Текст книги "Битва за Атлантику. Эскорты кораблей британских ВМС. 1939-1945"

Корабли эскорта один за другим отправлялись получить топливо в Порт-о-Франс во Французской экваториальной Африке. Когда подошла наша очередь, я очень порадовался перспективе посетить тропический порт. Воображение рисовало мне уютную гавань, окруженную развесистыми деревьями со свисающими с тяжелых ветвей лианами, на которых качаются веселые мартышки. А вокруг летают яркие попугаи и громадные бабочки.

Я думал, что очарование тропиков еще больше усилится, если «свалится» на меня внезапно, и для этого провел соответствующую подготовку. Я заранее определил местонахождение корабля по утренним звездам, после чего спустился вниз в каюту, приказав вахтенному офицеру не звать меня на мостик, пока мы не окажемся в тропическом раю.

Прошло время, и мне доложили, что показалась земля, уже виден маяк на входе в гавань и, судя по показаниям радара, до берега осталось не более мили.

– А деревья вы видите?

– К сожалению, нет, сэр.

– Что за черт?

Я вышел на мостик. Земля передо мной была голой и пустынной и до обидного напоминала Беркшир-Даунз: не было ни вековых деревьев, ни мартышек, ни попугаев. Так меня посетило одно из самых больших разочарований в жизни.

Топливо нам предстояло получить из трубопровода на причале, но там еще стоял подошедший перед нами корвет. Бункеровку мы начали только в 4 часа пополудни. Топливо поступало самотеком из большого резервуара на холме. При такой скорости на заполнение танков должно было уйти не менее 4 часов.

Мы решили нанести визит местному губернатору, который, судя по слухам, симпатизировал правительству Виши.

Старший помощник и я отправились в двухмильную прогулку до губернаторской резиденции. По прибытии туда нам вежливо сообщили, что губернатор в отъезде, в чем мы усомнились, поскольку на подходе к дому своими глазами видели, как кто-то резво отскочил от окна. Но выбора у нас не было – пришлось ложиться на обратный курс и возвращаться на «Вербену». Мы не учли одной немаловажной детали – внезапности, с которой на землю опускается тропическая ночь. Низко склонившееся к горизонту, но, тем не менее, яркое тропическое солнце в один миг исчезает с небосклона, и наступает непроглядная темнота.

Дорога к порту оказалась абсолютно пустынной. Нас еще не успела окутать темная, как смертный грех, ночь, когда мы услышали за собой легкий топот. Едва успев отскочить, мы увидели, как по дороге пробежало животное размером с небольшую собаку. Мы возобновили свой путь, но очень скоро снова услышали за спиной посвистывание и постукивание. Все это было очень странно и, признаюсь, пугающе.

– Сухопутные крабы? – неуверенно предположил я.

– А на людей они нападают, сэр?

– Черт меня побери, если я знаю!

Мы остановились. Сзади неуклонно кто-то приближался.

– Я бы чувствовал себя немного спокойнее, сэр, – жалобно признался старший помощник, – если бы они не так сильно шумели.

– Знаете, номер один, по-моему, нам пора делать отсюда ноги. Пусть нас сочтут трусами, лично я это как-нибудь переживу.

И мы побежали, да так, что сам дьявол, если бы захотел, не смог бы нас догнать. Не то что какие-то крабы…

Мы проводили конвой до заданной точки южнее Кейптауна и направились в Саймонстаун за топливом. Там нам передали приказ не возвращаться во Фритаун, а оставаться в Кейптауне и ожидать дальнейших распоряжений.

Война в Тихом океане находилась в критической стадии. Японцы, используя ударные группы бомбардировщиков, базирующихся на авианосцах, 7 декабря выбили американский флот из Пёрл-Харбора. Через несколько дней мы потеряли старый линкор «Рипалс» и новый – «Принс оф Уэлс». Кроме нескольких эсминцев восточного флота, мы были самыми боеспособными кораблями эскорта, и не приходилось сомневаться, что если не сегодня, то уж точно завтра нам не миновать перехода на восток.

Как старший офицер группы корветов, я оказался перед очень серьезной проблемой. Все корабли нуждались в очистке котлов. К моменту прибытия наши котлы проработали уже 1500 часов. Любое передвижение на восток к театру военных действий означало прибавление к этой цифре еще минимум 500 часов. Иными словами, без очистки котлов мы не могли тронуться с места. Я считал совершенно очевидным, что очистку следует произвести в Кейптауне, причем чем быстрее, тем лучше. Но ровным счетом ничего не смог добиться. Нам было приказано оставаться в четырехчасовой готовности и ожидать приказа. И напрасно я пытался доказать, что держать наши корабли с жаротрубными котлами в четырехчасовой готовности – это все равно что отправить их в море, потому что один котел должен постоянно работать. Все мои аргументы были тщетными. Корабли стояли и добавляли часы к эксплуатационному времени котлов. Так, ожидая приказа, мы провели в четырехчасовой готовности целый месяц.

В течение этого месяца скучать нам не приходилось. Специальный комитет, созданный властями Кейптауна, позаботился о развлечениях и для офицеров и для матросов. Мы были первыми пришельцами с настоящей войны, задержавшимися в Кейптауне надолго, и местные светские дамы соперничали друг с другом за право заполучить нас в гости. В мое распоряжение была выделена превосходная американская машина, чтобы я мог свободно передвигаться по городу и окрестностям, а также добираться до конюшен, где нас всегда ожидали великолепные лошади. Мы даже договорились о телефонной связи, чтобы можно было быстро собрать команду в случае получения приказа выйти в море. Именно по телефону я однажды получил срочный вызов.

Подойдя к телефону, я услышал чрезвычайно взволнованный голос лейтенанта Уиттакера. Он сообщил, что уронил за борт ключи от сейфа с секретными документами. Проверив матросов, уходивших в увольнительную, он шел по палубе и крутил колечко с ключами на пальце. От неосторожного движения они взмыли в воздух и, перелетев через ограждение, шлепнулись в воду. Удрученный лейтенант спросил, следует ли ему, как положено по инструкции, немедленно доложить о потере в адмиралтейство. Я велел ему пока ничего не предпринимать и поспешил на корабль, стоявший в одном из новых доков Кейптауна. Я хорошо знал, что там чистое песчаное дно. Если бы нам удалось раздобыть магнит, думал я, мы бы, наверное, смогли их достать. Тут мне в голову пришло свежее решение. Я извлек все магниты из магнитного компаса, связал их вместе, и получившейся гроздью мы принялись прочесывать дно дока. Уиттакер и старшина-рулевой не прерывали этого занятия и ночью, лично я спал. На следующее утро я как раз заканчивал завтрак, когда вошел бледный, потерянный Уиттакер.

– Все бесполезно, – тоном трагического актера возвестил он. – Мы их никогда не найдем. Придется доложить о пропаже и вызывать водолазов.

– Продолжайте, – велел я, – пока я не закончу завтракать. – Не найдете – позвоню в Саймонстаун, может быть, они смогут помочь нам с водолазом.

Я еще не успел допить вторую чашку кофе, когда в каюту ворвался сияющий Уиттакер, сжимая в мокрой ладони ключи. Нам все-таки удалось избежать бюрократической волокиты. Теперь следовало вернуть магниты на место и списать девиацию компаса. К счастью, у меня сохранились конспекты, сделанные при подготовке к штурманским экзаменам 9 лет назад. С их помощью работа оказалась несложной.

Свое второе Рождество «Вербена» встретила в Саймонстауне. Накануне Рождества я отправил запрос снабженцам на выдачу нам новой шлюпки взамен разбитой во время шторма на Азорских островах. В конце запроса я приписал: «Если на нашей новой шлюпке будут паруса и опускной киль, это будет отличным рождественским подарком». Капитан порта ответил, что ничего подобного в Саймонстауне нет.

Рождественским утром старшина-рулевой доложил о подходе буксира с новой шлюпкой. На ней имелись и паруса, и опускной киль, и записка, привязанная красной лентой с пышным бантом: «С наилучшими пожеланиями от офицеров снабжения – веселого Рождества!»

Отношения между снабженцами и службой капитана порта здесь были явно прохладными.

И вот поступил долгожданный приказ: «Завтра утром вам предстоит выйти в море, порт назначения – Сингапур». Было 28 января 1942 года. Котлы всех кораблей наработали по 1500 часов, котлы «Вербены» – 2000 часов. Я отказался выходить в море и потребовал, чтобы об этом вопиющем факте доложили командующему флотом Западных Подходов – все-таки мы пока еще входили в его команду. Использовать нас стремились все кому не лень. Заботиться не желал никто.

Беседа с местным высокопоставленным чиновником была крайне неприятной. Мы так и не пришли к соглашению, и в конце концов я услышал:

– Ну хорошо, но только все, что я вам скажу, должно остаться между нами. Вы примете участие в эвакуации Сингапура. Вы выйдете в море?

– Да, сэр, – вздохнул я и покинул кабинет.

Мы как раз завершали подготовку к выходу в море, когда неожиданно нашего полку прибыло. К группе присоединился пятый корвет «Астра» (коммандер Э. Хевит, КВР). Коммандер был нашим новым старшим офицером. Учитывая совершенно непреодолимые, на мой взгляд, трудности с техническим обслуживанием, я с нескрываемой радостью передал ему дела.

Топливо мы получили в Дурбане и на Маврикии.

Маврикий фантастический остров. Он находится в самом центре Индийского океана. Над этим чистейшим из морей сформировалась какая-то особенная, хрустально-прозрачная атмосфера, и можно легко видеть мачты кораблей, чьи корпуса остаются скрытыми за горизонтом. В центре острова возвышается ряд горных вершин, напоминая хребет некоего доисторического чудища, а густая растительность, покрывающая склоны холмов, с большого расстояния кажется оливково-зеленой шкурой – именно такой и должна обладать гигантская рептилия.

Пока корабли бункеровались, капитаны и старшие помощники получили приглашение на ужин к местному губернатору и его очаровательной супруге-американке. Сидя за длинным столом на открытой террасе, окружавшей губернаторский дом, невозможно было даже представить, что война совсем рядом. Я смотрел на роскошно одетых дам, офицеров в парадной форме и не мог вообразить, что неподалеку уже падают бомбы и полыхают пожары. Огоньки свечей многократно отражались и преломлялись в хрустальных подсвечниках, отбрасывая на лица и одежду людей причудливые тени. Гости сидели с одной стороны стола. С другой стороны за освещенным фонтаном с золотыми рыбками возвышался залитый светом прожекторов бельведер, а фоном этой прелестной картины служило иссиня-черное усыпанное звездами небо. После ужина начались танцы, а уже потом мы вернулись на корабль.

В Дурбане нас попросили отвезти на Маврикий нескольких солдат, раненных в Африке, которые уже давно и безуспешно ожидали корабль домой. Мы дали свое согласие. Солдаты оказались черными, грязными, да еще и вшивыми, но удивительно приятными людьми и интересными собеседниками. Из их рассказов стало ясно, что наличие паразитов – это их беда, а не вина. В Коломбо мы приобрели достаточное количество серных свечей и профумигировали жилые помещения, так что ущерб, нанесенный этими бедолагами, оказался минимальным и недолговечным.

8 февраля 1942 года мы ушли с Маврикия. Сингапур пал 13-го – в это время мы находились к югу от Цейлона. Поскольку никаких изменений к ранее полученным приказам не было, коммандер Хевит нарушил радиомолчание и запросил инструкции. Ответ пришел моментально. (Я ни с кем не делился своими мыслями, но предполагал, что наша булавка попросту свалилась с карты.) Нам предписывалось идти в Коломбо. Коммандер Хевит и я нанесли визит командующему флотом в Ост-Индии адмиралу Арбетноту. Хевита сразу же сняли с корвета и назначили на место заболевшего капитана шлюпа. Он пошел собирать вещи. Его старпом стал капитаном «Астры». А я снова оказался перед необходимостью наладить «взаимопонимание» с базой, где о корветах и слыхом не слыхивали, а прийти и познакомиться с ними не имели времени. Персонал базы был раньше вполне на своем месте, но в изменившихся условиях не справлялся с новыми проблемами. По прибытии нам был указан причал, подходящий лишь для судна вдвое меньшего размера. Мы должны были сесть на грунт задолго до подхода к нему. Одни считали наши корветы траулерами, другие давали задания, далеко превосходящие наши возможности. Новый персонал уже находился в пути из Англии, но его прибытия ожидали не раньше мая. А пока несколько офицеров несли на своих плечах непосильную ношу и делали все, что могли.

И снова я завел речь об очистке котлов. Но здесь, очевидно, все были уверены, что корабли должны ходить, пока не взорвутся. В марте японские авианосцы, нанесшие удар по Пёрл-Харбору, появились к югу от Явы, и на первой неделе апреля нанесли удар по конвою из Калькутты. Когда мы пришли в этот район, они уже постоянно держали в районе Цейлона подводные лодки. Наша работа заключалась в организации эскорта конвоев из Тринкомали, что на восточном побережье, вокруг южной оконечности Цейлона в Коломбо, а оттуда в Бомбей. Для этой, а также множества других работ в моем распоряжении было четыре корвета и маленький греческий эсминец.

«Этос» был восхитительным корабликом. На расстоянии он выглядел как самый настоящий эсминец класса Д, но в действительности был лишь уменьшенной моделью последнего и имел водоизмещение всего 600 тонн. Его построили еще до Первой мировой войны, а в период между войнами модернизировали. Его команда неустанно рвалась в бой, и мне приходилось постоянно сдерживать, усмирять прорывающийся наружу бойцовский дух. Как-то ночью мы шли на юг из Тринкомали и наткнулись на японский крейсер. Команда «Этоса» стремилась немедленно вступить в бой, но мы эскортировали очень ценное судно – танкер, который вез топливо для наших линкоров у атолла Адду. Я знал, что вблизи Тринкомали нет других танкеров, поэтому решительно отклонил требование с «Этоса». Мы поспешно приблизились к берегу под защиту темных холмов, а «Вербена» заняла место между танкером и вражеским крейсером, чтобы создать дымовую завесу.

Мы благополучно доставили нашего подопечного к месту назначения – очаровательному коралловому атоллу Адду в 600 милях к юго-западу от Коломбо. Туда же подошли четыре линкора класса Р. Пока они бункеровались, «Вербена» и «Этос» патрулировали вход в гавань. Ничего существенного не произошло, и утром линкоры отбыли в Момбасу. Там им было самое место – все они слишком стары, чтобы тягаться с современными японскими авианосцами.

В Коломбо мы вернулись за три дня до наступления Пасхи 1942 года и получили приказ готовиться к очистке котлов. Половина команды была отправлена в лагерь отдыха в горах. В субботу вечером открыли котлы, и я со спокойной душой отправился на берег провести вечер с друзьями. Нам повезло попасть в Коломбо до того, как его захлестнула война. Когда мы появились здесь впервые, нас, как и в Кейптауне, встретил специальный комитет по оказанию гостеприимства морякам. Нас ввели в местное общество, и мы быстро обзавелись друзьями на берегу. Позже Коломбо наводнили морские офицеры, и маленькая белая колония поспешила замкнуться в свою раковину.

В середине очень приятного ужина меня позвали к телефону. Старшина сигнальщиков Ньюнес сообщил, что объявлен общий сбор. Извинившись, я запрыгнул в коляску рикши и очень скоро уже был на борту. Ньюнес показал сообщение: «Завтра утром ожидается атака с воздуха. Всем кораблям приготовиться к отражению».

Было чуть больше 9 часов вечера. Я собрал всех членов команды, оставшихся на борту, и в течение двух часов мы активно тренировались. Чтобы обеспечить поднос снарядов, у нас не хватало людей, поэтому мы заранее принесли и сложили возле орудий некоторое количество снарядов. Сколько их понадобится, не знал никто, но мы предположили, что атака будет короткой. Поскольку «Вербена» стояла не параллельно причальной стенке, мы протянули верповальный трос, чтобы иметь возможность поворачивать корабль и простреливать подходы с моря. Уснул я прямо на мостике на своем походном месте.

В 6 часов утра мы заняли места по боевому расписанию и стали ждать. Ничего не происходило. Тогда мы начали отправлять людей партиями по четыре человека на камбуз завтракать. Взошло солнце. К югу от города плыли густые темные облака. Видимо, именно их засекли радары. В 8.15 мы получили сообщение, что можно отпустить команду завтракать. Ньюнес принес сообщение мне.

– Мы уже позавтракали, Ньюнес, – сказал я, – так что люди должны быть вполне довольны. Подождем на всякий случай еще немного. А я схожу в каюту за книгой.

Но только до каюты я дойти не успел. Едва ступив на второй трап, я услышал, как заговорили одновременно «эрликоны» на мостике и четырехствольные тяжелые пулеметы. К тому времени, как я взлетел на мостик, все уже было кончено. Но я все же успел увидеть собственными глазами, как пули «эрликона» с левого борта летели прямо в нос японского бомбардировщика. Японцы выныривали из облаков группами по три самолета. Каждая группа выбирала цель и атаковала одновременно с трех направлений. Мы сбили три самолета.

После короткого боя оглядели якорную стоянку. Старый вспомогательный крейсер «Гектор» был охвачен огнем. Взрывом повредило плавбазу «Люсия». Эсминец класса S затонул – над водой виднелась только верхушка дымовой трубы и мостик. «Вербена» была единственным кораблем на стоянке, оставшимся на плаву. Огонь из многоствольного орудия вел его наводчик, а из «эрликонов» – сигнальщик Ривз и оператор асдика. Все атаковавшие нас самолеты получили свою порцию свинца в лоб. Два нашли свой конец в воде, а третий упал возле отеля «Галле Фейс». Мы передали сообщение об уничтожении трех вражеских самолетов и оставались на своих местах – а вдруг противник вернется? Через час нас снова вызвали с сигнальной башни. Честно говоря, я ожидал поздравлений, а получил следующее:

«Почему я до сих пор не получил ваш рапорт о посещении воскресного богослужения в воскресенье 29 марта?»

Реакция Ньюнеса была столь эмоциональной, что сигнальная лампа чуть не перегорела. В то воскресенье мы как раз играли в кошки-мышки с японским крейсером.

– Вы не правы, старшина, – от души рассмеялся я. – Разве вы не понимаете, что этот сигнал просто чудо как хорош. Это же замечательно! Вспомните, как дома на дверях разрушенных бомбами магазинов появлялись маленькие записочки: работаем как обычно. Вот и здесь то же самое. Жизнь идет своим чередом. Я действительно не отправил установленные формы, вот мне об этом и напомнили.

Описать, что творилось с местным населением, невозможно. Это надо было видеть собственными глазами. Железнодорожный вокзал атаковали больше 100 000 человек. Местные жители не желали ждать прихода японцев. Они бежали в горы, но им надо было что-то есть, а рис выдавали по карточкам, которые отоваривались только в своем родном городе. Голод и родственники, не желавшие делиться своим и без того скудным рисовым пайком, медленно, но верно возвращали людей обратно в Коломбо.

В день Пасхи японцы перехватили, атаковали и потопили к югу от Цейлона «Дорсетшир» и «Корнуолл». Спустя четыре дня авианосец «Гермес» и один из наших корветов «Холликок» были потоплены в районе Тринкомали, причем с большими потерями в живой силе. «Гермес» был с нами в январе в Симонстауне, и мы хорошо знали офицеров. А командир «Холликока» лейтенант-коммандер Т. Э. Дэвис, КВР, был моим хорошим другом.

Члены команды, отправленные на отдых, были возвращены на корабль. Нам было приказано снова закрыть так и не очищенные котлы и ожидать под парами. В ту же ночь старшина-рулевой постучался в мою каюту, где я беседовал с новым старшим помощником, и сообщил, что к борту прибило баржу. Той ночью в Коломбо вообще происходило много странного. Я уже совсем было хотел приказать старшине оттолкнуть ее от борта – и пусть плывет от греха подальше, но старпом предложил сначала взглянуть, есть ли что-нибудь на ней. Мы так и сделали. На барже, заботливо укрытые брезентом, стояли «эрликоны». В течение получаса два из них были подняты на борт. Затем баржу оттолкнули, и вскоре нас с ней уже ничего не связывало. В нашем распоряжении имелись только две грудные дрели, чтобы просверлить дополнительные отверстия в палубе. Работенка, прямо скажем, была не из легких. В ней приняли участие все члены команды, включая офицеров. Каждый сверлил ровно по 15 минут. В результате к утру оба «эрликона» были установлены. Несколько мазков краски – и уже никто не смог бы доказать, что они не стояли на этом месте со дня постройки. Теперь для неожиданных трофеев следовало раздобыть боеприпасы, а поскольку чиф доложил, что пар готов, мы подняли якорь и направились к складу. На берегу все еще царила паника, и на наше требование о выдаче дополнительных боеприпасов никто не обратил особого внимания. Мы получили все, что просили, в результате чего боеприпасы пришлось сложить даже в моей каюте и под столом в кают-компании.

Наш новый номер один находился в Сингапуре, когда город пал. И если читатель захочет обвинить нас в воровстве, ему следует прежде ознакомиться с рассказами очевидцев и участников сингапурской трагедии. Израсходовав боеприпасы до последнего патрона, они оказались беспомощными, поскольку не могли обеспечить доставку других, хотя недостатка боеприпасов на берегу не было. Ричес не собирался допускать повторения пройденного, тем более когда в его власти было это предотвратить.

Новый старпом не был похож на своего предшественника. До войны он занимался бизнесом в Сингапуре и был привычен к своеобразию Востока. Он был лейтенантом сингапурского дивизиона КВДР и вполне компетентным служакой. К тому же он был истинным ходоком-доставалой. Никто лучше его не знал, куда надо пойти на Востоке, чтобы достать нужную тебе вещь. Кстати, его понимание того, как далеко можно зайти, чтобы добыть нечто нужное для корабля, было значительно шире моего. Так, он сумел достать в бомбейском доке настоящий моторный катер, но использовал для этого более чем сомнительные средства. Но неделей или двумя позже он и вовсе перешел все допустимые границы.

Мне всегда очень не нравились простые металлические поручни у трапов, ведущих от кают-компании к палубе, где находилась моя каюта, и дальше на верхнюю палубу. Мы пытались накрывать их полотном, но по этим трапам шло слишком интенсивное движение вверх-вниз, и полотно не держалось. Будучи на разных базах, я часто обращался с просьбой об установке деревянных поручней, но безрезультатно.

В Бомбее мы стояли у причала рядом с большим эсминцем «Нубиан» (коммандер Д. Э. Говард-Мартин). Как-то вечером я шел к себе на корабль. Когда я проходил мимо эсминца, на палубу вышел капитан и любезно пригласил меня к себе в каюту выпить. В процессе беседы мы обсудили много разных проблем и среди прочих ужасное воровство на территории верфи.

– Черт побери, Райнер, вы даже не представляете до чего дошло! Не далее как сегодня вечером мой старпом оставил на причале новый деревянный трап, причем на виду у старшины-рулевого. Так вот, его стащили, причем наш человек клянется, что никуда не отлучался, но не заметил, как это произошло и кто вор.

Я, как и положено, выразил свое искреннее сочувствие, поскольку хорошо знал, как тяжело раздобыть что-то хорошее для своего корабля в военное время.

Было уже совсем темно, когда я попал на «Вербену». Миновав затемнение, я положил руку на поручень и, вместо привычного холода металла, ощутил приятное тепло настоящего дерева. Я зажег спичку – так и есть, поручни были деревянными. Я посмотрел на следующий трап. Еще во время чая, я точно знаю, поручни там были металлическими. Теперь они тоже стали деревянными, и, как я подозревал, волшебство тут было ни при чем. Спичка догорела и больно обожгла мне пальцы.

– Номер один! – завопил я в сторону его каюты. – Немедленно выходите, вы, грязный воришка.

Ухмыляющийся старпом возник в тускло освещенном коридоре.

– Номер один, – зловеще начал я, – насколько я понимаю, это все, что осталось от новых трапов «Нубиана»?

– Так точно, сэр, на этом корабле собрались очень безответственные люди. Бросают хорошие вещи на причале и не смотрят за ними.

– Безответственные или нет, но их капитан завтра будет у меня в гостях!

– Замечательно, сэр! – Судя по голосу, новость нисколько не испортила ему настроение. – Он никогда у нас не был. Откуда он узнает?

– Может быть, и не узнает, но я буду чувствовать себя неловко. Но тут вы меня не поймете, подобные чувства вам незнакомы. Полагаю, вам все-таки надо подумать, не пора ли остановиться!

Закончив сию обвинительную речь, я гордо направился к своей каюте, но любопытство пересилило.

– Скажите хотя бы, как вам это удалось?

– Я дал местным индусам по пачке табака, и они забрали их без всяких проблем. Погрузили на баржу и подали к нашему правому борту – с «Нубиана» его не видно.

Слишком усердный старпом может стать настоящим кошмаром, но я не могу не признать, что этот человек сделал для нас немало хорошего. Несмотря на недостатки, он был первоклассным офицером, его любили и уважали люди.

В Коломбо наши котлы так и не подверглись очистке. Мы снова вышли в море, чтобы отвести конвой в Тринкомали, имея 3000 часов работы котлов. На обратном пути мы получили сообщение: «Погрузите 100 овец и 100 козлов для атолла Адду».

Старпом прочитал приказ с большим сомнением, но я весело рассмеялся:

– Не переживайте, номер один. Речь идет не о скоте. Это просто глупый код. Думаю, овцы – это солдаты, а козлы – матросы. Хотя может быть и наоборот. Нас никто не станет превращать в Ноев ковчег.

Но речь шла именно об овцах и козах. На острове имелись подразделения индийской армии. Будучи магометанами, они употребляли в пищу мясо только что убитых животных. Конечно, мы доставили животных, коим предстояло быть убиенными, по назначению, но как мы при этом провоняли, это отдельная история.

Через две недели мы повели конвой в Карачи. Это был очень большой конвой, и нам в помощь был дан еще один корвет – «Гелиотроп». Когда мы проходили Бомбей, на мостик поднялся старший механик.

– Извините, сэр, но я был вынужден загасить один котел. Через дверцу топки сочится вода.

– Что случилось, чиф? Трубы?

– Боюсь, что да, сэр.

Я немедленно передал сообщение на «Гелиотроп»: «Принимайте конвой. Из-за серьезной неисправности котлов я вынужден идти в Бомбей».

На одном котле мы не могли угнаться за конвоем. Вот к чему может привести не выполненная вовремя очистка котлов и постоянная гонка.

Мы кое-как дотащились до Бомбея. Маневрируя, чтобы поставить «Вербену» к причалу военно-морской верфи, я услышал звонок из машинного отделения. Чиф проинформировал, что второй котел полетел тоже и он должен остановить машины.

– Еще пять минут, – попросил я.

– Боюсь, это невозможно, сэр.

– Хорошо, бросаем якорь. – Перегнувшись через поручни, я крикнул старпому: – Номер один, мы бросили якорь! Чиф загасил огонь под вторым чайником тоже.

Больше я никогда не управлял «Вербеной». Последние 200 ярдов нас протащили на буксире. Предварительный осмотр показал, что нам необходимо заменить 864 трубы. Изготовить их в Индии не представлялось возможным. Пришлось везти из дома. Первая партия была погружена на судно, торпедированное немецкой подводной лодкой. Короче говоря, мы пришли в Бомбей в мае, а в августе все еще были там же. Моя обожаемая «Вербена» стала противовоздушным кораблем, неподвижно стоявшим на якоре у отеля «Тадж-Махал».

Первым делом я постарался сделать все, чтобы устроить людей с комфортом. Две трети команды находились в лагере отдыха, а треть – на борту. Я тоже пользовался любой возможностью, чтобы отдохнуть: увлеченно познавал Индию – экзотические джунгли к югу от Белгаона, фантастическую гору Абу, вздымающуюся с плоской равнины Раджпутана. А у северо-западной границы я совершил 200-мильное путешествие верхом по Харбои-Хиллз и побывал в Калате в гостях у хана. Там, поскольку я оказался первым военно-морским офицером, посетившим Калат, мне пришлось произвести смотр всей государственной армии Калата, насчитывавшей 2000 человек. Я прибыл на парад, проехав 30 миль, верхом на симпатичном гнедом жеребце, одетый в белую парадную форму, по счастливой случайности оказавшуюся со мной, в окружении почетного эскорта из членов племени на маленьких забавных пони. Все это было довольно интересно, но это была не война.

Мысленно я находился на севере Атлантики и эскортировал конвои, однако о новых трубах для «Вербены» ничего не было слышно.

Поражение, которое нанес японцам американский военно-морской флот у острова Мидуэй в июне 1942 года, отодвинуло нависшую над Индией угрозу вторжения с моря. Японские подводные лодки были меньше немецких, да и боевой дух их команд был не на высоте. Камикадзе, каковых немало среди японских летчиков, не было на подводном флоте. Не могло быть и речи о всеобщем наступлении в восточную часть Индийского океана до тех пор, пока не будет решен вопрос с Германией. Исходя из изложенного мне было совершенно ясно, что, задержись я здесь, путь к профессиональному росту будет для меня закрыт. Совершенствоваться в своей профессии я мог только дома, на Западных Подходах к нашим островам. Я часто жаловался на боль в груди, которая, строго говоря, могла быть вызвана чем угодно. Не в силах точно определить причину, врачи уже давно порывались отправить меня домой. В конце концов я решил позволить им это сделать. В начале сентября 1942 года я поднялся на борт судна, перевозившего войска.

Судно пришвартовалось в Ливерпуле накануне Рождества. Я провел праздники с семьей, после чего поехал в Лондон в адмиралтейство. К моему немалому удивлению, меня спросили, смогу ли я управлять эсминцем. С замиранием сердца я ответил, что, безусловно, смогу. Через час я вышел из адмиралтейства, получив назначение на эсминец класса S «Шикари». Я не верил своему счастью. Ведь я стал первым в истории военно-морского флота офицером КВДР, назначенным командовать эсминцем.

Я вернулся в Ливерпуль, чтобы нанести визит новому командующему флотом Западных Подходов адмиралу Максу Хортону. О новом адмирале ходило множество самых противоречивых слухов. Одни его ругали, другие хвалили. Но как бы то ни было, созданный адмиралом штаб был чрезвычайно работоспособным и очень эффективным. Он умел подбирать подчиненных, был одним из самых приятных в общении, обаятельных людей, которых мне приходилось встречать, но вместе с тем мог проявить неоправданную жестокость к тем, кто ему мешал. У Гойи есть картина под названием «Великий инквизитор», персонаж которой чем-то напоминал нашего адмирала. Несколько позже я узнал о некоторых его слабостях. Он любил – действительно любил – горячо, искренне, всем сердцем, то, чему сам дал жизнь. Это северное патрульное соединение, которым он командовал с начала войны до декабря 1939 года, подводный флот (январь 1940 года – ноябрь 1942 года), флот Западных Подходов (ноябрь 1942 года – конец войны).