Текст книги "Воронье"

Ингрид Нолль
Воронье

1. Тяжелая туча

Родители Поля изучали свои родословные древа, правда, каждый по своим соображениям. И те и другие соображения были неприятны и чужды их сыну. «Я абсолютно ни при чем, – говорил он себе, – если какой-то из моих предков был богат, беден, здоров или болен, умен или глуп». Его не волновало даже арийское происхождение, к чему во времена национального безумия полагалось стремиться. В отличие от поборников чистоты расы мать Поля надеялась обнаружить у предков хоть каплю еврейской крови и выискивала среди них ученых мужей, поэтов, певцов и борцов Сопротивления.

С отцом все обстояло иначе, хотя и не менее обременительно для Поля и его младшего брата Ахима. Отца в генеалогических изысканиях интересовали причины смерти родственников: на основе их историй болезней он определял свою предрасположенность к этим недугам. Так же педантично он высчитывал и риск заболевания своих сыновей диабетом или другими нарушениями обмена веществ, шизофренией, злокачественными опухолями… Отцу становилось по-настоящему плохо, когда выяснялось, что какая-то двоюродная бабка умерла от родильной горячки, а дядюшка погиб на войне, потому что и та и другая смерть не могла служить материалом для его личных прогнозов.

Правда, отец уже достиг почтенного возраста и в эмоциональном плане играл в доме второстепенную роль. Оба брата с малых лет сражались за благосклонность своей молодой, красивой матери. Поль всегда считал любимчиком матери младшего брата, а Ахим, в свою очередь, утверждал, что старший пользуется у нее особым доверием и вообще является главой семьи.

В том, что его эмоциональная жизнь столь скудна, Поль винил родителей. Дав первенцу при крещении имя Жан-Поль, они возложили на него надежды, оправдать которые он не мог. Мать мечтала, что он станет всемирно известным писателем, отец видел сына физиком, удостоенным Нобелевской премии. С некоторых пор оба врали друг другу, утверждая, что Поль наконец становится блестящим адвокатом. Его увлечения, например рисование руин или интерес к разным изобретениям, родителями всерьез не воспринимались.

Возможно, именно стерильная атмосфера родительского дома, в которой вырос Поль, послужила причиной того, что его собственный брак стал несчастливым, а предпринимать новую попытку в тридцать девять лет было почти поздно. В студенческие годы у него была связь с соседкой старше его на десять лет – та напоминала ему мать, – но их отношения, к сожалению, расстроились.

Полю было двадцать четыре, когда однажды вечером в его комнату в студенческом общежитии заявился младший брат. В тот вечер оба напились больше обычного и в итоге перешли к весьма болезненным попрекам, припоминая взаимные обиды давно минувших дней. Разгорячившись, Ахим – он был младше на четыре года – рассказал, как после сданного экзамена на водительские права он откупорил бутылку шампанского и выпил его вдвоем с матерью. Потом она, улыбаясь загадочной улыбкой Джоконды, скрылась в спальне, куда за ней последовал и Ахим. И они легли друг с другом так, словно это было самым обычным делом. По крайней мере в тот раз.

«А папа?» – спросил Поль с пересохшим горлом. Папа тогда лежал в больнице, лечил хронический звон в ушах и высокое давление.

С того вечера Поль не мог смотреть родителям в глаза и сократил свои визиты до минимума, а с братом перестал общаться вовсе. Подружку, которую он до того безо всякой задней мысли считал более юной копией матери, Поль стал изводить самым оскорбительным образом, и в итоге девушка его бросила.

Лишь годы спустя, когда они всей семьей отмечали семидесятилетний юбилей отца, Поль робко попытался потребовать у брата объяснений.

В смехе Ахима было больше ехидства, чем смущения. Что, Поль и в самом деле поверил в эту чушь? «Бог мой, я тогда надрался и нес полную ахинею. Может, я втайне хотел войти в историю как новый Эдип, но ты же знаешь нашу маму – это просто невозможно!»

Поль не мог простить Ахиму того, что тот натворил своей ложью: скандальное признание повисло над ним тяжелой тучей, которая никак не хотела рассеиваться до конца. С одной стороны, он стыдился, что слушал брата, пусть всего минуту, с другой стороны, представление о кровосмешении в собственной семье повергло его в такое смятение, что он вообразил себе, что в этом может быть зерно правды. Сюда добавились и профессиональные соображения: половые сношения между кровными родственниками согласно статье 173 Уголовного кодекса наказывались лишением свободы сроком до трех лет. Впоследствии Поль никак не мог понять, почему не влепил тогда брату пощечину, да так, чтобы след от нее горел на лице еще несколько дней. Вместо этого он просто выставил нетвердо стоявшего на ногах Ахима из комнаты и захлопнул за ним дверь.

Даже спустя много лет после того, как брат отказался от своих слов, Поль не мог в общении с родными избавиться от недоверия. Мама нежно гладила его по щеке, отец, как обычно, эгоистически жаловался на свои болячки, но все вокруг казалось подозрительным. Может быть, мама хочет быть с ним рядом вовсе не по-матерински? Может быть, у отца с его вечно плохим настроением есть основания для депрессий? И как мама, живя с ипохондриком старше ее на двадцать лет, сумела все это выдержать? Были ли у нее любовники? Не говорит ли самоотверженная забота о том, что ее совесть нечиста? Поль вынужден был признаться себе, что в глубине души иногда ненавидел отца и маленьким мальчиком с удовольствием нырял в кровать к матери. Разумеется, противоречивые чувства Поль ни с кем не мог обсудить: менее всего ему хотелось выносить сор из избы.

Познакомившись через некоторое время с Аннеттой, он был особенно рад, что она ни капельки не похожа на его мать.

А сейчас, в тридцать девять, у него был кризис среднего возраста плюс проблемы в личной жизни и финансах. Поль сидел в своем кабинете, вяло листал каталог и предавался мрачным мыслям. Когда зазвонил мобильный, он ответил угрюмо.

Звонила его мать.

– Жан-Поль, сыночек, как у тебя дела? Ты один? – спросила она. – Аннетте не обязательно быть в курсе, это исключительно семейное дело.

Поль заколебался. Ему очень хотелось намекнуть, что жена сидит рядом.

Мать рассказала, что его брат недавно разговаривал с консультантом по налоговым вопросам. Состоятельным родителям, оказывается, еще при жизни стоит предоставлять детям некоторую сумму из будущего наследства, поскольку эти деньги в отличие от полученных в наследство не облагаются налогом. То есть было бы разумно сейчас расстаться с выручкой за дрезденский дом, так как если она соберется умереть в ближайшие десять лет, то дарственная будет облагаться налогом.

– Понимаю, – сказал Поль, который о праве наследования был информирован лучше, чем она. Наконец-то хоть одна приятная новость, ему сейчас пригодился бы каждый цент.

– Это разумно. О какой сумме ты думаешь? – осторожно спросил он. О недавно обретенной собственности матери он имел весьма приблизительное представление и ни в коем случае не хотел показаться алчным.

– Вы с Аннеттой, слава Богу, оба неплохо зарабатываете, – заявила мать, – и не нуждаетесь в финансовой поддержке. Но Ахим планирует приобрести филиал «Тойоты» в Майнце и нуждается в средствах. Поэтому его долю она передаст ему сейчас. Ты, разумеется, в будущем получишь точно такую же сумму. Просто сейчас я не могу перевести в наличные большую сумму, иначе папа будет недоволен.

Поль поинтересовался, сколько денег должен получить его брат, и выяснил, что речь идет о максимальной сумме, не подлежащей налогообложению.

– Ты молчишь, Жан-Поль, – сказала мать, – но я точно знаю, что ты своему брату желаешь только добра.

Поль крикнул в пустоту комнаты:

– Спасибо, Аннетта, сейчас я не хочу чаю. Мать поняла и стала прощаться:

– Передай Аннетточке привет от меня и от папы. Я скоро позвоню. Спокойной ночи.

Пожелание было благим, но Поль не пошел спать, а в растерянности остался сидеть в кабинете, думая о брате, которого в детстве очень любил.

Ахим когда-то изучал экономику и организацию производства, но потом забросил учебу и занялся продажей автомобилей. Поль считал, что в конечном итоге в неудачах брата виноваты родители. Они позволяли Ахиму все, что запрещалось Полю, оплачивали его долги и даже упрашивали домашнего врача выдавать ему справки за пропущенные дни и не сданные из-за загулов экзамены. Поль снял очки, чтобы дать высохнуть глазам. Иногда ему начинало казаться, что своей судьбой он распорядился не лучше, чем его смазливый братец.

Когда Поль наконец заснул, ему приснилась мать. Мальчиком он всегда восхищался ее шелковой блузкой кремового цвета с рисунком из зеленоватых раковин и бледно-красных кораллов. Под ивой, чудная зеленая листва которой оттеняла блузку, мать медленно делала свою гимнастику тай-цзи, мешать ей было строго-настрого запрещено. Но Поль заметил охотника с луком, тот прятался в зарослях, выслеживая добычу. Кто это был? Зорро, благородный мститель, или Амур, чьи стрелы еще ни разу не попадали мимо цели? Когда стрела пронзила мать, он проснулся, предостерегающий крик вырвался слишком поздно.

2. В обувном магазине

Жена Поля, Аннетта, находилась в лучшем положении, поскольку своих родителей потеряла относительно рано. У нее было благополучное детство, много друзей и никакого соперничества с братьями или сестрами. Когда она получила в наследство родительский дом в Мангейме и некоторое количество акций, ей было за двадцать. К учебе в школе и изучению международной журналистики Аннетта относилась не слишком серьезно, но к началу профессиональной деятельности стала весьма честолюбивой. Иногда она жалела, что не училась в полную силу. Именно поэтому, должно быть, ее усилия перещеголять как школьных друзей, так и собственного мужа по части доходов оказались весьма успешными.

Благодаря изящной фигурке и тонким чертам остренького личика Аннетта и девочкой была очень мила; она всегда с легкостью вызывала и в молодых, и в старых мужчинах желание взять ее под свою защиту. И хотя выглядела Аннетта успешной деловой женщиной, ее кожа и сейчас оставалась по-детски нежной, а волосы мягкими, как у десятилетней девочки.

Но, как с известной долей зависти предполагал Поль, внутри его жена была сделана словно из стали. В одном они тем не менее были схожи: как и ему, Аннетте было трудно говорить о чувствах, тем более трясти на людях грязным бельем.

Поль и Аннетта дружили с одной супружеской парой, Ольгой и Маркусом Бауманн. Но с тех пор как Бауманны около года назад разошлись, общение постепенно сошло на нет. Бывшую подругу Аннетта увидела случайно, в недавно открывшемся итальянском обувном магазине. Неожиданная встреча смутила Аннетту, но Ольга, казалось, с головой ушла в примерку ярко-красных лаковых туфель и даже не подняла глаз, когда Аннетта подошла.

Как меняются люди, думала Аннетта. В школьные годы Ольга носила сандалии «Биркеншток», очки в дорогой оправе и была лучшей ученицей в классе; став студенткой, она сменила сандалии на босоножки, а очки на контактные линзы. А теперь? Теперь дипломированная преподавательница покупала себе туфли в стиле «фламенко», для которых у нее слишком толстые ноги, и носила дьявольски дорогие очки «для интеллектуалов» в зеленой черепаховой оправе. Либо собирается на охоту за мужчинами, либо жертва уже бьется в сетях.

Снедаемая любопытством, Аннетта неожиданно выросла рядом с Ольгой.

– Need you help?[1]1
  Вам помочь? (англ.)


[Закрыть] – спросила она дурашливо, пытаясь избежать неловкости.

Ольга подняла глаза и изобразила в отличие от своей подруги удивление и легкое замешательство от такого энергичного приветствия.

– Ну и ну, Аннетта! Как ты думаешь, я уже слишком стара для таких ярких цветов?

Аннетта ответила, что в сорок лет можно носить все, что к лицу, и заверила, что на ее месте она эти туфли носила бы не снимая. После этих слов подруга погладила блестящую кожу и посетовала на то, что из-за характера своей работы вынуждена покупать хоть и дорогие, но консервативно-корректные вещи.

В ознаменование удачной покупки Аннетте ничего не оставалось, как пригласить подругу что-нибудь выпить, благо до ее дома в Мангейм-Альменхофе было недалеко. Очень хотелось спросить, развелись они уже или нет, но Аннетта не рискнула. И, даже придя домой, женщины продолжали болтать об обуви: о том, как здорово, что они открыли для себя такой хороший магазин, и о том, как трудно сейчас подобрать себе обувь по ноге.

– Наверное, это потому, что мы становимся старше, – заметила Аннетта. – Раньше мне подходила любая обувь – я могла покупать все, что нравится. Сейчас от многих моделей приходится отказываться. И это при том, что я вешу столько же, сколько двадцать лет назад. – «В отличие от тебя», – добавила Аннетта про себя, но тут ее прервал телефонный звонок и она пошла в кабинет на второй этаж.

Звонил муж.

– Прежде чем ты скажешь, что опять придешь поздно, – съязвила она, – могу с радостью сообщить, что на сей раз для этого нет никаких препятствий. Я не одна…

– С любовником? – спросил Поль.

Аннетта удовлетворенно улыбнулась, чего муж, впрочем, видеть не мог.

– Вполне могло быть и так, но сегодня тебе везет. Я встретила Ольгу и затащила к нам. Мы давно не виделись, есть о чем поболтать.

Муж помолчал несколько секунд, а затем сказал, что уже едет домой, звонит ей из машины, стоя перед светофором на Шпейрерштрассе.

– До скорого. – И отключился.

– Это был Поль, – сказала Аннетта, вернувшись в гостиную. – Красавица мать хорошо его воспитала, и остатки этого воспитания еще не до конца выветрились. Правда, приходится все время прибирать за ним, зато он всегда звонит, если задерживается в конторе. А сегодня сообщил, что наконец-то сможет прийти вовремя.

– Мы можем договориться на другой день, – предложила Ольга. – Мне все равно еще нужно проверить сочинения.

Вставая, она бросила пытливый взгляд на обложку испанского романа, который Аннетта всегда брала с собой в дорогу, пытаясь осилить его во время долгих перелетов.

В эту минуту открылась дверь и вошел Поль.

Чтобы не показаться невежливой, Аннетте пришлось пригласить подругу поужинать с ними – так, ничего особенного, чай и бутерброды с сыром, ведь они так давно не виделись. Ольга согласилась остаться.

Когда после ужина, который был накрыт на журнальном столике, снова зазвонил телефон, Аннетта со вздохом покинула компанию. Она предполагала, что сейчас ей опять придется отвечать на вопросы по поводу предстоящей командировки в Венесуэлу.

Как обычно, произнесла в трубку «Вильгельме», но услышала в ответ не лихорадочный поток слов своей секретарши, а приглушенный голос мужа.

– Алло, Поль, что за шутки? – крикнула Аннетта.

Поль не ответил или прикинулся глухим.

В недоумении Аннетта уже хотела положить трубку. Какая-то ошибка, над ней просто решили подшутить.

Но тут в трубке отчетливо раздался голос мужа:

– Тебе совершенно нечего бояться, Ольга, она нас точно не слышит. И если она подошла к телефону, то болтать будет не меньше пяти минут. Да и спускаться будет с таким же грохотом, с каким поднималась.

Аннетта застыла на месте. О чем это он? О ее башмаках на деревянной подошве?

Затем заговорила Ольга, хотя и не так громко, как муж, но по-учительски внятно:

– Когда она наконец летит?

– В Чистый четверг, перед Пасхой – ответил Поль. – Покопайся еще в путеводителях. Наш девиз – «Гранада».

У Аннетты потемнело в глазах. Бросив трубку на рычаг, она опустилась на стул возле письменного стола. Когда сердце перестало биться так сильно, она поняла, что догадывалась об этом. Пару раз она смутно подозревала, что Поль, говоря, что опоздает домой, вовсе не общался со своими клиентами. Совсем недавно удивлялась выдвинутому переднему сиденью и кошачьей шерсти на брюках мужа. Потом еще новая туалетная вода. Иногда после долгого сидения в бюро Поль приходил свежим, словно только что из душа.

Но каким образом она могла по телефону услышать разговор, состоявшийся этажом ниже? Что за игру с ней ведут? Как ей теперь себя вести? Забаррикадироваться в спальне? Устроить сцену? Выгнать из дома обоих – и мужа, и Ольгу?

В ванной Аннетта подставила лицо и руки под струю холодной воды, высморкалась, вымыла раковину и решила сделать вид, что ничего не произошло. Трудные решения, изменить которые потом уже будет невозможно, нельзя принимать под влиянием гнева. Произведя ожидаемое количество шума, она спустилась по лестнице.

Ольга вновь собралась уходить.

– Теперь мне и в самом деле уже пора, – произнесла она. – Я ждала тебя, чтобы попрощаться. У вас, случайно, нет расписания автобусов? Боже мой, плохие новости? У тебя такое лицо…

Аннетта ответила, что секретарша всегда терзает ее по вечерам вопросами, которые можно решить и завтра, – например, понадобится ли ей в командировке большой блокнот для записей или нет? Но это никому неинтересно.

– Вовсе нет, – заявил Поль. – Все, что тебя огорчает, в итоге касается и меня. Разумеется, я отвезу Ольгу домой, так будет лучше…

Но та, решительно загасив сигарету, возразила:

– Очень мило с твоей стороны, Поль, но я прекрасно доберусь сама.

Подала им руку и попрощалась.

Когда Поль и Аннетта остались одни, заговорили о пустяках: о том, что нужно купить новую стиральную машину, о запоздавшей открытке из Италии – словом, о чем угодно, кроме визита Ольги. Затем Поль захотел посмотреть документальный фильм о парусном спорте и ушел в свою комнату, где стоял второй телевизор; Аннетта решила еще почитать.

Может, она сошла с ума? Сдали нервы из-за постоянных нагрузок на работе и частых командировок? Может, у нее галлюцинации? Может быть, она приняла чужие голоса за голоса мужа и своей бывшей подружки, потому что в последнее время ее не покидало чувство, что Поль хочет от нее избавиться, отомстить на свой лад за то, что работа для нее важнее семьи? Может, она плохо заботилась о муже, потому что делала карьеру? Во всяком случае, в отличие от него домой она всегда приходила вовремя и добросовестно готовила ужины и завтраки.

Как обычно, Аннетта выбросила окурки из пепельницы, отнесла пиджак Поля в гардеробную и повесила на плечики, поставила серебряную сахарницу в шкафчик, поправила скатерть. Она по опыту знала, что завтра у нее на все это не будет времени, а уборщица приходила к ним раз в три дня.

Поправляя подушки на диване, она обнаружила мобильный телефон мужа. Должно быть, выпал из кармана пиджака. Аппарат почти сливался с темным фоном диванной обивки. Тут ей пришла в голову мысль. Аннетта нажала на кнопку повторного вызова, и телефон в квартире тут же зазвонил – логично, Поль ведь звонил домой незадолго до своего появления. Она быстро нажала отбой, чтобы муж не успел взять трубку на втором этаже.

Да, так могло быть: как обычно, он позвонил по дороге домой, во-первых, чтобы известить, что задерживается, во-вторых, чтобы Аннетта не искала его в офисе. Когда он узнал, что любовница не дома, а в гостях у жены, ему пришлось быстро изменить план, чтобы помешать их слишком тесному общению. Мобильный он, как обычно, сунул в карман пиджака. И как обычно, дома снял пиджак и бросил на диван – дурная привычка, от которой Аннетта никак не могла его отучить. Телефончик, словно «жучок», уловил все звуки в комнате и передал их прямо в ухо доверчивой супруге.

Чтобы убедиться в этой версии окончательно, Аннетта решила провести эксперимент. Когда Поль перед сном отправился в душ, негромко включила в гостиной радио, набрала с мобильного мужа домашний номер и засунула телефон под подушку, туда, где его нашла. Затем поднялась наверх и сняла трубку. Она ясно услышала шотландскую народную музыку, что играла внизу. Несмотря на подавленное настроение, Аннетта испытала что-то вроде небольшого триумфа.

3. Почта

В ту ночь Аннетта почти не спала; когда под утро все же удалось задремать, ей приснилась Ольга в вишнево-красных туфлях – та танцевала фламенко на перекрестке, призывно задирая подол юбки перед каждым автомобилем, останавливавшимся на светофоре.

На работе она никак не могла сосредоточиться. Девиз – «Гранада», сказал ее муж. Аннетта знала, что это означает. Десять лет назад именно там, в Испании, она встретила и полюбила Поля, на Страстной неделе, Semana santa. Тогда Аннетта заканчивала курс испанского языка, Поль был в отпуске. Они сидели за соседними столами и ели тапас, легкие закуски, когда уличный оркестр начал репетировать марш – предстояло праздничное шествие. Сначала Аннетта и Поль пришли в одинаковый восторг от громкой, резкой, незабываемой духовой музыки, а вскоре и друг от друга. И вот теперь он хотел повторить ту поездку вместе с Ольгой! И Страстная неделя опять на носу…

Аннетта ушла с работы раньше обычного, сославшись на начинающуюся простуду. Дома сразу направилась в комнату мужа и занялась изучением ящиков письменного стола. Первым делом ей хотелось выяснить, когда началась их связь. Не найдя ничего предосудительного, она вывернула все карманы пиджаков и пальто. Но и тут удалось обнаружить только монеты, скомканные носовые платки, счета за бензин, зажигалки, оторванные пуговицы. Осталось проверить компьютер, раньше принадлежавший брату Поля. Ахим три года назад купил себе ноутбук, а свой старый компьютер всучил Полю, причем отнюдь не по божеской цене.

Пароль ей был известен. Все письма к Полю были столь же скучны, сколь и коротки. Среди засекреченных адресов значился электронный адрес Ольги. Аннетта не знала, что у Ольги есть подключение к Интернету. Устав от собственного бешенства, Аннетта забралась в постель и натянула одеяло на голову. Во сне она мечтала о смерти своей соперницы.

Некоторое время обе супружеские пары, Бауманны и Вильгельмсы, прекрасно ладили друг с другом, почти каждую неделю ходили куда-нибудь вместе и часто бывали друг у друга в гостях. В то время как все их старые друзья уже были заняты своим потомством и проблемами детей, лишь эти две пары оставались бесплодными.

В отличие от Аннетты и Поля Ольга и Маркус хотели детей, даже подумывали об усыновлении. Аннетта им это сразу отсоветовала: среди ее знакомых такой случай был и результат оказался весьма прискорбным. К счастью, не каждый разговор касался этой темы; Аннетта с Ольгой интересовались литературой, Поль и Маркус – изобретениями, открытиями и экспедициями. Однажды все вчетвером съездили в отпуск, в крошечный пансион в Апулии. Когда вскоре после этого в отношениях Ольги и Маркуса стал намечаться кризис, после нескольких неловких сцен Вильгельмсы перестали их приглашать. Как у Аннетты, так и у Поля не было никакого желания играть роль третейских судей в чужих семейных ссорах и принимать сторону одного из друзей. Вероятно, вскрывшиеся вдруг проблемы в другой семье задели какие-то болевые точки и в браке Аннетты и Поля.

Поль должен был как-то восстановить контакт с Ольгой, не поставив в известность жену. Ясно, что совесть у него была нечиста с самого начала, потому что безобидную или случайную встречу с ней он скрывать не стал бы. С другой стороны, инициатива могла исходить вовсе не от Поля, а от Ольги, ведь она чувствовала себя одинокой; несколько лет назад она поговаривала о том, что бракам необходимо «оживленное движение».

На следующее утро Аннетта заявила мужу, что у нее грипп. Однако, оставшись одна, тут же надела халат прямо на ночную рубашку и принялась за дело. С удовольствием повесила обратно в шкаф свою черную юбку и жакет цвета верблюжьей шерсти с отстегивающимся меховым воротником. Сегодня ей все это не понадобится. Затем позвонила своей секретарше и начальнику и сообщила, что заболела. Поставила кипятить воду для кофе и сунула в тостер два ломтика белого хлеба. Она не болела уже сто лет и теперь хотела полностью насладиться свободой. Вынужденная пауза с завтраком на столике у кровати и газета на коленях должна была помочь ей взять себя в руки. Завтракать в одиночестве было не то чтобы неуютно, но удовольствия она все же не получила.

Аннетта листала газету, пробегая глазами заголовки, и на страницах с местными материалами обнаружила фотографию бывшего мужа Ольги Маркуса. Она так и не узнала точно, развелись они официально или нет.

Статья называлась «Доктор Бауманн – новый главный врач больницы Св. Марии». В отдельной рубрике был лаконично изложен трудовой путь бывшего заместителя главврача Бауманна, затем следовало интервью. В принципе Аннетта не узнала ничего нового, поскольку ей было известно, что Маркус давно метил на этот пост. Изменился ли у него адрес? Она притащила в кровать толстую адресную книгу. Среди перечисленных Бауманнов только ее приятельницу звали Ольга; Маркуса среди четырех его однофамильцев удалось опознать по докторскому титулу. По всей видимости, он переехал в Фогельштанг, район Мангейма.

Аннетта выпила кофе и намазала маслом второй тост, закапав при этом пододеяльник цвета лаванды. Если не обращать внимания на эту неприятность, то штаб в спальне вполне пригоден для руководства военными действиями, по крайней мере здесь можно было размышлять в полном комфорте. Телефон лежал под рукой на ночном столике. Задумавшись, она смахнула хлебные крошки с постельного белья. Можно было сделать вид, что она, как и запланировано, летит в Венесуэлу, а на самом деле приехать в Гранаду. Там она застукает Поля и Ольгу на месте преступления и потребует объяснений.

* * *

– Я могу еще забронировать места на рейс в Андалусию на Страстной неделе?

Из осторожности Аннетта звонила не в ту фирму, что обслуживала их бюро, а в небольшую контору неподалеку.

– Речь идет о Гранаде? Хорошо, что вы позвонили, госпожа Вильгельмс, – радостно отозвалась служащая, едва только Аннетта задала вопрос. – Передайте, пожалуйста, вашему супругу, что я рассчитала два варианта, первый – это с отелем «Альгамбра-Палас», а второй – с отелем «Хиатт». Нужно, чтобы он выбрал один из них.

Аннетта сделала глубокий вдох.

– Похоже, вы раскрыли мне секрет, – не теряя присутствия духа произнесла она. – Муж, очевидно, хотел сделать мне сюрприз.

Сотрудница турагентства очень расстроилась из-за своего просчета и принялась извиняться.

– Ну не так уж это страшно, – сказала Аннетта. – Давайте сделаем вид, что нашего разговора просто не было. Собственно говоря, я тоже хотела порадовать мужа путешествием, но теперь в этом уже нет необходимости.

В довершение всего Аннетта узнала, что муж рассматривал как вариант «Парадору», что рядом с «Альгамброй».

Денег на счете у Поля обычно не водилось – должно быть, путешествие оплачивала Ольга. Аннетта проскользнула в комнату мужа, чтобы снова проверить электронную почту. Пробежав глазами отосланные письма, наткнулась на свежие следы преступления. В коротком сообщении, отосланном сегодня утром, значилось: «Дорогая Ольга, хоть бы у нас все получилось… Сплю и вижу Гранаду! Much love,[2]2
  Здесь: С любовью (англ.).


[Закрыть] твой Жан-Поль».

Аннетта вздрогнула. Значит, Ольга посмела не считаться с тем, что только мать Поля имела право называть его этим поэтичным именем.

«Как вы ошиблись», – думала она, обуреваемая яростью. А если засунуть бомбу замедленного действия в кожаный несессер Поля? Девиз – «Гранада». Гранада по-испански не только «гранат», но и «граната».

Вернувшись в кровать, она стала вспоминать пасхальное шествие в Андалусии. Тогда они, не зная усталости, часами стояли на улицах, чтобы увидеть все традиционные представления Страстной недели. Увидеть, как дюжие молодцы несут по улицам на огромных подносах не только резные фигуры святых, но и детально представленные сцены тайной вечери и распятия, Пьету или Мадонну с младенцем, и каждый из этих подносов был украшен тысячами цветов. У юных носильщиков были видны только выбеленные мелом спортивные туфли. Процессия напоминала сороконожку. И лишь в случайных паузах атлеты выныривали из-под своей ноши, опускали ее на землю и вытирали пот с обернутых полотенцами лбов, многие торопливо затягивались сигаретой. Под аплодисменты публики после небольшой передышки груз вновь поднимался вверх, и процессия двигалась дальше. В эскорте были и женщины в черных кружевных накидках, и закутанные фигуры. Почти как чумное шествие в Средние века, заметил Поль, потому что у кающихся грешников на головах были высокие колпаки с дырками для глаз, их вид напоминал об участниках тайного судилища. Аннетта обнаружила, что большинство грешников были в очках, другие – босиком, но даже знакомые и родственники с трудом могли узнать, кто скрывается под монашеским одеянием.

Уже задремав, Аннетта увидела себя в Андалусии: переодетая грешницей, она пряталась в толпе и, оставаясь неузнанной, следила за мужем и его любовницей. А потом достала из складок одежды револьвер и убила обоих. Решение Поля остановиться в роскошном «Парадоре» ранило Аннетту в самое сердце, ведь когда они ездили в отпуск вместе, он всегда предпочитал недорогие отели.