Книга: Театр отчаяния. Отчаянный театр - Евгений Гришковец

История о том, как человек боролся за то, что считал самым важным в своей жизни. Это не просто автобиография - здесь речь идет действительно о театре и искусстве, тогда как таким событиям как свадьба или рождение дочери уделена лишь пара строк. Это действительно отчаянный театр - очень очень долго Евгений шел к тому, чем стал сейчас. Через препятствия, непонимая и даже опасности в то время бандитского Кемерово, где он жил.

Что стало для меня открытием, так это характер Евгения. Почему он мне всегда казалася спокойным, чуть безвольным, мягким человеком. Никогда не думала, что за его образом скрывается такой сильный и волевой характер. Было очень интересно читать о его приключениях (некоторые события из его жизни действительно можно назвать приключениями).

На мой взгляд, книгу не нужно читать взапой. Ее нужно смаковать, анализировать, осмысливать. Она написана очень простым, я бы даже сказала, нехудожественным языком, но в этом тоже есть своя прелесть. Как будто автор сидит рядом с вами на кухне и просто рассказывает свою историю.

Если описывать "Театр отчаяния" прилагательными, то получится: откровенный, прямой, мужской, сильный, хорошо сделанный (упс, это причастие, но пусть будет), важный. А ещё это книга про то, о чём я всегда хотела спросить Гришковца, но никогда не спрашивала, а если бы и спросила, то вряд ли бы он мне ответил. И мало кому ответил бы, слишком личное это всё, а вот книгу взял и написал. Обозначил жанр как "мемуарный роман". Строго говоря, да, это мемуары. Но я, как ни стараюсь, не могу воспринимать Гришковца как реального человека, он для меня скорее персонаж его же моноспектакля "Как я съел собаку". Поэтому и жанр я определила бы частично как "приключения плута", частично - как "роман воспитания", и в обеих этих дефинициях нет ни капли насмешки или осуждения.

Штука в том, что после ясного стейнбековского определения, что является хорошим романом, а что - не очень, мне не остается ничего другого, как поставить "Отчаянный театр" на одну доску с "Зимой тревоги нашей", как бы странно это ни звучало. "Плохой роман развлекает читателей, хороший воздействует на их чувства, а лучший должен озарять им путь," - вот стейнбековский стандарт. Что ж, "Зима" - озаряет мой путь. "Театр отчаянья" - тоже, и ещё как.

Если бы я писала настоящую рецензию, мне следовало бы сейчас забросить несколько крючочков-тизеров, которые сподвигли бы других людей на чтение этой книги. Но это тот самый случай, когда книга в этом не нуждается. Не нужно никого убеждать, читать или не читать. Каждый этот вопрос может решить для себя. Кому-то Гришковец совсем не интересен, и шанса этот кто-то Гришковцу давать не хочет. И не надо, хозяин - барин. Столько всего понаписано вокруг, не один дон Педро, так другой.

Кто-то же, (например я), хорошо помнит, какое впечатление на него (на меня) произвел спекталь про съеденную собаку, и как долго после спектакля этот кто-то мечтал узнать, как это было сделано - отлично, эта книга именно для таких людей. Гришковец построил свой текст идеально, в нём (простите великодушно, Лев Николаич), как и в "Анне Карениной", "швов не видно", все кульминации, сколько их там ни было, на своих местах, так что книга говорит сама за себя, только нужно её начать. И уж там только держись, начнутся русско-сибирские горки. Фьььью - вниз. Фьььюх - вверх. И снова, и опять, и задержав дыхание, и сжав кулаки.

Гришковец - опытный писатель, у него есть масса приёмчиков (хитры вы конечно, собаки легавые, с подходцами вашими) для беззащитного читателя (зрителя). Скажем, он любит бросить интригующую фразу типа "но самое ужасное случилось потом", и нарезать вокруг неё получасовые неторопливые круги о чём-то вообще к делу не относящемуся, а читатель (зритель) в этот момент чуть не помирает от любопытства. В напечатанном тексте этот приём легко обойти, пролистав несколько страниц вперёд, и я немилосердно жульничала почти на каждом таком крючке, иначе просто не дожила бы до конца книги. Глава про Русский остров - жуткая, глава про карты в такси - невозможно читать последовательно, не зная, чем дело кончится, в общем, печатный формат сохранил мне пару-тройку миллионов нервных клеток. Но каждый раз я поражалась, насколько это классно сделано чисто с профессиональной, писательской точки зрения. Как легко автор берёт своего читателя за шкирку и тащит за собой, как плюшевого медвежонка вниз башкой по лестнице - бум, бум, бум.

Возможно, я восприняла книгу слишком близко к сердцу потому, что мы с ее автором ровесники. Поэтому выводы, к которым Гришковец приходил в течение своей жизни и которые он аккуратно фиксирует в своей книге, я делала примерно в то же время, что и он, и примерно те же самые. Поэтому я читаю и вижу - э, брат... Да ты брат мне. И нервный такой хихикс. В Питер он ездил в то же время, когда я там обреталась, тусил в Сайгоне и мечтал о встрече с Гребнем, подворотни эти питерские - абсолютное совпадение по месту и времени, кто знает, может, мы даже мельком друг друга видели. И мысли, мысли, мысли. Его скакуны, мои скакуны - одинаковые, в одном направлении скачущие, до сих пор не легализованные, не озвученные или же, наоборот, сто раз с другими людьми проговоренные. Гришковец шел немного другой дорогой к тому же, к чему пришла и я.

Может статься также, это просто продолжающееся действие другой фирменной (и самой лукавой) фишки Гришковца: он умеет писать о вещах так, как будто пишет лично о тебе. Это великое его умение всегда ставило меня в тупик, и в этой книге он использует его на сто процентов. Поэтому читаешь вроде о нём, а вспоминаешь своё. И в конце концов понимаешь, что это очень личная книга, причем личная для тебя, Гришковец местами вообще не при делах, он видел такой Питер, а ты - другой, и тебе есть, что об этом сказать; он был на Русском острове, а ты не была, но у тебя тоже был свой Русский остров, своя битва под Ватерлоо, пусть не такая жуткая, но достаточно жёсткая, приведшая к некоторым фатальным подвижкам в твоей судьбе, в твоём характере, и так далее, и тому подобное. Девятьсот страниц крепкого, жёсткого, откровенного (или кажущегося таковым) мужского текста, и "воды", на которую обычно пеняют Гришковцу, там практически нет. Вау.

Если "Театру отчаянья" не достанется нацбест, или пулитцер, или русский букер, я не очень в курсе, что у нас дают офигительным романам, то мне пофик, ей-бо. Среди меня эта книга уже всё получила, вплоть до нобелевки и оскара. Дикси.

Но планам моим сбыться было не суждено. С первых страниц в книге я утонула. Я читала ее в захлёб и даже устроила себе почти сутки дивановаляния с этой книгой. Она была потрясающей... Да, что там говорить! Это первая в моей жизни книга (за исключением учебников), в которую я клеила стикеры!

С Евгением Гришковцом я познакомилась в институте на первых курсах. Мне тогда моя однокурсница и подруга Полина посоветовала посмотреть его спектакль «ОдноврЕмЕнно». Я помню, что подумала: «Спектакль по тв?? Да ну на...» Но все же я его скачала и включила, когда стало скучно (тогда онлайн кинотеатров не было). И через пять мину я поняла - все. Как прежде не будет. Заболела. Хронически и на в жизнь. За очень короткий срок я перерыла весь интернет. Нашла «Как я съел собаку» и «Планету». Эти три спектакля я засмотрелась до дыр. Я заставляла смотреть Гришковца маму, свою школьную подругу. Хотя их не надо было заставлять! Моему вкусу они верили безоговорочно и точно так же с первых минут влюбились в Евгения Валерьевича. А я стала грезить, что однажды пойду на его спектакль. Буду смотреть вживую! Это случилось лет через 10. Случилось ярко, ново и настолько ураганно, что я даже не могла осознать ничего, словесно для себя хоть как-то обозначить. Сейчас я была уже на 4 спектаклях Евгения Гришковца. И даже плакала на них. Не говоря уж о смехе. И вот случился полтора года назад со мной спектакль, на который меня вытащил брат. «Предисловие». И был самым настоящим предисловием к этой книге. Он, помню, длился дольше всех. И больше всех разбередил... На выходе брат купил мне книгу, которую я отложила на полтора года.

Конечно, сейчас я с уверенностью скажу, что мне безумно жаль, что я так долго откладывала эту книгу! Я не люблю ни биографии, ни автобиографии. Не сложилось у меня с этим жанром. Но это произведение - это такая глубокая исповеди, такой захватывающий роман, что о его жанре думать вообще некогда!

Я захлебывалась страницами. Я путешествовала вместе с Евгением, я вместе с ним плакала и смеялась, как на спектаклях, только намного глубже и эмоциональнее. Весь тот путь, который он пошёл, прежде чем стал вот тем самым Евгением Гришковцом, - всего этого на несколько жизней хватит!

А ещё поняла, что не бывает совпадений! Просто не бывает! Жизнь всегда нас сталкивает только с теми, кто нам нужен, и дает только те возможности, которые сейчас нужны. Без исключений. И зачастую эти люди и события настолько «случайны», что мы в ужасе оборачиваемся назад и думаем: «Вот жеж! А не случись, и что тогда?!» Да, все случится, как надо! Всегда! Нас кто-то там наверху не оставит, даже когда все плохо. И не раз ещё вернусь к этой книге. Точно буду читать отрывки и главы. Она чудесная в своём живом. Невероятная.

Глупо описывать сюжет, дело не в нём, а в рассказе, донесении до читателя. Это главное орудие Гришковца — именно проникнуть в понимание читателя и устроить «виртуальную реальность» посредством слов. Его спектакли именно такие, а тут текстом, что гораздо красочнее, потому как не отвлекаешься на персонажа, а сам им становишься.

И практическая польза есть от этой книги. Например, никогда не задумывался над тем, что если что-то придумал и сделал, а потом видишь некоторые недочёты, то это не значит, что остальные это тоже видят — они же не знают как это было в твоей голове. Или если когда тебя хвалят, а ты начинаешь «я на самом деле тут запорол немного и это получилась не совсем хорошо» — можно обидеть хвалящего, получается, он хвалит за «некачественный продукт» и тем самым показывает своё невежество.

В общем, отличный роман, захватывающий полностью. Единственный минус — буквы с обложки стираются.

Здорово, что он описывал конкретно свой путь к театру, только те события и людей, которые влияли на его становление как артиста и писателя, а не всю свою жизнь. И говорят ведь, что нет ничего случайного, так и тут складывается впечатление, что его вели через жизнь, а думаю, что дело было просто в упорстве. И временами он был очень жёсток. Но я честно не понимаю как чего-то добиться в жизни и при этом остаться мягкой, хотя бы снаружи.

В жизни много и хорошего и очень плохого: обманывают, предают, оставляют одного, "демонстрируют, как добрый человек бывает жесток, и как умный человек способен на глубокие и тёмные заблуждения", преподают уроки, за которые жизни обычно не благодарен, но они ставят всё на своим места. Но как-то надо набираться мужества менять, идти дальше и всегда повторять себе: "А у меня интересная, сложная жизнь... В ней нет места какой-то глупой случайности, которая была и закончилась...". Потому что главное не завязнуть. А ещё важнее, чтобы рядом были люди, которые даже будучи не согласными с вашими решениями поддержали.

Книга охватывает период его жизни с 17 до 33 лет, а значит он может написать вторую часть! :) Вы побываете в Кемерово, Томске, на Дальнем Востоке, в Берлине времени объединения ФРГ и ГДР, Питере, Москве. Много метких наблюдей и иронии. Сначала пантомима, потом режиссура, свой театр и бар, а затем снова сцена. "Не надо с волнением думать о том, что будет завтра" - это про Гришковца.

"Искусство было слишком чудесно, и люди, его делавшие, - тоже. Но жить искусством мне уже хотелось. Жить чтением, слушанием, смотрением... Это да! Я, разумеется, хотел себе чудесной жизни." И, кажется. он её получил.