Текст книги "Девушка с синей луны"

Глава 16
Деловое свидание у пушек и чуть-чуть романтики

Без четверти двенадцать Монах сидел у пятой со стороны города пушки, той, что рядом с кафе, и поджидал квартирную хозяйку Леонида Галину Андреевну. Как всегда большой и внушительный, выставив вперед ногу в гипсе; с пучком волос на затылке и пестро-рыжей бородой; в черном свитере, с серым шелковым шарфом – подарком Дианы – в несколько рядов на шее. Вес, борода, пучок на затылке, шарф, громадная нога в гипсе придавали Монаху вид несколько гротескный и богемный, а также в меру опереточный. Редкие гуляющие так и пялились. Добродеев по замыслу должен был появиться позже и как бы совершенно случайно, чтобы не спугнуть Галину Андреевну, которая и так натерпелась.

Монах пришел раньше, чтобы рассмотреть женщину прежде, чем она его заметит, так как человек, который не осознает, что на него смотрят, выглядит совершенно иначе, чем тот, который сознает. Он и ведет себя иначе. Та самая кинесика и склонность к игре. Весь мир – актеры… или как там сказал великий драматург.

Он заметил ее издали. Она медленно шла, оглядываясь – в крупной, крепко сбитой фигуре чувствовались напряжение и неуверенность. Сжатый намазанный бордовой помадой рот и нахмуренные брови выдавали волнение. С лакированными короткими кудряшками-блонд, в строгом коричневом костюме и сером шарфе, таком же, как у Монаха, только не завернутом вокруг шеи, а свободно свисающим чуть не до земли, и с большой черной сумкой через локоть, чувствовалось, очень тяжелой.

«Надеюсь, не орудие защиты, – подумал Монах, с трудом поднимаясь женщине навстречу и призывно взмахивая рукой. – Утюг какой-нибудь».

– Сюда, Галина Андреевна, я здесь! Добрый день! Спасибо, что пришли.

Она во все глаза рассматривала Монаха. Она даже забыла поздороваться. Он протянул руку, она не сразу протянула в ответ свою.

Он тряхнул ее руку.

– Олег Монахов! Может, в кафе, Галина Андреевна? По кофейку! Посидим, поговорим по душам.

– Ага, здравствуйте. Можно. Только я кофе не пью.

– Тогда сок или пиво. Пиво пьете?

– Пью! Только какое ж у них тут пиво… даже не знаю.

– Хорошее, я пил. Соглашайтесь.

Она была перед ним как на ладони. Недоверчивая, занудная, вечно ожидающая пакости от окружения рабочая лошадка из предместья. С пьющим мужем и бездельниками детьми, тянущими соки. Не боящаяся скандалов, поднаторевшая в схватках с мужем и соседями. Монах улыбался, глядя на нее, такой приязный, большой, с ногой в гипсе… даже борода! Ему пришло в голову, что со сломанной ногой он воспринимается иначе, вызывает доверие и симпатию. В смысле, еще большее доверие и еще большую симпатию. Она улыбнулась в ответ, с трудом, чуть-чуть дрогнув уголками рта, и Монах воскликнул:

– Вот и хорошо! Пошли, Галина Андреевна. Только я медленно… представляете, такая нелепица! – Он стукнул костылем по гипсу.

– Вы сказали, в лесу искали…

– Да нет, все было проще, Галина Андреевна, – он издал легкий смешок. – Это я чтобы вас заинтересовать. Знаете, женщину надо заинтересовать сначала… шучу! – воскликнул он, видя, что она приостановилась, глядя на него растерянно. Игры флирта были ей незнакомы или напрочь забыты. – На самом деле лихач наехал, хорошо хоть живой остался. А в лесу ничего страшного не случилось. Кроме того, что нашли, что искали.

Она оживилась.

– Да они ж ездиют как ненормальные! Права купят и ездиют!

– Ваша правда, Галина Андреевна, как ненормальные. Вот и на меня такой…

– Вы в суд хоть подали?

– Мой друг занимается, я, как видите, ограничен в движении.

– Ага, пусть засадят или пусть заплатит за ущерб. Ишь, моду взяли людей давить!

Тема была благодатная. Галина Андреевна перестала стесняться и бурно негодовала. Они уселись за дальний столик, заказали пива, и Монах приступил к беседе.

– Я знаю об убийстве вашего квартиранта Леонида, Галина Андреевна.

– Вы сказали, видели про меня, как в битве экстрасенсов…

– Видел, но не сразу. Видите ли, я иногда вижу истину…

– Вроде как ясновидящий?

– Он самый. Ко мне обратилась девушка Леонида…

– Не было у него никакой девушки! – перебила она. – Я лично не видела! И Анюта не видела, это подруга моя, квартира рядом. Говорит, были шалавы, приходили на ночь, клейма некуда ставить…

– Была девушка, Галина Андреевна. Они встречались около месяца, в гостях у Леонида она не была, не успела. Хорошая девушка, порядочная, с достатком. Очень переживает, попросила найти убийцу. Я постараюсь, а вы мне поможете, Галина Андреевна. Кстати, она взяла на себя похороны Леонида.

– А что я… я ничего не знаю. – Она вытерла пальцами кончики губ. – Меня уже допрашивали в полиции. И Анюту, ага. А Боря Крючков сказал, что заплатит за похороны. Выходит, они вместе. Ну, мы с Анютой тоже скинемся, а как же, по-людски, ага.

– Вы главный свидетель, Галина Андреевна. Вы первой оказались на месте преступления, вы видели все своими глазами…

– До сих пор трясет! – Галина Андреевна всплеснула руками. – Как вспомню, сама не своя! И спать не могу, все кажется, кто-то в дверь лезет. Я в то утро пришла за деньгами, задолжал он мне, а дверь открытая. Да что ж, думаю, это такое? А как обнесут квартиру? Ну, думаю, сейчас я тебя! И свет везде горит. Это сколько ж нагорело на дурняк! Вбегаю в спальню, а он там! – Галина Андреевна кривит рот и зажмуривается. – Лежит в чем мать родила… – Голос ее понижается до шепота, на скулах вспыхивают красные точки. – Руки привязаны к спинке кровати, а голова повернута набок и смотрит в угол на шкаф, будто там кто прячется. А глаза черные, выпученные! Я как закричу! Сердце встало, и я так и села на пол! До самой смерти не забуду такой ужас! И красный свет прямо в глаза. Как я оттуда выбралась, не помню. Выскочила из квартиры и ну звонить в полицию.

– То есть ваш квартирант лежал на кровати привязанный?

– Ну! Руки привязаны, ноги в стороны, чисто тебе распятый, и голова повернута к шкафу! Вовек не забуду!

– А чем он был привязан?

Она смотрела непонимающе.

– Руки чем были привязаны? Веревкой? Шнуром?

– А! Так шарфом же. – Она машинально схватила кончик своего шарфа. – Серым вроде.

– А что вы видели в гостиной?

– В гостиной? – Она задумалась на миг. – Ничего такого вроде не видела, все на месте.

– На журнальном столике… ну там вино, конфеты…

– Была синяя бутылка, бокал…

– Один?

– Вроде один. – Она задумалась. – Второй на кухне около мойки, вымытый, ага. Я заглянула сначала в кухню. Удивилась еще, чего один тут, а другой там. Конфет не было, врать не буду. Одна бутылка стояла недопитая. Синяя. А так все на месте, посуда, белье… ничего не взяли.

– Понятно, – кивнул Монах. – У вас случайно нет с собой какой-нибудь вещи Леонида?

Вопрос, конечно, странный, откуда у нее вещь Леонида, и с какой стати она стала бы таскать ее с собой? Монах рассматривал ее шарф. Галина Андреевна колебалась.

– Этот шарф… – Монах вытянул руку, дотронулся до ее шарфа, серого, с синими крошечными птичками. – Я чувствую, это вещь Леонида?

Она облизнула пересохшие губы и кивнула, завороженно глядя на него.

– Вы не подумайте чего, я когда убирала… вчера, как мы с вами поговорили, я ходила к ним в полицию, говорю, да сколько можно? Это ж моя квартира! Разрешили. Старший звонил куда-то, обсуждал и разрешили. Ладно, говорит, можете открывать. Ну я сразу за уборку. В прихожей за тумбочкой нашла, завалился, видать, ага. Анюта говорит, очень дорогой. Леньке уже не надо, не несть же в полицию, им тоже не надо. Вещи его оставили, забрали только документы, бутылку и бокалы, сказали, потом отдадут… бокалы. Ко мне тут Боря Крючков приходил, спрашивал, что и как. Говорит, ничего не понимаю. У Лени, говорит, была вроде девушка, и вы вот говорите, что была, а кто ж тогда его? Да еще и в спальне? И свет красный. Это что же получается? Анюта говорит, вроде мужской голос слышала, часов вроде в двенадцать ночи, кто-то позвонил, и Леня открыл и вроде мужской голос. А потом тихо, но вроде шарудели – шу-шу да шу-шу. У нас слышимость, сами знаете какая. А в четыре дверь обратно закрылась, да так негромко. И тишина, вроде крался кто-то на цыпочках. Она еще подумала, что надо бы посмотреть из окошка, кто выйдет из подъезда, да поленилась встать. Она плохо спит, как раз под утро засыпать стала, теперь переживает сильно. А я говорю, хорошо, что не видела, а то он и тебя бы со свету сжил как свидетеля.

– То есть она уверена, что у квартиранта был мужчина?

– Да я уж всю голову сломала! – воскликнула Галина Андреевна. – А кто ж его? И голос. Не знаю! А Боря Крючков говорит, брехня, он не такой.

– Какие люди! – раздалось вдруг над головой Монаха и Галины Андреевны. – А я иду себе мимо и вдруг – ба! Глазам своим не верю!

Получилось фальшиво. Чтобы заметить их в полутемном кафе, нужно было туда заглянуть. Радостный Добродеев стоял над их головами.

– Леша! – вскричал Монах гораздо натуральнее. – Галина Андреевна, это мой друг, известный журналист Алексей Добродеев, вы должны знать. Подсаживайся, Леша. А это Галина Андреевна, квартирная хозяйка Леонида.

– Рад, весьма! – галантно склонил голову Добродеев. – Мне Анюта про вас рассказывала.

– Ага, и про вас рассказывала! Я читала ваши статьи в «Вечерней лошади», и Анюта читала, говорит, ты не поверишь, кто у меня был! А вы теперь хотите про Леню написать?

– Если раскроем преступление и найдем убийцу, то напишу. И про ваш вклад с Анютой напишу.

– Да я ж все уже рассказала, – вздохнула Галина Андреевна. – А вы вместе работаете?

– Иногда вместе, – сказал Монах. – Господин Добродеев прекрасно знает историю города, всякие события и преступления, это очень мне помогает. Тем более сейчас, когда у меня проблемы со здоровьем.

– А что теперь будет? Как вы его найдете? Через гипноз?

Монах и Добродеев переглянулись.

– В том числе, – солидно сказал Монах. – Теперь будем думать и погружаться в подсознание. Галина Андреевна, я могу попросить у вас шарфик на время, потом верну. В нем чувствуется сильная энергетика покойного Леонида.

Галина Андреевна, издав невнятный звук, поспешно сдернула с себя шарф, протянула Монаху.

– Положите на стол, пожалуйста, а то собьется настройка. Нельзя из рук в руки.

На лице ее появилось испуганное выражение. Она осторожно положила шарф на стол, сглотнула; ей было не по себе. Монах протянул руку над шарфом, закрыл глаза, замер. Шарф был серый, в синих мелких птичках, похожих на кляксы. Тишина в пустом кафе стояла такая, что самая захудалая муха сошла бы за реактивный самолет.

– Не сбилась настройка? – прошептала Галина Андреевна.

Добродеев приложил палец к губам, и она испуганно замолкла. Прошла минута, другая. Добродеев тронул Монаха за плечо, и тот дернулся, словно пробужденный ото сна.

– Ну что? Увидел? – спросил Добродеев.

– Кое-что увидел, – пробормотал Монах. – Галина Андреевна, спасибо вам за вашу гражданскую позицию. Мы с господином Добродеевым будем держать вас в курсе. – Он потер лоб. – Извините, я немного…

– Галина Андреевна, я отвезу вас домой, – предложил Добродеев.

– Не надо, мне еще к куме, она тут недалеко. – Женщина встала. Добродеев тоже встал, помог подняться Монаху…

– Ну что? – спросил Добродеев. Галина Андреевна шла к выходу из парка, спеша поделиться с кумой невероятным приключением; оба стояли и смотрели ей вслед. – Что-нибудь стоящее?

– Кое-что. Леонид лежал на кровати обнаженный, с черными глазами, а на самом деле глаза у него серые. Очень образный штрих.

– С черными глазами? Как это понимать? Из-за красного света? Или фантазия?

– Наверное, из-за света. Кроме того, возможно кровоизлияние. С руками, привязанными к спинке кровати. Шелковым шарфом. Тем, который изъял наш майор.

Оба посмотрели на шарф, все еще лежащий на столе.

– А этот откуда? Их что, два было? Где она его взяла?

– Она сказала, что нашла его за тумбочкой в прихожей. Ей вчера вернули квартиру, она убирала там и нашла.

– Один шарф Диана подарила Леониду, этот? Или… тот? Почему же их два?

– Напрашивается только один ответ, Лео, – этот принес убийца. Что есть непонятно.

– По-моему, понятно, он принес с собой орудие убийства.

– Лео, ему свернули шею руками! А вот зачем он принес с собой шарф… вопрос. Случайно завалялся в кармане? Или он заранее спланировал сцену в спальне с привязанными руками? То есть знал, чем закончится любовное свидание?

– Надо показать его Диане и спросить. Может, она его узнает.

– Спросим. Покажем и спросим. Она должна помнить, кому дарила… она что, всем подряд дарит шарфы? Или Марина вспомнит, кто купил. Это авторская работа, они все разные.

– Мельнику скажем?

– Зачем? Пока промолчим. Вообще, надо бы увидеться с нашей девушкой. Я соскучился. Возьмем шампанское, конфеты… – Он помолчал; почесал в затылке. – На данный момент картинка вырисовывается следующая: Леонид лежал в спальне, обнаженный, со связанными руками и свернутой шеей. На что это похоже, Лео?

– На любовное свидание. Это похоже на любовное свидание, Христофорыч. Может, увлеклись и… случайно? Может, убийца ничего не планировал?

– Свидание с кем?

– Женщина вряд ли смогла бы… сил недостанет.

– Всякие есть женщины. Надо бы расколоть майора насчет анализа крови, его могли предварительно опоить чем-нибудь…

– Вряд ли он скажет.

– Среди криминалистов связей нет? Стихов никто не пишет? Гражданский пафос, оптимизм, светлое будущее? Что-нибудь философическое о смысле жизни?

Один из информантов Добродеева из следственных органов сочинял стихи, и он помогал их публиковать.

– Криминалисты? Оптимизм? О чем ты, Христофорыч?

– Самый замечательный оптимист, какого я когда-либо знал, работал санитаром в психбольнице. А артисты-юмористы и клоуны, говорят, самые депрессивные и скучные в быту люди. Так что профессия ни при чем.

– Надо подумать, – сдался Добродеев.

Монах помолчал немного. Потом вспомнил:

– Кстати, ты не говорил еще с Виталей Вербицким? Что там с актером, как его… Влад Курко?

Добродеев смотрел загадочно, и Монах спросил настороженно:

– Что?

– Влад Курко, талантливый актер и бабник, был сбит насмерть около своего дома через три месяца после гибели Ии, двадцатого ноября. Сбивший его автомобиль найден не был.

Монах присвистнул. Подумал и сказал:

– Я этого боялся.

– Чего? Что Влад Курко убит?

– Нет, Леша, я боялся, что смерть этой девушки только начало. Дальше – смерть Влада-Ваганта, смерть Дениса, смерть Леонида-Барда… это те, о которых мы знаем. А парень, у которого была машина-ретро? «Мерседес-Бенц», кажется. Никита, историк. Помнишь, Марина рассказывала? Кстати, надо бы выяснить его ник. Он исчез, и Марина решила, что он просто шарахнулся от Дианы, как другие. А что, если…

Они смотрели друг на друга.

– Ты думаешь?

Монах красноречиво пожал плечами…

Глава 17
Бурная ночь

Ночью Монаха разбудил резкий телефонный звонок. Он просыпался в течение нескольких секунд, и эти несколько секунд ему снился несущийся на него и отчаянно дребезжащий трамвай. А он стоял поперек колеи с ногой в гипсе, застрявшей где-то под рельсой, и тщетно пытался выдернуть ногу и убраться из-под несущегося трамвая. Он проснулся окончательно в холодном поту и с тоской в сердце и не сразу понял, что звонит мобильный телефон, лежащий на тумбочке. Он прижал его к уху и хрипло закричал:

– Алло! Кто это?

Он услышал невнятные звуки и шорохи, ему показалось, кто-то дышит в трубку, он готовился уже переспросить, как вдруг услышал прерывистый полушепот-полухрип:

– Олег! Олег! Помогите! Он здесь… пожалуйста! Быстрее! О господи!

Резкий всхлип, и звуки, рвущиеся из зажатого рукой рта; падение чего-то тяжелого, ударившейся в стену тарелки или вазы и тут же резко захлопнувшейся двери.

Это была Диана.

– Диана! Диана! – тщетно взывал Монах. – Что случилось? Что с вами? Где вы? Диана? Диана, черт подери! Да скажите хоть что-нибудь!

Молчание Дианы, шорохи и неясные звуки. Монах дрожащими руками набрал Добродеева, но тот не ответил. Он набирал номер журналиста раз за разом, но Добродеева все не было. Он вызвал такси и принялся одеваться. Снедаемый тревогой, чертыхаясь и отпуская всякие забористые словеса, поминая проклятую ногу, он поспешно выскочил из квартиры… фигурально выражаясь, разумеется, ибо был медлителен как черепаха.

Машина свернула на улицу Дианы, и тут о чудо! Добродеев ответил. Он пробормотал что-то невнятное, похоже, чертыхнулся.

– Что? Ты… Христофорыч, что случилось? Три утра… ты где?

– Леша! – закричал Монах. – Я у дома Дианы. Давай сюда скорей! Что-то случилось!

– Да, да, еду… сейчас! – Добродеев проснулся окончательно.

Монах выбрался из машины, заковылял к подъезду, набрал код. Дом словно вымер, нигде ни звука. Лифт, к счастью, работал. Он вознесся на четвертый этаж, выгрузился, допрыгал до двери Дианы. Дверь была не заперта, о чем он догадался шестым или седьмым чувством, и он просто толкнул ее, не успев даже позвонить. В прихожей горел свет, неяркий боковой плафон. Тут тоже стояла неприятная тишина, которая вкупе с незапертой дверью и слабым светом производила гнетущее впечатление.

– Диана! – позвал Монах, застыв посреди прихожей, прислушиваясь. – Диана! – повторил он громче.

Молчание было ему ответом. Оглянувшись на открытую входную дверь и стараясь производить как можно меньше шума, он двинулся к гостиной и ткнул костылем в полузатворенную дверь. Дверь распахнулась, ударившись о стену. Монах замер. И снова ничего не случилось. Ни звука не доносилось из глубин квартиры. Похолодевший Монах проковылял к спальне Дианы, постучался и нажал на ручку. Дверь была заперта; из-под нее пробивался слабый свет, видимо, от торшера или ночника. Монах забарабанил сильнее – ни звука в ответ. Монах почувствовал, как липкая холодная струйка скользнула между лопатками. Он вздрогнул, заслышав дребезжание лифта и осторожные шаги в прихожей.

– Христофорыч, ты здесь? – Голос у Добродеева был сдавленный, не то не проснулся, не то испуган.

– Леша, сюда! Я у спальни Дианы, дверь заперта!

– Что случилось?

– Она позвонила мне около трех и сказала, что в квартире кто-то есть. Была очень испугана, просила приехать.

– Она там? – Добродеев кивнул на дверь спальни.

– Должно быть… – Он грохнул в дверь кулаком и позвал: – Диана! Вы там? Откройте, Диана!

И снова тишина в ответ. Добродеев приложил ухо к двери.

– Ничего! – ответил на вопросительный взгляд Монаха.

– Ломай! – приказал Монах. – Сможешь?

Добродеев отступил на пару шагов для разбега и по-бычьи ринулся на дверь. Дверь затрещала, сорвалась с петель и распахнулась. Оба встали на пороге. Горел торшер с синим абажуром. Громадная разобранная деревянная кровать. Кресло, скамья у изножья, низкий комод, трюмо с десятком флаконов и баночек, пуфик, тяжелые синие гардины на единственном окне… и все. Спальня Дианы была пуста.

– Леша, посмотри за гардиной, – негромко сказал Монах, и Добродеев, шагнув, послушно отдернул тяжелый занавес. Там тоже было пусто. Они переглянулись.

– Леша, стенной шкаф!

Добродеев шагнул к шкафу, с силой надавил на скользящую панель. Она отлетела в сторону, открывая черное нутро, и они увидели Диану. Она скорчилась в углу, привалившись к стене, обхватив руками колени. Глаза ее были закрыты. Добродеев потряс ее за плечо; голова девушки упала на грудь. Добродеев отдернул руку.

– Жива? – спросил Монах.

– Вроде.

– Доставай!

Кряхтя, Добродеев вытащил из шкафа Диану. Девушка была без сознания. Он положил ее на кровать, одернул голубую ночную сорочку. Они стояли у кровати и смотрели на девушку. Лицо ее было бледным. Добродеев опомнился и взял ее руку – пощупать пульс.

– Может, «Скорую»? – спросил.

– Не нужно. – Монах тяжело уселся на край кровати. Протянул ладонь к лицу Дианы, насупился от напряжения. Добродеев перестал дышать; ему показалось, он слышит слабое шмелиное гудение…

Диана открыла глаза, уставилась в потолок. Монах убрал руку. Она перевела глаза на стоявшего Добродеева, потом на сидящего рядом Монаха. Зашарила руками, инстинктивно прикрывая грудь.

– Диана, это мы, – сказал Монах. – Узнаете? Не бойтесь.

– Вы… что случилось? – Она облизнула сухие губы.

– Мы не знаем, что случилось. Вы позвонили мне около трех, попросили приехать.

– Я попросила? Почему? – В глазах ее были недоверие и страх. – Как вы вошли?

– Входная дверь была незаперта. А дверь в спальню пришлось выбить, вы не отвечали.

– Выбить? – она все еще слабо соображала. – Зачем?

– Леша, давай чайку, и побольше сахара.

– Сейчас мы придем в себя, – сказал Монах, беря ее руку в свою здоровенную лапу. – Диана, вы позвонили, – начал он медленно, – и попросили приехать.

– Зачем?

– Вы были очень напуганы и сказали, что в квартире кто-то есть. Дверь вашей спальни была заперта. То есть вы заперлись в своей спальне. Что случилось?

Дина завороженно смотрела на Монаха, и он не был уверен, что она его понимает.

– Он приходил… искал. – Она перевела взгляд на дверь.

– Кто приходил?

– Не знаю.

– А что он искал?

– Не знаю.

– Раньше он тоже приходил?

– Да.

– Сколько раз? Вы его видели?

– Я его слышала. Один раз или два… кажется. Я боялась выйти и запиралась в спальне.

– Что он делал?

– Искал… наверное. Открывал ящики и шкафы.

– Где?

Она задумалась.

– В прошлый раз в гостиной, теперь в студии… – сказала неуверенно. – В кладовке и в кухне…

– Как он открыл дверь?

Она, казалось, удивилась.

– У него есть ключ.

– Откуда у него ключ?

– Всегда был.

– Что он ищет?

– Не знаю.

– Он не пытался заговорить с вами?

– Нет. Он всегда молчит.

– А вы пытались окликнуть его… что-нибудь сказать?

– Нет, что вы! Я запиралась.

– Почему вы его боитесь?

Она задумалась. Посмотрела Монаху в глаза и очень серьезно сказала:

– Он убийца.

На пороге появился Добродеев с чашкой. Монах махнул рукой – не лезь, мол.

– Кого он убил?

Диана перевела взгляд на застывшего на пороге Добродеева, удивилась:

– Леша! Вы тоже пришли?

Добродеев кивнул.

– Диана, вы сказали, что он убийца, кто? – спросил Монах.

– Убийца? – Она смотрела на него непонимающими глазами. – Кто?

Монах только крякнул; повернулся к Добродееву.

– Дай ложечку! Ложечку, Леша! Дай!

Он протянул руку, и Добродеев сунул ему серебряную чайную ложечку. Монах схватил ложечку и приказал:

– Диана, смотрите сюда!

Она послушно уставилась на ложку.

– Я сосчитаю до трех, вы уснете. Хорошо?

– Хорошо, – прошептала Диана.

– Раз. – Он сделал паузу. Диана закрыла глаза. – Два. Три. – Он выждал несколько секунд и спросил: – Диана, вы знаете, кто приходил?

– Знаю… – Голос бесцветный, тон ниже обычного.

– Он приходил раньше?

– Да.

– Сколько раз?

– Все время со дня смерти мамы… два раза.

– Зачем он приходит?

– Он ищет.

– Что он ищет?

– Не знаю.

– Вы его слышите?

– Да. Он ходит и открывает двери.

– Что-нибудь пропало?

– Нет.

– Он пытался открыть дверь спальни?

– Нет. Только стоял, а потом уходил.

– Кого он убил?

– Это нельзя. – Не голос, а шепот.

– Ию?

– Нет! Ия… нет!

– Он убил Ваганта?

Диана молчала.

– Он убил Ваганта? – Голос Монаха стал громче.

– Не знаю.

– Он убил Дениса?

Она издала странный звук, похожий на смешок.

– Нет! Денис уехал.

– Денис жив?

– Да!

– Кто убил Ваганта?

Она молчала.

– Диана, кто убил Ваганта?

– Денис. – Утробный неприятный голос.

– Как он его убил?

– Машиной.

– Кто сказал?

– Я видела кровь на машине.

– Денис умер?

– Нет.

– Денис жив?

– Да.

– Откуда вы знаете?

– Он приходит…

– Кто? Денис?

Она молчала.

– Это Денис приходил?

Она молчала.

– Диана! Кто приходил?

– Денис.

Диана, не открывая глаз, вдруг схватила Монаха за руку и сжала. От неожиданности он отпрянул и попытался выдернуть руку. Диана вцепилась мертвой хваткой. Монах выронил ложечку и попытался помочь себе другой рукой. С трудом освободился, вытер взмокший лоб, посмотрел на Добродеева. Тот все еще стоял с чашкой на пороге, бледный, застывший.

– Однако… – пробормотал Монах и пощелкал пальцами перед лицом Дианы. Она открыла глаза…

– Диана, как вы себя чувствуете?

– Хорошо. А вы… Что случилось?

– Вы позвонили и попросили прийти. Вам показалось, что в квартире кто-то есть. Помните?

Она задумалась.

– Не помню. Я открыла вам?

– Дверь была открыта.

Она смотрела непонимающе. Поднесла руки к вискам, сжала.

– Голова болит…

– Леша приготовил чай. Вам станет легче. Леша!

Добродеев подскочил с чашкой. Монах поднес чашку к ее губам. Она сделала глоток, другой.

– Вот и умница, еще глоточек, и еще… – приговаривал Монах, и Диана послушно пила. – А теперь мы отдохнем, поспим пару часиков. Закрываем глазки и спим. – Он положил ладонь на ее лоб.

Диана закрыла глаза. Монах подтянул одеяло и осторожно поднялся. Кивнул Добродееву на дверь – пошли, мол.

– Она спит? – прошептал журналист.

– Спит. Звони Марине, пусть приедет. Ее нельзя оставлять одну. Скажи, что входная дверь открыта, звонить не нужно.

Добродеев достал мобильник.

– Сейчас прилетит, – сказал он через минуту. – Я ее до смерти перепугал.

– Я сам чуть не… это самое, в смысле испугался. Звоню тебе – недоступен. Мчался как ненормальный. Вообразил себе бог весть что, думал, дверь вышибать придется…

– Христофорыч, что это было?

– Понятия не имею. – Монах засучил рукав. Добродеев вытянул шею. На левой руке Монаха чуть ниже локтя наливались синевой кровоподтеки и царапины – следы пальцев и ногтей. Добродеев присвистнул.

– Ну и хватка!

Они обменялись долгим взглядом.

– Ты думаешь, тут кто-то был?

– Не знаю.

– А кто открыл входную дверь? Он что, так торопился, что забыл запереть? Услышал, что она звонит кому-то, и бросился вон? А ключ? Откуда ключ?

– Времени у гипотетического «кого-то» было достаточно – для того чтобы добраться сюда, нужно время.

– Он мог подумать, что она звонила соседям.

– Мог. Или не мог.

– В смысле?

– Я не уверен, Леша, что «он» вообще был.

– Не понял. Она же сидела в шкафу! В запертой спальне!

– А насчет Дениса ты понял? Она считает, что он жив, помнишь, говорила, что у него бизнес и двое детей. А твоя Леночка Суходрев сказала, что присутствовала на его похоронах. Это как?

– Может, она ошибается?

– Которая?

– Леночка.

– Леша, ты помнишь, что именно Леночка рассказывала про эту семью? Мамаша меняла любовников и была занята только собой, Денис был семейным деспотом и держал девчонок в ежовых рукавицах, Диана со странностями плюс провалы в памяти, и только Ия-Рута, хоть и «торчала» на потусторонней тематике, была самой адекватной. Потому и сбежала из дома. Денис следил за ней и Вагантом… Владом Курко. Спустя три месяца после смерти сестры Вагант был сбит машиной. Я задал Диане вопрос насчет убийства Ваганта, и она сказала… Ты же сам слышал, что она сказала.

Добродеев кивнул.

– Она сказала, что Ваганта убил Денис, сбил машиной, она видела на ней кровь. По-видимому, это была месть за смерть сестры.

– Ты думаешь, он подозревал Ваганта?

– Не знаю. Необязательно в убийстве. Может, считал, что она покончила с собой из-за несчастной любви.

– Ты ей веришь? Вид у нее неважнецкий…

– Леша, она была в трансе. Про кровь на машине просто так не выдумаешь.

– А Дениса кто?

– Нужно поспрошать у майора.

– Что будем делать, Христофорыч?

– Утром отправимся на кладбище, найдем могилу Дениса Рудника и поставим точку в этом мутном деле. И будем думать дальше.

– Христофорыч, а ты не думаешь, что она могла…

– Нашего брачного афериста? – Монах посмотрел на синяки на руке и пожал плечами.

– Послушай, а ведь этот ночной визитер мог подумать, что у него еще есть время, а потом вдруг услышал лифт, вылетел из квартиры и не успел запереть…

– И помчался вниз.

– Да! Или вверх.

– Резонно. Пойдем! – Монах поднялся и бодро заковылял из кухни.

– Куда?

– В студию. Там была комната Дениса.

Ошеломленные, они стояли на пороге бывшей комнаты Дениса. Панели стенных шкафов были отодвинуты, мужские вещи – куртки, джинсы, свитера и рубахи вперемешку валялись на полу. Там же валялось содержимое ящиков – какие-то документы и бумаги. Добродеев подобрал кожаное портмоне, раскрыл. Несколько крупных купюр, автомобильные права на имя Дениса Рудника, банковские карточки. Несколько монет.

– Леша, фотография!

Добродеев поднял с пола фотографию молодого человека – был он смугл, черноглаз, с зачесанными назад волосами. С очень серьезным лицом и неприветливым взглядом.

– Прямо сицилийская мафия, – сказал Добродеев. – Я полагаю, это Денис?

Вопрос был вполне риторическим и ответа не требовал. Монах сунул находку в карман.

Станки с натянутой шелковой тканью были отброшены к окну, кресло перевернуто. Казалось, здесь пронесся ураган. Диссонанс с картиной разора являли лица на портретах на стене – они с улыбкой спокойно и доброжелательно смотрели на зрителя. Ия, сидящая на каменной ограде, похожая на мальчишку, с короткой стрижкой, в джинсах и футболке; Ия в позе лотоса; Ия рядом с Венкатой – он в бусах, она ухмыляется, лицо озорное. Монах подумал, что щелкнула их Леночка Суходрев – великий гуру и ученица. Серьезный смуглый черноволосый Денис с лавровым венком на шее – победитель ралли; повернувшийся к зрителю от раскрытого капота автомобиля – с масляным мазком на щеке. Вся троица: Денис, снова очень серьезный, Ия, показывающая язык, и Диана, обнимающая брата. И галерея черно-белых фотографий матери, Полины Карловны Рудник, работа профи. Снежная королева, Золушка, Сильва; темноволосая, блонд, рыжая; всякая. Элиза Дулиттл на балу, ослепительна! Сверкающая диадема, каскад сверкающих камешков на шее. И еще одна: с Венкатой. Почти старуха, сдавшая после смерти детей, худая, в обвисшем черном платье, с диадемой на седых волосах, смотрящейся нелепо. И Венката, красавец в локонах и бусах, с пронзительным взглядом черных глаз, поддерживающий ее под локоть. Великий гуру и утешитель, сказала Диана, часто посещал маму, когда она болела. Она не могла без него…

– Леша, щелкни фотки, хочется рассмотреть на досуге.

– Смотри, фарфоровый зверинец! Вот откуда лошадка Леонида. Она подарила ему не только шарф.

На длинной фигурной полке стояли фарфоровые зверушки: львы, зебры, собаки, кошки, обезьянки.

– Лошадку мы ей вернем, – сказал Монах.

– Жаль, что она разбилась.

– Она не разбилась, ее разбили намеренно. Швырнули в стену. Анжелика сказала, она спец по бьющимся предметам. Зверинец тоже щелкни.

Добродеев снова достал мобильный телефон…

Они вздрогнули от звука хлопнувшей двери. Марина пробежала по коридору. Услышав голоса, заглянула в студию, воскликнула:

– Как она? Что случилось?

– Диана спит. Доброе утро, Марина! – приветствовал ее Монах.

– Здравствуйте, Мариночка, – расплылся Добродеев.

– Да уж, доброе! Что случилось? – повторила она.

– Около трех мне позвонила Диана, попросила приехать, сказала, в квартире кто-то есть. Я помчался. – Монах хмыкнул и посмотрел на свою ногу. – Фигурально выражаясь. Чертова нога лишает меня мобильности. И Леша тоже помчался. Дверь была не заперта, и мы вошли. То есть сначала я. Потом Леша. А вот дверь в спальню пришлось вышибить. Мы нашли Диану в шкафу в самом жалком состоянии.