Текст книги "Девушка с синей луны"

Глава 6
Бросок

Майор Мельник отрывисто бросил, не здороваясь:

– Леша, не сейчас. Занят. Перезвоню.

– Подожди! – закричал Добродеев. – У меня информация по убийству!

– Слушаю, – тут же передумал майор Мельник.

– Убийство мужчины, имя Леонид, я знаком с его подругой Дианой и ее подругой. Кое-что есть. Сбежимся?

– Через тридцать минут у Пушкина, восемь минут.

– Лечу! – обрадовался Добродеев. – До встречи!

Но в трубке уже была тишина.

Когда Добродеев атаковывал майора Мельника на предмет информации, тот говорил, подумав: у тебя есть шесть минут, сейчас, у памятника Пушкину; или пять с половиной, там же; и что самое интересное, укладывался, при всем при том, что говорил мало и очень взвешенно. Памятник Пушкину был их явочной точкой рядом с райотделом, где он трудился, равно как бар «Тутси» был явочной точкой Детективного клуба толстых и красивых любителей пива.

Они сбежались у Пушкина ровно через тридцать минут. То есть Добродеев явился раньше, чтобы не терять времени, а майор Мельник прибыл в строго означенный срок.

– Привет, Леша! Ты один? А где путешественник? – так приветствовал журналиста майор Мельник.

– Попал под машину, лежит со сломанной ногой.

– Взяли, кто?

– Взяли, открыто дело. Монах в депрессии, на овсяной каше. Может, по пивку?

– Занят. Привет передашь. Слушаю тебя.

Добродеева хлебом не корми, дай поговорить и порассуждать, но с майором Мельником треп не проходит. Майор Мельник сам не треплется и другим не дает, с ним Добродеев усвоил телеграфный стиль общения.

– Я знаком с девушкой жертвы и ее подругой Мариной, у нее бутик в «Мегацентре», называется «Эксклюзив». Диана познакомилась с Леонидом через Интернет, ник Бард. Она одинока, сестра покончила с собой четыре года назад, мать умерла, брат в эмиграции. Говорит, жертва была замечательным человеком, добрым, порядочным…

– А что думает Олег? – перебил майор Мельник.

– Монах считает, что он был альфонсом.

– Почему?

– Неправдоподобно хороший, ничего себе не позволял, выжидал. Ни кола ни двора. Болтался неизвестно где. А Диана девушка состоятельная.

– Он прав. Леонид Краснов был брачным аферистом. Дважды привлекался, но потерпевшие забрали заявления. Пять лет назад ему пришлось уехать, были неприятности с братом потерпевшей, вернулся полгода назад, снял квартиру. Не работал, задолжал квартирной хозяйке.

– И все? Ни семьи, ни друзей, ни свидетелей?

– Друг, бармен из «Совы» ничего не знает и не понимает. Или не хочет говорить. Пока все.

– Может, брат потерпевшей? Из прошлого?

– Проверяем.

– Как его?..

Майор Мельник поднял на Добродеева испытующий взгляд, помедлил с ответом.

– Что? – сделал стойку Добродеев.

– Похоже, на любовное свидание…

– С Дианой?

– Нет. По-видимому, у него был мужчина. Последнее не для прессы, как ты понимаешь, исключительно по дружбе.

– Мужчина?!

– Я сказал, по-видимому. Они пили мускат «Оттонель». Все, Леша. Никуда не лезьте, береги Олега. Рад, что вам ничего не угрожает.

– В смысле?

– Куда же вы с тремя ногами! – Майор Мельник ухмыльнулся, пожал Добродееву руку и был таков.

Журналист смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за массивной дверью райотдела. Чувство юмора майора Мельника часто ставило Добродеева в тупик.

* * *

…А Монах меж тем с удовольствием шарил в сайте знакомств, погрузившись в «увлекательное и захватывающее приключение и поиск любви на просторах Интернета». Он так увлекся, что совершенно забыл о собственном плачевном состоянии. Через полчаса примерно он понял главное: прекрасного пола больше раз в пять, чем мужского; девушки делятся на приятных и выпендрежных, последние любят фоткаться с фантазией – шаловливо высовывают язычок, притворно дуют губы, хмурятся, покусывают пальчик или вообще в бикини; многие под никами; все свободны и не обременены детьми; врут насчет возраста… скорее всего, судя по фоткам; народ хочет разного: поговорить, найти свою половинку, дружбы, тепла и флирта; некоторые под витиеватыми девизами, например: «Влюбиться в душу, не касаясь тела – талант!»; или: «Я восторгами сердце баюкаю…» Крутая романтика. Или наоборот, с юмором: «Не знакомлюсь, и даже не пишите!» Или: «Пошли вы все! Надоело!»

Интересы – разброс страшный: от альпинизма до оригами. Собаки, грибы, кулинария, танцы, магия, туризм, стихи, йога, игры. Никто не собирает марки и не выращивает огурцы. И не делится прочитанным. Если коротко. Тут же тест на совместимость. В смысле, общие интересы. Впечатляли комментарии скептиков и энтузиастов. Некто под ником Лузер всех послал; другой – Фарго – сообщил, что нашел подругу жизни и счастлив до зеленых соплей. Монах хмыкнул, представив себе счастливчика.

Он жалел, что никогда раньше не заглядывал сюда – в голову не приходило. А это же кладезь бесценного опыта для практикующих психиатров, в хорошем смысле. Он попытался представить, что написал бы о себе в случае чего. Возраст, имя… Имя? Ник. Волхв. Интересы? Путешествия. Фотку? Он задумался. Можно. Цель? Монах ухмыльнулся. Цель… какая же у него цель?

С фотками тоже прикольно, кстати. Можно свою, можно чужую, Джонни Деппа, например, можно свою, но в полусмазанном виде и с пририсованными усами.

Довольно быстро нашел он страничку Леонида, узнав по нику Бард и идентификации себя как автомотосредства с колесами и фарами.

«Коротко о себе: Марка – Бард, Год выпуска – средний, Масса – 75, Фары – карие. Привод – классический. Кузов – не битый, не ржавый, не гнилой. Тип топлива – низкоактановое: в основном сок, минералка. Иногда вино. Эксплуатация бережная».

Что значит, «привод классический»? И «эксплуатация бережная»? Морду не бить? Не ронять на пол? Не грубить? Не гонять по бездорожью? Монах почесал в затылке. Странная фантазия, однако. Даже идиотская. Но сработала. Простенько, невзыскательно, незатейливо… как грабли. Типа юмор. Но барышня клюнула. Неглупая, образованная, не наивная девочка… и клюнула. Безнадега? Или что? Какой нерв затронул Бард в Диане? Брат-автогонщик? Память о семье? Тоска по дому и семье? Усталость от одиночества? Надо будет спросить. Сообразить, как задать вопрос и вытащить. Побудительные причины или попросту пинок в нужном направлении диктуются подсознанием, и зачастую человек впоследствии не может объяснить внятно, как это он так лопухнулся. Только руками разводит и лепечет всякую чушь.

Он так увлекся, что не услышал, как отперли входную дверь, и вздрогнул от зычного голоса Добродеева:

– Как дела, Христофорыч? Живой?

– Леша! – воскликнул Монах. – Не ждал тебя так скоро. Дела хорошо, живой. Ты не представляешь себе, что это такое! Эти сайты знакомств. Это… нечто!

– Прекрасно представляю. Что значит, скоро? Уже четыре! Я заскочил к Митричу, он нагрузил меня своими фирмовыми и пивом. Тебе большой привет. Голодный?

Фирмовые бутерброды Митрича с копченой колбасой и маринованным огурчиком были местной достопримечательностью, побывать в городе и не попробовать фирменных Митрича – все равно что побывать в Ватикане и не потрогать Папу Римского.

– Собаку готов съесть! – Монах потер руки. – Митрич молоток. Майора видел?

– Видел! От него тоже привет. Сейчас доложусь. – Добродеев убежал в кухню. – Давай выползай потихоньку! – закричал уже оттуда. До Монаха донеслось хлопанье дверцы холодильника.

– Ну? – Монах наконец устроился за столом, определил ногу на табурет, прислонил костыли к буфету. – Что он сказал? Что им уже известно?

Добродеев достал высокие стаканы и поставил на стол блюдо с бутербродами.

– Ты был прав насчет Леонида.

– Альфонс?

– Почти. Брачный аферист. Несколько лет назад пришлось сбежать из города из-за брата одной из жертв, две другие потерпевшие забрали заявления.

– Я знал! Сразу почувствовал. Как его убили?

– У него был гость…

– Это мы знаем. Еще? Ты спросил, как его?.. Ножом?

Добродеев пожал плечами.

– Спросил. Оперативная информация, Христофорыч, разглашению не подлежит. Майор и так много сказал. Но мне показалось, он как-то двусмысленно ухмыльнулся, когда я спросил, как его…

– Ухмыльнулся? – переспросил Монах. – Любовные игры? Интересный поворот. Неужели любовник? – Монах задумался. – А я-то думал, выжидает и приучает жертву к себе, в смысле Диану, а у него, оказывается, другие интересы. Что еще?

– Разве он скажет! Общие фразы. Я сначала не понимал, с какого перепугу он согласился на встречу, а потом меня вдруг озарило!

– Пытается узнать городские сплетни насчет убийства, – сказал Монах. – Ежу понятно. Ты у нас кладезь.

– Именно! Так что это односторонняя дружба, сам понимаешь.

– Ты тоже пытаешься, так что вы квиты. Значит, ничего? Без нюансов? Как насчет языка жестов? Чесал нос, дергал бровями, щурился? Что учуял твой репортерский нос?

– Они сейчас проверяют связи жертвы, опрашивают соседей, квартирную хозяйку, друзей. Роют в архиве старые дела, копают глубоко. Кстати, его звали Леонид Семенович Краснов.

– Адрес? Надо бы поговорить с соседями и с хозяйкой.

– Откуда? Адреса нет.

– Но хоть что-то у нас есть? Ты должен был вывернуть его наизнанку!

– Он сам кого хочешь вывернет, – заметил Добродеев, разливая пиво.

Оба завороженно смотрели на ползущую кверху пену.

– Значит, ничего? – Монах взял стакан. Закрыл глаза, отпил. Утерся. – Ну?

Добродеев загадочно молчал.

– Лео!

– Кое-что есть. Зацепка! Маленькая такая зацепочка. Друг Леонида работает в «Белой сове» барменом.

– Имя!

– Издеваешься?

– Ладно, неважно. Найдем. За успех! – Монах приник к стакану. Допил и сказал: – Лео, вот мне по-человечески интересно, за каким расшибеном майор подкинул тебе бармена. Не скажешь?

– Ты думаешь? – удивился Добродеев, отставляя пустой стакан. – Почему подкинул, просто упомянул.

– Э, нет, мой юный друг, наш майор ничего не делает просто так. Наш майор – старый матерый лис. Можешь не сомневаться, что он вывел нас на бармена с дальним прицелом.

– С каким, интересно?

– Элементарно, Лео. Подтолкнуть! Это значит, что они в тупике. Признаться прямо мешает профессиональная гордость, а вот зайти из-за угла – очень даже. Ему нужен наш интеллектуальный потенциал.

Добродеев только вздохнул. Он ввязывался в безнадежное дело с одной целью – подбодрить Монаха, который на глазах терял свой обычный кураж, худел и впадал в пессимизм. И Марину он привел с той же целью, и сайт Монаховский ей подкинул – женщины любят всякую мистику, она теперь с Монаха не слезет, ах, экстрасенс, ах, волхв, ах тайны мироздания! А она привела Диану, у которой убили друга. Добродеев не ожидал, что его скромные потуги вызовут подобное извержение вулкана. Он думал, что Марина, добрая душа, будет забегать к Монаху, она ему нравится, он оттает и пойдет на поправку, а он, Добродеев, будет провожать ее домой. А тут вдруг Диана как снег на голову. Монах тут же воспарил и захотел встрять. Он даже стал причесывать бороду и поменял несвежую выгоревшую футболку на голубую джинсовую рубаху. Неужели знак, подумал Добродеев, который хоть и писал про всякую мистику-дуристику, был, скорее, скептиком, хотя в то же самое время был открыт для непознанного. Зверь на ловца! Монах – волхв, упал духом, занемог, а тут ему р-р-раз – скорая помощь! Из эмпиреев. На тебе, волхв Белая шляпа, убийство, займись делом, хватит груши околачивать.

Почему Белая шляпа, спросит читатель? А вот почему. Добродеев когда-то в старые добрые времена подарил Монаху белую войлочную шляпу для сауны с народным слоганом: «Кто не бухает, тот жизни не знает!», а Жорик стал насмехаться и прилепил кличку: волхв Белая шляпа. Так и повелось меж своими.

– А тебе не кажется, что это знак? – вдруг сказал Монах, и Добродеев вздрогнул. – Моя нога, Марина, Диана, убийство, а? Даже тот козел, что наехал на меня?

Монах, прищурившись, смотрел на Добродеева, и тот пробормотал:

– Думаешь, знак? – Подумав при этом, что наезд имел место задолго до убийства.

– Даже не сомневайся, Лео. Знак. Без нас никак. И мы ввязываемся. Щенячий патруль спешит на помощь!

– Какой патруль?

– Щенячий. Мультик такой, про четырех щенков-полицейских, очень популярный среди молодняка.

– Нас только двое, – заметил Добродеев.

– Не суть, Лео. В широком смысле можно добавить Митрича и Жорика. Даже Анжелику. Ключевое слово «спешит». Патруль спешит. Для начала нам нужны фотографии с места преступления, сможешь? Конечно, лучше бы проникнуть самолично и осмотреться…

– И не думай! – твердо сказал Добродеев. – Я постараюсь достать.

– Да разве я не понимаю… – вздохнул Монах. – Также надо вычислить бармена. Сегодня. У тебя там кто-то есть?

– Есть знакомый официант.

– Позвони и закажи столик.

– Зачем столик? Я просто поговорю с ним, забегу на минутку.

– Неправильное восприятие задачи, Лео. Говорить будем вместе. Заодно поужинаем. Одними бутербродами жив не будешь. – Монаха передернуло. – Утром прибегала Анжелика, сварила овсяную кашу и заставила съесть. Стояла над душой. Бедный Жорик!

– Подожди, Христофорыч, ты хочешь самолично пойти в «Сову»?

– С этим человеком должны говорить мы оба, – твердо сказал Монах. – Не обсуждается. Чтобы ничего не пропустить. Кроме того, засиделся я чего-то дома. А что? Имеешь что-нибудь против? Не вижу проблемы. Лифт имеется, закажем таксомотор, не торопясь, потихоньку, спешить нам некуда. Вычислим и возьмем за жабры.

– Кстати, майор сказал, никуда не встревать, – вспомнил Добродеев. – Потом говорит: «Я за вас спокоен!» – Он хихикнул.

– В смысле?

– Куда вам, говорит, с тремя ногами!

– Так и сказал? – Монах насупился.

– Так и сказал.

– Ну, майор, погоди! Тогда тем более. – Монах потянулся за бутылкой, ловко сковырнул пробку, разлил пиво: – Давай, Леша, за успех! Эх, люблю я аналитические задачки!

Глава 7
Шаг в нужную сторону

Время улучшения ситуации обратно пропорционально времени ее ухудшения.

Закон восстановления Дрейзена

Монах продвигался вперед, являя собой фигуру внушительную и колоритную. Да что там внушительную! Громадную! Как пришелец из «Пятого элемента». В черном вечернем костюме с бабочкой, которую терпеть не мог, надетой по настоянию Добродеева. На костылях, с громадной ногой в гипсе. С пучком волос на затылке и рыжей бородой. Он опирался на костыли и здоровую ногу и, выставив вперед громадный гипсовый кокон, переносил свою тушу на полшага вперед. Получалось типа прыжок. Добродеев шел то рядом, то забегал наперед, вытянув руки, собираясь поймать Монаха в случае, если тот потеряет равновесие или кто-нибудь собьет его с ног. Предосторожность эта носила скорее символический характер, потому что удержать падающего Монаха не под силу никому. Они продвигались вперед, врезаясь в толпу как паровой каток и разделяя ее надвое. Вернее, не врезались, а вдвигались – скорость не та, – неумолимо и внушительно. Никому бы и в голову не пришло сбивать Монаха с ног, наоборот, народ почтительно расступался, уступая ему дорогу, вжимаясь в стены. А он, величественный, с бородой, в бабочке… Бабочка! Подарок Добродеева. Одно утешение – под бородой ее почти не видно.

– Не будем привлекать внимания, – сказал журналист, – у них там вроде дресс-кода, костюм, бабочка, в джинсах и футболке не пропускают. Так что без бабочки никак.

Монах ухмыльнулся: маскироваться так маскироваться! Добродеев считает, что с бабочкой он будет не так бросаться в глаза.

Их столик был возле подиума. Расторопный официант, тоже с бабочкой, убрал со стола табличку «Пресса», отодвинул кресло и помог усадить Монаха. Даже принес низкую скамеечку под пострадавшую ногу. Монах с удовольствием озирался, чувствуя себя снова «в седле», как он выразился. Полумрак, неясный людской гомон, вечерние наряды дам, сверкающие украшения, взрывающийся смех и звяканье бокалов, скользящие бесшумно официанты и тот особый запах кожи, духов, хорошо вымытой плоти и дорогой еды, который отличает заведения с уровнем. Добродеев улетел выяснять имя бармена, Монах остался сидеть за столом. Цедил неторопливо коньяк, рассматривал нарядную обстановку, светильники, люстры, сверкающий бар и спрашивал себя, какого черта он не сообразил выйти на люди раньше. И программа намечается нехилая. Нога… ну и что, что нога? Сидел как дурак дома, ел овсяную кашу, страдал. Овсяную кашу! Инерция мышления, не иначе.

Добродеев вернулся не один. Он привел с собой крупного нетрезвого парня в черном кожаном костюме, с сизой бритой головой и сизой же небритой диковатой физиономией.

– Мой друг Боря Крючков, – представил Добродеев парня и подмигнул Монаху. – А это Олег Монахов, путешественник и экстрасенс. Садись, Боря, в ногах правды нет. Боря работает барменом, но сегодня выходной. У Бори горе, у него убили близкого друга. Мы только что познакомились. Да, Боря?

Парень во все глаза уставился на Монаха.

– Рад знакомству, – светски отозвался Монах. – Извини, друг, не могу встать. Нога! – Он похлопал себя по бедру. – Дэтэпэ. Садись. Леша, коньячку! Что значит, убили?

Боря Крючков тяжело уселся и сказал:

– А то и значит. Старый дружбан Леня! Убили. Я сам не видел, Галя сказала, он у нее квартиру снимал. Говорит, страшный ужас. Ее почти каждый день таскают.

– То есть это произошло в квартире?

– В квартире. Лежал в спальне.

– Отравили? Почему лежал? Во сне?

– Точно не знаю, Галя говорит, вроде задушили. И вообще… – Боря задумался.

– То есть у него кто-то был?

– Получается, был. Руки шарфом привязаны…

Монах и Добродеев переглянулись. Тут им принесли новый графинчик с коньяком. Добродеев разлил, сказал:

– За Леню! Пусть земля пухом!

Они выпили.

– Женщина? – подтолкнул Монах.

Боря задумался. Был он вообще немногословен, выражался кратко, хорошенько подумав и взвесив фразу.

– Или?..

– Или чего? – не сразу сообразил Боря. – Ленька? Да ты чего! Нормальный чувак, я его со школы знаю. Баба, конечно.

– Я слышал об убийстве, – сказал Добродеев. – На Боевой, в новом доме…

– Не, Леня снимал у Гали на Вокзальной, двенадцать, пятая квартира. У нее старая двушка. До сих пор глюки, спать, говорит, не могу, так и стоит перед глазами. Он недавно вернулся, работал в Словакии, тоже барменом у одного нашего, меня звал в гости поначалу. А потом говорил, осточертело все, домой рвался… Лучше бы не приезжал. – Леня замолчал и пригорюнился.

Добродеев снова разлил.

– За Леню. Не чокаясь!

– А что он был за человек? Кому задолжал? Враги? – спросил Монах.

– Хороший человек. Выручить мог, не жадный… только свистни. Враги? Да никого у него не было. Когда-то по молодости… ну было, женщины к нему липли, замуж хотели, а он говорил, что не готов пока, раз подстерегли его и вломили… брат вроде, он после этого сразу уехал.

– Так он женат?

– Гулял пока. Искал.

– У нас много достойных девушек, – заметил Добродеев. – Неужели никого не встретил?

– Да была вроде одна, вся из себя. Я говорю, познакомь, а он: «Она у меня девушка тонкая, нежная, к ней подход надо, еще спугнешь». Рожей, в смысле, не вышел. Я даже не ожидал. А он говорит, давай без обидок, познакомлю, дай срок. Свидетелем, говорит, будешь, куда ж без тебя. А получилась не свадьба, а похороны, – сказал Боря горько и взял пустую рюмку. Добродеев тут же схватил графинчик.

Они снова выпили. Боря рассказывал о своем друге, вспоминал школу, жалел, что не навестил его в Словакии. Потом заплакал. Добродеев бережно поднял его и повел в туалет умываться…

…В одиннадцать началось представление. Полураздетые девушки и парни с мускулистыми торсами, акробатика, пение и танцы. Умеренный стриптиз. Монах с удовольствием кушал баранью отбивную, пил коньяк и смотрел стриптиз. Впервые со дня неприятного происшествия ему было хорошо.

В начале второго он отложил нож и вилку и сказал:

– Хорош рассиживаться, Лео. Труба зовет. Подъем!

– В смысле? – удивился Добродеев, с трудом отрывая взгляд от сдобной блондинки на сцене.

– Ад рем, Леша. У нас куча дел.

– Не понял!

– Адрес жертвы помнишь?

– И что?

– Как я понимаю, фотки с места преступления достать… э-э-э… проблематично, так мы своими глазами, так сказать, убедимся.

– Не понял! – с нажимом повторил Добродеев. – Ты собираешься… что ты собираешься делать?

– Господи, Лео! Да что это с тобой? Повторяю тебе ясным и понятным языком. Мы идем на Вокзальную… какой там номер? Двенадцать? Идем на Вокзальную, двенадцать и проникаем в пятую квартиру, где осматриваем место преступления.

– Ты с ума сошел! – зашипел Добродеев. – Квартира опечатана! И куда тебе…

– Ха, когда это нас останавливало! – ухмыльнулся Монах. – А если ты о моей сломанной ноге, то я сдюжу. Неужели не хочется? Своими глазами? Сам же сказал, что мы перестали делать большие и красивые глупости и лазить в окна, забыл?

– Про окна ты сказал, а не я. Насчет проникновения в опечатанную квартиру – согласен, большая глупость. А если застукают?

– Вот только не надо разводить пессимизм, Лео. Если отказываешься, так и скажи. Пойду сам. Но если со мной что-нибудь…

– Ладно, ладно, я с тобой. А если засада?

Монах только головой покачал и не ответил…

…Ночь была темная, безлунная; мрачный, словно вымерший район напоминал декорации к футуристической пьесе о ядерном апокалипсисе. Поближе к товарным пакгаузам светили два-три выморочных фонаря, а уличная даль терялась во тьме. Такси развернулось и уехало. Друзья остались стоять перед обшарпанным домом с темными окнами.

– Лифта у них нет, – заметил Добродеев. – Пятая квартира по всем раскладам на втором этаже. Может, передумаешь?

Монах, опираясь на костыли, рассматривал пятиэтажку.

– Плохо ты меня знаешь, Лео. Пошли. В курсе, как вычислить код?

– В курсе. Как ты собираешься подниматься по лестнице?

– Прыжками. На одной ноге. Запомни, мой юный друг, Олег Монахов всегда идет до конца. Аванти!

Дверь в подъезд открылась со второй попытки. Они вошли в полутемный подъезд, пропитанный сложными запахами невзыскательной кухни и домашних животных. И тут оказалось, что их ждет приятный сюрприз: пятая квартира находилась на первом этаже.

– Не понимаю, – пробормотал Добродеев. – Должна быть на втором!

– Не суть, – великодушно сказал Монах. – Отмычка есть?

Добродеев не ответил, и Монах зашарил в карманах, опираясь плечом о стену. Нашарив тонкий и длинный инструмент, напоминавший спицу, он осторожно оторвал от двери белую бумажную ленточку с печатями, оставив ее висеть прилепленной к косяку.

– Подмогни! – прошептал Монах. – Упрись мне в спину! Черт, с одной ногой как-то не комильфо.

Добродеев уперся обеими руками Монаху в спину. Монах сопя сунул спицу в замочную скважину.

– Быстрее! – Добродееву было не по себе. Он все время оглядывался на остальные квартиры, ожидая, что распахнется дверь и оттуда завопят: «Держи вора!» Но все было тихо. Тихо до такой степени, что дом казался вымершим.

– Порядок! – Монах толкнул в дверь, и она со скрипом приотворилась. На них пахнуло какой-то кислятиной. Добродеев отступил.

– Иди вперед, – прошептал Монах. – Возьми фонарь! – Он ткнул Добродееву крошечный фонарик, и тот подивился запасливости друга.

Стараясь не споткнуться, Добродеев проскользнул внутрь; посветил фонариком под ноги Монаху. Тот тяжело перевалился через порог, и теперь стоял, прислонившись к стене, отдыхал.

– Тише! – шепотом закричал Добродеев. – Закрой дверь! Ты прямо как пират Флинт!

– Ты хотел сказать, Джон Сильвер? У нас тридцать минут, Лео.

– В смысле?

– По закону вероятности через тридцать примерно минут всякая неустойчивая система начинает сыпаться.

– Это ты мне как волхв?

– Как физик. Хочешь проверить?

– Не хочу.

Они медленно двинулись в сторону первой двери, которая вела, как оказалось, в кухню. Стали на пороге. Луч фонарика обежал пустой стол, стенные шкафчики, занавеску в красный цветочек на окне.

– Ясно, – сказал Монах. – Давай дальше!

Дальше была гостиная. Скромная обстановка, простая мебель: диван, покрытый пледом, сервант с посудой, люстра с поддельными хрустальными висюльками. На полу темно-красный ковер еще советских времен; на стене две картины: Брюлловская сборщица винограда, соблазнительная и пышная итальянская крестьянка, и натюрморт: цветы, медный кофейник, два граната и лимон. Журнальный столик перед диваном был девственно пуст. Луч фонарика высветил липкие кружки́, видимо, от бутылки и бокалов.

– А где бокалы? – спросил Добродеев.

– У майора. Что они пили?

– Майор сказал «Оттонель».

– «Оттонель»? Коньяк?

– Это мускат, тошнотворное сладкое пойло.

– Они это пили? – удивился Монах. – Два мужика пили сироп?

– Всякие есть мужики, – философически заметил Добродеев. – И потом, не факт, что это был мужик.

Дверь в другую комнату, спальню, по-видимому, была закрыта. Монах кивнул Добродееву, и тот на цыпочках пересек гостиную, осторожно нажал на ручку и открыл дверь. Монах бодро заскакал к спальне.

– Включи свет! – приказал.

– Опасно! Увидят.

– Шторы задернуты. Включай!

Свет неяркой люстры залил узкую длинную комнату. Разобранная деревянная кровать без простыни, несвежий стеганый атласный матрас, голубой когда-то, жалкая поролоновая подушка без наволочки на полу, другая, тоже без наволочки, у изголовья кровати. Засохшие цветы в простой стеклянной вазе на прикроватной тумбочке. Торшер в углу.

– Они все забрали, – прошептал Добродеев.

– Интересно, откуда цветы, – сказал Монах.

– Может, они тут несколько лет. Солома.

– Его задушили в кровати, – стал соображать Монах. – Здорового сильного мужика…

– Возможно, он был связан, – предположил Добродеев.

– Резонно, принимая во внимание, что гость был мужчиной. Возможно, смерть носила случайный характер… возможно, увлеклись. А откуда вообще известно, что у него был мужчина? Его видели?

– Понятия не имею, – после паузы сказал Добродеев. – Не успел спросить. Да он бы и не сказал.

– Надо поговорить с соседями. Придется тебе, Леша. Скажешь, задумал серию материалов об убийствах, ты фигура в городе популярная, они тебе выложат все. Больше, чем операм. У дам в определенном возрасте мало развлечений. Узнаешь про жертву, что за человек, как насчет ночных загулов, дебошей, случайных подруг… как-то так. Заодно узнаешь, как зовут хозяйку. – Он помолчал, рассматривая комнату. Потом сказал: – Ты бы не мог заглянуть под кровать?

– Куда?

– Под кровать. На всякий случай. Вдруг они там что-нибудь просмотрели.

Добродеев кряхтя опустился на колени и посветил фонариком под кровать.

– Ничего!

Монах доковылял до прикроватной тумбочки, вытащил ящичек. Там лежала пачка салфеток, зажигалка, несколько мелких монет. Второй ящик был пуст.

– А это что? – Монах ткнул костылем в крошечный сине-белый предмет между тумбочкой и кроватью. – Леша!

Добродеев втиснулся между кроватью и тумбочкой и подобрал предмет. Это был осколок фарфоровой фигурки.

– А где остальное? – Монах потянул на себя тумбочку. – Леша!

Добродеев заглянул за тумбочку и сказал:

– Тут еще пара кусочков. Она упала сюда и разбилась.

– Собери в носовой платок. Постарайся не оставить отпечатков. Вон еще один! – Он ткнул костылем в сторону окна. – И еще! Что это было?

– Фарфоровая фигурка, медвежонок или кукла, непонятно. – Добродеев принялся собирать осколки и опрокинул вазу с засохшими цветами. Проворно подхватил ее. Несколько цветков разлетелись по полу. В сердцах он сгреб их с пола и сунул в вазу. Пара стеблей с хрустом сломались, и по комнате поплыл печальный запах сухой травы. – Может, хватит?

Монах был неумолим.

– Нам нужно все. Любая мелочь. Собрал? Теперь загляни в шкаф.

Добродеев открыл дверцу шкафа. Оттуда потянуло нафталином.

– Проверь карманы! – последовала новая команда. – Посмотри, шарфа нигде не видно?

Добродеев вывернул карманы пиджака и куртки. Они оказались пустыми. Шарфа не было.

Не было также ни записных книжек, ни мобильного телефона, ни компьютера, ни писем, ни документов. Ничего. Ничего, что сказало бы хоть что-то о человеке, которого здесь убили. Пусто, безлико, бедно…

Майор Мельник ничего не пропускает. Что и следовало ожидать.