критическую минуту шах Гуссейн обратился за помощью к Вахтангу. Как вассал, последний обязан был не отказать в ней, но если его просили, даже умоляли особенно настойчиво, так на это были особые причины. Именно грузин боялись афганцы; ветераны Георгия XI и Кайхосро внушили им уважение к грузинскому оружию; и в Испагане знали, что одно известие о движении грузин заставит Мир Махмуда (вождя афганцев) снять осаду – об этом у него был уговор с войском.

Шах Гуссейн играл также на родственных струнах Вахтанга – звал его отомстить за своего дядю, Георгия, и братьев, Кайхосро и Ростома, павших от рук афганцев, напоминал, что вслед за Персией неминуемо погибнет и Грузия. Несмотря на все это, Вахтанг отказался идти на помощь к столице Ирана и предоставил Персию ее судьбе[29]29
  Сын Вахтанга Бакар, которому персидские посланцы привезли от шаха звание кулар-агаса, хотел было двинуться в Персию, но Вахтанг не позволил ему этого. Chronigue d Sekhnia Tchkhé idzé, § 38.


[Закрыть].

Некоторые авторы считают отказ Вахтанга политической ошибкой – и они, может быть, правы, потому что сплошные дальнейшие неудачи Вахтанга, во всяком случае, не свидетельствуют о безошибочности его политики. Самое основание этой политики было ложно – он не принимал во внимание, что обещания русского правительства могут быть исполнены лишь при известных условиях, а между тем весь свой образ действий строил на вере в исполнение этих обещаний. Поэтому он не задумался поставить на карту все – и проиграл, лишь только политические обстоятельства не позволили России сделать то, на что он имел право надеяться. Позже Ираклий повторит эту ошибку и станет в открыто враждебное отношение к соседям раньше, чем Россия гарантирует ему условленную помощь. И Вахтанг, и Ираклий, искушенные в тонкостях восточной политики и умевшие отлично лавировать между ее подводными камнями, в отношении России оказались наивно доверчивы. Россия была для них воплощением не только могущества, но и знания, порядка, мудрости, столпом православия и т. д. Могли ли они думать, что и здесь надо было быть настороже, не ожидать, что обещанное немедленно же исполнится, и проч.?

Нет сомнения, что если бы оказание помощи Вахтангу совпадало с русскими интересами, т. е. не ставило бы помех другим комбинациям России и приносило бы ей прямую выгоду, то обещания Петра были бы исполнены. В противном случае (т. е. если бы помощь была оказана ценою потерь и затруднений) мы имели бы политику бескорыстную, но жертвующую национальным (русским) достоянием (кровью подданных и средствами государства) для других.

Итак, Вахтанг не исполнил желания шаха, тем более что и князья Карталинии нимало не были расположены идти в Персию.

Все это произошло весной 1722 г. Очевидно, что уже до того Вахтанг получил известные предложения со стороны русского правительства, что и побудило его действовать указанным образом по отношению к Персии. Действительно, из грамоты на латинском языке, отправленной Вахтангом Волынскому в ноябре 1721 г.[30]30
  Переписка грузинских царей с русскими государями, с. 221. Грамота царя Вахтанга к неизвестному лицу. Что это Волынский, следует из сличения этой грамоты с одновременным письмом Петру Великому (ib. 138) и из того обстоятельства, что именно Волынскому было поручено вступить в сношения с Вахтангом.


[Закрыть], видно, что последний писал Карталинскому царю письмо, полное широких обещаний (firmam spem opportuni auxilii, evadendi ab injusta servitute promittitis et paratis). Сверх обещаний и приглашения действовать заодно Волынский ставит ряд деловых вопросов, о числе нужного вспомогательного войска, о провианте, укреплениях. Достаточно прочесть ответ на эти вопросы, достаточно просмотреть грамоту, писанную Вахтангом одновременно императору Петру, чтобы убедиться, какой светлый горизонт открывался Вахтангу. Казалось, исполнялись заветные мечты Багратидов – достичь самостоятельности и безопасности под эгидой православной могущественной державы. Неудивительно, что в полной силе выражено в письмах Вахтанга правовоззрение христианина, по которому, власть неверных есть лишь неизбежное зло, несправедливость, которую надо устранить при первой возможности. Куда девалась вассальная зависимость от Персии?! Иные мысли овладевают Вахтангом. «Получив письмо от предводителя войска Вашего, мы воодушевились твердой надеждой о помощи и предались более прежнего излиянию задушевной радости, восхваляя вечного Бога, в руках которого находятся сердца всех царствующих, ибо Он побуждает милость Вашу к тому, чтобы освободить нас от наших врагов…» Зависимость от Персии – незаконно наложенное иго; пришло время его стряхнуть. Теперь с помощью Бога и непобедимого войска русского грузины вернут себе все утраченное. Отвечая Волынскому на вопрос, где должны быть возведены укрепления для войска, Вахтанг изливает всю полноту своих чаяний. «Многочисленные твердыни на пути до Каппадокии и Кахетии отбиты силою, без всякого права, у предков наших и доныне отчуждены от нас. Теперь они будут возвращены, и мы вечно будем, – заключает Вахтанг, – пребывать в союзе и полной зависимости как от Всемилостивейшего Государя, так и от непобедимого предводителя».

III

Не суждено было сбыться этим мечтам, горькие разочарования ожидали Вахтанга. Политическая программа его – сближение с Петром – основана была не на надежде только, а на уверенности в русской помощи; он поставил на карту все раньше, чем эта помощь пришла; в конце концов, она так и не пришла.

Когда весною 1722 г. шах звал Вахтанга на подмогу, решение последнего уже созрело, к тому же одновременно с гонцами шаха прибыл от Императора, по словам Вахуштия, некто Мамука с приглашением явиться, т. е. присоединиться к Петру во время его предстоявшего похода[31]31
  Histoire dn Karthli par Wakhoncht, p. 117.


[Закрыть].

Теперь надо было ожидать точного плана действий. 12 июля[32]32
  А не 2 июня, как говорится в «Обзоре дипломатических сношений» Ф. Плоена (Переписка, LXXV). Государь прибыл в Астрахань 15 июня. Ср.: Бутков, ib. гл. 4. Bros set, Notice sur les trois dernières années du regne de Wachtang VI etc. (Histoire moderne d. 1. Géorgie II, livr. I, 677.


[Закрыть] Петр отправил из Астрахани Бандура Туркистанова (Вахтангова посланца) с грамотой к царю Карталинскому. Вахтанга приглашали двинуться на лезгин; он должен был известить об этом Императора и затем идти на соединение с русскими войсками в месте, которое укажет Государь. Одновременно Петр преподал ряд советов о том, как действовать, чтобы не испортить дело.

Ответ Вахтанга на это письмо был сообщен Петру лишь 19 сентября. Вахтанг, между прочим, извещает, что назначен спасаларом (главнокомандующим) в Адербейджане.

Обстоятельства сложились так, что Вахтанг получил чуть не одновременно два приглашения идти на лезгин: одно от Петра, другое от правительства последних Сефевидов. Так или иначе, он двинулся к Гандже в ожидании дальнейших событий.

Между тем затруднения, встреченные в операциях по западному побережью Каспия, а также получение неблагоприятных известий из Сената побудили Петра отменить поход и вернуться в Астрахань. Эго произошло в начале сентября, вслед за получением известия, что многочисленное ополчение из грузин и армян под начальством Вахтанга собралось на берегу Куры в ожидании соединения с Государем.

Давно уже Закавказье не видело такой многочисленной христианской рати. Но радужные надежды рушились с возвращением Петра. Вслед за первоначальным подъемом духа последовало уныние, а с недисциплинированной толпой мало что можно было сделать.

О тягостном настроении, в каком грузины ожидали известий от Петра о дальнейшем движении, свидетельствует письмо Вахтанга Туркистанову: «Мы здесь в нерешимости: отправиться туда? но к кому отправиться? а воротиться – как воротиться? Мы ничего не знаем о Вас, где Вы, что с Вами? Ты ведь отлично знаешь, что грузины не могут так долго воевать, в запасах оказывается недостаток, и они падают духом». В конце письма чувствуется раздражение, вполне, впрочем, понятное. «Сообщите нам что-нибудь достоверное. Прибудет ли Государь? Что мы здесь торчим, как дураки? Будет тебе обманывать нас – пиши нам правду»[33]33
  Переписка, с. 155.


[Закрыть].

Хотя первоначальный план – соединение с Петром – расстроился вследствие возвращения Императора в Астрахань, все же Вахтанг не чувствовал себя совершенно покинутым.

Для объяснения с ним Петр отправил гвардии поручика И. Толстого. Во-первых, Петр желал, чтобы Вахтанг воздействовал на шаха в том же смысле, как это поручалось русскому дипломатическому представителю в Персии (т. е. склонить шаха к принятию помощи от бунтовщиков и к уступке за эту помощь прикаспийских провинций); затем Вахтангу делали ряд обещаний; особенно же остерегали от единения с турками, как опасного для христиан шага, и т. д.

Вахтанг взялся влиять на шаха, но было уже поздно: 10 октября 1722 г. пала столица Ирана, и шах Гуссейн очутился в руках Мира Махмута. Юный Тахмасп, сын Гуссейна, еще раньше пробившийся с небольшим отрядом из осажденного Испагана на север, был провозглашен шахом в Казвине, а затем отступил в Таврис.

Вахтанг отправил к Тахмаспу С. Чхеидзе, и молодой шах послал царю и сыну его Бакару богатые подарки[34]34
  Переписка, с. 145.


[Закрыть]; Бакар еще раньше сделан был кулар-агасом. Видимо, персияне не переставали рассчитывать на помощь грузин.

Любопытно шахское «повеление» правителю Грузии Гуссейн-кули-хану (так Вахтанг рисовался персиянам), состоявшееся в октябре 1722 г. Вахтанг извещается, что «несколько человек эмиров злодея Махмуда прибыли в Испаган и что дела тамошние находятся в большом расстройстве. Так как подобное упущение есть дело весьма нехорошее», то пусть Бакар с «чем только можно из войска гурджийского» спешит к «порогу убежища мира»[35]35
  Переписка, с. 145.


[Закрыть]. Несмотря на отчаянное положение, люди эти не расставались со лживой фразеологией! Впрочем, это всюду так.

На просьбу (или повеление!) Тахмаспа Вахтанг ответил отказом, – несомненная ошибка с его стороны ввиду отъезда Петра.

Между тем кахетинский Мамед-кули-хан (Константин III), соперник Вахтанга[36]36
  Распря с Константином, имевшая для Вахтанга роковой исход, возгорелась из-за казахского участка. Если бы грузины не стали драться из-за этого участка, они не были бы грузинами своего времени, но зато эта междоусобица в такой серьезный для всех них момент наглядно показывает, что «большая» политика была им не по плечу.


[Закрыть], сумел извлечь для себя плоды из его политики. С персидской точки зрения Вахтанг вел себя, как бунтовщик. И Константину нетрудно было получить от шаха Тахмаспа разрешение действовать против Вахтанга, как ослушника. Сехния Чхеидзе сообщает, что Карталиния «отнята» у Вахтанга и отдана Мамед-кули-хану 10 января 1723 г. «Отдана» это значило, что он должен был ее взять; и, конечно, не персидским войском[37]37
  Впрочем, как видно из грузинских источников, персидский гарнизон тифлисской цитадели взял сторону кахетинцев. По некоторые данным, часть карталинских князей, покинувших Вахтанга в решительную минуту, были подкуплены персиянами. Во всяком случае, не можете быть более яркого доказательства слабости и деморализации грузин того времени, чем это зрелище царя, питавшего широкие политические замыслы и пасующего перед совокупными усилиями – персидского золота, наемного оружия лезгин и «патриотизма» кахетинцев, слепо служащих мелкому честолюбию их ничтожного царька.


[Закрыть], а с помощью лезгин он овладел Тифлисом и отдал его по условию на трехдневное разграбление. Вахтанг держался некоторое время в Карталинии, но затем, разбитый Константином, принужден был удалиться в Имеретию.

Узнав о несчастьях Вахтанга, Петр решил было отправить к нему на помощь отряд войска под командой Баскакова. Уже сделаны были все приготовления, дано наставление о военных действиях в Грузии, но затем экспедиция была отменена. Еще в ноябре 1723 г. Государь делал дополнительные распоряжения насчет помощи Вахтангу, а весною 1724 г. Баскаков был уже в России при другом деле[38]38
  Бутков, ib., гл. 9.


[Закрыть].