Текст книги "Битва за Крым 1941–1944 гг."

Сверхтяжелая артиллерия расстреляла 4–5 боекомплектов. При этом из орудий больших калибров безусловным рекордсменом по абсолютному числу выстрелов являются 305-мм мортиры чешского производства. Чехословацких 305-мм мортир было просто больше по количеству задействованных стволов. То же самое можно сказать о 280-мм мортирах с длиной ствола 12 калибров. Использование новейших 170-мм пушек, по сути своей, имело характер войсковых испытаний.

Интенсивная стрельба неизбежно приводила к разрывам ствола, особенно старых орудий. С 2 июня по 4 июля 1942 г. из 15 283-мм гаубиц у 10 оказался разорван ствол[1196]1196
  NARA T312 R421 frame 7998964.


[Закрыть]. Из орудий других калибров от этого пострадали 12 тяжелых гаубиц sFH18 и 5 легких гаубиц leFH18. От воздействия советской артиллерии были потеряны 6 leFH, 2 sFH и 1 sFHM37(t) чехословацкого производства[1197]1197
  Ibidem.


[Закрыть].

Также было расстреляно колоссальное количество пехотных боеприпасов: почти миллион пистолетных патронов, 8,4 млн патронов 7,92 мм для винтовки и пулемета, 100 тыс. выстрелов для легкого пехотного орудия, 100 тыс. 81-мм минометных мин[1198]1198
  NARA T312 R421 frame 7998967.


[Закрыть]. Хотя, если разобраться, на каждого бойца и командира Приморской армии приходилось примерно по 80 винтовочных или пулеметных патронов, а также по 8 пистолетных и автоматных патронов, выпущенных солдатами Вермахта, что не так уж и много.

Выводы. В отечественной историографии достаточно традиционным является упрек в адрес командования фронтом и Ставки в отношении снабжения СОР боеприпасами в первые месяцы 1942 г. Однако следует признать, что одним из факторов, способствующих нехватке боеприпасов Приморской армии, стали инициированные И.Е. Петровым наступления с амбициозными задачами, предпринятые в конце февраля и в марте 1942 г. Отказ от них в пользу предписанных штабом фронта атак с ограниченными целями мог сберечь дефицитный боекомплект. Объемы поставок в Севастополь позволяли накопить к июню 1942 г. если не 6,0 б/к, то, по крайней мере, 4,0–4,5 б/к наиболее ходовых и эффективных калибров, в частности 82–120-мм мин, 122–155-мм гаубичных выстрелов.

Штольни Сухарной балки после взрыва. На переднем плане затонувшая «Абхазия».

Также приходится констатировать, что советское командование реагировало на происходившее в том же духе, как это происходило в декабре 1941 г. – вводом в бой резервов. Сначала 138-й сбр, потом 142-й сбр (в декабре это были 79-я сбр, 345-я сд). Однако ситуация уже принципиально изменилась в сравнении с декабрем и лишь вводом в бой новых частей задача остановить противника не решалась. Считалось, что противник выдохнется, но этого, к сожалению, не произошло. Одновременно следует признать, что развал обороны СОР произошел под воздействием противника к 29 июня и эвакуация или не эвакуация командного состава ничего не решала.

В отношении использования немцами разнородного «чудо-оружия» можно вполне определенно сказать, что надежды оно оправдало далеко не в полной мере. Как абсолютную неудачу можно признать использование немцами в штурме Севастополя суперпушки «Дора». Нет ни одного объекта, поражение которого можно достоверно приписать воздействию снарядов «Доры». Несколько более успешным стало использование 600-мм орудий «Карл». Спорные оценки вызывало использование радиоуправляемых танкеток 300-м батальоном. В любом случае ни одному из этих экзотических средств борьбы нельзя приписать успех штурма Севастополя войсками 11-й армии. Главной силой немецкого наступления стали штурмовые группы и тяжелая артиллерия, хотя и крупных по советским меркам калибров (от 210-мм до 305-мм, в Красной Армии такие орудия использовались в частях артиллерии большой и особой мощности). По существу, 11-й армией был повторен декабрьский штурм, но уже соразмерными сложности задачи средствами. Тем не менее планы германского командования быстро расправиться с гарнизоном Севастополя, задействовав авиацию в штурме города буквально на несколько дней, быстро потерпели крах. Город пал лишь после долгого и напряженного штурма.

4.3. Хазанов Д.Б. Авиация в боях над Крымом. Май – июль 1942 г

План немецкого наступления на Керченском полуострове получил название «Охота на дроф». При его разработке командующий 11-й армией генерал фон Манштейн и его штаб получили подробные разведывательные донесения, из которых следовало: даже после переброски большинства сил из-под Севастополя к Парпачским позициям советские войска (с перебазированием 47-й армии мы уже имели на Керченском полуострове три полноценных объединения) будут обладать по крайней мере двукратным перевесом в людях и технике. На приеме у фюрера, состоявшемся 16 апреля, Манштейн добился обещания существенно усилить авиацию на Крымских аэродромах. «Теперь (имеется в виду весна 1942 г. – Прим. авт.) это было невозможно без сильнейшего оголения группы армий «Юг». Как подчеркнул Геринг в кругу авиационных генералов, боевых возможностей Люфтваффе отныне не хватает для решения одновременно нескольких задач», – записал в дневнике руководитель Технического управления и статс-секретарь Люфтваффе генерал-фельдмаршал Э. Мильх [Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 6. Stuttgart: 1990. S. 872.].

Немецкие солдаты поднимаются на Сапун-гору.

День ото дня противник увеличивал активность в воздухе в районе Крыма, на что наше командование реагировало вяло и не всегда адекватно. Внес немалый вклад в дезорганизацию управления начальник Главного политуправления Красной Армии армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис. По воспоминаниям К.М. Симонова, все время своего пребывания «действовавший на Крымском фронте в качестве уполномоченного Ставки и державший себя там как личный представитель Сталина, подмял под себя образованного, но безвольного командующего фронтом и всем руководил сам. Руководил, как может это делать человек лично фанатично храбрый, в военном отношении малокомпетентный, а по натуре сильный и не считающийся ни с чьим мнением» [Симонов К.М. Разные дни войны. Дневник писателя. Т. 2. М., 1977. С. 93.].

От его порывистых необдуманных действий пострадало не только общевойсковое командование. По указанию Мехлиса готовились многочисленные справки-донесения в штаб ВВС фронта, многократно фотографировались с воздуха, а затем вновь и вновь дешифрировались снимки 26-километровой четырехполосной обороны противника на Ак-Монайском перешейке. Любил Лев Захарович показательно наказывать виноватых, по его мнению, бойцов и командиров. Так, полковник В.И. Салов, возглавлявший 135-ю иад, обвиненный в плохо организованном ПВО и беспрепятственном пропуске вражеских бомбардировщиков к тыловым объектам Керченского полуострова, был снят в апреле с должности (его дивизию тогда же расформировали) и предстал перед военным трибуналом, осудившим Владимира Ивановича на 10 лет лишения свободы [ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977529. Д. 3. Л. 424.].

Двухбашенный танк Т-26, оставленный в Севастополе. В июне 1942 г. Такие машины были большой редкостью на фронте.

Этому приговору предшествовал налет 10 апреля противника на Керчь и Камыш-Бурун, который оказался почти столь же разрушительным, как осуществленный на Керченский порт 27 октября 1941 г. Обращает внимание большая длительность пребывания над целью немецких групп: первая, состоящая из примерно 30 бомбардировщиков, находилась 4 ч 25 мин, вторая из 19 бомбардировщиков – даже 5 ч 41 мин. Это стало возможным из-за того, что каждый экипаж бомбил с индивидуальным прицеливанием, сбрасывая одновременно по одной-две авиабомбы, стараясь добиться и максимального морального воздействия, после чего его менял над целью следующий экипаж. По предварительным данным, было сброшено 150 фугасных, 20 осколочных и до 1200 зажигательных авиабомб. Кроме потопления в порту Керчи буксира «Свобода», небольшого ледокола, полного разрушения семи зданий, имелись большие людские жертвы – погибли 78 и получили ранения 77 чел.

Признавая слабую готовность частей к отражению удара, запаздывание с подачей сигнала «Воздушная тревога», слишком большое время, которое требовалось командирам всех уровней для принятия решений и подготовку расчетов к бою, начальник Управления ПВО Крымского фронта генерал-майор Я.А. Тыквин в докладе Л.З. Мехлису отметил, что «зенитный огонь нанес противнику потери, рассеивая группы самолетов и препятствуя прицельному бомбометанию» и «что большинство бомб упали вне города и фронтовых объектов». Ссылаясь на наблюдение командира 15-й бригады ПВО полковника И.Т. Шиленкова, ст. помощника начальника отдела УПВО майора В.С. Артеменко, других командиров, был сделан оптимистичный вывод: зенитчиками сбито 4 бомбардировщика. Вероятно, наши истребители вовсе не участвовали в отражении налета, поскольку о них в документе ничего не говорилось [ЦАМО РФ. Ф. 215. Оп. 1185. Д. 46. Л. 4, 5.]

Брошенный на севастопольской улице двухбашенный танк Т-26.

Мысленно перенесемся в район Севастополя. В период относительного затишья командование СОРа проводило мероприятия по дальнейшему укреплению обороны, повышению боеспособности всех сил и средств, включая авиацию и ПВО. Налеты на город, корабли в бухтах и на переходах никогда не прекращались, не утихали и воздушные бои. В них участвовали не только рядовые и младшие офицеры, но и многие старшие командиры ВВС ЧФ. Среди них командир 5-го гв. мтап подполковник Н.А. Токарев, 32-го иап майор Н.З. Павлов, 9-го иап майор К.П. Малинов, да и сам командующий Черноморской авиацией генерал-майор Н.А. Остряков выполнил до 100 (!) боевых вылетов. Под стать командующему был начальник летной инспекции ВВС флота майор Н.А. Наумов – в одном из жестоких боев над бухтой Евпатории 6 апреля он сбил гитлеровского аса Р. Шмидта из II/JG77, которому немцы засчитали 38 побед.

Трагическое для нас событие произошло 24 апреля – в результате первой и последней бомбардировки 36 авиамастерских в Круглой бухте погиб душа обороны Севастополя с воздуха генерал-майор Н.А. Остряков. Накануне он поздравил летчиков и командиров 8-го иап ВВС ЧФ, которого приказом наркома ВВС преобразовали в 6-й гвардейский. При посещении вместе с заместителем командующего ВВС ВМФ генералом Ф.Г. Коробковым цехов мастерских в небе со стороны моря показалась шестерка Ju 88, которая с крутого пикирования атаковала этот объект без противодействия нашей ПВО. Два генерала и еще 46 чел. погибли на месте, 13 рабочих получили ранения. В мастерских сгорели 9 самолетов, проходивших ремонт. До сих пор непонятно: стал ли этот налет и его тяжелые последствия роковой случайностью, или это была заранее подготовленная акция, и немцев кто-то проинформировал, когда и где надо бомбить. Генералам Николаю Александровичу Острякову и Федору Григорьевичу Коробкову посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Командующим ВВС ЧФ был назначен генерал-майор В.В. Ермаченков.

Тем временем противник заканчивал последние приготовления к наступательной операции на Керченском полуострове. В начале мая к востоку от Феодосии расположился штаб самого сильного в Люфтваффе 8-го авиакорпуса генерала фон Рихтгофена (некоторые историки указывают, что в отличие от предыдущих кампаний в Крыму корпус подчинялся не штабу 4-го ВФ, в чьей зоне ответственности теперь находился, а непосредственно главкому ВВС). При обсуждении будущей операции особое внимание уделялось вопросам взаимодействия Люфтваффе с наземными войсками и организации надежной связи между наземными и авиационными штабами, делегирование в эти структуры наиболее подготовленных в оперативных вопросах офицеров. Делался вывод: «Рихтгофен, советуясь с Манштейном, стремился реализовать указание фюрера сосредоточить все возможные силы и средства на направлении главного удара» [Muller R. The German Air War in Russia. Baltimore: 1992. P. 71.].

Для эффективного поражения советской пехоты в местах сосредоточения германское командование заготовило «сюрприз»: вторично после 22 июня 1941 г. было осуществлено массированное применение мелких противопехотных бомб SD 1 и SD 2, называемых у нас «лягушками», для чего модернизировали ранее сконструированные специальные контейнеры. Также были доставлены на аэродромы тяжелые фугасные авиабомбы для поражения ДОТов и ДЗОТов на Ак-Монайских позициях. Здесь, на Керченском перешейке, начались войсковые испытания нового бронированного штурмовика Hs 129 с 30-мм пушками МК 101 для борьбы с танками КВ и Т-34. По замыслу германского командования, неплохо бронированный «хеншель» должен был со временем стать аналогом советского Ил-2.

В первой декаде мая 1942 г. 4-й авиакорпус, базировавшийся у Харькова, передал около 360 своих самолетов в состав 8-го авиакорпуса, после чего генерал фон Рихтгофен располагал 740 боевыми самолетами, не считая морской авиации, транспортных и связных машин, подчиненных непосредственно штабу 4-го воздушного флота, но базировавшихся в Крыму [Hooton E.R. The Luftwaffe. A Study in Air Power 1933–1945. Hersham: 2010. Р. 164.]. Теперь немцы с учетом всех задействованных на полуострове сил почти вдвое превосходили группировку ВВС Крымского фронта, имевшего на 1 мая 424 самолета без учета ВВС ЧФ и 15-й и 16-й Ударных авиагрупп Резерва Ставки, которые вступили в сражение уже в ходе немецкого наступления [ЦАМО РФ. Ф. 215. Оп. 1196. Д. 13. Л. 2.].

События развивались стремительно. В документах штаба ВВС Крымского фронта говорилось: «Со второй половины дня 7 мая около 200 бомбардировщиков, группами от 12 до 40, под прикрытием Bf 109 произвели почти одновременный налет на районы сосредоточения вторых эшелонов, резервов, КП армий и фронта. С интервалом в несколько минут над аэродромами Марфовка, Багерово, Керчь, Семь Колодезей появились (блокируя советскую авиацию. – Прим. авт.) подразделения в 6–8 Bf 109…» В отчете указывалось, что посты ВНОС зафиксировали, по неполным данным, 8 мая 900 самолето-пролетов над Керченским полуостровом, главным образом для поражения войск и опорных пунктов 44-й армии, 9 мая – 1400 пролетов [Ф. 35. Оп. 11285. Д. 541. Л. 173, 174.].

Лучшие части наших ВВС оказывали самоотверженное сопротивление неприятелю. Так, 247-й иап, базировавшийся в Багерово, который теперь возглавлял майор Я.Н. Кутихин, подразделениями по 6–8 Як-1 несколько раз сопровождал 9 мая штурмовики в район Балка Черная – Балка Песчаная. В отчете отмечалось: «Воздух был буквально насыщен истребителями противника. В тот день приходилось вести исключительно напряженные и длительные воздушные бои с превосходящим в три-четыре раза неприятелем. И только мужество, хладнокровие, выдержка и умение в бою приводили к победе. За 9 мая полк сбил 11 самолетов противника, не имея своих потерь» [ЦАМО РФ. Ф. 156-го гв. иап. Оп. 206633. Д. 9. Л. 12.].

Многие хорошо подготовленные летчики-истребители ВВС Крымского фронта увеличили личные счета. Например, будущий дважды Герой Советского Союза лейтенант Д.Б. Глинка из 45-го иап за 8 и 9 мая сбил истребитель и три пикировщика. Действительно, поддержка прорыва через Парпачские позиции дорого обошлась 8-му авиакорпусу, потери были весьма значительными. Только за первые три дня операции «Охота на дроф» подлежали списанию 44 боевых самолета соединения, не считая потерянных на аэродромах. Также добавим, что заявок на победы от немецких асов было заметно меньше, чем можно было предположить, учитывая напряженные схватки над весьма ограниченным пространством с утра до вечера. С другой стороны, немецкие истребители, выполнившие в эти майские дни по три-четыре боевых вылета, обеспечили главное – свободу действий своим ударным самолетам, связывая боем «ястребки» или после взлета с аэродрома, или при приближении к «юнкерсам» и «хейнкелям».

В дневнике командира отряда 7/StG77 капитана Г. Пабста так описывалось начало боевого дня 12 мая 1942 г: «Подъем в 4 ч утра, завтрак, кофе, и вот экипаж летит на аэродром подскока у Керчи. Там осуществляется заправка самолета, и мы вновь стартуем – на этот раз в сторону Черного моря. Летим в кислородных масках. Заходим на цели у берега на высоте 3900 м со стороны воды, причем от Керчи нас прикрывают истребители. Внизу показалось много кораблей, открыла огонь русская зенитная артиллерия. Где-то на высоте 3000 м можно было рассмотреть целое облако от разрывов снарядов. Я спрятался в облачность, из которой вышел на 1900 м. Почти прямо подо мной впереди по курсу находился корабль у пирса. Я сбросил бомбы и вышел в горизонтальный полет с выполнением крутого виража – были видны пламя, над кораблем поднимался черный дым. В это время нас попыталась атаковать группа И-16, но в дело вступили «мессершмитты» и сбили большую часть вражеских истребителей» [Kurowski F. Luftwaffe ueber Russland. Rastadt: 1987. S. 198.].

Непрерывные налеты самолетов врага привели к хаосу, потере связи и управления. Среди погибших от бомбоштурмовых ударов был командарм-51 опытный и грамотный генерал В.Н. Львов. Ставка ВГК несколько раз пыталась направлять действия командования Крымского фронта, помочь организовать прочную оборону за Турецким валом – все было тщетно. Так, в директиве в ночь на 12 мая Сталин подчеркивал, что «Военный совет Крымфронта, в том числе Мехлис, Козлов, потеряли голову, до сего времени не могут связаться с армиями», потребовал взять всю полноту власти маршалу С.М. Буденному, а следующим утром подчинил командующего ВВС Северо-Кавказского направления и командующего ВВС Крымским фронтом зам. командующему АДД генералу Н.С. Скрипко в надежде, что извне удастся справиться с ситуацией [Сборник документов Верховного Главнокомандования за период Великой Отечественной войны. Вып. 2. М., 1968. С. 120, 121]. Отход советских армий продолжился, восстановить управление армиями так и не удалось, 14 мая 1942 г. немцы ворвались на окраины Керчи, уцелевшие авиаполки и отдельные самолеты поспешно перелетали на Тамань.

Бросив упрек в некомпетентности всему командованию Крымским фронтом за «полное непонимание природы современной войны», Сталин при разборе операции 4 июня 1942 г., как известно, указал на грубые ошибки и «беспомощность командования», показавшего «свою несостоятельность», снял с должности всех, по его мнению, виновных руководителей, понизив в звании на одну ступень. В частности, генерал-майор авиации Е.М. Николаенко стал полковником, его рекомендовалось «проверить на другой, менее сложной военной работе» – вскоре Евгения Макаровича назначили командовать Сталинградской авиашколой пилотов [Русский архив: Великая Отечественная. Т. 16 (5–2). М., 1996. С. 236–239.].

Отметив, что к началу мая 1942 г. «Крымский фронт имел большое превосходство над противником в пехоте и артиллерии и лишь несколько уступал в авиации», Верховный не совсем прав, приводя в директиве цифры (401 самолет у нас против 400–500 у неприятеля) [Русский архив: Великая Отечественная. Т. 16 (5–2). М., 1996. С. 236.]. Перевес в числе самолетов у немцев был значительный, а учитывая интенсивное использование материальной части в 8-м авиакорпусе, противник смог в первые же часы своего наступления обеспечить полное господство в небе и, как говорилось выше, трансформировал это господство в свободу действий наступающих группировок, их возможность беспрепятственно совершать задуманные маневры, окружать или вынуждать к поспешному отходу некогда полнокровные советские соединения.

Теперь Манштейн начал подготовку к решающему штурму Севастополя. Как и прежде, его главным козырем оставалась авиация, хотя ряд частей пришлось перебазировать на другие направления. К началу лета 1942 г. в Крыму базировались 537 боевых самолетов, включая примерно 400 в 8-м авиакорпусе, а остальные – в составе «Авиакомандования Юг», которое преимущество вело борьбу над Черным морем. В это время перед германской авиацией под Севастополем ставились следующие задачи: парализовать работу советской морской авиации в районе города, атакуя на аэродромах, при взлетах и посадках, поддерживать наземные войска на направлении главного удара, прервать снабжение между осажденным Севастополем и портами Кавказа по морю, подавить огонь артиллерийских батарей, препятствующих осуществлять штурм «города-крепости». При этом генерал Рихтгофен подчеркивал, что главное требование к экипажам – «необходимо подавить моральный дух защитников Севастополя, сломить их волю к сопротивлению» [Plocher H. The German Air Force versus Russia, 1942. New York, 1966. P. 189.].

До сих пор воины СОРа стойко отражали атаки, обстрелы и бомбардировки. Созданная 25 мая 1942 г. 3-я особая (Севастопольская) авиагруппа ВВС ЧФ под командованием командира 62-й авиабригады ВВС ЧФ полковника Г.Г. Дзюбы первоначально насчитывала 98 боевых самолетов. Несколько ранее, в начале мая 1942 г., организовали Севастопольский базовый район ПВО (командир полковник А.М. Хлебников), включавший зенитные части (111 орудий разного калибра на 28 мая), прожекторные роты и роту ВНОС с радиолокационной установкой. Не только части ПВО, но и все виды команд МПВО работали четко и слаженно, длительное время удавалось минимизировать ущерб. Хотя с начала налетов на город было сброшено 2512 фугасных бомб (не считая зажигалок и многочисленных выпущенных артиллерийских снарядов), пострадали 1212 чел., из которых около 400 погибли; были разрушены 310 домов [ОЦВМА. Ф. 72. Д. 1933. Л. 70; Ф. 10. Д. 20. Л. 195.].

Согласно документам и воспоминаниям, особую роль в защите Севастополя сыграла несамоходная плавучая зенитная батарея № 3 ЧФ, получившая неофициальное название «Не тронь меня». Ее оборудовали на Севастопольском морском заводе из опытного отсека линкора и в августе 1941 г. ввели в строй, установив на якоре в районе бухты у Бельбекской долины в нескольких милях от Севастополя. Задача – усилить ПВО Главной базы, для чего батарею вооружили двумя орудиями 130 мм, четырьмя 76,2 мм и тремя автоматами 37 мм, не считая зенитных пулеметов. Командовал батареей ст. лейтенант (с марта 1942 г. – капитан-лейтенант) С.А. Мошенский. За десять месяцев батарея отразила 449 атак самолетов противника, сбив при этом, по разным оценкам, от 18 до 20 самолетов противника.

В конце мая плотность советской зенитной артиллерии примерно составляла 3 орудия на км фронта. Но и противник подтянул многочисленные зенитные батареи 8-го авиакорпуса непосредственно к Севастополю, планируя, что расчеты скорее примут участие в наземных боях, чем будут бороться с авиацией. Поскольку началось перебазирование летных частей германского авиакорпуса к северу от города и никаких сомнений относительно ближайших планов немцев не осталось, в ответ на очередные просьбы Военного совета СОРа о пополнении, наряду с личным составом, оружием и боезапасами, в Севастополь 28 мая перелетели 28 Як-1 из состава ВВС Северо-Кавказского фронта.

В германских штабах приняли решение: подготовительный этап решающей битвы за «крепость Севастополь» начнется 2 июня 1942 г. и продлится 5 суток. В первый из назначенных дней части выполнили 723 боевых вылета. «Противник продолжал с нарастающей силой подготовку к штурму Севастополя. Между 7 ч и 7 ч 30 мин он произвел особо мощный огневой налет по всему фронту, сопровождавшийся массированными ударами авиации», – отмечалось в суточном отчете за 2 июня. И делается вывод, свидетельствующий о начале нового этапа борьбы: «Всего сброшено до 4000 бомб. В городе разрушено и повреждено до 100 домов; тушение пожаров затруднялось отсутствием воды и недостатком пожарных команд. Перебита большая часть линейной связи. Повреждены пять сторожевых и девять торпедных катеров…» [Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре. Вып. 2. М., 1946. С. 258, 259.].

За 3 июня немецкая авиация совершила 643 самолетовылета, 585 – на следующий день. За пять суток (2–6 июня) 8-й авиакорпус совершил 3069 вылетов, сбросил на наши позиции 2264 т фугасных авиабомб и 23 800 зажигалок. А 7 июня генерал Манштейн дал приказ подчиненным перейти в общее наступление, которое поддерживали большими группами самолетов; в воздухе в отдельные минуты одновременно действовало до 250 немецких машин. Служба ВНОС ПВО зафиксировала до 2000 немецких самолето-пролетов (сброшено до 9000 бомб), а авиация СОР произвела 20 вылетов для атаки переднего края противника. По немецким данным, за 7 июня под Севастополем их авиация выполнила 1368 вылетов.

Брошенная на подступах к 35-й батарее техника.

Добавим, что если обычно наши посты ВНОС ПВО флота и армии занижали данные о пролетах немецких самолетов, поскольку многие из них незаметно пересекали линию фронта, другие вели бой, не проникая на территорию советских войск, по иным причинам, то в период штурма Севастополя, наоборот, преувеличивали, временами весьма значительно, число действующих вражеских самолетов. Этот парадокс можно объяснить тем обстоятельством, что без активного противодействия самолеты с крестами на крыльях и фюзеляжах по нескольку раз атаковали одну и ту же цель, перемежали боевые и холостые заходы, часто вели обстрелы наземных объектов с бреющего полета – словом, могли фиксироваться по нескольку раз за один вылет.

Из немецких отчетов напрашивался вывод: стойкость защитников Севастополя была не напрасной, она вынудила врага на ходу вносить изменения в сроки операций. Так, в дневнике верховного командования Вермахта от 8 июня было записано: «В районе Севастополя противник оказывает упорнейшее сопротивление, опираясь на исключительно мощные оборонительные сооружения, овладеть которыми очень трудно в условиях пересеченной местности. При таких обстоятельствах даже 5-дневная артподготовка обеспечить решающего успеха не смогла». И далее: «Ввиду энергичного сопротивления противника в районе Севастополя действующая там авиация не будет снята оттуда через три дня, а останется до тех пор, пока не будет достигнут решающий успех или пока таковой не наметится» [KTB/OKW 1942. Bd. II. S. 654, 655.].

Блокада осажденного города не позволяла нам доставлять пополнение, вооружение, боеприпасы, медикаменты не только судами гражданского флота, но и боевым кораблям. Во всяком случае, с середины июня подобные рейды, в ходе которых на обратном пути эвакуировали сотни раненых, стали сопряжены со смертельным риском для военных моряков. Несмотря на патрули «мессершмиттов» и регулярный обстрел действующих аэродромов крупнокалиберными снарядами, летчики СОР всеми силами оказывали сопротивление врагу. Так, 16 июня они выполнили 176 самолето-вылетов, включая 37 ночных (для сравнения, было отмечено до 700 пролетов немецких самолетов).

Отмечая огромный урон, который наши обороняющиеся части, флот, авиация нанесли врагу, собственные немалые потери – за 16 июня погибли 760 чел. моряков и красноармейцев (без учета гражданского населения) до 2000 получили ранения, – штаб СОР в донесении наркому ВМФ в те сутки признавал огромное влияние Люфтваффе на ход сражения: «Немецкая авиация действовала непрерывно с рассвета до наступления темноты и бомбардировала (даже многие «мессершмитты» вылетали на задания с бомбовой нагрузкой. – Прим. авт.) передний край обороны, огневые позиции артиллерии, командные и наблюдательные пункты… [Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре. Вып. 2. М., 1946. С. 291.]

Несколько раз Военный совет СОРа обращался к И.В. Сталину, Главкому Северо-Кавказского направления маршалу С.М. Буденному с просьбой направить на линию Краснодар – Севастополь 20 транспортных самолетов типа «Дуглас» с экипажами, работающими в сложных погодных условиях и ночью, «так как подавать маршевое пополнение, все снабжение и вывозить раненых можно теперь только самолетами-ночниками и подводными лодками» [Моргунов П.А. Героический Севастополь. М., 1979. С. 377.]. Из шести первых вылетевших в ночь на 22 июня самолетов ПС-84, принадлежавших МАГОН (командир майор В.М. Коротков), задание выполнили пять, доставив осажденному городу 8937 кг грузов (больше половины составляли артиллерийские снаряды, остальное – сухари), а обратно вывезли 56 чел., преимущественно личный состав 3-го ОАГ, оставшийся без самолетов.

Немцы несли колоссальные потери, но и силы защитников Севастополя стремительно таяли. В своем вечернем донесении 23 июня вице-адмирал Октябрьский указывал: «Непрерывные бомбардировки противника, выводящие из строя целые батальоны… Войска значительно утомлены… При задержке и перебоях в получении помощи рубежа не удержать. Самые тяжелые условия обороны создает авиация противника. Авиация ежедневно тысячами бомб все парализует. Бороться нам в Севастополе очень тяжело. За маленьким катером в бухте охотятся по 15 самолетов. Все [плав]средства перетоплены. Помогите бороться с авиацией противника. Все войска продолжают драться героически» [ОЦВМА. Ф. 72. Д. 1235. Л. 50.].

Усложнение со снабжением города боеприпасами вынуждало умолкнуть многие батареи, в том числе зенитные. Другие были поражены атаками с воздуха. В хронике 51-й эскадры подробно рассказано, при каких обстоятельствах прекратила огонь зенитная батарея № 3 «Не тронь меня»: «В течение нескольких недель плавучая зенитная батарея с установленной на ней 164 пушками (как говорилось ранее, последнее утверждение – сильное преувеличение. – Прим. авт.), стоящая на якоре в Северной бухте, непосредственно около большого маяка на мысе Херсонес, вела огонь разрушительной силы. Она препятствовала немецким наземным, морским и воздушным силам эффективно атаковать опорные пункты крепости. Независимо от того, откуда летели бомбардировщики, из Тирасполя, Китая (небольшой поселок к востоку от Евпатории. – Прим. авт.) или Сарабуза, эта плавучая зенитная батарея являлась для них настоящей занозой, при этом очень болезненной. 25 июня, после того как его отряд уже выполнил на нее три безуспешных атаки, командир 2/KG51 капитан Г. Фурхоп решил выполнить еще одну попытку по той же цели. Вместе с ним собирался лететь обер-лейтенант Э. Хинрихс. Замысел состоял в том, чтобы Хинрихс отвлек внимание зенитчиков, после чего Фурхоп смог бы незаметно приблизиться и поразить батарею.

Солнце уже садилось, когда пара вылетела из Сарабуза. Пройдя над старым Бахчисарайским дворцом, экипажи приготовились погрузиться в ад Севастополя. Для того чтобы использовать преимущества свежего западного ветра, ведущий проигнорировал старое тактическое правило – заходить в атаку со стороны солнца, и на малой высоте появился над Северной бухтой с востока; в вечернем свете ведомый наблюдал за плавучей батареей, расположенной прямо перед собой. Русская зенитная батарея открыла огонь по второму «юнкерсу», и Фурхоп приступил к набору высоты, чтобы поразить цель с пикирования. Тем временем, Хинрихс уже пикировал, не обращая внимание на трассы зенитных снарядов, решив покончить с плавучей батареей раз и навсегда. Бомбы поразили цель, раздался взрыв боеприпасов, батарея затонула…» [Dierich W. Kampfgeshwader «Edelweiss». Stuttgart, 1973. S. 169.]