Текст книги "Покоренный ее красотой"

Глава 19

Позже, в полдень

– Леди Бернис удалилась к себе с головной болью, а герцог играет в шахматы с маркизом, – сообщил Прафрок, поднимаясь по лестнице впереди Пирса. – Я разместил нового пациента в приемной палате. Цыплята сейчас с ним.

Пирс приподнял брови.

– Цыплята? Она тебя испортит.

Прафрок обладал способностью принимать совершенно невинный вид, когда считал нужным.

– Где сестра Матильда? – осведомился Пирс.

– В утренней комнате с мисс Тринн, – ответил Прафрок. – Как вы и просили, юная леди проверяет обязанности миссис Хэвлок по отношению к пациентам. Когда я видел их в последний раз, мне показалось, что дело идет не слишком гладко.

Пирс помедлил мгновение, а затем мысленно пожал плечами. Какое, в сущности, это имеет значение? Как только Линнет уедет, он велит своей экономке вернуться к ее привычным методам. Не важно, есть у пациентов семьи или нет. Они все равно умрут, если они с Себастьяном не найдут способ продлить им жизнь на некоторое время.

Он вошел в небольшую комнату, которую использовали для изоляции новых пациентов, пока он не определит, чем они больны.

Цыплята – проклятие, он начинает привыкать к прозвищу, которое дала им Линнет, – спорили, столпившись вокруг постели.

Пирс стукнул тростью о кровать, и они замолкли.

– Биттс, расскажите о пациенте.

Биттс выпрямился.

– Мистер Джаггз, шестьдесят восемь лет, трактирщик из Лондона.

– Шестьдесят восемь? – переспросил Пирс, оттолкнув Кибблса, чтобы подойти к пациенту. – Вы неплохо покрутились в пивной. Оставьте несколько бутылок для нас, грешных. Почему бы не вам закрыть краны и упокоиться с миром?

Мужчина был плотным, коренастым и лысым, не считая бровей, таких необузданных, что, казалось, они вот-вот спрыгнут с его лица.

– Трепотня! – заявил он с акцентом типичного кокни[8]8
  Представитель лондонского простонародья.


[Закрыть]. – Мой отец дожил до девяноста двух лет, и я не собираюсь ложиться в могилу раньше, чем мой старикан. Если вы и вправду такой хороший лекарь, как говорят…

– Очевидно, не такой, – отозвался Пирс. – На что он жалуется, Биттс?

– На глухоту.

– Чепуха, – заявил Пирс. – Он только что обозвал меня треплом. Вы, случайно, не служили во флоте, Джаггз?

– Двенадцать лет в легкой кавалерии. У меня и вправду что-то со слухом. Иногда я слышу хорошо, а иногда вообще не слышу.

– Это старость, – сказал Пирс. – Вытащите его из этой постели и отдайте ее кому-нибудь помоложе.

– А иногда у меня пропадает зрение, – добавил Джаггз. – Хотя потом возвращается.

– Значит, дело не в старости. Итак, Биттс, вам есть что сказать?

– Я проверил его легкие, воспользовавшись нашей методикой прослушивания. Они чистые. Конечности у него крепкие, рефлексы нормальные.

– А вам двоим есть что добавить? – обратился Пирс к Пендерсу и Кибблсу.

– Он трижды терял зрение, – сообщил Кибблс. – Когда наблюдал за прибытием короля Норвегии в Лондон, во время вечеринки в честь шестидесятилетия его жены и на военном параде.

Пирс осуждающе цокнул языком.

– Вы женились на женщине моложе вас. Можно сказать, похитили ее из колыбели.

– Всего на восемь лет, – сказал Джаггз, оправдываясь.

– Так каков ваш диагноз? – спросил Пирс у Кибблса.

– Если исходить из указанных событий, возможно, он переволновался, что привело к учащенному сердцебиению.

– С каких пор учащенное сердцебиение вызывает потерю зрения? – вмешался Пендере. – Думаю, он страдает от перебоев сердца.

– Сердечный приступ не может привести к слепоте, – возразил Биттс.

– Может, если при этом временно прекращается приток крови к голове, – парировал Пендере. – Вы испытывали головокружение во время этих случаев, мистер Джаггз?

Тот покачал головой:

– Нет, хотя мне было чертовски жарко.

Дверь за спиной Пирса отворилась. Он понял, что это Линнет, даже раньше, чем она вошла, почувствовав ее запах, легкий цветочный аромат с примесью лимона, и задался вопросом, не обостряет ли сексуальное влечение обоняние.

Милый голосок сестры Матильды вернул его к реальности.

– Доктор, я глубоко задета тем, что случилось сегодня, видимо, с вашего разрешения, если не поощрения. Глубоко задета. И хотя сожалею, что мне приходится прерывать вас, это дело не терпит отлагательства.

– Пациента бросало в жар, как только он терял зрение. О чем это говорит? – спросил Пирс, обращаясь к молодым докторам. Затем неохотно обернулся.

Правда заключалась в том, что Линнет была пугающе красива, с безупречными чертами, безупречными волосами…

И затаенной улыбкой в безупречных глазах.

Это действовало на нервы.

Пирс подавил ответную улыбку.

– Что, к дьяволу, вы затеяли?

Ее улыбка увяла.

– У меня возникли вопросы об уходе за пациентами в западном крыле, включая диету и посещения членов семьи, и я обратилась к экономке.

– Правильно. Это входит в ее обязанности. – Он повернулся к сестре Матильде. – Вам следовало ответить на них, поскольку вы и есть экономка, о которой идет речь.

Грудь сестры Матильды впечатляюще раздулась, как у жабы на листе водяной лилии, приготовившейся исполнить свою песню.

– Я глубоко оскорблена тоном этих неуместных расспросов. Если вас волнует, как я выполняю свои обязанности и забочусь о больных, вам следовало обратиться ко мне напрямую.

Пирс снова повернулся к докторам.

– Временная потеря зрения, ослабление слуха, возможно, жар. Какие еще вопросы вы задавали?

Доктора молчали.

– По-моему, никаких, – подытожил он. – Итак, больной. Вы не испытывали головокружения. Никто не говорил вам, что у вас краснело лицо?

Джаггз покачал головой.

– Вы не чувствовали слабости в коленях? Вас не бросало из жара в холод?

– Только в жар. Ну и пару раз меня вырвало.

– А почему вы не упомянули об этом? О чем еще вы забыли сказать?

– Моя жена говорит, что я был пьян. Но я не был. – Джаггз насупился, его брови сошлись на переносице во впечатляющей гримасе, хотя, на взгляд Пирса, она вряд ли вошла бы в моду у лондонских щеголей. – Я уже двадцать лет владею «Хвостом русалки» и знаю, когда корабль дает крен.

– Обычно пьяницы осознают это последними, – возразил Пирс. – Собственно, большинство из них признают, что перепили, только утром, когда наступает похмелье. Трактирщику следовало бы это знать. – Он повернулся к сестре Матильде. – Вы не могли бы вкратце рассказать, что именно так взволновало вас? Вам не доставили удовольствия вопросы мисс Тринн?

Ее грудь снова раздулась.

– Эта юная леди не имеет представления о медицинском уходе. Она назвала меня жестокой…

– Я употребила слово «негуманная», – вставила Линнет. Она снова улыбнулась, и все доктора буквально растаяли. Даже Джаггз свесился с постели, чтобы лучше видеть ее.

– Потому что я говорю пациентам, что раз они оказались здесь, никаких посетителей не будет, – твердо сказала сестра Матильда. – Вы не хуже меня знаете, лорд Марчент, что здесь полно пациентов, у которых нет никаких шансов на выздоровление. Мне некогда заниматься с безутешными родственниками. С таким же успехом родные могут попрощаться, когда оставляют больных здесь. Не вижу причин продлевать боль расставания.

– То есть это делается для их же блага. – Линнет нахмурилась, но Пирс даже не взглянул на нее. – Вы предупредили об этом мистера Джаггза?

Сестра Матильда кивнула:

– Конечно. – Она метнула в Линнет неприязненный взгляд. – К сожалению, эта юная леди отменила мои указания и отправила женщину на кухню, где она, вне всякого сомнения, создает лишние проблемы и мешает работать.

– Зато мы можем пригласить ее наверх, чтобы она рассказала, как выглядел мистер Джаггз во время приступов, о которых идет речь, – вставила Линнет. – Почему бы вам не сходить за ней, миссис Хэвлок?

Любопытно, что, хотя Линнет весила гораздо меньше экономки, в ней было что-то, заставившее сестру Матильду подчиниться, хотя всем своим видом она выражала неодобрение.

– Клянусь Иисусом, я бы не хотел попасть в число врагов вашей экономки, – заметил Джаггз, устремив на Линнет благоговейный взгляд. – Именно это вы сейчас проделали, мисс. Моя миссис очень расстроилась бы, если бы ей пришлось уехать, оставив меня здесь. Она бы померла от беспокойства.

– Это все улыбка, не так ли? – поинтересовался Пирс, обращаясь к Линнет.

– На миссис Хэвлок моя улыбка не действует, – отозвалась она. – Вы давно женаты, мистер Джаггз?

– Да уже двадцать четыре года, – ответил тот. – В первый раз это приключилось со мной аккурат на нашу двадцатую годовщину.

– Вы не упоминали об этом раньше, – заметил Биттс, записывая. – Выходит, у вас было четыре приступа.

– А может, и больше, – признался Джаггз. – Я не сразу обратился к врачу. На самом деле это моя миссис начала беспокоиться.

Дверь открылась, и в палату влетела взбешенная сестра Матильда, сопровождаемая взволнованной толстушкой в шляпке, украшенной вишнями, сделанными из клубочков шерсти.

– Как выглядел ваш муж во время приступов? – спросил Пирс, не тратя времени на приветствия.

Она удивленно моргнула.

– Как обычно, насколько я помню.

– Лицо краснело?

– Не больше, чем обычно, когда он напивается.

– Я никогда не напиваюсь! – крикнул Джаггз с постели.

– Напиваешься! – Она так яростно кивнула головой, что вишни у нее на шляпке взмыли в воздух и снова опустились. – По праздникам, и не пытайтесь отрицать это, мистер Джаггз.

– В тот раз в Йорке я выпил не более пинты, – заявил больной торжествующим тоном.

– У тебя язык заплетался, – возразила она, подойдя ближе, чтобы потрепать его по ноге. – Ничего страшного, если выпить пару пинт, но чтобы заплетался язык, требуется больше. Этот последний случай в Йорке был той самой соломинкой, которая ломает хребет верблюду, – сказала она Пирсу, одновременно обращаясь к Линнет. – Он обещал мне, что сходит к врачу, если это снова случится.

– Разрази меня гром! – отозвался Джаггз с досадой. – Я и близко не выпил того, что мог бы!

– А что это было за событие? – поинтересовалась Линнет. – Вы были в этой прелестной шляпке, миссис Джаггз?

Та просияла:

– Да! Это было на военном параде. Мистер Джаггз надел свою военную форму, хотя она стала тесновата ему в последнее время. Но он всегда надевает ее по праздникам. Я связала эту шляпку крючком как раз для этого случая, хотя летом в ней очень жарко.

– Наверное, мистер Джаггз вспотел в мундире, – предположил Пирс.

– Мистер Джаггз никогда не потеет, – гордо заявила его жена. – Мне почти не приходится стирать его форму из-за пота, слава Богу. Его приятели на параде только успевали промокать лица.

– И тут я ослеп и ничего не видел до следующего утра, – уныло произнес Джаггз.

– Наш священник предположил, что это расплата за его грехи, – сообщила миссис Джаггз.

– Вот тогда я и решил показаться доктору. Потому что грешил не больше, чем полагается.

– Ну, что скажете, Биттс? Кибблс? Пендере? Думаю, теперь вполне ясно, что случилось с Джаггзом. Как вы считаете? – Пирс сделал неопределенный жест, глядя на их озадаченные физиономии. – Посовещайтесь между собой, олухи.

Он повернулся к сестре Матильде, а Линнет сделала вид, будто изучает фрукты на шляпке миссис Джаггз.

– Вы проиграли битву, – сказал он. – Миссис Джаггз разрешила загадку слепоты своего мужа. Я был идиотом, не настояв на беседе с родственниками больных в подобных случаях.

Миссис Джаггз разинула рот.

– Правда? Так это пьянство?

– Нет, – ответил Пирс.

Сестра Матильда зашипела, как кипящий чайник.

– Какие симптомы оказались самыми важными? – спросила Линнет с искренним интересом.

– Все, – ответил он, устремив взгляд на своих молодых коллег. – Джаггз недавно набрал вес, мундир стал ему тесен. Все приступы случаются лишь во время праздничных событий, когда ему жарко и он пьет эль, чтобы охладиться, – хотя кончается все рвотой. Добавьте к этому, что форма легкой кавалерии шьется из плотной шерсти, с тройным галуном, не говоря уже о такой важной детали, как тот факт, что он не потеет.

– Тепловой удар! – воскликнул Кибблс, пока Пендере и Биттс еще размышляли.

– Верно. Хорошая новость, Джаггз, в том, что вы можете выбраться из этой постели и отправиться назад, в свой трактир. Плохая новость заключается в том, что ваша неспособность потеть, шерстяная униформа и жаркий день создают опасную комбинацию. Вы можете умереть, и вам чертовски повезло, что вас еще не закопали.

– Но почему? – спросила миссис Джаггз в замешательстве. – Было не так уж жарко.

– Ему нужно пить больше воды, – объяснил Кибблс.

– А не накачиваться элем, когда душно, – строго сказал Пирс. – Даже если это только одна пинта.

– И это все? Просто он пил мало воды? – Миссис Джаггз все еще выглядела озадаченной, но ее муж уже свесил ноги с постели.

– Я знал, что не болен. – Он встал. – Я старался не пить воду, собираясь на парад, потому что там нельзя помочиться, не нарушая строй.

– Еще одна причина, – заметил Биттс, лихорадочно записывая.

Пирс подождал, пока Джаггз с женой выйдут из палаты вместе с остальными докторами.

– Миссис Хэвлок, вам нужно решить: либо вы смиритесь с планами мисс Тринн по поводу моей больницы, либо вам придется поискать другую работу.

Экономка молча смотрела на него, сжав челюсти так крепко, что они напоминали шов, наложенный Себастьяном.

– Понятно, – сказал он. – Вы уволены. – Взяв Линнет под руку, он вывел ее из палаты, но она задержала его в коридоре, пока сестра Матильда не вышла следом за ними.

– Его милость пошутил, – сказала Линнет, одарив ее улыбкой, которая предположительно не действовала на взбешенных экономок.

Пирс открыл рот, но она ущипнула его так сильно, что он снова закрыл его.

– Мы могли бы обсудить посещения родственников завтра, – продолжила Линнет. – Разумеется, нам придется придумать, как сделать так, чтобы не нарушить вашего расписания. Всем известно, как хорошо вы управляете своим крылом.

Улыбка явно не подействовала на сестру Матильду. Тем не менее она помедлила, очевидно, размышляя, сдаваться ей или нет.

– Доктор любит пошутить, – произнесла она наконец мрачным тоном.

– Всего хорошего, миссис Хэвлок, – сказала Линнет, увлекая Пирса за собой по коридору.

Глава 20

– А вы настырная маленькая ведьмочка, – сказал Пирс, остановившись у одной из дверей. – Постойте. У меня чертовски ноет нога. – Он распахнул дверь. – Подумать только! Пустая кровать, ожидающая пациента. – Он проследовал внутрь, тяжело опираясь на трость. – Отличное место, чтобы прилечь и дать отдых усталым мышцам.

Линнет рассмеялась, прислонившись к дверной раме.

– Достаточно большая для двоих, – заметил Пирс, стараясь, чтобы его голос звучал не слишком радостно. – Или вам еще больно?

Линнет скорчила гримасу.

– Не ваше дело.

– Конечно, мое. Входите и закройте дверь. Мы же не хотим, чтобы бедная миссис Хэвлок испытала еще одно потрясение вдобавок к тому, которое она пережила за сегодняшний день.

Линнет вошла в комнату, закрыла за собой дверь, но не сделала попытки присоединиться к Пирсу, растянувшемуся на кровати.

– Идите сюда, – сказал он, похлопав рукой по постели. – Пора проконсультироваться с вашим любимым доктором. Расскажите мне все о неприятных ощущениях, которые навлек на вас гнусный соблазнитель, воспользовавшийся вашей невинностью.

Она рассмеялась.

– И для этого я должна забраться на постель?

– Как я могу убедиться, что с вами все в порядке, без осмотра? – резонно спросил он. – Тщательного осмотра.

– Я не настолько пострадала. К тому же мы не можем заниматься этим снова.

– Почему? – Он протянул трость в ее сторону. – Вы не могли бы взять ее у меня?

Линнет шагнула вперед и не успела взяться за конец трости, как Пирс дернул палку к себе, притянув Линнет на постель, как рыбу на леске. Она повалилась на него в ворохе мягкой ткани, источая сладкий аромат женственности.

Пирс крепче сжал объятия.

– Проклятие, вы чудесно пахнете.

– А вы пахнете мылом, – сказала она, принюхиваясь. – Довольно неприятно.

– Это касторовое мыло. Мы пытаемся бороться с больничной горячкой.

– Что, скажите на милость, это такое?

– Горячки бродят по больницам и косят пациентов, которые даже не стояли в очереди за гробом. – Он потерся носом о ее волосы, наткнувшись на изящное ушко. – Этот замок – отличное место, здесь такое количество комнат, что мы можем размещать заболевших в отдельных палатах, пока горячка не пройдет.

– Я бы хотела нанять в деревне женщину, чтобы она приходила сюда и читала больным, которые в сознании и не заразны, – сказала Линнет.

– Женщина из деревни и чтение? Проблематично.

– Женщину, которая умеет читать, – уточнила Линнет не без раздражения. – Наверняка там найдутся такие. Авто-рая женщина могла бы развлекать детей и, возможно, учить их чтению.

– Развлекать? Это больница, а не гостиница для скучающих путешественников.

– Пациенты поправятся быстрее, если им будет чем заняться. Посмотрите хотя бы на Гэвина.

Она замолчала, но Пирс уловил в ее голосе нотки, заставившие его прикусить ее ухо.

– Что вы затеяли?

– Ничего. После ленча Гэвин пять раз прошел по проходу в конюшне, туда и обратно. Его нога стала намного крепче.

Пирс скользнул рукой по ее воистину великолепной груди, размышляя о нотках в ее голосе.

– У вас еще саднит там?

– Да, – призналась Линнет, слегка смутившись. Ее щеки порозовели.

– Не хотите, чтобы я посмотрел и убедился, что все в порядке? Я превращу это в удовольствие, – добавил Пирс, не погрешив против истины. И на тот случай, если она согласится, проложил дорожку из поцелуев по ее шее и округлости груди, приближаясь к существу проблемы.

– Нет, – решительно заявила она.

Но ее ладони легли на его грудь, скользя по рубашке. Пирс потянулся вниз и вытащил рубашку из бриджей, чтобы облегчить ей доступ.

Линнет задрала его рубашку с очаровательно жадным видом и пробежалась пальцами по его груди, оставляя огненные следы на своем пути. Пирс повернулся на бок, предоставив ей свободу действий.

Она склонилась над ним, вытянув изящную шею, словно цапля, рассматривающая что-то в воде.

– Пожалуйста, – произнес Пирс, стыдясь просительных ноток в своем вдруг охрипшем голосе. Впрочем, не слишком.

И уж точно не тогда, когда ее розовый язычок обвел его сосок. С его губ сорвался хриплый стон.

– Почему вы закрываете глаза? – спросил он, заставляя себя разумно мыслить.

– У вас такой чудесный вкус, – мечтательно произнесла Линнет. – И вы так хорошо пахнете, хотя и чуточку солоновато, но как мыло. Не то ужасное мыло, а душистое. – Белые зубки сомкнулись, прикусив его сосок, и все его тело инстинктивно выгнулось, моля о большем.

Ее губы переместились ниже, на его живот, на нежные участки кожи, которым еще никто не уделял внимания. Пирс закрыл глаза – только для того, чтобы широко раскрыть их, когда Линнет сказала:

– Не лучше ли вам снять бриджи?

Он приподнял голову.

– Снять бриджи? Мы не можем заняться ничем серьезным, Линнет. Ваше гнездышко еще не готово к очередному проникновению…

– Этого? – сказала она, поглаживая выпуклость на его бриджах. – Я всего лишь хотела посмотреть. Если у вас есть время.

– Время? – переспросил Пирс, с трудом веря собственным ушам. – Думаю, да. У меня есть время. Но на всякий случай надо запереть дверь.

Линнет встала и закрыла дверь на задвижку. На ее щеках выступил прелестный румянец, взгляд стал знойным и немного безумным. Ее вожделение так воспламенило Пирса, что он едва сумел стянуть с себя бриджи и трусы.

Он лег на спину, ожидая, что она будет делать.

Линнет встала на колени, а затем легла на бок, представив его взору свои прелестные изгибы. Некоторое время она просто смотрела на него, затем протянула руку и обхватила его пальцами.

Звук, вырвавшийся из груди Пирса, был недостойным, если не сказать больше. Это был низкий, чувственный стон, и ему показалось, что румянец на щеках Линнет стал гуще. Борясь с желанием просто лежать, отдавшись на ее волю, он прошелся рукой по восхитительному изгибу ее бедра и скользнул между ее ногами.

Она дернулась.

– Еще саднит, – сказал он, убрав руку. – Примите мои извинения.

Глаза Линнет весело блеснули.

– Надеюсь, вы не хотели бы вернуть все назад?

И лишиться самого потрясающего сексуального опыта в его жизни, вместо того чтобы заняться его совершенствованием?

– Никогда!

Похоже, ей понравился ответ, поскольку она скользнула ниже на постели, наклонила голову и коснулась его жезла языком.

Голова Пирса дернулась назад от этого обжигающего прикосновения.

– Линнет, – только и смог вымолвить он.

– Да? – Она подняла голову, глядя на него с оценивающим видом. Пирс не решался даже представить себе, что у нее на уме.

Он прочистил горло.

– Я считаю своим долгом предупредить вас…

Она подалась вперед и снова лизнула его.

Из его горла вырвался хриплый стон.

– Да? – снова спросила Линнет, устремив на него взгляд, полный лукавства и желания.

– Большинство дам, то есть женщин, которые не берут денег за свои услуги, не ублажают мужчин таким способом, – хрипло произнес он.

Ее лоб прорезала морщинка.

– Правда? А почему? Вы делали это для меня и сказали, что это вполне прилично. – Она протянула руку и легко, словно перышко, пробежалась пальцами по его длине. – Мне нравится эта часть вашего тела. Такая интересная форма, как бы созданная для поцелуя.

И прежде чем Пирс успел что-либо сказать, не говоря уже о том, чтобы остановить ее, она снова нагнула голову. Ее губы крепко обхватили его, лишая рассудка и зажигая пламя в крови. Он застонал.

– По вашей реакции не скажешь, что вам не нравится, – помедлив, заметила Линнет.

– Бессовестная, – отозвался Пирс, подняв голову. – Не смейте…

– Продолжать? Жаль, – сказала она с притворной печалью. – Я только начала узнавать, что вам нравится. Например…

Она снова обхватила губами его жезл, на этот раз глубже, сжав основание пальцами. Его бедра дернулись вперед, и Пирс осознал, что у него имеется ровно пять секунд, чтобы Линнет, восхитительная Линнет, поняла, что она делает.

– Если вы продолжите в том же духе, я кончу. А это означает, что моя сперма выплеснется прямо вам в рот.

– Это вредно? – полюбопытствовала Линнет.

– Нет, – прошептал он с облегчением.

Ее волосы блестели в лучах солнца, лившихся через окно. Шелковистые волосы принцессы. Но принцессы не доставляют своим повелителям подобного наслаждения.

Он мог бы отстраниться. Собственно, он велел себе отстраниться. Он никогда не позволял женщинам ласкать его столь интимным образом.

Но он не мог сдержать звуки, рвавшиеся из его горла. Его тело напряглось, выгибаясь навстречу ее игривому языку и ласкам, прожигавшим его насквозь.

Он полностью отключился. Его мозг захлопнулся, как ящик с крышкой, оставив свою мужскую сущность на милость женщины, которая явно наслаждалась собой. На свете нет более эффективного афродизиака, подумал Пирс. И отключился.

Потому что ее руки… ее губы…

Он забыл, что надо отстраниться. Он забыл собственное имя. Он забыл, что он врач. Он забыл…

Он забыл обо всем, кроме Линнет, влажного тепла ее рта и тихого воркования, говорившего о том, что она счастлива.

Его мозг был все еще абсолютно пуст, когда она забралась выше и произнесла хрипловатым от страсти голосом:

– Теперь вы в долгу у меня.

Воистину.