Книга: Факультет ненужных вещей - Юрий Домбровский

Интересен тот факт, что многие действующие лица романа невымышленные, а иные и под их собственными именами выведены. К примеру, художник Сергей Калмыков. Другие же... Роман Львович Штерн. В жизни Шейнин Лев Романович. Следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР. Писатель, автор «Записок следователя».

Еще очень красиво и здорово описывает Юрий Домбровский отдельные детали. И не важно будь то природа или утопленница. А описание зеленого рынка Алма-Аты просто гениально.

В финале художник запечатлел сидящих на скамеечке трех человек. Они как олицетворение той эпохи. Следователь НКВД, осведомитель и главный герой, сохранивший честь и достоинство.

Лучший роман, прочитанный, за последнее время.

Основная тема рассуждений автора — о государственной машине подавления, заглатывающей и перемалывающей всех инакомыслящих, но не только их, а по инерции — и свои же собственные приводящие шестеренки и крепежные винтики, а иногда и целые редукторы да узлы. Раскрыта тема тщательно, искренне, от истоков до жуткой кульминации во второй трети XX века.

Человечество в те годы в итоге ужаснулось от произошедшего с цивилизацией, от жуткого оскала жестокости и бесчеловечности, проявившегося тогда практически одновременно на разных территориях... На много десятилетий выработался иммунитет от повторения этого безумства. И вот, кажется, сейчас иммунитет этот ослабевает...

В дополнение к своим мыслям приведу две сторонние цитаты. Первая. Критик Е. Ермолин в своей книге «Последние классики» в 2016 году пишет: «Перечитав „Факультет“, я бы сказал с полной мерой ответственности: это — последний по времени создания (1975 год) великий русский роман. Треть века без Юрия Домбровского, а главный его роман не просто, как принято говорить, сохраняет непреходящую значимость. Он как-то даже вырос в своей художественной цене».

И цитата из Википедии - факты, напрямую касающиеся книги и судьбы её автора. Оцените силу и значимость «Факультета ненужных вещей», опираясь на эти факты: «Обстоятельства смерти. В марте 1978 года, вскоре после выхода на Западе романа «Факультет ненужных вещей», 68-летний Домбровский был жестоко избит группой неизвестных в фойе ресторана Центрального дома литераторов в Москве. Через два месяца после инцидента, 29 мая 1978 года, скончался в больнице от сильного внутреннего кровотечения, вызванного варикозом вен органов пищеварения».

Зыбину просто невероятно повезло: он попал в систему, которая его даже не особо крутила, и вышел чуть помятым. Да, попал по ерундовой клевете, но и не по таким поводам исчезал человек. А Зыбин не исчез. Он вел себя честно, мужественно, но не только потому, что живёт он по совести. Роман вышел немного сказочным, и Зыбину просто невероятно повезло, что работали с ним не как с ненужным человеком, а действительно пытались официально подвести под статью - хоть под какую. К нему проявляли интерес.

Нейман, конечно, та ещё сволочь, но он пытается не потеряться в потёмках души. Думается, что всё-таки потеряется, поскольку машина только начала набирать ход, и впереди ещё пару летрэ работы с врагами народа.

Тамара Долидзе? Ей так хочется стать стальной (сталиной) и в то же время остаться собой! Она видит в своей новой пока работе творчество: как подобрать ключик, где ковырнуть, чем надавить.

Больше всего в романе мне понравились рассуждения отца Андрея о втором предателе Христа, который так и остался неузнанным. Кто тот ученик, который одной рукой поддерживал Христа, а второй указывал на него легионерам? Раскаялся ли он? Как мог он после распятия ходить и проповедовать? 

Это книга, в которой нет ни положительных персонажей: каждый с черникой, ни отрицательных: у каждого есть белый кусочек души. Каждый жертва - системы, характера, семьи, и каждый палач - близким, друзьям или незнакомым. Осуждать кого-либо бессмысленно: тогда уж всех сразу на скамью подсудимых - или никого. Жизнь - сложная штука, и тем, кто жил по совести, очень трудно приходилось в те годы, но и в чем-то легче, чем остальным, поскольку их путь прямой и ясный.

Вялая. Да, пожалуй, я бы охарактеризовала книгу этим словом. Довольно вялая. Но финал, как минимум, нетривиален.

Самое сложное оставаться человеком в любых ситуациях. Сразу задумываешься, а получилось ли бы у меня?

Очень сложно писать что-то о романе Домбровского "Факультет ненужных вещей", но написать необходимо, чтобы как можно больше людей знали об этом произведении и прочли его. 1937 год. Главный герой романа, историк Георгий Николаевич Зыбин, работающий "хранителем древностей" в музее Алма-Аты, арестован по сфабрикованным обвинениям. Ему пытаются вменить в вину всё подряд, включая расхищение социалистической собственности и намерение бежать за границу. Но поскольку всё дело шито белыми нитками, следователи добиваются, чтобы Зыбин "сам им обо всём рассказал". Несмотря на увещевания соседа по камере, некоего Буддо, уверяющего Зыбина в том, что его всё равно не отпустят, и что было бы разумнее согласиться с самым "безобидным" из обвинений, главный герой принимает решение не идти на поводу у чекистов и стоять на своём. В романе много второстепенных героев, каждый из которых очень интересен, причём никто из них не является однозначно отрицательным или положительным персонажем. Практически все герои так или иначе связаны с Зыбиным, и он выступает своеобразной лакмусовой бумажкой, при соприкосновении с которой проявляется сущность каждого. Кто-то, как начальник следственно-политического отдела Яков Абрамович Нейман, пытается стать частью безжалостной системы, уверяя себя, что только так можно спастись и не сгинуть в это страшное время.

Он сидел, смотрел на Зыбина, улыбался, а в глазах стоял тот же привычный, хорошо устоявшийся ужас. И все замечали это, только он не замечал и честно считал себя весельчаком.

Вот и рассуждает майор Нейман, обращаясь мыслями к покойному отцу:

Посмотрел бы ты сейчас, Абрам Ноевич, какой я мундир ношу, с какими он у меня нашивками, значками, опушечками, в каком кабинете я сижу, чем занимаюсь! Небось расстроился бы, замахал бы руками, заплакал: "Ой, Яша, зачем же ты так? Разве можно!" Можно, старик, можно! Теперь уж не я перед людьми виноват, а они передо мной. И безысходно, пожизненно, без пощады и выкупа виноваты. Отошли их времена, настали наши. А вот к лучшему они или к худшему, я уж и сам не знаю. Ну ничего, торопиться нам некуда - подождём, узнаем. Всё скоро выяснится! Всё! Теперь ведь до конца рукой подать. Я чувствую, чувствую это, папа!

Кто-то, как музейный столяр дед Середа, которого Зыбин по-своему любил и временами пропускал с ним "по маленькой", подписывает уже подготовленный следователем текст о том, что Зыбин - аморальная личность. Но тем не менее умудряется протащить для него огромный узел с яблоками апорт, которые так любит "хранитель". Кто-то, как молодой археолог Корнилов, уже успевший несколько лет назад познакомиться с методами работы органов, теперь всеми силами пытается обелить своего знакомого, бывшего попа отца Андрея. Ему кажется, что он всё продумал и учёл, но это не так. А однажды в камере Зыбина появляется очень интересный сосед, Георгий Матвеевич Каландарашвили. Он, будучи лично знаком со Сталиным и в своё время оказавший ему большую услугу, осмелился напомнить вождю о себе, написав тому письмо. И письмо, как ни странно, дошло до адресата. И вот старика ночью на самолёте доставили из лагеря в Алма-Ату, и ожидает он, конечно, худшего, ибо после того, как он передал сыну письмо, состоялся у него такой разговор с товарищем по лагерю:

- Отдал? Ну теперь жди - либо пулю, либо свободу. - За что свободу-то? - За то, что не забыл своего добра. - А пулю тогда за что? - А чтобы больше не вспоминал про своё добро.

1937 год. Время "Большого террора". Огромный двор алма-атинской пересылки забит арестованными. "Эти оборванцы и доходяги были счастливейшими людьми на свете. Они уже больше ничего не боялись. Их не расстреляли. Их не забили... Шум, гам, смех висели над этим проклятым местом." И осуждённые, уже готовящиеся отбыть на Колыму, верят, что всё скоро изменится, что будто бы "на столе у Вождя лежит проект нового Уголовного кодекса - расстрела нет, самый большой срок пять лет. ..."Через год - дома", - говорили они."

И только начальник пересылки, старая осторожная крыса, работавший в тюрьме с начала века, знал..., что через год из них останется половина, через два года - четверть и только, может быть, один из десяти дотянет до свободы. (Их осталось четверо из сотни, и, встречаясь, они удивлялись, что их столько уцелело! "Нет, есть, есть Бог", - говорили они.)

Несмотря на то, что основной сюжет романа можно уместить буквально в двух абзацах, "Факультет ненужных вещей" - довольно объёмное произведение. Здесь много рассуждений о морали, о нравственности, о религии. Герои Домбровского беседуют об Иисусе, Пилате Понтийском, Иуде, размышляют о том, был ли у каждого из них выбор. В романе нет откровенного ужаса, безысходности и тоски, так свойственных произведениям Солженицына и Шаламова. На страницах "Факультета..." зачастую светит яркое солнце, заливаются птицы, зреют яблоки в колхозных садах. И от этого почему-то становится ещё страшнее.

А случилась вся эта невесёлая история в лето от рождения Вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина пятьдесят восьмое, а от Рождества Христова в тысяча девятьсот тридцать седьмой недобрый, жаркий и чреватый страшным будущим год.

P.S. Это фрагмент памятника жертвам политических репрессий в Санкт-Петербурге.

"К жилым домам на набережной сфинксы обращены профилями юных женских лиц, а к Неве и тюрьме «Кресты» на противоположном берегу — обнажившимися черепами." (Википедия)

Много лет назад я уж начинала читать этот роман, и не освоив даже трети, благополучно забросила до лучших времен. Сейчас, прочитав «Хранителя древностей» Юрия Домбровского , просто необходимо было вернуться к его продолжению, чтобы не только узнать, чем закончилась история, но и понять для себя, что автор действительно умел писать так, как умеют немногие. И опять не сразу поддался мне текст в силу его насыщенности мыслью и философичности. Но втянувшись однажды, уже не бросишь.

Роман, во многом основанный на собственном горьком опыте писателя, а это чувствуется при чтении, все-таки отличается от многих, написанных на тему репрессий и тоталитаризма в прошлом веке, и в частности в СССР. Автор, как мне показалось, не столько стремился показать то, что происходило тогда в нашей стране, а в первую очередь попытаться исследовать саму систему зла и насилия, возможность её существования в масштабах огромной страны и осмыслить этот вопрос для себя .

Именно на этом во многом построен сюжет и его развитие, всевозможные ответвления и пересечения в судьбах героев, которые в другом романе обязательно выглядели бы надуманными, но не тут, многочисленные рассуждения героев и евангельские параллели, так логично и весомо встроенные в текст. Даже сны главного героя, фамилия у которого Зыбин ( случайно ли ? не думаю), связывающие прошлое и настоящее, здесь уместны и не вызывают вопросов.

В своем романе Ю. Домбровский не стремился к обличению, для него нет черно-белых тонов в изображении героев, тут слабым неуверенным может быть и палач, а Иудой - всего лишь слабый человек, взявший ношу не по себе и надорвавшийся.

В аннотации к роману сказано: Читая «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского , невольно задаешься вопросом: "Какое будущее у народа, который позволил однажды сотворить с собой такое?" , а на ум невольно приходят сравнения с гитлеровской Германией прошлого века. Ведь многие тоже задавались и задаются вопросом: как такое могло случиться ? И сам собой напрашивается ( а не один ли) ответ на него. Убежденность людей во всемогуществе государственной машины и её силовых структур тем самым обеспечивает ей эту силу и мощь, внутри которой обычные люди барахтаются в неуверенности завтрашнего дня. Но фортуна переменчива и сегодня ты - пан, завтра - пропал.

На протяжении романа, а вернее всей дилогии, вместе с героями ведёшь незримый диалог на тему изначальных ценностей, которые практически сразу были обречены принадлежать факультету ненужных вещей: закон, право, справедливость, мужество быть, а не казаться и прочее.

При чтении частенько вспоминался роман другого классика «Осень патриарха» Габриэля Гарсиа Маркеса , написавшего о природе власти, который, как и данный роман, имеющий форму притчи, не имеет срока давности и актутален в любое время.

Меня убить хотели эти суки, Но я принес с рабочего двора Два новых навостренных топора. По всем законам лагерной науки Пришел, врубил и сел на дровосек; Сижу, гляжу на них веселым волком: «Ну что, прошу! Хоть прямо, хоть проселком…» — Домбровский, — говорят, — ты ж умный человек, Ты здесь один, а нас тут… Посмотри же! — Не слышу, — говорю, — пожалуйста, поближе! Не принимают, сволочи, игры. Стоят поодаль, финками сверкая, И знают: это смерть сидит в дверях сарая, Высокая, безмолвная, худая, Сидит и молча держит топоры! Как вдруг отходит от толпы Чеграш, Идет и колыхается от злобы: — Так не отдашь топор мне? — Не отдашь! — Ну, сам возьму! — Возьми! — Возьму! — Попробуй! Он в ноги мне кидается, и тут, Мгновенно перескакивая через, Я топором валю скуластый череп, И — поминайте, как его зовут! Его столкнул, на дровосек сел снова: «Один дошел, теперь прошу второго!» И вот таким я возвратился в мир, Который так причудливо раскрашен. Гляжу на вас, на тонких женщин ваших, На гениев в трактире, на трактир, На молчаливое седое зло, На мелкое добро грошовой сути, На то, как пьют, как заседают, крутят, И думаю: как мне не повезло!

Ю. Домбровский

Это шахматная партия человека с дьяволом. Это разрез скальпелем всей системы советского следствия. Это гимн настоящей жизни.

С первой же страницы противопоставляются 2 мира: жизнь и смерть, канцелярщина и поэзия, тюрьма и городской парк (окна тюрьмы выходят на него, можно видеть тополя и слышать смех детей). Природа, живая и благостная, - и удушливый мир следствия. Зыбин сначала прямо из камеры мысленно уходит в другой мир, в море, в лето, но потом устает, он измотан, и такой переход уже не получается. Есть точный образ мертвой рощи – деревья загубил сорняк-паразит. Есть образ художника, который единственный в этом сером мире - яркий, живущий. Апофеоз всей жизни – Зеленый базар а Алма-ате, где исходят соком жизни фрукты и овощи. Описано так, что хочется тут же все это съесть, и сладкую дыню, и горький лук вперемешку.

Итак, шахматная доска. За белых играет Зыбин – идеалист, чистоплюй, романтик. За черных – вся советская система следствия и суда. Логика – и ее зеркальное извращение. Правда – и нагромождение нелепостей, театр абсурда. Чистое, честное слово – и оксюморон. Старая школа права – и новая школа обвинения.

Подсудимый не заинтересован в том, чтобы доказать свою невиновность. Оправданные по суду ждут, когда их приговорят на 10 лет. Человек, сохранивший ясное сознание, не может понять этой оруэлловской, кафкианской логики. Дважды два не равно пять! Не тому его учили на факультете права, что обвиняемый сам должен рассказать, в чем виновен, что доказательства никакие и не нужны, что можно послать в лагеря без суда, приговора, свидетелей, адвоката… Что за примечание на полях книги можно получить 8 лет.

Зыбин не хочет, как Полоний, ловить "рыбку правды на червячка лжи", для него цель НЕ оправдывает средства, на этом он и стоит ("а там, глядишь, и лягу"). Для него важен человек, правда, разум, законность. А для следаков важно любыми способами – приписками, ложью – навесить вину на человека. Невиноватых нет, каждый чем-то виновен – словом, делом, мыслью. «Он (Достоевский) знал, где таится преступление! В мозгу! Мысль – преступна». (чистый Оруэлл)

Удушающая канцелярщина. Живое слово убивают паразиты, как сорняк убивает рощу. Следователи используют слова, не имеющие значения, выхолощенные. Обманчиво верные.

«Каковы факты, подтверждающие обвинение?» – спрашивает старая школа юриспруденции. «Вы арестованы – это факт!» – отвечает новая, советская. «У нас невиновных не берут! Вы что же, думаете, что в советской стране могут брать просто так?» – вот «аргументы» новой школы. Статьи обвинения выдаются за факты.

Игра в шахматы между дьявольской машиной, у которой, казалось бы, на руках все козыри, и одним-единственным человеком. Но на его стороне тоже кое-что есть: разум, логика, хитрость, физическая сила, понимание законов происходящего, эрудиция и смех. Он умеет просчитывать ходы наперед. (Правда, нельзя не заметить,что серьезных пыток, в отличие от Уинстона Смита, к нему не применяли, только лишение сна и карцер.)

Зыбин перенимает их же способ общения, зеркалит: - У нас отсюда не выходят. - Так по-вашему советский суд уж никого и не оправдывает? Шах.

Для Зыбина важно остаться чистым и для современников, и потомков. Проводится явная аналогия его с Христом. Христос нужен был изуверившемуся миру, чтобы «восстановить человека в его правах». Зыбин – чтобы показать, что человек чего-то стоит.

У книги оптимистичный финал, Зыбин выигрывает эту шахматную партию. Разум и совесть побеждают тьму. А в жизни: после второго ареста Домбровский действительно вышел через несколько месяцев, но третий арест загнал его в лагеря на 4 года, а четвертый - на 6 лет. Увы, шахматный турнир продолжается, и одна партия - это еще не победа.

… Домбровский писал роман 11 лет, а я прочла ее за 5 дней, даже не за 11. Поэтому охватить все его глубокое и разнообразное содержание мне точно не удалось, особенно философскую часть, поэтому книга отправляется в список «перечитать через дцать лет».