Книга: Факультет ненужных вещей - Юрий Домбровский

Вялая. Да, пожалуй, я бы охарактеризовала книгу этим словом. Довольно вялая. Но финал, как минимум, нетривиален.

Самое сложное оставаться человеком в любых ситуациях. Сразу задумываешься, а получилось ли бы у меня?

Очень сложно писать что-то о романе Домбровского "Факультет ненужных вещей", но написать необходимо, чтобы как можно больше людей знали об этом произведении и прочли его. 1937 год. Главный герой романа, историк Георгий Николаевич Зыбин, работающий "хранителем древностей" в музее Алма-Аты, арестован по сфабрикованным обвинениям. Ему пытаются вменить в вину всё подряд, включая расхищение социалистической собственности и намерение бежать за границу. Но поскольку всё дело шито белыми нитками, следователи добиваются, чтобы Зыбин "сам им обо всём рассказал". Несмотря на увещевания соседа по камере, некоего Буддо, уверяющего Зыбина в том, что его всё равно не отпустят, и что было бы разумнее согласиться с самым "безобидным" из обвинений, главный герой принимает решение не идти на поводу у чекистов и стоять на своём. В романе много второстепенных героев, каждый из которых очень интересен, причём никто из них не является однозначно отрицательным или положительным персонажем. Практически все герои так или иначе связаны с Зыбиным, и он выступает своеобразной лакмусовой бумажкой, при соприкосновении с которой проявляется сущность каждого. Кто-то, как начальник следственно-политического отдела Яков Абрамович Нейман, пытается стать частью безжалостной системы, уверяя себя, что только так можно спастись и не сгинуть в это страшное время.

Он сидел, смотрел на Зыбина, улыбался, а в глазах стоял тот же привычный, хорошо устоявшийся ужас. И все замечали это, только он не замечал и честно считал себя весельчаком.

Вот и рассуждает майор Нейман, обращаясь мыслями к покойному отцу:

Посмотрел бы ты сейчас, Абрам Ноевич, какой я мундир ношу, с какими он у меня нашивками, значками, опушечками, в каком кабинете я сижу, чем занимаюсь! Небось расстроился бы, замахал бы руками, заплакал: "Ой, Яша, зачем же ты так? Разве можно!" Можно, старик, можно! Теперь уж не я перед людьми виноват, а они передо мной. И безысходно, пожизненно, без пощады и выкупа виноваты. Отошли их времена, настали наши. А вот к лучшему они или к худшему, я уж и сам не знаю. Ну ничего, торопиться нам некуда - подождём, узнаем. Всё скоро выяснится! Всё! Теперь ведь до конца рукой подать. Я чувствую, чувствую это, папа!

Кто-то, как музейный столяр дед Середа, которого Зыбин по-своему любил и временами пропускал с ним "по маленькой", подписывает уже подготовленный следователем текст о том, что Зыбин - аморальная личность. Но тем не менее умудряется протащить для него огромный узел с яблоками апорт, которые так любит "хранитель". Кто-то, как молодой археолог Корнилов, уже успевший несколько лет назад познакомиться с методами работы органов, теперь всеми силами пытается обелить своего знакомого, бывшего попа отца Андрея. Ему кажется, что он всё продумал и учёл, но это не так. А однажды в камере Зыбина появляется очень интересный сосед, Георгий Матвеевич Каландарашвили. Он, будучи лично знаком со Сталиным и в своё время оказавший ему большую услугу, осмелился напомнить вождю о себе, написав тому письмо. И письмо, как ни странно, дошло до адресата. И вот старика ночью на самолёте доставили из лагеря в Алма-Ату, и ожидает он, конечно, худшего, ибо после того, как он передал сыну письмо, состоялся у него такой разговор с товарищем по лагерю:

- Отдал? Ну теперь жди - либо пулю, либо свободу. - За что свободу-то? - За то, что не забыл своего добра. - А пулю тогда за что? - А чтобы больше не вспоминал про своё добро.

1937 год. Время "Большого террора". Огромный двор алма-атинской пересылки забит арестованными. "Эти оборванцы и доходяги были счастливейшими людьми на свете. Они уже больше ничего не боялись. Их не расстреляли. Их не забили... Шум, гам, смех висели над этим проклятым местом." И осуждённые, уже готовящиеся отбыть на Колыму, верят, что всё скоро изменится, что будто бы "на столе у Вождя лежит проект нового Уголовного кодекса - расстрела нет, самый большой срок пять лет. ..."Через год - дома", - говорили они."

И только начальник пересылки, старая осторожная крыса, работавший в тюрьме с начала века, знал..., что через год из них останется половина, через два года - четверть и только, может быть, один из десяти дотянет до свободы. (Их осталось четверо из сотни, и, встречаясь, они удивлялись, что их столько уцелело! "Нет, есть, есть Бог", - говорили они.)

Несмотря на то, что основной сюжет романа можно уместить буквально в двух абзацах, "Факультет ненужных вещей" - довольно объёмное произведение. Здесь много рассуждений о морали, о нравственности, о религии. Герои Домбровского беседуют об Иисусе, Пилате Понтийском, Иуде, размышляют о том, был ли у каждого из них выбор. В романе нет откровенного ужаса, безысходности и тоски, так свойственных произведениям Солженицына и Шаламова. На страницах "Факультета..." зачастую светит яркое солнце, заливаются птицы, зреют яблоки в колхозных садах. И от этого почему-то становится ещё страшнее.

А случилась вся эта невесёлая история в лето от рождения Вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина пятьдесят восьмое, а от Рождества Христова в тысяча девятьсот тридцать седьмой недобрый, жаркий и чреватый страшным будущим год.

P.S. Это фрагмент памятника жертвам политических репрессий в Санкт-Петербурге.

"К жилым домам на набережной сфинксы обращены профилями юных женских лиц, а к Неве и тюрьме «Кресты» на противоположном берегу — обнажившимися черепами." (Википедия)

Много лет назад я уж начинала читать этот роман, и не освоив даже трети, благополучно забросила до лучших времен. Сейчас, прочитав «Хранителя древностей» Юрия Домбровского , просто необходимо было вернуться к его продолжению, чтобы не только узнать, чем закончилась история, но и понять для себя, что автор действительно умел писать так, как умеют немногие. И опять не сразу поддался мне текст в силу его насыщенности мыслью и философичности. Но втянувшись однажды, уже не бросишь.

Роман, во многом основанный на собственном горьком опыте писателя, а это чувствуется при чтении, все-таки отличается от многих, написанных на тему репрессий и тоталитаризма в прошлом веке, и в частности в СССР. Автор, как мне показалось, не столько стремился показать то, что происходило тогда в нашей стране, а в первую очередь попытаться исследовать саму систему зла и насилия, возможность её существования в масштабах огромной страны и осмыслить этот вопрос для себя .

Именно на этом во многом построен сюжет и его развитие, всевозможные ответвления и пересечения в судьбах героев, которые в другом романе обязательно выглядели бы надуманными, но не тут, многочисленные рассуждения героев и евангельские параллели, так логично и весомо встроенные в текст. Даже сны главного героя, фамилия у которого Зыбин ( случайно ли ? не думаю), связывающие прошлое и настоящее, здесь уместны и не вызывают вопросов.

В своем романе Ю. Домбровский не стремился к обличению, для него нет черно-белых тонов в изображении героев, тут слабым неуверенным может быть и палач, а Иудой - всего лишь слабый человек, взявший ношу не по себе и надорвавшийся.

В аннотации к роману сказано: Читая «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского , невольно задаешься вопросом: "Какое будущее у народа, который позволил однажды сотворить с собой такое?" , а на ум невольно приходят сравнения с гитлеровской Германией прошлого века. Ведь многие тоже задавались и задаются вопросом: как такое могло случиться ? И сам собой напрашивается ( а не один ли) ответ на него. Убежденность людей во всемогуществе государственной машины и её силовых структур тем самым обеспечивает ей эту силу и мощь, внутри которой обычные люди барахтаются в неуверенности завтрашнего дня. Но фортуна переменчива и сегодня ты - пан, завтра - пропал.

На протяжении романа, а вернее всей дилогии, вместе с героями ведёшь незримый диалог на тему изначальных ценностей, которые практически сразу были обречены принадлежать факультету ненужных вещей: закон, право, справедливость, мужество быть, а не казаться и прочее.

При чтении частенько вспоминался роман другого классика «Осень патриарха» Габриэля Гарсиа Маркеса , написавшего о природе власти, который, как и данный роман, имеющий форму притчи, не имеет срока давности и актутален в любое время.

Меня убить хотели эти суки, Но я принес с рабочего двора Два новых навостренных топора. По всем законам лагерной науки Пришел, врубил и сел на дровосек; Сижу, гляжу на них веселым волком: «Ну что, прошу! Хоть прямо, хоть проселком…» — Домбровский, — говорят, — ты ж умный человек, Ты здесь один, а нас тут… Посмотри же! — Не слышу, — говорю, — пожалуйста, поближе! Не принимают, сволочи, игры. Стоят поодаль, финками сверкая, И знают: это смерть сидит в дверях сарая, Высокая, безмолвная, худая, Сидит и молча держит топоры! Как вдруг отходит от толпы Чеграш, Идет и колыхается от злобы: — Так не отдашь топор мне? — Не отдашь! — Ну, сам возьму! — Возьми! — Возьму! — Попробуй! Он в ноги мне кидается, и тут, Мгновенно перескакивая через, Я топором валю скуластый череп, И — поминайте, как его зовут! Его столкнул, на дровосек сел снова: «Один дошел, теперь прошу второго!» И вот таким я возвратился в мир, Который так причудливо раскрашен. Гляжу на вас, на тонких женщин ваших, На гениев в трактире, на трактир, На молчаливое седое зло, На мелкое добро грошовой сути, На то, как пьют, как заседают, крутят, И думаю: как мне не повезло!

Ю. Домбровский

Это шахматная партия человека с дьяволом. Это разрез скальпелем всей системы советского следствия. Это гимн настоящей жизни.

С первой же страницы противопоставляются 2 мира: жизнь и смерть, канцелярщина и поэзия, тюрьма и городской парк (окна тюрьмы выходят на него, можно видеть тополя и слышать смех детей). Природа, живая и благостная, - и удушливый мир следствия. Зыбин сначала прямо из камеры мысленно уходит в другой мир, в море, в лето, но потом устает, он измотан, и такой переход уже не получается. Есть точный образ мертвой рощи – деревья загубил сорняк-паразит. Есть образ художника, который единственный в этом сером мире - яркий, живущий. Апофеоз всей жизни – Зеленый базар а Алма-ате, где исходят соком жизни фрукты и овощи. Описано так, что хочется тут же все это съесть, и сладкую дыню, и горький лук вперемешку.

Итак, шахматная доска. За белых играет Зыбин – идеалист, чистоплюй, романтик. За черных – вся советская система следствия и суда. Логика – и ее зеркальное извращение. Правда – и нагромождение нелепостей, театр абсурда. Чистое, честное слово – и оксюморон. Старая школа права – и новая школа обвинения.

Подсудимый не заинтересован в том, чтобы доказать свою невиновность. Оправданные по суду ждут, когда их приговорят на 10 лет. Человек, сохранивший ясное сознание, не может понять этой оруэлловской, кафкианской логики. Дважды два не равно пять! Не тому его учили на факультете права, что обвиняемый сам должен рассказать, в чем виновен, что доказательства никакие и не нужны, что можно послать в лагеря без суда, приговора, свидетелей, адвоката… Что за примечание на полях книги можно получить 8 лет.

Зыбин не хочет, как Полоний, ловить "рыбку правды на червячка лжи", для него цель НЕ оправдывает средства, на этом он и стоит ("а там, глядишь, и лягу"). Для него важен человек, правда, разум, законность. А для следаков важно любыми способами – приписками, ложью – навесить вину на человека. Невиноватых нет, каждый чем-то виновен – словом, делом, мыслью. «Он (Достоевский) знал, где таится преступление! В мозгу! Мысль – преступна». (чистый Оруэлл)

Удушающая канцелярщина. Живое слово убивают паразиты, как сорняк убивает рощу. Следователи используют слова, не имеющие значения, выхолощенные. Обманчиво верные.

«Каковы факты, подтверждающие обвинение?» – спрашивает старая школа юриспруденции. «Вы арестованы – это факт!» – отвечает новая, советская. «У нас невиновных не берут! Вы что же, думаете, что в советской стране могут брать просто так?» – вот «аргументы» новой школы. Статьи обвинения выдаются за факты.

Игра в шахматы между дьявольской машиной, у которой, казалось бы, на руках все козыри, и одним-единственным человеком. Но на его стороне тоже кое-что есть: разум, логика, хитрость, физическая сила, понимание законов происходящего, эрудиция и смех. Он умеет просчитывать ходы наперед. (Правда, нельзя не заметить,что серьезных пыток, в отличие от Уинстона Смита, к нему не применяли, только лишение сна и карцер.)

Зыбин перенимает их же способ общения, зеркалит: - У нас отсюда не выходят. - Так по-вашему советский суд уж никого и не оправдывает? Шах.

Для Зыбина важно остаться чистым и для современников, и потомков. Проводится явная аналогия его с Христом. Христос нужен был изуверившемуся миру, чтобы «восстановить человека в его правах». Зыбин – чтобы показать, что человек чего-то стоит.

У книги оптимистичный финал, Зыбин выигрывает эту шахматную партию. Разум и совесть побеждают тьму. А в жизни: после второго ареста Домбровский действительно вышел через несколько месяцев, но третий арест загнал его в лагеря на 4 года, а четвертый - на 6 лет. Увы, шахматный турнир продолжается, и одна партия - это еще не победа.

… Домбровский писал роман 11 лет, а я прочла ее за 5 дней, даже не за 11. Поэтому охватить все его глубокое и разнообразное содержание мне точно не удалось, особенно философскую часть, поэтому книга отправляется в список «перечитать через дцать лет».

Есть претензии по поводу развития сюжета. Стилистическое своеобразие накладывает на развитие сюжета свой отпечаток и потому его восприятие оказалось каким-то неровным, лишённым целостности. Но вот к чему претензий нет — к атмосфере. Подсознательный, сокрытый и/или осознанный страх, безысходность, невидимые жернова карательных органов, которые повсеместно незримо окутывают умы и сковывают сознание. А жажда жизни, которая всегда берёт своё, пытается прорваться сквозь догматы нового мира и идеалы революции, за что неизменно бывает бита.

В «Факультете ненужных вещей» автор показывает не противостояние человека и системы, а систему больную, поражённую тяжёлым недугом. В попытке излечиться пожирает саму себя на фоне только усиливающихся симптомов. Роман — словно симбиоз картин Ивана Владимирова и Василия Шульженко, описанный словами.

И я сейчас не преувеличиваю, когда называю этот роман шедевром. Потому, что это все то, за что человек любит большую русскую литературу. Философия, любовь, драма. Поэтичность в образах и энергичная проза почти детективного сюжета. И то самое ощущение бездонной тоски и боли. Многие здравомыслящие люди могут спрашивать по отношению к таким произведениям: "Зачем ты их читаешь? Что, мало в жизни печали?". И я правда не знаю ответа на этот вопрос. Но тем же здравомыслящим людям я не устану рекомендовать эту книгу и другие, ей подобные.

Потому, что нужно не просто знать, что происходит. Нужно понимать это. Понимать не только умозрительно, но и всеми другими чувствами. Пустить к себе под кожу все ощущения, мысли и эмоции всех героев этой (нашей) истории. Чтобы кого-то принять и простить. Кого-то поддержать. И в большей степени – чтобы помнить и не допустить повторения.

Главное не бояться боли и погрузиться в книгу полностью. Это именно такое произведение, которое невозможно воспринимать отстраненным объектом искусства. Оценивать язык, реальность героев, философское значение. Это книга, в которую надо "вселиться", чтобы прочувствовать. А понимание придет позже, когда эмоции подостынут. И тогда вы сможете оценить и потрясающий язык – особенно тонкие детали в прямой речи героев, и глубину религиозно-философских рассуждений, и потрясающе выстроенный ритм произведения.

Но это все возможно только на расстоянии. Когда ты живешь в мире, где не бывает неправедных судов, где людей не сажают в тюрьмы по надуманным обвинениям, где нет лжи и пропаганды. Я бы хотела, чтобы пришло такое время. И чтобы люди снова нашли этот роман. И прочитали и оценили его огромную литературную ценность и прелесть. Но чтобы им не было больно, и тоскливо, и страшно, как было мне.

С. R. Книга много издавалась на иностранных языках. Есть даже относительно недавние издания. Мне понравилось с Иудой. И вариант со средневековой башней. Что-то такое, с налетом Босха. Очень подходит к происходящему в романе.

Детективное расследование убийства женщины 2е тыс. лет назад и истории предательства Иудой Христа ["Мастер и Маргарита" М.А. Булгакова]; сталинизм как христианская трагедия и трансформация утопических идей в жуткую действительность сталинизма - вот то, ради чего этот роман был написан и ради чего его стоит читать.