Текст книги "Битва за Крым 1941–1944 гг."

Во всех храмах по великим праздникам проходили торжественные богослужения. В 1943 году для крымских школьников были устроены пасхальные каникулы. А 21 апреля 1943 года городской комиссар Симферополя даже сделал специальное объявление: «…Поскольку в православной церкви Пасхальное богослужение имеет особенно важное значение, то в Пасхальную ночь гражданскому населению разрешается ходить по городу»[1433]1433
  Окупацiйний режим в Криму… С. 79.


[Закрыть].

В большинстве церквей открывались приходские школы по изучению Закона Божьего. С разрешения оккупационной администрации вскоре его стали преподавать и в некоторых средних школах Симферополя. Так, первым эту дисциплину ввел в своем учебном заведении директор школы № 4[1434]1434
  Катунин Ю.А. Указ. соч. С. 88–89.


[Закрыть].

За весь период оккупации в Крыму так и не был решен вопрос о каноническом подчинении местных приходов. Большинство священников во время службы поминали Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Однако, после того как этот иерарх 8 сентября 1943 года был избран Патриархом Московским и всея Руси, ситуация изменилась. По заявлениям прессы, на это событие тотчас же с «негодованием откликнулась вся верующая общественность» оккупированных территорий. А чтобы не отдать в руки Сталина такое «мощное орудие, каковым является церковь», всем органам пропаганды приказывалось дискредитировать нового патриарха в глазах населения[1435]1435
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 27. Л. 38–38об.


[Закрыть].

Определенные попытки по подчинению крымских приходов предпринимали представители Украинской автокефальной церкви. Тем не менее, как говорилось выше, они не увенчались успехом[1436]1436
  Катунин Ю.А. Указ. соч. С. 85.


[Закрыть].

В последние месяцы оккупации произошла реорганизация органов управления церковной жизнью. Вместо подотдела религии Симферопольского городского управления в феврале 1944 года был создан Благочинный совет православных церквей Крыма. В состав нового совета вошли представители православного духовенства и миряне, а его председателем был избран настоятель Всехсвятской церкви Симферополя, протоиерей Евгений Ковальский. До апреля 1944 года совет успел издать несколько тысяч православных молитвенников и поминальных книжек, а также принять решение об открытии в Симферополе восьмого православного храма – Петропавловского собора, так как семь действующих уже не могли вместить всех верующих. Собор нуждался в серьезном ремонте, поэтому 2 апреля 1944 года газета «Голос Крыма» призвала население жертвовать на восстановление храма. Известно, что было собрано более 25 тыс. рублей. Однако к восстановлению собора так и не приступили – через неделю началось наступление Красной Армии[1437]1437
  Голос Крыма. 1944. № 43. 7 апреля.


[Закрыть].

В целом можно сказать, что с 1941 по 1944 год на территории Крыма действительно произошло религиозное возрождение, о чем свидетельствует количество открытых храмов – более 80. Для полуострова это была внушительная цифра, если учесть, что на момент начала оккупации здесь действовала только одна церковь – в Симферополе[1438]1438
  Катунин Ю.А. Указ. соч. С. 97.


[Закрыть].

Так обстояли дела с Православной церковью в годы оккупации. Несколько иначе складывалась ситуация с исламом, который с определенного момента стал фактором военно-политических игр крымско-татарских националистов.

В одной из своих послевоенных работ уже упоминавшийся Эдиге Кырымал писал: «Как только осенью 1941 года большевики были изгнаны из Крыма немецкими войсками, первое, что имело место в общественной жизни тюрок Крыма, так это чрезвычайно быстрое возрождение мусульманской религии и связанных с ней религиозных обрядов и обычаев… В процессе этого религиозного возрождения в Крыму было восстановлено более 50 мечетей, а избежавшее казни и вернувшееся из ссылки мусульманское духовенство немедленно приступило к совершению богослужений в этих мечетях»[1439]1439
  Кырымал Э. Положение мусульманской религии в Крыму // Вестник Института по изучению истории и культуры СССР. Мюнхен, 1955. № 2 (15). С. 67.


[Закрыть].

Кырымал также не без удовлетворения отмечал, что наряду с восстановлением мечетей и религиозных обрядов в Крыму началось обучение детей основам мусульманской религии и возрождены бытовые мусульманские обычаи. Далее он подчеркивал, что «все это происходило в чрезвычайно тяжелых условиях войны и оккупации и что инициатива возрождения религии исходила не от оккупационных немецких властей или местной административной власти, а от самих верующих мусульман, проявлявших при этом большую жертвенность и энергию»[1440]1440
  Там же. С. 67.


[Закрыть].

Все это было действительно так, но только отчасти. На самом деле этот процесс был взаимонаправленным. То есть немцы, не без пользы для себя, активно использовали это «религиозное возрождение» в среде крымских татар. Из доклада народного комиссара внутренних дел Крымской АССР Г.Т. Каранадзе известно, что открытие мечетей и прочие религиозные послабления были одним из «хитрых приемов» оккупантов, направленных на завоевание доверия и лояльности крымских татар[1441]1441
  Кримські татари: шлях до повернення. Кримськотатарський національний рух (друга половина 1940-х – початок 1990-х років) очима радянських спецслужб. Зб. документів та матеріалів: У 2 ч. Київ, 2004. Ч. 2. С. 266–267.


[Закрыть]. Более того, во всех своих ранних приказах генерал-полковник Эрих фон Манштейн обязывал своих подчиненных уважать религиозные обычаи именно «крымских татар и мусульман». Не является секретом и то, что делал он это с целью заполучить как можно больше добровольцев в отряды самообороны[1442]1442
  Германские документы о борьбе с крымскими партизанами в 1941–1942 гг. // Москва – Крым. Историко-публицистический альманах. М., 2000. Вып. 1. С. 263.


[Закрыть]. Наибольшее же значение исламский фактор приобрел для немцев тогда, когда вербовка крымско-татарских добровольцев приобрела более организованный и систематический характер.

Например, в организации и подготовке крымско-татарских рот самообороны существенная роль отводилась религиозному воспитанию их личного состава, которое должно было осуществляться путем тесного сотрудничества германских оккупационных властей и мусульманского духовенства[1443]1443
  Motadel D. Op. cit. P. 247–248.


[Закрыть]. Следует сказать, что многие представители последнего одобряли набор крымских татар в германские вооруженные силы. Так, на заседании Симферопольского мусульманского комитета 3 января 1942 года, посвященном вербовке добровольцев в Вермахт и полицию, присутствовал «главный мулла городской мусульманской общины». В ходе заседания он взял слово и заявил, что «его религия и верования требуют принять участие в священной борьбе совместно с немцами, ибо окончательная победа для них (татар) не только означает уничтожение советского господства, но снова дает возможность следовать их религиозным и моральным обычаям». В конце заседания, после того как все основные договоренности были достигнуты, этот мулла попросил «освятить» их молебном по обычаю крымских татар. По свидетельству СС-оберфюрера Отто Олендорфа, «татары встали, покрыли свои головы и, повторяя за муллой, произнесли три молитвы: 1-ю – за достижение быстрой победы, общих целей и долгую жизнь фюрера Адольфа Гитлера; 2-ю – за немецкий народ и его доблестную армию; и 3-ю – за погибших в боях солдат Вермахта». Этот молебен означал начало «борьбы против неверных»[1444]1444
  Barch. RH 20. Armeeoberkommandos. Bd. 5: AOK 11. RH 20–11/433. Bl. 17, 18.


[Закрыть].

В январе 1942 года, после начала кампании по набору добровольцев, многие муллы работали членами мусульманских комитетов и в созданных при них вербовочных комиссиях. Их главной задачей была подготовка общественного мнения, с целью привлечения наибольшего количества добровольцев[1445]1445
  ГАРК. Ф. П-151. Оп. 1. Д. 388. Л. 25–26.


[Закрыть].

После оккупации Крыма и создания мусульманских комитетов крымско-татарские националисты стали поднимать перед оккупационными властями вопрос о выборах крымского муфтия. Здесь следует сказать, что они преследовали не только цели централизации духовной жизни мусульманского населения Крыма. В воссозданном Муфтияте лидеры национального движения надеялись обрести некий центральный орган, который не получилось сделать из Симферопольского комитета. И, надо сказать, что на этот раз (и в силу целого ряда причин) их деятельность могла вполне увенчаться успехом.

Дело в том, что националисты на территории Крыма не были одиноки в своих усилиях и имели много союзников. Во-первых, в германских военно-политических кругах. Один из них – сотрудник Восточного министерства Герхард фон Менде – так аргументировал положительные стороны появления прогермански ориентированного муфтия на Крымском полуострове: «Исламский мир – это единое целое. Поэтому шаг Германии навстречу мусульманам на Востоке неминуемо вызовет соответствующие настроения у всех мусульман»[1446]1446
  Цит. по: Dallin A. Op. cit. P. 267.


[Закрыть]. Во-вторых, за скорейшее избрание крымского муфтия выступал Хаджи Амин эль-Хуссейни – пронацистски настроенный Великий муфтий Иерусалима, надеявшийся таким образом сосредоточить всю мусульманскую активность в своих руках[1447]1447
  Gensicke K. Der Mufti von Jerusalem und die Nationalsozialisten: eine politische Biographie Amin el-Husseinis. Darmstadt, 2007. S. 134–138.


[Закрыть]. И, наконец, в-третьих, в воссоздании крымского Муфтията были крайне заинтересованы лидеры крымско-татарского национального движения на территории Германии. В данном случае речь идет об Эдиге Кырымале и его Крымско-татарском национальном центре. Для него Муфтият был своего рода переходной целью перед созданием независимого государства. Кроме того, Кырымал и его люди исполняли роль эмиссаров между национальным движением на территории Крыма и вышеуказанными заинтересованными сторонами[1448]1448
  Mühlen P. v. zur. Op. cit. S. 123–124.


[Закрыть].

Как видно, все эти три группы преследовали разные цели, которые были явно недостаточными для того, чтобы сдвинуть вопрос о Муфтияте с мертвой точки. Однако в октябре 1943 года произошли события, которые заставили их сильно активизироваться. Советская власть отошла наконец от воинствующей антирелигиозной политики и разрешила избрать муфтия всех советских мусульман, резиденцией которого стал Ташкент. Первыми на это событие отреагировали в «Восточном министерстве». Руководитель его крымско-татарского отдела Рихард Корнельсен и уже упоминавшийся Герхард фон Менде подготовили меморандум, в котором германскому военно-политическому руководству они предлагали следующие ответные меры: «Чтобы более эффективно противостоять этой большевистской инициативе, которая, как показывают события, оказала огромное влияние на мусульманский мир, мы, со своей стороны, должны делать все для активной борьбы с ней. Необходимо немедленно сделать ответный ход и показать, что выборы ташкентского муфтия являются нелегитимными, а сам он – не более чем марионетка в руках Москвы»[1449]1449
  Цит. по: Dallin A. Op. cit. P. 268.


[Закрыть].

Наиболее же эффективной формой противодействия, как казалось авторам меморандума, может быть только созыв конгресса высших духовных мусульманских лиц Крыма, Кавказа, Туркестана и Поволжья. Более того, на этом конгрессе германская сторона обязывалась дать торжественное обещание способствовать выборам крымского муфтия. Все это должно было проходить в присутствии Великого муфтия эль-Хуссейни, который приглашался на конгресс в качестве почетного гостя. После конгресса планировались выборы, которые, правда, предполагалось сделать не более чем фикцией, так как кандидата на пост муфтия Корнельсен отобрал заранее. Новым духовным лидером крымских мусульман должен был стать Амет Озенбашлы, который в то время находился в Румынии[1450]1450
  Barch. RH 20. Armeeoberkommandos. Bd. 7: AOK 16 bis AOK 17, RH 20–17/713. Sprachendienst des Reichsminiserium für die besetzen Ostgebiete, Betr. «Die Frage der mohamedanischen Religien in der Krim». Bl. 1–6.


[Закрыть].

После незначительной доработки этот документ передали на рассмотрение в верховное командование сухопутных войск (ОКХ), в ведении которого находилась оккупационная администрация на территории Крыма. Проект был весьма заманчивым, однако армейское руководство решило его заблокировать. Уже одно упоминание Озенбашлы в качестве кандидата на пост муфтия убедило немецких генералов в том, что будущая мусульманская инстанция – это не более чем очередной центр для политической активности и интриг крымско-татарских националистов. Об этом весьма откровенно свидетельствовал тот факт, что самыми рьяными сторонниками идеи воссоздания крымского Муфтията были сторонники Озенбашлы в Симферопольском мусульманском комитете и Крымско-татарском национальном центре. Кроме того, Крым в этот период представлял собой уже «осажденную крепость», а создание в ней политического центра на мусульманской основе могло только обострить и без того напряженные межнациональные отношения на полуострове. Наконец, по мнению командующего войсками Вермахта в Крыму генерал-полковника Йенеке, крымские татары попросту «не заслуживали такой чести». Так, в одном из его донесений в «Восточное министерство» (от 28 февраля 1944 г.) прямо указывалось, что «создание какого-либо местного правительства только на мусульманской основе или воссоздание Муфтията в Крыму являются неприемлемыми… Согласие же с таким мнением означало бы полный разрыв со всей предыдущей политикой»[1451]1451
  Kirimal E. Op. cit. S. 316.


[Закрыть].

Естественно, что такой вердикт означал конец проекта по воссозданию крымского Муфтията, даже несмотря на то, что разговоры о нем в «Восточном министерстве» велись до самой осени 1944 года. Справедливости ради стоит сказать, что Озенбашлы также не очень хотел занять этот пост: его отношение к сотрудничеству с немцами было тогда уже хорошо известно, и не только в Крыму. Поэтому, когда Эдиге Кырымал приехал в Румынию уговаривать Озенбашлы стать муфтием, тот ему отказал[1452]1452
  Романько О.В. Крым в период немецкой оккупации… С. 150, 155.


[Закрыть].

В силу отсутствия на территории Крыма серьезного промышленного производства главную роль в экономической жизни полуострова стали играть мелкие кустари, рыночная (отчасти меновая) торговля и сельское хозяйство. Со временем последнее стало главной заботой оккупационной администрации, которая нуждалась в стабильных поставках продовольствия.

«Решающим моментом в походе на восток, – писал эмигрантский мемуарист Александр Казанцев, – был аграрный вопрос. Крестьянство не только способно было много простить, но и пошло бы за тем, кто дал бы ему землю… Немцы отказали и в этом». В результате колхозы были сохранены, так как так было удобнее контролировать крестьян[1453]1453
  Казанцев А.С. Указ. соч. С. 179.


[Закрыть].

Однако уже в начале 1942 года нацисты решили поменять свою политику. Согласно с «Законом о новом аграрном порядке», подписанным Альфредом Розенбергом, колхозы должны были превратиться в «общинные хозяйства», действовавшие по инструкции оккупационных властей. Совхозы и МТС объявлялись собственностью германского государства и в качестве «государственных имений» управлялись оккупантами. С разрешения соответствующих немецких органов допускалось и частное землевладение. На последних этапах агарной реформы, которую немцы планировали завершить после окончания войны, предполагалось допустить существование индивидуальных крестьянских хозяйств.

В Крыму, из-за проходивших там боевых действий, к аграрному вопросу смогли обратиться только в начале 1943 года. Здесь, благодаря усилиям Штаба пропаганды «Крым», закон Розенберга широко рекламировался в печати, по радио и при помощи специальных плакатов. В многочисленных комментариях указывалось на то, что этот закон представляет собой завершение немецкой аграрной программы и что ее последовательное и добровольное выполнение доказывает честность намерений Германии. При этом подчеркивалось, что крестьянин до войны должен был отдавать советскому государству 80 % своей продукции, а теперь, – в войну и немцам, – только 20 %[1454]1454
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 26. Л. 24, 25, 33.


[Закрыть].

С одной стороны, эти «заигрывания» с крестьянством были нужны нацистам, прежде всего, затем, чтобы обеспечить бесперебойное поступление продуктов питания в действующую армию и в Германию. С другой же стороны, аграрное законодательство оккупантов являлось существенным фактором влияния на межэтнические отношения в Крыму. Например, в случае с крымско-татарскими коллаборационистскими формированиями. Идеологическая и религиозная обработка личного состава этих формирований играла, безусловно, очень существенную роль. Однако нельзя не отметить, что помимо «духовной пищи» вступившим в них обещалось хорошее материальное обеспечение и создание всяческих льгот и привилегий для их семей. Так, согласно постановлению командующего войсками Вермахта в Крыму, «всякое лицо, которое активно боролось или борется с партизанами и большевиками», могло подать прошение о «наделении его землей или выплате ему вознаграждения до 1 тыс. рублей…». При этом указывалось, что «крымские татары и другие коренные жители, принятые на службу в германскую армию, получают удостоверение от своей воинской части. Удостоверение и прошение должны быть отправлены установленным порядком сельскохозяйственному начальнику Крыма, который передаст его сельскохозяйственному начальнику района, в котором живет проситель…»[1455]1455
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 24. Л. 31.


[Закрыть].

Имел в данном случае свои последствия и «Закон о новом аграрном порядке». Так, всем крымским татарам, вступившим в коллаборационистские формирования, и их семьям стали давать по 2 га земли в полную собственность. Им предоставляли лучшие участки, не считаясь даже с тем, что они принадлежали крестьянам, которые не вступили в отряды самообороны. Подобные мероприятия были особенно распространены в Ак-Шеихском и Симферопольском районах[1456]1456
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 38. Л. 84об.–85.


[Закрыть].

Принудительное использование местной рабочей силы, либо для восстановительных работ на оккупированных территориях, либо для вывоза в Германию, было одной из неотъемлемых частей нацистской оккупационной политики. Пока положение на фронтах складывалось благоприятно для Вермахта, эти мероприятия не нуждались ни в каких идеологических оправданиях. В случае же неповиновения применялась сила. Не был в данном случае исключением и Крымский полуостров.

Еще в декабре 1941 года Городское управление Симферополя объявило о регистрации всех трудоспособных мужчин и женщин до 55-летнего возраста. Без отметки на бирже труда население не могло получить свою норму хлеба (200 г в день). В случае уклонения от регистрации должно было следовать наказание по законам военного времени. Биржа труда, где распоряжались немецкие чиновники, решала либо оставить человека в Крыму, либо отправить его на работы в Германию[1457]1457
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 31. Л. 93.


[Закрыть].

Однако в 1943 году ситуация изменилась не в пользу немцев, что повлекло за собой и перемены в политике по отношению к применению рабочей силы. Йозеф Геббельс отмечал в своем дневнике: «В конечном счете приток рабочей силы с Востока значительно сократится, если мы… будем обращаться с ними, как с животными»[1458]1458
  Цит. по: Герцштейн Р. Указ. соч. С. 435.


[Закрыть]. Поэтому едущих в Германию или работающих по месту жительства следовало убедить в пользе труда на оккупантов. При этом главная роль отводилась органам пропаганды. Так, уже летом 1943 года Штаб пропаганды «Крым» издал директиву за № 382/43, главным содержанием которой было налаживание «обслуживания рабочих лагерей и организация трудовой повинности». «В данной ситуации, – говорилось в директиве, – обслуживание трудовых лагерей и организация трудовой повинности является одной из важнейших задач всех подразделений и пунктов (пропаганды). Населению нужно постоянно наглядно доказывать необходимость трудовой повинности»[1459]1459
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 26. Л. 38.


[Закрыть].

Наряду с этим населению требовалось внушать, что оно этой работой вкладывает свою долю в «дело борьбы с большевизмом». Также делался упор на то, чтобы привлеченное к работе население чувствовало, «что немецкое командование ценит его труд по заслугам»[1460]1460
  Окупацiйний режим в Криму… С. 23, 70.


[Закрыть].

Для систематического пропагандистского обслуживания привлеченных к трудовой повинности предполагались следующие мероприятия:

• распространение среди рабочих газет, таких как «Голос Крыма» или других, выходивших в Крыму (интересно, что такие власовские газеты, как «Доброволец», среди рабочих распространять не рекомендовалось);

• распространение брошюр, «с учетом их пригодности для данной специальной цели» (особенно популярными были брошюры о жизни в советском тылу, сущности национал-социализма и жизни в Германии);

• кроме того, предполагалось использовать передвижные радиоустановки[1461]1461
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 26. Л. 38–39.


[Закрыть].

Помимо этих мероприятий Штаб пропаганды «Крым» проводил лекции, на которых выступали вернувшиеся из Германии рабочие или зачитывались письма тех, кто туда уехал[1462]1462
  РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 708. Л. 141;. Д. 1045. Л. 55.


[Закрыть].

В целом же за весь период оккупации с территории Крыма на работу в промышленности и сельском хозяйстве Германии было вывезено почти 86 тыс. человек[1463]1463
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 4599. Л. 3–4.


[Закрыть].

Характерной чертой «нового порядка», который нацисты устанавливали на оккупированных территориях, был террор. Не являлся в данном случае исключением и Крымский полуостров. На собственной земле основная масса крымчан превратилиась в людей низшего сорта. Их жизнь регламентировалась приказами и правилами, нарушение которых каралось расстрелом или заключением в концлагерь. Одними из первых акций нацистов после оккупации Крыма стали регистрация и уничтожение «расово-неполноценных» (евреи, крымчаки, цыгане) и «враждебных» (коммунисты) элементов. Эти функции были возложены на уже упоминавшуюся оперативную группу «Д» (Einsatzgruppe D) под руководством СС-штандартенфюрера Отто Олендорфа.

В ноябре 1941 года на территории Крыма осталось примерно 40 тыс. евреев и крымчаков. С первых же дней установления оккупационного режима нацисты приступили к их уничтожению, которое происходило в несколько этапов. В больших городах Крымского полуострова, таких как Симферополь, Керчь, Феодосия и Ялта, начались учет и регистрация еврейского населения. В Керчи и Феодосии этим занимались городские управления, в Симферополе – созданный под контролем СД Еврейский комитет. Всем евреям было приказано носить на своей одежде шестиконечные звезды. При этом никаких разъяснений насчет того, зачем все это делается, не поступало, и многие люди не верили, что с ними может случиться самое худшее[1464]1464
  Холокост в Крыму. 1941–1944 гг. Документы и материалы / Сост. Б.Г. Берлин, Д.В. Омельчук. Симферополь, 2013. С. 10.


[Закрыть].

После завершения регистрации во второй половине ноября – декабре 1941 года начались массовые казни. Все было организовано так, чтобы исключить любые попытки сопротивления или бегства. Поэтому спастись удавалось буквально единицам. Завершив акции уничтожения в городах, нацисты начали проводить зачистки еврейского населения в сельских районах Крыма. В результате к апрелю 1942 года на полуострове было истреблено более 30 тыс. евреев и крымчаков[1465]1465
  Krausnick H. Op. cit. S. 99–100, 121–128, 135.


[Закрыть].

Массовые акции уничтожения еврейского населения продолжались и после весны 1942 года, прежде всего в оставленном советскими войсками Севастополе и на Керченском полуострове. В данном случае жертвами становились как представители гражданского населения, так и советские военнопленные – евреи. В дальнейшем охота на уцелевших евреев и крымчаков продолжалась фактически до самого конца оккупации[1466]1466
  Холокост в Крыму. 1941–1944 гг. Документы и материалы… С. 11.


[Закрыть].

В целом же, по приблизительным подсчетам, в ходе холокоста на территории Крыма погибло примерно 40 тыс. евреев и крымчаков, то есть все, кто оставался здесь на момент начала оккупации, или более половины всего довоенного еврейского населения полуострова[1467]1467
  Тяглый М.М. Места массового уничтожения евреев Крыма… С. 24.


[Закрыть].

С декабря 1941 по август 1942 года оперативной группой «Д» также проводились массовые казни цыган, которые по нацистской терминологии относились к «асоциальным элементам». Всего за этот период было уничтожено около 2 тыс. человек, или большая часть цыганского населения Крыма[1468]1468
  Tyaglyy M. Were the «Chingené» Victims of the Holocaust?.. P. 26–53.


[Закрыть].

Со второй половины 1942 года нацистский террор становится выборочным и принимает политический характер. Теперь он был направлен на так называемые «враждебные элементы», которые, по мнению оккупантов, мешали установлению «нового порядка»: партизан, подпольщиков и сочувствующих движению Сопротивления. При этом в качестве наказания могли применяться как физическое уничтожение, так и заключение в концлагерь.

Постоянным местом казней в Симферополе нацисты избрали противотанковый ров в Курцовской балке (в двух километрах от города), балку у села Дубки и так называемый «картофельный городок». Сюда пригоняли на расстрелы мирное население. В других городах и селах оккупанты также устраивали жестокие расправы. Так, местами массовых расстрелов мирных жителей стали Красная горка в Евпатории, Аджимушкайские каменоломни и Багеровский ров в Керчи[1469]1469
  Крым в период Великой Отечественной войны 1941–1945: Сб. документов. Симферополь, 1973. С. 192–195, 196–204.


[Закрыть].

Тех, кто не был уничтожен сразу, могла ждать мучительная смерть в так называемых «местах принудительного содержания» (тюрьмы, лагеря, сборные пункты и т. п.), которых на территории Крыма в годы оккупации существовало около сотни. Все они использовались для заключения партизан, подпольщиков, членов их семей, советских военнопленных, граждан, попавших в немецкие облавы, и т. п. То есть всех тех, кто представлял или мог представлять угрозу для новой власти[1470]1470
  Нацистские лагеря смерти. Очевидцы свидетельствуют / Сост. А.В. Валякин. Симферополь, 2010. С. 15–65.


[Закрыть].

Тем не менее самую печальную известность получил концлагерь, созданный в окрестностях Симферополя на территории довоенного совхоза «Красный». По меркам Крыма он был самым масштабным, так как за период оккупации через него прошли тысячи человек. В «Красном» существовал очень жестокий режим. Конечно, в остальных тюрьмах и лагерях условия содержания также не были мягкими. Однако именно то, как обращались с узниками в «Красном», способы, которыми производились акции уничтожения, позволяет считать это место настоящим «лагерем смерти».

Концлагерь появился летом 1942 года и первоначально играл роль сборного пункта для советских военнопленных. Ближе к осени 1942 года он стал местом заключения «врагов» оккупационного режима, о которых говорилось выше. И «Красный», и подобные ему учреждения находились под общей юрисдикцией крымского начальника полиции безопасности и СД СС-оберштурмбаннфюрера Пауля Цаппа (в мае 1943 г. его сменил СС-оберфюрер Хайнц Рох). Непосредственно лагерем управлял комендант обершарфюрер Шпекман, которому подчинялся охранный персонал из 152-го крымско-татарского батальона «Schuma»[1471]1471
  Романько О.В. Крым в период немецкой оккупации… С. 208, 213–215.


[Закрыть].

Место за городом было выбрано для концлагеря не случайно. Нацисты всегда строили подобные учреждения за пределами городской черты. Так было и в самой Германии, и на оккупированных территориях. С одной стороны, так удобней охранять узников, водить их на работы и проводить акции уничтожения. С другой – их можно полностью изолировать от местного населения. Наконец, существенную роль играл факт, было ли конкретное место приспособлено для создания лагеря. Например, совхоз «Красный» во многом отвечал всем этим требованиям. Более того, хозяйственные постройки на его территории стали готовыми бараками для узников[1472]1472
  Лагерь смерти: совхоз «Красный» / Сост. Г.Н. Гржибовская. Симферополь, 2015. С. 125.


[Закрыть].

Как установила советская Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию злодеяний оккупантов, режим в «Красном» являлся типичным для всех нацистских лагерей. При изнурительном труде заключенным выдавалась в сутки одна буханка хлеба на шесть-восемь человек и один литр «баланды», состоящей из воды и небольшого количества отрубей и перловки. Сам хлеб был недоброкачественный, покрытый плесенью, и выпекался из проса, кукурузы и травы. Чтобы подавить волю узников, нацисты и их пособники из числа охраны заставляли людей выполнять бессмысленную и изнурительную работу: перетаскивать тяжелые камни и землю с одного места на другое. Тех, кто, по мнению охраны, совершил хоть малейший проступок, избивали палками и специальной плетью из проволоки и бычьей кожи[1473]1473
  Там же. С. 125–126.


[Закрыть].

Примерно до второй половины 1943 года из концлагеря можно было выйти на свободу. Тем не менее со временем он превратился в настоящий нацистский «лагерь смерти». В «Красном» находилось одновременно от 6 до 10 тыс. узников. Обычно оккупанты пригоняли сюда группы заключенных численностью от 400 до 2 тыс. человек. Кого-то оставляли для работы, остальных уничтожали (главным образом в урочище Дубки). Трупы убитых людей закапывались здесь же, на территории совхоза. Также из лагеря систематически вывозились группы по 80–150 человек. Их уничтожали в других местах. Наконец, для устрашения узников нацисты и их пособники практиковали «профилактические расстрелы» мелких групп от 3 до 5 человек. Эти показательные экзекуции проводились прямо на глазах у других заключенных. Самое массовое уничтожение было организовано 27 октября 1943 года. В тот день погибло около 1500 узников. Всего же за два с половиной года существования концлагеря в нем было умерщвлено разными способами примерно 8 тыс. (по другим данным – около 15 тыс.) человек[1474]1474
  Там же. С. 125.


[Закрыть].

В ночь на 11 апреля 1944 года нацисты провели последнюю акцию уничтожения в концлагере. Именно в этот день, например, были расстреляны участники подпольной группы «Сокол», состоявшей из актеров Симферопольского театра драмы и комедии, и многие другие узники. После экзекуции администрация покинула лагерь, и он прекратил свое существование. А 13 апреля в Симферополь вошли советские войска[1475]1475
  Там же. С. 126.


[Закрыть].

За время своего пребывания в Крыму нацисты расстреляли 72 тыс. человек, а более 18 тыс. крымчан замучили в тюрьмах и лагерях. Кроме того, на территории Крыма оккупанты уничтожили 45 тыс. советских военнослужащих, которые оказались в плену[1476]1476
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 4599. Л. 1–3.


[Закрыть].

В ноябре 1943 года, в результате наступления Красной Армии, крымская группировка немцев оказалась полностью отрезанной от основных сил. Несмотря на это, генерал-полковнику Эрвину Йенеке было отказано в эвакуации 17-й полевой армии с полуострова на «большую землю». Наоборот, Гитлер приказал превратить Крым в «неприступную крепость» и защищать его до последней возможности. В связи со сложившейся ситуацией штабом 17-й полевой армии была разработана целая программа действий. Помимо чисто военных мероприятий, направленных на противодействие частям Красной Армии на Перекопском перешейке и на Керченском полуострове, немцы предприняли еще целый ряд важных шагов, которые должны были помочь стабилизировать положение в тылу.

Сначала они попытались окончательно уничтожить партизанское движение, прежде чем начнется наступление Красной Армии. Для этого части 17-й полевой армии и полицейские формирования провели в конце 1943 – начале 1944 года так называемый большой прочес. В ходе этого прочеса крымские партизаны понесли значительные потери, однако не были уничтожены и сохранили свои основные силы. В дальнейшем это позволило им сыграть существенную роль в Крымской наступательной операции советских войск, которая началась в апреле 1944 года[1477]1477
  Басов А.В. Указ. соч. С. 222–224.


[Закрыть].

Когда стало ясно, что Крымский полуостров придется оборонять, оккупационные власти развернули целую пропагандистскую кампанию, с целью привлечь на свою сторону основную массу населения. Первоначально нацисты планировали свести все пропагандистские усилия к разъяснению тезиса, который, казалось, должен был заставить задуматься почти всех крымчан: «Что они собираются делать и что их ждет в случае возвращения большевиков»[1478]1478
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 26. Л. 33.


[Закрыть]. Поскольку население Крыма не являлось чем-то однородным, то каждой социальной группе предлагался свой ответ на этот вопрос:

• рабочие должны были работать;

• крестьяне по-прежнему «обеспечивать всех продуктами питания»[1479]1479
  Окупацiйний режим в Криму… С. 95.


[Закрыть];

• бойцы коллаборационистских формирований и дальше, в моральном единстве «плечом к плечу с немецкими солдатами, сражаться, защищая от большевиков свою Родину и Европу»[1480]1480
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 27. Л. 35.


[Закрыть];

• отмечая, что молодежь «утратила… интерес к вопросам мировоззрения», – немецкие пропагандисты поучали, что особенно в эти дни «борьба с большевизмом не может решаться только силой… оружия. Эта война – война идей, война мировоззрений. И… молодежь должна быть готова… бороться с большевизмом… на фронте… но должна воевать и с самой душой большевизма – с его идеологией»[1481]1481
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 27. Л. 106.


[Закрыть].

Ко всем же остальным оккупанты, устами своих пропагандистов из числа местного населения, обращалась следующим образом: «В эти исторические дни решается судьба нашей Родины, ее освобождение и возрождение, а следовательно, и судьба каждого… человека. Эта гигантская борьба требует от нас непоколебимой стойкости, твердости духа… безграничной веры в победный конец и торжество справедливости». Нужно было «твердо верить, что наш могучий защитник и союзник – Германия… доведет эту борьбу до победного конца»[1482]1482
  ГАРК. Ф. П-156. Оп. 1. Д. 27. Л. 98об.–99.


[Закрыть].