Текст книги "Замтийсские сказания 1"

Замтийсские сказания

Часть 1: 12 гадких крайностей!

От похитительницы безделушек (дивное признание)

Это самое жуткое чтиво, к моей радости то довелось читать единожды. Поначалу даже подумала что это книжка с секретами, а затем размечталась о каком-то утаенном шифре, но приметив истину, тотчас взъелась на саму себя. Стибрила какие-то бредни 9 летней девочки, ну я и обозлилась, то правда пока одну ведьму не встретила, а после того как лишилась волос на голове, тотчас поверила и в мистику, но это позже, наверное, около 3 недель прошло с непутевой и чуждой для меня находки. Привычка сильнее нужды, а нужда свирепее самообладания, что же поделать? Гадкую на крайности книжицу у одного сони подобрала из заманчивого кармана, широкого да сердобольного разини, он явно не возражал, захрапев куда смехотворнее, откинул плечи назад и еще пуще расслабился. Если бы знала, как тот день обернется, уселась бы на велосипед и уехала в Жевару, там вроде есть чем поживиться. Этот премудрый Шаль мне надоел, одна проблема – билеты слишком дорогие на поезд, а из другого транспорта лишь воздушные шары, но поскольку боюсь высоты, этот вариант точно не для меня. Сказания эти, толи страшилки, толи сказки так понять и не смогла, толку наклеено на ржавые помыслы сверх меры, из тех мне только 4 понравились, я их в ливень вспоминаю, а он у нас на неделе по 2 раза идет, Шаль ведь город длинных и частых дождей, бескомпромиссных и отчаянных.

Мне такие никогда не рассказывали, в детстве помню болтовню о починке разного механического хлама, а после отцовская мастерская мелкого ремонта перешла ко мне, затем та развалилась, дела канули в пучину глубоких долгов, пришлось заложить квартиру, а с ней попала в чудный мир не скромной нищеты и бесконечной трусости.

Что та дамочка ведьма, даже не догадывалась, с виду обычная бабка, после того воскресения так и не могу прийти в обычные чувства. Понимаю, теперь даже немыслимая дребедень вполне способна предостеречь о страшных, гадких, подлых и немыслимых последствиях, только бы не похоронить желание в гущах надуманной, растрескавшейся ясности. Теперь хожу в шляпе, а ведь подумать не могла, что их носить буду, не любила никогда, а как же тут иначе, когда прокляли в момент. То произошло в сквере, дамочка изучала ценники на витрине магазина со сластями, в волосах ее чудилась заколка, невзначай я приблизилась, потянулась за ней, и на заманчивом итоге, та укусила за палец, затем дамочка повернулась, и гаркнула, а после небольшой навес шлепнулся на мою голову. Помню, как она поволочила в темный и безлюдный угол странной улицы, она была сильнее и свирепее, туфли меняли цветность, с волос начала стекать краска, кожа выцветала, мне чудом удалось убежать, едва сверху на ту вылили поварское месиво. Пожалуй, книгу, почему-то тонкую, перечитаю вновь, но не слишком скоро, вначале надо прийти в себя, ведь преследует странное, словно та из щелей в полу на меня смотрит по ночам, как бы так, ни вытеснить из ума суровую реальность. Все-таки завяжу с гадким делом, то продолжать опасно стало, это развязанное хобби приводит к жутким крайностям, лучше рисовать стану, например колдовскую жажду и прерванные участи.

Песнь Зувия и ее крепкая тайна.

Как то одно существо угодило в проклятый ров, оно барахталось в затхлых останках ротозеев, кровожадной грязи и издыхало от кричащих душ. Тому помог выбраться ленивый демон, он чудился послом нежити. Он махонькому существу наказал запомнить один напев, затем пройтись по селениям и начертить его слова на оградах, стенах домов, на что существо согласилось.

Римук начертил гнилыми кистями слова на земле, широко ухмыльнулся и дал их прочесть шальной рохле. Целый час Фаруда изучала причудливый текст, затем поблагодарив чужака внушающим обещанием, тотчас побежала чудно по тропинке к ближайшему селению скупых палачей, а демон вздохнул с облегчением, подошел ко рву, и замертво в него рухнул. Фаруда добравшись до селения, у ближайшей бани набрала угля и расписала словами все ее стены, затем улеглась у двери и уснула, видать от усталости. Утром гадкую мерзость изловили и сожгли в печи, ведь та людей начала кусать острыми зубами. Словам не предали значения и начали стирать, на это дело ушло около часа, пока трое скоблили ядовитые буквы, тщательно запомнили слова, и уже вечером из их уст начали исходить некоторые строки, поначалу, правда, невпопад.

Селение погибло за две недели, ведь никто тайны напева не знал, каждая из строк чего-то лишает, и что-то дает, а где-то возможность иную черпает. Последний из погибших умер в городке Нафтир, куда тот в страхе переселиться успел, узнал точные слова напева, записал их в блокноте и спрятал под входной дверью. Собственно прожил он всего неделю, затем его ограбили, чужаки нашли блокнот, а слова резво стали, вновь гулять по уголкам спокойного городка.

Звучат слова эти так:

– В тайну влезаешь ты лоскута гадкого Зувия Хуруса, окаянные дрязги жадных невзгод вбираешь в себя. – Прокаженная блажь моей сущности сожрет те времена, козни грез лихих сотрут твою жизнь, освободив меня. – Откупиться не сможешь, подчинишься тем страхам, губить придется других, это коли сумеешь, но если мукам откажешь, обозлишь и отравишь участи всех их. – Наследство мое – это кара иных, и то выберу я, а ты жуткой данью живи, горя не забывай, ищи дары чужака. – Истину ты не сотрешь, попытки останутся прахом, Зувий Хурус лишаю тебя чужой воли, обращаю затею твою сущим крахом, на веки возвращаю в пристанище боли, туда, где и жил.

Появившись на крыше, существо, походившее на мальчика, но с вишневой кожей, молочными глазами, седыми до плеч волосами, зеленными ногтями, каменными губами, что-то прикрикнуло, затем спрыгнуло на землю. Поскольку всюду валялись безымянные отсыревшие вещи, то он поднял нужного размера понравившиеся, и живо их напялил. Захотев подкрепиться, чужак тотчас поспешил в ближайшую лачугу, в красных шортах, серых носках, черных ботинках, зеленой майке, таинственный мальчишка уверенно двигался по окровавленной тропинке к белому домику.

Внутри как раз был мальчик, он жил с дедом, но того сейчас не было, он ушел в далекое селение навестить погибающую от какой-то напасти родственницу, а мальчик как раз доварил густые, пряные щи.

Распахнув дверь, Зувий прошел в дом, увидев незнакомца, тот не смутился, усевшись за столом тот начал ругать Охзума. Мальчик не понимал ни слова, он с рождения был глухонемым, лишь смотрел на страшного подростка и удивлялся его облику, этим деревянным бровям, минеральным ушам.

Тон налил порцию щей, отломил только что испеченного ржаного хлеба и отдал съестное болтливому чудику. Поставил угощение возле заостренных пальцев чужака, сам же сел рядом и тревожно стал наблюдать.

Зувий охотно набросился на пищу, словно тот не ел лет 10, этот не робкий знак существо расценило как жертвенный дар, на что тотчас взяло мальчика к себе в услужение, не смотря на то что Охзому то не пришлось по душе. Зувий использовал мальчика около недели, до тех пор, пока мальчик не отравил того тушеной картошкой с грибами, а на его брюхе следом вырезал знак искупления, самым острым ножом. Благодаря одной специи, которая лишила чудика возможности двигаться, мальчик смог в пасть ему напихать вещей с улицы, а после покинуть городок в спокойствии, впрочем, тот направился к деду.

Зувий лежал на полу и рыдал, его сердце было разбито. Он выжил, отыскал мальчика, изничтожил деда, обратив того в плесень, а Охзума забрал в лихой звук враждебной песни, наверняка чтобы наслаждаться ужасами треклятых мест, а заодно проучить неуступчивого мальчика.

Многие не знали что там внутри, даже будучи запертыми, между гнилой рекой безутешной трагедии росли два удаленных берега, и то за счет прибытия численных душ, полученных тел, помноженных участей, порабощенных страхов. Это крайняя дальность, ее еще в детстве выдумал Зувий, охотно прячась там от проблемных ошибок, ершистых страстей и истертых горестей. Там нет спокойствия, души стонут от мук, времени в край не попасть, правда бессильна, бремя жестоко, судьба не находит тех мест, идеалы пусты, смерть изворотлива, бытность враждебна, возможности скрыты, зато страхи смелы.

Демонический ковер!

Вредная дамочка Фегиза, в былом умелая ведьма, что отдала колдовскую лавину своих умений гадкому великану, тот кстати вскоре был изничтожен Релутиями, всю свою жизнь не выносила грязи, но притом и так же не любила убираться, не желая зазря тратить и без того трепетные крохи стыдящихся да и сторонящихся разного сил. Много лет женщина прозябала в не скромной нужде и томилась в убогой лачуге, а когда совсем отчаялась, ей нагрянул в наследство, старинный зеленый с треклятыми символами и проклятыми обещаниями на обратной стороне ковер. От убитой гнусной тетки тот подарок, кстати, тоже ведьмы, все остальные ее побрякушки забрал глухой колдун, он продал все за смешные пригоршни, наверняка чтобы дух ее позлить. Дамочка жила на окраине Вонкрулской равнины, за ковром Фегиза ехала самым дешевым способом – вплавь. По речушке Кашавке та гребла около недели, добиралась до долины враждующих ведьм на колоченном своими усилиями шкафу. Приехав в нужное место, дама забрала ковер, загрузила тот и отчалила обратно, правда приплыла к домику спустя еще две недели, ведь ветер дул только в одну сторону. Внутри дома слышались споры, дамочка выбила ковриком дверь, зашла с бойкой разгневанностью, посмотрела на зевак, что бесцеремонно заняли ее лачугу, причем не просто заняли, но и выбросили всю ее мебель. Хозяев колдунья тотчас обратила в посуду, медлить она не привыкла, затем расстелила зеленый красивый ковер на полу, прямо в кухне, после чего неуклюже приделала дверь, кое-как, и следом уселась за шатким столом, смотря на коврик, любуясь его чистотой, наслаждалась дивным отдыхом.

Не прошло и недели, как Цимья заболела, еще через пару дней простуда окрепла, в доме начала скапливаться пыль. Дамочку это не радовало, от той она расчихалась, но поскольку сил у нее на уборку не было, ей пришлось вместо себя заставить убираться нечто другое. На раздумья женщина извела полдня, затем спустилась в кухню, то под вечер, увидев жутко грязный ковер, тут же охнула, несносная пыль чавкала ее дорогим наследством.

– Ну уж нет. – подумала Цимья. – Тебя я и наделю хозяйственной отвагой. – Решила окончательно, медленно поковыляв к ковру.

Усевшись на полу, женщина склонила над ковриком голову, затем и вовсе улеглась на тот, начала что-то шептать, причем демоническим тоном, когтями гладить по краям, затем чихнула, глазницы ее втянулись, а пыль разозлилась, накинулась на дамочку и начала ту усердно топить в клубнях своей едкой гущи.

– Гадость, вот ведь пристала. – издала колдунья, поднимаясь с пола.

Коврик так же чихнул, накинулся на Цимью, лихо отбил хозяйку у пыли, втянул в себя грязь, протер в домике все косяки, подоконники и прочую рухлядь, после чего пополз на улицу, медленно, не осторожно волочился к Кашавке, речке демонических шалостей.

Пока ведьма наверху читала книгу, кажется о трех колдунах и духах разбойниках, ковер дополз до игристой речушки, подпрыгнул ввысь, а затем шлепнулся в ту, и начал барахтаться в капризной водице. Коврик тут же увидали гадкие духи с демоническими ликами, они проворно подплыли к тому, крепко вцепились в края, и тотчас стали вселяться в его пыльные складки, придерживаясь за символы, словно они дверные ручки, тотчас оскверняя его чувства. Поначалу он сопротивлялся, но поскольку дюжина оказалась слишком шустрой, то ковер пал, напоследок лишь жалел о решении поплавать. Поработив тот, сущности поспешили в домик, едва ковер вернулся, как дюжина неосмотрительно приподнялась наверх, сметая со стен картины, раскидывая с полок по полу книги, круша перила.

Зайдя в комнату, коврик живо подошел к хозяйке и одним толчком умертвил ее, заранее свернувшись, он рухнул прямо ей на шею. Существа из коврика переместились в тело колдуньи, выселили напрочь душу, что пыталась вернуться обратно, приподняли тело ведьмы, подобрали ковер, поспешили к реке, в тот начерпали речных созданий душегубов, а после почему-то ринулись в бегство.

Гиблая зависть.

В селение Гранха, как то пожаловали причудливые торговцы заколдованными побрякушками, их кажется было 9, а так же целебными травами. Мало кто в селении жаловал мистическую утварь, из 30 человек, наверное, лишь 3, к таким и относилась одна хозяйка по имени Хуна. Та едва услышав новость о диковинных товарах, тотчас побежала на рынок, чудом прихватив кошелек.

Минуя ворота, та в мгновение ока остолбенела, причем у ближайших прилавков, придя в себя, видимо от навязчивого выбора, она накупила странных продуктов, растущую в ящике специю, настенных сувениров и еще с десяток загадочных вещиц.

– С такими ценностями можно и на покой уходить. – выдала Хуна, почуяв что сумки с землицы кто-то уносит.

Отбив свои сумки у незнакомца, та решила покинуть рынок, после чересчур удачных, на то ушло около часа, дешевых, лихо смогла сторговаться, и смелых покупок, ведь народу на том было куда больше, последовала почему-то не домой с мешками, а к подружке скряге, очевидно, чтобы похвастаться.

Добралась до крыльца, зашла в дом и крикнула ту. Патония тотчас выбежала с кухни перепуганная, она в тот момент мастерила угрюмых кукол для отрешенных от мира детишек. Увидав пакеты с чудным уловом, та в истерике начала изводиться соленой слюной, туша пресными мыслями едкую зависть. Пока девушка показывала дамочке не высших настроений свои причудливые накопления, другой на ум пришли не скромные и стухшие решения, та выдавила слезу и попросила у подружки подарить ей что-нибудь или одолжить на время, хотя ничего та и не думала возвращать.

Разжалобив Хуну, Патония внутри себя громко смеялась, подруга сжалилась, ведь торговцы приехали на каких-то прожорливых существах всего лишь на несколько часов в селение, а по тому девушка подумала, что Пата не успеет сходить на рынок. Она сказала что та может выбрать любую вещь на свое усмотрение.

Да, задача, Патонии все приглянулось, что же ей теперь выбрать? Дамочка взяла себе съестной ковш и тут же отпустила подругу, строя планы о том, как бы заполучить ценные побрякушки украдкой.

Женщина за свои труды получала не плохие деньги, но все, же тратить шибко ценные монеты она не любила куда сильнее, откладывая их себе на грандиозные похороны, она хотела, чтобы в гробу та лежала усыпанная только ими.

– Ей слишком везет, и муж молодым ушел в черноту, той все завещал, и родители подарили ей два участка роскошной песчаной землицы, так же ринувшись в ту, мешок старинных монет отыскала в низеньком погребке. Нет, пора с этим заканчивать. – подумала Патония, скручивая вдвое старую половую тряпку.

Ночью дамочка проникла к подруге в дом и подло скрутила, а затем, удушив этой тряпкой, украла ее вещицы. Пока душила бедную Хуну, чем-то отравилась, кажется, рядом стояло гадкое растение, оно и одурманило ярость женщины, то внушало страшное всякому, ведь специя треклятой считалась у тех торговцев.

Забрав не только вещицы с рынка, дама тут же все притащила домой, затем умело спрятала. Не простые продукты сразу съела, впрочем, участь у омерзительной дамочки была жуткой не только из-за них, ведь на всех купленных вещах стояло озорное заклятие. Так едва надев тапочки на босые ноги, женщина испытала трепетную боль, в мгновении ока те стали есть ее пальцы, растение свело даму с ума, продукты в животе обратились в запугивающую нежить, а съестной ковш затопил домик жутким месивом своенравной похлебки.

Премудрый ханжа и ведьма плутовка.

В городок Нагода пожаловала колдунья, та была проездом, вообще она спешила к одной деревеньке, чтобы ту загубить. Остановилась в скверной развалине, лишь она одна стояла в городке, и усердно предлагала комнаты. Отдала дама проклятые, конечно же, никак иначе монеты причудливому владельцу скупого сооружения, тотчас недовольная приняла злостно из его рук ключ, затем взгромоздив на хрупкие плечи пару чемоданов, тотчас последовала по вредной лестнице с множеством мелких ступеней на жестокий 3 этаж. Открыла тем 9 комнату, что была в самом конце узкого коридора, в котором женщина долго плелась, причем боком, заходить, внутрь не стала, но дико закричала. Дамочка так орала что на первом этаже нерадивый владелец с глухими секретами и скользкими надеждами ухмыльнулся. В номере был жуткий беспорядок, повсюду была грязь, из щелей полов разило зловоние, за перебитыми стеклами оконной рамы гуляла возмутительная метель, в комнатке свет напрочь отсутствовал, впрочем, как и отопление. Вместо зеркала, на полу чудилась огромная лужа, та стекала ручьем прямо из щели в полу, кровать была лишь на половину, вторую кто-то утащил, подушкой лежал старый журнал о домоводстве. Из ужина на подоконнике лежали тарелочка с засохшим сухарем из не качественного теста и железная чашка с густой жижей, напоминающей испорченный компот. Этот номер по утверждению гнусного домоправителя был лучшим во всем заведении, но к счастью тот нарвался на не простую гостью.

Дамочка, не медля, спустилась вниз, тотчас потребовала от владельца других условий, проклятые деньги той были не нужны, на что скряга лишь начал кричать, грубо паясничать и вредно пытаться выдворить недовольную гостью на улицу, в стужу, причем без имущества.

Женщина разъярилась, взвыла нечеловеческим голосом, выпятила когти и лихо обратила старика в бесстыжего и прокаженного пса, ударив его по хвосту, взгромоздила того на плечи, подняла на прокаженный этаж, закрыла в убогой комнатушке, а его лачугу взяла под свои бразды. Да, дорогуша с тех пор так и живет там, запустение и убогую скверну та привела в сущий порядок, хозяина пожалела и обратила в человека, правда на время, наделив того чрезмерной рассудительностью в плане уборки, его так и не сумела проучить. Скряга на то и скряга, поскольку старец того не возжелал, накинулся на колдунью бранить ее начал, на что дамочка вновь обратила его в пса, которого тут же выдворила в пургу, прямо с пригорка, застудив того ненароком. А после, без зазрения совести, та направилась пить пряную жижу, а о своем возмездии дамочка напрочь забыла.

Торговка теплом!

К Прантойскому обрыву как то в зиму забрела одна торговка, видимо та совсем заблудилась. Отыскав нужную деревеньку, она сразу же поселилась в маленькой лачуге гадкого вида, в тот же день дамочка начала ходить по домам и что-то предлагать их не совсем мудрым жильцам.

Зима в этих краях была чересчур длинной, да свирепой. Кто-то соглашался на ее товар сразу, не размышляя, а кто-то нет, некоторые, правда, вообще не спешили с ответами. Дело в том, что Шитка владела двумя десятками душ, они были людскими и звериными, души вторых та посылала тушить в печах огонь, а первых обменивала на еду и те же дрова, монеты и помощь по хозяйству. Не желающие принимать нужную девушке сделку, получали остывшие печи, она попросту студила дома, вслед чего люди болели и тут же гибли.

Как то одна повариха, та как раз на секреты других проворной была, что помогала ей по хозяйству, узнала о не простом секрете причудливой дамочки, тотчас рассказала о нем остальным, на что домик Шитки лихо сожгли этим же вечером. Девушку закопали под толщей сугроба и тот столкнули с обрыва, после чего обозленные души зверей притаились на улице и за дверь никого не выпускали вплоть до весны.

Не смотря на то, что души людей проникали в дома и в знак благодарности тех обогревали, население вымирало, причем все как один, только от голода, ведь выбраться не смогли, а есть деревянную избу или мебель никто не хотел.

Самая старая ведьма и младенец колдун.

У дамочки низших колдовских кровей было потомство шириной в 900 кистей, та его не жаловала, то до поры до времени, но поскольку идти против решения семейства не отважилась, вынуждена была лелеять и воспитывать гадкое на нрав, хитрое на желания, скверное на возможности горькое потомство.

Поначалу она скрывалась под горой, но ее быстро нашли, ведь колдунью с легкостью могла найти лишь колдунья, ну или колдун. Ее кстати звать Локрувией собственно, это имя слишком редкое, так уже никого не называют несколько веков, чудиться всем, что она самая старая женщина на всех континентах, даже сложно представить в каких условиях сердобольную и противную поселили тут. Впрочем, та мудра, смела, сильна физически, а духом неуязвима, к тому же участь вечной бабки сиделки ей неспроста доверили. Она уже воспитала огромное потомство, и тут было собралась на покой, как ей очередного отпрыска отдали на несколько десятилетий, на верное попечение, чтобы научила его всему, откормила как следует, а затем выдала увесистую порцию щедрого наследия, и отпустила с миром в неизвестный край сего континента людям жизнь усложнять.

Этот мальчик был не таким как остальные, он словно был вообще не колдовским детенышем, походил на существо из измерения кошмарных грез, магические силы в том спали, впрочем, и большую часть времени он сам спал, есть отказывался, а бабку колдунью почему-то корицей считал, наверное, потому, как ту признавал. Он все видел по иному, дом для того был кроватью, земля мальчику чудилась демоном, потому он по ней не ходил, он кричал, стоило старушке лишь о ней произнести, огня тот не жаловал, шипел на него, воды терпеть не мог, полагал что она это спятившие духи. А если дитя и ело, то с горсть, наедаться то не любило, ему все время казалось, что пища внутри засохнет, та скопиться в нем и вскоре его тело искрошит, много тот не бодрствовал, потому как боялся света, а мрак ему был соратником.

Старушка считала мальчика ненормальным, знала что колдун из того не получиться, по тому и не занималась его воспитанием. Собственно старая была на пыльном уме, лишь с утра до поздней ночи веселилась, да много ела. Пока мальчик спал, та слушала колдовские напевы в демоническом граммофоне, охотилась на местных домовых, боролась с треклятой рекой, в которой демоны жили. С мальчиком старушка сразу же ужилась, с ним проблем не было, этого она впервые полюбила. Носить мальчика стала на своем горбу, кстати тот сама наколдовала чтобы внучку мягче сидеть было, навыдумывала для того страшилок, что любил, о минеральных чудищах, материальных душах, черном времени и песчаных бедах, рассказывала те ему на дню раз по пять. Мальчик жил у старушки около года, затем всерьез заболел, да так что душой стал немощным, а тело без той не могло не увядать.

То случилось едва старушка считать частицы пыли и камки грязи его научила, она перепугалась, начала рыдать коричневыми слезами, ее магия была бессильна. Дитя медленно черствело телом, робело умом, каменело сердцем, замерзало душой. Дама все перепробовала, и отогревала того людскими душами, и кормила его демоническими яствами, лечила колдовскими травами, но только хуже делала.

В итоге та собрала вещи, взяла ребенка, запрягла дюжину куриц, уселась на перевернутую бочку и поехала к остальному семейству в поместье ″Поломанный капкан″, добралась туда за два дня, но застала всех мертвыми, ее семейство пожрала та самая болезнь. Мальчик не выжил, она похоронила его на своем участке, затем месяц проревела, следом отреклась от магии, и в угрюмом одиночестве провела последующие века в подвале.

Гадалка трусиха.

Нишсида Гопаум была не простой женщиной, а чересчур умелой толковкой на судьбы и предстоящие исходы причудливых участей, она гадала шустро, излагала ясно и лишь суть, но затем почему-то страдала. К ней приходили и люди, и чудища и ведьмы, даже духи. Карты женщине достались от прабабки, они были особенные, если кому-то участь не нравилась те могли от нее отказаться, а карты ту перекладывали на плечи хозяйки, чего и боялась Нишсида, она, как и другие не жаловала для себя чужих страстей, ведь те в основном свирепыми и страшными были. К ней как то пришла целая несчастная семья, то со своими колдовскими ношами, как в последний раз. Они пожелали узнать, что их ждет, а заодно и отказаться от участей тех, ведь многие так и дели, а гадалка потом бедная пряталась в сарае и кричала всем, что дома нет никого, это в основном, когда к ней демоны приходили.

Гзерии гадалка предвидела жуткую погибель, Ширпеке та наговорила бед разных по хозяйству, Ниупаю дамочка выдала что амбар у того будет пустым около года. Хауру женщина предупредила о гадкой помолвке, Кабию та озадачила новостью о краже дедовой лодки, Зитию предостерегла о не простом пути, Жамию дамочка отпустила со словами: – Бойся соседских псов, а Цмене издала, что в доме крыша рухнет и тотчас выбьет ее душу из трусливого тела. Выдав все, как увидала в картах, принялась выдворять гостей из дома, на что те поблагодарили дамочку, да ринулись отдавать той все свои предстоящие беды, только что услышанные.

Женщина испугалась, стоит у закрытой двери и слышит, как в доме трещит все, та сразу взяла узелок, что приготовлен давненько, взяла карты, набрала еды и побежала в лес, той надо было выждать отведенное время, чтобы происки те вернулись к хозяевам участей. День, два, три, сидит дамочка у пенька и стонет, ее тело начало серыми пятнами покрываться, помешала карты и разложила на свою будущее, видит, что одну участь переняла, а две миновала.

Та семейка счастливая дома отдыхала, пару дней и бед не знала, пока Гзерию дерево у дома не пришибло, та промучилась пару часов и ушла из жизни прочь. После того у Ширпеке в домике насекомые завелись одни, те начали поедать все подряд, и вещи и мебель. Семье это не понравилось, все решили, что гадалка от их участей спряталась, понабрали палок и направились к ней в дом. Едва Ниупай вышел из дому, как приметил бурю терзающую его амбар, та все запасы рассеивает по деревеньке, он тотчас замер от съестного ужаса. Остальные же лихо последовали к гадалке, по пути Зитий упал и расшиб себе лоб, останавливаться никто не стал даже на его всхлипывания, ведь разом перепугались только за свои непутевые шкуры.

Пока гадалка трусиха пряталась под гущей веток деревьев, ту присмотрело одно существо, что считало себя хозяином леса, оно осторожно последовало к дамочке, изловило ту, и сотворила с ней кровавые злодеяния.

Тем временем 4 выбили дверь в домик, Цмена влетела внутрь и вскрикнула, на ту обрушился потолок и сразил ту смертью. 3 гадалку не нашли, обошли окрестности, но приметив в воздухе окровавленное платье той, резво последовали к своей лачуге. Три женщины так и не вернулись домой, Жамию у ворот селения встретили псы разных домов и тут же растерзали, Хауру встретил старец и забрал себе в жены, а Кабию утопили в реке, ведь попыталась отбить свое наследство у чужаков.

Эйрис и проклятые рифы!

1059 года, Эйрис, как и часто ранее, на рассвете отправилась к скале чтобы покормить птиц Авейба, тот юноша не так давно был ее лучшим другом. Путь на скалу Губрит был не скорым, тропа к ней вела одна, та усыпана сплошь песчаной, острой блеклой крошкой суровых камней.

Мила, юна и преданна, такой девушка слыла в округе. С пепельным цветом волос, худощавым телосложением, ледяной прямотой, стальной надеждой, это в ней многих и восхищало.

С вершины скалы подул враждебный ветер, он будто отталкивая девушку назад, предупреждал ее об опасности таящейся там. Не предав значения, красавица продолжила подниматься, не внимая к мудрому сквозняку.

За океаном виднелся другой континент, именно там живет теперь Авейб, так Эйрис полагала, впрочем, зря, истина похоронена среди треклятых душ, заточенных в проклятых рифах. Подойдя к краю скалы, девушка рассыпала по всей вершине корки, и начала выжидать, птиц почему-то не было, то девушку озадачило.

– Как странно, обычно они тут безустанно кружат, голося без умолку. – подумала Эйрис, решив тех позвать.

Пока девушка кричала, всматривалась вдаль, позади ее задрожали тени, по форме тот континент напоминал чью-то гигантскую зловещую голову.

– Реока, Сонта, Вирей, Лушна, где же вы? – отчаянно обращалась Эйрис к крылатым соратникам.

Услышав враждебное причитание сзади, Эйрис обернулась, увидев чужака, громко вскрикнула. Пугающего мужчину словно вытеснила тень, тот смотря на девушку, медленно приподнялся. Волосы его походили на тени, черные глаза чудились осколками стекла, сам высокий и мощный, старый и морщинистый, с деревянным ящиком на плече и затертых сапогах, выцветшем костюме и мокрой шляпе.

– Иди сюда девица! – прошептал чужак, осмелившись приблизиться к девушке. – Я не причиню тебе зла дорогуша. – лгал по особому омерзительно.

Смотря как тот, с посеревшей кожей приближается, девушка начала отступать, ненароком следуя к обрыву.

– Стой, дальше пропасть! – выдал незнакомец со злосчастной ухмылкой.

Девушка растерялась, та не могла отдышаться, остановилась, едва прикрыв глаза, вздрогнула.

– Ближе ни шагу. – сказала она. – Кто вы? – озадачилась вслух. – Чего хотите? – спросила сурово.

– У меня важная миссия. – сказал мужчина, сверкая внутренней тьмой. – Желаю изловить птиц, а заодно и тебя с собой утащить в подлую неизвестность. – ответил с жаждой.

Эйрис стояла у края скалы и размышляла, страх остудил ее чувства, настроение несколько секунд назад рухнуло в пропасть, а душа терзалась враждебной неизвестностью.

Приметив рассеянность в той, старик мигом приблизился и с коварными мыслями в угрюмом уме, схватил девушку за руку. Он оттащил ее от обрыва, но слетелись птицы и лихо став отбивать ту, тотчас смахнули ее крыльями за край, а следом полетели вниз.

– Что вы наделали окаянные? – вскрикнул колдун, посмотрев на рифы.

Мужчина звал ее несколько раз, затем спускался в ледяные воды, искал ее около 2 часов. После тот поднялся и перегубил всех птиц, успокоился и в полной рассеянности погрузился в тень. Тот каждый месяц приходил на вершину скалы, навещал ее память, а с ней и отрешенную душу, которую так и не увидел. Тела Эйрис никто не нашел, плохую весть в селение украдкой подбросил он сам, ведь был сломлен ее дивной красотой.

Упав на рифы, девушка не сразу погибла, целый месяц та мучилась, ее тело разбилось о кости божеств, кровь испил озорной океан, а духи загубленных людей и колдунов истязали ее чистую душу. Спустя то время лик девушки показался на краю скалы, душа Эйрис освободилась, та тут же направилась на другой континент, чтобы увидеться с другом. Ее душу изловили, а затем и отравили низшие демоны. Авейб же был погублен двумя годами ранее, сам чудился не высоким, с мраморной кожей, искристой душой, вечными измышлениями, волнистыми и шелковыми волосами темно алого цвета, и сильным желанием лелеять чистоту тернистого мира.