Текст книги "Жена пРезидента"

Глава 32

Представители израильского фонда были похожи на кого угодно, кроме классических евреев. Они сидели за столом напротив Саши, и она, исподволь рассматривая их, думала об этом. Правильные черты лица, протокольные улыбки, хорошие костюмы, грамотный язык – обычные среднестатистические европейцы без национальности. Или, скорее, национальности «топ-менеджер». Они вполне могли бы быть братьями, но не с той картины о большой еврейской семье, которую Саша видела в одном из музеев иудаики. При свете ханукальных свечей дружная семья сидит за основательным деревянным столом. Отец, мать и куча братьев, не отличимых друг от друга. Одухотворенные лица, пейсы, носы, кипы, мудрые глаза отца… Картина, кажется, так и называлась «Еврейская семья отмечает хануку».

Люди, сидящие сейчас перед ней, с тем семейством не имели ничего общего. Она отвечала на улыбки, поддерживая непринужденную беседу и представляя, как через несколько минут эти улыбки перерастут в удивление и лица представителей фонда начнут вытягиваться. Они станут переглядываться и посматривать на часы, ведь у людей национальности «топ-менеджер» не принято опаздывать. Им не понять, что в назначенное время можно просто не прийти.

Саша знала этот сценарий наизусть, но не представляла, что ей делать. Александр не отвечал на телефонные звонки со вчерашнего дня. Она понятия не имела, где он и что с ним. Нет, она уже не волновалась за него, наверное, он отсыпается где-то после очередной пьянки, она волновалась за дело. Поэтому приехала на встречу как положено – за четверть часа до назначенного времени. Подписание документов должно было состояться в одиннадцать утра. Сейчас на часах было четыре минуты двенадцатого. Она еще раз набрала телефон мужа с заслушанной уже до звона в ушах историей о приключениях недоступного «зисис скрайбе».

Один из представителей кинул на нее вопросительный взгляд. Так. Началось. Надо было что-то делать. Не став дожидаться дальнейшего изменения лиц, Саша набрала в легкие воздуха и сказала:

– Господа, я должна сделать сообщение. Вероятно, по причине непредвиденных обстоятельств господин Добродел, возможно, не сможет присутствовать на сегодняшней встрече.

«Вероятно» и «возможно» в одной фразе было, конечно, не лучшим сочетанием слов для иностранцев, но ее виноватый взгляд и краска стыда, сразу же залившая лицо, дополнили смысл сказанного.

– Он приедет позднее? – уточнил один из представителей со странным для еврея именем Герман.

– Он скорее всего не сможет сегодня присутствовать, – повторила Саша формулировку, которая казалась ей наименее отвратительной в этой ситуации.

– Произошло что-то серьезное? Вы располагаете достоверной информацией? – допытывался представитель.

«Господи, это просто пытка, – подумала Саша. – Ну не рассказывать же им…»

– Нет. Никакой информации у меня нет. И, честно говоря, я теряюсь в догадках, – выдала Саша некое подобие правды. – Но, зная обязательность и максимально ответственное отношение к делу господина Добродела, уверена, что произошло нечто непредвиденное. Иначе он бы обязательно предупредил. Обязательно!

Представители переглянулись, перекинулись между собой несколькими фразами на иврите, по тону вполне миролюбивыми, и Герман произнес:

– Я предлагаю вернуться к этому вопросу через двадцать минут. Время у нас есть.

Две незаметные темноволосые девушки прошмыгнули в переговорную и обратно, и на столе появились кофе, выпечка, конфеты.

– Это кошерное. Угощайтесь, Александра, – улыбнулся Герман. Его лицо было доброжелательным, таким же как и у коллег. – Вы бывали в Израиле?

Интонация его вопроса совершила волну вверх-вниз и снова вверх, задрав последнее «ле». Так говорят, подражая еврейскому акценту. Запах свежесваренного кофе и шорох разворачиваемых конфет сделали обстановку в небольшой переговорной почти домашней, и Саша посчитала, что ее интерес не покажется неуместным. Да и двадцать минут надо было чем-то занять.

– Нет. Не бывала. И если быть честной, представляла себе израильтян совсем по-другому.

– Да, это так. Я понимаю, о чем вы, – широко улыбнулся Герман. – Современные израильтяне не похожи на ортодоксальных евреев, как иврит не похож на идиш.

– О! Да! Это еще одна загадка! – подхватила Саша. – Интересно, откуда взялись два языка у одного народа, чем они отличаются, как сосуществуют? Вы просто предугадали мой вопрос!

Герман кивнул на соседа, складывавшего из конфетной обертки наперсток для среднего пальца:

– Иосиф, объясни. Ты же из семьи, где говорят на идиш.

– Ну… говорят только дома, – поднял серьезные глаза Иосиф.

Он был старше Германа, и его забава с одеванием среднего пальца в фантик говорила, что вынужденное ожидание некоего господина Добродела ему не нравилось, да и читать лекцию не слишком хотелось. Тем не менее его голос был вполне спокойным.

– У нас есть такая пословица: «Иврит надо учить, а идиш говорится сам собою». А есть еще такая: «Бог говорит на идише в будни, а на иврите в субботу». Отношения иврита и идиша – это единство противоположностей, – закончил он сдержанно.

– Так в чем же все-таки разница между ними? – подтолкнула разговор Саша.

Иосиф почти незаметно вздохнул и, глядя на любопытную женщину, продолжил:

– Иврит создан на основе древнееврейского языка, который сохранялся в течение двух тысячелетий в качестве священного. На нем написана Библия, а самая древняя надпись на иврите, «календарь из Гезера», датируется десятым веком до нашей эры. В первые годы существования государства Израиль политика внедрения иврита носила принудительный характер. Когда иврит вытеснил остальные еврейские языки, этот характер смягчился, и были приняты законы о сохранении культурного наследия на идише. С самим идишем обратная картина. Это еврейский язык германской группы, исторически – основной язык ашкеназов, на котором в начале двадцатого века говорило около одиннадцати миллионов евреев по всему миру. И если в начале двадцатого века на нём говорили девяносто процентов евреев, то к концу века этот процент упал до трех. В основном из-за гибели миллионов носителей идиша в холокост, во Вторую мировую войну. Они были истреблены, как и сами места традиционного проживания восточноевропейских евреев, которые в большинстве своем и говорили на идиш.

– А где можно сегодня услышать идиш? – спросила потрясенная Саша.

– Да почти нигде. На идише иногда разговаривают дома, между собой в семье. Но если надо обратиться к другим людям, переходят на иврит. Еще – в ультраортодоксальных общинах, главным образом хасидских. А так – нигде… Половина любого книжного магазина в Израиле отведена под книги на иврите, половина на издания на английском, много книг на русском, французском, испанском языках. На идише почти нет. Спроса нет, говорят… И в общем, так и есть, современный израильтянин не похож на еврея, как иврит не похож на идиш. Здесь я согласен с Германом.

– Мало того, современный израильтянин ничем не напоминает даже так любимый у вас образ единственного молодого еврея, воспетого русской литературой, Остапа Бендера, – включился в разговор Герман, вызвав улыбки у остальных.

– А почему Остап Бендер еврей? Потому что предприимчивый? – улыбнулась в ответ Саша.

– Почему он еврей? – переспросил Герман, не переставая улыбаться. – Потому что он «сын турецко-подданного». До октября одна тысяча девятьсот семнадцатого года, то есть до освобождения Палестины от турецкого ига, евреи могли получать от турецких властей фирман на переезд в Палестину и принимать турецкое гражданство. С началом Первой мировой войны, чтобы не идти на войну в составе русской армии, принятие турецкого гражданства стало весьма популярным, особенно среди евреев Одессы. Гражданство принимали, но в Палестину, конечно, не спешили…

– Откуда у вас такое великолепное знание русской литературы и истории и вообще русского языка? – искренне восхитилась Саша.

– Способность к языкам – одно из основных качеств современного израильтянина, – уклончиво ответил Герман и посмотрел на часы.

Саша тоже посмотрела. С начала «отвлекающей беседы» прошло ровно двадцать минут.

– Нам нужно несколько минут для принятия решения, – произнес Герман.

– Да, конечно, – растерянно согласилась она.

Прозвучало еще несколько фраз на иврите. Иосиф говорил жестко, Герман мягко, голоса остальных трех представителей распределились в этом спектре. Саша старалась не смотреть на них. Она запивала соленое, как слезы еврейского народа, печенье остывшим кофе и листала проспект по беспилотникам, лежащий на столе.

Абзацы текста на иврите, схемы, графики, ослепительная геометрия крыльев в нестерпимо голубом небе. Несколько раз мужчины произнесли «Александр Добродел» на разные голоса и с разными акцентами. У Германа получалось совсем без акцента.

– Наш фонд готов подписать с вами документы, – наконец проговорил он, повернувшись к Саше.

– С кем? – не поняла Саша.

– С госпожой по имени «Александр Добродел», – мягко улыбнулся Герман. – Ваши с мужем имена и фамилии на латинском пишутся одинаково. Мы переоформим только лист с паспортными данными. Для нас важно продвинуть эту позицию, не упуская времени. Также важно иметь дело с человеком, способным просчитывать ситуацию на несколько шагов вперед. Это вы, Александра. Все остальное, я надеюсь, будет согласно нашим договоренностям.

– Безусловно, – уверенно ответила Саша.

– Отлично! – с явным удовлетворением произнес Герман и, дружески улыбаясь, протянул Саше руку.

Через пятнадцать минут она прошла сквозь вращающиеся, словно огромные стеклянные лопасти, двери офиса израильского фонда. Уже май… Вокруг не было ни одного деревца, но запах первых липких листочков чувствовался, и довольно сильно. Саша втянула носом весенний воздух. Может, кажется? Она пошла по тротуару вдоль зданий и припаркованных плотно, как карандаши в коробке, машин. Нет, точно пахнет молодой зеленью! Даже этот урбанистический пейзаж не мог заглушить запаха весны… Или это запах успеха?

– Здрявствуй, Сашуля, – до боли знакомый голос раздался откуда-то сбоку, из бесконечной коробки с машинами-карандашами.

Она повернула голову. Давид, шагнув на тротуар, загородил ей дорогу. Загорелое лицо выражало решительность.

– Привет. Что ты здесь делаешь? – удивилась Саша.

– Тебя жду.

– Зачем?

– Дело есть.

– У нас с тобой не может быть дел.

– Ты хочешь знать, где твой любимый муж?

– Где?

– В машину давай сядем.

– А здесь ты не можешь сказать?

– Могу, но, боюсь, тебе лучше сидеть, – хмыкнул Давид.

– Хорошо, давай сядем, – согласилась Саша, чувствуя, как холодеет спина.

Они сели в машину Давида, рядом с которой стояли, и Давид заблокировал дверцы.

Саша не обратила внимания на это движение.

– Ну!

– Ты готова?

– Да говори уже! – крикнула Саша.

– Твой любимый с Анжелой зажигал всю ночь в своей студии. Пили, танцевали и тэ пэ. У них все чики-пуки, как говорит нынче обдолбанная молодежь.

– С ним все в порядке?

– С ним? А что ему сделается? Спит.

– Хорошо. Дальше что?

– Я могу сделать так, что Анжела исчезнет из его жизни навсегда. И замена ей никогда не появится. Никогда! Понимаешь?

– Что ты хочешь?

– Введи меня в игру с еврейским фондом. Сама ты не потянешь, а твой благоверный пустое место без папы, и ты это знаешь лучше меня. Тебе-то зачем этот геморрой? Беспилотники – не женское дело.

– Не женское дело, – медленно повторила Саша. – Я уже слышала эту фразу. Причем совсем недавно.

– Ну так что? Будешь думать? Взвешивать все «про» и «контра»? Или прямо сейчас отправить Анжелу в ее Урюпинск?

– Зачем? Не надо. Кто же будет «с Масквы», если анжелы уедут?

– Да ты права, насрать на Анжелу. Потом будет Снежана, Эльвира, Диана… Одна лучше другой! Ты знаешь, я умею.

– Где ты имена такие берешь? Из собачьих родословных, что ли?

– Имена не проблема, – выдавил улыбку Давид, поправив черный локон.

Сашу передернуло от этого жеста. Она отвела глаза в сторону и вдруг увидела на заднем сиденье знакомую обложку. Роберт Музиль. Человек без свойств. Еще надеясь, что это просто та же книжка, тираж ведь большой, она потянулась и взяла ее… На семьдесят первой странице закладка – единый билет за январь прошлого года. На том же месте, где она оставила его, когда давала Александру… «Даже у человека без свойств есть отец, обладающий свойствами», – сразу наткнулась она на фразу, которая словно поджидала ее все это время.

– Нравится? Возьми почитай, – отозвался Давид.

– Спасибо. Не надо. – Она взялась за ручку дверцы, но та была заперта. – Открой, пожалуйста.

– А если не открою?

– Я позвоню охране.

– Ой, мы, оказывается, под охраной! Какая важная пися! – произнес Давид с детсадовским выражением. «Охряна» у него звучала совсем не героически, а каким-то бесформенным пятном грязно-желтого цвета…

Саша молча взяла телефон.

– Але, Жень, подойди, пожалуйста, к левому углу четырнадцатого дома по этой же улице.

Давид разблокировал дверцы.

– Иди, иди, подруга и соратница…

– Вот сука… – выругался Давид, оставшись один в машине. – Кстати, как там муженек… – Он набрал номер Александра.

Ему ответило полусонное мычание.

– Спишь, что ли, братишка?

– Ну так… Башка отваливается.

– Со вчера?

– Ну да.

– А чего было-то?

– Да хрен знает. На студии был с телкой какой-то сисястой. Она колеса принесла. Резвились, всё в кайф. Что потом, убей, не помню. Проснулся на диване, кофе рядом, хрень какая-то на полу засохла. Прикинь, накрыло…

– Эту телку «скорая» в больницу увезла, она в реанимации, пережрала кайфа.

– М-м-м, жаль… Как ее зовут?

– Анжела…

– А «скорую» кто вызвал?

– Я.

– А как ты у меня оказался?

– Ты позвонил…

– Какой я молодец! Не, ну ни хрена себе накрыло, ни фига не помню… Но спасибо тебе, братуха! Ты вообще щас где?

– Недалеко от тебя.

– Супер. Слушай, у меня к тебе дело. Я тут чумовую вещь делаю на «Джорджию» Чарльза. У тебя есть, где нормальные колеса взять?

– Надо подумать.

– Давай думай, и ко мне. Мне надо сделать ее! Ну и расскажешь мне, чего там было… Жду…

Давид несколько секунд переваривал услышанное.

– Это он даже не вспомнил, что на встрече должен был быть в одиннадцать? – произнес он вслух, уже по привычке разговаривая с самим собой. – Виктóр не мог ошибиться с инфой… И эта сука вышла в двенадцать оттуда. Значит, точно… Ох, ни х… себе… Да он же у меня в руках! Наконец мое еврейское небо меня услышало. Ведь на его месте должен быть я! Я умнее, я достойнее, я по всем статьям выше! Это просто недоразумение судьбы, что у него такой отец и такие перспективы, еще и с женой повезло. Ни за что повезло! – Давид чувствовал, что разволновался. Он посмотрелся в зеркальце заднего вида, поправил прядь волос, улыбнулся себе и подмигнул. – Надо ему еще колес подкатить. Витюша что-то, кажется, говорил об этом…

Глава 33

Саша открыла ноут, собираясь посмотреть документы к следующей встрече, теперь уже по партийным делам. До встречи было больше двух часов, но если они будут ехать с такой скоростью, как сейчас, то всё это время она рискует провести в пробке на Большом Каменном мосту.

Звонок телефона оторвал ее от чтения.

– Александра, привет. Это Алексей Олегович. Удобно говорить?

Саша не поверила своим ушам. Кто?! Алексей Олегович?! Отец ее мужа! Тот, который не замечал ее существования, словно ее вообще не было на свете!

– Здравствуйте, Алексей Олегович. Да, удобно, – справившись с удивлением, спокойно ответила она.

– Ты сейчас где?

– На Большом Каменном мосту.

– Отлично. И как там обстановка?

– Всё стоит. Я имею в виду машины, – поправилась Саша, поняв двусмысленность своего высказывания.

Алексей Олегович хмыкнул.

– Время обеда. Там рядом с тобой есть симпатичный ресторанчик «Серафина». Пресня, тринадцать. Подъезжай туда.

– У меня встреча через пару часов, Алексей Олегович.

– Успеем, – ответил тот тоном, не терпящим возражений.

Алексей Олегович занимал самый уютный столик на втором этаже. При виде Саши он привстал, протянул руку, как коллеге по работе или старой знакомой.

– Хорошо выглядишь, невестка, – улыбнулся он.

– Спасибо, – ответила Саша, не зная, что еще сказать.

Слово «невестка» в его устах звучало как «невесть откуда взявшаяся». Понятно, что не просто так он пригласил ее сюда. Но зачем? Саша терялась в догадках…

– Думаешь, зачем он меня сюда притащил, да? – озвучил ее мысли свекор. – Ну понятно, не за тем, чтобы выпить вина. Хотя, вино здесь очень приличное. – Он посмотрел на официанта, стоящего неподалеку в ожидании заказа, и тот мгновенно очутился рядом. – Бутылочку «Гевюрцтраминера» нам, пожалуйста. Или лучше «Сансер»?

– Как хотите, – сказала Саша.

– Правильно. Выбор лучше доверять тем, кто умеет его делать.

Через секунду ведерко с бутылкой было возле столика. Официант аккуратно налил немного в фужер Алексею Олеговичу и встал навытяжку. Свекор взболтнул жидкость в фужере, согревая ее в ладони, сделал медленный глоток и вынес вердикт:

– Хорошо.

После этого официант разлил вино по бокалам. Еще через несколько секунд принесли закуски. Перед Сашей поставили тарелку с чем-то красивым, теплым и вкусно пахнущим, прикрытым разноцветным салатом.

Она вопросительно взглянула на родственника.

– Здесь это неплохо готовят. Тебе понравится, – объяснил он.

– Я так понимаю, могу расслабиться. Выбор мне не грозит, – улыбнулась она.

– Правильно понимаешь. Не грозит, – серьезно ответил свекор. – А ты не глупая девочка. Хотя… мне говорили об этом. Ну, давай, невестка. Со встречей, со знакомством, лучше поздно, как говорится. – Он поднял фужер и выпил его залпом, как воду.

Саша отпила небольшой глоток и поставила фужер на место.

Алексей Олегович посмотрел на часы:

– Через пятнадцать минут я тебя отпущу. А сейчас кушай и слушай. Помнишь, как в детском саду учили? Когда я кушаю, я никого не слушаю. У взрослых вот всё наоборот. Не будешь слушать, кушать будет нечего…

Саша ковыряла вилкой кучу разноцветного салата, пытаясь добраться до сути блюда. Сути свидания с родственником приходилось только ждать.

– На встрече, которая у тебя состоится вот уже через час тридцать шесть минут, – не заставил долго ждать Алексей Олегович, – будет озвучена идея – избрать тебя лидером партии твоих этих молодых патриотов. Я хочу, чтобы ты была к этому готова. А мальчик… пусть резвится. Не по зубам ему это дело пока…

Саша так и застыла с кусочком теплой фуа-гра во рту, которая скрывалась под разноцветным салатом. Но вкуса не почувствовала. После услышанного фуа-гра не отличалась по вкусу от пластилина.

– Он же говорил, что сам создал партию, что это дело его рук, он так гордился, что сам… Без вас…

– Конечно, сам, – ухмыльнулся Алексей Олегович. – Но если я посоветую переизбрать лидера, «против» никто не будет. Все будут «за». Как и положено партийной организации с хорошей дисциплиной. У нас же демократия. Знаешь, что такое демократия?

– Власть народа, – озвучила Саша ответ из учебника.

– Нет. Демократия – это власть демократов. А демократичнее меня вряд ли кто есть.

Его ухмылка превратилась в улыбку, и он завращал водянистыми глазами, эффект автомобильных фар во время проезда по туманной местности. Глаза у них с сыном были похожи, только у папы воды в них было больше, что, видимо, компенсировало полное отсутствие воды в его словах.

– Но он же так хотел… Он уже так много сделал для этого… – растерялась Саша и почему-то подумала, что в глазах мужа действительно вода дистиллированная. Не метель, как ей всегда казалось, а именно вода…

– Как ты думаешь, зачем люди занимаются бизнесом? – спросил Алексей Олегович.

– Деньги зарабатывают, – сказала Саша, поняв, что от нее требуется еще один ответ из учебника.

– Да. Именно так думает большинство обывателей. Человек стал богатым потому, думают они, что он очень любит деньги и всегда хотел их иметь много. Это заблуждение и изначально провальная концепция. Человек, который любит деньги, мечтая купить дом, яхту и прочее, как правило, ничего не достигает. Максимум, он становится высокооплачиваемым сотрудником. Мотивация «деньги» не может заставить человека с утра до вечера заниматься чем-то и не может привести его к настоящему успеху. Вернее, это недостаточная мотивация.

– А что достаточная?

– Достаточная – психологические проблемы, например. Ну, мы отвлеклись. Я могу обещать тебе помощь при условии, что ты не забудешь, кто тебе помогает. – Он выдержал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до собеседницы, и продолжил: – И если ты сейчас подумала, что у меня нет других способов контролировать вашу деятельность, то ты ошибаешься…

– Если вы действительно хотите нам помочь, Алексей Олегович, просто не вмешивайтесь, – перебила свекра Саша, впервые позволив себе это сделать.

Он посмотрел на нее с интересом и, положив обе ладони на стол, произнес:

– Ну, я, собственно, сказал всё, что собирался, а ты, надеюсь, услышала. Еда понравилась?

– Да. Вкусно. Спасибо.

– Был очень рад знакомству, Александра. Правда. Я искренен. С точки зрения наших с Александром отношений – ничего не изменилось. Я, как любой нормальный отец, люблю своего сына, но когда дело касается дела, извини за тавтологию, чувства излишни. Всё. Время вышло. Тебя ждут. Не задерживаю. До свидания.

Он встал, снова улыбнувшись, пожал Саше руку и даже дружески похлопал ее по плечу. Рука у него была сухая и горячая, словно нагрелась от его резких, отрывистых фраз.

– До свидания, – улыбнулась в ответ Саша, почувствовав себя лошадью, на которую сделали ставку на скачках…

В день рожденья мужа Саша была дома одна. Она проснулась и сразу подумала: «Сегодня его день рожденья». Где он и с кем, она не знала. Он не появлялся вторую неделю. После того как ее избрали лидером партии, они не виделись и не разговаривали. Она больше не звонила…

В открытую дверь спальни, через коридор, ей был виден угол белого рояля, стоявшего в гостиной. Она вспомнила, как муж заморачивался, чтобы ему этот рояль привезли. Как он орал на рабочих, которые вручную поднимали его на пятый этаж, а потом никак не могли развернуть в гостиной, как звонил друзьям, рассказывая, насколько это крутой инструмент. Он взял его в аренду за большие деньги, дешевле было купить новый. За месяц, что инструмент находился дома, он ни разу не сел за него. И все-таки он – океан… Безграничный, бездонный, непредсказуемый… Масса информации по истории, политологии и пьянки, «Ногано», «Жора, где ты был» и Рей Чарльз. Как в одном человеке уживаются такие разные миры? И то и другое ему близко… А может, всё дело в том, что ему никто и ничто не близко? Все наносное, как жизнь в океане и как мусор на берегу после шторма. Настоящее – лишь холодное равнодушие водянистых глаз. Равнодушие человека без свойств…

Телефон прервал карусель Сашиных мыслей, заставив ее вернуться в прямолинейность начавшегося дня.

– Алло! Александра, привет! Это Лиза Саволайнен! Ты можешь не узнать мой голос, потому что я много пью! Постоянно холодным по горлу! Горло бредит бритвою. Папаша Хармс, видимо, об этом. Ну, в общем, это я!

– Привет, Лиз. Я тебя узнала и рада слышать. По какому поводу не бережешь горло?

– Слушай, я тут узнала, что ты теперь лидер партии Доброделов. Кста, клёвое название! Поздравляю! Мой северный с юга тебе респект.

– Спасибо, Лиз. Верю, что пьешь. Этой новости уже больше недели.

– Да ладно! Хрена себе накрыло Саволайнен! Нет, слушай, ну мы же тут оторваны от цивилизации и пьем. Я только в ноут залезла с утра! А там ты на первых полосах! Я прям обалдела! У меня-таки сразу родился спич!

– Давай! – улыбнулась Саша.

Лиза откашлялась, как на трибуне, и заговорила торжественно:

– Итак, спич! Поздравляю, подруга! Ты смогла, презрев бабло и пустую тусовку, сделать серьезное дело – стать политиком. Мужская работа? Нет! Ты бросила вызов этим узурпаторам. Ты женщина с большой буквы Ж! Ты дашь сто очков вперед им всем, вместе взятым. Твой голос – это не их гуление и лепет. Звучи, говори, твори мир! Иди наперекор и никогда не останавливайся! Если ты выставишь кандидатуру на президентские выборы – приеду из любой точки планеты, чтобы проголосовать за тебя, раздув из этого публичный жест, как я умею! Вернусь в первопрестольную – встретимся! Очень хочется выразить поздравления лично. Пусть они держат карман шире, а ты – неси знамя выше! Кстати, не нужен ли тебе спичрайтер?

– Я подумаю. Если что, ты первый кандидат.

– Ай, ловлю тебя на слове! А если серьезно, Саш… Мы все играем в бирюльки, кто в политику, кто в дружбу, кто в любовь, кто сразу во всё. И только ты настоящая среди нас. Я тебя уважаю, Сашка! Не упади от пафоса, я даже горжусь тобой. И знаешь, я тоже не теряю надежды когда-нибудь выбраться из этого общества милых ушлепков, – закончила Лиза голосом, в котором от торжественности не осталось и следа.

– А где вы оторваны от цивилизации и пьете? – спросила Саша, вспомнив Лизины слова.

– Как где? На яхте… Которую муж твой снял по случаю своего тридцатого дня рождения. Говорит, неожиданно перепало денжищ от отца. Плещемся в теплых водах, пьем холодное шампанское. Дикий контраст в районе гланд. Лично в меня уже не лезет. Как обычно, никто не помнит, по какому поводу, все в лохмотья. И так каждый день…

Саша молчала, не в силах произнести ни слова.

– Господи, Сашка, ты не знала, что ли? – догадалась Лиза. – Ой… А я думала, ты просто из-за дел не поехала. Добродел твой говорил вроде, что вы потом вдвоем. Намекает, что устал очень от умных разговоров.

– Да… мы потом. Ну, так что там?

– Да всё как всегда. Одни и те же морды. Трезвым никого ещё не встречала на борту. Давид с чуваком каким-то, на фигуриста известного похож, я его боюсь, того и гляди акселем тройным скакнет. Анжелы нашей нет. Но тут до фига других таких же из дружественных республик. С одной твой, кажется, мутит. Ходят слухи, что она вроде как уже беременна, Саш. Ну, ты это, только не близко к сердцу, ладно? Мало ли чего болтают по пьяни. Может, она сама инфу пустила…

Чей-то посторонний голос вклинился в разговор:

– Саволайнен, иди тост лепить! Тут недобор без тебя трансцендентного дионисизма!

Голос пьяно заржал, и Саше показалось, что это Давид. Но она не была в этом уверена. Искажения изменили тембр, а слов с гласной после «р» не было.

– Пока, Алечка! Я тебе наберу еще! – крикнула Лиза в трубку и отключилась.

Саше хотелось кричать. Нестерпимо хотелось. Кричать так громко, чтобы поднялась огромная волна! И чтобы этой волной смыло всех милых ушлепков с палубы… Она обессиленно упала на кровать. Перед глазами был идеальный потолок. Ни единой трещинки. Белоснежный лист бумаги с открытыми кавычками светильника, который они с мужем купили в Монако. Две параллельные серебристые дуги с парой плафонов молочного стекла, когда-то так подходившие к их идеальному счастью и потолку без единой трещинки…

«Кавычки открываются, – вяло подумала Саша, – и я могу написать итог моей жизни и моей любви: я доказала всем, что чего-то стою, кроме того единственного, которому я хотела это доказать… Кавычки закрываются. Всё. Конец…»

Телефон зазвучал как звонок с последнего урока выпускного класса.

– Александра?

Голос был ужасно знакомый.

– Да, я.

– Привет! Это Олег Иваныч. Из магазина «УДАЛИ». Помните такого? Вы телефон свой оставляли. Вот я воспользовался!

– Помню, Олег Иваныч. Здравствуйте.

– Я, представляете, вчера неожиданно включил телевизор! Вообще-то я этого давно не делал. А тут вот не знаю почему, взял и включил, понимаете. И он мне сразу рассказал о вашем избрании лидером партии «Молодые патриоты России». Хотел поздравить. В первую очередь вас, конечно, с этим событием. Ну и его с тем, что он наконец что-то хорошее сказал!

По голосу было слышно, что Олег Иваныч улыбается. Саша вспомнила замечательную улыбку «прикольного метафизического дядьки с чудесными голубыми глазами», как Лиза о нем говорила, и тоже невольно улыбнулась.

– Спасибо, – ответила она и неожиданно почувствовала прилив тепла и какой-то необъяснимой радости в районе солнечного сплетения.

Это та энергия, которая рождает завораживающий свет в глазах. Саша вспомнила, она тоже умеет улыбаться.

– Я очень рад за вас. И рад, что наш старый талисман работает. Этот слепой черный гений всё еще отлично видит, кому помогать, – довольно засмеялся Олег Иваныч.

– Вы знаете, я бы хотела вернуть плакат. Подарок мужу не состоялся, а Николай переживает, наверное…

– Александра, вы помните песенку: «Со мною вот что происходит. Совсем не та ко мне приходит. Мне чего-то не то на плечи кладет…» – Он спел и засмеялся так радостно, словно «та» уже открывала дверь магазинчика «УДАЛИ». – Оставьте его себе. Он еще не всё совершил…