Текст книги "Страна сказок 392-395"

Письмо в никуда-3936,5-3939

16 ноября 2014 года. Сказка про Кратово, про детство, про танки. Потому что уже была подобная, когда я ввёл в Кратово танки. Итак, шёл по лесной кратовской дороге малыш Хювяринен и волочил за собой на верёвке игрушечный танк. Это и будет вводом танков.

А навстречу малышу из кустов выходит маньяк Фишер, мегалломаньяк, он один там такой озабоченный. И говорит:

“Малыш, а, малыш! Как тебя зовут?” Вполне дружелюбный естественный вопрос.

“Хювяринен!” – говорит малыш.

“Какое совпадение!” – говорит Фишер. – “И меня так же! Давай с тобой дружить!” Вполне естественное предложение.

“Но мама запрещает мне дружить с мегалломаньяками!” – говорит Малыш. – “Они могут лишить меня девственности!”

“Чего лишить?” – удивился Фишер, так как сам впервые слышал это слово. Плохо в школе учился.

“Ну там: анекдот: почему старые девы носят чёрные юбки? Боятся засветить плёнку! Ну и я такой же! Тоже забочусь о плёнке!” – сказал Малыш, который тоже имел слабое представление о девственности.

“А давай спросим знающего человека!” – сказал Фишер и остановил Женечку. Женечка, медсестра из медпункта Кратово, только училась быть хирургом. Пока она весело бежала к колонке за водой, размахивая ведёрком. Вопрос Фишера её не очень озадачил:

“Девственность бывает только у девственниц! Это такая… Такой… Такой… Может, это конец мужской, и всё? Да нет, не может быть! Зачем вы спросили? Зубы заговариваете? Очень подозрительные типы!”

“Да нет, мы не типы! Мы знать хотим! Орешек знанья твёрд! И всё ж, мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможешь ты! Как тебя? Женечка? Вот давай, раздевайся и раздвигай ноги!” – сказал Фишер.

“Это ещё зачем?” – спросила Женечка.

“Потому что женщина – как мороженое! Сначала она холодна, потом тает, а потом липнет!” – сказал Фишер.

“Женщина – может быть! Но я не женщина! Я – “всадница”!” – сказала Женечка. – “А про девственность вам подробно расскажет мой куратор профессор Павлов! Вон он, как раз выходит из обезьянего питомника весь в обезьянем дерьме!”

“А мы хотим, чтобы ты рассказала! Ты в самодеятельности участвуешь?” – спросил Фишер.

“Участвую!” – соврала Женечка. – “Ладно! Вот я ложусь и раздвигаю ноги! И мои ляжки начинают ссориться: “Между нами всё порвано!” Шучу. Шу-чу. Ничего не порвано! Вот это и есть девственность! Может, слыхали: ноги – к счастью две дороги!”

“Ты слыхал?” – спросил у Хювяринена Фишер.

Тот отрицательно покачал головой:

“А я слыхал, что девственность находится в голове! Потому что все болезни из-за головы!”

“В голове, конечно, тоже, но в ничтожном количестве!” – сказала Женечка.

Тут подошёл Павлов:

“Женечка! Почему ты лежишь с раздвинутыми ногами? И кто эти двое? Может, познакомишь? Хотя выглядят они, как два бомжа!”

“Мы не бомжи, уважаемый Павлов!” – сказал Фишер. – “Мы разобраться хотим! Вот у вас есть в голове девственность?”

“Да сколько угодно! Хоть отбавляй! Сам мучаюсь!” – сказал Павлов. – “Могу поделиться!” И он стал блевать в пыль дороги: “Вот и вот!”

“Похоже, бедный Павлов повредился в уме вместе с обезьянами!” – сказал Фишер Хювяринену.

“Да нет! Какой там повредился! Наоборот!” – бодро сказал Павлов.

Женечка сказала:

“Ну, я пошла за водой!”

Мужчины остались одни. Павлов сразу набычился:

“Ирре папирре, битте!”

“Чего тебе?” – спросил Малыш. – “Пропуск? Вот! А у Фишера его нет, он мегалломаньяк, все знают и так! Он без пропуска ходит!”

Павлов сразу подобрел:

“Дорогие друзья! Разрешите ознакомить Вас с моей диссертацией! Вы будете Первыми! Понимаете? Первыми!”

“А о чём диссертация?” – спросил Фишер.

“Как размножаются в неволе макаки и Женечки!” – сказал Павлов и увлёк друзей к себе в кабинет. Там он открыл большую иллюстрацию: Макака трахает Женечку.

“Нет, не то! Совсем не то! Да это и невозможно! Они обе девочки!” – сказал Павлов и стал показывать на простыне на стене диафильм, демонстрирующий мощь его диссертации. На первом рисунке была простая Женечка. Потом она тыкала себе в лицо мороженым. А потом лежала на скамье рядом с похоронным венком.

“Что это значит?” – спросил Фишер.

“Не знаю! Кто подложил этот слайд?!” – заорал профессор.

“Это я подложила!” – сказала Женечка. Она вернулась. – “Это значит, что размножаться я буду только через свой труп!”

“А мороженое тут при чём?” – спросил Павлов.

“Мороженое при том, что я как мороженое: таю и липну! Но вообще говоря, это означает потерю координации. Я же засовываю мороженое мимо рта!” – сказала Женечка.

“А ты умнее, чем кажешься! Вот ответь мне на контрольный вопрос, на который я засыпаю всех своих студентов: почему тебе не нравятся трусы в “горошек”?” – спросил Павлов.

“Потому что лучше трусы в “горошек”, чем горошек в трусах!” – сказала Женечка.

“Ты на что это намекаешь?!” – спросил Павлов, у которого был невелик.

“Ни на что. Просто ответила на вопрос!” – сказала Женечка.

“А на нас кто-нибудь обратит внимание?” – спросил Фишер. – “Вон, Хювяринен уже гадит в горшок с цветком!”

“Это не хорошо! Мальчик, прекрати! Гадь лучше в этот Кхуман!” – сказал Павлов.

“Но профессор, вы же обещали подарить мне этот Кхуман!” – сказала Женечка.

“И подарю! Так как время к этому подходит! Вместе с содержимым!” – сказал Павлов.

“Тогда лучше не надо!” – сказала Женечка.

Фишер сказал:

“Ну мы будем смотреть слайды или нет?”

“Конечно, будем! Вот нормальные слайды про Карлсона! Вот сам Карлсон! Видите: его моторчик вращается, он ХОЧЕТ! Вот Женечка развешивает бельё на чердаке. Так Карлсон одевает белую простыню и начинает играть в предварительные игры: в Привидение! И так Женечка и размножается!” – сказал Павлов.

“То есть, вы хотите сказать, что меня может обрюхатить (грубо говоря) только Карлсон?” – спросила Женечка.

“Ну почему только Карлсон? И Малыш может!” – сказал Павлов.

“Я? Могу?” – переспросил Малыш.

“Да не ты! На свете полно разных Малышей! Наш Малыш никакой не Малыш, а Мальчиш-Плохиш! А у тебя слишком мал!” – сказал Павлов.

“Ну, Слава Богу!” – сказал Малыш. – “У меня прямо как гора с плеч свалилась! И всё опало! Даже то, чему опадать нечему!”

“Позвольте-позвольте, профессор!” – сказала Женечка. – “Но вы упускаете из виду вектор искривления пространства и Теорию Большой Толпы! И возможности появления в нашем Кратово Принца! А может, это и он!” И она погладила Фишера по голове.

“Да! Я такой, детка! Меня не надо дважды упрашивать!” – сказал Фишер.

“Да ты посмотри на него повнимательней! Он же ничего не может как мужчина!” – сказал Павлов.

“Я ничего не могу? Да ещё как могу!” – сказал Фишер и принялся гоняться за Малышом по помещению. – “Простите, ошибся! Я должен гоняться за курами! Куротоп я!”

“Вот видите, профессор! Вся ваша теория летит к чёрту! Женечки могут и хотят размножаться в неволе! Как это: верхи могут, но низы не хотят. Или низы хотят, но верхи не могут! Тут же такой случай, что низы хотят, но верхи активно не хотят!” – и Женечка врезала Фишеру по голове сковородкой! – “Чем больше сдадим, тем лучше! Это же маньяк! Его милиция ищет!”

“А вот и не ищет!” – сказал Малыш. – “Милиция ест пончики! Разрешите представиться: младший милиционер Хювяринен!”

“Тебя надо ещё понизить!” – сказал Павлов.

“Да куды ж ещё понижать?” – спросил Малыш.

“Но почему, почему ты не арестовал этого Фишера?”

“Потому что я работаю “под прикрытием”! Я должен был выяснить, насколько далеко он зайдёт, а потом взять его с поличным! Потому что у нас нет ничего на него: он невинен, как слеза!” – сказал Малыш.

“А как же слухи, что он поганит женщин и детей в лесу?” – спросила Женечка.

“Это всего лишь слухи! Всем женщинам он понравился, как и детям. Они называют его: “Милый-милый” и “дядя Фишер”!” – сказал Малыш.

Тут Фишер очнулся:

“Моя голова! Она прямо раскалывается!”

“Наверное, ты щас лишился девственности, которая в голове!” – авторитетно сказал Малыш.

“К чёрту слайды! Мне надо на свежий воздух!” – сказал Фишер. Женечка под ручку отвела Фишера на завалинку и дала в руки свистульку:

“Сиди здесь и мастери по этому образцу свистульки детям! Да не перепутай: детям – свистульки, бабам – мороженое!”

“Какое мороженое?” – спросил тупо Фишер.

“Это! От Макаки отрываю – тебе даю!” – сказала Женечка и дала ему мороженое. Ну и он всё, конечно, перепутал и дал шарик мороженого детям. А в баб пытался засунуть свистульку!

В это время в кабинете Павлова при неярком свете проектора Малыш и Павлов держали Совет.

“Надо так!” – говорил Малыш. – “Мы познакомим Фишера с нашей Бой-Бабой и создадим ещё одну здоровую ячейку общества!” Бой-Баба была известна тем, что на рестлинге кусала и целовала за низ, хотя это было запрещено Правилами.

“Бой-Баба уже не та! Обабилась!” – сказал Павлов.

“Как это произошло?” – спросил Малыш.

“Запросто! Она повстречала Злобного Хорька, и у них завязался роман! Она попыталась укусить его за низ, но он был в бандаже, и она поломала зубы об него! Вот и всё!” – сказал Павлов.

Тут вернулась с улицы Женечка:

“Я чего-то пропустила?”

“Да нет, что ты! Вот я говорю товарищу милиционеру, что у нас все макаки в наличии, никто не подох!” – сказал Павлов и тихо – Малышу: “Женечка и есть наша Бой-Баба!”

“Приятно познакомиться!” – сказал Малыш. – “Обожаю, когда меня кусают за низ!”

Женечка вопросительно посмотрела на Павлова:

“Как это понимать?”

“Понимаешь, Женечка, я не удержался и рассказал ему о твоём прошлом!” – раскололся Павлов.

“Как тебе удалось его так быстро расколоть?” – спросил Малыш.

“Это что! Вот до той поры, пока я не обабилась, у меня все раскалывались! Даже бюст Марии-Магдалены! Упал и раскололся!” – сказала Женечка.

Тут открылась дверь, и вошла Макака:

“Зачем отобрали у меня мороженое?!”

“Тебя только тут не хватало!” – сказала Женечка. – “На тебе 20 копеек, сходи и купи!”

“Но не покажется ли это странным? По магазинам ходит макака!” – сказала Макака.

“Не покажется! Все кратовцы давно привыкли, что у нас в медпункте не всё чисто! Не чисто, одним словом!” – сказала Женечка. Макака ушла с копейками.

“Ну что ж, – сказала Женечка, – а теперь давайте размножаться! С Малышами!”

“Отвянь, Женечка! Это никак невозможно до тех пор, пока не завершена диссертация!” – сказал Павлов.

Женечка отвела Малыша в сторонку:

“А вы можете земную женщину ТОГО?”

“Чего?”

“Ну ТОГО!” – и Женечка подняла брови. – “Вы ведь с Марса! У вас же 44 зуба!”

“Сама ты с Марса! Это протезы!” – сказал Малыш. – “А женщину я не могу на службе! После службы – пожалуйста! Но учти, что милиционерам трудно исполнить свой супружеский долг, так как перед этим он должен по инструкции исполнить этот долг дважды в воздух!”

“Ах, как это романтично! В таком случае, я как медсестра, должна этот долг прирезать!” – сказала Женечка.

“Всё! Дописал!” – сказал Павлов. – “Вот послушайте! “И поэтому ясно, что Женечки в полевых условиях не размножаются! Конец цитаты!”

“Дрянь твоя диссертация! Жизнь много разнообразней и многоликей!” – сказала Женечка. – “Вот возьму и размножусь!”

“Ну и катись к чёрту!” – сказал Павлов. – “Я тогда напишу диссертацию про то, что на красный свет наши макаки жрут бананы, а на жёлтый – помидоры! Потому что здесь в Кратово неправильный… неправильный… Короче, радиация! И хорошо ещё, что все не гадят оранжевым дерьмом!”

“Ну и иди, пиши, писатель хренов!” – сказала Женечка. – “А я не знаю лучше места на Земле, чем Кратово!”

Они с Малышом под ручку вышли на завалинку, где собрался народ. Все дивились, как это Фишеру удалось засунуть свистульку в женщину, и есть ли преспектива такого рода отношениям.

“Конечно, нету!” – сказал Малыш. – “Граждане тунеядцы, хулиганы, спекулянты! Кто хочет поработать?”

“Огласите весь список, пожалуйста!” – сказал Фишер.

“Ну что ж, ты сам напросился! Тебя никто за язык не тянул!” – сказал Малыш. – “Наряд в баню! 5 человек!”

“Я!” – сказали 4 женщины и Фишер пятый.

“Ну идите! Но смотрите там! Чтобы без этих ваших “ай-люлю”!” – сказал Малыш. Таким образом он разогнал всю толпу, причём отправил всех детей в наряд на конец пруда, где жил Злобный Хорёк. Дети должны были там подмести территорию и спеть Хорьку колыбельную: “И бычок лёг к корове под бочок!”

Женечка сказала:

“Ну что? Ты готов исполнить пусть даже холостой мужской долг в воздух?”

“Понимаешь, Женечка! Не всё так просто! Ты, если честно, меня не возбуждаешь!” – признался Малыш.

“Ты меня тоже не возбуждаешь, но я всё-таки не теряю надежды!” – сказала Женечка.

“Если от вас ушла Любовь, придёт Надежда. Уйдёт Надежда, придёт Вера. Уйдёт Вера – придёт Зульфия!” – сказал Малыш. – “Ладно! Мне пора идти по своим мальчишеским делам! Я ведь не просто так пришёл в Кратово! Я танк катил на верёвке! Кстати, где он?”

“Как не больно тебе говорить, но твой танк попал в обезьяний питомник, и над ним надругались макаки в изощрённой форме!” – сказала Женечка.

“Значит, танков больше в Кратово не будет никогда! Да здравствует Светлое Будущее!” – сказал Малыш. И мы тоже закругляемся писать эту свою диссертацкую. Была она эпическая. К.

Письмо в никуда-3939-3941,5

19 ноября 2014 года. Сказка. Хотелось мне написать о беременной Миледи Здвинтер. Беременна Мордауном. И все говорят:

“Она готовится стать матерью!”

А рядом садится Протон и говорит:

“А я готовлюсь стать отцом!”

И тогда Миледи рассказывает ему, что её промежность – маленький театр. Раз в жизни в нём бывает премьера. Каждый месяц там – кровавая драма. И возможен только один зритель, да и то стоячий. Но теперь в этом театре будет ещё один зритель – пролетающий! Это и будет наш милый малыш Мордаун. Он пролетит сквозь театр и ничего не увидит толком. Но всё-таки, как говорится: “самолюбие выписывает тебе чеки, которые ты не в состоянии оплатить!” Не потяну я такую глобальную тему. Потяну другую.

Скажем, про русскую глубинку и девушку Алёнушку, которая, конечно же, потащит пирожки через лес своей любимой свекрови! Или мачехе! Или тёще! Или свёкру! Или Волку-зубами-щёлку. Но так или иначе, пирожки будут несъедобные. Потому что Алёнушка та будет Чёрная Вдова! Которая уже отравила пирожками пол-леса! Ладно, ладно, не будет она Вдовой. Будет невестой на выданье. Например, Волку. Волк её возьмёт, и это будет хэппи-энд!

Ладно. Сидела Миледи Здвинтер беременная на лавке в трактире рядом с выпивающими гвардейцами Кардинала Отозом, Протоном, Арахисом и д, Ратаньяном. Они ей щедро наливают и говорят:

“Это полезно для будущего плода!” Для Мордауна-то всё полезно.

Но Миледи стоит на своём:

“Ему полезно грудное вскармливание!” И пытается засунуть в театр свою грудь. Есть такой анекдот: “Вот железистые тёлки! Металлистки, что ли? Нет, с грудными железами. Лучше они бы были голосистые! Крикливые, что ли? Нет, с голыми сиськами!” Ну и конечно, грудь Миледи не дотягивается до театра, потому что это самолюбие выписало чек, что дотянется.

“Давай, я помогу!” – сказал добрый по жизни д, Ратаньян и принялся тянуть Миледи за грудь, чтоб дотянуть! Как бы не так!

“Ах ты, каналья! Тысяча чертей мне в гальюн!” – сказал гасконец. – “Я оторву эту железу к чёртовой матери!”

“Успокойтесь, мой друг!” – сказал Отоз. – “Давайте я вам расскажу историю про Чёрный Пруд!”

“Опять!” – сказали Арахис и Протон, которых Отоз уже задолбал этой историей. Он вечно её рассказывал:

“Однажды на Чёрном Пруду плавал водолаз в одном носке! Это был граф Ля Февр. То есть, я. Вот, думаю: надень я второй носок, вероятно бы, утоп!

И тут из глубин пруда всплывает Прекрасная Афродита! В чём мать родила! И говорит:

“Мужчина! Угостите даму спичкой! У вас выпить есть? Например, мартинни, виски или содовой, не взбалтывать!”

“У меня есть компот!” – сказал я, Отоз. И увлёк даму к себе в замок. Там я налил ей компота и говорю:

“Давайте послушаем музыку!”

“А если мне не понравится?” – спросила Афродита.

“Ничего страшного: оденетесь и уйдёте!” – сказал я.

“Но я и так уже не одетая!” – сказала она.

“Понятно! Щас мы это исправим!” – сказал я и накинул на неё свой зипун. Этот зипун видал виды. Когда я ещё служил в морском десанте, то он назывался бушлат. Но был весь в дырках. Потом на него несколько раз сходил наш Кот Мурзык, и бушлат стал зипуном. А Мурзык стал лишенцем, его так и сфотографировали в полосатой майке на фоне полосатой стены. С табличкой в лапах: “С. ал в зипун!” Больше я его не видел. Наверное, Кот отправился по этапу!

Ну так вот. Зипун очень понравился Афродите:

“Это что, заморский тушкан?”

“О да! Ещё какой заморский и какой тушкан!” – сказал я. – “Последний писк моды в Европе!”

И вот Афродита пошла осматривать мой замок. Сначала она зашла на кухню. Там были какие-то дибилы. Они схватили Афродиту и протащили её мордой через все торты! Со словами:

“Ты испортила все торты!”

“Дибилов придётся убрать!” – сказала Афродита мне.

“Но как их уберёшь? Ведь это всё мои племянники!” – сказал я.

“А я говорю: дибилы они!” – сказала Афродита, выплёвывая кусок торта. Я попробовал этот торт: вполне жизнеспособный торт. Дибилы бы такой не приготовили.

Потом Афродите приспичило полезть ко мне на чердак. Она влезла и ка-ак заорёт от ужаса! Оказывается, там была тень Отца Гамлета! А сама игрушка Отца Гамлета стояла на подоконнике и отбрасывала чудовищную тень.

“Между прочим, этот замок – последнее творение Ла Рю!” – сказал я.

“Плевать я хотела на твоего Ла Рю!” – сказала Афродита. – “Дай мне ночной горшок, и я пошла спать! Я устала!”

“Зачем горшок, дорогая моя?” – спросил я. – “Тут предусмотрена канализация!” Но как назло, в канализации застряла мышь, канализация раздулась и лопнула! Все дибилы были забрызганы фекалиями!

“О! Фекальки!” – сказала Афродита. – “Мой брат Костя-Одессит наводнил ими всю Одессу! Шаланды, полные фекалий!..”

“Так это был твой брат?!” – начал свирепеть я, потому что этот Костя уже всех достал.

“Ну да, брат, товарищ, любовник, мужчина!” – сказала Афродита.

“А у тебя с ним что-нибудь было?” – спросил я.

“Всё было! Но: куда-куда вы удалились весны златой мои дни? Или как там?” – спросила Афродита.

И тут в замок, как всегда, без приглашения, явился д, Ратаньян! Он как увидел Афродиту в зипуне, так заорал, как обрезанный:

“Это – Миледи Здвинтер! Она – переодетый мужик!”

“Да успокойся ты, д, Ратаньян!” – сказал я. Так как после того, как гасконец переспал с Миледи, ему они, Миледи, всюду мерещились.

“Она не может быть твоей Миледи! Она на 20 лет моложе!” – сказал я.

“Ну тогда защищайтесь!” – сказал этот ударенный на голову гасконец и выхватил шпагу!

“Это же я, твой друг, Отоз!” – сказал я.

“Ты мне не нужен! Ты кто? Простая пешка, ствол! А мне нужна вон, она!” – сказал д, Ратаньян.

“Тренируйся лучше на кошках!” – сказал я. И гасконец проткнул всех кошек-копилок шпагой, а потом ещё оторвал ручку у бублика и сожрал его.

Видя всё это, Афродита зарукоплескала:

“Как это романтично! Обожаю отвагу и доблесть!”

Я, честно говоря, особой доблести тут не нашёл. Я сказал:

“А теперь, дорогой друг, идите на кухню! Там вас угостят тортиком!” И гасконец ушёл.

Афродита сказала:

“Сейчас ему в морду размажут тортик!” Но прошло пять минут, десять, всё было тихо.

“Вот теперь пора вмешаться!” – сказал я и распахнул дверь кухни. Все дибилы сидели в обнимку с д, Ратаньяном и пели что-то про море. Они были все пьяны. Я закрыл дверь и сказал Афродите:

“Ну что ж, а теперь – дискотека!” И мы принялись отплясывать. Но специфика этого места была такова, что с минуту на минуту могла вернуться Миледи Здвинтер, беременная от меня! Она бы нам устроила расколбас!

Но вместо неё опять кто-то пришёл. Это был Протон. Ещё он известен как Микроб и Капитошка. Сексуальный маньяк! Перетрахал все гидранты у себя в поместье. Потому что на безбабье и левая рука – блондинка! И тут он увидел живую женщину! И ему стало не хватать МЯСА! Он отодвинул меня одной рукой, а сам стал разгоняться для наскока на Афродиту!

Та сказала:

“Как это романти…”, но не договорила, так как Протон попал ей в рот, и тот стал занят Протоном!

Я сказал:

“Дорогой друг! Давайте сначала выпьем!”

“Хорошо бы!” – промямлила Афродита с набитым ртом.

“Чего?” – спросил Протон.

“Я говорю: выпить! Но к сожаленью, есть только виски, виски или виски!” – сказал я.

“Ладно! Давай наливай!” – сказал Протон.

Афродита сказала:

“А у вас есть ещё друзья? Обычно я ложусь около двух. Могу около трёх.”

“У меня трое друзей! Ляжешь около четырёх!” – сказал я. – “Где же шляется этот сволочь Арахис?”

Между тем в саду замка происходили трагические события. Арахис поймал за ногу лягушку и принялся её целовать, чтобы она превратилась в Прекрасную Принцессу.

“Чем он там занимается?” – спросил я.

“А по-моему, нормально! Меня именно так родили!” – сказала Афродита.

“И меня!” – сказал Протон.

“Целованием лягушек?” – не поверил я.

“Ну, не только целованием! Целование – это предварительные ласки!” – сказал Протон.

Наконец, Арамис оторвал у лягушки все лапы, а от его засоса бедную лягушку вывернуло наизнанку. Вероятно, это была простая лягушка, а не Царевна.

Пришёл Арахис:

“Господа! Сейчас появится место для доблести и отваги! Гугенотты Короля пытаются атаковать этот замок! Один за всех!”

“И все на одного!” – сказал я. – “За шпаги, господа!” И я стал закрываться Афродитой, как живым щитом.

Показались гугенотты. Они шли как-то странно, как будто только что сидели на лошади или трахались с мужчинами. Враскорячку.

“Что это за дибилы?” – спросил я. – “Да я их одним махом!” И я побежал на гугеноттов!

Но тут же ощутил боль в заднице и тоже пошёл враскорячку.

“Ничего странного!” – пояснила всем Афродита. – “Там такое паршивое место! Называется “заколдун”! Мы не пойдём туда! Мы не рабы! Рабы не мы!”

И точно! Как только мы с гугеноттами прошли “заколдун”, нас перестало пучить, и я сказал:

“Братцы гугенотты! Я приглашаю вас сейчас стать гостями моего замка!”

“Ура!” – сказали гугенотты.

“А нас кто-нибудь спросил?” – спросила Афродита.

“Дура! Ты сможешь лечь около двадцати!” – сказал я.

Короче, гугенотты перепились и перетрахались. Когда их спросили на утро:

“А девочки там были?” они ответили: “Когда перепились, были! Потом ушли!” То есть, получается, что гугенотты сами с собой перетрахались. Но в нашу Эпоху Доблести и Героизма ещё не такое бывает. Афродита впервые в жизни заснула удовлетворённой. Как и гугенотты. Но на утро оказалось, что Кардинал Дришелье очень злится на нас за то, что мы приютили бедных иноверцев.

“А откуда мы знали? У них на лбу не написано, какой они веры!” – сказал Арахис. Короче, пора было выезжать совершать подвиги. Я начал готовить обоз, в конце которого должна была ехать повозка с маркитанткой. Это должна быть Афродита. Миледи ни на что не годится. Её пузо в повозку не влезет. Я же говорю: она беременна от меня Мордауном!

Итак, старинные часы пробили 12 раз, и наш маленький, но гордый отряд покинул пределы замка Ля Февр. Мы направлялись в Париж!

“Ничего на свете лучше нету, чем в Париж приехать без билета!” По дороге сразу начались приключения. Какой-то горожанин высмеял лошадь д, Ратаньяна. Д,Ратаньян был “с бодуна” и ничего не заметил. Зато лошадь заметила и наложила кучу на горожанина.

“Быки от страха наложили на арена! На горожанина!” – подумал я.

Но тут в кибитке проехала женщина неземной красоты!

“Ты видел?” – спросил я Протона.

“За рулём п., это не езда!” – сказал Протон. – “Не обращай внимания: это или яйцетряс или пид. рас!” Меня немного покоробило грубое выражение Протона. И мне захотелось узнать, точно ли это яйцетряс, как говорилось. Я поскакал за кибиткой с криками:

“Именем Кардинала, стоять!!”

Кибитка остановилась, и женщина сказала:

“Да яйцетряс я, яйцетряс! Тебе-то что?”

“Но вы так прекрасны!” – сказал я.

“Да?” – зарделась девушка.

“К сожалению, я не свободен!” – сказал я. – “Злая гадюка называется моей женой и родит вообще самоуродка! Это Миледи!”

“Постойте! Я знаю Миледи! Я её служанка, Кэт!” – сказала женщина. Тут подъехал Протон:

“Да чего с ними цацкаться! Отпороть, и всё! Висят две женщины на заборе. Одна приклеена, другая пришита. Их надо отпороть и отодрать!”

“Нет, Протон!” – сказал я. – “В нашем веке так не делается! Сначала надо подраться на дуэли!”

“А вот я слышал, что женщина сначала водит мужика по театрам и по ресторанам, чтобы понять, лечь ли с ним в постель. А мужик сначала ложиться с ней в постель, чтобы понять, стоит ли ходить с ней по ресторанам!” – сказал Арахис.

“А вы что скажете, дорогой друг?” – спросил я д, Ратаньяна.

Он не вязал лыка и сказал:

“Бе-ее!”

“Дорогой друг неуклонно превращается то ли в барана, то ли в алкоголика!” – сказал я. – “Спросим незаинтересованное лицо!” И я подскакал к кибитке Афродиты.

“Пардон, мадам!” – сказал я, так как застал Афродиту за подтягиванием колготок.

“Да хватит придуриваться! Что ты, голых женских ног не видел, что ли?” – спросила она. Потом вылезла из кибитки и пошла к Кэти. Я ждал, что щас начнётся женский мордобой. Но Афродита нежно поцеловала Кэти в губы и сказала:

“Нежность! Вот, что вам, ослам, не ведомо!”

“Почему это не ведомо?” – спросил Протон и поцеловал Кэти в задницу.

“Можно повторить? Это так заводит!” – сказала Кэти.

“Повторять не будем! Если хочешь, присоединяйся к нашему обозу! Мы едем совершать подвиги!” – сказал я. Вот так Кэти и присоединилась к нам!”

Так рассказал Отоз.

Арахис сказал:

“Миллион раз слышали эту историю! Ну и где теперь Кэти?”

Но тут вмешалась Миледи:

“Только и слышно: “Кэти! Афродита!” А я, может, щас рожу отпрыска на радость всем вам!”

“Да! Мордауна! Действительно, большая радость! Видимо, ты вообще не способна родить что-то путное,” – сказал Отоз.

И тут Миледи как заорёт:

“У меня отходят воды!!”

“Чур не я! Кто хочет с ней мараться – прошу!” – сказал Отоз.

“Я хочу!” – сказал Протон и запустил руку в Миледи: “Действительно, мокро!”

“Вы – толпа извращенцев!” – продолжала голосить Миледи. – “Назло вам я рожу такого упыря, какого свет не видывал!”

“Да уж не сомневаемся!” – сказал д, Ратаньян.

И вот малыш вылупился! Некоторые говорили, что их надо убивать, пока они ещё не вылупились. Но тут было поздно! Начиналась новая Эра: Эра Мордауна!

“Титьку хочу!” – сказал злобный отпрыск и сплюнул. Он был настолько злобный, что ненавидел даже предложенную ему сиську! Что же говорить о гвардейцах, своих папах? Сказке конец. К.