Текст книги "Сѣверу Сѣверное"

Сѣверу Сѣверное
Денисъ Рубцовъ

© Денисъ Рубцовъ, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Предисловіе

Въ первое выступленіе, при полномъ залѣ турбогенераторнаго завода, шестилѣтнимъ морячкомъ выплясывалъ «яблочко» и по-мальчишески исполнялъ жизнерадостныя пѣсни о соколѣ-Сталинѣ, въ то время, когда въ фойе, на дубовыхъ столахъ ждали пироги съ курагой и сладкій цеховской чай на крутомъ кипяткѣ.

«Ё», при первомъ – Іосифѣ Виссаріоновичѣ – добавили въ учебники. При генеральномъ послѣднемъ – размѣтили на клавіатуру. Сборникъ разсказовъ, что держите въ рукахъ вы, есть сумма времени, сказки и позабытой буквы «ё»… Здѣсь къ жизни возвращены «ять» и «еръ» (исчезнувшіе когда-то въ снѣгахъ Петрограда), тогда какъ разнообразіе жанра сказки представлено быличкой въ ея техногенной формѣ, когда русалки коротаютъ одинокія дни на заброшенной базѣ подводныхъ лодокъ и Колобокъ не изъ сусекъ родомъ, но въ хлѣбопечкѣ взмѣшенъ.

Первый китъ – это перенятый характеръ рекурсивныхъ сказокъ, относящихся къ реликтовымъ и первороднымъ, а оттого встрѣчающихся повсемѣстно (архаика которыхъ, въ виду особой расположенности къ «мозгу рептилій», позволяетъ воздѣйствовать на сокровенные, на глубинные слои самосознанія). Въ далёкія времена такая сказка-цѣпью развивала у дѣтей рѣчь. Здѣсь же структура повтора переплетена съ путешествіемъ по времени и пространству, словно нѣкій манёвръ обучающій азбукѣ астрофизики, знакомящій съ жанромъ хронооперы и міровъ-лакунъ – вторымъ китомъ при которомъ строится сюжетъ.

Вслѣдъ современному эскапизму и той конфабуляціи, когда книжная исторія становится уже невымышленной, но реальной, когда исторія завлекаетъ въ омутъ себя отрѣзая отъ прежде нормальнаго міра, позволяя окинуть инымъ взглядомъ происходящее съ читателемъ вокругъ. Здѣсь третій китъ – миѳологическая китъ-рыба изъ моря-океана сказовъ, претерпѣвшихъ трансформацію и попавшихъ въ сферу быличекъ – разсказовъ о привычномъ бытѣ (при этомъ достаточно реальныхъ, несмотря на тонъ суевѣрія и сверхъестества), разсказовъ о чудѣ внѣ предѣловъ наблюдаемаго горизонта событій.

Мозгъ (отдѣльной и итоговой строкой), стараясь жить по упрощенной схемѣ, норовитъ забыть слова, буквы и звуки – усреднить до наименьшаго сопротивленія себѣ на радость. Но, если бы мозгъ былъ лишёнъ измѣнчивости, а индивидъ лишёнъ своей особенности, то наклонная исторіи ушла по пути вырожденія. При этомъ, языкъ-вырожденія уже сейчасъ является нормой исключающей выздоровленіе, нормой деградаціи. Языкъ, въ такомъ случаѣ, какъ гипотетическая женщина, скрывающая подъ ласкающими дамскій слухъ суффиксами и обрубками лишь имитированной любви нежеланіе активизировать лобныя доли мозга, работу и безъ того малаго (въ отличіи отъ мужского), но всё ещё неокортекса – доставшагося человѣку цѣной въ милліоны лѣтъ эволюціи.

Упрощенная схема – это и спѣшное бѣгство черезъ отчуждаемое незнакомое, съ обманнымъ чувствомъ истовой вѣры въ правильность сдѣланныхъ выводовъ (сосредоточенныхъ лишь на себѣ понятномъ) или продукта ума, который, впослѣдствіи, искажённымъ транслируются въ міръ. Посему, въ пику, усложнённость подачи, смысловая нагрузка текста преслѣдуетъ цѣль небіологическаго характера, стимулируетъ развитіе идеи, творчества – неотъемлемой части не звѣриной, но человѣческой природы.

Что же.., въ околоткѣ зима – чаевать время-часъ.

Келейно, какъ въ сѣверные вечера возлѣ тёплой печи.

Глава первая

Ей 26

На ней была юбка. Чёрная юбка, едва скрывающая колѣни. Юбка шла строго по бёдрамъ; на таліи. Тёплое кружево.

И зелени чая бѣло-багряный трепета цвѣтъ.

…какъ если бы встрѣтить её одну; за метелью, подъ тишиной фонарнаго натріеваго свѣта.

– Ты плохо выглядишь, дѣвочка моя.

…и отвести въ тепло, въ свой домъ по сосѣдству; со стѣнами изъ складокъ портьеръ и тускло освѣщёнными сводами потолковъ.

– До той поры, пока не станетъ грустно.

Тишины испить

Величина царства сибирскаго соболя кратно сокращена въ результатѣ смерти отъ остановки сердца по причинѣ громкаго (оглушающаго) взрыва тунгусскаго метеорита.

Заиграется, куснётъ – пискни – поможетъ. Онъ сбавитъ силу.., вѣдь, если не сбавитъ, значитъ, съ нимъ никто не станетъ играть.

– Не спѣши прочь. Пойдёмъ въ сторожку чай пить; соболька живого смотрѣть.

…отдыхать въ лѣсу слѣдуетъ. Тамъ та охота – не игра, тамъ та охота – необходимость съ достоинствомъ.

– Тогда достойное достанется достойнымъ и погонщикамъ перепадётъ погоня.

– Тогда незачѣмъ на мышей, на голубей въ стаяхъ незачѣмъ.

– Значитъ, за звѣремъ. И, если не убить, значитъ, воспитать.

Сейчасъ бы тишины испить.

– Заново, ещё разъ.

Горсть карамели «Барбарисъ»

Старый пухъ аллеи въ дальнемъ секторѣ парка, цемента заборъ – огражденіе рва поросшаго полынной зеленью времени. Колесо, фонтанъ, памятникъ и заброшенный лѣтній театръ подъ открытымъ небомъ. Она ёрзаетъ на скамьѣ и ждётъ поцѣлуя.

Космеи – цвѣты на клумбахъ. Непроглядный массивъ тополей Совѣтскаго Союза, ихъ кронъ; и гуща лѣта.

– Здѣсь только мы?

– Да.

…и кисло-сладкій вкусъ конфетъ изъ кармана, что липнутъ къ бумагѣ обёртки.

Лѣсорубъ

«Продамъ типовую панельную пятіэтажку или обмѣняю на сталинку; съ доплатой».

Номенклатурщикъ. Функціонеръ.

Обкомовскій домъ, дворъ, колонка, банкъ и круглосуточный магазинъ.

Здѣсь живётъ лѣсорубъ.

– Ты знаешь, ты черезъ это прошёлъ?

– Да, это результатъ экстраполяціи.

Ромъ изъ Кубы, тонкостѣнный стаканъ съ жёлтымъ ободомъ полосы. Ножи, знакомыя вилки. Жаркое на газовой плитѣ – курица, въ томатахъ растёртъ чеснокъ.

Возлѣ – фабрика безъ стёколъ на окнахъ. Цвѣта краснаго кирпича, съ цифрами на фасадѣ: одинъ, девять, пять, три.

Тамъ полынь по забору. Тамъ ракитникъ на клумбахъ, георгины миньонъ.

Тамъ ракета, качели, сарай.

День деміурга

«Костюмъ дисциплинируетъ мужчину, внутренне организуетъ».

Сергѣй Капица

Право пріоритетнаго проѣзда на равнозначномъ перекрёсткѣ имѣетъ:

Трамвай.

Такси.

Танкъ.

Двое мужчинъ и оба въ костюмахъ. Не кричатъ, глаголы почтенія ихъ благородны. Одинъ – съ тростью и въ шляпѣ, иной же – при орденѣ. Рядомъ бабы.

– Ей, красотой цвѣта тли, не довѣряй и беременность.

Пыль на цвѣтахъ, на красной сальвіи. Губная гармонь. Дно дня города – площадный гвалтъ едва слышенъ; тамъ пиво и потъ.

Карданный валъ – голосъ танка; и лѣто дымкой взялось. Нѣтъ ни дождей, ни грибовъ. Лишь репейника пухъ по полу почты вьётся.

Водораздѣлъ

Стрижи надъ Сталинградомъ. Пролѣски и вербейникъ въ цвѣтѣ.

Въ предвечерьѣ зѣвнувъ и затворивъ за собою дверь (закрывъ вечеръ) отходишь спать.

Дрожитъ удочка поднятая до самыхъ вершинъ. Сверчатъ сверчки, стрижи не летаютъ. Въ низовьѣ иныхъ горъ, возлѣ рѣки – утро.

Собрать подъ бубенъ сиротъ бездомныхъ предстоитъ – звѣря пушного и съ воронымъ перомъ. Незабудокъ букетъ, росы.

– Помню, какъ въ первомъ классѣ оставилъ ботинки на первомъ этажѣ гимназіи.

– Исчезли въ сумеркахъ?

– Безслѣдно.

Если кратко: вотъ я, ты тамъ; и водораздѣлъ.

Ты. Да.

Курсивомъ: дышишь..,

ищешь

въ сновидѣніяхъ,

въ терніяхъ грёзъ.

Завязла въ линіяхъ

майскихъ грозъ.

Палисадника шафрановъ заросли, аптечной ромашки. У мальвы листья въ дождѣ, у тебя слёзы.

– Душа моя.

– Это отъ счастья.

– Никогда не былъ такъ счастливъ, какъ сегодня.

– Ты живи.

– Ты же видишь, у меня получается.

Отцвѣлъ картофель, созрѣлъ – клубни по пашнѣ. Тыквъ розсыпь – временное явленіе; и чеснока косы.

– Ты человѣкъ?

– Да, человѣкъ.

– Это нормально.

– Сейчасъ, да, нормально.

Всегда

Въ такихъ подъѣздахъ пахнетъ варёной картошкой; учтёнъ алоэ, изгибы его колючекъ.

Крутни ключъ дверного звонка – пригласитъ, усадитъ за столъ съ деревяннымъ ящикомъ хлѣбницы, нарѣжетъ окорока щедро, а въ кружкѣ (съ пастушкомъ и гусями) поставитъ лимонный чай, только что съ газа.

– Послѣднее время много думалъ.

– Новая шутка.

– Ладно.

На окнѣ – алоэ. И здѣсь тоже.

Лисій миѳъ

Миѳы, что стоятъ за нами: возвращающаяся съ охоты борзая – уже вдалекѣ, за буреломомъ, за царь-бурьяномъ.

Подъ янтарёмъ липы, наблюдаетъ за своимъ хвостомъ лисёнокъ; щурится.

– Помнишь?

– Планетарный масштабъ встрѣчи двухъ большихъ людей.

– Насъ двое?

– Насъ больше. Ещё больше.

Жёлтая листва по автомобилю «Побѣда» (возлѣ калитки), въ ста метрахъ журавликъ скрипитъ. Громыхаетъ.

Прохлада

Ты смотришь на себя, просматриваешь хроники, всматриваешься въ чащу суеты и душной скованности.

Зной.

– Кто эти двое?

– Незнакомцы.

Тѣнь покажи. Медвѣдемъ стань. Разскажи, баргузинъ, о берегѣ Байкала.

– У насъ разные почтовые индексы.

– Намъ не быть вмѣстѣ.

Ночь. Грозовой фронтъ. Пахнетъ мхомъ и (за день нагрѣвшейся) тёплой водой въ стаканѣ. Въ окнѣ, на лужайкѣ, Востокъ-1.

Теперь прохлада.

Сѣверъ. Ледоколъ. Маякъ

Полюсъ – точка геоида ближайшая къ противоположной.

Цвѣтовыя рѣшенія такого – бѣлый, чёрный и миѳически холодный, какъ эѳиръ, синій. Ледоколъ же къ нему (красное начало видимаго спектра) оставляетъ за кормой слѣдъ, тянущійся отъ портоваго хаоса.

…нѣтъ нужды переживать за то упущенное. Нынче лишь снѣгъ, лёдъ и заново, въ произвольномъ порядкѣ.

Слагаемъ цвѣта въ чёрно-бѣлую гамму: заснѣжено, холодъ весны въ Союзѣ, спитъ городъ, то есть не бодрствуетъ (этого города нѣтъ на картѣ).

– Оттого, молчи.

– Прискорбно.

Алгоритмомъ галстукъ, узломъ тросъ. И ледяные колья, какъ зимнія заросли сквозь пелену тумана порта. Фетръ Ѳедоры, пальто изъ драпа, иная одежды сѣраго цвѣта.

– Встань, атлантъ.

– Поднимись (и разламывай).

Однообразіе внѣшняго проявлено разнообразіемъ внутреннимъ (синтезъ, модель, сотвореніе).

Творца одинокій храмъ.

Край. Крайней тишины, крайняго покоя походъ (сѣвернаго времени ходъ).

Холодъ

Холодъ лѣтняго утра, туманъ, вечеромъ льётъ дождь – стандартно. Дышишь, по возможности долго, на верандѣ. Глубоко. Сыростью.

– Любовь къ двумъ.

– Сразу къ двумъ?

– Одновременно, да.

– Я тебя люблю.

– Да-я-тебя-тоже.

Чашка изъ обсидіана, ножъ (цѣлебную траву рѣжетъ).

Свиньи въ клеверѣ

Сырость іюля; нѣтъ, августа. Сырость близости: близости осени, близости вымоченныхъ палубы досокъ крыльца, близости лѣса.

– Вотъ онъ, кабанъ, въ чащѣ.

– Чаще же, близнецы – сытыя свиньи, сердца которыхъ болѣе всего подходятъ людямъ.

Взрослѣемъ, пьёмъ чай изъ листьевъ смородины, дышимъ по-августовски холоднымъ клеверомъ.

Чѣмъ пахнетъ комната. Нѣтъ

Въ этой комнатѣ пахнетъ пижмой.

– Нѣтъ, это не такъ.

Пахнетъ лугомъ, луговыми травами. Морскимъ падубомъ и дикой рябинкой.

– Нѣтъ, не этимъ.

Нѣтъ запаха у льда бетона стѣнъ. Ничѣмъ не пахнетъ комната засыпанная чистымъ снѣгомъ.

Апноэ А.

– Мы не видѣлись очень давно.

– Какъ такъ получается?

– Такъ получается.

Несмотря на то, что съ закрытыми глазами міръ темнѣе, чѣмъ кажется, ихъ не открываютъ, продолжая испытывать страхъ.

– Эта книга для ночи.

– Съ ней спокойнѣе?

– Съ ней нѣжнѣе.

Вѣна по предплечью напряжена; по шеѣ. Линія ея скулъ.

– Ты медвѣдь со смѣщённымъ графикомъ спячки.

– У тебя апноэ и родинка возлѣ уголка.

– Губъ.

Ключевая фигура

Фрески по своду. Схема линій метрополитена, схема соотношеній. Трубчатые свѣтоводы.

Прелестный профиль предѣльно понятенъ (изъ положительныхъ качествъ – боль, взглядъ, грани основъ, остовъ и ея глубокій голосъ).

Согнута крона дерева, связана подъ корень своими вѣтвями. Дягиля рощи (тирана раны). Поцѣлуй пріятенъ и какъ прежде глубокъ.

– Глубокія раны – основа глубокихъ отношеній.

– Что-то не такъ.

– Нѣтъ, не такъ.

Иниціатива Кремля

Безкорыстно ты любишь невѣжество,

дѣвочка;

истово.

Тебѣ (неистовой) нуженъ сегодня палачъ;

палки, калачи и плачъ.

Шары, шеи въ шарфахъ, портреты въ толчеѣ.

– Исторія о разумномъ человѣкѣ была бы невообразимо скучна и противна тѣмъ, кто въ виду иной, пестуемой парадигмы…

– Такъ, и про снѣгъ скучно, и про сѣверъ твой – вмѣшалась когда-то она.

– Однообразіе размѣренности.

– Скучныя, длинныя слова.

– Разстаться намъ надо. Сейчасъ.

Хорошо, когда ясно

Перенести всѣ дрова въ домъ, заложить ими и половину второго этажа, и всё пустоты подъ лѣстницей. Провѣрить скважины и познакомить съ бѣлкой.

Дѣвочка-курьеръ въ грозу забѣжала, да такъ и осталась. Гроза тогда переросла въ дождь невиданной силы, который лилъ четыре дня; на первый – было не уѣхать, на пятый – невозможно изъ дома выйти.

– Про ноябрьскій морозъ разскажешь?

– Рано, но былъ и онъ.

– Звѣзды?

– Тёмной ночью, когда небо яснымъ стало.

Двѣ безконечности

Незамѣнимый шоколадъ трюфелей. Какао съ каррагинаномъ на молокѣ; фруктозы доля. По ГОСТу съ глазурью бисквитъ въ новогодній мѣсяцъ.

Флаконъ «Консула», велюръ пиджака, вмёрзшій въ берегъ танкеръ и ель петроглифомъ гирляндъ украшено искрится.

Зимній фестиваль въ незамѣтномъ городкѣ у озера.

– Снѣгъ искрится сильнѣе.

– Сильнѣе хруститъ.

Онлайнъ-заказъ рабовъ

Турмалинъ принёсъ дельфинъ.

Его на шнуркѣ изъ кожи

носить можно.

У дельфина родились дѣти.

Ты надѣла его.

Ты ушла (до дна),

ничего не замѣтивъ.

Мѣстный микрорынокъ работорговли и торговли саженцами открытъ въ теченіи мѣсяца каждый выходной день съ середины апрѣля и августа.

У одного вельможи имѣлись рабъ и рабыня (прикованные такъ близко другъ къ другу тяжёлыми цѣпями, что у нихъ часто рождались дѣти, которыхъ вельможа продавалъ въ обмѣнъ на сладости и вино).

Иной же вельможа, злѣе прежняго, не сталъ слушать совѣты и не открылъ доходный дельфинарій. Вѣдь у дельфиновъ могутъ быть дѣти, а высшихъ существъ въ неволѣ содержать нельзя.

– Такъ больше нельзя.

Адлеръ-Абрау-Дюрсо

Сейфъ, Сталина портретъ, изъ жести репродукторъ и наганъ.

Графинъ, стаканъ, граната сокъ и терпкій вкусъ багряной корки.

Завёрнута въ кумачъ кроваво-алая медаль эпохи.

Тѣнь вѣтра простирается за предѣлы. Для игры его подарено перо.

Бункеръ; въ душевой на полкѣ: одеколонъ «Русскій лѣсъ» и опасная бритва. Здѣсь мокрый-чистый полъ. Стѣны, потолокъ, красный абажуръ, лампа правильно мерцаетъ ртутью. Гдѣ-то техники гулъ, гдѣ-то баки съ водой, складъ (многолѣтній запасъ кипятка). Въ комнатѣ сейфъ въ синей краскѣ (внутри: дѣло подъ грифомъ, съ номеромъ пистолетъ). На столѣ изъ орѣшника: бутылка шампанскаго, бокалъ съ гранями и стопка коленкоромъ покрытыхъ книгъ. Въ сахарницѣ рафинадъ; чашки и блюдца нѣтъ нигдѣ, но есть лимонъ. За сосѣдней стѣной узелъ связи, спальня и видъ на Чёрное морѣ за толщей бетона.

Акварель

Дыханія тепло.

Нѣтъ у ночной постели края.

Сомкнуты вѣки, крѣпко спишь;

уютная,

живая.

Пепельный рай – рай возсозданный на пеплѣ.

Утро раннее скоро, безпощадно глубокое, мраморное. Скоро ты встанешь, проведёшь рукою по губамъ, вдохнёшь глубоко (не думая ни о чёмъ).

Разсказать – какъ оторвать (до той поры, неизвѣстное удержитъ насъ; рядомъ).

– Жизнь твоя – картинка акварельная – говоришь ты ей, пока она спитъ.

– …

– Ѣдемъ дѣвочка въ тепло.

– Такъ вѣдь рано.

– Ѣдемъ. Подышимъ вѣтромъ на морѣ.

Тетива

По бульвару внизъ, внизъ къ рѣчному порту. Тамъ неподвижны колёса парохода, тамъ дымъ листвы по рѣкѣ, студёная рябь. За мостомъ городъ, за мостами ты – глаза оленьи за вѣтвями кустовъ.

Шафраны торчатъ, осеннія астры, дицентра – разбитое сердце, выстрѣломъ надвое расколото средоточіе. Червякъ замерзать молча выползъ.

Сезонъ.

Касаясь ничто

Родина души – оплотъ тишины, красивое слово «покои».

Матка пчелиная, влагалище мудрости. Сердце въ сокѣ изъ тревогъ; сочится мёдомъ линія ея, сургучной патокой, сахарной мастикой (главпочтамтъ, бандероль, сургучъ; перо по сухой бумагѣ скрипитъ, аккуратно выводитъ: «три-пять-два, восемьсотъ, Туапсе»).

– Чѣмъ пахнетъ лоно?

– Родиной.

– Тѣнистыя, вмѣстительныя глубины.

– Раскрытые лепестки – гречихи цвѣтъ, гречишное зёрнышко.

Тёплый омшаникъ, ртутью вода на листьяхъ настурціи, разсѣчённой рудбекіи золотые шары.

Дрожь и сокъ.

На столѣ веранды фонарь, потёкшая щёлочью «Комета». Сухія на тканомъ половикѣ мухи, на скатерти Де Барао, а въ туесахъ мёдъ.

Царевна

Твоё мѣсто – это позорное пятно на простынкѣ.

Скульптура, догма – тихо меркнущее небо. Башни изъ кирпича кинематографа, птичьи горки, въ листвѣ дворъ, въ высоткахъ.

Гербовая цѣпь, окаменѣлыхъ деревьевъ ликъ; городъ мавзолеевъ.., реликтовой пустоши.

До твоего вмѣстилища – лабиринты мрамора глыбъ. Петуніи сохнутъ.

– Болѣе же вырожденіе ничего не интересовало.

Схема хребта

Пыль, шалфей, чистота: дверокъ шкафа металлическія петли, одежда всюду, помада. Оставляетъ, уѣзжая въ дымъ: дальше отъ сигарныхъ клубовъ, жирныхъ лобстеровъ.

За городомъ вечеръ; дорога. Пыльное авто, пыльный салонъ, пыльный свѣтъ приборной панели.., скрипятъ пружины въ сидѣніи подъ ней.

Сокъ персика по ея скромной блузкѣ.

Жизнь, начавшаяся при появленіи тебя, суть – могущество.

– Нѣкоторыя слова необходимо произносить чаще.

– Во-первыхъ, одиночество.

– Серьёзный жанръ.

– Берегъ дѣйствительности.

Ночь первой величины.

– Туманъ, лёгкій иней. Осени дымки, свѣта фаръ, приборовъ. По шоссѣ.

– Въ аэропортъ?

– За печалью.

Длинныя исторіи заканчиваются, какъ и короткія: шёпотомъ тоски и равновѣсіемъ сѵмволовъ.

– Молчаніемъ?

– Незачѣмъ.

– Какъ выйти изъ этой исторіи съ достоинствомъ?

– Съ достоинствомъ войти.

Какъ волчонокъ съ воронёнкомъ жизнь искали

Темноту воспитываютъ съ мыслью о презрѣніи свѣта.

Пядь земли такъ сильно хочетъ побыть наединѣ съ собой, въ темнотѣ, что проситъ вѣтеръ затянуть небо непроглядными тучами.

– Значитъ, слабость не выходъ?

– Сосредоточься на силѣ.

***

Широкія въ своёмъ основаніи сосны, нѣтъ же, кедры. Трещины по корѣ добавляютъ глубины горизонту сливающихся воедино стволовъ.

Сомкнутый берегъ заброшенной земли; оставленной имъ. Маякъ – самъ по себѣ.

Волчонокъ съ воронёнкомъ подъ крышей его (печь тамъ, чугунокъ съ грибами, румяная латунь самовара и заоконный вьюжій вой). Хіусъ жжётъ, холодитъ ихъ душу.

Глава вторая

Ближе, чѣмъ спутникъ. Многимъ ближе

«На міру какъ на яру: кругомъ тебя люди, и ты человѣкъ! А ежели ты человѣкъ добрый, такъ отъ тебя облегченія ждутъ. Когда же къ твоей добротѣ ещё и ума больше другихъ дано – такъ съ тебя и спросится. Такъ что, быть хорошимъ человѣкомъ – тяжёлая работа, долгій путь.

И держится на землѣ хорошій человѣкъ одной лишь надеждой, что кто-то переймётъ его широкую душу».

Таисья Пьянкова

Клубокъ невообразимой дикости – безотвѣтно соотвѣтствовать несбыточнымъ чаяніямъ, что тревожатъ ихъ, пытаться предугадать направленіе волнъ ихъ нервной дрожи. Тамъ – свои интересы. Отвѣсные, стремительно уходящіе въ ничто.

Иное остаётся непонятымъ.

Думается, что между ними – пуповина, что привязана къ его полюсу. Тамъ свитеръ петельками, тамъ бѣлые медвѣди; и горячія котлеты съ макаронами къ обѣду.

– Былъ на Лунѣ.

– Она спросила «зачѣмъ»?

– Спросила. Зря.

Былъ на полюсѣ. Не разсказалъ никому.

Палисадникъ

Бѣлаго снѣга шапки на клевера копнѣ, въ снѣгу кустъ ирги, жимолости каприфоль.

– Ключъ – можно оставить, тайну – унести съ собой. Въ такомъ случаѣ, что же является универсальнымъ ключомъ, если не она.

– Она?

– Дѣвочка моя, борзая сучка.

– Преданная рысь.

Осень ушла вмѣстѣ съ охотой на чёрныхъ гагаръ. Перья ихъ по вѣтру, земля подъ снѣгомъ, шерсть. Сѣвернаго сіянія сіяніе. Отдѣльный входъ, самоваръ и пара тонкихъ креселъ. Лимонной пеларгоніи эѳиръ. И кедры ввысь.

Анемоны

«Человѣку на землѣ всего по одному разу отпущено: одинъ – родиться, одинъ – помереть и любить тоже одинъ разъ дано.

Такъ что, не спѣши загадывать, торопись думать!»

Таисья Пьянкова

Партаппаратъ въ ватинѣ – по межѣ делегація (пустошь, привычная для нихъ). Сапогами Родину топчутъ, костру; скулятъ – рѣшаютъ кадры.

Элеваторъ жемчугомъ полонъ, накрыты столы.

– Всё.

– Незамѣнимы?

– Нѣтъ.

***

Анфилада естества ея устлана фіалкой трёхцвѣтной, Анютиной; хвощёмъ сосноваго лѣса – гдѣ-то дальше.

– Бликами.

– Анемонами.

– Покровъ листвы вѣтеръ съ берега дразнитъ; ихъ лепестки кипятъ.

Пульсаціи оттѣнковъ – это видъ изъ окна; и ночь исчезаетъ въ минуту. Затѣмъ, всё иначе.

Звѣздъ плато, отражённая звуковая волна и анемоновъ бѣлыя поля.

Когда другія постарѣвъ видятъ тебя молодымъ

Васильковъ цвѣтъ глазъ твоихъ, радужки ихъ. Леденцы съ полынью.., дягилемъ; синяя лампа, семнадцать щукъ на лескѣ сушатся (другъ мой сердечный, дягиль, что бархатомъ горчитъ, какъ тёплый марципанъ; за нимъ немного травъ, сокомъ лимоннаго дерева листъ, полыни-полыни мягко на вѣтру). Чай-кипрей изъ вяленыхъ травъ, иванъ-чай на склонѣ.

– То есть, когда ты вернёшься черезъ пятьдесятъ лѣтъ…

– Обойдёмся безъ круглыхъ цифръ.

– Ты держись.

– Держись.

Пирожки съ молотой черёмухой, съ цвѣтками вермишели пакетированный супъ. Котелокъ, въ таблеткахъ сухое горючее, лыжная (зачѣмъ-то) мазь.

Особь женская. Скандинавіи дѣвочка бѣлая, нѣжная. Грустно-тревожная, свѣтлая, какъ царицы-градирни паръ.

– Я могу быть твоей семьёй.

– Знаю.