Текст книги "Замтийсские сказания 4"

Замтийсские сказания

Часть 4: 12 шибких ошибок!

От невыносимого посыльного (хитреца и плута)

К сведению, в наших краях неуместен опыт, а с ним и строгое следование чуждым окраине правилам. Работа без досуга, все равно, что идея без вдохновения, или же смысл без помысла. Около года занимаюсь странным занятием, хожу по местам, где с десяток лет не живут, вездесущее неладное, по странным обстоятельствам письма исчезают к следующему утру, земля, что ли их съедает?

Много я за этот год перечитал, в основном таинственных дикостей, проклятых вестей, гадких интриг, скверных прихотей, повесток удаленных палачей и прочего. Путного чтива тут маловато, зато каждое мгновение жалуй гиблых приключений, будь то путь через колючую дорогу, вздорный тупик, обозленную плотину, непримиримый холм, страстную тропу, ядовитые водоемы.

На предыдущей неделе, ближе к ночи прислали некий конверт, в нем была книжица о лихих трагедиях, колдовских стараниях, загадочных повинностях и едком результате, ту я случайно обнаружил в пути к забывчивому мяснику, которому на письма времени не хватает. Дома изучил ее, та забавной оказалась. Странно, но к 4 утру та исчезла, видимо ее пес разорвал в клочья, ведь какие-то лохмотья обнаружил возле кресла. 12 диковинных историй, как прочел их, так и отпустил некий замысловатый, сердитый опыт чужака писаки. До сих пор под впечатлениями, хотя и нелепых просьб, дивных невезений, отверженных милостей, забытых поручений в грудах неотесанной макулатуры хватает.

На следующий день после прочитанных сказаний, со мной случился неприятный инцидент, колдунья встретилась, кинула в меня чьим-то пупком, плюнула в сумку и высказала гадкую мысль о том, что письмецо сожрет мою участь, мол, судьба уже перекраивает возможные повороты жизни, то явно к тупикам. После чего та дамочка вспрыгнула и обратилась в кабана, которым тотчас ринулась к склону с горы. Да, теперь эта ее фраза меня не оставляет в покое, к возмутительному поведению привык, от тех кои остались в живых, адресатов, такое самое что ни есть возможное, или сверхдопустимое.

Читая о сокровенном чужом, отвлекаюсь от бессмысленной волокиты бесчисленной суровости, лишь это занятие делает мою жизнь осмысленной и не такой поникшей, отчаянной, скисшей, отрешенной.

– Гауш, ты разнес их? – поинтересовалась Заура, ворвавшись в комнату. – Ты зачем раскрыл конверты? Торопись, их надо разнести до 11.00.

– Да, уже несу! Еще два письма прочесть осталось. – издал Гауш, хохоча над чьими-то откровениями. Тут покоится шибкий курьез.

Схватив охапку писем, мужчина с озорной гримасой неохотно взбил копну пушистых волос, накинул на голову дырявую шляпу, которую не так давно прислали на заброшенный адрес, швырнул их на дно перешитой сумки, принадлежавшей исчезнувшему предшественнику, и с корявой схемой на клочке календаря, направился к выходу из рубки ″Скорые рубежи″.

По пути к несуществующим домам, на места которых тот отчаянно раскидывал конверты с письмами, мужчина чего-то представлял, неосторожно посмеивался, говорил с птицами.

На последнем адресе, Гауш нащупал на дне сумки странный конверт, который не видывал в пункте расфасовки причудливых вещиц и крайних сведений, раскрыл его, и тотчас телом, духом и мыслями погрузился на блеклую страницу выцветшего текста.

Грязевые птицы и каменные поля.

Времена были не легкими, Баргуну Паджу каждый день приходилось мастерить сложные механические изделия, с тем выдумывать крайне толковые способы поимки съестных туш, ведь добыча пропитания требовала беспощадные глыбы безустанных усилий. На каменных глыбах ничего не росло, единственный плюс от них было то, что прямо на них Баргун, вместе со своей женой Жеспирасией поджаривали едва пойманную дичь, причем даже не разделывая.

Выживать было трудно, тем более что на каменных плитах ничего не приживалось, растения выползали из океана, но люди те достать не могли, океан был зловещ, не спокоен, опасен и крайне жесток. 6 лет пищи хватало, затем дичь обнищала, а с тем и люди обмякли силами, отсырели настроением.

Через неделю, за которую двое поели в доме все что смогли, старые книги, кое какие вещички, свет за окном вовсе пропал, и не появлялся несколько суток. На 9 сутки Баргун с Жеспирасией выбежали на улицу, то из-за странного грохота, и замерли. С неба прямо на камни падали огромные грязевые птицы, их был десяток, прилетели они с восточных границ, наверняка их прогнали оттуда не зря. Их грязевая кожа высохла, к океану тех не подпускали хвойные Барншуды, дабы не запачкать океан.

– Взрастим на этой грязи! – вскрикнула Жеспирасия, нюхая и поедая подобранный комок грязи. – Не зря здесь от той беды скрылись. – добавила, невинно ухмыляясь.

– Да, теперь будет полегче. – издал Баргун, не заметив на плите увеличившуюся тень.

Через несколько минут муж с женой были заточены под неимоверными гущами земли, кои взрастили на себе те растения, которые лишь увидав заманчивую грязь, вылезли из океана.

Нескарим и оскверненный дар.

В зиму 3076 года в тихий городок Пирсик пожаловал старичок, видимо утомился в дороге.

Остановившись в гостях у одной поварихи, именно у нее часто останавливались путники, тот представился торговцем механических изделий. Пробыл у нее не долго, причем ел лишь какую-то черную траву, называл ее пряной угодой, мало спал, всего один час. В знак хорошего и уютного гостеприимства, мужчина оставил хозяйке часы, по форме те напоминали деревянную клетку, они в конце каждого часа издавали сокровенный звук, напоминающий о том, что для того есть свое дело, так змея – заведует трапезой, кошка – жалует отдых.

Торговца зовут Нескарим, что означает ″Несший кару им″, к сожалению, об этом даже не догадывались. Незнакомец следовал по неизвестному другим маршруту, на вопросы же отвечал двусмысленно, или вовсе не понятно. Покидая жилище Тисии, да и городок, так в нем почему-то и ничего не продав, лишь пожелал всем искреннего чуда, седом направившись в путь. Едва Нескарим вышел за ворота города, как все старички и старушки попадали замертво, на кровати, пол, землю.

Дар премудрого старца поломался на 3 день, за это время в городе произошло немало потрясений, ни раз останавливалось время, домашние животные издавали неестественные звуки, черная трава за воротами, что неожиданно взросла за пару часов, разрослась по всему городку, земля стала водянистой, быстро начала портиться пища.

Решив, что их еще можно починить, Тисия отдала те местному часовщику Бодиму, мужчине, что внимательно относился к каждому изделию. Он взял их с удовольствием, и уже вечером разбирая загадочный корпус, услышал зловещий женский голосок с грубым хрипом.

– Не суйся, болью воздам! – выдало с предупреждением, изнутри нечто.

Механик посчитал то всего лишь третьим признаком поломки, они же были с механизмом встроенного звучания. Раскрыв корпус, мужчина вмиг посерел, затем вовсе замертво свалился на пол. На следующий день тело мужчины обнаружил его брат, он сразу же счел вещицу проклятьем, то едва увидев выглядывающее из развернутой клетки маленькое существо, напоминающее соломенную куклу. Оно было из той черной травы, двигалось и зловеще улыбалось, прячась внутри, наверняка чувствовало себя в безопасности.

Распахнув печь, мужчина живо бросил их в пламя, после чего из той послышалось рычание, а пламя вспыхнуло черным огнем, которое быстренько перекинулось с жуткой копотью в старое помещение.

Дом так высоко горел, что его не смогли потушить, тот сам потух, причем неожиданно в одночасье. Единственное что спаслось, так это часы, они лежали целехонькие вдали от обломков печи, собственно их и нашла Тисия, она в тот же момент забрала их к себе, чтобы и дальше теми восхищаться.

Положив их под кровать, дамочка уснула и уже не проснулась, ее вместе с кроватью, да и матрасом затянуло в часы, где нечто ту съело, то очевидно, потому как из отверстия клетки летело пугающее алое месиво.

Существо было мерзким пожинающим демоном, его присутствие и сопровождалось напастями.

На рассвете в дом пришел ее муж Питро, он ночью рыбачил, по странным стечениям обстоятельств почему-то, ни одной вытянуть не смог. Эти часы он нашел возле крови да костей, что мохнатый чудик выплевывал из своего небольшого жилища. К невероятному везению, мужчина не стал терпеть омерзительный храп неизвестного существа из тех, подобрав клетку, тот ринулся в лес.

Пока нечто отсыпалось, мужчина выкопал в глухой чаще глубокую яму, осторожно уложил их в нее, скоренько закопал, поверх могилки воздвиг небольшой валун, на котором выбил всего одну странную надпись.

– Здесь покоится Обремения Кашмарсис, останки не тревожить. – гласила та.

После, отчаянный муж поспешил домой, был сломлен горем.

К следующему вечеру, эта ель высохла, земля, будто одичала, а через месяц лес и вовсе сгнил. Городок словно возродился, счастье на очередной год вернулось в Пирсик, то пока на его улицы вновь не вернулся вредный странник.

Запрет на смерть, хвореный парик и хохочущее мыло!

В городке Пагнуф умирать не позволяли хитрые силы, те как могли, сдерживали территории от осквернения, посему погибших тщательно стерегли, в неживых телах запирали души. Посему, люди частенько сторонились опасных занятий, не увлекались даже чистоплотным прочим.

Вот и дамочка эта не выделялась, старушка собралась мыться, и только потому, что уже неделю чесалась. Вооружившись куском своенравного мыла, да дешевым париком, который не стирала с пару недель, Фуарсия направилась прямо к бочке, полотенец она терпеть не могла, редко что-либо стирала, грязь уважала куда чаще, правда пока не разочаровывалась в ней, видимо от напастей всяких насекомых, но лишь на пару мгновений. Душевая бочка стояла далеко от дома, прямо у реки, так легче было туда воду носить, была не крепка, ходуном ходила, даже ветер порой уносил ее на дно речушки, бедняжке приходилось тащить ту со дна. Забравшись в бочку, дамочка швырнула парик на берег, как следует, омыла тельце, затем бросило мыло к тому. Невзначай смывая с себя лохмотья грязи, та не заметила оголодавшее чудище, кое случайно снесло своей неуклюжей лапой причудливую бочку.

Через несколько секунд Фуарсия кувыркалась в ней на дне суровой реки. Всего миг, и чудище покинуло окрестности, проклятый парик, неким безутешным продавцом, изо всех сил прыгал в реку, которая почему-то не принимала его, отчаянно пытаясь спасти свою странную хозяйку, в то время как мыло безустанно хохотало над ним.

Вздорная прачка и магические пятна.

– Лурмилла, закрывай прачечную! Уже поздно, вещи не принесут. – выдала поломойка.

– Ты механические коробы вымывай, они все в песке. От советов твоих грязи меньше не станет. – выдала девушка у пустых корзин, читая старую газету, коей несколько минут назад выбивала пыль из чахлых штор.

Этот денек выдался нелегким, утром принесли той грязи на целое ведро, в обед на целую карету, а к вечеру и вовсе на увесистую лодку.

Лурмилла не экономила сил, едкие вещи чистила камнями, так было дешевле, пятна вытравливала песком, хоть тот и не терпел ошибок, а с ними и не скупилась на подозрительной водице, которой чудились обозленные духи.

К вечеру и впрямь бельишка не осталось, только бы девушка отпустила поломойку домой, напялила чистые сапожки, как в прачечную пожаловал старичок со скверным настроением и отчаянными намерениями, то был чересчур подозрительным.

Оставив алый костюмчик, словно перепачканный назойливой краской, некто отсыпал горстку бронзовых монеток, прямо на пол, накрыв их чистым ковриком, и тотчас вышел прочь, совсем безмолвно.

– Странный старец! – подумала прачка, поднимая монеты с пола.

Спрятав те в карман, милочка расправила костюм, выбила из того пыль, черненькой газеткой, швырнула тот в таз, налила духовой водицы, посыпала его песком, накидала в тазик камешков, и во всю принялась стучать по пятнам могучими остриями.

Через несколько секунд камешки потрескались, после чего и вовсе рассыпались.

Девушка не унывала, взяла железный прут, вытащила из таза костюм, на котором пятна больше стали, расстелив тот на полу, начала выбивать их из него беспощадной спицей. Следом, после того как прут облез, а вода словно стала демонической, девушка смяла костюмчик и бросила его в механический короб, уселась в кресло и начала крутить педали, дабы вытрясти пятна с ткани быстрым вращением короба.

Около часа Лурмилла изводилась настырными пятнами, вслед чему вовсе вытащила из ящика ножницы да выстригла их с костюма. В тот же момент из пуговиц полилась кровь, из рукавов послышались крики. Девушка перепугалась, повесила его на бельевые спицы, затем заперла прачечную и убежала домой.

Уром Лурмилла заболела, но, не смотря на это, вышла работать, старичок не пришел, наведалась его жена, та сообщила, что ее муж умер, пятна оказались проклятыми, как и тело мужчины, которое к ним было словно пришито.

Зловонная тень, оскверненная рама!

Замантрис, переехав в новую лачугу, на болотах, в северной глуши, по ночам стал наблюдать неладное. Утром отсыпался, ночью ужасался, но терпел, как мог, денег не осталось, последние монеты увела неуместная сделка.

Мужчина точил иглы, каблуки, челюсти, серьги, запонки и разное другое, делом в лачуге занимался, так что выходил из той довольно редко, а урожай рос за окном.

Странное, загадочное нечто настигало мужчину до тех пор, пока вовсе не погубило, то весьма трагичный, спорный и неучтивый случай.

Ночью, договор на домишко обращался в закладную на его тело, все ценности, мебель, вещи становились туманными, под полом нечто выклянчивало его душу, тени шипели и разили отвращенной невинностью, на чердаке что-то хлопало, дверь обращалась в древо, а рама становилась чудищем.

Не смотря на то, что Замантрис был напуган, неладное не спешило его трогать, лишь усердно тревожило душу, видимо домик был смастерен из треклятых материалов.

Та ночь была не легкой, мужчина наелся черного с разной зеленью хлеба, развалился около двери, раскидал возле себя игл, ножниц, спиц от зонтов и усердно стал заставлять себя спать. Минут через 7, стекла потрескались, тени начали тело звать, да так, что оно, было, готово душу само отпустить, рама рассыпалась на куски и рухнула на пол, та проделала в нем лихую дыру, затем обратилась чудищем. Нечто медленно последовало к спящему мужчине, наверняка оно желало зловещего задора, на что тень прихватила его, та не терпела проигрышей, и тотчас поела раму.

Она так хрустела чудищем, что мужчина проснулся, вскочил с пола и ужаснулся куда пуще, ведь из дыры в полу вылезала гадкая волосатая клыкастая Тавитра, которую не так давно заперли в погребе, чтобы она охраняла тот от неугомонных духов, чьи тела испили противные болота. Ей захотелось полакомиться чистой душой, приблизившись к тому, та взбудоражила душу мужчины, Замантрис оступился, в тот же момент тело съела тень, а душа вылетела и растворилась от страха.

Всего несколько ночей мужчина прожил там, зато при каких отважных обстоятельствах выкупил этот дом у чересчур юного поручителя.

Коллекционер шей и око Балеглы.

Мальчику одному в детстве нравились шеи, тот любил их мерить, впоследствии те выкупал у бедняков, забирал у увядших жертв, насаживал те на крючки в сетке и размышлял о старости, тот их собирал для того, чтобы смерть отпугнуть длинной шеей, которую не скоро нарастит.

Поскольку в его пару десятков пробралась тройка шей колдовских, то их владельцы, непростые духи обратились за помощью к сумеречному змею, чтобы он им помог вернуть свои не густые, но высокие шеи. Сумеречный змей выслушал духов, настиг окраины и замер там, на целый месяц. Духи, поскольку в сумерки становились сильнее и проворнее, набрались сил, слились и ринулись на поиски странного юноши.

Кавий ненавидел темноты, потому залез на дальний холм, да и поджог его случайно. Высыпал на вершине шеи, и в очередной раз начал их пересчитывать, дабы успокоить старое желание, а заодно утешить затхлую идею.

Не сразу, но духи обнаружили юношу, ринулись к огню, да пройти сквозь тот не могли, ведь на холме полыхала треклятая трава вперемешку с магическими растениями, они стали продвигаться вдоль него и кричать на мальчика, требовать свои шеи обратно.

Кавий обратившись к пламени, кинул в его чистые гущи пару шей. В тот же миг огонь загоготал, около юноши образовался чей-то громадный глаз, будто водянистый, огонь сместился и предстал устами, чьими вскоре некто издал чуждое.

– Прыгни в глаз, спасешься! – выдало нечто, с обнадеживающей настойчивостью.

Юноша тронул рукой глаз, на что та неожиданно иссохла, следом швырнул призракам сетку с шеями и рискнул уйти от немыслимого прочь. В то же время сумеречный змей покинул просторы селения, духи забрали шеи, но уходить не стали, те почуяли опасность, а юношу им теперь стало жаль.

Уста начали ругать Кавия, глаз растекся и погасил огонь, водица затопила всю окраину, а мальчика не тронула, впрочем, как и единственный клочок на котором тот стоял.

– Жуть, какая, как же выбираться? – подумал Кавий, оглядываясь по сторонам.

Через час из воды вышло чудище, оно представилось Балеглой, то предложило юноши выбор, либо до конца жизни черпать воду с окрестности, причем сухими руками, либо рискнуть пойти с ним в стоки возможностей под каменными плитами. Кавий выбрал первый вариант и в течении недели выливал за спину свой путь, после чего тот вызвал чудище и рискнул направиться за ним, где ему помогли выбраться те самые призраки, правда без шеи, глаз и уст, то стало даром для Балеглы.

Проклятый ревизор и жадный городишко.

Барнад был единственным умелым проверяющим, его предшественники либо убегали от скверных жителей, либо погибали при загадочных обстоятельствах.

Близился 2 квартал, а это значило, что ревизия будет не из легких, потому мужчина начал готовиться к той за несколько недель, ведь в его нескончаемом листе запутанного перечня было все подряд. Тот проверял чистоту воды, наличие мыла, необходимость дела, качество семян, жилищную нужду и остальное. Его так не жаловали, те даже прятались в дальней части городка, ведь он своей оценкой тотчас обесценивал что-либо, заражал проклятием, портил вещицы даже не видящим глазом, от прикосновения мог и дом разрушить, видимо от настроения.

В очередной раз жители собрали самое ценное барахло, усыпали им выгребную яму, ведь к ней и близко ревизор не подходил, а сами стали готовиться к гиблым проказам. Тот лишал их всяческого выбора, свободы на гордость, продовольственных идей, отходчивых происков, намеченного ремесла.

В трактире некие отвязали бочки, чтобы рухнули те на него, в сырной лавке крыс заперли, тех, в доме самой бедной дамочки расшатали половицы, в загоне для скота заперли разъяренных псов, в воды змей накидали, а одежду пропитали жутким запахом, от которого и сами легко сходили с ума.

Барнаду не пришлось в этот день переживать страшное, тот у самых ворот рухнул замертво.

Увидев ревизора, часовые подняли его и доставили в город, жители которого с радостью волокли его тело по всем приготовленным напастям, не пропадать же лихим стараниям.

Около трети дня душа ревизора наблюдала за гадкими выходками местных извергов, после чего с грустью отошла в дальнюю сторону, за то время тело перестало им быть, а нечто гиблое, кое скрывалось в теле, прямо за душой, вырвалось и начало мстить, даже тем, кто был неповинен в гибели ее носителя. Проклятье не нашло себе умелого работягу, а потому погубило всех, ведь оно нуждалось в надежном, преданном спутнике.

7 разъяренных колдуний и демоническое перепутье.

Разгромив чудное селение, странные дамочки расположились у одного лихого перепутья, земля была враждебной. Они были вне себя от злости, добыча попалась чересчур худой, 3 жутких души, покалеченная белка, и реденькое барахлишко.

Поскольку все 7 знали, что к тем скоренько наведаются демоны за своей данью, ведь недавно тем отдали дары, то им пришлось награбленное зарыть под 5 развилками.

Первый демон не оценил жадности 4 и тотчас пришиб ее скудным добришком, второй же поверг в безумие 1, третий забрал 3, 2 не стала ждать четвертого и ринулась обратно в глушь. Пятый же не стал трогать остальных, лишь против всякого настроил перепутье, обратил его длинные тропы в клыкастые пасти.

Выкопать то, что было подарено перепутью, 3 колдуньям не удалось, как впрочем, и отступить к родному поселению. Шаура направилась по первой тропке, Гофема последовала к центральной, а Модха подумав как следует, двинулась по последней.

3 демона, что настигли лишь следы колдуний, обратившись к перепутью, выудили из его недр вещиц дивных, затем отправились в пристанище демонов, данью хвастаться, собственно оттуда они и нагрянули в эти издыхающие края.

Из 3 дамочек, до конца выбранной тропы дошла лишь одна. Как бы первая не перепрыгивала на очередную тропу, не смога не сломать шею в ловкой пасти, второй повезло меньше, ту загрызли клыки могучих зверей, а третью сильно покалечили и отмахнули в сторону леса.

Демоны в количестве 7, еще долго не сводили целей с той 7, она отдувалась за своих сестер по магическому толку ровно 14 лет, а после неожиданно пропала.

Отважные торговцы и жуткие рубежи!

За несколько лет, суровых, но растерянных, рынок тот порядком обнищал. Ценного почти не осталось, как впрочем, и самих торговцев. Один из самых известных рынков в былом, во всех краях о нем знали, а магических зверей, необычайные травы, лечебные снадобья целебные смеси, оберегающую нежить привозили с других континентов.

Сейчас на том торгуют лишь механической подделкой, впечатляющими иллюзиями, скверными уловками, жестокими тайнами, опасным барахлом, спящими ядами, скверные поколения хваленых продавцов.

Вернуть былое уже не удастся, границы рассержены, правила изувечены, возможности исчерпаны, магия отравлена, время словно отозвано, то не везде правда.

Торговцы не искали товар, те пытались выбраться из злополучных страниц, на что находили лишь несчастья и мудреные опасности, коими угощали других, то меняли на возможности, набирали сил и вновь бросали все к шансу на спасение в иной реальности.

Десятку удалось отыскать рубежи, те, что были перешиты демонической нитью, кои располагались у святыни Фарнуел, она не позволяла той расползаться по окраинам. Их неспроста зашили, все их боялись, люди, звери и чудища, колдуны, демоны, божествам же эти места были незнакомы.

Торговцы рискнули всем, перепачкали одежду и кожу демоническим прахом, чтобы нити их не тронули, набрали дюжину разных магических атрибутов, дабы справиться с трудностями, и направились к узким краям, по холму из древесных костей, алой шерсти, зловещих ног, черных ушей.

Щели были небольшими, из них разили едкие звуки, внутри огромными лужами извивались изумрудные кроты, словно кому-то пытались помочь, вместо земли были завалы из старых ковров, внутри которых ревели тысячи душ, видимо тех изловили праотцы юных извергов. Облаками же, витали спящие монстры, из их ноздрей, пасти, кожи исходил ядовитый пар.

Путь завален ловушками из заманчивых крайностей, таких как горькие дары, бессмертные истины, ослепшие откровения, редчайшие инстинкты, пойманные странности.

Торговцы сдерживали свои желания, навязчивые идеи, слепые соображения, используя против искрящихся сторожевых, воинствующих дымных созданий и песчаных Павудлов вытравливающие специи, замораживающие чернила, треклятые растения, обманчивых духов.

Первый рубеж торговцев впечатлил уловками, второй же нескончаемыми лабиринтами из угля, а третий, до которого лишь через 3 года добрались двое, те питались углем и пили собственный пот, унылой щелью всего в пару сантиметров, которая вела в измерение грез.

Те продвигались осторожно, по сгнившим смыслам, сухим подсказкам, вскоре изувечив пальцы, ведь только ими рвали острые страницы, выбрались наружу, где их в миг растерзали Фугсуры.

Загнанная в нору и подлый выселитель.

Чистоплотная женщина любила свои селение и дом, заботилась о тех как могла, за 23 года ни разу не допускала мысли покинуть этот чудесный участок землицы.

К вечеру направилась к пекарю за ржаными булками, он жил прямо у ворот, на что тут же приметила у тех оголодавшего бродягу, он прижался к ним спиной и с грустью смотрел на небо. Дама расчувствовалась, набрала булок, с ним чай пила, затем обмолвилась с незнакомцем дюжиной увесистых вопросов, ну а после позвала его на ночлег, тот ей поведал о своем разрушенном селении, что находиться по соседству.

Дом Водры был чересчур заманчив, ее добродушный муж его построил сам, причем в юности и из подручных средств, в 3 этажа, древнейшая постройка в причудливом селении, в коем народу всего 4 человека. Из тех Водра, слепая Фапата, угрюмый Саркода и равнодушный Бибран, все жили вдалеке друг от друга, посему виделись редко.

Пока хозяйка готовила щи, Затнус, так звали юного душегуба, хорошенько огляделся в доме, осмотрел все этажи и комнаты, приметил и другие сооружения, с тем и владения.

Особой мысли, как заполучить жилище дамочки у Затнуса не было, тот ни ел несколько дней, но такое желание внутри него кипело, подобно той съестной жиже в кастрюльке.

Поужинав, как следует, Водра отвела гостя в комнату ее погибшего мужа, а сама направилась на чердак, дама лишь там терпела сны. Обратившись ко сну, женщина напрасно утешилась добрым поступком, уже через 2 часа, юноша вынес ее из дому и поместил ту в зяблую нору, давненько вырытую лисой, которую погубили, а на земле этой воздвигли селение, эта нора стала неким памятником.

Юноша был обозлен, тот целый день стоял у забора, из тех 4 лишь Водра его пригласила переночевать, за что собственно лишь ее он в живых и оставил, другие же воротили носом, усмехались, не замечали. Этой же ночью он задушил Фапату, отравил Саркода, покалечил Бибрана, а их ценности и собственность забрал в жертву их бесчеловечности.

Утром дама обомлела, не поняла, как в норе оказалась, решила в дом войти, да ее юноша тут же обратно отволок. Тот ей рассказал, что он так год жил, вот и теперь другие будут жить. Женщина расплакалась, но до последнего жила в норе, через пару недель, когда захворала, Затнус разжалобился и пустил ее в дом, на что тотчас пожалел, та забила его веником, коим подметала в норе, до смерти, а затем забила ворота и стала жить как госпожа, а к себе уже никого не пускала.

Катакомбы ослепших богов!

8, тех было всего, их горожане за всю историю города использовали лишь по своим нуждам, но когда получали желаемое, лишь осуждали количеством. Божества оберегали людей долго, затем помогали, а после скрылись в подземных тоннелях, среди каменных надломов магического дна.

Горожане растерялись, решили, что боги от них отреклись, это их оскорбило. Те попросили охотников добыть им их глаза, видимо в качестве трофея возмездия, на что им отдали практически все самое ценное.

Десяток лучших, смелых охотников собирался два дня, а затем по следам ринулся за кровавыми трофеями. Всего-то несколько часов, и путь в убежище было найдено, правда внутри было слишком темно, любую попытку осветить путь, тьма словно съедала вместе с охотником. Тем пришлось идти на ощупь, кто-то спотыкался и погибал от падений на острые камни, на кого-то валуны грязи ссыпались сверху, и неожиданно давили.

Так из путников лишь 5 добрались до цели, все остолбенели от ужаса, богов словно отравили, а затем медленно с ног поедали. В пещере никого не было видно, но в несколько голосов кто-то все-таки рычал, небрежно, юно, странно, зловеще, игриво, словно устрашающе паясничал.

Забравшись на одного, Канерь опрокинул его на остальных, разом прижав тела всех к полу. Каждый набрал себе глаз, те сами вывалились из глазниц, а затем направился в город. 3 вернулись, они предупредили немногих о странных тоннелях, забрали награду, оставили глаза и поспешили от этих мест прочь.

Как только души богов вернули тела, те отдыхали в дали, все 8 рассвирепели, выползли наружу, отыскали город и погубили каждого жителя, разрушили его и вернулись обратно, где неизвестное создание съело их окончательно.

Безумный Кайми и похитительница голосов.

Знатный на лихие рассказы мужчина, чужак, который путешествовал по континенту налегке, утешал отчалившие годы странными историями. Кайми, ни к чему не относился ржаво или грубо, тот не прочь был с каждым поделиться опытом охотного дельца.

Тот был на удивление любезным и таким же добродушным, публику не выбирал, задорные старики, чумазые детишки, угрюмые тетушки, изможденные юноши и бессовестные дамы сами находили его и с радостью переиначивали его опыт своими лукавыми страстями.

В очередной раз, то днем, сидя на обугленной плите, в городе дерево было дешевле камня, мужчина выжидал нужное время, в очереди из 13 человек, за шибким рассказом о упрямом ребенке и толковой козе, не внимая на тех кто его слушает и собственно зачем. Люди были самые разные, суровые работяги, чистоплотные ханжи, равнодушные лодыри, сникшие рохли, те стояли у прилавка с рыбой, другого в те места не привозили, с ужасом на уме ожидали своих хилых минут, не иначе. Платой за странные виды рыб были воспоминания, чувства, гордость, покой, внимание, совесть, настроение и прочее, а если кого-то не устраивала цена, тот мог договориться с Мидлой, девушка была дочерью некогда сбежавшего из городка рыбака, та в обмен на чудный голос позволяла уносить с собой по ящику неладной рыбешки, не меньше.

До Кайми очередь дошла довольно быстро, тот как раз успел рассказать ту дикую историю, набрал охапку чудных Рапушей, а с ней побрел к торговке. Тот решил заложить в угоду сытости свою шальную совесть, не став сдерживать противный аппетит.

Мидле голос странника понравился, она возжелала тот заполучить, потому с мужчиной отказалась меняться на ошалевшую и загадочную совесть.

Кайми, долго бился спорами, а после все же отдал голосок, затем забрал свой выбор и отошел, затем, правда вернулся и стал требовать назад свой голос с крепкой молвой. Тот получил отказ, мгновенно обезумил, налетел на девушку, коей оказалось пугало, девушка исчезла, а с ней и голоса тех остальных в очереди зевак.

Кайми оставшиеся годы извел на поиски коварной торговки, за то время лишь погубил дам походивших на нее, сколько бы ни тратил чужих жизней на свои страдания, так и не нашел утешения в желании заполучить свой голос. Кстати рыбу ту он так и ни съел, мужчина около месяца ни чего не ел вовсе, а после того рыбу перестал даже замечать, ни то что брать в трапезный расчет.

Ее не нашли, говорили, что украденные голоса слышали повсюду, в самых жутких, и невероятных местах, но ее не видели, зато кто-то отыскал ее немого отца, который тут же заявил что детей у него никогда не было.