Текст книги "Стихотворения"

«Горькой правдой всю душу вытомив…»

 
Горькой правдой всю душу вытомив,
Я на ложь не оставил сил.
Видно, я ее просто выдумал
И, придуманную, любил.
 
 
И сейчас представляю четко,
Сколько я причинил ей зла.
И уйдет из стихов девчонка,
Как из сердца уже ушла.
 
 
«Что случилось? Ну, что случилось?» —
Взглядом спрашивает опять…
Побежденная, мне на милость
Хочет гордость без боя сдать.
 
 
Всё понять иль всему поверить
У любви моей на краю…
Я стою у раскрытой двери,
Как у сердца ее стою.
 
 
И как тот – на распутье – витязь,
Всё тревогу хочу избыть.
Надо было ее увидеть
Еще раз…
Чтоб совсем забыть.
 

1959

«Мне приснился мой старший брат…»

 
Мне приснился мой старший брат,
Что с войны не пришел назад.
Мне приснилось, что он вернулся —
Невредимый и молодой.
Маме радостно улыбнулся:
– Я проездом… А завтра в бой.
 
 
Мать уткнулась ему в ладони…
– Что ты, мама! Ну, как вы здесь? —
По глазам угадав, что в доме,
Хлеба нету, да горе есть.
 
 
– Угостить тебя даже нечем.
Если б знать – я сменяла б шаль… —
– Что ты! Разве я шел за этим?! —
 
 
– Не за этим… А всё же жаль,
Что вот так я встречаю сына… —
 
 
Брат достал фронтовой паек,
На две равные половины
Поделил он его, как мог.
– Это вам… —
И, взглянув на брата,
Я набросился на еду.
 
 
– А теперь мне пора обратно.
А теперь я ТУДА пойду.
Завтра утром нам всем в атаку.
В ту, последнюю для меня… —
 
 
И тогда я во сне заплакал,
Не укрыв его от огня.
 

1960

Женщины

 
Видел я, как дорогу строили,
В землю камни вбивали женщины.
Повязавшись платками строгими,
Улыбались на солнце жемчугом.
 
 
И мелькали их руки медные,
И дорога ползла так медленно!
 
 
Рядом шмыгал прораб довольный —
Руки в брюках, не замозолены.
– Ну-ка, бабоньки! Раз-два, взяли! —
И совсем ничего – во взгляде.
 
 
Может, нет никакой тут сложности?
Человек при хорошей должности.
Среди них он здесь вроде витязя…
Ну а женщины – это же сменщицы,
Не врачи, не студентки ГИТИСа.
 
 
Даже вроде уже не женщины,
А простые чернорабочие,
В сапожищи штаны заправлены.
А что камни они ворочают,
Видно, кто-то считает правильным.
Кто-то верит, что так положено,
Каждый, мол, при своих возможностях.
 
 
Всё рассчитано у прораба:
Сдаст дорогу прораб досрочно,
Где-то выше напишут рапорт,
Вгонят камень последний бабы,
Словно в рапорт поставят точку.
Но из рапорта не прочтут
Ни газетчики, ни начальство,
Как тяжел этот женский труд,
Каково оно, бабье счастье.
 
 
Как, уставшие насмерть за день,
Дома будут стирать и стряпать.
От мозолей, жары да ссадин
Руки станут, как старый лапоть.
 
 
Мы вас, женщины, мало любим,
Если жить вам вот так позволили.
Всё должно быть прекрасно в людях,
Ну а в женщинах и тем более.
 
 
Не хочу, чтоб туристы гаденько
Вслед глядели глазами колкими,
Аппаратами вас ощелкивали:
«Вот булыжная, мол, романтика…»
 
 
Мы пути пролагаем в космосе,
Зажигаем огни во мгле,
И порою миримся с косностью
На Земле.
 

1960

Шестидесятые годы

* * *

Продается романтика

 
Старый учитель
Продает клубнику
Вместе с торговками —
В одном ряду.
Я узнал его —
Тихого —
Среди крика.
И вдруг испугался:
«Не подойду…»
 
 
Но не сумел —
Подошел, покланялся.
Взял от смущения
Ягоду в рот.
Старый учитель —
Торговец покладистый:
За пробу
Денег с меня не берет.
 
 
– Купите ягод!
Жалеть не станете… —
И смотрит.
И, кажется, не узнает.
И я смотрю —
Какой же он старенький!
Зачем он ягоды продает?
 
 
– Берите!
Смотрите, какие спелые! —
И, глядя на лакомый
Тот товар,
Я вспомнил
Наши уроки первые —
Он нам романтику
Преподавал.
 
 
Но я его ни о чем
Не выпытываю,
Меня и так смутил
Его вид.
 
 
Продается
Романтика позабытая.
И горькой платой
Мой рубль звенит.
 

1961

Военные времена

 
О юность наша!
Ты была нелегкой…
 
 
В дыму июней,
В стужах январей
Ты всё познала —
И бомбежек грохот,
И скорбное терпенье матерей.
 
 
Ты всё постигла —
Силу и бессилье…
И почтальонов отрешенный взгляд,
Когда по-русски бабы голосили
По тем, кто не воротится назад.
 
 
Нам 45-й выдал аттестаты,
А зрелость нашу освятил салют,
И смех отцов, и слезы их солдаток,
Всё перенесших ради тех минут.
 
 
И потому задор двадцатилетних
Я принимаю, не боясь беды,
Как в мае зелень принимают ветви,
Чтобы цвести и приносить плоды.
 

1966

Базар

 
Я иду по базару,
Как по вокзалу,
Мимо чьих-то чемоданов,
По зеленой улице,
Где нейлоновые дамы
С ватником торгуются.
 
 
Толчея…
А над ней
То ли смех,
То ль ругань.
Возле свежих окуней
Тетки жмут друг друга.
 
 
Пробирается на крик
С виноградом грузовик.
И оттуда, как со сцены,
Продавец зовет народ.
Подхожу,
Гляжу на цены —
Да, не зря он так орет.
 
 
Торгует медом молодица,
И сверху вниз летят ресницы.
А к меду липнет молодежь,
На весь базар стоит галдеж:
– Чего ж ты пробать не даешь? —
 
 
Торгует медом молодица,
И на виду у тех парней
Она немножечко стыдится
Публичной должности своей.
То засмеется,
То краснеет.
А рядом,
Словно верный страж,
Старуха,
Как Яга,
Над нею —
Мол, не обманешь – не продашь.
 
 
А пунцовый отставник,
В тесный китель втиснут,
На листы ученых книг
Рассыпает вишню.
 
 
Рядом с трехтонкой старой
Очередь шумно встала.
Здесь продается лето —
Спелое,
Прямо с веток.
У продавца усы —
Добрые, как «пожалуйста…»
И покачиваются весы от усталости.
 
 
Я иду налегке,
Уступаю дорогу женщинам.
Горстка персиков в кульке,
Дочери обещанных,
Пробираюсь с ними к выходу,
Медленно иду
Через чью-то выгоду,
Смех
И суету.
 

1965

Черный ворон

Этот зловещий фургон, прозванный в народе «черным вороном», однажды остановился у нашего дома и увез моего отца.

 
Старели женщины до срока,
Когда в ночи
Он отъезжал от темных окон
И угрожал: «МОЛЧИ…»
 
 
И мы молчали, друзей стыдились,
Хотя не знали их вины.
А где-то стреляные гильзы
Им счет вели.
 
 
О «черный ворон», «черный ворон»!
Ты был внезапен, как испуг.
И просыпался целый город
На каждый стук.
 
 
Не видя слез, забыв про жалость,
Свой суд творя,
Ты уезжал… Но оставалась,
Но оставалась тень твоя.
 
 
На доме том, где ночью побыл,
На чистом имени жены
Того, чей час нежданно пробил,
Час не дождавшейся вины.
 
 
На снах детей, на тыщах судеб,
На всей стране.
Как трудно было честным людям
Жить с тенью той наедине!
И закрывались глухо двери
Перед добром.
И люди разучились верить
Сперва себе. Ему – потом.
 
 
О «черный ворон», «черный ворон»,
Будь проклят ты!
Сейчас ты – лишь бумаги ворох
Да безымянные кресты.
 
 
Да память горькая, да слезы,
Да имена друзей.
Проехали твои колеса
По сердцу Родины моей.
 

1962

«Последние дни февраля…»

 
Последние дни февраля
Завьюжены, но искристы.
Еще не проснулась земля,
А тополю грезятся листья.
 
 
И вьюга, как белый медведь,
Поднявшись на задние лапы,
Опять начинает реветь,
Весенний почувствовав запах.
 
 
Я всё это видел не раз.
Ведь всё на Земле повторимо.
И весны пройдут через нас,
Как входят в нас белые зимы.
 

1964

«Не ссорьтесь, влюбленные…»

 
Не ссорьтесь, влюбленные.
Жизнь коротка.
И ветры зеленые
Сменит пурга.
 
 
Носите красавиц
На крепких руках.
Ни боль и ни зависть
Не ждут вас впотьмах.
 
 
Избавьте любимых
От мелких обид,
Когда нестерпимо
В них ревность болит.
 
 
Пусть будет неведом
Вам горький разлад.
По вашему следу
Лишь весны спешат.
 
 
По вашему следу
Не ходит беда.
 
 
…Я снова уеду
В былые года.
 
 
Где были так юны
И счастливы мы,
Где долгие луны
Светили из тьмы.
 
 
Была ты со мною
Строга и горда,
А всё остальное
Сейчас, как тогда:
Те ж рощи зеленые,
Те же снега.
 
 
Не ссорьтесь, влюбленные,
Жизнь коротка.
 

1966

«Оградились каменной стеной…»

 
Оградились каменной стеной.
Дача и стена – за счет России.
Может быть, они и не просили,
Их чины всему тому виной.
 
 
Видно, что-то я не понимаю,
Или усложняю, может быть.
Широка страна моя родная…
Так чего ж заборы городить?
 
 
Ну а здесь воздвигнута стена,
Будто незаконное решенье.
Пусть стоит…
Да я боюсь – она
Не нашла бы в душах продолженья.
 

1964

«Как высоко мы поднялись…»

 
Как высоко мы поднялись,
Чтоб с Солнцем встретиться в горах!
А ты смеялась, глядя вниз,
Боясь случайно выдать страх.
 
 
Я успокаивал тебя…
Когда вдвоем – совсем не страшно.
И горы в красках октября
Внимали этим мыслям нашим.
 
 
О, как порою высота
Сердцам людским необходима:
Обиды, беды, суета,
Как облака, – проходят мимо.
 

1965

Поэзия

 
Я не строил дома,
Не прокладывал трасс,
Без меня в закрома
Целина пролилась.
 
 
Без меня день-деньской
Солнце бродит в котлах,
Бьется невод тугой
Не в моих кулаках.
 
 
Дел немало в стране.
И ничьей нет вины,
Что другим, а не мне
Те дела суждены.
 
 
Но, когда я сажусь
Вновь за письменный стол,
Я беру этот груз,
Как бы ни был тяжел.
 
 
Через сердце мое
Всё проходит тогда:
Я и тку суровье,
И вожу поезда.
 
 
Надо много суметь:
Дом, как песню, сложить,
Одолеть чью-то смерть
И принять чью-то жизнь.
 
 
Встать с солдатами в строй,
В шторм стоять рулевым.
Ничего, что порой
Мне труднее, чем им.
Ни в жару, ни в пургу
Не покину я их.
Я без них не могу,
Как без песен своих.
 
 
Я без них не могу!
Не могу, черт возьми,
Я остаться в долгу
Перед теми людьми,
 
 
Что приходят ко мне,
Как на Землю рассвет.
Без кого на Земле
И поэзии нет.
 

1961

Не смейте забывать учителей

 
Не смейте забывать учителей.
Они о нас тревожатся и помнят.
И в тишине задумавшихся комнат
Ждут наших возвращений и вестей.
 
 
Им не хватает этих встреч нечастых.
И сколько бы ни миновало лет,
Слагается учительское счастье
Из наших ученических побед.
 
 
А мы порой так равнодушны к ним:
Под Новый год не шлем им поздравлений
И в суете иль попросту из лени
Не пишем, не заходим, не звоним.
 
 
Они нас ждут. Они следят за нами
И радуются всякий раз за тех,
Кто снова где-то выдержал экзамен
На мужество, на честность, на успех.
 
 
Не смейте забывать учителей.
Пусть будет жизнь достойна их усилий.
Учителями славится Россия.
Ученики приносят славу ей.
 
 
Не смейте забывать учителей.
 

1966

Баллада о верности

 
Отцы умчались в шлемах краснозвездных.
И матерям отныне не до сна.
Звенит от сабель над Россией воздух.
Копытами разбита тишина.
Мужей ждут жены.
Ждут деревни русские,
И кто-то не вернется, может быть.
А в колыбелях спят мальчишки русые,
Которым в сорок первом уходить.
 
 
…Заслышав топот, за околицу
Бежал мальчонка лет шести.
Всё ждал – сейчас примчится конница.
И батька с флагом впереди.
 
 
Он поравняется с мальчишкой,
Возьмет его к себе в седло…
Но что-то кони медлят слишком
И не врываются в село.
 
 
А ночью мать подушке мятой
Проплачет правду до конца.
И утром глянет виновато
На сына, ждущего отца.
 
 
О, сколько в годы те тревожные
Росло отчаянных парней,
Что на земле так мало прожили,
Да много сделали на ней.
 
 
…Прошли года.
В краю пустынном
Над старым холмиком звезда.
И вот вдова с любимым сыном
За сотни верст пришла сюда.
Цвели цветы. Пылало лето.
И душно пахло чабрецом.
В чужой степи мальчишка этот
Впервые встретился с отцом.
 
 
Прочел, глотая слезы, имя,
Что сам носил двадцатый год,
Еще не зная, что над ними
Темнел в тревоге небосвод.
 
 
Что скоро грянет сорок первый,
Что будет смерть со всех сторон,
Что в Польше под звездой фанерной
Свое оставит имя он…
 
 
…Вначале сын ей снился часто.
Хотя война давно прошла,
Я слышу – кони мчатся, мчатся
Всё мимо нашего села.
 
 
И снова мыкая бессонницу,
Итожа долгое житье,
Идет старушка за околицу,
Куда носился сын ее.
 
 
«Уж больно редко, – скажет глухо, —
Дают военным отпуска…»
 
 
И этот памятник разлукам
Увидит внук издалека.
 

1967

«Я помню первый день войны…»

 
Я помню первый день войны…
И страх, и лай зениток,
И об отце скупые сны —
Живом, а не убитом.
 
 
Война ворвалась стоном – «Жди…»
В бессонницу солдаток.
Еще всё было впереди —
И горе, и расплата.
 
 
А ныне добрая земля
Покрыта обелисками.
Война кончалась для меня
Слезами материнскими
 
 
И возвращением отца,
И первым сытным ужином…
 
 
Но до сих пор ей нет конца
В душе моей контуженной.
 

1965

Медовый месяц

 
На свадьбе много было спето песен,
Лишь мама за столом была грустна.
Давным-давно ее медовый месяц
На первом дне оборвала война.
 
 
И целый век одной надеждой прожит,
Всю жизнь она отца с войны ждала.
Я не хочу, чтоб наше счастье тоже
Когда-нибудь беда оборвала.
 
 
Медовый месяц – быть с тобою рядом.
Медовый месяц – знать, что любишь ты.
Идем ли на рассвете майским садом,
Или дарю я поздние цветы.
 
 
И мы с тобой несемся в вихре вальса
Навстречу счастью и своей судьбе.
Прости, что я немного задержался,
Пока дорогу отыскал к тебе.
 
 
Пусть не стихает эхо наших песен,
Мне так спокойно возле добрых глаз.
Медовый месяц, ах, медовый месяц,
Ты никогда не уходи от нас.
 

1965

«Матери, мы к вам несправедливы…»

 
Матери, мы к вам несправедливы.
Нам бы вашей нежности запас.
В редкие душевные приливы
Мы поспешно вспоминаем вас.
 
 
И однажды все-таки приедем,
Посидим за праздничным столом.
Долго будут матери соседям
О сынах рассказывать потом.
 
 
А сыны в делах больших и малых
Вновь забудут матерей своих
И слова, не сказанные мамам,
Вспоминают на могилах их.
 

1969

Царство берендея

 
Наклонилось к речке дерево
Так, что плавает листва.
Здравствуй, царство Берендеево,
Край лесного волшебства!
 
 
Помню я тебя весною,
И в жару, и в холода.
Пахнет небом и сосною
Беспокойная вода.
 
 
Осень щедро платит лету
Золотой валютой долг.
Дятлы счет ведут монетам —
И на счетах щелк да щелк.
 
 
А у речки Вертушинки
Так же весел синий взгляд.
В небе звезды,
как снежинки,
Всё летят – не долетят.
 
 
Скоро в царстве станет пусто,
Затаится в дебрях тишь…
Всё равно с тобой не грустно,
Даже если ты грустишь.
 

1961

«Уже декабрь…»

 
Уже декабрь…
И потому
Зима соскучилась по снегу.
Как я соскучился по смеху —
По твоему.
 
 
Безудержный, искристый, Смех от души!
Неистовый и чистый,
Снег, поспеши!
 
 
Морозами расколота,
Земля всё ждет его.
И мне, как полю,
Холодно
Без смеха твоего.
 

1966

Тишина

 
Я стал бояться тишины…
Когда иду я улицей ночной,
Мне кажется – я слышу чьи-то сны.
И тишина смыкается за мной.
 
 
Всё безмятежно, всё в плену покоя.
Вокруг меня – ни одного лица.
Я в тишину вхожу, как входят в горе,
Когда ему ни края, ни конца.
 
 
Когда оно вот так неотвратимо,
Как эта притаившаяся тишь.
И улица – как старая картина,
Где ничего почти не различишь.
 
 
Но я ее намеренно бужу,
Стучусь в асфальт я злыми каблуками.
Уснувшему беспечно этажу
Кидаю в стену крик свой,
Словно камень.
 
 
Чтоб кто-нибудь бы вышел на порог
Или хотя бы выругался, что ли…
Я в той ночи, как будто в чистом поле,
Где голос мой и страх мой одинок.
 

1964

Зависть

 
Мне непонятна злая зависть,
Когда любой чужой успех,
Тебя, по сути, не касаясь,
И гонит сон, и гасит смех.
 
 
О эти маленькие войны
И самолюбий, и обид!
И мы уже в поступках вольны,
Покуда совесть сладко спит.
 
 
И похвала уже – как ребус,
Где твой успех – скорей вина.
Ах, эта мелкая свирепость
Того смешного грызуна…
 

1966

«Живет отставной полковник…»

 
Живет отставной полковник
В квартире из трех комнат.
Живет не один – с женой,
Собакой и тишиной.
 
 
И всё у него заслуженно:
Пенсия и почет,
Голос в боях простуженный,
Шрамы наперечет.
 
 
А жизнь-то почти прошла.
И всё в этой жизни было…
Да вот жена подвела:
И сына не подарила,
И дочку не родила.
 
 
Живут старики вдвоем.
Писем не получают.
Детей своих не встречают.
Внучат не качают.
И дом их пустой печален,
Как осенью водоем.
 

1964

Дерево

 
Я подумал – стать бы деревом,
Чтобы весь свой долгий срок
Не жалеть о всем содеянном
И о том, чего не смог.
 
 
Не страдая, не завидуя,
Позабыв друзей своих,
Молча встану над обидами
И над радостями их.
 
 
Не грустя о днях потерянных,
Буду ждать иной судьбы…
 
 
Почему не стать мне деревом,
Коль в чести у нас дубы.
 

1964

Друзья

 
В комнате моей светло и пусто.
Но порой бывает тесно в ней
От воспоминаний, если грустно,
От друзей, когда еще грустней.
 
 
Дружба, вероятно, как транзистор,
Ловит на знакомой ей волне
Наши беды, радости и мысли,
Если с ними мы наедине.
 
 
И друзья без умысла приходят,
Как улыбка, дождик или сон.
В доме ничего не происходит,
Просто дом от всяких бед спасен.
 
 
Ничего я без друзей не значу,
Ни черта без них я не смогу.
И они не могут жить иначе,
Видно, тоже у меня в долгу.
 

1964

«Это как наваждение…»

 
Это как наваждение —
Голос твой и глаза.
Это как наводнение.
И уплыть мне нельзя.
 
 
Всё затоплено синью,
Синим взглядом твоим.
Посредине России
Мы с тобою стоим.
 
 
И весенние ветки
Над водой голубой
Словно добрые вехи
Нашей встречи с тобой.
 
 
Я смотрю виновато.
Я в одном виноват,
Что чужой мне была ты
Час иль вечность назад.
 

1968

«Зимний пир – таков в лесу обычай…»

 
Зимний пир – таков в лесу обычай —
Собирает много птичьих стай.
И плывет по лесу гомон птичий,
Словно за столом звенит хрусталь.
 
 
Собирая корм, синицы скачут,
На снегу расселись снегири,
Будто это расстелили скатерть,
Вышитую пламенем зари.
 
 
Через сук салфетку перекинув,
Над гостями клонится дубок.
Набросали птицы под осину
Кучу вилок – отпечатки ног.
 
 
Щедрый вечер им на третье подал
С медом рог…
Ты только посмотри:
Раскраснелись, словно от работы,
Сытые смешные снегири.
 
 
И, в густую хвою песни спрятав,
Засыпают птицы на суках…
А внизу стоят, как поварята,
Пни в огромных белых колпаках.
 

1963

«Смерть всегда преждевременна…»

 
Смерть всегда преждевременна…
И с годами сильней
В нас бессмертная, древняя
Зреет ненависть к ней.
 
 
Сколько ты бы ни прожил,
Что ни сделал бы ты —
Это всё станет прошлым
С подведеньем черты.
 
 
Сколько ты бы ни сделал,
Всё покажется мало —
От вакцины Пастера
До интеграла…
 
 
Сделать многое хочется,
Даже что-то в запас,
Чтобы жизнь, как пророчество,
Непременно сбылась.
 

1963

«Никогда не бередите ран…»

 
Никогда не бередите ран
Той любви, что вас не дождалась,
Что до вас слезами пролилась
И прошла, как утренний туман…
 
 
Будьте выше собственных обид,
Будьте выше ревности к былому.
Всё пройдет, и всё переболит,
Разнесет, как по ветру солому.
 
 
Просто очень поздно вы пришли,
Кто же знал, что вы придете поздно?
Не грустите по ушедшим веснам,
Доброте учитесь у Земли.
 
 
Но как важен этот ваш приход!
Пусть он был немного запоздалым,
Ничего нам не дается даром,
А любовь сомнения зачтет.
 

1966

Дочери

 
У нас одинаковые глаза,
Только твои сине́е.
У нас одинаковые глаза,
Только мои грустнее.
У нас одинаковые глаза.
И разные адреса.
 
 
И разные по утрам рассветы
В моем окне,
На твоем этаже.
И разные радости и секреты
В сердце твоем
И в моей душе.
 
 
Через беды,
Через разлуки
Провожает тебя мой страх.
Слышишь сердце?
Ты —
В этом стуке.
Видишь слезы?
Ты —
В тех слезах.
 
 
И приходят ко мне твои письма,
Как в горло приходит ком…
Словно ты на руках у меня повисла,
Прибежав из разлуки в дом.
– Здравствуй! —
Строчки прыгают вверх и вниз.
– Здравствуй!
И продолжается жизнь…
 

1966

Западные туристы

 
Приехали туристы из Германии.
Из Западной,
Где этот самый Бонн.
Их ждали,
Всё продумали заранее —
Экскурсии, купание и сон.
 
 
Их поселили в номерах с балконами,
Сперва оттуда выселив своих.
Мне показались очень уж знакомыми
Ухмылки немцев
И нахальство их.
 
 
Я слышу речь,
Пугавшую нас в детстве,
Когда она входила в города…
И никуда от памяти не деться,
От гнева не укрыться никуда!
 
 
Они горланят в ресторане гимны.
И эти гимны —
Словно вызов нам.
От пуль отцов их
Наши батьки гибли
Не для того, чтоб здесь
Наглеть сынам.
 
 
Я понимаю —
Мы гостеприимны
И для друзей распахиваем дом —
Ждем их вопросов,
Слушаем их гимны
И речи произносим за столом.
Но эти,
Что приехали из Бонна,
Скажу по правде —
Ненавистны мне.
И снова мне и яростно,
И больно,
И снова я как будто
На войне.
 
 
Они идут вдоль берега,
Гогочут…
Откормлены,
Чванливы
И горды.
А рядом море Черное грохочет, —
С родной земли смывает их следы.
 

1966

«Как руки у Вас красивы!..»

 
Как руки у Вас красивы!
Редкостной белизны.
С врагами они пугливы,
С друзьями они нежны.
 
 
Вы холите их любовно,
Меняете цвет ногтей.
А я почему-то вспомнил
Руки мамы моей.
 
 
Упрека я Вам не сделаю,
Вроде бы не ко дню.
Но руки те огрубелые
С Вашими не сравню.
 
 
Теперь они некрасивы,
А лишь, как земля, темны.
Красу они всю России
Отдали в дни войны.
 
 
Всё делали – не просили
Ни платы и ни наград.
Как руки у Вас красивы!
Как руки мамы дрожат…
 

1965

«Грустит ночами старый дом…»

 
Грустит ночами старый дом.
В нем поселились мрак да ветер.
А дому снится на рассвете
Всё чей-то шепот под окном.
 
 
Он просыпается, волнуясь,
И, затаив дыханье, ждет,
Что кто-то дверь его резную
С привычным шумом распахнет.
 
 
Но тихо всё. Во мраке комнат
Ткут паутину пауки,
Да половицы смутно помнят
Еще недавние шаги.
 
 
Покинут дом весельем детским,
Теплом хозяев и гостей.
И никуда ему не деться
От трудной памяти своей.
 

1966

Торжокские золотошвеи

 
Смотрела крепостная мастерица
На вышитую родину свою…
То ль серебро,
то ль золото искрится,
То ли струятся слезы по шитью.
 
 
И лишь ночами вспоминала грустно,
Как бьется лебедь в лапах у орла…
Откуда же пришло твое искусство?
Чьим колдовством помечена игла?
 
 
А было так:
проснувшись на печи,
Крестьянка вдруг почувствовала
Солнце,
Когда сквозь потемневшее оконце
Пробились к ней весенние лучи.
Как нити золотые,
всю избу
Они прошили радостным узором.
Она смотрела воскрешенным взором
И утро принимала за судьбу.
Всё в ней дрожало,
волновалось,
млело.
И белый свет —
как россыпи огней.
Она к оконцу оглушенно села…
И вот тогда
пришло искусство к ней.
Пришло от Солнца,
от надежд —
оттуда,
Где ничего нет ближе красоты.
Она в иголку вдела это чудо,
Ниспосланное небом с высоты.
 
 
И не было прекраснее товара
На ярмарках заморских, чем ее.
Она надежду людям вышивала,
И горе,
и отчаянье свое.
 

1966

Иронические стихи

 
Поэта решили сделать начальством,
А он считает это несчастьем.
 
 
И происходят странные превращенья:
Те, кто при встречах кивал едва,
Теперь – как пальто – подают слова.
Здороваются, словно просят прощенья.
 
 
Поэт не привык
К этим льстивым поклонам,
К фальшивым взглядам
Полувлюбленным.
 
 
Он остается во всем поэтом
И еще чудаком при этом.
Прежним товарищем для друзей,
Чернорабочим для музы своей.
 
 
И добрая слава о нем в народе,
А он продолжает свое твердить:
«Должность приходит и уходит —
Поэзии некуда уходить…»
 

1969