Текст книги "Музей смерти"

Глава пятая

Заведение и вправду оказалось приличным. В полупустом зале нашлась пара укромных мест, одно из которых мы сразу заняли. Отсюда просматривался выход, и любой желающий за нами понаблюдать не укрылся бы от внимания.

– Ого, горячие цыпочки, – улыбнулась Варвара, когда я притащил поднос, загруженный едой.

– Где? – я машинально завертел головой.

– В тарелке. – Она засмеялась.

– Ладно, подловила. – Я уплетал традиционные бедра в кляре. Еще подумал с удивлением: а когда я последний раз ел? Обед я точно пропустил, завтрака не было, не считая чашки кофе и еще одной в агентстве. Вчера меня бросила Марина, и в кафе с названием «Ветрянка»… тьфу, «Метелица» я больше налегал на спиртное, чем на хлеб насущный. Варвара сочувственно смотрела, как я уничтожаю мясо со скоростью мясорубки. Варвара ела степенно, с достоинством и даже в этом «злачном» заведении вела себя как светская дама: пользовалась ножом, салфеткой, «дичь» брала исключительно вилкой. Щеки у девушки порозовели – хоть одним поводом для беспокойства стало меньше.

– Ты извини, что мы ужинаем где попало, – бормотал я, берясь за вторую порцию, – но мы еще не настолько знакомы, чтобы я повел тебя в шикарный ресторан.

– Забудь про шикарный ресторан, его никогда не будет, уж я прослежу, – фыркала Варвара, однако высокомерие и снисходительность в ее манерах уже сходили на нет. – Мы просто временно вместе работаем, понимаешь эти слова, Никита Андреевич?

– У тебя хорошая фигура, – заметил я.

– У меня хорошая диета, – отрезала Варвара. – «Лень готовить» называется.

В завершение трапезы позвонила Римма и отчиталась по проделанной работе.

– Это все, Никита Андреевич, – сказала Римма. – Покидаю спаренную зенитную установку и возвращаюсь домой. Там полный беспорядок, хамоватый ребенок, бесполезный муж и наглая, зажратая кошачья морда. Я дико по ним соскучилась. Депутат звонил еще дважды и каждый раз недоумевал: правильно ли он понял, что нас совершенно не интересует перспектива за хорошее вознаграждение съездить на Майорку?

– И что ты ответила?

– Я сама в шоке. По-видимому, мой утренний энтузиазм передался тебе. Ты еще не переспал с парапсихологом?

– Нет, – отрубил я. – На всякий случай оставайся весь вечер на связи – мы работаем.

Пришло эсэмэс-сообщение. Однокашник Вадим Кривицкий, будучи глубоко порядочным и ответственным человеком, прислал адреса. Не успел я прочесть послание, как он лично вышел на связь.

– Спасибо, Вадим, – сдержанно сказал я.

– Обязательно намажу твое «спасибо» на корку хлеба, – хмыкнул Кривицкий. – Слушай… – он помедлил, – твой заказчик реально находится по тому адресу, который ты дал?

– А что, проблемы? – не понял я.

– Но это же… – Он снова колебался, подыскивал правильные слова, которых не было, потом решился: – Ты не мог бы ввести меня в курс дела?

– Нет, – сказал я. И снова напрягся – ментам-то с этого что?

– Напрасно, Никита, – рассудительно сказал Вадим. – Мало ли в какую историю ты там вляпаешься… Это, знаешь ли, не за адюльтеры бабки получать… Кто тебя будет из неприятностей вытаскивать?

Я деликатно помалкивал. Варвара наклонила голову и пытливо смотрела мне в глаза. Впору бетонный блок в сознании ставить, чтобы не пролезла!

– Так что скажешь, Никитушка? – надоедал Кривицкий. – Поделишься информацией? Сделаешь приятное нам обоим? Можешь рассчитывать от меня на любое содействие – в разумных, конечно, пределах; а взамен – всего лишь кроху этой самой информации… Ты не волнуйся, дальше меня это дело не уйдет, даже мой шеф останется в приятном неведении…

– Я не понимаю, – перебил я, – ты его замещаешь или подсиживаешь?

Кривицкий вежливо хохотнул, давая понять, что оценил мое чувство юмора. Он был сегодня самой учтивостью – что для моего приятеля в корне нехарактерно. То, что ментов интересовали события во владениях Якушина, удивления как раз не вызывало. Любопытным было то, что Сергей Борисович, похоже, воздвиг для них такой заслон, что полиция не прочь воспользоваться услугами даже частного сыска. Может, еще приплатят? Возникало беспокойство: не угодить бы между двух, а то и более огней. Я тоже начал колебаться, в памяти всплыл призрак серой «Хонды». У полиции все базы, техсредства, личный состав – только свистни, и они ее найдут. А то, что в «Хонде» находились не служители законности, я был почти уверен.

– Давай потом поговорим? – предложил я соломоново решение.

– Ты не один, – догадался Кривицкий.

– Я не один, – согласился я. – До новых встреч.

Варвара промокнула губы салфеткой и прищурилась. Я вслушивался в ощущения. Вроде никто не лез в мое сознание, расталкивая локтями второстепенные сущности.

– Могут возникнуть проблемы, – предупредил я. – Этот человек считается хорошим товарищем, но посыл уже понятен: ментам интересна любая тема, связанная с вотчиной Сергея Борисовича. Я далек от мысли, что они хотят найти там что-то нелегальное…

– Да, это интерес другого рода, – согласилась Варвара. – Предлагаю не плодить сущности. Сергей Борисович знает, что нужно делать в подобных ситуациях и на какие рычаги воздействовать.

– Ты хорошо его знаешь?

– Ну, да, неплохо. – Она насторожилась. Видимо, тема была деликатная, и не все вопросы нуждались в ответах. – Ты же не собираешься проявлять чрезмерное любопытство?

– Меня смущает, что в этом расследовании мы опираемся только на интуицию господина Якушина. Во всяком случае, иные побудительные мотивы мне неизвестны. Почему Сергей Борисович считает, что случай с Кротовым и личность Кротова напрямую связаны с событиями в музее?

– Раз считает, значит, имеет серьезные основания, – пожала плечами Варвара. – Тебе платят за работу или за обсуждение ее целесообразности?

– Что, по-твоему, случилось с Кротовым?

– На его состояние повлияла энергетика одного из артефактов, выставленных в музее. Обширное потрясение вызвало поражение нервной системы, судороги, повышенное сердцебиение, испарину, частичную парализацию, ну и так далее…

– Гм, мимо экспонатов ходят десятки, если не сотни людей, почему с ними ничего не происходит, а именно с Кротовым?

– Ты сыщик, ты должен это выяснить.

Замечательная постановка вопроса!

– Представим на минутку, что это правда, Варвара: специальные люди со способностями проверяют артефакты на предмет излишней «грязи», темной энергии и тому подобного. По возможности чистят. Почему не выявили этот предмет?

– Не знаю, – с совершенно искренним видом сообщила Варвара. – Честное слово, не знаю. Это непонятно. По отдельности каждый элемент коллекции не несет опасности…

– О чем мы вообще говорим? – схватился я за голову. Духи, призраки, темная энергия. Как низко я пал! – В музее погребальной культуры обитают призраки умерших? По углам скапливается, словно пыль, темная субстанция? Это всего лишь музей, где добрая половина экспонатов – инсталляции, имитации и репродукции!

– А другая половина? – Варвара понизила голос. – Ты не мог бы убавить громкость? На нас уже оборачиваются. Мы же не хотим встретить рассвет в психушке?

– А надо бы именно там и встретить, – проворчал я, изучая представленный Кривицким список. Один из адресов находился неподалеку – улица Каменская рядом с Центральным рынком. Второй – любимая моей мамой Затулинка, третий – микрорайон «Весенний» в Первомайском районе. Свет не ближний, город огромный. Время – седьмой час. По просьбе Варвары я перечислил адреса, она задумалась. Мне тоже разные мысли приходили в голову. Кривицкому вовсе не обязательно пытать своего старинного школьного товарища. Он знает по этим адресам, куда мы поедем. Поговорим со свидетелями, потом нагрянут менты, убедительно попросят повторить…

Пока это не было препятствием. Но могли возникнуть и другие осложнения. Способен ли Сергей Борисович (а главное, захочет ли) прикрыть своего работника?

– Мы думаем об одном и том же, – задумчиво изрекла Варвара, разглядывая стрелки крохотных дамских часиков. – Люди работают, учатся – сложно назначить встречу на рабочее время. Самое удобное – сейчас, с семи до десяти вечера, когда большинство уже дома, но спать еще рано. Пробки через полчаса пойдут на спад… – Она выжидающе на меня уставилась.

Я полностью был с ней согласен. Закруглиться сейчас – это ждать еще сутки. Куй железо, пока горячо?

– Ты не устала? – спросил я. – После больницы ты выглядела неважно.

– Я поела, – сказала Варвара. – Я в отпуске. Дома ни кота, ни рыбок, а полить цветы можно и ночью. Твоя машина, в принципе, удобна, будешь возить меня по городу, который в зеленое время года выглядит не очень безобразно.

– И у тебя совсем никого нет? – поразился я. – Прости, но ты же… – чуть не вырвалось: «Отпадная телка». Она засмеялась.

– Как ты хотел меня назвать: «классная чувиха»? «Клевая бикса»? Все в порядке, Никита Андреевич, назовем это временным безмужичьем. Естественное состояние любой незамужней дамы: после крупного переедания требуется немного поголодать – это полезно. То существо, за которое я чуть не вышла замуж, сидит сейчас в Брюсселе, строчит слезливые письма и просит заново пустить его в мою жизнь.

– А ты?

– А мне и так хорошо. – Она пожала плечами и добавила: – УЖЕ хорошо. Готов пожертвовать вечером ради высокооплачиваемой работы?

– Поехали. – Я начал выбираться из-за стола.

Если выкинуть первые полчаса нашего знакомства, она оказалась вполне приятной дамой – впрочем, со своими «изюминками» и особенностями. Несколько раз по ходу движения возникало жжение в затылке. Но не поручусь, что это было ТО САМОЕ. Сигналили водители, машины давились у светофоров. Типичная картина: орать на тех, кто лезет не по правилам, но самому при первой возможности делать то же самое. У Варвары, по ее признанию, имелись права, но не было машины – так и не решилась приобрести, в ужасе представляя, что станет участницей этого вселенского бедлама под названием «дорожное движение».

– На такси дешевле, – ворковала девушка, глядя, как на запруженном перекрестке я выражаюсь эвфемизмами, вместо того, чтобы от души выругаться. – В наше время услуги такси недорогие. В итоге выйдет дешевле: бензин, все жидкости, запчасти, страховка, аварии, штрафы, разболтанная нервная система…

Я соглашался, да, иметь машину в наше время – тяжкий крест. Но как-то незаметно, чтобы население это поняло. Я сделал круг вокруг базара, вернулся по Ядринцевской на Каменскую, втиснул «Террано» на свободное парковочное место. Дикая мысль: а вдруг к машине уже приделали «жучка»? Полчаса она стояла на парковке у KFC, народ клубился, никакой сложности прилепить маячок под днище. Пожаловаться Кривицкому – пусть осмотрят машину, вычислят участников слежки. И вместо этих людей нас уже будут пасти полицейские – лучшие друзья человека…

Я мог подъехать к нужному зданию, но воздержался. Мы шли пешком через футбольное поле. Пацаны гоняли мяч, и мне удалось разок по нему пнуть. Мяч улетел за горизонт, и детвора злобно шипела вслед. Все-таки воспитанные у нас дети. Могли бы вслух сказать.

– Ну, и зачем мы это делаем? – бормотала Варвара, семеня следом.

– Ради спортивного интереса… – Я оглянулся, когда мы почти пересекли поле. Хвоста не было, но что-то незримое, возможно, присутствовало. Витали неприятные миазмы, котята скреблись на душе. Первая свидетельница по имени Альбина Антоновна Оболдина проживала на втором этаже сложной строительной конструкции переменной этажности. Подобные жилые дома строили в 90-е годы, тогда это считалось верхом элитарности. Варвара отстранила меня, когда я набрал номер квартиры на домофоне и приготовился врать.

– Альбина Антоновна? – проворковала она. – Это сотрудники музея погребальной культуры, который вы вчера посещали. Тогда случился инцидент, мы хотели бы выслушать ваше мнение по этому поводу.

Тоже способ – начни с правды, а там поглядим. Я не мог понять, использует ли она в эту минуту свои способности. Могла и не использовать, просто собеседница оказалась покладистой и сговорчивой. Нас впустили, мы поднялись на второй этаж, где в просторной квартире находилась единственная печальная женщина. Мы отказались от чая, дальше порога не проходили и неловко себя чувствовали. Ей было около шестидесяти, невысокая, еще фигуристая, с остатками привлекательности на постаревшем лице.

– Да, я заходила вчера в музей, – негромко говорила Альбина Антоновна. – Мой муж скончался четыре месяца назад, он был главным инженером завода «СИБТЯЖМАШ», работал до последнего дня, пока не случился этот проклятый инфаркт… Наш единственный сын умер восемь лет назад, остались только внучка и невестка, у которой теперь своя жизнь, и она старается со мной не пересекаться… Знакомые посоветовали похоронить мужа в крематории. Не думаю, что я сделала это осознанно, но так надоедали агенты различных кладбищенских служб, лезли, наперебой предлагали свои услуги, я готова была их уничтожить. У них совсем нет ни стыда, ни совести… А в крематории все произошло деликатно, цивилизованно, большое спасибо работникам… Мне предложили захоронить прах в колумбарии, я согласилась… Теперь приезжаю туда каждый месяц, сижу на лавочке рядом с урной, жалуюсь мужу на одиночество, на то, как серо все стало без него. Не сказать, что мы жили душа в душу, всякое случалось, и характер у него был сложный, командирский, и в прошлом у нас разные случаи бывали. Но без него совсем стало пусто… – Она пыталась улыбнуться, но выходила гримаса. – Приезжаю в крематорий, стою в большом зале под куполом – мне советовали так делать, лучше становится, не знаю, почему так происходит… Иногда гуляю по парку, посещаю музей на территории крематория. Вроде место такое, неоднозначное, может показаться зловещим, а совершенно не хочется оттуда уходить… Вчера пришла в музей, купила билет, походила по залам. Иногда и вправду становится интересно. Изучаю женские аксессуары той эпохи, украшения, сумочки, сравниваю с нынешними… Что, вы говорите, вас интересует? Ах, этот случай… Знаете, я видела вчера директора музея, он вышел к нам, когда мужчине стало плохо, хотела его поблагодарить, но вся эта суета…

– Он не директор… – машинально пробормотала Варвара.

«Он типа бог», – чуть не сорвалось с языка.

– Что, простите? – переспросила вдова.

– Да нет, все в порядке, – спохватился я. – Расскажите, что вы видели.

Она пожала плечами, задумалась. Да вроде ничего такого. Случай, конечно, неприятный, очень жалко мужчину. Она не медик, но, по-видимому, это был эпилептический припадок. Она находилась внизу, когда он вошел, разглядывала пышные алые хоругви с изображением Христа, потом перешла к иконам, развешанным на стенах. Экспонатов в музее великое множество, охватить за одно посещение фактически невозможно, потом голова будет пухнуть. С коллекцией надо знакомиться постепенно, приобрести «абонемент»… Она разговорилась, стала улыбаться. Посетитель прошел мимо Альбины Антоновны, какой-то хмурый, насупленный, ей даже пришлось посторониться. Описала приметы, все сходилось. Она его не разглядывала, ничего там выдающегося или особо примечательного. Может, взгляд недобрый. Нет, ей не показалось, что он страдает серьезным заболеванием. Там еще молодая парочка была, стояли у конного катафалка, украдкой хихикали. Паренек предлагал вместо нового «Субару» купить такую штуку – все машины на дороге будут шарахаться, как от проказы… Она не помнит, куда потом девался этот мужчина. Вроде видела его на другой стороне зала, потом он наверх поднялся. Потом был шум, собрались посетители, сотрудники музея, она подошла последней. Мужчина бился в пене, что-то бормотал. Девушка подкладывала сумочку ему под голову. Пришел седовласый мужчина, директор крематория, давал указания. Очень быстро приехала «Скорая», мужчину переложили на носилки, унесли, а директор попросил у присутствующих номера их телефонов – может пригодиться…

Женщина не прочь была поболтать, предлагала разуться, выпить чаю. Но мы и так потеряли много времени. Я упрашивал ее вспомнить что-то необычное – она и рада была помочь, да не могла ничего вспомнить. Случай печальный, но ничего незаурядного – город занимает первое место в стране по смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. Ее мужа инфаркт разбил так же внезапно, а этого мужчину хоть живым увезли…

– Вы не знаете, с ним все в порядке, он жив? – спрашивала Альбина Антоновна.

Жив, кивали мы, живее всех живых, раз так поспешно удрал из больницы. Очень жаль, Альбина Антоновна, что вы не смогли расширить наш кругозор, но все равно спасибо…

– Я могу ошибаться, с психологией плохо знакома, – тихо говорила женщина, – но не могла избавиться от мысли, что этого человека что-то напугало. И не просто напугало – а каждую клеточку тела поразило. Такого, наверное, не бывает, но такое было чувство… Люди над ним склонялись, он их словно не видел, смотрел за них, в пространство. У него кожаная сумочка на поясе висела – ну знаете, в них деньги носят, документы – так он ее постоянно ощупывал, не пропала ли. А потом глаза в какую-то точку устремились, его опять затрясло, он словно искал что-то глазами, боялся найти…

– Не можете припомнить, в какую именно точку? – спросил я.

– Точно не скажу, но на лестницу, по которой он спустился… Там вертикально гроб стоит с бархатной отделкой, на стене кресты висят…

Когда мы выезжали с улицы Каменской, Варвара была воплощением задумчивости. Она не реагировала, когда я раздраженно сигналил пенсионеру на «Таврии», загородившему выезд со двора, чертыхался, продираясь между припаркованными машинами.

– Ты зависла? – покосился я на нее. – Сбой в системе?

– Нет, все в порядке. – Она вышла из оцепенения. – Система перегружается. Тебе не кажется, что мои предположения сбываются? Он что-то увидел, это и дало реакцию…

– Пока мне кажется, что ты подстраиваешь факты под свою удобную версию, – проворчал я. – Все на уровне догадок и предположений: что-то увидел, чего-то испугался. Версию появления призрака, особенно в светлое время суток, я пока исключу, не возражаешь? Ты нормально себя чувствуешь?

– Да, спасибо – Она улыбнулась. – Исключительно благодаря стараниям Альбины Антоновны. Она была настроена доброжелательно и ничего не утаивала.

– Кстати, насчет призраков, – вспомнил я. – В музее работают камеры видеонаблюдения?

– Не припомню случая, чтобы призраки засвечивались на этих камерах. – Варвара засмеялась. – Это не совсем то, что отображается на современной видеотехнике… Камеры есть, но охватывают далеко не все, а только участки с наиболее ценными экспонатами. Их включают в рабочее время. Когда музей закрыт, технику отключают – это строгое распоряжение Сергея Борисовича.

– Почему?

– Догадайся. – Она язвительно улыбнулась. – Разумеется, в целях экономии электроэнергии, для чего же еще?

Был восьмой час вечера. Я выбрал самую приемлемую дорогу – через новый Бугринский мост, открывать который приезжал лично президент. Это была единственная в городе магистраль, свободная от пробок. Дорогу на Затулинку я знал как свои пять пальцев – особенно после того, как там поселилась мама. Но сегодня я к ней заехать не успевал. В восемь вечера мы уже топтались у подъезда типовой панельки в девять этажей и безуспешно терзали домофон. Солнце еще не село, ласково пригревали последние лучики. На детской площадке копошилась детвора под присмотром мам и бабушек. За кустами у гаражей несколько подозрительных типов пытались зажечь примитивный мангал. Упитанный лысоватый мужчина выгуливал бультерьера – того тянуло, как магнитом, к подвальной решетке, и их прогулка очень напоминала перетягивание каната. В квартире на четвертом этаже никто не отзывался, и это начинало расстраивать. Тащились в такую даль!

– Звони, – бросила Варвара. – У тебя же есть телефон. Представься работником полиции – уладим эту проблему.

Она вздохнула и как-то подобралась. Я тоже забеспокоился. То, что с ней происходило после посещения больницы, почему-то ассоциировалось с родами. Я набрал номер, абонент отозвался почти сразу, у него был не очень приятный голос.

– Ревун Алексей Витальевич? – деловито осведомился я.

– А че? – Он с трудом удержался, чтобы не вставить в свой ответ еще и третье слово.

– Из полиции беспокоят. Капитан Ветров, Дзержинское УВД. Мы хотели задать вам пару вопросов, касающихся вчерашнего инцидента в музее погребальной культуры. Вы были свидетелем. Вы намерены появиться дома, Алексей Витальевич?

– А че Дзержинское-то? – не понял абонент. И я начал смутно догадываться, что, по крайней мере, в прошлом у этого гражданина были сложные отношения с законом.

– Всего лишь несколько вопросов, – успокоил я. – На ваших глазах мужчине в музее стало плохо…

– Так это не я его…

– О, нисколько не сомневаюсь. Но вы могли заметить то, что не заметили другие. Дзержинское УВД – по той причине, что мужчину доставили в 12-ю клиническую больницу именно этого района…

– А че, он ласты склеил? – насторожился абонент.

– Напротив, он оказался очень сильным и здоровым человеком…

В этот момент я почувствовал, как Варвара усиленно толкает меня в бок. Я опомнился. Она куда-то указывала подбородком. Мне стало смешно. Мужчина, выгуливающий бультерьера, держал у уха сотовый телефон и хмурил лоб, глядя в нашу сторону. Даже бультерьер потерял интерес к подвальной решетке, прижался к ногам хозяина и поглядывал то на него, то на нас. Эта парочка была взаимозаменяема. Поменяй их местами, ничего бы не изменилось.

– Не помню, говорила ли я тебе, что боюсь бойцовых собак… – пробормотала Варвара.

– А чего нас бояться? Алексей Витальевич, – сказал я в трубку, – вы с вашим очаровательным питомцем смотрите на нас с коллегой – я не ошибся? Пожалуйста, не надо с боем отступать, мы хотим всего лишь поговорить…

Это была шутка, но такое ощущение, что он понял буквально. Я как-то побаиваюсь людей без чувства юмора. Особенно больших, с сомнительным прошлым и с бультерьером на поводке.

– Собачку придержите, если вам не трудно, – попросил я, подходя ближе. Варвара ненавязчиво ушла в тень и стала сливаться с моим силуэтом.

– Да не укусит вас собачка, – фыркнул мужчина. – Попрошу – не укусит. Ее даже дети не боятся, привыкли уже. Только на собак бросается – и то не на всех.

Бультерьер помахивал обкусанным хвостиком и в целом проявлял дружелюбие. Но злоупотреблять его расположением как-то не хотелось.

– Вы Ревун Алексей Витальевич? – уточнил я.

– Ну да, – пожал плечами мужчина. – А че надо-то? У меня все нормально с вашими делами, бригадиром электриков работаю…

«Комбриг, стало быть», – подумал я.

– Вы точно из полиции? – засомневался Ревун.

– Удостоверение показать? – Я сделал вид, что собираюсь забраться в задний карман. Варвара за спиной шумно выдохнула. Я буквально чувствовал исходящую от нее волну. Нет, в таких условиях практически невозможно работать!

– Да не, зачем удостоверение-то… – засомневался Ревун. Упитанные щеки подернулись бледностью, он сглотнул – с таким видом, словно это причиняло боль. – У вас же на лицах написано, что вы… из этих.

Ничего подобного у нас на лицах не было. У Варвары – точно. Но человеку виднее. Он испытывал сильный дискомфорт – и даже материться не мог. В этом мы ничем не могли ему помочь. Впрочем, постепенно человек разговорился, и даже матерки проскакивали. Мы отошли на травку, к лавочкам, где Алексей Витальевич и дал волю своему красноречию. Что было с ним в прошлом, то давно поросло быльем. Сейчас он порядочный гражданин, даже пьет не часто, собакой обзавелся по совету друзей. Характер, конечно, тот еще, но никому не делает плохо! Меньше месяца назад его бригаду вызвали в музей погребальной культуры – там вспыхнул пожар из-за проблем с проводкой. Требовалось разобрать часть стены и все сделать нормально. Пацаны охреневали: а что, реально есть такой музей? Все сделали нормально, заодно полазили, посмотрели. Мрачновато, но прикольно! Наверное, единственный музей, в котором он реально увлекся! Потом еще приезжал, бродил по залам. И вчера приехал – выходной был день, машина на ходу. В парке покурил, пошлялся туда-сюда. Хреново, что Затулинка на другом конце бесконечного города, а то бы чаще приезжал. Так уж вышло, что в вопросах кремации он полный профан. Жена скончалась пять лет назад – на кладбище похоронили, бешеные деньги отдали, а место им нашли рядом с мусоркой. Сеструха преставилась пару лет назад, она укладчицей была (впрочем, не уточнил – шпал или конфет), – тоже в землю зарыли, и вновь проблемы – еще церковникам на лапу дай. Что-то маманя про тот свет заговорила – видно, чует, что пора – надо бы ей про кремацию посоветовать… В общем, посетил музей, не пожалел двести рублей. Особенно увлекли Алексея Витальевича «коллекции» черепов и раздел, посвященный посмертным фотосессиям. Последнее – наверху, там он долго и пробыл, не видел, как мужик в музей вошел. Потом тот поднялся на второй этаж – уже бледный и потерянный, челюсть тряслась, и жилка на виске дрожала. Ревун хотел по плечу посетителя похлопать: мол, что, дружбан, уже вставило? Но удержался – приличное место как-никак. На втором этаже Кротов ничего не осматривал, неприкаянно блуждал по кругу, обливался потом. «Нужна помощь?» – спросил Ревун. Тот раздраженно отмахнулся. Показалось, что Кротов боится спускаться. Но пришлось – иного выхода из зала не было. Словно храбрости набирался перед тем, как прыгнуть в пропасть. Ушел – а секунд через тридцать внизу раздался шум, загалдели люди. Он тоже побежал – интересно же! Ну так и есть. Мужик до выхода не добрался. С лестницы спустился – там его и повергло. Может, больной? Две девчонки крутились, женщина на пенсии, молодой парень, а еще подошел импозантный седой мужчина с озабоченным лицом – кажется, он задачу ставил электрикам, когда бригада тут работала…

Я с тоской выслушивал откровения. Все одно и то же, ничего нового. Потерпевший что-то бурчал, вел себя, как эпилептик. Обстановка та еще, плюс этот инцидент – в натуре страшновато. «Скорая помощь», седовласый мужчина взял на всякий случай телефон Алексея Витальевича…

– Вы очень наблюдательный человек, – польстил я. – Может, припомните что-то особенное – в манерах этого человека, в поведении?

– Так это… – задумался Ревун. – А он жив вообще?

– Да что ему сделается, – отмахнулся я. – В бега намылился. Похоже, у него проблемы по нашему ведомству.

– Знаете, вот и мне это показалось странным. – Ревун оживился, забегали глаза. – Вот он словно мент… виноват, полицейский… а с другой стороны, он вроде как человек бывалый, с биографией…

– Это как? – не понял я.

– А хрен его знает, – простодушно признался Ревун и задумался: что это он ляпнул? Потом пожал плечами – да вроде правильно ляпнул. – Оступился я тут по молодости лет, ну, и насмотрелся на эту публику… Но точно не уверен, могло показаться, – отправился Ревун на попятную. – В общем, хрен его знает, товарищ капитан, – развел он руками. – С одной стороны, у парня вроде имеется уголовный опыт, а с другой стороны, он и сам вроде… из ваших. Взгляд такой… – Ревун помедлил. Знаний родного языка катастрофически не хватало. – Бесноватый, но затравленный – вот… И вид у него, словно в колодце неделю сидел – глаза ввалились, кожа серая…

– Может, из ментов, которые отсидели? – предположил я. – Случаются такие менты. Сидят в специальных зонах. Но если он сидел, то сейчас не может работать в правоохранительных органах.

– Ну, значит, не может, – пожал плечами Ревун. – Что в голову прилезло, то и сказал. – Он явно начинал тяготиться нашим обществом.

Из соседнего подъезда вышла женщина со стаффордширским терьером. Бультерьер издал пронзительный индейский вой и кинулся наперерез через детскую площадку! Ревуна поволокло за ним, как баржу за скоростным буксиром. Хорошо, что поводок был обмотан вокруг руки. Он кричал, пытался остановить своего питомца. Но не было в природе такой силы. Дождался! Возмущенно голосила хозяйка стаффордшира. Тот тоже прыгнул в стойку, заблестели воспаленные глаза. Сшиблись два упругих туловища, покатились по асфальту под выкрики возбужденных «дворовых» людей…

А всего лишь встретились два закадычных друга! Потрепав друг дружку, они стали радостно подпрыгивать, виться кругами вокруг хозяев, которые вступили в словесную перепалку. Ждать Ревуна смысла не было, он сказал все, что мог. А солнце уже практически село…

– Как самочувствие? – спросил я, въезжая на Бугринский мост. – Если хочешь, давай закончим на сегодня?

– Нет, доделаем. – Она отняла руки от лица, перевела дыхание. В принципе, могло быть хуже. После больницы точно было хуже. Над великой сибирской рекой расползались сумерки. Трафик был уже не тот, что час назад. Даже Бердское шоссе освободилось. Через полчаса мы въезжали в микрорайон, застроенный нарядными кремовыми высотками. С детскими площадками и парковочными карманами здесь все было в порядке. Из машины выйти не успели – у Варвары зазвонил телефон.

– Слушаю, Сергей Борисович, – прощебетала она ангельским голоском. Я наблюдал за ее лицом. Сначала оно вытянулось от удивления, округлились глаза. Щеки подернулись румянцем, потом стали бледнеть. Потом все вернулось в норму, но настроение не поднялось.

– Да, я поняла, Сергей Борисович, хорошо, что никто не пострадал… У нас все в порядке, мы с Никитой Андреевичем еще работаем, беседуем со свидетелями. Позднее он выдаст вам полный отчет… Увы, Сергей Борисович, пока ни откровений, ни прорыва…

Она отключила телефон и уставилась на меня полными укора глазами. Я сразу начал думать, что я сделал не так?

– Еще одно происшествие в музее, – утробным голосом поведала Варвара. – В некотором роде курьезное, но кому-то не до шуток. Часы посещения музея уже кончались, несколько человек спускались по лестнице в главный зал, когда упал гроб…

– Уже интригует… – В горле что-то заклокотало.

– Ну тот, который был установлен на попа, рядом с лестницей… Люди как раз проходили мимо… Ослабли крепления, раскрутились гайки… – Варвара икнула, но сделала максимально серьезное лицо. – Он просто шлепнулся… Видимо, от вибрации рассыпались черепа, которые лежали под изображением Марка-Гробокопателя… Они раскатились по полу… Там были две женщины – мама с дочкой. При этом у мамы оказалась крепкая нервная система, да и с чувством юмора все в порядке – хотя, конечно, тоже напряглась. А вот у дочки – форменная истерика, насилу успокоили… Что с тобой, Никита Андреевич?

– Подожди, подышу…

Я вывалился из машины, а когда вернулся через минуту, еще продолжал икать. Но серьезная мина уже удавалась.

– Ага, тебе смешно, – начала Варвара.

– Нет, что ты. – Я энергично замотал головой. – Ситуация предельно серьезная, я бы даже сказал, критическая… Ты сама-то представила ситуацию?

Через пару минут мы пришли в себя и сделали серьезные лица.