Текст книги "Фиалка"

Люси, рассчитывавшая на приятную и неспешную прогулку по дорожкам вдоль кустарника, сопровождаемую веселой болтовней, была в ужасе от такой перспективы, однако стоически сказала:

– Нет, конечно, не захочу. Вы уже отправляетесь?

– Если вы готовы, – вежливо ответила Тэмсин.

Они прошли уже половину пути по подъездной дорожке, когда из-за деревьев появился Габриэль, пеший и с ружьем через плечо. На другом его плече висел ягдташ.

– Куда ты, малышка?

– На мыс Святой Екатерины. А потом в Фоуи купить иголок и ниток для Хосефы.

Он кивнул, приветливо улыбнулся Люси и продолжил свой путь.

– Ваш слуга ведет себя очень фамильярно.

– Габриэль не слуга и никогда не обращайтесь с ним как со слугой, – сказала Тэмсин. – Он очень обижается на это. Он был самым доверенным другом моего отца, а теперь присматривает за мной.

– Должно быть, у вас в Испании все иначе, – заметила Люси, нащупывая почву, чтобы начать разговор о наиболее интересующем ее предмете.

– Можно сказать и так. – Тэмсин направилась к тропинке, круто уходившей вверх, к утесам.

Она шла широким и легким шагом Люси, задыхаясь, с трудом поспевала за ней, отмахиваясь от мух, роем кружившихся над головой. На лбу уже выступила испарина, – Вы обо всем говорите иначе. – Они добрались до самого высокого места тропинки, и Люси остановилась, вдыхая прохладный бриз, который доходил сюда снизу, с моря, простиравшегося под ними. – Я имею в виду те вещи, о которых, как вы говорите, вам рассказывала мать.

Ее щеки раскраснелись, и она знала, что не от ходьбы.

Смех Тэмсин подхватил ветер:

– Я полагаю, ваша мать не рассказывала ничего подобного? Она снова двинулась вперед, потом сбежала вниз по тропинке к выступу, нависавшему над устьем реки Фоуи. Под ними виднелись руины форта Святой Екатерины, который когда-то защищал подступы к устью реки и был частью системы береговой обороны Генриха VIII.

К тому времени, когда Люси догнала ее, Тэмсин уже сбросила туфли и растянулась на животе, глядя вниз, на форт и на противоположный берег реки, широкой в этом месте, у устья. Клипер, груженный глиной, сырьем для фарфора, как раз выходил из устья Фоуи в море.

– Нет, не рассказывала, – ответила Люси, падая на траву рядом с ней и гадая, отстираются ли зеленые пятна на ее палевом батистовом платье. – Единственное, что она мне рассказывала о браке, это то, что в нем есть некоторые неприятные стороны, но что долг женщины – терпеть.

– Ляг на спину и думай об Англии! – сказала Тэмсин, с отвращением покусывая травинку. – И, я полагаю, ваш брат тоже ни о чем таком не упоминал?

– Джулиан! – Люси с ужасом уставилась на нее. – Он никогда не говорил со мной о таких вещах!

– О! – Тэмсин решила, что обсуждать поведение Джулиана в сложившейся ситуации опасно – она непременно чем-нибудь выдала бы себя.

– Я знаю, мне не стоило бы заводить разговор об этом, – отважилась заметить Люси.

Тэмсин рассмеялась и перекатилась на спину, жмурясь на солнце.

– Респектабельность, не позволяющая вам об этом говорить, делает жизнь очень скучной. Я готова биться об заклад, что Гарет предпочел бы в постели нереспектабельную женщину.

– У него их уйма, – сказала Люси кисло, а потом задохнулась от стыда, сама себе удивляясь, что сказала такую неприличную вещь.

Тэмсин только улыбнулась.

– Но, если бы у него была такая дома, возможно, ему не потребовалось бы так часто скитаться в поисках утешения.

– Так Что же я должна сделать, чтобы стать нереспектабельной? – спросила Люси. – Вы, кажется, так много знаете об этом.

На кончике ее языка висело признание, что она и Гарет кое-что видели прошлой ночью. Но было крайне неприятно и затруднительно признаваться, что они тайно следили… за Тэмсин и ее братом, впрочем, еще более затруднительно было бы признаться, что увиденное, непонятно почему, странным образом возбудило их.

– Я расскажу вам, если вы дадите слово, что не обмолвитесь об этом брату. Если он узнает, что я вас развращаю, он выставит меня из дома.

– Он это сделает? – выдохнула Люси. Она очень боялась брата, но после того, что ей довелось увидеть прошлой ночью, не могла представить, чтобы Тэмсин приняла такие условия без возражений.

– Вероятно, – ответила Тэмсин. – Поэтому вы должны пообещать.

– Клянусь.

Тэмсин улыбнулась солнечному свету и начала просвещать это невинное существо, смотревшее на нее широко раскрытыми глазами, по части некоторых ухищрений и любовных игр.

Часом позже Люси возвращалась в одиночестве в Тригартан. Она шла гораздо медленнее, чем шагала к мысу в сопровождении Тэмсин. И была очень задумчива.

Тэмсин начала спускаться вниз, к селению, по крутой и извилистой тропинке. Она тоже была погружена в свои мысли. Весьма похвально и приятно навести порядок в чьей-нибудь жизни, даже если и не понятно, что Люси находит в Гарете Фортескью. Правда, он не показался слишком неприятным, только ленивым, самонадеянным и избалованным. Если верить Сесили – качества, обычные для английского аристократа. Он не производил впечатления человека, способного довольствоваться лишь супружеской постелью, какой бы хорошей эта постель ни была. Но, надо надеяться, она сама будет чувствовать себя удовлетворенной. Такое положение, разумеется, должно благотворно повлиять на стабильность брака.

Тэмсин сделала покупки в лавке торговца мануфактурой и, купаясь в лучах солнечного света, не спеша направилась вдоль набережной. Дэвид и Чарльз Пенхэлланы наблюдали за ней со ступенек белого здания таможни, где беседовали с чиновником налогового управления, дородным джентльменом, ежедневно ведшим парадоксальную борьбу с самим собой, потому что работа, которую он выполнял, была направлена против его интересов. Для человека, столь нежно любившего вино и коньяк, как лейтенант Баркер, не давать джентльменам заниматься ввозом этих товаров – адская работа. Он был специалистом по закрыванию глаз на некоторые вещи, а контрабандисты обычно сообщали ему заранее, когда следует это сделать.

– Лорд Пенхэллан недавно заметил, что с тех пор как он начал ставить капканы на людей в Ланджеррике, случаев браконьерства на его земле стало гораздо меньше.

Он погладил свое округлое брюшко и тихонько рыгнул. Копченая рыба на завтрак всегда влекла неприятные последствия. Она была слишком тяжела для него, но Баркер не мог устоять перед соблазном.

– Я собирался рассказать об этом лорду Сент-Саймону. Его егерь как раз жаловался, скольких фазанов они недосчитались…

Он осекся, заметив, что его слова – пустое сотрясение воздуха, потому что близнецы Пенхэлланы уже покинули его и теперь неторопливо шли по улице.

Тэмсин возвращалась, поднимаясь вверх по узким, крутым улочкам маленького городка, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться нагромождением крыш внизу, окинуть взглядом обнесенные стенами сады коттеджей, благоухавшие розами, взглянуть на рыбачьи сети, сохнущие на солнце.

Могла бы она осесть здесь? Не видеть больше дикие горные перевалы с парящими над ними орлами, забыть запах тимьяна, раздавленного ее ногами, шапки снега на горных пиках, чистые и холодные горные реки? Оставить нещадную летнюю жару и воздух, столь резкий, что он пронзал легкие, ради этого – мягкого и нежного, как весенний дождь?

Но это был риторический вопрос. Она знала, что ей не добиться своей цели с Седриком Пенхэлланом так, чтобы Джулиан остался в неведении. А когда узнает… Страшно подумать, что ее тогда ждет. Поэтому она собиралась вернуться в Испанию, как только выполнит задуманное, и оставить себе воспоминания об этом человеке и любовь на всю жизнь.

Она добралась до конца улицы. Повернулась спиной к городку и направилась по извилистой дороге, окаймленной высокими изгородями, к Тригартану. Тэмсин очень старалась сосредоточиться на мыслях о родине и думать о том, как чудесно будет снова сражаться бок о бок с партизанами и снова обрести в жизни ясную и четкую цель. И к черту все эти чувства!

Она была так погружена в свои мысли, что не заметила двух незнакомцев, следовавших за ней на некотором расстоянии.

Дэвид и Чарльз держались по одну сторону узкой, уходящей вверх улочки, иногда прячась в дверных проемах, иногда таясь в переулках между домами. Главное, чтоб никто не заметил, как они следовали за ней! Теперь, когда они почти дышали ей в затылок на уединенной и безлюдной проселочной дороге, оба как по команде сунули руки в карманы, и пальцы нащупали там черные шелковые маски. На их лицах появилось одинаковое выражение – глаза засверкали хищным блеском, а рты изогнулись в мрачной ухмылке.

Тэмсин дошла до конца дороги, проскользнула через калитку рядом с каменным загоном для скота и повернула к краю поля, шагая дальше под тенью живой изгороди. Дэвид и Чарльз молча натянули маски и так же молча завязали их.

Тэмсин услышала тихое жужжание шмеля в жимолости и отчаянный треск, когда испуганный фазан взлетел из созревающей пшеницы. Солнце жарко припекало и высушивало землю, из канавы возле изгороди выскочила лягушка. Было тихо, спокойно, почти сонно, но она вдруг почувствовала, как по коже поползли мурашки.

Она остановилась и очень медленно повернулась. К ней приближались двое мужчин в масках: злоба окутывала их, будто облаком. Тэмсин остановилась как вкопанная. В поле не было ни души – никого, кроме нее и этих двоих. Стадо коров подняло головы и с коровьим любопытством уставилось на них сонными карими глазами, продолжая ритмично работать челюстями и жевать свою жвачку.

– Ну-ну, – сказал Чарльз, подходя к ней. – Кажется, это бабенка Сент-Саймона, та, которую мы видели на берегу.

Это были люди с утеса. Ее кузены? Она молчала. Дэвид хихикнул:

– Можешь представить, Сент-Саймон поселил свою шлюху под бесценнейшим кровом Тригартана… да еще рядом со своей сестрой!

Он протянул руку и дотронулся до ее щеки. Чарльз тоже подошел, и она оказалась прижатой к изгороди. И не было надежды убежать. Но она по-прежнему молчала.

– Ты не хочешь рассказать нам что-нибудь о себе? – предложил Дэвид, так сильно ущипнув ее за щеку, что кожа побелела в этом месте.

Тэмсин покачала головой.

– Пердон? – прошептала она.

– Твое имя, шлюха?!

Он ущипнул ее за другую щеку, притянув к себе так, что их лица оказались совсем рядом.

– Твое имя и откуда ты родом?

– Но компрендо, – прошептала Тэмсин, моля Бога, чтобы выражение глаз не выдало ее страха. Если эти двое учуют ее страх, их нельзя будет остановить.

– О, не морочь голову, не притворяйся немой, шлюха! – Дэвид выпустил ее, сделал один стремительный шаг и оказался позади: схватил за руки, завернул их за спину, потом поднял вверх над головой.

Тэмсин знала, что физически не способна защитить себя. Их было двое, и при всей их хлипкости и худобе они были вдвое крупнее ее. Если бы у нее было оружие, хотя бы нож, у нее, возможно, был бы шанс спастись. Но при ней не было ничего. Кроме иголок и ниток, которые она купила для Хосефы. Ее мысли метались в поисках выхода, но сама она продолжала стоять неподвижно. Она была абсолютно уверена, что не должна сопротивляться, если не хочет оказаться искалеченной. Надежды на то, что ее сопротивление поможет освободиться, не было. В них было нечто отвратительное. «Они хуже Корнише», – подумала она отрешенно. По крайней мере у Корнише была причина делать то, что он делал, и она его понимала.

Глаза Чарльза смеялись, но были холодны и ядовиты, как глаза гадюки. Дэвид выпустил ее руки, и, обрадовавшись передышке, она набрала воздуху в грудь, но передышка оказалась недолгой. Чарльз схватил ее двумя пальцами за подбородок и держал до боли крепко, другой рукой он ухватил ее за волосы и потянул назад. Потом с силой прижался ртом к ее губам – она с трудом удержалась от рвоты. Его язык проник к ней глубоко в рот, до горла. Голова у нее закружилась от недостатка воздуха: он заткнул ей рот языком, как кляпом. Ее рука нащупала пакет игл. Каким-то образом удалось вытащить их из кармана, и в отчаянии, уже чувствуя, что теряет сознание, она воткнула их в нежную кожу под подбородком своего врага.

Чарльз взревел, оторвался от ее губ и ударил ладонью по лицу.

– Ах ты дрянь! Клянусь Господом, ты за это заплатишь. Еще не понимая, что случилось, он дотронулся до подбородка, там, где расцвела рубиновая капля. Потом схватил ее за запястье и начал выворачивать руку назад до тех пор, пока она не закричала и пакет с иголками не выпал из рук. Чарльз положил ладонь ей на грудь, сжал сосок, потом ущипнул этот нежный холмик, смотря в лицо и наблюдая, как слезы выступили у нее на глазах, и продолжал стискивать до тех пор, пока она не могла уже сдержать крика боли.

– Пусть прежде споет, – сказал Дэвид, поняв намерение брата по выражению его лица. – Сначала узнаем от нее то, что нам надо, а потом делай с ней, что хочешь.

– Ладно, шлюха! – Пальцы Чарльза снова злобно сомкнулись вокруг ее соска.

– Как тебя зовут? Где Сент-Саймон нашел тебя?

– Бастардо! – Она плюнула ему в глаз, Чарльз заставил ее встать на колени и рванул руки вверх, так высоко вытянув их над головой, что она знала: еще один рывок, и руки будут сломаны. Но даже сквозь слезы она продолжала поносить их по-испански, стараясь совладать с болью и подступающей тошнотой. А ее все держали на коленях на жесткой земле, и голова клонилась и падала на грудь.

И вдруг картина резко изменилась: раздался рев, крик дикой, звериной ярости, от которого содрогнулась даже Тэмсин. Внезапно ее руки оказались свободными, а людей в масках как не бывало. Она тупо подняла голову и увидела их сквозь слезы, струившиеся по щекам, – они убегали с такой скоростью, будто их преследовали все фурии ада.

Все еще не переставая страшно кричать, мимо нее пронесся Габриэль, но вдруг остановился. Грязно ругаясь, он бросил погоню и подбежал к скорчившейся на траве фигурке. Он упал на колени рядом с ней:

– Ох, малышка… Я позже с ними разделаюсь. Габриэль поднял ее и, баюкая и раскачиваясь, прижимал к своей широкой груди, будто она была маленьким ребенком. Лицо ее побелело, глаза были похожи на фиолетовые камни, и несколько минут она, молча и дрожа, лежала у него на руках. Потом оттолкнула его с невнятным бормотанием. Она все еще ощущала вкус языка этого человека, и ее вырвало в канаву.

– О, я убью их, я буду их резать дюйм за дюймом, – тихонько причитал Габриэль, поддерживая ее, пока она стояла, наклонившись. – Я буду их выслеживать, как псов, да они и есть псы, а когда найду, сниму с них шкуру устричной раковиной.

Тэмсин знала, что это не пустая угроза.

– Они хотели знать, кто я такая, Габриэль. – К своему удивлению, встав, она обнаружила, что голос звучит вполне твердо. – Кто я и откуда. Я уверена, это были мои кузены.

Она стояла, задумчиво растирая свои исцарапанные запястья.

– Ты думаешь, их послал Седрик Пенхэллан? Она покачала головой.

– Из того, что мне о нем рассказывала Сесиль, я усвоила:

Седрик чрезвычайно осторожен. Он хитрый человек и не стал бы действовать так открыто, к тому же рядом со своим домом. Но я, несомненно, возбудила его любопытство.

Теперь, спокойная, она пригладила волосы, стряхнула с юбки сухие травинки и грязь:

– Что привело тебя сюда, Габриэль? Он пожал плечами:

– Да просто предчувствие. Я сразу забеспокоился, когда увидел тебя с этой миссис Люси, и, не знаю почему, я подумал, что мне надо прогуляться до деревни и отвести тебя домой.

– Слава Богу, что ты так подумал. – Она взяла обе его огромные ручищи в свои. – Мы с ними расквитаемся, Габриэль, но, пожалуйста, подожди. Все будет испорчено, если тебе отрубят в Бодмине голову по обвинению в убийстве.

Она пыталась улыбнуться, но лицо ее все еще болело после удара и сильных щипков.

– Когда мы доберемся до Седрика, им тоже не поздоровится.

– Только помни, что они мои, – сказал он тихо, но свирепо.

– Они от тебя не уйдут, – пообещала дочь Эль Барона, не чувствуя ни малейшего сострадания к своим кузенам.

– А до тех пор, малышка, никуда не ходи одна. Может быть, твой дядя и не натравливал на тебя этих мерзавцев, но, если он что-то учует, трудно будет предугадать последствия.

– Хорошо, – решительно согласилась Тэмсин. – Человек, который так изобретательно задумал расправиться с собственной сестрой, без труда разделается с безвестной чужестранкой. Ему ничего не стоит сделать так, чтоб она исчезла.

Глава 20

– Она ни слова не говорит по-английски, опекун.

– Кто?

Виконт раздраженно воззрился на вошедшего. Ему не нравилось, когда так бесцеремонно его отрывали от дел. Он смотрел на Дэвида, остановившегося в дверях библиотеки и не решавшегося двинуться дальше без приглашения.

– Да девка Сент-Саймона, – подал голос Чарльз из-за спины брата. – Мы думали, вам будет интересно это узнать.

Седрик тщательно сложил газету и положил ее на диван рядом с собой.

– Что вы думали? – Он прищурил черные глаза. – Надеюсь, вы не позволили себе ничего лишнего, сэр?

Дэвид переминался с ноги на ногу, но отвечал со своей обычной угрюмостью:

– Вы как-то вечером за обедом говорили, что вам хотелось бы знать, кто она. Мы подумали, что нам стоит выяснить это.

– И что навело вас на такую мысль, вы, услужливый остолоп?

Седрик взорвался, но ярость пока еще не перелилась через край. И это пограничное состояние, за которым неизвестно что могло последовать, казалось особенно угрожающим.

Оба молодых человека невольно отступили назад.

– Когда это я просил вас лезть в мои дела? И что же вы натворили?

– Мы задали девчонке пару вопросов, – ответил Дэвид неуверенно. – Но она не говорит по-английски… она лопотала что-то непонятное на каком-то иностранном языке.

– Но это не был язык «лягушатников», – бросился на помощь его брат. – Французский мы бы узнали.

Седрик все еще недоверчиво смотрел на них, размышляя, как долго они будут удивлять его своим идиотизмом.

– Она испанка, – сказал он. – Это уже известно всей округе.

– О! – Чарльз почесал голову. – Мы ведь только пытались помочь, опекун.

– Избавьте меня от вашей помощи, – возразил Седрик с отвращением. – Где вы вели эту поучительную беседу? – Его глаза смотрели пронизывающе. – Не на земле Сент-Саймона?

– О нет, сэр, – торопливо заверили они. – Она была в Фоуи, мы последовали за ней и… просто спросили ее имя.

Седрик откинулся на спинку дивана и внимательно изучал их, не скрывая непреодолимой брезгливости.

– Вы обидели ее? – спросил он тихо. – Вы оскорбили женщину, находящуюся под покровительством Сент-Саймона? Женщину, живущую в его доме на правах гостьи? Конечно же, вы этого не сделали. Конечно, вы не могли поступить так по-идиотски, хоть вы и ослы… Или все-таки сделали это? – внезапно закричал он.

– Нет, сэр… конечно, нет, – сказали они почти в один голос. – Мы просто задали ей несколько вопросов.

Седрик закрыл глаза со вздохом, выражавшим отвращение. Он знал их слишком хорошо, чтобы поверить. Они, похоже, могли получить удовлетворение, только причиняя женщине боль. У их отца была такая же причуда. И его жена, эта жалкая мышка, пряталась и скрывала свои синяки до тех пор, пока не умерла, упав с лестницы на седьмом месяце беременности. Никто из знавших Томаса Пенхэллана не поверил, что Мэри сама упала с лестницы. И близнецы унаследовали извращенные вкусы отца. Во всяком случае, обычно они возбуждались при виде уличных женщин, зато не уделяли внимания дамам своего круга. Оставалось только надеяться, что ни одна из них не окажется такой дурой, чтобы выйти замуж за Чарльза или его брата.

Вероятно, в данном случае они вообразили, что эта девушка была легкодоступной пассией Сент-Саймона, и потому, с их точки зрения, игра была честной.

– Кроме того, она не могла узнать нас, – заметил Чарльз с гордостью, – Мы надели маски.

– Что вы надели?

– Она не смогла бы нас узнать… как та, другая девушка, – объяснил Дэвид. – Но это не значит, что мы обидели ее, – добавил он поспешно. – Все было совсем не так, как в тот раз.

Они с надеждой смотрели на дядю, все еще ожидая, что он их похвалит хотя бы за предусмотрительность. Но с каждой минутой становилось яснее, что, несмотря на их попытку сделать ему приятное, похвал от дяди ждать не приходится.

– Вон отсюда!

Близнецы бежали, а Седрик уставился на холодный камин, размышляя о том, насколько они ему навредили. Он начал собственное расследование и с легкостью выяснил, что женщина в Тригартане была испанкой и приехала из Испании, что она пользовалась особо подчеркиваемым покровительством полковника лорда Сент-Саймона, а также Веллингтона. Теперь все в округе это знали. Благодаря нескромному любопытству своих племянников он знал об их отношениях с Сент-Саймоном даже больше, чем остальные соседи. Его не так интересовало, спит Сент-Саймон с девицей или нет, как то, что свело их вместе и с какой стати Сент-Саймон взял на себя труд притащить любовницу из Испании и поселить в Тригартане.

Кто она такая и почему оказалась здесь? В любом случае нельзя было пренебречь двумя фактами: в чертах девушки было необъяснимое сходство с Силией и она была испанкой.

Было ли это чистым совпадением? Нет, Седрик не верил в совпадения. Он знал, что все в жизни происходит не случайно, и верил в хитрый и изворотливый высший ум, подобный его уму.

Похищение прошло так, как и было запланировано, разве что эта дура Марианна осталась в живых и рассказала всем произошедшую историю. Но он легко с ней поладил – страх, щедрая пенсия и уединенный домик в шотландских горах обеспечили ее молчание. Уже десять лет, как ее не было в живых, и она унесла тайну в могилу. Но не удалось ли Силии сбежать от похитителя? Возможно, она сбежала… вышла замуж за какого-то испанца, родила ребенка?

Это предположение не выдерживало критики. Если она спаслась, то должна была вернуться домой. Ей бы не пришло в голову, что ее брат имел какие-то связи с разбойником, грабившим путешественников на горных перевалах. Но если девушка и впрямь законная дочь Силии, то почему бы ей не обнаружить себя и не заявить о своем происхождении?

Если она имеет какое-то отношение к Силии, то придется ему самому заняться ею. Дело несколько осложнялось тем, что ей покровительствовал Сент-Саймон. Еще хуже было то, что она уже почувствовала к себе чье-то повышенное внимание. Возможно, она не смогла бы узнать своих обидчиков, ведь на них были маски. И с чего бы ей в голову пришло, что это как-то связано с ним?.. Если только она не рассказала о нападении Сент-Саймону. Ему было бы нетрудно назвать негодяев по имени. Но и Сент-Саймону не было причины заподозрить, что их поведение как-то связано с Седриком. Скорее всего он решит, что они снова принялись за свои штучки.

Виконт встал, налил себе коньяку, и, хмурясь, перекатывал на языке янтарную жидкость. Если девушка имела какое-то отношение к Силии, то какова ее цель? А она наверняка чего-то хотела. Все чего-то хотят. Охотилась ли она за деньгами?

Ну что бы это ни было, он скоро разузнает. Возможно, даже это произойдет в личной беседе…

– Этот прием не должен быть слишком большим и пышным, – сказала Люси. Ее фарфорово-синие глаза были полны азарта. – Всего десять пар, не более, и все те же гости, что и всегда. Специально танцевального вечера мы устраивать не будем, хотя, возможно, после ужина надо будет скатать и убрать ковер. Ужин не будет слишком уж изысканным…

– Моя милая Люси, – перебил Джулиан, поднимая руку, чтобы остановить этот поток красноречия. – Если ты хочешь устроить небольшой прием, у меня нет возражений. Остается единственный вопрос: готова ли уже Тэмсин выйти на большую арену? Хочет ли она этого?

– О, разумеется, хочет, – сказала Люси нежно. – И это ни в малейшей степени не должно вызывать беспокойства.

Все так добры, и так интересуются ею, и мечтают с ней познакомиться. – Вы ведь хотите этого, Тэмсин?

Тэмсин внутренне забавлялась, слушая возбужденную болтовню Люси. Она любезно откликнулась на вопрос:

– Как скажете, Люси.

– Но ведь иногда на тебя находят приступы робости, и ты совершенно забываешь, что умеешь говорить по-английски. – заметил Джулиан небрежно, откидываясь на спинку стула и оглядывая ее из-под полуопущенных век. – Ты полагаешь, что и в самом деле готова ворваться, на светскую сцену, и так, чтобы тебя хоть сколько-нибудь понимали?

– Но Тэмсин великолепно говорит по-английски, – запротестовал Гарет, хмурясь и отряхивая носовым платком пылинки с лакированных сапог. – Я бы даже сказал, создается впечатление, что английский ей родной.

– Да, такой парадокс, – заметил Джулиан мягко. – Но, к сожалению, в смятении она совершенно забывает английский и извергает потоки испанской речи.

– Думаю, я преодолела свою застенчивость, – объявила Тэмсин с достоинством. – Мне кажется, я способна вести себя так, чтобы не опозорить вас, милорд полковник, – Действительно теперь ты это можешь?

Он провел рукой по подбородку, все еще глядя на нее с ленивой усмешкой.

Люси быстро оглядела их обоих. Как правило, Джулиан обращался с Тэмсин с подчеркнутой и почти отстраненной учтивостью, и трудно было вообразить, что сцена, которую она и Гарет наблюдали в коридоре, не была плодом их фантазии. Хотя иногда, вот как теперь, в их манере разговаривать и смотреть друг на друга был какой-то намек на общую, разделенную тайну.

– Тэмсин ни в коем случае не опозорит тебя, – вмешалась Люси, и ее реплика прозвучала несколько не в тон. – Кроме того, я все время буду рядом, весь вечер. И буду показывать, как надо себя вести, если у нее возникнут какие-нибудь трудности.

– В таком случае вопрос решен, – сказал брат, и его голос снова стал холодным и отчужденным. – Но не рассчитывай, что я тоже приму участие в устройстве твоего праздника. Можешь приказать Хибберту позаботиться о вине и шампанском из моих погребов.

– Мы должны подать ледяной пунш, – объявила Люси, вскакивая на ноги. – В прошлом сезоне он был гвоздем программы в Лондоне. Амабель Фезерстоун знает замечательный рецепт. Он есть у меня в записной книжке. Я не сомневаюсь, что миссис Хибберт сумеет его приготовить.

Люси быстрыми шагами направилась к двери. Куда подевалась ее обычная томность?

– Тэмсин, идемте со мной, поможете мне выбрать меню ужина. А потом мы напишем приглашения, если не возражаете. Это скучная работа, но если мы покончим с этим сегодня вечером, то Джадсон завтра утром их отправит.

– Когда вы планируете устроить прием? – спросила Тэмсин, с сожалением думая о том, что ей придется отказаться от верховой прогулки на Цезаре.

Люси помолчала, соображая:

– В следующую субботу. Это подойдет, Джулиан?

– О, вполне, – сказал он. – Если повезет, я сумею получить приглашение в другое место.

– Ах, нет! – воскликнула Люси, приходя в ужас. – Мы не можем устраивать вечер в Тригартане, если дома не будет хозяина.

– Я думаю, Сент-Саймон просто шутит, дорогая, – вмешался Гарет, вставший, чтобы полюбоваться на себя в зеркало и поправить складки галстука. Люси казалась несколько обескураженной.

– Пойдемте, Люси, – окликнула ее Тэмсин, твердо беря за руку. – Вы должны мне показать во всех деталях, как устраивают светский прием. Единственно, где мне довелось побывать…

– Ты ходила на приемы в своем монастыре? – перебил Джулиан быстро, и в голосе его прозвучало предупреждение.

Тэмсин одернула себя. Она уже собиралась поведать о великолепных празднествах в горных селениях, в которых принимала участие вся братия, если не вся деревня, когда жарили целых овец и коз, и веселье продолжалось по три дня кряду.

– Нет, – ответила она. – Но до того, как я попала в монастырь, до того, как умерла моя мать, я однажды побывала на праздновании дня рождения.

– О бедняжка! – воскликнула Люси, потрясенная до глубины души таким трогательным воспоминанием. – И с тех пор вы не бывали на приемах?

– Нет, – ответила Тэмсин, проникновенно глядя на полковника.

– Побресита! Бедняжка! – пробормотал он, прикрывая тяжелыми веками насмешливый блеск ярко-синих глаз.

– Хочешь ознакомиться со списком гостей, Джулиан, когда я его составлю? – спросила Люси, все еще занятая этим серьезным вопросом, отданным на ее усмотрение.

– Нет, я целиком полагаюсь на тебя и отдаю это в твои надежные руки, – ответил он, демонстративно принимаясь за газету.

Люси удовлетворенно кивнула:

– У меня талант устраивать светские приемы. В прошлом сезоне у нас был потрясающий вечер. Ты помнишь, Гарет?

– О да, дорогая, – согласился он, вспоминая об этой ужасной скучище, когда он при первой же возможности улизнул в маленький уютный домик Марджори. Весь следующий день Люси лила горькие слезы, но с ее губ не сорвалось ни слова упрека. Чувство вины побудило его устроить скандал.

При этом он позволил себе сказать, "что не собирается проводить время с лейкой.

Воспоминания были неприятными. И когда Тэмсин и Люси вышли из комнаты, он снова сел и беспокойно схватился за винный стакан. Тот был пуст. С минуту он созерцал его, пытаясь восстановить душевное равновесие. Он решил, что постарается возместить все неприятности, доставленные своей хорошенькой малышке. Она была такой нежной и невинной, когда они поженились, и он не принял это во внимание. Не могла же она вести себя, как Марджори… и было глупо с его стороны думать, что это возможно. Собственно говоря, теперь, когда он об этом поразмыслил, ему, пожалуй, и не хотелось бы, чтобы она имела опыт и манеры Марджори. Пожалуй, это бы его даже смутило.

– Сомневаюсь, что ваш стакан наполнится, если вы будете так пристально смотреть на него, Фортескью.

Холодный голос шурина прервал нить его размышлений, и, вздрогнув, он поднял голову. Над ним стоял Джулиан с графином, вопросительно приподняв брови.

– Погружены в свои мысли, Гарет? Лицо зятя стало пунцовым.

– Для Люси очень полезно что-нибудь организовывать, – сказал он. – Когда у нее есть занятие, она счастлива.

Джулиан снова всего лишь поднял бровь и вернулся к своей газете. Представить Тэмсин местному светскому обществу, когда она пользуется покровительством его сестры, удобнее, чем если бы это пришлось делать ему самому. Люси знала все хитросплетения местных семейных отношений, и он мог быть уверен, что она никому не наступит на любимую мозоль, когда будет рассылать приглашения. Она уж позаботится, чтобы в список гостей попали и такие старые кошки, как почтенная миссис Энслоу и мисс Гретхен Долби, и люди более молодого поколения, А кроме того, всегда есть шанс, что кто-нибудь из местных старейшин вспомнит исчезновение, происшедшее двадцать лет назад.

Тэмсин все еще казалась экзотическим цветком в этой тихой заводи. Но если бы она не слишком много болтала и держалась на заднем плане, то смогла бы продержаться этот вечер, конечно, под неусыпным вниманием его и Люси.

Забавно, что они с Люси так подружились. Напряженность, ощущавшаяся в первый вечер их знакомства, исчезла без следа. Гарет все еще делал неуклюжие попытки флиртовать с Тэмсин, но она ловко ускользала от них, и кажется, Люси это больше не беспокоило. По правде говоря, сестра теперь казалась счастливее. Слава Богу, хоть одна забота отпала. Но этого было недостаточно, чтобы избавиться от депрессии.