Текст книги "Мне лучше"

20

Интенсивность боли: 2

Настроение: полный раздрай

21

На ужин с Элизой я шел, как на первое свидание. Женщина, которую я так хорошо изучил, которую понимал без слов (может, зря?), вдруг предстала совершенно незнакомым человеком. Не помню, в какой книжке, я когда-то прочитал историю о муже и жене, много лет проживших вместе, которые в один прекрасный день проснулись и посмотрели друг на друга как чужие. Смысл ясен: повседневность – жуткая машина, мы перемалываемся в ней и перестаем видеть своих близких. Вот и наш брак с Элизой уже давно держался только в силу инерции. Я боялся, что наш разговор сведется к неприятному открытию. А чего мне хотелось бы, так и не знал. Я считал, что люблю ее, но это мне не помешало в тот момент, когда она сказала о своей утрате, самой тяжелой для нее, подумать первым делом, не сорвется ли моя поездка. А когда она произнесла слово “развод”, я не бросился сразу ее отговаривать. Мало того – укатив в тот же вечер к Эдуару, уже примеривался, как буду жить без нее. И в общем-то, без особого ужаса. Конечно, как всегда в делах сердечных, я бесконечно метался в разные стороны. Двух минут не прошло – а я уже не сомневался: мы с женой созданы друг для друга. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы наша совместная жизнь взяла и оборвалась, тем более в какой-то пошлой пиццерии, куда Элиза пришла минут на десять раньше меня.

Она показалась мне красивее обычного. Ни с того ни с сего я подумал: “Может, у нее есть любовник”. Да почему бы и нет, раз все у нас расклеивалось. Я сел за столик, не в силах отвести от нее взгляда – так меня поразила ее красота. Просто в себя не мог прийти. Понятно, дело было не в Элизе, а в том, что я теперь иначе на нее смотрел. Лишнее подтверждение избитой истины: мы начинаем ценить человека, когда его потеряем. Элиза встретила меня улыбкой, я улыбнулся в ответ – все как обычно. Не считая одного: я не поцеловал ее, не знал куда. Если в губы – она могла бы отвернуться, и одна эта мысль обжигала меня. А в щеку – нет! Элизу в щеку – нет, увольте. Щека моей жены предназначалась для других, хотя, возможно, вскоре я буду в их числе. В обойме “прочих”, всех, кому положено целовать мою жену в щеку.

Поначалу мы болтали о пустяках, тянули время, не знали, как подступиться к главному. Но запас незначительных тем быстро иссяк. Я мог бы рассказать ей, что меня уволили, и это было бы хорошим отвлекающим маневром, но лучше сначала поговорить о нас, пусть Элиза выскажет, что собиралась. Она так и сделала:

– Я возьму адвоката.

– …

Смешно, но факт: сначала мне послышалось, будто она сказала “авокадо”. Я подумал, она говорит о меню – что хочет заказать. И даже посмотрел было на страницу закусок, прежде чем до меня дошло.

– Адвоката?

– Да. Чтобы сделать все как следует. Ты тоже возьми своего. Или, если у нас не будет разногласий, можно нанять одного.

– …

И это говорит моя жена? Какое прагматичное чудовище вселилось в ее тело? Когда вчера она заговорила о разводе, я подумал, что речь идет о том, чтобы расстаться. Может, даже на время. А если расставаться навсегда, разъединять наши жизни, то мне казалось, надо это делать постепенно. Как-нибудь шаг за шагом – чтобы было не так больно. Она же хотела наотмашь, одним ударом разрубить нашу общую жизнь на две части. Ей, наверно, казалось, что безболезненнее так. У нас были тактические расхождения во взглядах на эту процедуру. Как между теми, кто считает, что снимать повязку нужно осторожно, и теми, кто предпочитает сдирать ее единым махом. Что ж, это по-женски. Женщины всегда опережают мужчин, всегда охотнее берут быка за рога.

– Ты не думаешь, что это как-то слишком быстро?

– Я и хочу, чтобы как можно быстрее.

– Тебе сейчас тяжело…

– Нет… то есть да, конечно… смерть папы повлияла… но я уже давно почувствовала… да и ты тоже… не притворяйся…

– Разве мы были несчастливы?

– Нет, но этого мало для счастья. Мы дороги друг другу, у нас столько общего… но все притупилось, превратилось в привычку.

– Все можно изменить.

– Можно было. Но у меня нет никакой охоты. И у тебя. Прошло то время, когда стоило стараться.

– Но ты меня любила… еще совсем недавно…

– Любила, да, наверное. Так было еще несколько дней тому назад. А потом оборвалось, когда внезапно я сама себе все объяснила. Но на самом-то деле все кончилось гораздо раньше.

– …

– Ты тоже не был счастлив. Я говорю так резко, потому что знаю тебя, вижу насквозь. Ты не реализовал себя, это было заметно всегда. А когда ушли дети, тебе стало еще хуже.

– …

Говорила одна Элиза. Как будто бы читала давно отрепетированный монолог. Я только слушал, и временами мне казалось, что все это происходит в книге. Упомянув о детях, Элиза сказала примерно так: “Наша пара сохраняла жизнеспособность, пока была встроена в семью”. А собственных опор не нашлось. По мне, так надо переждать, возможно, наше счастье еще впереди… впрочем, я уже ни в чем не был уверен. Может, Элиза и права? Конечно, я любил ее, но какой-то безвольной любовью, слишком вялой, как и теперешняя моя реакция. Я не разрыдался, не стал рвать на себе волосы. Конечно, на душе было скверно, но до трагического накала далеко. Как ни смешно, но больше-то всего я огорчался именно поэтому: из-за того, что в такой момент не испытывал эмоций посильнее.

Нам обоим кусок в горло не лез, еда на тарелках оставалась нетронутой. “Сразу видно влюбленную пару”, – проницательно заметил наш официант, определенно сведущий в психологии романтических отношений. Мы дружно покатились со смеху. Впрочем, теперь, оглядываясь назад, я прихожу к мысли, что он был не так уж далек от истины. Между любовной завязкой и разрывом существует немалое сходство. В обоих случаях двое сидят, не едят и молча глядят друг на друга. Я нарушил молчание и опять затянул свою песню:

– Разве мы были несчастливы?

А Элиза в ответ повторила:

– Нет, но этого мало для счастья.

Не знаю, почему я так зациклился на счастье и несчастье. Наверно, потому, что тут, как мне казалось, коренилось главное. Очень трудно заметить отсутствие счастья, когда нет никакого несчастья. Возможно, потому и заговорило мое тело, что разум не подавал сигналов. Спина по-своему хотела обратить внимание на то, как потускнело счастье. Ну а в Элизе импульс жизни всколыхнулся, скорее всего, из-за потери отца.

– Как грустно, – сказал я.

– Грустно, да.

– Я хотел кое-что тебе сказать…

– Что?

– Это особенно важно сейчас.

– Я слушаю.

– Меня уволили с работы. И… надо бы поговорить… Могут возникнуть трудности с кредитом за дом.

– Ну, я как раз тоже хотела тебе кое-что сказать. Год назад, когда папа болел, он положил на мой счет приличную сумму.

– …

– Я не хотела трогать эти деньги. Но теперь – другое дело. Можно будет выплатить весь кредит. И тебе я помогу, если понадобится. Так что не беспокойся.

– …

Довольно странно, что Элиза не спросила, почему меня уволили. Видимо, ей не до того. И так проблем хватает. Но удивительно, как все решилось. Ее отец оплатит наши долги. В каком-то смысле купит дочери свободу от меня. Однако я не стал ничего усложнять. Приходилось принимать ситуацию такой, как она складывалась на сегодня. Я мог бы настоять, что выплачу свою половину кредита сам, но жить-то там будет Элиза. Кроме того, нам нужно было обсудить еще один, куда более важный вопрос.

– А как же дети?

– Они уже взрослые. Поймут. Им главное, чтобы у родителей все было в порядке.

– Думаешь, у нас все в порядке?

– Я не знаю, но мы постараемся, – тихо сказала Элиза.

– …

– …

– Ладно…

– Как спина?

– Спасибо, лучше.

– Так и знала. Причина твоих болей – это я. Мы разойдемся – и узел развяжется.

– Не смей так говорить.

– Я пошутила. Смеяться еще можно?

Конечно можно. Как оказалось, можно даже обниматься. Мы вышли из кафе и долго простояли, прижавшись друг к другу. Блаженство и горечь. Потом Элиза ушла. А я все стоял и смотрел ей вслед, пока она не превратилась в точку и не слилась с темнотой. У меня защемило сердце. Меньше чем за день все перевернулось. Я потерял работу, потерял жену, но боль в спине осталась при мне.

Часть третья

1

Проснувшись, я со страхом вгляделся в свое будущее. Я не понимал, почему мы с Элизой разошлись так спокойно, так равнодушно. Наши чувства незаметно отмирали изо дня в день, пораженные какой-то вялотекущей гангреной. Теперь на меня снова нахлынет жизнь, чреватая превратностями и неожиданностями. Боли в спине, казалось мне задним числом, во многом оправдывали мою заторможенность. Попробуй быть чутким, когда тело постоянно ревет от боли, – ничто другое и не идет на ум. Послушав совета магнетизерши, сегодня утром я шел на прием к психологу – тому самому, что изучал мое личное дело. Наверное, не очень-то серьезно пускаться в дебри анализа с ярлыком кровожадного буяна на лбу. Ну да попытка не пытка. Вдруг инструкция по выздоровлению запрятана у меня внутри? Коли так, дай-то бог, чтобы она была написана по-французски.

Когда я вошел в кабинет, психолог одарил меня широкой улыбкой. Его как будто не смущало, что я отвел душу, измордовав своего сослуживца: похоже, в моем поступке ему виделся не выплеск ненависти, но вполне нормальная реакция человека, которого довели до ручки[18]18
  Как у Зинедина Зидана в финале Кубка мира по футболу 2006 года.


[Закрыть].

– Не ожидал, что вы захотите меня видеть, – начал он.

– Правда?

– Да. Обычно служащие, которым приходится общаться со мной ввиду увольнения, не больно-то жаждут дальнейших встреч.

– Я как-то не задумывался. Мне посоветовали сходить к психологу, и тут как раз объявились вы.

– Вам посоветовали? Кто же это?

– Одна магнетизерша.

– А-а… по поводу чего?

– У меня болит спина.

– …

– …

– Тогда я попрошу вас прилечь, – церемонно произнес он, силясь скрыть свое изумление.

Я подчинился. Вопреки тому, что я всегда себе представлял, страшно не было. Я даже испытывал легкое волнение. Весь этот цирк забавлял меня. Или нет, не то чтобы забавлял. Скорее, нравился. Да-да, когда впервые укладываешься на кушетку психоаналитика, ощущения определенно приятные. Ты чуть ли не радуешься, что у тебя проблемы. Это потом начинается путаница, когда погрязнешь в своих неврозах. Он открыл ящик стола, и, крутанув головой, я углядел, что он достает оттуда блокнот. Наверняка это неспроста. Он мог бы оставить блокнот на столе, так нет же, он выдвинул ящик, как бы символически открывая путь к сознанию. Должно быть, я слишком уж вдумывался в происходящее, но на протяжении всего сеанса я не переставал подмечать детали этой инсценировки, призванной – как предполагалось – подтолкнуть меня к пониманию собственного я. Каждая мелочь имела символическое значение. К примеру, я читал где-то, что Фрейд предписывал пациентам платить за сеансы наличными – это делало процесс трансфера более материальным. Поэтому я запасся мелкими купюрами – думал, чем больше банкнот, тем вернее будет результат. Можно было начинать, устроился я удобно. В кои-то веки в положении лежа у меня не болела спина. Видимо, это и имела в виду магнетизерша: не пролечиться у психоаналитика, а воспользоваться его на редкость удобной кушеткой.

Итак, меня будет слушать человек, которого мне не видно. Интересно, почему психоанализ строится на отсутствии зрительного контакта. То же самое у католиков – наверное, глаза мешают исповеди. Попробуй излить душу под взглядом другого. Во всем этом было одно преимущество: психолог мог заниматься чем угодно, пока я говорю. Мог спать, набирать на мобильнике сообщения, да мало ли что еще? Откуда я знаю, насколько он хорош как профессионал? Если на то пошло, в корпоративные психологи явно идут не лучшие представители цеха; что-то я слабо представлял себе, чтобы Лакан возился с нарушителями дисциплины, определяя, надо ли их увольнять.

– О чем вы хотите говорить? – начал он.

– Не знаю. Вам видней.

– Нет, это вам видней. Что вас сюда привело?

– Спина. У меня болит спина. Я весь извелся.

– Понимаю. Штука болезненная… спина-то.

Я не знал, что ответить на это бесспорное замечание. К счастью, он продолжил:

– Давно это вас беспокоит?

– Дней десять.

– И часто такое случается?

– Нет, первый раз.

– Что-то этому способствовало?

– Нет. Меня уже спрашивали. Я хорошенько подумал. Нет, не было ничего такого. Это случилось на ровном месте, безо всякой причины.

– Посмотрим. Причина непременно имеется. Ко мне не в первый раз приходят с жалобами на здоровье. Корни телесных недугов по большей части лежат в нашей психике.

– …

– Ну-с, для затравки составьте-ка мне список всего того, что вас угнетает.

– Того, что меня угнетает?.. Да вроде бы…

– Послушайте, месье, вы здорово покалечили своего сослуживца… тогда как все вокруг говорят, что вы тихоня, каких поискать… А говорите, вас ничего не угнетает.

– …

– Соберитесь с мыслями, не торопитесь. Подумайте, что у вас в жизни не ладится. Это единственный способ распутать клубок.

– …

– Ведь это именно то, что вам нужно: распутать все болезненные узлы.

– Да нет, мне и вправду… ничего не приходит в голову… не считая… да, вот пожалуй что… у меня были кое-какие неприятности на работе… надо сказать, есть там один человек… ну, громко сказано, человек… скот… самодур… извращенец… интересно знать, какое у него было детство… в общем, я хочу сказать… ни с того ни с сего таким подонком не станешь… форменная сволочь… я несколько месяцев горбатился над одним проектом… а он все это время водил меня за нос… в жизни не переживал такого унижения… раньше у меня всегда были теплые отношения с коллегами… с некоторыми почти дружеские, обстановка на фирме была неплохая… ничего особенного, но все-таки… и вдруг вот этот… как ни назови, все будет мало… с тех пор, как он тут… да нечего здесь, честно-то говоря, распутывать… я сам все распутал – дал ему в морду, и правильно сделал… выплеснул все, что держал в себе… мне стало намного лучше… и я только рад, что больше не работаю… я тревожился из-за денег… да, деньги, тут вы правы, это меня угнетало… ну да потом жена сказала мне, что получила что-то вроде наследства… так что все в порядке… я говорю, “жена”… а на самом деле – уже почти бывшая… я вам еще не сказал, но мы разводимся… ну, то есть я еще не до конца уверен… но она, похоже, настроена решительно… беда в том, что я никак не могу понять, как я на это смотрю. То ли мне горько, то ли гора с плеч. Такое часто бывает? Не знать, что именно чувствуешь… сегодня так, завтра сяк… с одной стороны, я, если честно, отчасти даже рад, что все так складывается… в браке я задыхался… все всегда вдвоем… но как-никак мы были счастливы… в общем, не знаю… вы говорите, нужно распутать клубок… а я не знаю, развод – это будет еще один узел, или, наоборот, мне полегчает… не знаю… в общем, я знаю только, что брак налагает ответственность… особенно когда есть дети… это постоянный напряг… ты должен быть на высоте, ведь ты глава семейства… нужно зарабатывать деньги, цепляться за свою работу… вся эта жизнь меня некоторым образом тяготила… теперь это стало ясно… это ужасно, но я прихожу к мысли, что счастливых часов в ней было раз-два и обчелся… у нас была прекрасная семейная жизнь, но ее погубила рутина… прагматичность… все как по расписанию… и потом, все это сложилось так быстро… слишком быстро… думаю, я просто не успел свыкнуться с мыслью, что я уже взрослый… дети появились так рано… я только-только начал работать… распрощался с юношескими мечтами… я ведь писал… не думаю, что мог бы стать писателем… так, баловался… но меня прямо-таки вытолкнуло в действительность, в размеренную, правильную жизнь… и то, что со мной сейчас происходит, конечно, пугает меня… но в то же время я сознаю, что мне всегда не хватало… чего-то неожиданного… возможности сорваться с места… жить, как говорится, одним днем… к слову сказать, примерно так я сейчас и живу… и был бы рад… если бы не эта гнусная болячка… она отравляет мне жизнь… просто душу выматывает… то, что я устроил тогда на работе, произошло главным образом из-за спины… я просто очумел от боли… я творю такое, на что никогда бы не решился… с ума схожу… и я так и не выяснил, в чем же дело… причина непременно имеется… иначе и быть не может… какой-то должен быть диагноз… из-за этих приступов настроение скачет… сегодня еще ничего… вот сейчас, когда я говорю с вами, спина болит меньше… я бы даже сказал, почти не болит… хотя зря это я… ведь всякий раз, стоит обрадоваться, стоит подумать, что боль утихает, как снова скручивает… еще хлеще… так что, скажем, сейчас более-менее… боль взяла передышку… наверное, потому что я говорю с вами, и меня отпускает… хоть не умолкай… такое чувство, что я должен выплеснуть все слова, что во мне засели… чтобы мне полегчало… излиться, чтобы задышать… действительно, становится легче… когда говоришь… освобождаешься… хорошая у вас работа… сидите себе с блокнотом… ничего не делаете, а людям облегчение… красота… а всего-то и надо, что пара ушей… хотя… наверняка все это гораздо сложней… нужны годы, чтобы научиться слушать… и вообще – солидная профессия… внушает уважение… по крайней мере, ваш отец наверняка не тюкает вас… ну а мой… после разговоров с ним меня всегда мучит чувство спины… ишь ты… хотел сказать, вины, сказал – спины… оговорка?.. это надо записать! Нет, это не оговорка… у вас должно быть специальное слово…

– Не вдавайтесь в теорию. Продолжайте.

– Хорошо… в общем, должно у вас быть слово для таких фокусов, когда подсознание подсказывает нам что-то… ну да ладно, в моем случае не так уж трудно докопаться до отца и наших отношений… вы и представить себе не можете, как это меня тяготит… я говорю, что мне все равно… что я привык к тому, что он постоянно меня унижает… но нет, разве можно это наверстать… любовь, которую тебе недодали… всю жизнь лезешь из кожи вон… хоть он иногда проявляет внимание напоказ… прикидывается на пару минут нежным папашей… это не поможет… не поможет искупить столько лет полного безразличия… я знаю, что вы скажете… мне известны основы ваших теорий… вы скажете, что он воспроизводит… в юности он и правда не то чтоб купался в любви… но разве это оправдание? Я же со своими детьми не такой… я их целую, обнимаю, говорю, что они замечательные, что я люблю их… неужели это так сложно? Разве это не заложено в нас от природы, любовь к своим детям? Безусловная любовь… Как можно не любить своего ребенка?.. Вот и мне иногда хочется наорать на отца… на них с матерью… потому что они ласковы со мной просто из вежливости… а этого мало… все эти невысказанные слова висят на мне мертвым грузом… родительская любовь должна быть неистовой… не удушающей, но неистовой… меня она распирает… бьет через край… я за детей боюсь… когда думаю о сыне, который сейчас живет в Нью-Йорке, я, конечно, горжусь им… но места себе не нахожу… все время трясусь… только и думаю, как бы с ним чего не случилось… я вовсе не из тех папаш, которые душат своей опекой, нет-нет… но я так люблю его… что просто умираю от беспокойства… да, тут тоже надо развязать узел… может, и в этом причина, не знаю… с тех пор как он уехал… у меня словно что-то отняли… это произошло так быстро… телу легче свыкнуться с постепенными переменами, а когда вот так рубят сплеча… может, поэтому и вступило в спину: внезапная реакция на его отъезд… конечно, у детей своя жизнь – но нехорошо это, сбегать на другой край света… я даже повидаться с ним не могу… кажется, только вчера забирал его из школы… только вчера катал его на плечах… я не умел ценить эти мгновения… да, знаю, это банально… но разве мы не имеем права страдать от самых банальных вещей?.. И дочка тоже… тут другое… но опять-таки я не смог принять перемены… она обижается… я до сих пор не удосужился зайти к ней в гости… я почти не знаю человека, с которым она живет… не знаю, почему мне так тяжело дается все новое… наверно, меня просто недолюбили, как по-вашему?

– …

– Так как же?

– Что ж, очень хорошо. Наш сеанс подошел к концу.

– Уже?

– Да.

– И что вы на это скажете?

– Сеанс окончен.

– И… и… мне можно вставать?

– Да-да, вставайте.

– Все равно… спасибо, доктор. Спасибо за все… Как же, черт возьми, хорошо выговориться…

– …

– Вы великолепны.

Моя последняя реплика удивила его. Видно, не часто ему делали комплименты. Он хотел, чтобы мы сразу условились насчет следующего сеанса, но я соврал, что не взял с собой ежедневник. Он сделал вид, что поверил этой смехотворной отговорке. А мне просто-напросто не хотелось тут же брать и записываться на повторный прием. Я одним духом выплеснул то, что копил в себе долгие месяцы, хорошего понемножку. И потом, он сказал самое важное: нужно распутать клубок. Без всяких раздумий я понял, что начать надо с главного: с родителей.