Текст книги "Подарок от злого сердца"

10
2006 г.

Инструктировать ее начали рано утром в назначенный день. Необходимое условие встречи – чтобы в квартире не было подруги Лары. Это было легко устроить, тем более что Лара собиралась на работу. Тамара понимала – Марине приходится осторожничать, ведь речь идет о преступлении, и все должно происходить без свидетелей. Да и Тамаре так было спокойнее, без Лары. Хотя и страшновато. Но ничего, потом-то она расскажет Ларе все с мельчайшими деталями, в красках, главное – чтобы все получилось. Но Марина – умная женщина, она знает что делает.

Марина вошла в квартиру с большим пакетом и вынула большую красивую шляпу.

– Вот, наденешь там, на даче. Понимаешь, у нас есть подозрения, что за нами следят, вернее, за той женщиной. И нам важно, чтобы никто ничего не заподозрил. А поэтому ты должна просто идеально быть похожа на эту женщину. И еще. У этой женщины проблемы с кожей, поэтому она принимает солнечные ванны. Ты представляешь себе, что это значит: солнечные ванны?

– С-смут-тно… – отчего-то начала заикаться Тамара.

Она вдруг почувствовала, что на нее давят. Словно тяжелая плита свалилась ей на грудь и мешала дышать. Какая-то глыба придавила ее настолько, что даже мозги отказывались работать. Что это? Страх?

– Это означает, что она время от времени, когда позволяет погода, раздевается и ходит нагишом по веранде. Причем ей плевать, видит ее кто-либо в эту минуту или нет.

Она с таким раздражением говорила об этой женщине, что Тамара поняла: Марина ненавидит ее. А потому ей кажутся смешными и нелепыми ее привычки, болезни, возможно, образ жизни и вообще – все.

– Вы что, предлагаете мне раздеться и прогуляться по веранде голой?

– А что в этом особенного? Всего-то несколько минут, чтобы усыпить бдительность тех, кто следит за дачей.

– А где будете вы? Вы же говорили, что всегда будете рядом, что мы рискуем вместе. – Тамара дрожала всем телом и не могла совладать с волнением. – Так как же?

– Значит, так. Ты разденешься и будешь расхаживать по веранде голышом. На тебе будет вот эта шляпа. Пойми, что тебя там, на этих дачах, в этом поселке, все равно никто не знает. И широкие поля шляпы будут отлично скрывать твое лицо, поэтому тебе нечего бояться, честное слово. Пожалуйста, будь благоразумной и не отнимай у самой себя время. Нам еще предстоит заняться подписью. Она хоть и легкая, но все равно надо, чтобы ты расписывалась за нее уверенной рукой, это важно!

– А можно мне сейчас посмотреть на эту подпись?

– Вот на даче и посмотришь. После того как ты немного позагораешь на солнышке, благо, погода отличная и солнце будет, думаю, жарить до самого полудня, так вот, после того как ты примешь эти так называемые солнечные ванны, а заодно и воздушные, – Марина почему-то усмехнулась и покачала головой, словно вспомнив что-то, – после этого приду я, и мы с тобой поучимся расписываться за Полину.

Тамара благоразумно сделала вид, что не заметила, как та проговорилась. Но потом поняла, что тайны из этого имени никто не собирался делать, тем более что она вскоре узнает и ее фамилию – по подписи.

– Все, пойдем. Надеюсь, у тебя настроение хорошее?

– Хорошее, – промямлила Тамара. – Только страшновато как-то…

– А ты ничего не бойся. И еще запомни: если ты не позаботишься о себе, никто о тебе не позаботится. Ни муж, ни подруги, ни родственники. Это я тебе точно говорю. Вот заработаешь денег – и вперед! Строй свою новую жизнь. Купи квартиру, обставь ее, отправься путешествовать куда-нибудь в экзотическую страну, развлекись там на полную катушку, а потом, если повезет, встретишь хорошего парня, выйдешь за него замуж. Только за бездельника и нищего неудачника не выходи – зря жизнь свою загубишь. Видишь, я распланировала твою жизнь на несколько месяцев вперед! И еще запомни, что жизнь твоя – это самое главное. И никому не позволено распоряжаться ею, а тем более – лишать тебя жизни. Дерись до конца, в этом вопросе все средства хороши!

Тамара стояла оглушенная и ничего не понимала. Такой странный нервный ликбез…

Марина, раскрасневшаяся, переполненная, как показалось Тамаре, жизненными внутренними силами, просто рвалась в бой. Что-то дьявольское играло на ее лице, в неспокойном взгляде – она собиралась совершить предательство и отомстить, и действовала она, возможно, и не из мести, а из зависти. Но Тамаре истиной причины этого плана знать не полагалось. Она была исполнителем.

– Проверь, газ и электричество выключила? – напомнила ей, нахмурив свои аккуратно выщипанные брови, Марина. – А то в машине вдруг вспомнишь, что оставила щи на плите или утюг забыла выключить.

– Нет-нет, все в порядке, я все выключила.

Она была удивлена тем, что в машине, помимо Марины, никого не было. Ей казалось, что она – звено операции по изъятию денег у гражданки такой-то и что ее приедут инструктировать какие-то люди в черных костюмах, покажут ей банковские документы, пластиковые карты. Но пока что никого не было. Может, это и к лучшему?

В машине они молчали. Марина, вероятно, думала о том, правильно ли она все просчитала, организовала, придумала. Тамара просто тряслась от страха, ей казалось, что еще немного – и ее вырвет. Свежая, как порыв ветра, мысль вернуть две тысячи евро, аванс, и распрощаться с этой опасной женщиной исчезла, не успев оформиться.

Дача – просторная, деревянная, советских времен, но очень добротная, уютная, с террасой, верандой. Терраса – открытая, заставленная кадками с цветами, веранда – застекленная, с круглым столом, плетеными стульями, апельсиновым абажуром, выщербленным паркетом и тоже вся в растениях.

– На веранде переоденешься, вернее, снимешь с себя все, наденешь шляпу и пройдешься по веранде туда-сюда. Я буду рядом, неподалеку отсюда, и, когда надо будет заканчивать это представление, приду. Ты только дождись меня, слышишь? И никакой самодеятельности! Поверь: это очень серьезное дело, и деньги должны быть немалые, поэтому постарайся забыть о стеснительности, представь себе, что у тебя псориаз, что тебе надо подсушить свои болячки, вот и все. Ну, так надо. – Марина даже погладила Тамару по плечу. – Договорились? Я могу на тебя положиться и не волноваться, что ты что-то перепутаешь или, не дай бог, уйдешь с террасы раньше времени? Дело в том, что тебя должны заметить с одной соседней дачи. Вроде бы ты, то есть эта женщина, жива и здорова, принимает солнечные ванны.

– А что с ней на самом деле? Она вообще-то жива?

– Жива-жива, не беспокойся. Просто она сейчас очень далеко отсюда. И вот как раз в ее отсутствие мы и должны все это провернуть. Прошу тебя, не задавай лишних вопросов, я и так вся на нервах! Ну все. С богом. Прости…

– Что?

Тамара резко повернулась и увидела, как влажно блеснули глаза Марины, а лицо искривила гримаса. Да ее всю перекосило!

– Почему прости-то, Марина?

– Что? Что ты сказала? – Та сделала вид, что не поняла или действительно не поняла вопроса.

– Да так… Мне просто показалось.

– Подожди! Очки! Вот мои очки. Чуть не забыла. – И Марина, сняв с себя очки, протянула Тамаре.

Тамаре уже даже хотелось, чтобы Марина ушла и чтобы все поскорее завершилось. Подумаешь, позагорать голой на солнышке да еще и в такой красивой шляпе… Потом научиться чертить какую-нибудь несложную закорючку, и – дело в шляпе… вот уж действительно – в шляпе!

Марина ушла, и сразу стало тихо. Она стояла посреди залитой солнцем веранды и держала в руках шляпу. Потом разделась, надела шляпу, очки и хотела уже было выйти на террасу, как вдруг поняла, что не спросила – босиком ей прохаживаться или нет? И вдруг увидела в углу, рядом с кадкой с пальмой, шлепанцы. Вероятно, той самой таинственной и очень богатой Полины, которая тоже загорает себе на солнышке где-нибудь в Африке или на Сейшелах и не чувствует, что через несколько часов станет нищей.

В шлепанцах, которые пришлись ей впору, она вышла наконец на горячую, прогретую солнцем террасу и оглянулась. Нет, вот оглядываться-то ей, наверное, не стоило, зачем оглядываться, когда она якобы знает здесь каждый кустик в саду, каждое дерево? Она должна вести себя естественно, словно она – настоящая хозяйка этого дома. Поэтому и походка у нее должна быть спокойной, расслабленной или даже разболтанной, как у человека, уставшего постоянно держать себя в напряжении и теперь оказавшегося у себя дома. Псориаз… Кажется, это кожное заболевание, уж не на нервной ли почве оно возникает? А если так, значит, работа у этой Полины нервная. Конечно, торгует наркотиками, тут разволнуешься, пожалуй! Но что-то дачка хилая для таких деньжищ.

Она встала лицом к солнцу и замерла, чувствуя, как солнечные лучи впитываются в каждую пору, ласкают кожу, целуют ее. Да уж, что-то эксгибиционистское было во всем этом, эротичное – в этих солнечных ваннах.

Тамара ходила по выложенному потускневшей мраморной крошкой полу террасы, как по воображаемому подиуму, – по струнке, выбрасывая ногу вперед, крест-накрест, как ходят манекенщицы, покачивая при этом призывно бедрами, и представляла, что она демонстрирует белье самого Пьера Кардена.

…Она не знала, сколько кругов таким образом намотала: все ходила и ходила в ожидании возвращения Марины. Но ее не было. Значит, тот, ради кого они и устроили это дефиле, еще не появился на своей даче – или не приехал, или не проснулся, или просто не вышел на балкон, чтобы случайно увидеть голую соседку Полину.

И вдруг произошло… нечто. Она, устав, замерла, опершись на каменные перила террасы, поправила шляпу, надвинув ее плотнее на лоб, и закрыла глаза. И как раз в это самое время она почувствовала на своем лице чье-то дыхание, распахнула глаза – и отпрянула, увидев мужчину. Потный, загорелый, с черными колючими глазами.

– Шаталов, ты что здесь забыл?

Она поняла, что провалила операцию. Что вместо того, чтобы ее увидел тот, ради кого она прохаживалась, сверкая своей наготой, она попалась на глаза Вадиму, однокласснику, а заодно – и давнему любовнику.

– А ты что здесь забыла, мать твою? – Он больно ущипнул за бедро. – Ждешь, пока тебя не подстрелят, как воробья? Специально останавливаешься, чтобы удобнее было целиться? Да если бы я не знал тебя, не знал, кто ты… и тело твое… Да такой тройной родинки на животе, как у тебя, я еще ни у кого не видел! Скажи спасибо, что мы тогда, на твой день рождения, переспали с тобой!

– Слушай, что ты такое несешь? Иди своей дорогой! – заорала на него Тамара. – Ты откуда свалился? С неба или загорал на соседней даче?

– Да ты, подружка, меня, наверное, не поняла. Тебя зачем сюда привезли?

– Оставь меня в покое! Уходи отсюда, сейчас сюда приедет мой муж!

– Дура ты, Карибова! Тебя привезли сюда, чтобы я пристрелил тебя вместо одной дамочки по имени Марина! Вы же с ней одной масти. А я целюсь и думаю: что-то не то, вроде бы это не она. И она и не она. Шляпа еще эта дурацкая и очки в пол-лица. Хорошо, у меня бинокль с собой был!

– Вадим, ну что ты такое говоришь?! Зачем тебе в кого-то стрелять? – Она еще ничего не понимала, суть услышанного едва проступала в сознании, все еще настроенном на верную службу Марине Русалкиной.

– Да ее муж заказал, дурища! А ей, видимо, стало об этом известно, вот она и заметалась, стала думать, как сделать так, чтобы обезопасить себя. И придумала! Привезла тебя, слегка похожую на нее, нацепила на тебя шляпу, очки, чтобы лица почти не было видно, и заставила проделывать то, что должна была делать сама. Это же она обычно сушит на солнце свои струпья! Это же ее дача!

– Нет, – Тамара почувствовала, что ее тошнит. – Нет, этого не может быть!

– А я, спрашивается, что здесь делаю? Да еще с этой штуковиной? – И он достал из кармана пистолет и покрутил им прямо перед носом ошарашенной Тамары.

– Не знаю… Но мне должны привезти документы, – шептала она, чувствуя, как ей становится невыносимо от сознания, что ее подставили, предали, обрекли на смерть.

– Правильно, только не документы, а один-единственный документ – свидетельство о твоей смерти! Быстро одевайся и дуй отсюда. Ну!!!

– Вадим, как же так? За что?

– Говорю, одевайся!

Она, вспомнив, что продолжает стоять голышом, кинулась на веранду и, одеваясь, словно увидела свою ночь с Вадимом: как им было хорошо вдвоем, пока он не назвал ее другим женским именем. Все испортил! Потом они виделись изредка – он приходил с друзьями в «Риголетто» поужинать и всегда садился за ее столик. Милый, ласковый бабник – Вадим Шаталов. Все девчонки в классе его любили, писали ему записки, дурочки. Интересно, он женился?

И вдруг ее словно обожгло: «Меня хотели убить!» Запоздалая реакция.

Вадим открыл дверь – она уже была одета. Шляпа лежала на столе, очки – тоже.

– Слушай, Карибова, мне тут мысль одна пришла. Я с чего в это дело ввязался-то? Мне деньги нужны позарез, я тачку такую присмотрел!

– Шаталов, ты киллером, что ли, заделался? Ты скажи, я все равно никогда тебя не выдам.

– Не задавай глупых вопросов. Давай сделаем так. Мне аванс заплатили.

– Мне тоже.

И Тамара поняла, почему Марина как-то несерьезно, даже легкомысленно, как ей показалось, говорила с ней о подделке подписи этой несуществующей Полины. Да она таким макаром могла бы придумать любой ход, любую деталь, сочинить все на ходу, зная, что все это не имеет никакого значения и смысла, что ничего уже не будет – только выстрел.

– Представляешь, Шаталов, когда ей было плохо, я приносила ей из соседнего гастронома лимонад «Буратино». Я прислуживала ей, старалась ей угодить, она нравилась мне, это была моя любимая клиентка. Я хотела походить на нее, волосы покрасила!

– Вот и стала похожа на нее. Что и требовалось доказать! Ты будешь меня слушать или нет? Я про аванс. Зачем терять деньги? Убивать я тебя не стану, но можно же сделать твои фотографии – якобы я пристрелил тебя. Залью твои красивые волосы красной краской – и дело в шляпе!

Снова эта шляпа. И далась она всем!

– А я тебе потом процент с гонорара отсчитаю. Поделимся по-братски, а, Карибова? Я ночь не спал, переживал, что промахнусь, и все такое!

– Вадька, но как ты мог? Человека убить – это же страшный грех! Как ты потом будешь жить с таким грузом?

– Да всего лишь раз, деньгу сшибу, тачку куплю – и чао-какао! Я же не профессионал, а так – любитель. Ну так что, согласна изобразить труп? Ты пойми, это и тебе выгодно, не из-за денег, конечно. Получится, что мы выиграем время. Я – для того, чтобы смотаться отсюда, а ты – чтобы придумать, как тебе жить дальше и что делать с этой Русалкиной. Если ты не растеряешься и все решишь правильно, то отомстишь этой сучке по полной программе. Ты подумай сама – она привезла тебя сюда как живую мишень. Тебе это о чем-то говорит? Представляешь, какие деньги ты сможешь с нее за это содрать?

– А вдруг она сейчас придет? И вообще, какой смысл ей было подставлять меня, если она сама останется живой и ее муж все равно увидит ее и поймет, что она жива?

– Она предъявит ему доказательства, что знает о том, что готовилось покушение. И что по чистой случайности погибла, предположим, ее лучшая подруга – ты. И Русалкин сядет, а ей достанется все-все, что было ими нажито в браке. А чтобы он не сел, ему придется заплатить ей кругленькую сумму, с которой она потом благополучно скроется. В любом случае она так этого не оставит.

– Вадим, мне страшно! Как же так? Я спокойно жила, работала, много работала, да и к людям относилась хорошо в принципе. А теперь я в каждом буду видеть… чудовище! Какое же она чудовище!

– Слушай, Карибова, я поехал в город за краской, а ты на всякий случай спрячься где-нибудь поблизости или поехали со мной. Мы быстро – до города и обратно. Без краски ничего не получится.

Она вдруг вспомнила слова Марины о том, что она вернется и что главное – дождаться ее. Кто знает, может, она и не собиралась подставлять Тамару, придумала какой-нибудь другой ход, предположим, поехала за милицией, чтобы схватили киллера? Мысли путались, и на душе было отвратительно.

– Нет, я не поеду, останусь здесь. Возвращайся поскорее.

– Жди меня, слышишь, Карибова, не подведи! Бабки вместе поделим.

Он подошел, взял ее лицо в свои ладони и поцеловал. Как тогда, после дня рождения.

– Давай, Шаталов, я жду.

Он уехал, а она надела шляпу, очки и села на крыльцо террасы. Солнце припекало.

11
2007 г.

В Москву Марк прилетел в полдень, на такси добрался до Нахимовского проспекта, а оттуда по Профсоюзной до улицы Кедрова, где находилась квартира убитой Тамары Карибовой. Туда же к назначенному времени подъехал участковый милиционер Петр Кувыкин, молодой парень с открытым розовым лицом, усыпанным веснушками, с голубыми глазами и хорошей улыбкой. Он сказал, что скоро подъедет и Виктор Леонидович Черепов, следователь из прокуратуры, может, привезет с собой экспертов.

Марк взял с собой ключи, обнаруженные в саратовской квартире Карибовой-Русалкиной, которые должны были подойти и к ее московской квартире.

– Брат ее покойного мужа предположил, что эту квартиру она может сдавать. Вы ничего об этом не знаете? – спросил Марк у участкового.

– Знаю. Квартира стоит пустая и никому не сдается. И девушку эту, Тамару, я тоже хорошо знаю. Она из Саратова.

Они открыли квартиру и вошли. И почти сразу же в дверь позвонили.

– Томочка! Ты вернулась? – услышали они радостный женский вопль и увидели, как по коридору на них движется нечто большое, пестрое и бесформенное. Оказалось – соседка, Елена Дмитриевна, в домашнем халате и цветастой косынке на голове, под которой угадывались крупные бигуди.

Увидев участкового в компании с незнакомым представительным мужчиной, соседка притормозила и с удивлением уставилась на них.

– А где Тамара, Петя? – спросила она строгим голосом Кувыкина.

– Да вот, Елена Дмитриевна, – молодой участковый смотрел на нее с виноватым видом. – Беда, Елена Дмитриевна…

Марк выразительно посмотрел на Кувыкина, и тот сразу отвернулся к окну.

– Где Тамара? Почему вы тут? Ключи были только у меня. Я тут за цветами ухаживаю. Бесплатно, между прочим. Она что, решила-таки сдавать квартиру?

– Как вас зовут? – строгим голосом спросил Марк, которому надоело слушать, каким тоном эта большая женщина разговаривает с представителем закона – Петей Кувыкиным.

– Елена Дмитриевна, а что?

– Кто позволил вам врываться сюда?

– А у меня есть ключи. Мне Томочка дала, чтобы я присматривала за квартирой.

– Присаживайтесь, – уже более мягким голосом произнес Марк. – Меня зовут Марк Александрович Садовников, я – следователь прокуратуры, приехал из Саратова. Дело в том, что вашу соседку убили. Вот поэтому мы здесь.

Елена Дмитриевна молча смотрела на Марка, губы ее поджались, подбородок задрожал. Казалось, она не могла произнести ни слова.

– Расскажите нам, какой образ жизни вела ваша соседка, кто ее навещал, с кем она дружила, были ли у нее в друзьях мужчины. – Марк, не дав женщине времени опомниться, забросал ее вопросами. – Пожалуйста, вспомните все, что вы знали о Тамаре.

– Томочка… Да как же это? За что?! Вы спрашиваете, были ли у нее мужчины? Не было. Она жила одна, мужчин к себе не водила, все больше занималась ремонтом квартиры и подруг себе завести не успела. Мы и подружились с ней потому, что она целыми днями дома была. Нигде, правда, не работала, не училась. Сказала, что хочет жить в Москве, начать новую жизнь. Я ничего не знала о ее планах.

– А она не рассказывала, на какие средства купила эту квартиру, и она ли вообще ее купила?

– Квартиру она купила сама, – сказал Кувыкин, заметно оживляясь. – Знаете, перед тем как оформить сделку, она нашла меня, просто зашла к нам, в милицию, и обратилась лично ко мне с просьбой помочь ей купить квартиру в этом районе. Она, как и все приезжие, очень боялась, что ее обманут. Конечно, и у нас в милиции есть люди, нечистые на руку, но ей повезло, что она попала на меня. Я подключил некоторые свои связи, – говорил Петр с важным видом, – и мы подыскали ей эту квартирку. Потом и прописку оформили, все чин-чином.

Марк подумал, что Кувыкин на деньги, полученные им за эту услугу от Тамары, наверняка целую неделю гулял или купил стиральную машину, если не приобрел целый комплект бытовой техники вместе с кондиционером.

– На какие средства? А на какие средства люди вообще покупают в Москве квартиры? – усмехнулась горько соседка. – Да разве кто скажет? Во всяком случае, Томочка не скрывала от меня, что прежде работала официанткой в ресторане. А на чаевые такую квартиру не купишь. Значит, помогли ей. Мужчины. Кто же еще? Ну не банк же она ограбила!

– А как она жила? Может, боялась чего-то? Или от кого-то пряталась?

– Ну уж нет. Она жила очень спокойно, много гуляла по Москве, ходила по выставкам, театрам, и всегда одна. Такая красивая… А как она одевалась! А какая фигурка у нее была!

– Может, вы заметили что-то странное в ее поведении перед тем, как она уехала из Москвы? И вообще, зачем она вернулась в Саратов?

– Понимаете, она почти не улыбалась. Вот это точно. Я даже подумала, что она овдовела. Или муж умер, или любовник. Но в душу лезть не хотела, подумала: если она захочет, сама все расскажет. Но грустила она сильно. В один прекрасный день приехала вечером, и я ее не узнала – волосы перекрасила, вся как-то изменилась. Она и до этого настоящей красоткой была, а уж после всего этого – словно настоящая актриса! Ей бы в кино сниматься, а не дома книжки читать.

– Так почему она решила вернуться домой?

– Сказала, что хочет друзей-подруг проведать. Обычное дело. Оставила мне ключи, мол, присматривайте, Елена Дмитриевна. А потом она же вышла замуж! Там, в Саратове! Она звонила мне, сказала – не знает, когда вернется, и что я могу взять цветы себе. Но я подумала, что торопиться не стану. И вот до сегодняшнего дня я, как верный пес, сторожила эту квартиру. А что теперь с ней будет? У нее же ни деток нет, никого. Разве что подружка.

– Подружка? – переспросил Марк. – Вы видели ее? А говорите, что подруг у нее не было.

– Это здесь, в Москве, не было, но к ней приезжала ее близкая подруга из Саратова. Ларой зовут. Очень приличная девушка. Тамара меня с ней познакомила. Такая скромная, тихая, но с открытым приятным лицом. Она тоже в ресторане работает. Подождите! Вы же не сказали мне, как убили Томочку.

– Ее застрелили прямо в ресторане.

– В ресторане? Что же, ее просто взяли и застрелили? Может, целились в кого-то другого, а попали случайно в нее?

– Дело в том, что за то короткое время, что ее не было в Москве, она не только успела выйти замуж за одного человека, но и овдоветь. Он умер недавно от сердечного приступа. И Тамара, овдовев, устроилась в тот же самый ресторан, в котором работала прежде и где работала ее подруга. А зачем она туда устроилась – тоже вопрос. Она не звонила вам, ничего не рассказывала о себе?

– Нет! Я даже не знала, что ее муж умер. Несчастная девочка! Как же много ей пришлось пережить… А этот мужчина, ее муж, он был богатым человеком?

– А почему это вас так интересует? – Марк снова испытал неприятное чувство к допрашивающей его соседке. Хотя, чтобы получить какую-то информацию от нее, надо было рассказать ей о том, как жила Тамара после того, как покинула столицу.

– Вы же спросили меня, на какие средства она купила квартиру, вот я и подумала, что человеком, который дал ей эти деньги, мог быть как раз ее муж – не могла же она выйти замуж за первого встречного. Она была девушкой рассудительной, серьезной. Думаю, он был прежде ее возлюбленным.

– Скажите, – Марк уже начинал терять терпение, – вы встречались с Тамарой, наверняка пили чай, разговаривали. Неужели вы не могли понять, каким она была человеком? Чем жила? О чем мечтала?

– Я понимаю вас. Но поверьте мне, Тамара была как закрытая морская раковина. Да, безусловно, мы разговаривали с ней, но, каюсь, в основном я рассказывала ей о себе, она была прекрасным собеседником, точнее – слушательницей. С ней можно было поговорить обо всем, зная, что она никогда тебя не выдаст. Что же касается ее личной жизни, то ее у Томочки не было. Если бы была, люди бы ей звонили, приходили в гости, ведь так? Но я видела у нее лишь Лару. И чувствовалось, что они – близкие люди, понимаете? По-хорошему близкие, словно им вместе пришлось многое вынести. Я слышала, о чем они говорили: о ресторане, об общих знакомых, о девушках, работавших там же, о хозяйке, о предстоящей реконструкции ресторана. Обычные разговоры. Но получалось, что Лара была довольна своей работой и постоянно твердила, что каждый человек должен знать свое место. Лично я восприняла это, как если бы она оправдывалась перед собой за тот образ жизни, что она вела. Понимаете, Лара – не официантка, это же сразу видно, точнее, она могла бы достичь в жизни большего, если бы сумела получить образование. Я чувствовала боль в ее словах. И получалось, словно Тамаре удалось выбиться в люди, что называется, перебраться в Москву, выбраться из нищеты, а Лара пока еще, как говорится, барахталась. И мне тогда еще показалось, что Тамара испытывает что-то вроде чувства неловкости перед подругой за свое богатство. Она говорила ей: мол, перебирайся сюда и живи со мной, на что Лара отвечала – каждый сверчок знай свой шесток. Да нет, они были хорошими девчонками, простыми. И в то же самое время достойны были лучшей доли, это я о Ларе. Но вот зачем ей, это я уже о Томочке, понадобилось устраиваться в ресторан при том, что у нее были деньги? Недаром же она не сдавала квартиру, говорила, что не хочет, чтобы в ней гадили чужие. Мне жаль, что я не смогла вам ничем помочь.

Марк вздохнул. Он уже понял, что только напрасно потерял целые сутки – Москва не принесла ему ни одной зацепки.

Приехали следователь и эксперты, перед ними были поставлены конкретные вопросы: отпечатки пальцев, документы, деньги. Требовалось выяснить, кто бывал в квартире, помимо хозяйки, Лары и соседки. Марк опросил еще некоторых соседей, все говорили примерно одно и то же: тихая девушка, не пила, не гуляла, никого не водила, похожа была на больную (одна женщина так и выразилась: «Она словно после операции приходила в себя») и очень одинокую.

Так что она делала в Москве?

Марк вылетел ночным рейсом и оказался на даче в три часа ночи. Рита спала, обняв его подушку.