Текст книги "Вся моя жизнь"

Божьи создания как будто понимали, что хозяин этой земли сумеет позаботиться о них, потому и селились на ней. На острове посреди озера, которое Тед сделал перед нашим домом на ранчо “Флаинг Ди”, обосновались канадские журавли. Однажды утром нас разбудил пронзительный крик, и Тед, сев в кровати, мгновенно сообразил: “Это журавлиха! У нее птенец проклюнулся”. Он оказался прав, мне прямо захотелось его расцеловать. Он помнил всех своих животных и особенно птиц. Где бы мы ни были, Тед узнавал на лету любую пташку, знал все птичьи брачные обряды и гнездовья. Но в ботанике он был не так силен, поэтому я решила стать экспертом в этой области. Первые годы с ним я провела, уткнувшись носом в землю и в книги о растениях, я собирала, сушила и определяла все новые виды цветов и трав, какие мне попадались. Через три года в моем гербарии была уже не одна сотня образцов, в том числе очень редких, и когда мы ехали верхом среди вечно меняющегося ландшафта, я с огромным удовольствием показывала их Теду. Я нашла прекрасную собственную нишу в его жизни.

Я затеяла еще одно творческое дело – фотосъемку его владений. Мне хотелось изучить их досконально, и я подумала, что надо попробовать запечатлеть их главные достопримечательности, а затем сделать для Теда и его детей альбом под названием “Дома́, милые дома́”. С годами имений становилось всё больше, и задуманный поначалу проект вылился в целое предприятие – вместо одного альбома для каждого члена семьи пришлось изготовить по пять.

Все мои начинания Тед встречал в штыки. Он чувствовал себя покинутым, говорил, что я ищу способ избежать близости (и был отчасти прав), обзывал меня трудоголиком, хотя сама я считала, что мне просто нужна творческая отдушина, и полагала, что, как говорил Марк Твен, настоящая работа – это забава, а вовсе не работа. Поскольку мне очень хотелось удовлетворить потребность Теда в сочувствии, я неохотно сдавалась. Но свои хобби упорно не бросала, тем более что отказалась от гораздо более важных вещей – хотя ни он, ни я в те годы этого не сознавали. В частности, я отказалась от собственного голоса.

Тед – единственный из моих знакомых, у кого больше оснований для того, чтобы принести людям свои извинения, чем у меня. Ему следовало бы попросить прощения у христиан, католиков, евреев, афроамериканцев и у папы римского. Он не признавал равноправия. Он ничего не мог с собой поделать и, точно ребенок, зачастую руководствовался сиюминутным порывом. Если что-то приходило ему в голову, он почти никогда не мог удержаться и не ляпнуть этого вслух.

Взять хотя бы его судьбоносное выступление в Национальном пресс-клубе в Вашингтоне. Компания “Тайм Уорнер”, которая была представлена в совете директоров, пыталась воспрепятствовать покупке Тедом главной широковещательной сети в дополнение к его кабельной империи, а ему казалось, что его лишают возможности конкурировать с другими крупными медиакорпорациями, такими как “Ньюс Корп” Руперта Мердока, “Дисней” и “Виаком”. В то же время он вел важные переговоры о слиянии TBS и “Тайм Уорнер” – одно неверное движение, и все усилия пойдут прахом. Накануне я – не Тед – от волнения не могла заснуть. Он по своему обыкновению к выступлению не готовился, не делал себе каких-то заметок, зато, по примеру своего героя Александра Македонского, в ночь перед битвой хорошенько выспался.

В тот день до отказа заполнившие зал журналисты ждали его выхода, сознавая всю серьезность момента. Представьте же себе их – и мое – изумление, когда посреди его речи вдруг прозвучало: “Миллионы женщин, которым удалили клитор еще в возрасте десяти – двенадцати лет, не способны получать удовольствие от секса… В Египте этой операции подвергалось от 50 до 80 % девочек… Задумаемся об этой варварской жестокости… «Тайм Уорнер» хочет лишить клитора меня”. Одни рассмеялись, другие остолбенели. Многие обернулись на меня. Я сползла вниз в своем кресле. А я-то тут при чем?

Через несколько лет Тед выделил беспрецедентно огромную сумму – миллион долларов – на основание Фонда ООН. За годы его работы на борьбу с женским обрезанием было выделено немало крупных грантов. Никто не скажет, что Тед бросает слова на ветер.

Наиболее публичной частью моей новой жизни с Тедом, безусловно, стали игры команды “Атланта Брейвз”. Осенью 1991 года, незадолго до нашей свадьбы, “Атланта Брейвз” впервые играла в Мировой серии. Не помню, когда еще я вырабатывала столько адреналина и настолько верила бы в разные приметы. Скажем, во время игры, в которой мы победили, мой указательный палец был заклеен пластырем – значит, надо и в следующий раз его заклеить. Так же и с бельем, серьгами, кепками. Я начала собирать собственную коллекцию подаренных мне победных кепок, а всю триумфальную для “Брейвз” Мировую серию 1995 года я “проболела” в своем всепогодном “счастливом” жакете из шерсти бизона. Тед снискал себе славу многими разнообразными деяниями и достижениями, но народным героем Атланты он стал именно благодаря тому, что всегда поддерживал “Брейвз” и привез домой победителя.

В первый стабильный год нашего романа мы путешествовали не только вслед за любимой бейсбольной командой, но и по всему миру, побывали в Советском Союзе, Европе, Азии и Греции – везде, где различные начинания Теда требовали его присутствия. Многие из этих мест мне были уже знакомы, но с Тедом всё выглядело совершенно иначе. За редкими достойными упоминания исключениями, всё внимание было приковано к нему. Говорил в основном он, чествовали и поздравляли его, и хотя, по мнению сотрудников CNN, я первая из женщин Теда получила роль со словами, очевидно, это была роль второго плана. Иногда я казалась себе невидимкой и теряла душевное равновесие – например, если его речь касалась наших общих интересов, а он выступал экспромтом и под конец уже молол какой-то вздор.

Впрочем, иногда ситуация менялась, как во время нашей встречи с Михаилом Горбачевым в Кремле. За те полчаса, которые мы провели втроем, Горбачев обращался в основном ко мне. Когда мы ушли, Тед шепнул мне:

– Знаешь, я к такому не привык.

– Неприятно, да? – ответила я. – Понимаю. Я все эти дни ходила за тобой как хвостик, а я тоже к этому не привыкла. Я постараюсь вжиться в свою новую роль, но, конечно, тебе тоже пришлось непросто.

К счастью, нам уже легче было говорить друг с другом о своих чувствах, и Тед не стал дуться и делать вид, будто ничего не случилось, а обогатил свою коллекцию анекдотов новой историей о том, как он двадцать восемь минут пялился в спину Горбачева.

Я извлекла ценный урок: когда вы решаете различные проблемы, на месте трещины образуется более прочный материал. Примерно то же самое происходит в бодибилдинге – когда вы качаетесь и выжимаете большой вес, в мышечной ткани возникают микроскопические разрывы, а после того как они зарубцуются, – обычно через двое суток – поврежденные участки становятся крепче. Но я еще не до конца избавилась от привычки обслуживать собственные слабости. Мой застарелый комплекс неполноценности порождал у меня опасение, что Тед не будет меня любить, если лучше узнает меня. В результате я была готова пожертвовать собственным “я”, лишь бы остаться с ним.

На деловых встречах я обычно молча стояла рядом с Тедом, слушала разглагольствования мужчин из высших эшелонов власти о том, как хорошо стало где-нибудь в Бразилии или в других менее развитых странах, в которых мне довелось побывать, и думала: “Интересно, они видели бразильские трущобы? А бедняцкие районы в других странах?” Люди видят то, что им нужно и что хочется видеть. Я поняла, что эти мужчины, которые делают политику, инженеры структурных реформ, рационализаторы военных конфликтов, не могут себе позволить увидеть последствия проводимой ими политики, иначе пошатнется их уверенность в собственной правоте. Либеральная профессура, экономисты и социологи, страшно гордые своими достижениями в центральной и Южной Америке, а также во всех прочих частях света, пьют шампанское и не замечают жестокой правды жизни – проституток, которые вылавливают клиентов по барам; юношей и девушек, вынужденных торговать собой, чтобы прокормиться самим и прокормить свои семьи; женского труда за доллар в день на мексиканских предприятиях, где выпускаются товары на экспорт; молодежных преступных группировок, которым закон не писан; роющихся в помойках людей; фермеров, которых выжили с родной земли.

Я ходила на подобные сборища только ради Теда. Меня от них тошнило. Но это было частью бизнеса Теда, и я ни за что не сказала бы: “Ваша деятельность, которой вы так довольны, приносит людям массу бед. Неужели вы этого не видите?” Потом я не раз говорила Теду о своих отрицательных эмоциях, но он никогда по-настоящему не прислушивался к моим словам. Это про Теда сказано у Горацио Элджера: “Каждый может сам вытащить себя из болота” (а те, кто этого не делают, должны понимать, что они сами виноваты). Думаю, ему было бы горько признать, что модель успеха по Горацио Элджеру реализуется в США не так уж часто, хотя, конечно, такие примеры есть. От социального неравенства никуда не деться, и его нелегко разглядеть.

Разъезжая по миру с Тедом, я прониклась историческим значением его достижений – его революционный подход к круглосуточному новостному вещанию превратил мир в одну глобальную деревню, которую описал Маршалл Маклюэн, и навсегда изменил формат новостных передач, и это при том, что он сам не смотрел новостей по телевизору, так как они вгоняли его в депрессию. Как я узнала, все крупные СМИ проводили анализ эффективности круглосуточных информационных каналов. Исследования дали отрицательный ответ. Тед, как обычно, шел вперед без каких бы то ни было опросов и исследований, руководствуясь исключительно своим чутьем.

Удивительно, что американцы столько лет ругали телевидение как пассивную форму времяпрепровождения, а когда авантюрист из Атланты, упрямый романтик с мировым мышлением, превратил пассивную форму в более демократичную и зажигательную, это оказалось им не по зубам. Мы уже плохо помним, как всё начиналось, когда появился канал CNN. Возможно, телезрителям было проще воспринимать разжеванную информацию, без косточек и жестких стебельков; возможно, им чересчур тяжело переваривать сырой материал.

Всё это чем-то напоминает мне Восточную Европу девяностых годов, где я побывала сразу после падения Берлинской стены и вскоре после бархатной революции в Чехословакии. При коммунистическом режиме правительство и государственные структуры всё решали за народ, а в условиях демократии народу пришлось самому участвовать в делах и определяться с выбором, и настали нелегкие перестроечные времена. Помню, как в Праге один поэт сказал мне: “Я всю жизнь писал для тех, кто с детства умел читать между строк. Теперь можно обо всём говорить открыто, и я вовсе не уверен, что сумею”.

В 1991 году, когда началась первая война в Персидском заливе и операция “Буря в пустыне”, мечты Теда о мире рухнули. Он буквально заболел. Мы оба, как и многие американцы, надеялись, что после прекращения холодной войны и соответствующего сокращения военного бюджета высвободятся средства на мирные нужды. Это были тяжелые дни, и всё же Тед отреагировал на кризис просто замечательно.

Президентом CNN недавно стал Том Джонсон, бывший издатель газеты Los Angeles Times. На второй день своей новой работы он позвонил из Атланты нам на ранчо “Флаинг Ди” и сообщил, что сам принял три звонка – от президента Джорджа Буша, председателя Объединенного комитета начальников штабов Колина Пауэлла и пресс-секретаря Белого дома Марлина Фицуотера, которые порекомендовали ему “незамедлительно” отозвать из Багдада репортеров CNN. Очевидно, продолжал Том, что операция “Буря в пустыне” вот-вот начнется. Похоже, Бернарду Шоу, Джону Холлиману и Питеру Арнетту грозит непосредственная опасность, и он хочет вернуть их домой. Он изложил Теду всё, что ему было известно, и Тед ответил:

– Кто хочет остаться [в Багдаде], пусть остается. Кто хочет уехать, может уезжать. – И прямо-таки заорал в трубку: – Том, ты меня не cшибешь. Ты понял? Я беру на себя всю ответственность за это решение. Если они погибнут, это будет на моей совести, а не на твоей.

Теду с Томом пришлось выдержать сильнейший прессинг со стороны Вашингтона, но если бы Питер Арнетт не остался в Багдаде, мир не увидел бы альтернативной, то есть на самом деле подлинной, картины войны – и это ознаменовало революцию в освещении военных событий на телевидении и новую веху в работе CNN.

Я получила шанс с высоты птичьего полета увидеть Теда во всеоружии, в критический момент. Он свободно и уверенно оценивал вероятность и степень риска. Не то чтобы он совсем не боялся. Самым храбрым воинам бывает страшно, но они способны обуздать свои страхи и заставить их подчиниться отваге. За годы нашего близкого общения я не раз видела, как в определенной ситуации Тед мобилизовал всю свою смелость, взвешивал приоритеты и принимал решение, которое приводило к победе. Он нередко приближался к опасной границе. Мне кажется, он чувствовал себя словно под парусом против ветра. Я еще не знала Теда, когда он активно занимался парусным спортом, но мне говорили, что, стоя у штурвала, он всегда старался еще чуть-чуть прибавить скорость, шел на риск, даже если соперники отставали от него на несколько часов, а то и на несколько дней.

Тед строил свою жизнь исходя из принципа “надейся на лучшее и готовься к худшему”. Наверное, из него мог бы получиться хороший полководец. Его полки шли бы за ним в бой, как шла за ним его команда на яхте, зная, что он не подвергнет их жизни бессмысленному риску – он всё тщательно продумает, учтет все варианты и никогда не потребует от своих подчиненных сделать то, чего не стал бы делать сам. Я думаю, ясно, стратегически мыслить он научился, читая классиков, а глубокое знание крупнейших исторических сражений и парусные регаты помогли ему отточить это умение. Тед – моряк с большого корабля. Это очень важно. На маленькой лодке нужна сила. Большой корабль требует ума – надо понимать, как создать команду победителей и как завести ее, надо предвидеть вероятный ход событий и быть готовым к любым сюрпризам.

Я наблюдала за тем, как Тед начал менять свою жизнь после слияния его компании с “Тайм Уорнер” в 1995 году. Он уже ступил на путь перемен, но теперь еще сильнее увлекся идеей приумножить поголовье бизонов в своих владениях, стал уделять больше внимания своей земле и филантропии и не видел своего будущего в “Тёрнер Бродкастинг”, если новый босс, Джеральд Левин, выдавит его из его же собственной компании. Когда же его худшие опасения подтвердились, у него было всё готово к новой деятельности как хозяина ранчо, филантропа и ресторатора. Сеть ресторанов “Монтана Гриль” с фирменными блюдами из мяса бизона предоставляет этому предприимчивому человеку новые возможности сделать мир лучше.

Но я не смогла предвидеть того, как принцип “надейся на лучшее и готовься к худшему” реализуется в нашей семейной жизни. Это выяснилось позже. Точнее, спустя семь лет.

Глава 24
Призвание

Собираясь исследовать внешний мир, мы погрузимся в глубины собственного бытия; надеясь побыть в одиночестве, мы окажемся вместе со всеми.

Джозеф Кэмпбелл. “ Тысячеликий герой”

Любая правильно выбранная дорожка ведет ко всем остальным дорожкам.

И всё равно оказывается, что стрелки внутрь и наружу указывают в одну сторону. Центр колеса может быть где угодно.

Робин Морган. “Время костров”

Всё началось с моих новых обязанностей ответственного администратора в семейном фонде Теда. Так я нашла свое призвание.

Еще на заре нашего романа Тед решил основать Фонд Тёрнера, который выделял бы гранты на защиту окружающей среды и сокращение роста населения, так как увеличение численности населения на небольшой планете с ограниченными ресурсами чревато тяжелыми последствиями не только для природы, но и для всего человечества, чье жизнеобеспечение зависит от окружающей среды.

Если с охраной природы мне всё было ясно, в проблемах народонаселения я ориентировалась плохо – понятно, почему они возникают, но непонятно, что с этим делать. В своих публичных выступлениях, да и в частных беседах, Тед упорно проталкивал идею, что одна из главных бед нашей эпохи – рост народонаселения. Свои слова он любил подкреплять статистическими данными – каждый вечер 840 миллионов людей остаются без ужина и 2 миллиона хронически недоедают; миллиард живет меньше чем на доллар в день и еще миллиард – меньше, чем на два; более 2 миллиардов человек обходятся без элементарных гигиенических условий; миллиард не имеет чистой воды, приличного жилья и возможности получить простую медицинскую помощь. Это стало его мантрой.

Я и сама не раз пыталась привлечь внимание аудитории к этой теме, но пресса неизменно обвиняла меня в излишней экзальтации и назойливости. В одной статье журнала Life меня обозвали ворчливой занудой. Про Теда говорили, что он просто “увлекся”. Действительно увлекся, как увлекался всегда, и его горячий интерес побудил меня заняться проблемами народонаселения и постараться выработать нашу стратегию. Когда я глубже вникла в суть, выяснилось, что это гораздо более сложный и спорный вопрос, чем мне казалось. На одном полюсе находились сторонники идеи, что дело не в количестве людей, а в неравномерном распределении ресурсов; кто-то полагал, что технический прогресс будет препятствовать росту численности населения; кого-то волновало, что цветные в скором будущем возьмут верх над белыми; и на другом полюсе были те, кто рассматривал проблему только с точки зрения экологии и ратовал за квотирование. Меня смутила позиция феминисток, которые считали корнем всех бед гендерные проблемы. Честно говоря, мне самой казалось, что разговоры о гендерных проблемах уведут нас в сторону. Но я ошиблась.

Шел 1994 год. Мне предложили выступить послом доброй воли от Фонда народонаселения ООН (ЮНФПА) на Конференции по народонаселению и развитию в Каире. Столь ответственная миссия требовала от меня еще более основательной подготовки. Мне еще не приходилось участвовать в международных конференциях ООН, хотя два года назад я ездила с Тедом на подобную конференцию по окружающей среде (Всемирный саммит) в Рио-де-Жанейро. Я видела там, как женщин, участниц конференции, оттеснили с официальных заседаний, где “работали серьезные люди”, к неправительственным организациям (НПО), устроившим собственное Народное собрание на берегу океана. Видимо, женщины, как и НПО, считались “обособленной группой”, и им не нашлось места на главной трибуне. В течение последующего года я убедилась, что женщины – это не фракция, не второстепенные члены общества, и женский вопрос – не последний в повестке дня, которым занимаются после того, как решено всё остальное. Женщины – это целая тема, причем одна из главных. Они составляют большую часть человечества, их права – это права человека. Любые попытки решить какую-либо проблему – будь то проблема бедности, мира, экологии и стабильного развития, здравоохранения – в обход женщин обречены на провал.

На пляже в Рио была и Белла Абцуг[87]87
  Белла Савицки Абцуг (1920–1998) – американский общественный и политический деятель, феминистка, лидер женского движения.


[Закрыть], выдающийся лидер; под ее руководством женщины начали разбираться в деталях работы ООН, в слабых местах и недостатках этой организации и поняли, как можно воспользоваться этими слабыми местами, чтобы в следующий раз стать уже полноправными участниками дискуссии.

Следующий раз представился на конференции в Каире, где я выступала; перед этим форумом стояла задача найти способы остановить рост народонаселения и обеспечить устойчивое развитие – то есть прогресс в экономике без ущерба для экосистемы. На предыдущей конференции (они проходят раз в десять лет) мужчины, практически не привлекая к разговору женщин, выработали стратегию и тактику с акцентом на квотирование и контрацепцию (или отказ от нее – тогда, как и сегодня, идеология побеждала факты). Теперь настали другие времена.

Президентствовал Билл Клинтон; Белла приехала уже не на форум НПО, а как член официальной делегации. Во многом благодаря Белле, бывшему сенатору от штата Колорадо, а ныне президенту основанного Тедом Фонда ООН Тиму Уэрту и другим весьма солидным общественным деятелям и юристам Соединенные Штаты представляла влиятельная, преследующая определенную цель группа. Теперь женщины участвовали в общей дискуссии и в разработке плана действий. Они рассматривали проблему роста населения на Земле не только с точки зрения демографии или медицины. Это они были главными действующими лицами и настоящими экспертами (впрочем, как и в других областях). Кому, как не им, знать, почему людей становится больше и как с этим справляться.

Залы конференции заполнили женщины со всего света, эффектные и горделивые в своих ярких платьях, сари и туниках. Среди них были те, кто принадлежал к буддийской и индуистской вере, к католической церкви и исламу, черные, смуглые, красные, желтые и белые. Я впервые попала в такое многонациональное сообщество, мне было и весело, и страшновато.

Но по мере того, как я переходила из одной секции в другую, слушала разных ораторов, ко мне приходило новое понимание проблемы. Гендерный вопрос вовсе не был “отвлекающей феминистской уловкой”, как я полагала раньше. В нем заключалась вся суть. В действительности на нем-то и держалась концепция этой конференции. Собственно, это я и открыла для себя – чтобы искоренить нищету, прекратить рост численности населения в мире и добиться устойчивого развития с учетом экологии, Всемирный банк, Международный валютный фонд, Агентство США по международному развитию и все прочие правительственные и неправительственные агентства должны на всё смотреть сквозь гендерную призму. Защищает ли ваш проект женщин и детей? Станет ли им легче жить благодаря вашей работе? Вырастет ли их внутренний потенциал? Не получится ли так, что в результате ваших структурных усовершенствований женщинам будет труднее взять кредит на открытие своего бизнеса? Если вы построите плотину, где девочки будут брать воду для домашних нужд? Ибо везде в так называемых развивающихся странах или, как еще говорят, в странах третьего мира именно женщины и девочки сеют, пашут и собирают урожай, носят воду, готовят еду, ухаживают за скотиной, рожают детей, отвечают за здоровье всех членов семьи, добывают деньги для оплаты учебы в школе и каждый сэкономленный на чем-то еще грош тратят на то, чтобы их родным стало лучше. Они и так живут и работают на пределе человеческих возможностей, а то и за этими пределами. Любой вред для них обернется вредом для всего мира. Облегчите им жизнь, и это обеспечит прогресс во всём, без чего не может обойтись семья, – в образовании, уровне доходов, стабильности общества, здравоохранении.

Я поняла, что для снижения рождаемости необходимо активнее внедрять в повседневную жизнь контрацептивы, но делать это тактично, с учетом национальной культуры, и женщины должны иметь возможность выбрать то или иное средство. Однако этого мало. В некоторых странах мужчина может и избить женщину, если она захочет предохраняться от беременности. Есть народы, где женщине приходится рожать столько, сколько она сможет, ради социального статуса и рабочих рук в семье. Поэтому если мы хотим заметно сократить рост мирового населения, надо дать девочкам образование. Образованные девушки позже выходят замуж, не заводят большие семьи, более уверенно чувствуют себя в браке и могут настаивать на использовании противозачаточных средств, рожают детей с достаточно большой разницей в возрасте. Помогите девушкам и женщинам начать свой бизнес, зарабатывать больше для своей семьи, получить доступ к финансовым ресурсам, стать уважаемыми членами общества и занять активную гражданскую позицию. От подобных инвестиций девушки не только выиграют материально, но и поймут, что их жизнь не должна ограничиваться замужеством и скорым деторождением.

Особое внимание на конференции уделили репродуктивному здоровью и сексуальности подростков. Как я обнаружила, молодые девушки играют ключевую роль в стратегии сокращения прироста народонаселения. Чем раньше произойдут первые роды, тем больше детей женщина успеет родить за весь репродуктивный период и тем меньше будет разница в возрасте между поколениями. Меня особенно интересовала тема подростковой беременности, поскольку Джорджия в этой области опережает все американские штаты.

Чтобы как-то это исправить, необходимо, как я узнала, смотреть в корень проблемы. Это никогда не было легким делом. В клиниках планирования семьи подросткам зачастую любыми способами, официальными и неофициальными, отказывают в поддержке – назначают прием на неудобное время, за высокую цену, лишают их права на конфиденциальность, прикрываясь государственными указами. Молодые люди должны проникнуться доверием к потенциальным поставщикам медицинских услуг. У них возникает масса вопросов касательно их чувств и того, когда можно начинать половую жизнь. Чтобы ответить на эти вопросы, требуется внимание и чуткость. Я отлично помню свой собственный положительный опыт первого визита к гинекологу и понимаю, что в ином случае моя жизнь могла бы повернуться совсем по-другому. Если юная женщина заметит осуждение в глазах медицинского персонала клиники или испугается осмотра, второй раз она может и не прийти.

Я слушала речи ораторов на конференции, и привычное “а ты не соглашайся”, столь любимое консерваторами на моей родине, вдруг показалось мне слишком упрощенной рекомендацией. В этих словах кроется нежелание войти в трудное положение многих женщин и девушек, которые вступают в половые отношения, не имея выбора – в случаях изнасилования, сексуальных домогательств в раннем возрасте, при низкой самооценке и ради заработка. Такой совет звучит чересчур легко и категорично.

На этой конференции я не только увидела, что следует делать ради снижения темпов роста народонаселения, но и начала понимать, что мой жизненный опыт отнюдь не уникален! Многие другие женщины, как в “развитых” странах, так и в “развивающихся”, также уязвимы перед мужчинами, озабоченными удовлетворением своих сексуальных потребностей, и должны были им угождать. Я стала думать: если я не могу устоять перед всеми этими страхами и натисками, неужели бедные женщины с низким социальным статусом, без образования и финансовой независимости, при минимальной юридической поддержке или вовсе без нее, ничего не зная о правах человека, смогут вот так сказать: “Прости, я больше не хочу детей и буду предохраняться”?

Затем счастливый случай помог мне свести всё воедино, и я воочию убедилась в необходимости многоуровневого подхода для того, чтобы девочки обрели надежду и не так рано становились матерями. Меня пригласили съездить в поселение нищих христиан-коптов Мокаттам, расположенное в самом центре Каира, в каменном карьере, где жили заббалины, то есть “мусорщики”. Вместе со мной поехали мой пасынок Ретт Тёрнер и Питер Бахоут, тогда исполнительный директор Фонда Тёрнера. Мы хотели посмотреть, как при поддержке правительства Египта, нескольких НПО и Всемирного банка меняется жизнь девочек в этом поселке – они могли получить образование, работу и отсрочить начало деторождения. В Мокаттаме мы первым делом увидели тележки с кучами мусора, на которых восседали совсем маленькие дети. Прямо посреди поселка зияла компостная яма глубиной около шестидесяти футов и длиной с половину футбольного поля, заполненная перегнивающими отбросами и свиным навозом. Когда я открыла дверь машины, мне в нос ударила плотная волна невыносимой вони – такого смрада я даже представить себе не могла. Я заставила себя выйти, но дышать пришлось ртом, чтобы меня не стошнило. Невозможно было поверить, что люди всю жизнь дышат этим воздухом.

Нас встретила Мария Ассад, монахиня-католичка, возглавлявшая Мокаттамский комитет по здравоохранению и развитию; она провела нас по поселку и показала “дома” местных жителей – унылые строения без дверей, с грязными полами и наваленными тут и там кучами мусора.

– Отсюда не видно того, что делается на задах, – объяснила нам сестра Мария, – там люди держат свиней. Свиней кормят отходами, а потом собирают навоз и свозят его в яму, которую вы видели, компост перепревает, и можно продавать удобрения.

Дети – в основном девочки – сортируют мусор, отбирают то, что непригодно для компоста, отдельно откладывают бумагу на вторсырье. Мальчики, сказала Мария Ассад, часть дня проводят в школе, а девочки никогда не учились, пока не запустили тот самый проект.

– Родителям не было смысла тратиться на образование дочерей, – сказала Мария.

Как она пояснила дальше, девочек, как и их матерей до них, использовали в качестве служанок – на сортировке мусора, на кухне, для ухода за младшими братьями и сестрами. От них в немалой степени зависело, получит ли семья медицинскую помощь, но они не могли прочесть рецепт, даже если получили бы его у врача, и не привыкли говорить с врачами – обычно мужчинами.

По достижении половой зрелости девочек выдавали замуж, нередко еще до шестнадцати лет – срока, разрешенного египетским законом. Женихом может оказаться вовсе не избранник невесты, он может быть намного старше ее и иметь многочисленных партнерш, тем самым подвергая ее риску заражения СПИДом. После свадьбы девочка переезжает в дом своего мужа и становится служанкой для свекрови и других старших женщин.

Иногда девочки выходят замуж, покидают родительский дом и начинают рожать сразу после первой менструации. Мальчики женятся и приводят в семью молодую жену (еще одну работницу). Поэтому в сыновей родители готовы вкладываться, а в дочерей – нет. Эта порочная, глубоко укоренившаяся в сознании схема дискриминации по половому признаку повторяется из поколения в поколение, поддерживая рождаемость на высоком уровне, а здоровье людей – на низком.

Но картина мало-помалу меняется. Мы заглянули в небольшую новую школу, угнездившуюся на самой бровке компостной ямы. Там я увидела за партами как мальчиков, так и девочек. От сестры Марии мы узнали, что организаторы проекта, пытаясь побороть исторически сложившееся негативное отношение людей к образованию девочек, подошли к решению проблемы комплексно – увязали учебу с оплачиваемой работой. Сестра Мария проводила нас в бетонное здание, стоявшее на склоне горы. Там мы увидели огромные станки, швейный машинки и прессы для бумаги. В отличие от всего поселка, здесь было очень чисто. Из отобранной макулатуры девочки делали открытки и прочие канцелярские товары, украшали их и продавали. Другие девочки плели на станках коврики из тряпочек, отсортированных из груд мусора. Еще в одной комнате девочки сидели за столом и разбирали разноцветные лоскутки, которые им отдали в каирских ателье. Используя полученные на уроках математики знания, девочки выкраивали квадраты, прямоугольники и треугольники, так чтобы можно было сложить симметричные узоры и сшить красивые лоскутные покрывала. Пока они работали, им рассказывали о том, как надо заботиться о здоровье, в частности о здоровье репродуктивной системы, о контрацепции, об опасности ранних браков и частых родов. Некоторых обучали также навыкам, которыми должны обладать патронажные работники.