Текст книги "Стихотворения"

«Никто не знает, что нас ждет…»

 
Никто не знает, что нас ждет.
А мы судьбе не доверяем.
Никто не знает наперед,
Где мы найдем, где потеряем.
 
 
Никто не знает, что нас ждет.
Я в ожиданье встречи замер…
Но птица счастья свой полет
Не согласовывает с нами.
 
 
И я загадывать боюсь.
Решишь – а жизнь переиначит.
Ужо, я думал, посмеюсь…
Но всё во мне грустит и плачет:
 
 
То боль чужая бередит,
То сердце жжет своя обида.
Живу у радости в кредит
И не показываю вида.
 

1977

Из биографии

 
В тот день
Меня в партию приняли.
В тот день
Исключали из партии
Любимца студенческой братии
Профессора Гринера.
 
 
Старик был нашим учителем,
Неуживчивым и сердитым.
Он сидел и молчал мучительно,
Уже равнодушный ко всем обидам.
 
 
Его обвиняли в таких грехах!
А мне всё казалось, что это травля.
И сердце твердило: «Неправда! Неправда!».
«А может быть, правда?» – спрашивал страх.
 
 
Страх… И я поднял руку «за»…
За исключение.
И, холодея,
Вдруг я увидел его глаза.
Как, наверно, Брюллов увидал Помпею.
 
 
Вовек не забуду я те глаза,
Вовек не прощу себе подлое «за».
Мне было тогда девятнадцать лет.
Мне рано выдали партбилет.
 

1970

Дельфин

А. Алексину

 
Дельфин плыл к берегу…
Порезанный винтами, он так кричал,
Что море содрогалось.
А мы лежали на песке прибрежном
И ничего не знали о беде.
Мы только волны слышали в то утро.
 
 
Дельфин плыл к берегу в надежде,
Что мы его заметим над волнами
И побежим навстречу,
Как однажды он кинулся на помощь человеку
И до земли ему доплыть помог.
 
 
Дельфина мы заметили случайно,
Когда вблизи взметнулся он высоко,
И кто-то громко крикнул:
– Посмотрите! Дельфин играет… —
А другой добавил: «Во, дает!»
 
 
Дельфин всё ближе подплывал.
Всё чаще показывалось тело над волнами.
Какой-то мальчик бросил в море булку.
Но булка до него не долетела.
Дельфин исчез.
Быть может, испугался?
 
 
А мы опять уткнулись в наши книги.
Жевали фрукты, в шахматы играли.
Смеялись анекдотам… И не знали,
Что наш дельфин, отчаянью поддавшись,
Навеки опускался в глубину.
 
 
И только мальчик всё смотрел на море.
 

1975

«Не люблю хитрецов…»

 
Не люблю хитрецов,
Не умею хитрить.
Не могу дурака
Похвалой одарить.
 
 
Не умею молчать,
Если сердце кипит.
Не меняю на выгоду
Горьких обид.
 
 
Можно хлеба краюху
Делить пополам.
Половину души
Никому не отдам.
 
 
Отдавать – так уж всю,
Без остатка, до дна.
Потому что, как жизнь,
Неделима она.
 
 
Не люблю хитрецов,
Не умею хитрить.
Что подумал о ком-то,
Могу повторить.
 
 
Всё могу повторить,
Глядя прямо в глаза.
Если б так же всегда
Поступали друзья…
 

1978

Памятник солдату

 
Немецкий лес.
Немецкая трава.
И рядом
Русский поднялся солдат.
А над солдатом
Неба синева,
Как материнский взгляд.
 
 
Он не дошел сто метров до села.
Он до Победы
Полчаса не дожил.
Чужая мать сюда опять пришла
Свою кручину возложить к подножью.
 
 
Стоит солдат…
И взгляд его тяжел.
Над ним в Россию пролетают птицы.
И он давно б на Родину ушел,
Да все друзей не может добудиться.
 

1970

Творчество

 
Стихи являются внезапно.
Они приходят поутру.
Не скажешь им, что лучше завтра,
Поскольку лень вступать в игру.
 
 
И ни гарантий нет, ни правил.
Все поначалу наугад.
Как на дорогу сыплют гравий,
Так и слова в строку летят.
 
 
Но вот игра ума и чувства
Меня захватывает вдруг.
И каждый звук я слышу чутко,
Как сердца собственного стук.
 
 
Во мне и радость, и тревога —
Осилен первый перевал…
Строка, что горная дорога:
Неверный камень – и обвал.
 
 
Но всё кончается внезапно.
Стихи уходят, как пришли.
 
 
Мое перо застыло цаплей
Над тихой заводью души.
 

1975

Есенин

 
До чего же белые березы!
Он им что-то шепчет невпопад.
И глотая радостные слезы,
Убегает в грустный снегопад.
 
 
А друзья кричат ему – «Постой!»
Кто-то даже бросился вослед.
Но, уже охвачен красотой,
Верит он – назад дороги нет.
 
 
Верит он, что всё иначе будет.
Жизнь начнется заново, всерьез…
Ни пустых обид, ни словоблудии.
Бесконечный белый свет берез.
 
 
И, боясь нарушить красоту,
Он спешит в рязанские снега,
Как спешит по белому листу
Строчка долгожданного стиха.
 

1970

Константиново

«Деревья инеем покрыты…»

 
Деревья инеем покрыты.
И лес, понурившись стоит,
Как будто холодок обиды
В своем молчании таит.
 
 
Еще нет снега – только иней.
И нет зимы, а стынь одна.
А Ствольный град, казалось, вымер
Такая в граде тишина.
 
 
Всё впереди – снега, метели…
И лес несется в эту даль,
Уже предчувствуя веселье
Сквозь уходящую печаль.
 

1970

«Гирлянду моста навесного…»

 
Гирлянду моста навесного
Скрепили стальные шнуры.
И клавиши досок сосновых
Звучат от случайной игры.
 
 
Идем мы по музыке зыбкой.
Внизу – как над пропастью —
Тишь.
Ты страх ободряешь улыбкой
И к берегу явно спешишь.
 
 
И вроде моста навесного
Над бездной сомнений и бед,
Ко мне пролегло твое слово,
Надежней которого нет.
 

1972

Ожидание

 
Я ехал мимо дачных станций
На электричке
Ясным днем.
И словно чьи-то руки в танце,
Березы плыли за окном.
 
 
И я не знал, куда я еду:
В печаль, в надежду, в торжество?
То ли спешу навстречу лету,
То ль убегаю от него.
 
 
А электричка мне казалась
Судьбой изменчивой моей,
Где всё меня тогда касалось
И всё мне виделось светлей.
 
 
Еще я думал, что, пожалуй,
Тебя скрывает этот лес.
И поезд наш опережало
Мое предчувствие чудес.
 
 
А потому я взял и вышел
К березам,
В тишину полей.
И поезд даже не услышал
Нежданной радости моей.
 

1974

Лось

 
Лось заблудился.
Он бежал по городу,
И страшен был асфальт его ногам.
Лось замирал,
Надменно вскинув морду
Навстречу фарам,
Крикам
И гудкам.
 
 
В обиде тряс скульптурной головой.
То фыркал.
То глядел на мир сердито.
Гудели как набат его копыта,
И боль его неслась по мостовой.
 
 
А город всё не отпускал его…
И за домами лось не видел леса,
Он на людей смотрел без интереса,
Утрачивая в страхе торжество.
 
 
И, как в плечо,
Уткнулся в старый дом.
А над столицей просыпалось утро.
И кто-то вышел и сказал:
– Пойдем… —
И было всё так просто и так мудро.
 
 
И, доброту почувствовав внезапно,
За человеком потянулся лось.
 
 
И в ноздри вдруг ударил милый запах,
Да так, что сердце в радости зашлось, —
Вдали был лес…
И крупными прыжками
К нему помчался возбужденный лось.
 
 
И небо,
Что он вспарывал рогами,
На голову зарею пролилось.
 

1972

Другу

 
Когда любовь навек уходит,
Будь на прощанье добрым с ней.
Ты от минувшего свободен,
Но не от памяти своей.
 
 
Прошу тебя – будь благороден,
Оставь и хитрость, и вранье.
Когда любовь навек уходит,
Достойно проводи ее.
 
 
Достоин будь былого счастья,
Признаний прошлых и обид.
Мы за былое в настоящем
Должны оплачивать кредит.
 
 
Так будь своей любви достоин,
Пришла или ушла она…
Для счастья – все мы равно стоим.
У горя – разная цена.
 

1978

«Спасибо за то, что ты есть…»

 
Спасибо за то, что ты есть,
За то, что твой голос весенний
Приходит, как добрая весть
В минуты обид и сомнений.
 
 
Спасибо за искренний взгляд:
О чем бы тебя ни спросил я —
Во мне твои боли болят,
Во мне твои копятся силы.
 
 
Спасибо за то, что ты есть.
Сквозь все расстоянья и сроки
Какие-то скрытые токи
Вдруг снова напомнят – ты здесь.
 
 
Ты здесь, на земле. И повсюду
Я слышу твой голос и смех.
Вхожу в нашу дружбу, как в чудо,
И радуюсь чуду при всех.
 

1970

«Ответственность за слово…»

 
Ответственность за слово —
Выше слов,
Не найденных пока
Или звучащих, —
Как сердцу слаще
Ожиданье счастья,
Когда оно еще во власти слов.
 
 
Для жизни нашей,
А не для бессмертья
Работают в поэзии друзья.
Поэт всегда —
Номенклатура сердца.
И снять его
С той должности нельзя.
 
 
Ответственность за слово —
Выше фраз,
Которые мы говорим при этом.
Вот почему я музе вечно предан.
Она, как друг,
Приходит в нужный час.
 
 
Ответственность не поделить на части.
Ведь с каждым счеты у нее свои.
А мой пегас —
Номенклатура счастья.
Всю жизнь он скачет улицей любви.
 

1977

Облако

 
На звездном небе появилось облако —
Серебряная пелена.
Горели звезды сквозь него и около,
Как на плаще седого колдуна.
 
 
А облако росло и расширялось,
Прозрачнее при этом становясь.
И дочь моя восторженно старалась
Установить меж ним и нами связь.
 
 
Но я не мог ей на вопрос ответить,
Откуда это облако взялось.
Его развеял налетевший ветер,
Как по плечам копну ее волос.
 
 
А вслух подумал:
– Всё здесь очень просто:
То самолет оставил белый след… —
А сверху хитро нам мигали звезды,
Как будто знали правильный ответ.
 

1974

«У меня от хамства нет защиты…»

 
У меня от хамства нет защиты.
Беззащитность – за какой же грех!
И опять в волнах моей обиды
Захлебнулся смех.
 
 
Только слышно, как в душе играет
На старинной скрипочке печаль
И слова для мести выбирает,
Что забыты были невзначай.
 
 
Ну а хамство руки потирает,
Всё ему пока что сходит с рук.
Сколько мир от этого теряет!
Только нам сплотиться недосуг.
 

1978

Стихи приходят поутру

* * *

На родной тверской земле. 1955 год

Подсолнух

 
Во ржи катились медленные волны,
За синим лесом собирался дождь.
Каким-то чудом
Озорник-подсолнух
Забрел по пояс в спеющую рожь.
Он, словно шапку,
Тень на землю бросил,
Смотрел, как поле набиралось сил,
Навстречу звонким
Бронзовым колосьям
Едва заметно голову клонил.
 
 
Он бед не ждал.
Но этим утром светлым
Пришел комбайн – и повалилась рожь…
И то ль от шума,
То ль от злого ветра
По крупным листьям пробежала дрожь.
 
 
А комбайнер, видать, веселый малый,
Кричит:
– Эй, рыжий, отступи на шаг! —
И тот рванулся,
Да земля держала,
Не может ногу вытащить никак.
 
 
Он знать не знал, что в этот миг тревожный
Водитель вспомнил, придержав штурвал,
Как год назад
Таким же днем погожим
Он поле это рожью засевал.
Как счастлив был, что солнце плыло в небе,
Что пашня только начата почти,
 
 
Что с девушкой,
Стоявшей на прицепе,
Ему всю смену было по пути.
 
 
Вдруг, как назло,
Остановился трактор
И, поперхнувшись, песню потушил…
– Отсеялись! —
Ругнулся парень. —
Так-то!
Видать, свинью механик подложил.
 
 
Он влез под трактор,
Поворчал уныло,
На миг забыв про спутницу свою.
И девушка-насмешница спросила:
– Ну, как там, скоро вытащишь свинью?
 
 
А дела было самая-то малость.
И парень встал,
Скрывая торжество…
Она лущила семечки,
Смеялась
И озорно глядела на него.
 
 
И потому, что день был так чудесен,
Что трактор жил, —
Он улыбнулся вдруг,
Схватил девчонку,
Закружил на месте,
Да так,
Что только семечки из рук!
От глаз ее,
Еще испуга полных,
Свои не мог он отвести глаза…
 
 
Вот почему сюда забрел подсолнух,
Теплом руки спасенный год назад.
 
 
И вот дрожит он от густого гула,
Уже и тень на голову легла…
И вдруг машина в сторону свернула,
Потрогав листья,
Мимо проплыла.
 

1955

Аист

 
Белый аист, печальный аист —
Из бамбука худые голени.
Он стоит, в синеве купаясь,
Над своими птенцами голыми.
 
 
А у ног его шелест ив
Да гнезда незавидный ворох.
Весь нескладный,
Он все ж красив, —
И красив, и смешон, и дорог…
 
 
Говорят, будто к счастью аист.
И поэтому, может быть,
Я опять, я опять пытаюсь
С доброй птицей заговорить.
 
 
Оказав мне свое доверие,
С крыши первого этажа —
Он расскажет,
Как жил в Нигерии,
Сколько верст синевы измерили
Крылья эти, домой спеша.
 
 
Долго с ним говорить мы будем,
Будто снова ему в полет…
Аист очень доверчив к людям,
Даже зависть порой берет.
 

1958

Яблоня

 
Я помню —
В тот день было много уроков.
Вернулся, когда уже стало темно.
И яблоня наша,
Под ливнем измокнув,
Ко мне перед сном заглянула в окно.
 
 
Как будто бы в дом попросилась несмело.
И сжалось от жалости сердце мое:
Почудилось мне, что она заболела, —
Так сильно трясло и ломало ее.
 
 
И с этого дня, побеждая ненастье,
Я с яблоней честно делился теплом —
Окно по ночам я распахивал настежь,
Отца не спросив и от мамы тайком.
 
 
Мне очень хотелось продлить ее лето,
И яблоня грелась ночами.
Зато,
Довольный,
Я спать забирался одетым,
А сверху еще накрывался пальто.
 
 
Давно это было…
 

1954

Русь

 
Я – русский.
Я из той породы,
Чья кровь смешалась
С небом и травой.
Чьи прадеды в зеленый храм
Природы
Входили с непокрытой головой.
 
 
И молча били низкие поклоны
Клочку земли —
В страду и в недород.
Им Русь казалась горькой и соленой,
Как слезы жен
Или над бровью пот.
 
 
Всё помнит Русь —
И звоны стрел каленых,
И отсветы пожаров на снегу…
 
 
Мы входим в жизнь
Открыто и влюбленно.
Уйдем —
Оставшись перед ней в долгу.
 

1959

«Я – в гостинице…»

 
Я – в гостинице.
А за окнами
По-осеннему грустный вид.
Бродит осень лугами мокрыми,
Заморозить нас норовит.
 
 
Я печально смотрю на берег,
На крутой его поворот.
Словно где-то мой дом затерян.
И всё ждет он меня.
Всё ждет…
 
 
Словно юность моя осталась
На холодном на волжском дне.
И спокойная, будто старость,
Волга зябко течет по мне.
 

1956

«Вот и всё. Уже вещи собраны…»

 
Вот и всё. Уже вещи собраны.
Посидим на прощанье, мать…
И молчат ее руки добрые,
Хоть о многом хотят сказать.
 
 
Руки мамы… Люблю их с детства.
Где б дорога моя ни шла —
Никуда мне от них не деться,
От душистого их тепла.
 
 
Руки мамы. В морщинках, в родинках.
Сколько вынесли вы, любя…
С этих рук я увидел Родину,
Так похожую на тебя.
 

1959

«Я поражаюсь мастерству Природы…»

 
Я поражаюсь мастерству Природы,
Великой сообразности ее.
Живут деревья, умирают годы,
И в дни весны весна берет свое.
 
 
И всё подчинено ее законам:
Шум водопадов, и печаль берез,
И майский дождь в грозу, и птичий гомон,
Сменяющийся тишиною гнезд.
 
 
И человек в своем далеком детстве,
Когда он был и немощен, и мал, —
Он перед ней,
Доставшейся в наследство,
И падал ниц, и в страхе замирал.
 
 
Она его могуществу учила,
Сама ключи от тайн своих дала.
Не побоялась, что людская сила
Раскроет тайны те во имя зла.
 
 
Но человек был искренним и храбрым.
Он принял дар, скрывая торжество,
Как скульптор принимает мрамор,
Чтоб высечь людям чудо из него.
 

1959

Снова о тебе

 
Тебе бы в выставочном зале
Побыть картиною чуть-чуть,
Чтоб посторонними глазами
Я на тебя сумел взглянуть.
 
 
С усердием экскурсовода
Я рассказал бы всё, что знал:
С какого ты писалась года
И как попала в этот зал.
 
 
И кто он – этот странный гений,
Тебя отдавший полотну.
И почему в глазах весенних
Грусть пролилась в голубизну.
 
 
И как ты шла неотвратимо
К чужой душе,
К моей судьбе…
Но это я не про картину…
Прости – я снова о тебе.
 

1955

Сирень

 
Ах, Наина, Наина, —
Как ты наивна.
 
 
Ты над веткой весенней
Склоняешься чутко,
В этом хитросплетенье
Увидев вдруг чудо.
 
 
Ты берешь изваяние
Ветки печальной
И всё ищешь название
Скульптуре нечаянной.
 
 
Ах, Наина, Наина, —
До чего ты наивна.
 
 
Ты несешь на весу
Это чудо природы.
Ты поставишь весну
В равнодушную воду.
 
 
Только сломанной ветке
Цветов не качать,
За заборчиком ветхим
Добрых пчел не встречать.
 
 
Но в разбуженной комнате
Будет сниться весь день,
Как на улицы ломится
Сквозь заборы сирень.
Как за окнами плавают
Облака налегке,
Как сиреневым пламенем
Ветка бьется в руке…
 
 
Ах, Наина…
 

1959

Времена года

 
В лес весна нагрянула в апреле,
Шумная – от птичьей кутерьмы.
И стоят в весенних платьях ели,
Будто бы и не было зимы.
 
 
И ручьи, ожив от ветров вешних,
Песни разнесли по всем концам.
Воробьи покинули скворешни,
Чтобы сдать их на лето скворцам.
 
 
Дождь стучится робкою капелью,
Первый дождь – предвестник майских гроз.
Так тепло, что сосны загорели
И открыты шеи у берез.
 
 
Ожил лес – теплу и солнцу рад он.
Ничего, что, выбравшись из тьмы,
В эту пору бедный лес залатан
Белыми заплатами зимы.
 

 
Тишина на заре в лесу.
Уползает прохлада в тень.
Ели пригоршнями росу
Держат бережно —
Не задень.
 
 
Тишину обрывает вдруг
Быстрых крыльев веселый всплеск:
Дятел, ловко вспорхнув на сук,
Будит вежливым стуком лес.
 
 
Солнце с хмарью вступает в спор,
Где-то тонко скрипит сосна —
Это, видимо, старый бор
Чуть потягивается со сна.
 

 
Лес, измотанный ветрами,
Еле сдерживает стон.
Он холодными кострами
Подожжен со всех сторон.
 
 
Сер от холода, как заяц,
По камням бежит ручей.
Травы ежатся, пытаясь
Скинуть изморось с плечей.
 
 
По утрам здесь зори тают.
И ветра, сорвавшись вдруг,
Гонят в небе листьев стаи,
Словно птицы мчат на юг.
 
 
Я люблю в такую пору
Приходить в осенний лес,
Слушать сосен синий шорох
И берез прощальный плеск.
 
 
Я прощаюсь с лесом старым,
Ухожу тропой крутой,
Не спаленный тем пожаром,
Не смущенный грустью той.
 

 
Зимний лес, как дно большой реки,
Кажется задумчивым и странным,
Вон торчат у елей из карманов
Грустных сказок белые листки.
 
 
Я прочесть хочу и не могу…
В небе ветви – словно вспышки молний.
Я иду по белому безмолвью,
По заре, уснувшей на снегу.
 
 
Всюду царство белых лебедей.
Лебединым озером – опушка.
И мигает сонная избушка,
Где живет кудесник Берендей.
 
 
Выйдет он, лишь ночь подаст свой голос.
И, увидев звезды, вспомнит вдруг,
Как когда-то, зацепив за сук,
Об иголки небо укололось.
 
 
И, взобравшись на крутой сугроб,
Оглядит по-стариковски снова,
Хорошо ли лес запеленован,
Туго ль связан ленточками троп.
 
 
С ветки снег нечаянно стряхнет,
Улыбнется гномам бородатым —
Белым пням, собравшимся куда-то…
И с собою сказку уведет.
 

1958

Каховское море

 
Пришла весна.
Пора цвести садам.
 
 
Они стоят, затопленные морем….
И солнца нет у них над головой,
А вместо неба – желтая вода.
Но ведь пришла весна —
Пора цветенья…
И вспоминают яблони, волнуясь,
Что в эту пору надо им цвести.
 
 
И никакого нету чуда в этом,
Что прямо в море зацвели сады.
Они цветут,
И рыбы удивленно
Губами обрывают лепестки…
 
 
И море цвет тот поднимает к небу,
Несет на гребне пенистой волны.
 
 
Цветут сады
И шелестят ветвями.
Шумят, как в бурю,
Радуясь весне…
 
 
И шум садов выносит море к людям.
И волны, разбиваясь о каменья,
Кидают наземь белые цветы.
 
 
Цветут сады, захлебываясь морем…
Пришла весна —
И вновь цвести садам.
 

1958

Не терпится жить

 
Зимой я тоскую по лету,
По вызревшей синеве,
По зябкому, росному следу
В пахучей, дремучей траве.
 
 
По грозам —
крутым, ошалелым,
С раскатами по ночам,
По вспыхнувшим на небе стрелам,
Что кажут дорогу дождям.
 
 
По граду, забившему в крышу
Десяток веселых гвоздей,
По первому цвету,
что вишню
Закутал до самых бровей.
 
 
По спрятанным в поднебесье
Двукрылым певцам тишины,
По древнему рогу,
чем месяц
Воды зачерпнул из волны.
 
 
По травам, встречающим косу
Равненьем,
подобным стиху.
Еще – по душистому возу
С мальчишками наверху.
 
 
Еще – по грибному раздолью,
Густому румянцу рябин,
По песне, что вышла на поле
Под музыку грузных машин.
 
 
По первому празднику в доме,
По хлебам в печи,
что хранят
Тепло наших жест
их ладоней
И жарких полей аромат.
 
 
А летом —
нежданно
без спросу
Нахлынет другая тоска:
По злому седому морозу
И чистому пенью катка.
 
 
По первому хрупкому снегу,
По стону стремительных лыж,
Когда понесешься с разбегу
И птицей с трамплина взлетишь.
 
 
Люблю я метелицу злую
И дождика легкую прыть…
И так нашу землю люблю я,
Что просто не терпится жить.
 

1957

Дочь

 
Новый год стучался веткой ели
В дом, где тяжко заболела дочь.
Мы с тобой уже какую ночь
Не отходим от ее постели.
 
 
А в углу игрушки в полном сборе
Тихо ждут Маринкиных забав.
Девочка, уставшая от боли,
Жарко спит, ручонки разбросав.
 
 
В этот миг нет ничего дороже
Повзрослевших, молчаливых глаз…
Доктор утешает нас, как может,
И в душе тревожится за нас.
 
 
А когда болезнь вдруг уступила,
Дочка этой радости в ответ
Так нам улыбнулась через силу,
Словно мы не виделись сто лет.
 
 
Поманила нас к себе неслышно.
Я присел неловко на кровать…
Мама встала и на кухню вышла,
Чтобы дочке слез не показать.
 

1955

После грозы

 
Гром в небо ударил со зла.
И небо,
как водится, —
в слезы.
Дырявая крыша берёзы
Опять надо мной потекла.
Как тыща серебряных гривен,
Тяжелые капли стучат.
Сердит неожиданный ливень,
Но я ему,
летнему,
рад.
 
 
Он радугу вывел за лес…
Веселый, напористый, быстрый,
Внезапно прозрачною искрой
На солнце блеснул и исчез.
С земли все цветы подобрав,
Украсилась радуга ими.
Тут всё в ней —
от зелени трав
До льнов затихающей сини.
 
 
От луж заблестела тропа…
И видно
на горизонте,
Как травы купаются в солнце
И тянутся к солнцу хлеба.
 
 
Вдали еще сердится гром,
Видать, из последних усилий.
И свежесть такая кругом,
Как будто арбуз разломили.
 

1957

«Всё…»

 
Всё,
Всё как есть
Хранится в сердце:
К реке пробившийся ручей,
Поля – смотреть не насмотреться —
С широких батькиных плечей.
 
 
И дом, где родился и вырос.
Где каждый шорох помню я.
И леса утренняя сырость
В притихших капельках дождя.
 
 
И сёл мудреные названья —
То Ветролом, то Нелюды,
И шумное негодованье
С плотины сброшенной воды.
 

1958

«Школьный зал огнями весь рассвечен…»

 
Школьный зал огнями весь рассвечен,
Песня голос робко подала…
В этот день не думал я о встрече,
Да и ты, наверно, не ждала.
 
 
Не ждала, не верила, не знала,
Что навек захочется сберечь
Первый взгляд —
Любви моей начало,
Первый вальс —
Начало наших встреч.
 
 
Я б, наверно, не рискнул признаться,
Чем так дорог этот вечер мне, —
Хорошо,
Что выдумали танцы:
Можно быть при всех наедине.
 

1955

«Одаривает счастье нас по-разному…»

 
Одаривает счастье нас по-разному:
То пей взахлеб, то – ничего.
Одни его и в будни празднуют,
Другим и праздник – без него.
 
 
Наверно, так несправедливо.
И, веря сердцу своему,
Я не сумел бы стать счастливым,
Коль счастье лишь в моем дому.
 
 
По мне – жило б оно на свете,
Светило б солнцем и строкой,
И пусть его я позже встретил,
А раньше кто-нибудь другой.
 
 
Но лишь бы счастье было рядом,
Чтоб каждый сколько хочешь брал.
Я от себя его не прятал,
Но и другим не заслонял.
 

1959

«Стихи читают молодые…»

 
Стихи читают молодые…
И в поездах, летящих в полночь,
И у костра – в заре и в дыме.
Стихи читают молодые,
Чтоб душу радостью наполнить.
 
 
И я боюсь, когда пишу.
Я на костры в ночи гляжу.
Слежу за теми поездами,
Что где-то спорят с темнотой.
И, как на первое свиданье,
Иду я к молодости той.
 
 
Несу всё лучшее на свете —
Тепло друзей, любовь и грусть.
И всё боюсь ее не встретить,
И встречи каждый раз боюсь.
 

1959