Текст книги "Ричард Длинные Руки – фюрст"

Глава 10

Слуги и стражники на выходе не сдвинулись с мест, что хорошо, стуканье тупыми концами копий в пол, в конце концов, приедается. Сэр Жерар идет ровно, как механизм, тоже старается не привлекать к себе внимание, его светлость изволит думать, нельзя спугнуть государственную мысль неосторожным взмахом или хрюком.

В зале, через который идем, четверо слуг усердно тянут книзу канат, а кверху поднимается огромная люстра с двумя дюжинами зажженных свечей. Завидев меня, принялись кланяться, а люстра устремилась вниз с нарастающей скоростью.

К счастью, один с воплем ухватился за веревку и удержал, хотя его самого начало поднимать кверху. Сэр Жерар прикрикнул, сметливого ухватили за ноги и стащили вниз, а с ним спасли и люстру.

Я поморщился и молча вошел в малый зал.

В зале мрачновато, словно мы в северной стране, где для защиты от холода всегда крохотные окна, но здесь тяжелые темные гобелены, стены отделаны темными породами старого мореного дуба, много ниш со статуями и пилонов, что дают тень, в центре большой стол, половина кресел осталась незанятыми.

Сэр Растер в своей неизменной кирасе начал улыбаться, как только я появился в дверном проеме, все с грохотом поднялись, наклонили головы и остались в таком положении подчеркнутой покорности и лояльности, а Растер все еще смотрел радостно и с великим облегчением, будто я вот щас перенесу его в гущу боя.

За столом бароны Альбрехт Гуммельсберг и Фортескью, первый держится со снисходительной вальяжностью, второй мнется, словно не уверен, что его в самом деле пригласили в совет такого высокого ранга, точно так же выглядит и барон Торрекс Эйц, начальник охраны дворца, спокойно держится отец Тибериус, настоятель цистерианского монастыря, очень нужный мне человек. К моему удивлению, присутствует верховный лорд Джералд Бренан, очень богатый и могущественный землевладелец, я его видел только однажды, когда он принес присягу и тут же удалился в свои земли, очень уверенно держится лорд Джеймс Гарфильд, я его часто вижу среди придворных, готов служить, как мне доложили, но пока что, как говорится, в запасе, надо присмотреться, а также лорд Уильям Дэвенант и лорд Томас Фуллер, тоже из богатых и влиятельных родов, по своему могуществу и влиянию должны бы занимать более высокое положение, чем у них было в начале…

В глубине зала, пусть и малого, еще несколько знатнейших лордов Сен-Мари, все сверкают дорогими одеждами, одетыми одна на другую, глаза колет блеск бриллиантов и прочих драгоценных камней, солидно и неброско поблескивают тяжелые золотые цепи на груди вельмож.

Отец Тибериус в желтой рясе, подбитой пурпуром, в церковной иерархии это что-то означает, вроде титула или звания, но без всяких украшений, Церковь должна подавать пример смирения и бескорыстия. Взгляд его строгих глаз чист, светел и участлив.

Барон Альбрехт скромно сидит в дальнем конце стола, я посмотрел с укором и взглядом указал на кресло рядом со мной.

Он поднялся молча, подошел мягкими, как у осторожного кота, шагами, поклонился, не сводя с меня вопрошающего взгляда.

– Сэр Альбрехт…

– Ваша светлость…

– Сэр Альбрехт, – сказал я, – вы что, стесняться научились? Все могут сесть.

Лорд, который поторопился занять место рядом с моим, отодвинулся, стараясь не выказывать огорчения, отошел и с достоинством сел на место Альбрехта.

– Давай, барон, – сказал я шепотом, – признавайся.

– В чем? – спросил он таким же шепотом.

– В государственной измене, – сказал я тихо. – С чего бы уселся от меня подальше?

И, не дожидаясь ответа, я вперил строгий взгляд в собравшихся. Никто не двигается, суетливы только простолюдины, а лордам надлежит всем видом внушать незыблемость и неколебимость, все настолько строгие и величественные, что я на миг ощутил себя случайно попавшим сюда бродягой, но быстро задавил в себе несвойственную правителю скромность и сказал внушающе:

– Дорогие лорды! Я хотел бы узнать, что за это бесценное время вы сделали для строительства порта в Тарасконе, для закладки флота?.. К примеру, вы, сэр Джеймс, чем занимаетесь сейчас?

Лорд Гарфильд сказал торопливо:

– Ваша светлость! Мы отправили дополнительные повозки, передвижные кузницы, пекарни, лошадей в Гандерсгейм, что, как кара небесная, столько лет постоянно угрожал королевству…

Я покачал головой.

– Вы все еще не поняли?.. С Гандерсгеймом решено. Завоевание его – дело времени. Наша политика – разделяй и властвуй!.. Часть племен уже воюет на нашей стороне, соседи всегда ненавистнее пришельцев. К тому же зачем отправлять какие-то повозки, кузницы, пекарни, тем более – лошадей?.. Мы же не в пустыню пришли! Там в городах достаточно кузниц, оружейных, пекарен и всего необходимого. А про лошадей… простите, кто подал такую дикую мысль?

Он промямлил:

– Но… всегда так делалось…

Я покачал головой.

– А не дурость посылать лошадей в край, где конских табунов больше, чем комаров на болотах?

Он вздохнул, развел руками.

– Я тоже так говорил… Но Гандерсгейм слишком уж был грозен… несколько столетий, ваша светлость. Из поколения в поколение рос перед ним страх. Потому сейчас все думают только о том, как разгромить проклятых дикарей… А до флота руки просто не дошли.

– Зато дошли у простого народа, – резко сказал я, ничуть не покривив душой, потому что даже самые богатые торговцы и купцы входят в сословие простого народа, как и главы самых престижных цехов. – Корабли уже строят!.. На деньги простого народа!

Он сказал почтительно:

– Но ваша светлость все это разрешили…

– Разрешил, – сказал я сердито, – частную инициативу нужно приветствовать и поощрять!.. Нам же потом их стричь. Но я хотел бы, чтобы доля государственного участия была выше!

Уильям Дэвенант осторожно обронил:

– Ваша светлость всегда может реквизировать те корабли для нужд его светлости…

Я посмотрел на него волком, он не уронил взгляд, только самую малость шевельнул губами в улыбке, мол, он же на меня работает, мои интересы защищает, как верный пес.

– Это будет началом краха экономического подъема, – отрезал я. – Купцы должны ощущать всеми фибрами, что ни в коем случае не отниму их корабли! И буду стоять и дальше, как лютый зверь, на защите их интересов и прочих кошельков! Тогда и работать будут, как каторжные… ну, на бойне.

Томас Фуллер подал голос:

– А может, пусть только они и строят?.. А вы их налогами, налогами… Меньше забот, больше денег.

– И военный флот купцам? – спросил я с интересом. – Да-да, отныне вводится такое понятие, как военный флот!.. Торговый пусть будет в руках торговцев… в основном, а военный должен защищать караванные пути и прокладывать дороги в океане!.. А еще нести цивилизацию в дикие и темные страны. Они все дикие, потому что мы – избранные! Кем? Да нами же, этого разве мало? С нами Бог, кто против нас? Но вижу недостаточно добросовестное исполнение своих прямых обязанностей, лорды. А вы еще хотите, чтобы завел при дворце баб?.. Чтобы балы, пиры, танцы, пьянки, адюльтерьеры… тьфу, адюльтеры и прочие ненужные, но такие приятные непотребства?.. Рано расслабились! Крестовый поход только начался!

Они молчали, подавленные взрывом моего почти монаршего гнева. Отец Тибериус покачал головой, я посмотрел с вопросом в глазах.

Он сказал участливо:

– Сэр Ричард, вы слишком надрываете себя на поприще бранных трудов. Крестовый поход идет успешно.

Я огрызнулся:

– Медленно идет. Думаю, Господь был бы не против, если бы мы шли более быстрым маршем. Мы ведь все идем, как бы ни прыгали в стороны, к Нему!

Все молчали, отец Тибериус заметил миролюбиво:

– Кусок нужно не только откусить, но и проглотить. А потом следующий, следующий. Сэр Ричард, нам нужно закрепиться как следует в королевстве.

– Что для этого нужно? – потребовал я.

– Все уже есть, – ответил он, – почти все. Нужно лишь время…

– Время, – ответил я с досадой. – Ну да время… Сэр Леопольд, как идут ваши дела? Как я помню, вам поручена полная перепись и инвентаризация земель, владений и прочего имущества в Сен-Мари? Как государственного, так и частного капитала.

Лорд Леопольд Шеффер поднялся, огромный и величественный, в дюжине одежд одна на другой, от этого еще больше внушающий, с достоинством поклонился.

– Ваша светлость! За истекший период проделана большая и значительная работа… Нами при содействии местного населения проведена перепись земель как лордов, оставшихся верными Его Величеству Кейдану, так и не принявших ни ту, ни другую сторону. В отдельную запись вносили земли, хозяева которых присягнули вашей светлости в верности и покорности…

Он говорил и говорил, я поморщился, а когда он сделал краткую паузу, чтобы набрать дыхание, я сказал быстро:

– Благодарю вас, сэр Леопольд. Спасибо за краткость и точность. Хочу напомнить вам, дорогие друзья, что мы, так сказать, на государственном, прощу прощения за грубое слово, совете, хоть и в расширенном составе. Очень расширенном. Потому прошу говорить подобно сэру Леопольду, коротко и четко, избегая красивостей. Только по делу.

Сэр Леопольд открыл и закрыл рот, сел с обескураженным видом, все-таки сеньор похвалил, хотя в краткости его никто раньше упрекнуть не мог, как и в четкости, и вообще он только начал отчитываться о проделанной работе, а я нетерпеливым движением руки дал слово сэру Бальтасару Грасиану Шлегелю.

Тот довольно бодро отчитался о развитии промышленности в королевстве, что значит: кузницы работают, оружейные мастерские завалены заказами, а инженеры сумели найти богатую жилу железной руды и заложили там два рудника.

– А что с торговыми путями? – спросил я.

Вскочил лорд Карл Фрелих, торопливо поклонился, глаза сияют, рот до ушей.

– Хоть прокладывай новые дороги, ваша светлость, – сказал он громко и победно, словно расцвет торговли его личная заслуга. – Уже заторы из повозок и телег на въезде в города!..

– Что стряслось?

– К нам везут не только из Брабанта и Ундерлендов, – отчеканил он, – но и из Армландии, Фоссано и далекого Турнедо…

– А наши купцы? – спросил я. – В данном случае экспорт важнее импорта!

– Наши начали первыми, – заверил он. – Как только вы сообщили об открытии Тоннеля, благослови его Господь, так наши и повезли свои товары… Королевство богатеет, ваша светлость!

– Это хорошо, – сказал я, хорошо говорить очевидное, никто не вдарит, – да, весьма… А в богатое королевство и народ попрет на заработки. Нам нужны дешевые рабочие руки, на верфях работы невпроворот… Надо создать условия, чтобы квалифицированная рабочая сила осталась, а прочая… ну, посмотрим. Улицы убирать тоже кому-то надо.

Я говорил и внимательно держал взглядом всех присутствующих: это Фортескью и Торрекс слушают внимательно, глядя мне в глаза, Гарфильд опустил голову и посматривает исподлобья, что значит согласен, но с оговорками, а Дэвенант косит направо и налево, для него важнее видеть, кто как реагирует на мои слова. То ли о моих интересах печется, то ли готовится начать свою игру…

Отец Тибериус не выражал желание что-то сказать, я вежливо поинтересовался:

– Как у вас, отец Тибериус?

Он перекрестился, голос его звучал устало, но твердо:

– Церкви строятся, Библии не переписываются, а печатаются в местных типографиях. Восстановили двенадцать монастырей и получили разрешение от непогрешимого папы Бенедикта на открытие монастыря Святого Тертуллиана…

– Ого! – воскликнул я. – Чудесная новость. Надеюсь, теперь он сможет бывать и здесь…

Отец Тибериус взглянул с непониманием.

– Сэр Ричард…

– Я имею в виду, – ответил я несколько неуклюже, – что присутствие духа великого Тертуллиана, который так много сделал для Церкви, станет здесь заметнее.

Он чуть наклонил голову, не сводя с меня пристального взгляда.

– Мы тоже… рассчитываем на такую милость Господа. Хотя Тертуллиан, конечно, крайне спорная личность, но в местах, где проходит граница борьбы со Злом, его воинственная и непримиримая сущность, конечно, как нельзя кстати. Только потому папа Бенедикт и дал разрешение.

Я кивнул, после тех инспектирующих кардиналов мое мнение о папстве улучшилось, хоть там и свиньи, но молодцы, умеют видеть перспективу, решения принимают верные, даже если это и чуточку вразрез с официальной линией… но пока что папа все еще имеет право толковать Библию…

…до прихода Лютера, мелькнула трезвая мысль. Я натужно улыбнулся, держа лицо ясным и уверенным. Все смотрят, не сводя взглядов, такому лорду пальца в рот не клади, понимают.

– Господа, – сказал я в заключение, – я буду краток, как вааламова ослица. В королевстве, на первый взгляд, все спокойно. Ремесла и торговля возрождаются… да они почти и не замирали. Потому сейчас все усилия и сверхусилия должны быть сосредоточены не на том, как затащить в постель жену соседа, а на постройке могучего флота!.. Вы даже не представляете, какие неслыханные просторы и перспективы открываются перед нами!

Они смотрели настороженно, с их точки зрения, я чересчур быстр и прыгаю, как несолидная блоха с предмета на предмет, эрцгерцог должен быть малоподвижен и величав, а говорить медленно и тягуче, будто муха выползает из патоки.

Джералд Бренан спросил с запинкой:

– Флот… он для захвата островов?

– Архипелага Рейнольдса, – поправил сэр Дэвенант, очень гордый, что вспомнил.

– Острова, – сказал я с апломбом, – мелочь! Песчинка. А перед нами откроется невиданный мир, огромный и чудесный, где открывай, бери и хапай. У вас мешков не хватит для сбора добычи. Для Церкви огромное поле работы, куда нужно нести Слово Божье, для купцов новые невиданные товары, для лордов возможность совершать подвиги и захватывать огромные земли, перед которыми Сен-Мари покажется упавшим с дерева кленовым листочком!.. Потому флот необходимо выстроить быстро. Даже надрывая жилы, отказывая себе в еде и сне, но корабли мы должны построить!

Я поднялся, все почтительно встали и склонили головы. Выходя из-за стола я сказал резко:

– Барон Альбрехт, сэр Растер! Ко мне на трепку. Немедленно.

Они опустили головы и последовали за мной под сочувствующие взгляды членов расширенного, очень расширенного совета.

Глава 11

В кабинете я со вздохом облегчения снял шляпу и запустил в дальний угол, отшвырнул обрыдло пурпурный, как у римского императора, плащ.

– Садитесь, дорогие друзья, – сказал я совсем другим тоном. – Извините, что пригласил так грубо, но надо же… чтобы вам не завидовали!

Барон Альбрехт засмеялся, он понял сразу и без пояснений, сел, а сэр Растер недовольно прогудел с порога:

– Сэр Ричард, когда в поход?

– Какой поход? – переспросил я.

Он сказал хмуро:

– Да любой!.. Даже я начинаю… Уже совсем начал, ага. Здесь всегда синее небо, туч не дождусь, тепло, птички птичкают, дома какие-то несерьезные… Я тут, представляете, толстеть начал! А на других и смотреть стыдно.

– Скоро, – сказал я успокаивающе. – Вы же знаете, дорогой друг, у меня шило в заднице.

– У меня там их дюжина, – проворчал он. – Ну зачем вы оставили меня в Геннегау?

– На кого мне еще положиться?

Растер повернулся и ткнул пальцем, будто ударил копьем, в грудь барона Альбрехта.

– А вот на этого!

– Наш барон не утес, – ответил я. – А вот вы – утес. Скала!.. Я и приехал только затем, чтобы подготовиться для нового наступления.

Он сразу ожил, расцвел, лицо помолодело, грузно сел за стол и откинулся на спинку.

– Куда? – каркнул он счастливо.

– Воинская тайна, – ответил я многозначительно. – Враг не должен знать направление главного удара, если только он не боковой. Нет-нет, вам я верю, дорогой друг, но вон из стен торчат уши Кейдана. И еще чьи-то.

Он оглянулся.

– Где? Я их обрежу!

– Они то высовываются, – сказал я, – то прячутся. Потому лучше пусть враг остается в неведении. Барон, что скажете о ситуации вы с вашим ясным и наглым взглядом?

Барон поморщился:

– Нам тут выпить чего-нибудь дадут?

Сэр Растер вскрикнул огорченно:

– Нехорошо мои слова прямо изо рта выхватывать! Это я собирался сказать! Даже недоумевать начинал как-то вот так вовсе.

Я хлопнул в ладоши. В комнату вошел сэр Жерар, за ним двое в темных одеждах, но со знаками королевских слуг на левом плече.

– Еды, – велел я, – питья. Сэр Жерар, останьтесь. К вам тоже будут нескромные вопросы.

Сэр Растер посмотрел на вечно угрюмое лицо секретаря, сказал с сочувствием:

– Может быть, его сразу к бабам?

– Да, – согласился барон, – а то сэр Жерар уже готов признаваться, сколько мы украли из казны.

– И как гуляли, – добавил Растер, – пока кот ловил мышей в Гандерсгейме.

Сэр Жерар тяжело вздохнул, посмотрел на них с укором, но смолчал и перевел взгляд на меня.

– А теперь, – сказал я, – после всех парадных речей рассказывайте, как все на самом деле.

Растер вскинул брови, суровое кабанье лицо приняло несколько удивленное выражение.

Барон сказал мирно:

– Как ни странно, но это «как на самом деле» почти совпадает с парадным взглядом. Вот только внезапное появление вашей светлости без сопровождения отряда телохранителей… снова всколыхнуло новую волну разговоров… что вообще-то и не затихали.

Я насторожился, барон чересчур мрачен, такое с ним бывает очень редко. Сэр Жерар вздохнул так, словно тащит в одиночку тяжело груженную телегу во дворец, кивнул и снова вздохнул.

– Что за разговоры? – спросил я.

– Все мы смертны, – проговорил барон с неохотой, но голос звучал твердо. – Но когда умирает простолюдин, это никого не задевает, кроме ближайших родственников. Когда умирает владелец замка, начинается дележ владений… чаще всего – с оружием в руках. Но когда умирает король, не оставляя наследника…

Он умолк, я сказал с неохотой:

– Я не король.

– Когда умирает король, – повторил он неумолимо, – не оставив наследника, в стране начинается кровавый хаос и всяческая борьба за трон…

Я прервал:

– Погоди, неужели в самом деле у всех такие тревоги?

Он покачал головой и произнес уже теплее:

– Сэр Ричард, спуститесь на землю. Как сказал бы отец Дитрих, грешную, хотя мне кажется, здесь что-то не то, почему земля грешная? Другое дело мы, красавцы… У правящего короля должен быть наследник, которого признают таким все лорды и народ королевства. Повторяю, наши лорды и лорды Сен-Мари одинаково обеспокоены, что у вас нет наследника.

– Но я, – повторил я, – не король!

Он кивнул.

– Об этом и речь. Вам не кажется, что положение довольно двусмысленное?

– В чем?

– Вся власть у вас, – напомнил он. – Но вы майордом, а не король. Насколько знаю, майордомы в прошлом все-таки становились королями.

– Не сразу, – напомнил я, в свою очередь. – Проходили чуть ли не столетия. Да и не они становились королями, а их дети.

– Об этом и речь, – обронил он. – Но сына у вас нет. Тогда придется вам самому, сэр Ричард. Вы будете удивлены, но я понимаю ваше нежелание взойти на трон. Это и огромная ответственность, и необходимость постоянно быть во дворце и принимать решения… зачастую неприятные, мелкие, разбирать кляузы, просьбы, прошения, мирить подравшихся лордов… в то время, как все видим, вам хочется строить корабли, открывать острова… хотя вообще-то это тоже королевское дело.

Я спросил:

– С нашими понятно, а что нужно местным?

– Стабильности, – ответил он таким тоном, словно пенял нерадивому школьнику. – Если нет законного и признанного всеми преемника, всегда начинается ожесточенная борьба за трон! Это только после смерти великого Александра осталась такая огромная империя, что ее попросту разделили и разошлись… но, как вы наверняка знаете, потом все-таки передрались, и все рухнуло. Этого и страшатся наши лорды. В смысле армландские, брабантские, ундерландские и сен-маринские. Если не вы, то предпочтут короля Кейдана. У того куча детей, из них двое мальчиков.

Я нахмурился, чертова проза жизни, только разлетелся в мечтах на дальние дивные острова, а тут за лапы и вниз, да еще с такой силой, что мордой о землю.

– Уже над этим работаю, – сообщил я туманно.

– И как? – спросил он, хотя вижу по лицу, что не улавливает, над чем и как. – Спустя в рукава?

– Ускорю, – пообещал я. – Не думал, что уже припекает.

Растер хватал со стола жареное мясо и пожирал, как крокодил, запивал водопадами вина, по глазам видно, что и ему хочется вставить слово, но некогда, занят более важным.

Сэр Жерар спросил осторожно:

– А не припоминает ли его светлость какого-нибудь адюльтера… после которого у вас остался бы бастард? При крайней нужде его можно узаконить и объявить наследником…

– Да-да, – поддержал Альбрехт, – можно среди них выбрать… десяток, а потом из них самого лучшего.

– В чем?

– Ну, породистого, важного… Для короля это важнее всего.

Растер с усилием проглотил большой кус мяса, сказал сиплым голосом:

– Посмотрите на сэра Ричарда… До сего момента он был уверен, что все леди двора стараются понравиться ему только ради его красивых глаз и длинных рук!

– Обидно, – согласился с ним барон, – узнать, что всего лишь хотят стать матерями будущего короля Сен-Мари.

Они нагло захохотали, только сэр Жерар помалкивал. Я нахмурился, чувствуя себя уязвленным. Барон наконец-то взялся за еду, вид у него был такой, что, дескать, я сказал правду, а теперь пусть хоть небо падает на землю.

– Ладно-ладно, – сказал я, – все эти хаханьки припомню. Вот стану королем, и буду неистов и необуздан в монаршем гневе!

– Святом и справедливом, – добавил барон.

– И непогрешимом, – уточнил сэр Жерар, – как у папы римского.

– Да, – сказал я задумчиво, – как у папы… гм…

Они ждали продолжения, но я впал в задумчивость, первым сообразил сэр Жерар, поклонился и тихонько поднялся.

– Ваша светлость, мне нужно отдать еще пару срочных распоряжений…

– Иди, – сказал я.

Он еще раз поклонился и скрылся за дверью. Сэр Растер продолжал буйствовать за столом, как лесной пожар, мне почудилось, что исчезают даже тарелки. Барон в завершение обеда лениво отщипнул пару сочных виноградин, надо же показать, что пирует, сказал равнодушно:

– Двор ждет, что его светлость наконец-то оторвется в загулах с первыми красавицами королевства!

– Да ну?

– Тем более что успех его светлость у прекрасного пола имеет…

– Успех у женщин, – сказал я, – как правило, признак посредственности. Потому мне либо нужно признаться в посредственности, либо заподозрить женщин в том, что им что-то из-под меня надо.

– И к чему склоняетесь?

Голос прозвучал ехидно, щас вот признаюсь в посредственности, жди, но и насчет собственной гениальности не скажу прямо вот так в лоб, как провоцирует, хотя я, конечно, непогрешимее папы римского…

Кстати, отец Дитрих его упомянул, а тут еще и сэр Жерар плеснул горючего масла в огонь. Плохо представляю, что такое непогрешимость и для чего, может быть, это необходимо для дела Церкви, однако она сама, как понимаю, разрастается на том фундаменте, что оставили первые христиане. И постепенно обрастает ракушками, как корабли Ордоньеса, что тормозят ход, а в конце концов вообще не позволят сдвинуться с места. Некоторые реформы можно бы осторожно начинать уже сейчас, не дожидаясь, пока местный Лютер прибьет на дверь своей церкви знаменитые девяносто восемь тезисов. Те самые, что привели к грандиознейшему расколу общества во всех странах Европы, к столетиям кровопролитнейших религиозных войн, сотням тысяч сожженных заживо протестантов, на фоне которых воспетая поэтами Варфоломеевская ночь может показаться мелким хулиганством.

Надо бы поговорить с отцом Дитрихом, хотя не представляю, на какой козе к нему подъехать. Лютер, к примеру, перевел Библию на родной немецкий язык, чтобы любой грамотный мог читать ее, но Церковь на потерю монополии наверняка среагирует болезненно…

И вряд ли докажу, что не Лютер, не я, чуть позже кто-то другой сделает это обязательно. Церковь всегда шла впереди человечества, в непроглядной тьме освещая факелом веры дорогу в будущее, но сейчас общество кое в чем идет с нею уже ноздря в ноздрю.

А как только Церковь останется позади, она потеряет накопленное почтение, даже уважение, превратится в объект снисходительных насмешек. А сие плохо, так как мощь Церкви велика, и терять ее глупо и недостойно. Мне же, как правителю мудрому и заглядывающему вперед, это вообще недопустимо.

Растер довольно рыгнул, закончив очищать стол, даже виноград пожрал, как коза какая-то, запил вином и с удовольствием потер ладони.

– Хорошо, – определил он с достоинством. – Вообще жить как-то даже хорошо! Лучше только, если бы еще и подраться… Сэр Ричард, что-то случилось?

– Да вот барон меня огорчает, – ответил я туманно. – Вы уж с ним разберитесь.

– С удовольствием, – пообещал Растер, – у меня давно на него кулаки чешутся.

– Еще бы, – сказал я.

– Больно умный, – объяснил Растер с отвращением. – Не по-мужски!.. Ну, я пойду готовить людей к войне?

Я отпустил его кивком, а когда за ним закрылась дверь, повернулся к барону.

– Ну, говорите.

Он вскинул на меня мрачный взгляд.

– О чем?

– Что вас гнетет, – потребовал я. – Я же вижу!.. Пусть Господь не дал мне великого ума и кротости, но проницательности от щедрот подкинул, за что великое спасибо.

Барон сказал мрачно:

– Вы правы, ваша светлость. В самом деле, что-то в последнее время давят недобрые предчувствия. Даже снится всякое… Когда я пришел к вам на помощь, поддавшись уговорам Митчелла, я чувствовал, что ввязываюсь в нечто опасное, рисковое и грандиозное. Но не ожидал, честно, что ваши амбиции и аппетиты будут расти с такой скоростью…

– Это плохо?

Он кивнул, острый взгляд внимательных глаз стал еще острее.

– Нельзя хвататься сразу за несколько дел. Больших дел!.. Еще не закончено завоевание Гандерсгейма, а уже прикидываете, как захватить этот злосчастный архипелаг… Все силы, деньги и ресурсы брошены на строительство громадного флота, с ума сойти…

– Без могучего флота острова не покорить, – возразил я.

– А надо? – спросил он мрачно.

– Если бы не угрожали нашим берегам, – отрезал я, – никто бы на них и внимания не обратил! Меня Юг интересует, дорогой барон. Вовсе не острова.

Он вздохнул.

– Завоевав архипелаг Рейнольдса… так его зовут?.. обнаружим, что этим, уже нашим, островам угрожают соседние… И так до бесконечности?.. Сэр Ричард, вы не потеряли чувства меры?.. Я помолодел с вами, однако головы теряют чаще всего молодые.

Я ответил бодро:

– Барон, разве мы не шли от победы к победе? Зачем предполагать, что наша поступь оборвется?

– Не оборвется?

Я изумился:

– С чего? Мы рождены для побед!

Он скупо улыбнулся, от строгих серых глаз разбежались лучики. Взгляд тот же острый и живой, что и в первый раз, когда я увидел его в помятых и посеченных доспехах армландского лорда.

– Мне кажется, – произнес он, – я с вами молодею, сэр Ричард.

Он не договорил «…и глупею», но мне почудилось, что это прозвучало довольно отчетливо.