Текст книги "Французские каникулы"

– Диана не с вами? – спросил он, поздоровавшись. Но Диана еще не появлялась, и Эрик налил себе чашку кофе. Выглядел он расстроенным – рано утром они с Дианой снова говорили о его злополучном романе. Точнее, не говорили, а ссорились, и в конце концов Диана сказала, что никогда не сможет об этом забыть и что лучше всего им развестись. Эрик в который раз просил прощения, но упорное нежелание Дианы подняться над личной обидой или хотя бы выслушать его вывела Эрика из себя. В результате он наговорил дерзостей, и Диана выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью. Не заходя на кухню, она отправилась к морю. Пытаясь прийти в себя после тяжелого разговора, Диана неутомимо плавала, чтобы облегчить свои душевные муки.

Эрик присел за стол и принялся болтать с Робертом и Гвен о предстоящей прогулке на яхте и ужине в компании кинозвезд. Гвен вызвалась приготовить яичницу, но мужчины потребовали круассаны.

К тому времени, когда в кухню спустились Паскаль и Джон, круассаны уже подогрелись и покрылись румяной корочкой, Гвен выложила их на блюдо и налила всем свежеприготовленный кофе. Но только они приступили к завтраку, как в кухню вошла Диана в купальнике с пляжным полотенцем через плечо. Демонстративно проигнорировав Гвен, она села за стол как можно дальше от Эрика и заговорила с Паскаль о том, какие продукты им сегодня купить на рынке. Обе женщины вели себя так, словно Гвен не было рядом, и Роберт, исподтишка за ними наблюдавший, шумно вздохнул. Похоже было, что дело безнадежное – так, во всяком случае, ему казалось. Было совершенно очевидно, что, если его отношения с Гвен перейдут в следующую фазу, его лучшие друзья не только не одобрят их, но и будут всячески отравлять ему жизнь. Роберт дорого бы дал, чтобы исправить положение, но не знал – как, а между тем все его чувства решительно восставали против подобной несправедливости. «Может быть, Гвен права и со временем все встанет на свои места?» – думал он. И все же ему было очень любопытно, какой была бы реакция Паскаль и Дианы, если бы на месте Гвен оказался кто-то другой. Роберт подозревал, что это ничего бы не изменило, и испытывал сильнейшее раздражение против Паскаль и Дианы, добровольно взявших на себя роль его ангелов-хранителей. Впрочем, расстраивался он не столько из-за себя, сколько из-за Гвен, ведь они не дали ей ни единого шанса проявить себя. Теперь Роберт почти жалел, что позволил ей организовать эту морскую прогулку на яхте, – по его мнению, его друзья ничего подобного не заслуживали.

В мрачном молчании Роберт допил кофе и сразу же после завтрака увел Гвен кататься на яхте.

– Ты огорчен – я угадала? – спросила Гвен, как только яхта отошла от причала. – Быть может, это из-за того, что я наговорила тебе утром? – Она действительно боялась, что больно задела его, когда сказала, что он должен выбраться из своего прошлого и жить дальше, но ведь в конце концов Роберт с ней согласился!

– Нет, – покачал головой Роберт. – Просто мне не нравится, как ведут себя Паскаль и Диана. Они, словно дети, не желают признавать того, что им не нравится, и если к детям еще можно относиться снисходительно, то взрослые люди заслуживают, чтобы им кто-то вправил мозги. Мне не хотелось бы с ними ссориться, но если подобное повторится, придется крупно с ними поговорить!

– Мы должны быть терпеливы, – возразила Гвен, и Роберт уже в который раз поразился ее выдержке и спокойствию.

– Теперь я жалею, что вообще пригласил тебя сюда, – сказал он печально. Однако он тут же подумал, что в какой-то степени присутствие Гвен облегчило ему переход к новой жизни, о которой они только что говорили. Вместе с тем Роберту хотелось во что бы то ни стало защитить Гвен от несправедливого отношения, и он чувствовал, как вкупе с верностью покойной жене в нем набирает силу преданность Гвен. Она пробудила его к жизни, да и не ответить на ее искренность и участие мог только человек бездушный и черствый, а Роберт никогда таким не был.

И, сидя рядом с ней на узком сиденье яхты, он неожиданно привлек ее к себе и крепко поцеловал в губы.

Чувство необычайной легкости и восторга охватило его. Ничего подобного Роберт не испытывал уже много лет и, едва переведя дыхание, он поцеловал Гвен снова.

Наконец он выпустил Гвен и улыбнулся. Поцелуй странным образом остудил его гнев. Вероломство друзей, строивших ему всяческие препятствия, возымело обратное действие – Роберту захотелось защитить Гвен, заключить в объятия.

– Ты не сердишься? – спросил он нежно.

– Нет. По-моему, все в порядке. А как ты считаешь? – Гвен все еще беспокоилась о нем, и Роберт улыбнулся. Улыбка очень шла ему, делая еще привлекательнее и моложе.

– В порядке? Ну еще бы!.. – воскликнул он и поцеловал Гвен в третий раз. На этот раз она тоже обняла его, и на несколько секунд Роберт забыл, где он, что с ним и почему еще совсем недавно он был так расстроен и зол. В эти сладостные мгновения он мог думать только о Гвен и о том, как приятно ее целовать. Даже об Энн он забыл. Сейчас во всем мире для него существовала только Гвен и его чувства к ней.

Потом они еще некоторое время говорили о парусах, оснастке и о том, как правильно лавировать, когда идешь против ветра. Неожиданно Роберт встал на палубе во весь рост и показал рукой на появившееся у входа в залив небольшое пятнышко. Оно быстро росло, и вскоре Гвен разглядела красавицу-яхту, которая на всех парах летела к ним. Из обеих ее труб поднимался прозрачный дымок, на мачте трепетал яркий вымпел, полированный корпус из розового дерева поблескивал на солнце, обводы поражали своей элегантностью.

Несколько секунд Роберт и Гвен не отрываясь смотрели на «Сирену Средиземноморья», потом переглянулись. Оба чувствовали, знали, что эти мгновения они запомнят надолго, может быть – на всю жизнь.

– Знаешь, ты сделала меня очень счастливым, – сказал Роберт и улыбнулся. Гвен снова наполнила его жизнь смыслом, подарила ему восторг и надежду – чувства, которых он уже давно не испытывал. Ему очень хотелось провести с ней несколько часов на «Сирене», и Роберт жалел только о том, что пригласил на яхту остальных, однако делать было нечего. Развернув парус, он направил свою крошечную яхточку к берегу, чтобы предупредить друзей.

Всю дорогу от причала до виллы они с Гвен держали друг друга за руки, и Роберт чувствовал себя наверху блаженства. Он не помнил уже, когда чувствовал себя таким молодым и счастливым. Энн была человеком сдержанным, малоэмоциональным и терпеть не могла выставлять свои чувства напоказ. Гвен же, напротив, не прятала свою нежность и была значительно более открытой и непосредственной.

Когда они вернулись в дом, Роберт пошел к себе в спальню, чтобы захватить купальные принадлежности и еще кое-какие мелочи. Побросав все необходимое в сумку, он отправился к спальне Гвен. Дверь была открыта, но он постучал, прежде чем войти.

Гвен уже переоделась в белый сарафан и теперь укладывала в пляжную сумку чистый купальник, солнечные очки и крем от загара. Услышав Роберта, она обернулась. Волосы красиво обрамляли ее правильное лицо, в карих глазах плясали золотые искры. Она улыбнулась, и Роберт снова обнял ее и поцеловал. На этот раз он не чувствовал ни вины, ни сожаления – только огромное облегчение, покой и любовь. Он понимал, что знает Гвен недостаточно хорошо, но это казалось ему не важным. Роберт был уверен в одном: он нашел наконец женщину, которая может стать для него буквально всем. Ему многое в ней нравилось, и чем лучше он узнавал Гвен, тем больше находил в ее характере привлекательных черт. Теперь он, наверное, не расстался бы с ней за все сокровища мира.

Они так и не сказали друг другу ни слова. Взявшись за руки, они вместе вышли в гостиную, словно бросая вызов всему миру. Возможно, с их стороны было бы разумнее (во всяком случае – на данный момент) спрятать свои чувства от Дианы и Паскаль, но Роберт не желал скрываться. Он словно объявлял своим друзьям, что стал другим человеком и ожидает от них если не одобрения, то, по крайней мере, уважения к своей воле и желаниям. А если они не изменят своего поведения, что ж – в таком случае их ожидают самые серьезные последствия. Какие это будут последствия – Роберт пока не решил, но он был готов к борьбе. К борьбе за себя, за Гвен и за то чувство, которое рождалось в эти мгновения.

Глава 10

Прогулка на яхте «Сирена» с Генри Адамсом, его женой Чери и еще двумя актерами оказалась куда более интересной и захватывающей, чем могли себе представить Роберт и его друзья. Генри Адамс держался очень любезно и приветливо и очаровал всех буквально с первых секунд. Во всяком случае, на Паскаль и Диану он произвел такое сильное впечатление, что они только таращились на него во все глаза и с трудом подбирали слова, если к ним обращались.

Принимали их на яхте как особ королевской крови. Им выделили отдельные каюты, где можно было переодеться или просто отдохнуть, стюарды в белоснежных фирменных куртках ловили каждое их желание буквально на лету, и вскоре у каждого из гостей оказался в руке бокал с прохладительным напитком, а Джон получил к тому же превосходную сигару. Справившись с первоначальным потрясением, Паскаль и Диана принялись расспрашивать Чери о современной моде. Суперзвезда подиумов Нью-Йорка и Парижа подробно отвечала им и при этом очаровательно заигрывала с Джоном, который, развалясь в шезлонге с сигарой в одной руке и стаканом виски в другой, испытывал поистине райское блаженство.

«Сирена» пришла в Сен-Тропе почти на час раньше, чем планировалось, и компания не успела поесть, но на борту их ждал роскошный обед. После еды они устроились на палубе, чтобы позагорать, поговорить, послушать музыку и перекинуться в карты. Обед и обильная выпивка настроили всех на благодушный лад, и Роберт позволил себе надеяться, что отныне Паскаль и Диана будут относиться к Гвен снисходительнее хотя бы из чувства благодарности. Но его ожиданиям не суждено было сбыться. Даже наоборот – их подозрения проснулись с новой силой, и, лежа в удобных шезлонгах на носу «Сирены», Паскаль и Диана вполголоса спрашивали друг друга, что заставило Гвен Томпсон поселиться с Робертом на старой вилле, в то время как она могла купаться в роскоши и вести такую же беззаботную и приятную жизнь, как Генри Адамс и его друзья. Она была одна из них и, бесспорно, она была звездой – в этом-то Паскаль и Диана не сомневались. Все три знаменитых актера совершенно искренне восхищались Гвен, ее красотой, внешностью и талантом, и она держалась с ними как с равными, не допуская, впрочем, ни малейшей вольности, ни малейшего намека на флирт. Только Роберт был небезразличен ей по-настоящему, и это настолько бросалось в глаза, что обеим женщинам стало не по себе. Разыгрывает паиньку, решили они, продолжая наблюдать за Гвен, старавшейся, чтобы Роберту было хорошо и удобно. Увы, предвзятое отношение к актрисе ослепило их, и теперь они были просто не в состоянии все оценить реально, без предвзятости. Им и в голову не приходило просто порадоваться за друга. Зато Джон и Эрик, не терзавшиеся подобными муками, были очень довольны. Роберт оправдал их надежды.

Вечером, когда «Сирена» снова встала на якорь напротив виллы, они поужинали в просторной кают-компании и снова поднялись на палубу, чтобы выпить по коктейлю и полюбоваться другими яхтами и катерами, которые возвращались в порт после рыбалки или морской прогулки. Очень скоро «Сирену» окружила целая флотилия небольших судов – многие останавливались, чтобы получше рассмотреть красавицу-яхту и ее пассажиров. Несколько туристов, среди которых была пара хорошо осведомленных папарацци, даже сфотографировали всю компанию, уютно расположившуюся на носу «Сирены». Для репортеров это, несомненно, было большой удачей: как-никак, на борту яхты оказалось сразу пять суперзвезд, которые пили холодное шампанское и виски и расхаживали в весьма смелых купальниках. Чери Адамс и вовсе загорала без лифчика, но Гвен проявила благоразумие и не рассталась с этой частью купального костюма. Она очень хорошо знала, что могут сделать с подобным снимком малоформатные газеты, к тому же ей не хотелось лишний раз раздражать Диану и Паскаль.

Гвен и Роберт прекрасно проводили время. Сидя рядом в шезлонгах, они негромко разговаривали друг с другом, шутили с хозяевами, увлеченно играли в карты или в лото. Время от времени Гвен и Роберт брали друг друга за руки и надолго замолкали, любуясь безмятежным и спокойным Средиземным морем. Они были так счастливы, что не замечали ничего вокруг и не видели, что Диана и Паскаль продолжают исподтишка за ними наблюдать. Обе дамы были встревожены. Паскаль всегда считала, что Роберт никогда не привыкнет к такой жизни, да и не захочет привыкать. Для него она была, пожалуй, чересчур роскошной, особенно если учесть, что он и Энн всегда жили скромно и старались избегать излишеств. И дело было не столько в том, что они не могли позволить себе зафрахтовать подобную яхту, а в том, что они не считали это разумным. Однако сейчас Паскаль казалось, что Роберт уж совсем потерял голову. Наслаждается пребыванием на борту «Сирены», наслаждается обществом Генри Адамса, его красавицы-жены и друзей-актеров. Паскаль считала, Роберт держался с ними слишком свободно и непринужденно, словно со старыми друзьями, и она считала, что это – вполне определенный симптом.

А вот на собственных мужей женщины почти не обращали внимания, что мужчинам было весьма на руку. Они были совершенно очарованы Чери Адамс и не отходили от нее буквально ни на шаг. Когда она сняла лифчик, чтобы загорать без него, Эрик и Джон едва не лишились дара речи, но Чери продолжала болтать с ними как ни в чем не бывало, и понемногу оба справились с потрясением.

Но всему на свете бывает конец, подошел к концу и этот удивительный день. Садясь в катер, который должен был доставить их на берег, Диана сказала со вздохом, что чувствует себя почти как Золушка, чья карета вот-вот превратится в тыкву, а шестерка коней – в серых противных крыс. Она очень точно выразила общее настроение. Друзья прекрасно отдохнули и были очень довольны визитом на яхту. Возвращаться на виллу никому не хотелось.

– Давненько я так не отдыхала! – призналась и Паскаль, когда матрос с «Сирены» помогал ей выйти из лодки и подняться на причал, где была пришвартована их собственная облезлая яхточка. Она была почти счастлива. Все три знаменитых актера были к ней так внимательны, что Паскаль совершенно забыла о своей морской болезни. Правда, яхту почти не качало, но иногда Паскаль достаточно было взглянуть на быстро текущую воду за бортом, чтобы почувствовать головокружение и тошноту. Но сегодня все было иначе. Целых полдня Паскаль чувствовала себя настоящей королевой и наслаждалась обществом красивых и известных мужчин.

– Н-да, нелегко возвращаться сюда после всего, что мы видели, – заметил Эрик, когда они собрались в гостиной, чтобы выпить по бокалу вина на сон грядущий. – Вам можно позавидовать, – добавил он, обращаясь к Гвен, достоинства которой он теперь еще больше оценил – ее естественность, скромность – она вела себя с ними как равная, а не как звезда. Сегодня они впервые увидели ее в обстановке, которая была для нее привычной, – среди знаменитостей, в окружении роскоши и богатства, и это заставило их вспомнить, кто такая Гвен Томпсон на самом деле. Роберт в глубине души был рад тому, что на яхте Гвен никак не подчеркивала тот факт, что она была знаменита не меньше, чем Генри Адамс. И со своими, и с его друзьями она была одинаково приветлива и дружелюбна и совсем не задирала нос. Впрочем, о том, что она – человек непритязательный и скромный, Роберт знал чуть не с того дня, когда они познакомились, и все их последующие встречи только подтверждали это впечатление.

Казалось, даже Диана и Паскаль воспринимают теперь Гвен несколько иначе. У них действительно не было причины демонстрировать свою враждебность, поэтому они предпочитали помалкивать, чтобы не поставить себя в глупое положение, однако это вовсе не означало, что они переломили себя и готовы принять Гвен в друзья. И все же в глубине души обе женщины не могли не признать, что в этой голливудской красотке, пожалуй, все же есть что-то, чего они не разглядели. Да и Роберт был с нею столь откровенно счастлив, что Паскаль и Диана просто не могли игнорировать этот факт. Но и это не останавливало их – старые друзья должны заботиться об овдовевшем Роберте и оберегать его со всем рвением, на какое они были способны. Другое дело – от чего или от кого они должны были его оберегать... Еще вчера обе женщины дали бы на этот вопрос совершенно однозначный ответ, но сегодня они были уже не так уверены в своей правоте. Вместе с тем их подозрительность необъяснимым образом усилилась. Да, они готовы были признать, что мисс Томпсон оказалась приятнее, чем они полагали вначале, однако обе были по-прежнему убеждены, что Гвен вряд ли может быть настолько милой и приятной на самом деле. Паскаль и Диана продолжали считать, что она преследует какие-то свои цели, однако назвать эти цели было непросто. Увидев Гвен в ее, так сказать, естественной среде, они терялись в догадках, чем Роберт так заинтересовал знаменитую и богатую актрису. Простая логика подсказывала им, что у Гвен просто не могло быть никаких особенных причин желать его общества – никаких, кроме одной: он ей действительно небезразличен.

Но согласиться с этим им по-прежнему было нелегко.

Поздно вечером Гвен и Роберт снова поехали в Сен-Тропе, чтобы потанцевать и немного выпить, а главное – побыть наедине. А на обратном пути на виллу он снова поцеловал ее в губы и поблагодарил за удивительный день, который она подарила им всем.

– Особенно был доволен Джон, – добавил Роберт и рассмеялся, вспомнив, как округлились у его друга глаза, когда Чери Адамс сняла лифчик. – Знаешь, Гвен, ты и вправду вращаешься в самых высших сферах. Нам далеко до тебя и твоих друзей!

В ответ Гвен согласно кивнула и улыбнулась.

– С ними приятно иметь дело, но только в небольших дозах, – сказала она, задорно улыбнувшись. Генри Адамс и двое других актеров были ее близкими друзьями, и Гвен готова была терпеть их сколько угодно, однако голливудская публика ей никогда не нравилась. Снобизм и неразборчивость в средствах были ей неприятны и чужды, и она инстинктивно старалась держаться подальше от тех, кому известность и богатство вскружили голову. – Чтобы жизнь была интересной, – добавила Гвен задумчиво, – нужно нечто большее, чем роскошь, слава, автографы. Но стоит дать слабину – и окажешься по горло в трясине, из которой очень трудно выбраться. Нужно быть сильным, чтобы не сбиться с пути, не дать показному блеску ослепить себя...

Роберт кивнул. Гвен не поддалась соблазну легкой жизни, не избаловалась, и он искренне восхищался ею.

– Скажи, а тебе не скучно с моими друзьями? – спросил он.

– С ними не заскучаешь! – рассмеялась Гвен, но она поняла, что имел в виду Роберт. Его друзья были намного старше ее, и их образ жизни, привычки, занятия могли показаться ей, привыкшей к экстравагантности и кипению страстей, как выдуманных, так и настоящих, ничем не примечательными, обыденными. Сам Роберт, во всяком случае, совершенно искренне считал себя довольно заурядным и не особенно интересным человеком. Здравый смысл подсказывал ему, что из него вряд ли получится настоящий романтический герой, способный всерьез увлечь такую женщину, как Гвен.

Но он ошибся. Гвен была достаточно умна, чтобы разглядеть в нем свой идеал – мужчину, о котором она уже и не мечтала. Такого мужчину она не встречала прежде и искренне восхищалась им с самого первого дня знакомства. А спустя какое-то время Гвен стало ясно, что она, кажется, влюбилась. Правда, Гвен подумала, что трагедия, которую Роберт пережил так недавно, может помешать ему ответить на ее чувства. И только после того, как они встретились в Сен-Тропе, Гвен поняла, что их влечение взаимно.

– Ну а если серьезно, – сказала она доверительным тоном, – то твои друзья, знаешь, мне даже нравятся. К сожалению, они не слишком высокого мнения обо мне, но, надеюсь, мне удастся их переубедить. Кажется, я уже говорила тебе: они хранят верность своей лучшей подруге, но мне бы хотелось думать, что я сумею доказать им, что не собираюсь низводить Энн с ее пьедестала. Просто мне хочется быть с тобой...

– Я... Мне очень приятно это слышать, – заверил ее Роберт. Роберта взволновало и обрадовало признание Гвен. Память об Энн крепко держала его в своих тисках, но теперь он не собирался хоронить себя заживо. И за последние недели Роберту почти удалось убедить себя, что он имеет полное право разделить остаток жизни с другой женщиной.

Имени Гвен он при этом не называл, и не потому, что она ему не нравилась. Он поступал так отчасти из суеверия (чтобы не сглазить!), отчасти потому что не видел сколько-нибудь веских причин, по которым ей бы захотелось соединить свою жизнь с таким человеком, как он. Роберт не заблуждался на свой счет: у него были, конечно, кое-какие достоинства, но он никогда не считал себя личностью выдающейся, яркой. Кроме того, он был на двадцать два года старше Гвен. Для него эта разница в возрасте представлялась огромной, однако, когда он напомнил Гвен, что годится ей в отцы, она только рассмеялась, словно для нее это не имело ни малейшего значения.

– Нет, – возразила Гвен. – Твой возраст меня не смущает, да и не в нем дело. Главное в другом. Я... я считаю – мне очень повезло, что я встретила тебя. Ты умный, порядочный, образованный, с тобой интересно говорить обо всем. И, что немаловажно, ты красив... для мужчины, конечно. Иными словами, ты – один из самых замечательных людей, каких мне только приходилось знать, – закончила она, бросив на него быстрый взгляд, и Роберт горделиво улыбнулся.

– Может быть, вино было слишком крепким? – пошутил он, стараясь скрыть неловкость, и Гвен, рассмеявшись, нежно коснулась его руки. Роберт хотел взять ее руку в свою, но тут их крошечная машина запрыгала на ухабистой подъездной дорожке, и ему пришлось сосредоточиться на управлении. Лишь затормозив перед крыльцом и заглушив мотор, Роберт повернулся к Гвен и, обняв за плечи, поцеловал, постаравшись вложить в этот поцелуй все, что он сейчас чувствовал.

Потом они прокрались в дом, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы не разбудить остальных. На пороге ее спальни они расстались. Еще раз поцеловав Гвен на прощание, Роберт вернулся к себе в комнату и долго смотрел на портрет Энн, стоявший на столике рядом с кроватью. Интересно знать, что бы она сказала? Назвала бы она его старым дурнем или пожелала счастья, спрашивал он себя и не находил ответа. Роберт не мог даже сказать, как он сам относится ко всему происходящему. И только одно он знал наверняка: когда он не позволял себе задумываться слишком глубоко, он чувствовал себя с Гвен очень счастливым – счастливее, чем мог себе представить. Увы, ему приходилось слишком часто напоминать себе, что его отношения с Гвен, скорее всего, закончатся ничем и что увлечение знаменитой киноактрисой – всего лишь интересный эпизод в его холостяцкой жизни, по поводу которого друзья еще долго будут подтрунивать над ним.

Но сам он никогда не забудет этих дней.

Роберт лег в постель, но долго не мог заснуть. Ворочаясь с боку на бок, он пытался представить себе, что делает сейчас в своей комнате Гвен, о чем она думает. Ему очень хотелось встать и постучать в дверь ее спальни, чтобы поцеловать Гвен еще раз, но он так и не решился этого сделать. Роберт не доверял себе, не доверял и боялся позволить себе что-то, кроме поцелуев, зная, что если он перешагнет черту, то будет чувствовать себя так, словно Энн наблюдает за ним с небес. А ему не по силам было предать Энн. Да и Гвен он никогда бы не смог причинить боль.

В конце концов Роберт все-таки заснул и увидел странный сон. Ему грезилось, что Энн и Гвен идут ему навстречу через сад, обняв друг друга за плечи, а вокруг стоят его друзья, с негодующим видом показывают на него пальцами и что-то неразборчиво, гневно кричат. Это был тяжелый сон, и несколько раз Роберт просыпался. Уже под утро ему приснилась Аманда, которая держала фотографию матери и с сожалением качала головой.

«Мне очень не хватает мамы, мне так одиноко без нее», – пожаловалась отцу Аманда.

«Мне тоже», – ответил дочери Роберт и заплакал во сне.

На этот раз он проснулся от звука собственных рыданий, и лицо его было мокро от слез. После этого Роберт уже не решился заснуть снова и лежал неподвижно, думая и о Гвен, и об Энн, и о дочери и сыновьях.

За окнами уже брезжил рассвет, когда кто-то тихонько постучал в дверь, и Роберт вздрогнул от неожиданности. Откинув одеяло, он встал с кровати и пошел открывать. На пороге стояла Гвен. Судя по царившей в доме тишине, все в доме крепко спали.

– Доброе утро, – негромко сказала Гвен. – Я... как тебе спалось? Я почему-то очень за тебя беспокоилась.

В халатике, накинутом поверх ночной рубашки, и босиком она выглядела прелестно и в то же время – по-домашнему уютно.

– Мне снился странный сон, будто вы с Энн гуляете в саду... – начал он, еще не зная толком, стоит ли посвящать Гвен в свои проблемы.

Услышав эти слова, Гвен вздрогнула.

– Странно, то же самое снилось и мне, – сказала она и добавила: – Знаешь, прошлой ночью я долго не могла заснуть, потому что думала о тебе...

Подняв глаза, она посмотрела на него. Волосы у Роберта перепутались, глаза припухли и покраснели, словно от слез, но он все равно казался ей красивым и очень сильным.

– И я тоже думал о тебе, – признался он. – Может быть... может быть, нам стоило бы... – Он не договорил. «Может быть, нам стоило быть вместе», – хотел сказать Роберт, но не посмел, боясь нарушить установившуюся между ними атмосферу полного взаимного доверия. В то же время он не мог отрицать, что ему очень хотелось бы быть с Гвен, быть всегда, чтобы слушать ее, чувствовать тепло ее тела, видеть, как она улыбается...

– Вот что, – сказал он решительно, – сейчас я приму душ, а потом мы вместе пойдем на кухню и позавтракаем. Договорились?

Через десять минут Роберт появился в кухне. Он был гладко выбрит и одет в белые шорты и полосатую тенниску. Гвен уже ждала его. На ней были кремовые шорты и светлый трикотажный топик. Выглядела она очень молодо и свежо, и Роберт как раз собирался сказать ей об этом, но ему помешала Агата, вошедшая в кухню следом за Гвен. Сегодня она надела розовый кружевной лифчик, украшенный искусственными «анютиными глазками», и очень короткие шортики с карманчиками на заду. Один из карманчиков оттопыривался, но, что в нем лежит, угадать было невозможно, хотя Эрик, вошедший в кухню минуты через две, предположил, что там, наверное, спрятан рулон туалетной бумаги. Глядя на Агату трудно было удержаться от смеха, и все трое так и покатились. Она развлекала их получше всякого телевизора. По вечерам они иногда принимались строить предположения, чтó Агата наденет завтра, и она еще ни разу их не разочаровала. Иногда она выглядела, как один из ее пуделей, еще раз подтверждая известное изречение о том, что со временем хозяева непременно становятся похожи на своих собак и наоборот, а иногда – как новогодняя елка. Только леопардовое бикини, похоже, ей разонравились – в последнее время она их почему-то не надевала.

Вскоре пришли Паскаль с Дианой и Джон, и вся компания села за стол, чтобы позавтракать омлетом с сыром, который приготовила для всех Гвен. И тут вдруг зазвонил телефон, который молчал так долго, что все они успели позабыть о его существовании. Аппарат стоял рядом с Паскаль, и она автоматически взяла трубку, полагая, что сумеет лучше всех объясниться с франкоязычным абонентом. Но звонок оказался международным. Телефонистка на чистом английском языке попросила позвать к телефону Эрика Моррисона и добавила, что вызов – личный.

Нахмурившись, Эрик вышел в соседнюю комнату, где стоял второй аппарат, а Роберт вдруг перехватил напряженный взгляд Дианы, которая пристально смотрела вслед мужу.

Минут через десять Эрик вернулся, невозмутимый и улыбчивый.

– Один из моих партнеров, – спокойно объяснил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и Диана сразу опустила голову, безжалостно кромсая вилкой ни в чем не повинный омлет. За тридцать с лишним лет их совместной жизни деловые партнеры мужа никогда не звонили ему во время отпуска. У Дианы не было сомнений в том, кто звонил ее мужу.

– Это была твоя «кукла Барби»? – спросила она Эрика сразу же после завтрака. Его любовницу звали Барбарой, но Диана всегда называла ее только «куклой Барби», а в минуты особого раздражения – шлюхой.

Немного поколебавшись, Эрик кивнул. Ему не хотелось лгать Диане, к тому же это было бесполезно. Она все знала.

– Зачем она звонила?

– А ты как думаешь? Ей тоже сейчас нелегко, – ответил Эрик и передернул плечами. Он и Диана стояли в гостиной и говорили вполголоса, чтобы остальные не слышали, однако в голосах их чувствовалось огромное напряжение.

– Если я разведусь с тобой, ты... ты на ней женишься? – На данный момент этот вопрос беспокоил Диану больше всего. Ей очень хотелось знать, действительно ли между ним и Барбарой все кончено или они просто взяли небольшой тайм-аут в ожидании полного краха их брака.

– Разумеется, нет, Диана, – поморщился Эрик. – Во-первых, я на тридцать лет старше ее, но это не главное. Я понял, что люблю только тебя. Ведь я уже признал, что совершил ужасную ошибку. Я сделал страшную глупость и теперь раскаиваюсь в этом, так за что же ты наказываешь меня снова и снова? Давай забудем прошлое и будем жить, как жили...

– ...Как будто ничего не случилось? – Диана прищурилась. – Тебе легко говорить! А ты подумал о том, что я пережила?

Ей действительно никак не удавалось забыть об измене Эрика. Он причинил ей страшную боль. Диана чувствовала себя отвергнутой и преданной, к тому же она больше не могла ему доверять, и то обстоятельство, что по возрасту «Кукла Барби» годилась ей в дочери, нисколько ее не успокаивало. Скорее наоборот... Впервые за все годы, что они с Эриком были женаты, Диана почувствовала, что он пренебрег ею. С тех пор как они приехали в Сен-Тропе, Эрик несколько раз пытался заняться с ней любовью, но Диана каждый раз ему отказывала. Она просто не могла себя заставить, да и не хотела. Его прикосновения были ей противны, и Диана боялась, что уже никогда не сможет себя переломить.

Эрик пожал плечами:

– Просто не знаю, что еще сказать, как убедить тебя, что я... Наверное, нам обоим необходимо больше времени, чтобы эта история забылась и ты снова смогла бы мне доверять.