Текст книги "Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля"

Смута нанесла огромный вред русскому расселению как в центре, так и на окраинах (хотя согласно лжетеории «вольной колонизации» должна была только ее стимулировать).

Сидевшие в Москве и Тушино польские ставленники обирали народ. Когда жители Вологды получили от Лжедмитрия II очередные требования, «иные многие заплакали» (заставить плакать сурового северного мужика – это надо постараться).

Паны интервенты, разъезжая по городам и весям, грабили, убивали и насиловали вволю. К ним в качестве «пехоты» добавлялись разбойники из местных.

Вырвался на свободу и разбойничий элемент Поволжья, ранее сдерживавшийся твердой рукой государства. Воровские шайки не только опустошали беззащитные села и деревни, но и осаждали укрепленные города. В царствование Василия Шуйского «мордва и бортники, и боярские холопи, и крестьяне собрався придоша на Нижней город, осадиша».[276]276
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 24, 25.


[Закрыть]

Особо отличились шайки с луговой стороны Волги. «Всякие воры, и Черемиса и многие люди город Котельнич взяли, и церкви Божий осквернили, и многих людей побили, и до основания разорили».[277]277
  Там же. С. 96.


[Закрыть]

Луговые черемисы в 1609 г. сожгли город Цивильск. Годом позже «приходили в Чебоксар польские казаки… город Чебоксары взяли, и прежнего их игумена Геласия с башни скинули, и многих посадских людей в те поры побили… и казну заграбили». В это же время воровские шайки грабили Свияжский уезд и осаждали Свияжск. Вотчины Богородицкого Свияжского монастыря были «от изменников выжжены, а крестьяне побиты, а иные в осаде померли, а иные разбрелися».[278]278
  Там же. С. 26.


[Закрыть] От крепких деревень остались лишь печные трубы, а по дорожной слякоти тянулись на север измученные люди, оставляя по пути могильные холмики с крестами из веток.

Значительное число черемисов и татар не поддержали «воров», а сидели вместе с русскими воеводами и детьми боярскими в осаде. Из-за опасности стать жертвой набега или разбоя уходили не только русские, но и чуваши с мордвой, привыкшие к мирному земледельческому труду.

И после «официального» окончания Смуты правительству долго пришлось добиваться полного успокоения Поволжья. Разбои шли от «Крымских и от Ногайских людей и от казаков, от воров и от Черкас».[279]279
  Там же. С. 96.


[Закрыть]

В идеологизированном XX в. все плохое надлежало валить на «усиление помещичьей эксплуатации» и «гнет царского режима». И разбойники превращались в борцов с «царизмом». Все эти игры зашли так далеко, что наша история превратилась в откровенный русофобский пасквиль, в котором цари и помещики только тем и занимаются, что мучают крестьян, к которым спешат на помощь свободолюбивые воры…

Уже после избрания на Земском соборе царем Михаила Федоровича ногаи соединяются с атаманом Заруцким – тот вместе с пани Мнишек «всплывает» в Астрахани – и «хотят итти к Самаре», где в это время находится князь Д. Пожарский. В связи с этим весной 1614 г. правительство посылает на Волгу двух стрелецких голов, каждого с пятью сотнями стрельцов.

Один голова поставил острожек на устье реки Усы, другой – острог на южной стороне Самарской Луки, «где переволочатся с Волги на Усу реку». Им обоим кроме помощи Пожарскому предписывалось «проведывати всякими мерами про астраханских воров, и про воровских казаков, и про ногаи, и про всяких воровских людей, и если воров будет не много, то ему (голове)… на тех воровских людей приходити и над ними промышляти… рыбных ловцов от всяких воровских людей оберегати».

Власть бережет своих людей, не только рыбаков, но и ратников – и тех, и других мало – никаких призывов биться до последней капли крови.[280]280
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 30, 31.


[Закрыть]

И в 1620-х гг. в среднем течении Волги повсеместно стоят «крестьянские дворы пустые от татарского разоренья». В дворцовой Кукарской слободе «кругом слободы острог, а на остроге три пищали затинных да в казне 10 ручных самопалов». Крестьяне полностью готовы к обороне своих жилищ, но обрабатывают лишь 30 четвертей земли, а вшестеро больше земли брошено и поросло «боровым большим лесом».[281]281
  Там же. С. 97–99.


[Закрыть]

Однако в защищенный чертой Тетюшский уезд перебираются люди с верхнего Поволжья. В Федоровском селе, где до Смуты было 18 дворов крестьянских и 7 дворов бобыльских, в 1616 г. насчитывается уже 107 крестьянских и 26 бобыльских дворов, да еще появляется три починка.

Средневолжские черноземы по-прежнему влекут крестьянство, которое хорошо ощущает разницу между ними и супесями-суглинками верхового Поволжья, Новгородчины, Москвы и т. д.

Идет переселение из верхнего Поволжья в низовое, к Самаре, Саратову, Царицыну. Например, в 30 верстах от Чебоксар, на правом берегу Волги, у впадения Верхней и Нижней Сундырки, появляется село Сундырь – в вотчине Крутицкого митрополита Сильвестра. В его окрестностях растут починки, состоящие в основном из бобыльских дворов.

На Самарской Луке, при Михаиле Федоровиче, построены два острожка. На реке Усолке, где бьют соляные ключи, купец Надей Светешников ставит котлы-салды для выпаривания соли. Пашенная земля принадлежит здесь Саввиному монастырю.

Смута оставила массу оскудевших и просто нищих помещиков, некоторые из них кормились «христовым именем», то есть подаянием.[282]282
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 185.


[Закрыть]

В царских жалованных грамотах этого времени пишется, чтобы землевладельцы со своих крестьян не брали «через силу, чтобы тем мужиков своих из поместий и из вотчин не разогнать», грозя в противном случае отнятием поместья и вотчины.

Монастыри стали еще более привлекательны для переселенцев, уходящих от мелких разоренных помещиков.

Хозяйственное положение монастырей было лучше, чем у служилых людей, так сказать, по определению. Освобождение от податей и наличие большого числа рабочих рук, в том числе наемных работников («монастырских детенышей»), позволяло монастырям энергично заниматься заимкой новых земель.

Село Борисоглебское Преображенского монастыря в начале XVII в. имело менее 20 дворов и платило оброк монастырю менее 5 руб. В середине века здесь живет 127 оброчных бобылей, вносивших около 100 руб., причем не только с пашни, но еще и с ремесел, преимущественно кожевенных и плотничьих.

За 40 лет значительно увеличилась крестьянская пашня «от лесной росчисти» во всех деревнях, относящихся к этому селу.

Так, деревня Борискова, обрабатывавшая в 1603 г. силами 11 крестьян 56 десятин земли и имевшая «лесу непашенного полторы версты», к середине века силами 31 крестьянина распахала уже 636 десятин. И, вероятно, в помощь крестьянам были неучтенные рабочие руки из числа людей, поселившихся на их дворах. В крестьянских общинах росло число захребетников, соседей и подсоседников, маскирующихся чужим тяглом («у которых своих дворов нет, живут в соседех»). Крепкий хозяин принимал захребетника на свой двор или даже в свою избу, кормил его в обмен на помощь в работе. Обычно, чуть встав на ноги, захребетник переходил в бобыли, платил небольшой бобыльский оброк. И уже потом, когда у него подрастали дети, при поддержке общины и землевладельца становился крестьянином.

Общины были заинтересованы в новых членах, выделяли им землю (усадебную, пашенную и угодья), старались предоставить некоторую материальную помощь.

Такие же процессы шли и в посаде, и в стрелецких слободах.

К середине XVII в. почти исчезли в писцовых книгах описания пахотных лесов, перелогов и «зарослей». Вместе с иссушением болот уменьшалось количество источников, падал уровень воды в небольших реках, уменьшалось количество водяных мельниц. К тому же и изменение климата выражалось в снижении средних годовых температур и уменьшении осадков.

В южную часть Закамского края приходили люди из Перми, которые жаловались в челобитной, что «у них де у Пермич место подкаменное, студеное, хлеб не родится, побивает мороз по вся годы». Переселялись туда крестьяне с Вятки, как, например, в 1626 г. целой общиной «Попов с товарыщи» стали «жити на пашне, на льготе, на Чалне» при впадении ее в Каму. В Чалнинском починке в 1643 г. насчитывалось 118 крестьянских и бобыльских дворов, а в 1651 г. – втрое больше. Починок становится селом с полным самоуправлением, денежный и хлебный оброк оно платит дворцовому приказу по «крестьянским сказкам, а не по мере».

Как и прежде, соседство с немирными кочевниками требовало от крестьян участия в оборонных мероприятиях. Так, в Тетюшском уезде надо было высылать с 10 дворов по человеку «с пищальми, с саблями и со всяким боем». Поволжское крестьянство было хорошо вооружено властями, да и, видимо, обучено ратному делу. В крупных европейских государствах того времени оружие крестьянам не доверяли.[283]283
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 64, 70.


[Закрыть]

В Казанском уезде правительство обратило внимание на те места по Каме, которыми ногаи пользовались для перехода с луговой стороны на правую, нагорную. На одной из переправ, со времен царя Ивана, стоял Лаишевский город, а вот Анатошский перевоз с 1620-х гг. сторожили вооруженные крестьяне из ближайшей деревни. Назвали ее соответственно Сторожевой.

Вместе со сведением лесов уменьшалась их защитная роль, поэтому государство должно было прибегать к новым оборонительным мерам. На левых и правых притоках Свияги, Карле и Килне возникли укрепленные слободы, которые населили полковыми казаками.

В 1648 г. на правом берегу Волги от нового города Симбирск началась постройка протяженной черты в юго-западном направлении. Она состояла из полос, где в несколько рядов шли рвы и валы, которые в лесных массивах сменялись засекой.

Строили черту шесть лет – с числом занятых работников от 3,3 до 4,9 тыс. человек.

На дистанции от Симбирска до Инсара встало 8 острогов.

В Инсар перешла часть темниковских жителей. Переселенцы, обосновавшиеся в городе, получали жалованье на дворовое строение – 4–5 руб. и огнестрельное оружие.

На новой черте селили казаков, переведенных из Тетюш, Лаишева, Арска, Карлинской слободы.

Поселившихся здесь мордвинов прибирали в казачью службу, татар – в «государеву конную службу».

За Инсарским острогом черта тянулась и дальше на юго-запад до соединения с Нижне-Ломовскими укреплениями, которые входили в состав Козлово-Шацкой черты.

Черноземная правая сторона Поволжья, ограниченная с севера Тетюшской засекой, а с юга новой Симбирской чертой, стала базой для раздачи земли помещикам, как русским, так и представителям поволжских народов. Получив землю, последние были заинтересованы не меньше русских в ее защите от вторжений кочевников.

Помещик XVI и XVII в. был щитом, мечом и рабочей лошадью фронтира – без него невозможно было защитить плоды любой созидательной деятельности от хищничества кочевых степняков и разбойничьих шаек. Без него на фронтире не удержалось бы никакое оседлое население, да и просто эта земля была бы потеряна.

Помимо исполнения гарнизонной службы много служилых людей было задействовано на сторожах, которые в Поволжье обычно располагались на возвышенных местах.

Им предстояло следить за тем, чтобы «воинские люди в Симбирску и к… Симбирской черте на русские и на мордовские деревни безвестно не пришли и дурна какого не учинили и уездных людей не повоевали, и не побили, и в полон не поймали».

В степь за черту направлялись разъезды и станицы – для «проведывания вестей про неприятельских воинских людей».

К середине XVII в. до Камы добираются калмыки (монголы-ойраты). За предыдущие 40 лет они перекочевали с берегов Ишима и Тобола на верховья рек Яика и Ори, а в 1630-е гг. их кибитки появились между Яиком и Волгой. Здесь калмыки принялись грабить ногаев, отчего те двинулись на правый берег Волги. Одни шли в Крым, другие умоляли о спасении астраханских воевод.[284]284
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 127.


[Закрыть]

Русские заслоны не могли противостоять многочисленной калмыцкой орде. Вскоре 40 тыс. ногайских воинов на левобережье Волги подчинились калмыкам, как и туркмены восточного берега Каспия.

В 1639 г. калмыцкая орда ударила по Самаре.

В начале 1640-х гг. на левой стороне Камы появились три острожка: Ахтачинский, Мензелинский и Шешминский – «для обороны Закамской стороны от воровских людей, от Башкирцев и от Калмыков». Однако крепкой обороны создать не удалось.

В 1643–1644 гг. кочевники уничтожают деревни Преображенского монастыря на реках Бездне и Чертыке. Убито и уведено в плен более 90 человек, монастырского и крестьянского имущества похищено на 4 тыс. руб.[285]285
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 128–129.


[Закрыть] И десятилетие спустя на реке Чертыке «пустошь, что была деревня Чертыковская старая», на реке Бездне «тогож монастыря пустошь, что был Старцов».[286]286
  Там же. С. 130.


[Закрыть]

В начале 1644 г. правительство послало на калмыков служилых людей из Самары и Уфы. Самарский воевода Плещеев наконец наносит кочевникам поражение.

Битые калмыцкие правители присягнули Москве, получив «повольный торг в государевых городах». Но эта присяга имела скорее характер восточной хитрости. Так кочевые вожди хотели избежать военных акций русского правительства, получать подарки за «красивый внешний вид», а меж тем продолжать набеги, ссылаясь на то, что отдельных гордых батыров обуздать невозможно, никого не слушаются, понимаешь.

И вот уже тайши «на той своей шерти[287]287
  Шерти – присяге.


[Закрыть] не устояли, учали приходить под Сибирские городы, под Уфу, под Саратов, под Астрахань и на Ногайские улусы; и приходя городы и уезды воюют, села и деревни жгут, ногайские улусы разоряют, людей побивают и в полон емлют».[288]288
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 131.


[Закрыть]

В 1650 г. при впадении Чалны в Каму воздвигнут город «для обереганья от приходу Калмыцких и Ногайских воинских людей», окруженный со всех сторон тарасным валом, с двух сторон рвом, подле которого вбиты надолбы.[289]289
  Там же. С. 132.


[Закрыть]

На валу было 6 башен: 4 угловые – глухие, а 2 – с проезжими воротами. Имелись 6 затинных пищалей, дубовый погреб для пороха, помещение, где хранилось «стрелецкое знамя дороги зеленые, на нем вышит крест дороги алыя».

Здесь стала нести службу сотня конных белопашенных (т. е. не платящих оброк за используемую землю) казаков, вооруженных пищалями. Получили они хлебное довольствие, «на дворовое строение по осьму рублев человеку», семена на посев и «земли на пашню по 20 четвертей».

Белопашенные казаки были набраны из охочих гулящих людей, которых в то время было довольно на Руси. Некоторые из них помимо воинского дела и сельских занятий продолжали заниматься промыслами.

Административно казаки были разделены на десятки. Управляющие-десятники избирались обществом на год.

В короткий срок возле Чалнинского городка появились 2 новые деревни и 5 починков, мужики потянулись туда, где воинская сила обеспечивала безопасность.

Неподалеку, в селении Мыс, среди бобылей, сапожников и боч-карей встречаем московских «бизнесменов» – торговых людей, несших тягло в Москве в Бронной слободе, а здесь находящихся для «откупного кабацкого и таможенного промыслу», также двух владимирских посадских, торговавших солью и хлебом. Один из них имеет «солодовню, растит солод и отпускает в Астрахань».

В 1651 г. правительство вело изыскания по постройке Закамской черты. Служилые люди Степан Змеев и Григорий Львов исследовали местность и составили «роспись и чертеж Закамской засечной земле», по которой должны были строиться «городы и жилые и стоялые остроги и всякие засечные и земляные и деревянные крепости от Волги до Ику реки и по Ику вниз до Камы реки».

Документы, составленные служилыми, были отосланы в Москву в Казанский приказ, там их одобрили и направили в Казань воеводе Никите Одоевскому со товарищи, чтобы те устроили все «по росписи и чертежу, в которых местах городком и острогом и засечным крепостям быть пристойно».

С лета 1652 г. начались работы, для которых наряжались из Казанского уезда «подымовные люди», преимущественно чуваши, черемисы и вотяки. В первый год бралось «в степь, в работу, в деловые люди» по одному работнику с 3 дворов, а потом с 6 дворов. Представители поволжских народностей были и «в вожах» (проводниками).

Как и на Симбирской черте, работы производились в разных местах одновременно. Сначала появился городок Белый Яр, на месте рыбной ловли Покровского монастыря в Нижних Тетюшах. Он был окружен тарасным валом в сажень высотой и шириной, из Тарасов на 2 сажени поднимался острог с «боями» (бойницами). С половодной стороны к тарасам был сделан земляной привал. По валу в разных местах «для бою деланы лазы». В остроге стояло 8 башен: 4 восьмиугольные, глухие, располагались по углам, остальные – четырехугольные, из них 3 с воротами.

В городке находились церковь, дворы причта и стрельцов; около ворот стояли караульные избы. Артиллерия насчитывала три медные пищали в станках и на колесах, пищаль фунтовую, две пищали четырехфунтовые. Гарнизону было роздано 405 ручных «самопалов» – пали не хочу.

Лаишевский воевода набрал для службы в новом городе 100 лаишевских конных казаков, добрых и семьянистых. Рожь они сперва сеяли в Лаишеве на прежних землях, а яровой хлеб уже у Белого Яра. Сюда перевели и несколько десятков «полонников».

Все переселенцы определены были в белопашенные конные казаки и, поселившись с трех сторон от города, образовали две слободы. Каждому переселенцу отвели под двор, огород и гумно участки размером 40 на 10 саженей плюс пашенные земли.

На протяжении более 14 верст от Белого Яра тянулся тарасный вал высотой около 5 м. «Тарасы рублены в крайнем сосновом и дубровном лесу, в вышину до обламов две сажени, поперек тож». По нему было поставлено 25 выводных городков.

От конца тарасного вала, по направлению к засеке, «под увал, на десяти саженях поставлены тройные надолбы». Затем «лес вален всякий, дубняк, вязник, липняк, ольшняк». За лесом находилось топкое место, где был вбиты «семерные надолбы».

На открытом пространстве были устроены в 3–6 рядов валы и рвы, укрепленные плетнем и дерном.[290]290
  Назарова И. В. Архитектурная структура и элементы старой Закамской черты XVII в. // http://izvestija.kgasu.ru/files/2_2008/Nazarova_22_27.pdf


[Закрыть]

На правом берегу Ерыкли, впадающей с севера в Большой Черемшан, встал острог с 6 башнями. Как и повсюду на черте, его стена, образованная вертикально стоящими бревнами, еще скреплялась дубовыми поперечинами.[291]291
  Там же.


[Закрыть] Окружающий ров наполнялся водой из реки.

Сюда из Чалнов перевели и устроили в казачью службу 150 пашенных крестьян. Свежеиспеченные казаки обеспечены были неплохо. Выборные пятидесятники получили по 60 десятин земли, рядовые – по 30 десятин.

Перевели сюда и пеших стрельцов, правда, их обеспеченность землей была примерно в 2 раза ниже.

От Ерыклинского острога до следующего шла двадцатидвухверстная полоса укреплений: тарасный вал с обламами наверху и рвом со стороны поля, засеки на лесных участках, «семерные надолбы» на болотных местах. На бродах биты частики и рогатки. Черта имела как прямоугольные, так и изогнутые участки; на выступах насыпались земляные укрепления, напоминающие редуты.[292]292
  Там же.


[Закрыть]

На речке Тия, впадающей с севера с правой стороны в Черемшан, был поставлен острог с 6 башнями. Для обороны от басурман он имел лишь две пищали: медную и железную. Но своей мощью радовал государев вестовой колокол весом 50 пудов с полпудом, не считая языка.

Чтобы оборонять Тиинский острог, в 1653 г. сюда перевели 50 стрельцов с семьями из Ахтачинского острожка, а также сотню чалнинских пашенных крестьян – на всех возложена была конная казачья служба. Поселились они возле острога в двух слободах…

Так, собственно, застраивается вся территория русского фронтира, от Волги и Камы до далекого Амура.

Россия в XVI–XVII вв. обзаводится массой небольших защитных сооружений, как Европа в VI–VIII вв., только на куда более протяженном пространстве. Европа же Нового времени, надежно заслоненная русским войском от кочевников, и думать о них забыла.

Русский человек селится очень просторно. И управление страной держится не столько на государственном аппарате, как в Европе (он крайне незначителен для такой территории), сколько на общественной самоорганизации, на обществе, выполняющем государственные функции.

Собственно, это не страна, а целый мир, единство которого держится не на насилии и не на постоянном вмешательстве центра – для этого слишком велики расстояния, – а на осознании общности всех русских людей. А вот осознанная общность дает возможность для реализации неспешного, но вполне эффективного централизованного управления…

Правительство уже с конца XVI в. предпринимает весьма нестандартные меры для заселения волжской окраины. В 1599 г. в Казанском уезде упоминаются «немецкие поместные деревни». При Михаиле Федоровиче в 1619 г. испомещают здесь литвинов и других иноземцев, не взятых в плен, а прибывших к нам от нужды. Некоторых иноземцев ссылают на окраину, после того как они попались на воровстве и других грешных делах в центре. Сечь голову за небольшие вины в России не принято, в отличие от Европы, – зачем, если народу и так мало?

В ходе удачной (особо на первом этапе) войны с Речью Посполитой в середине XVII в. русские войска пленили немало поляков и литвинов. На следующий год после взятия Смоленска (1654) в Закамский край водворили смоленских иноземцев (это были не коренные смольняне, а жолнеры и реестровые казаки, отправленные польской короной в пограничный город).

В Тиинский острог прислан был 141 пленный иноземец, где им отвели земли «под дворы, под огороды, под гумна». На дворовое строение выдавалось чуть менее 7 руб. Сперва хотели им было предоставить пашенные земли и сенные покосы. Но тут русская коса нашла на западный камень. Иноземцы заниматься хлебопашеством наотрез отказались. Ну, не хочешь – не надо. Пойдя навстречу интересам недавних пленников, правительство стало им выдавать «государева жалованья поденного корму по алтыну на день». Иноземцы имели в Тиинске свое знамя и своего поручика, начальствовавшего над ними.

От Тиинска Закамская черта тянулась вдоль реки Большой Черемшан, а потом, пересекая реку Малый Черемшан, шла на северо-восток к реке Шешма, притоку Камы. Здесь также поставлен острог, затем до черного леса устроен тарасный вал, через лес прорублена засека.

Открытые пространства на Закамской черте были относительно невелики, как и соответствующие им тарасные валы. А вот засека от Малого Черемшана тянулась в сплошном лесу на 60 верст! Не ленились махать крепкие мужики топорами.

Протяженность черты между Тиинским и Новошешминским острогами составила около 83 верст. Однако ее пересекала старинная «вотчинная дорога». Такой технологической нестыковкой сразу воспользовались враги. Ровно по этой дороге прошли ногаи в Закамские места, где и «погромили Саввы Аристова село Жукотино». После этого происшествия были поставлены в шести местах поперек дороги тройные надолбы, а также сделаны засеки «с польскую сторону по дороге на двадцать сажен».

Новошешминский острог имел 6 башен, а из артиллерии – пищаль железную в станке и на колесах, полковую пищаль и 10 затинных пищалей.

Водворены здесь были стрельцы в количестве ста, с семьями и захребетниками. Кстати, у всех служилых были прозвища, показывавшие, откуда они завербовались на государственную службу. Чаще всего встречаются казанцы, устюжане, вятчане, т. е. выходцы из уездов, которые заселялись совсем недавно, и с русского Севера, по которому в это время сильно ударили неблагоприятные климатические изменения. Прозвища «Мещера» и «Черемисин» показывают, что в служилое сословие «инородцы» имели свободный доступ.

В Новошешминский также было переведено 50 пашенных крестьян из села Чалны и 127 смоленских иноземцев, относящихся к отряду «красного знамени».

И здесь иноземцы взяли земли под дворы и огороды, но от пашенной земли отказались. Им «давали великого государя жалованья по три рубля человеку» в год, а также хлебное жалованье. Лишь к 1660 г. некоторые из них достаточно обрусели, чтобы взять немного земли, по 6 десятин, да сенные покосы.

От Новошешминского черта шла к острогу, поставленному неподалеку от притока реки Шешмы, Кичи. От Кичуевского – к городку Заинску. Около берега реки Заи, поросшего ельником и березняком, была устроена засека, дополненная тройными надолбами. Размер ее составлял 23 версты 965 саженей (все измерялось царскими статистиками не абы как, а с максимальной точностью).

Заинские башни и город были рублены в сосновом лесу и крыты «башни тесом, а город драницами».

А почему бы сегодня не поставить здесь музей фронтира, реконструировав городок? Ведь и место высокое, и воздух от сосен замечательный – отлично можно сочетать полезное с приятным, изучение русской старины с оздоровлением организма…

В Заинске было 6 затинных пищалей и шелковое клетчатое (!) знамя. А вот рва здесь не прокопали; вокруг слобод стояла защита из двойных надолб. Здесь расположились 100 чалнинских стрельцов и 81 смоленский иноземец. И ведь не дрались заинцы разного происхождения меж собой, не давило одно этническое сообщество на другое, а вместе служили они России, обмениваясь культурными достижениями.

Так и представляю: сидят по окончании трудного дня у ворот на куче стройматериалов стрельцы вместе с западными славянами, обмениваются контрабандным табачком, пускают дымок, глядя на то, как закатное солнце расцвечивает кромку облаков. «А как по-вашему будет „жизнь“ господин жолнеж?» – «Жиче, пан стрелец». – «Тоже хорошо».

От Заинска черта шла почти параллельно Каме. И здесь раздавался топор дровосека, вернее – целый хор топоров: через «черный лес» было прорублено несколько протяженных засек, одна из которых имела длину в 54 версты.

У реки Мензелы, притоке реки Ика, построили новый острог – самый большой на Закамской линии, с периметром 1026 саженей – он был «приткнут к стене к старому Мензелинскому острогу». Для его строительства прирастили насыпью речной берег. В его гарнизоне состояла сотня конных стрельцов и примерно столько же иноземцев – смоленских казаков «черного знамени».

По «новому дозору и чертежу» казанского служилого человека Ивана Лазарева в 1655 г. к почти достроенной Закамской линии добавлена полоса укреплений на 15,5 версты – засеки, надолбы и частик около рек Мензела и Ика.

Работы по проведению Закамской черты были в основном закончены к концу сентября 1656 г. Общая ее длина составила 250 км.[293]293
  Назарова И. В. Архитектурная структура и элементы старой Закамской черты XVII в.


[Закрыть] Проводились работы силами людей Казанского уезда, набираемых по человеку с нескольких дворов, главным образом из числа «инородцев», после окончания сельских работ. «Делали в осень не по один год». Работа спорилась, как было обычно в те времена. Вместе со строительством новых укреплений приходилось еще и чинить уже построенные, но испорченные половодьем.

В октябре 1656 г. работники взяли и отказались дальше оставаться на черте «для поделки[294]294
  Поделка – починка.


[Закрыть]… худых и порченных мест», которых годом ранее «попортило вешнею водою».

И что же, засвистели кнуты, как предположил бы любой хулитель Московской Руси?

Нет, правительство никого не наказало и не принудило, а распорядилось, чтобы «порченные крепости» по черте «доделать иных городов Казанскими подымовными людьми». Прежних работников государь «не велел посылать впредь на черту и к поташному делу», дабы они могли сосредоточиться на своих обычных занятиях.[295]295
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 165, 166, 167.


[Закрыть]

В 1658 г., после досмотра служилого Никиты Гладкова, выявившего «худые и полые и горелые места, и редкую засеку» между Тиинском и Малым Черемшаном, на уязвимом месте был поставлен Биларский острог. Сюда перевели 100 стрельцов с семействами. Судя по их прозвищам «Нижегородец», «Самарянин», «Ветчанин», были они опять-таки набраны из свободных охочих людей, сходившихся на камский фронтир отовсюду.[296]296
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 168, 169.


[Закрыть]

«Без легкости передвижения, коренящейся в характере русского человека, мы вряд ли встретились бы с такими сравнительно скорым заселением здешнего края русскими колонистами», – замечает Перетяткович. Добавим, легкость была обусловлена и социальным устройством Московского государства.

Правительство решало одновременно два вопроса: как в огромной стране, с опаснейшими границами и протяженнейшим фронтиром, обеспечить материальную базу для войска (отсюда прикрепление владельческих крестьян, оформленное Соборным Уложением 1649 г.) и как обеспечить заселение окраин служилым и крестьянским людом (отсюда наличие открытых каналов для перемещений населения на окраины)…

В начале 1660-х гг. в Симбирском уезде служилые люди стали самостоятельно отыскивать себе свободную землю.

Отводу земель была посвящена 40 статья 16 главы Уложения: «Украинных городов детем боярским, которые бьют челом государю в поместье на порозжия земли в дикое поле, давати из порозжих земель из диких поль».

После того как служилому приглянулась та или иная земелька, он просил местного воеводу назначить человека для ее отвода. Назначенный воеводою «откащик» отправлялся «на порозжую землю на дикое поле». Брал он «с собою тутошних и сторонних людей сколько пригоже», расспрашивал их о найденной челобитчиком земле. Если те показывали, «что эта земля ни в поместье, ни в оброк никому не отдана и от засечных крепостей в дальних местах», то она отводилась челобитчику.

Заметим, что в процедуре не участвовал ни один чиновник.

Также и крестьяне с 1660-х гг. занимали «за валом на Крымской стороне», то есть ниже Симбирска, Арбугинскую землю – здесь ранее находились лишь рыбные ловли Покровского Нижнететюшского монастыря. Крестьянские слободы были защищены Арбугинской чертой и приписаны к дворцовому ведомству; сенные же покосы находились на левой, более опасной стороне Волги. Рента у крестьян дворцовых слобод на Арбугинских полях была натуральной и не очень обременительной – пахать десятинную государственную пашню.

Большая группа захребетников из левобережного Белоярского города перешла на правую сторону Волги, на речку Сенгилейку. И по их челобитью правительство отвело им в 1666 г. «земли и сенные покосы против Белаго Яру на нагорной стороне по речке Сенгилейке с вершины и до Волги реки», где они получили статус станичных казаков.

На следующий год, учитывая угрозу набегов, симбирский воевода Дашков «перевел их с той земли жить для крепости от башкирского разоренья к Волге реке на городище, промеж Тушны и Сенгилейки».[297]297
  Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 191.


[Закрыть]