Текст книги "Самурай"

– Тут растет одна новосицилийская травка… – неуверенно предложила Джессика.

– Э-ээ, а ты точно знаешь, что это та самая и она не ядовита.

– Точно.

– И где она растёт? – спросил Лео.

– Ну тут недалеко. – Джессика махнула рукой в сторону, откуда мы пришли. – Я не догадалась сорвать, когда мы шли сюда.

– Я провожу, – вызвался Алекс. Мы с Лео переглянулись.

– Ладно, – сказал я, – но через десять минут чтобы были здесь, и если что, кричи громче. А мы пока вскипятим воду.

– Ага, – согласилась Джессика. Парочка удалилась.

Где-то совсем недалеко журчал ручеек – в этих местах чистые маленькие роднички не редкость. На наше счастье. Ну пустыню я бы для воскресной прогулки не выбрал.

– А я схожу за водой, – предложил Гвидо и испарился прежде, чем я успел согласиться.

– А здесь может расти новосицилийская травка? – с тревогой спросил Виктор.

– В общем, да, – ответила Тереза. – Этну так терраформировали… я не специалист, – смутилась она, – но на Северном можно встретить что угодно где угодно.

– Хорошо, что не кого угодно, – заметил Лео.

Мы рассмеялись.

– Да уж, с парой горынычей мы бы сейчас не справились.

Я забеспокоился: зря я отпустил Джессику с Алексом, вроде бы тихо и никого нет, но всё же… Гвидо не исчезал из моего поля зрения, и за него я не беспокоился. Родник оказался совсем рядом.

Я рисовал на карте маршрут, а Лео вырезал рогульки для котелка и время от времени одобрительно хмыкал, поглядывая на мою работу.

Джессика с Алексом вернулись вовремя, живые и здоровые, я облегчённо вздохнул, Лео тоже.

Джессика принесла целую охапку травы, я потрогал, понюхал…

– По-моему, это мята, – сказал я.

– Да, а что? – удивилась девочка.

– Она не новосицилийская. Это нормальное земное растение, у нас в парке растёт, Джорджо его очень любит.

– А новосицилийские растения – ненормальные? – обиделся Виктор.

Мы засмеялись.

– Тереза назначается главным диетологом, – заявил я, – у нас четырнадцать рационов. Ну соответственно две штуки в день. Сегодня можно одну, авось не оголодаем с домашних-то завтраков.

Тереза кивнула и занялась делением.

– Почему это все войны начинаются в воскресенье? – спросила Лаура.

– Прошлая началась в субботу, – заметил Алекс, – но вообще-то да. Солдат распускают в увольнение.

– И на Земле тоже было так же, – вспомнил я историю. – Или если не в воскресенье, то первого числа. Эту войну затеяли не мы, точно.

– Почему? – поинтересовалась Тереза.

– Нас бы тогда не отпустили, генерал бы что-нибудь придумал. И вообще мне кажется, что им с синьором Мигелем нравится быть невинными овечками. «Тут на нас какие-то волки напали, во-он валяются, а мы сами белые и пушистые».

– А-аа, понятно.

– И кроме того, радиоэлектронная стенка не в наших интересах, ни один «Сеттер» не взлетит. И по-моему, на Этне это вообще в первый раз.

– Так в Палермо сейчас уличные бои? – со страхом спросила Лариса.

– Наверное, да, – ответил я.

– Понятно.

– Ты ешь давай. Беспокоиться будем потом. Утешай себя тем, что в такой длинный поход тебя бы точно не отпустили.

– М-мм, не знаешь ты моего папу, – заметила Лариса.

– Вьешь веревки из самого страшного человека на Этне? – с иронией поинтересовался я.

– Почему это самого страшного? – обиделась Лариса. Алекс понимающе засмеялся.

В общем обед прошёл весело. Через пять минут от мизерных порций ничего не осталось. Притомившиеся ребята пили мятный чай без сахара, а мы с Лео обсуждали наши дальнейшие действия.

– Мы выступим через полчаса и к вечеру дойдем вот досюда. – Лео показал на карте.

– Ох, загоняем мы их. – Я покачал головой.

– Есть другой вариант? – Лео удивлённо поднял брови. – Уже километров через десять хребет сглаживается, воду так просто не найдешь. Предлагаешь волочь её на себе? Так не в чем.

– Это я так, жалуюсь на жизнь. Ты, конечно, прав. Другого выхода нет.

– И вообще надо побыстрее отсюда убираться.

– Ну не знаю, – возразил я. – Нас же сюда отпустили, потому что здесь безопасно, и ещё даже один день не прошёл. Ушами, конечно, хлопать не стоит, но в общем…

– Ладно, убедил, – проворчал Лео.

– У Робинзона Крузо было больше снаряжения, – заметил Алекс, – но он был один.

– А в «Таинственном острове» у них была только одна спичка, нож сделали из стального собачьего ошейника, а линзу, огонь зажигать, – из стекол от часов, – подхватил Лео.

– Так что мы прорвемся. – Я хлопнул Лео по плечу.

– Подъём, – скомандовал он нашей команде, – и шагом марш до самого заката.

К вечеру мы достигли довольно приличной речки, до которой Лео и наметил дойти, но девочки и Виктор к этому моменту были так измучены, что их даже пришлось уговаривать поужинать.

Палатка – очень простая вещь и очень просто устанавливается. Но кто же берёт с собой палатку, отправляясь в однодневный поход? У нас были только плащ-палатки. Это великое изобретение дизайнерской мысли: из одной плащ-палатки делается одноместная палатка, из двух – двухместная, ну и так далее до шести. Больше уже бессмысленно. Но это требует некоторого навыка. Среди нас им обладали Алекс и Гвидо – результат «отдыха» в военно-спортивных лагерях. Мы с Лео с удовольствием поучились: ничего такого невероятного, надо только понять общий принцип. Мы нарубили еловых лап для лежбищ и соорудили над ними две трехместные палатки: девочки вчетвером поместятся в одной из них. Нам тоже больше места не нужно, потому что всю ночь кто-то будет на страже, а в тесноте теплее.

Глава 38

Лео разбудил меня в пять утра. Дал он мне поспать в свое удовольствие, почти семь часов.

– Все тихо, – доложил Лео, – через два часа подъём.

– Хорошо.

Я забрал бластер и выбрался из палатки. Вот это холодрыга! Умереть можно. Я подбросил в костер побольше дров. Через час я услышал тихий сигнал будильника, и из палатки выбрался заспанный Гвидо.

– Куда в такую рань? – спросил я.

– Рыбу ловить. Лео говорит, самое подходящее время.

– Понятно. Герой! Добровольно вылезать в такой холод!

Гвидо ухмыльнулся и решил не жаловаться на этот самый холод, хотя у него зуб на зуб не попадал.

– Ну я пошел.

– Угу!

Я бы на его месте не рыбу ловил, а восходом любовался.

Через полчаса из палатки выбрался Лео. Я уже не удивился. Он взял котелок и тоже пошёл к реке. Когда он вернулся с водой, я уже раскочегарил костер как следует. Он повесил котелок над огнём.

– Когда был восход? – спросил он.

– В девять минут, скоро же равноденствие.

– Значит, закат будет без девяти шесть по твоим золотым? – уточнил он.

– Угу, точно. Смотри. – Я показал ему карту. – Сегодня мы должны дойти до кромки леса. А дальше будет степь.

– Скорее лесостепь.

– Наше счастье, не придется тащить на себе воду и дрова.

– Гвидо там что-нибудь поймал? Что-то я не слышал довольных восклицаний, – поинтересовался я с деланной небрежностью в голосе.

– Ничего он не поймал. Я довольно хмыкнул.

– Пора будить армию, – заметил Лео, взглянув на часы.

– Угу, вот ты и буди, а я схожу умоюсь.

Вода ещё холоднее воздуха. Может, не умываться? Ну-у… если бы с нами не было девчонок, я бы так и сделал.

Девочки прыгали вокруг костра, стараясь согреться, и жаловались на жёсткие еловые лапы, на которых пришлось спать. Странно, я не почувствовал.

– Мало гоняли, – заметил я Лео, – а то бы сладко спали хоть на камнях.

– Угу, сегодня устрою дополнительную пробежку, – зловеще пообещал Лео.

– Это у тебя шутки такие? – поинтересовалась Лариса.

Я протянул ей кружку с мятным чаем:

– На, согрейся. А бодрящий холод вместо чашки бодрящего кофе.

Через полчаса мы были готовы выступить.

Сегодня нам надо пройти немного больше тридцати пяти километров.

Часов в пять вечера мы, как и было задумано, подошли к краю леса и остановились на ночевку. Мы прошли ещё только треть пути.

Лаура какая-то слишком бледная и несчастная и, главное, не признается Гвидо, в чём дело. Вон он её обнимает и спрашивает, а она только мотает головой. Лариса тоже это заметила одновременно со мной. Я – великий вождь дикого племени, и глаз у меня – алмаз, с первого взгляда правильно выбрал себе боевую подругу! Лариса отвела Лауру в сторонку и сразу же добилась ответа на вопрос, что случилось: Лаура уже не мотала головой, а что-то шептала ей на ушко. К ним, переглянувшись, присоединились Тереза с Джессикой.

– Гвидо, – предложил я, – давай поставим палатку, она им сейчас понадобится.

Гвидо ничего не понял, но согласился. Лариса, увидев, чем мы занимаемся, поцеловала меня в щеку.

– И ещё крепкий горячий чай с сахаром, – с вызовом в голосе сказала она.

– Угу, – согласился я, – конечно.

Поужинав, я попробовал опять связаться с профом. Комм по-прежнему только трещал. А стрелка компаса все ещё зависела от встряхиваний. Хорошо хоть часы идут: батарейки радиоэлектронными стенками почти не портятся.

– Ничего? – спросил Виктор. Я кивнул.

– Черт бы побрал ваши тоталитарные диктатуры!

– Э-ээ? Как ты сказал? Виктор повторил.

– Это не совсем так, – заметил я.

И тут я понял кое-что важное! Как я раньше этого не замечал? Это же так просто. Жаль, что я не могу выскочить из ванной с громким криком «Эврика»!

– Что это сделало тебя таким счастливым? – поинтересовался Алекс.

– Не звук мотора, – ответил я. – Я кое-что понял, но это не поможет нам сейчас выжить.

– По-моему, мы и так не умираем. Так что ты можешь рассказать. А если мы завтра умрём, то не от любопытства.

– Ну я кое-что понял про Кремону, Каникатти и нас самих.

– Тебя побить, чтобы ты из нас жилы не тянул? – поинтересовался Лео, угрожающе прищурив глаза.

– Надорвёшься. Что такое тоталитарное государство?

– Ну оно стремится контролировать все стороны жизни всех своих граждан, – ответил Алекс, – так в энциклопедии написано.

– Да, – согласился я. – А зачем?

– Ну э-ээ… Из вредности.

– Несерьёзно.

– Знаю, а зачем?

– Сейчас объясню. Тоталитаризм – это не причина, а следствие.

– То есть как?

– Ну допустим, ты каждый день гоняешь свой элемобиль в мойку. Ты гоняешь его потому, что хочешь, чтобы он всегда сверкал, или хочешь чтобы он сверкал, потому что гоняешь в мойку?

– Ну понятно.

– Ясно, что государства, ну или корпорации, это в данном случае всё равно, такие, какие они есть, не потому, что кто-то так решил, просто так получилось. Это для того, чтобы они изменились, надо долго и упорно что-то делать. Почему все получилось так, а не иначе, я ещё не понял, я понял только, что есть.

–Угу.

– Существует три типа взаимоотношений между государством и человеком. Первый – рабовладельческий, государство ничего не должно, ему все должны. Характерный пример: всеобщая воинская повинность. Первые слова устава Кремоны: «Военная служба – почётная обязанность граждан» – это красивый эвфемизм, означающий «Вы все – мои рабы». Заметь, солдат клянётся сражаться за корпорацию, не щадя крови, жизни и так далее. А его даже не будут спасать, если он попал в плен, наоборот, он ещё, оказывается, в чём-то виноват. И могу спорить на крупную сумму, что раненых там лечат плохо. Может быть, тех, кто ещё может вернуться в строй, – не очень плохо, а тех, кого надо комиссовать, – плохо, и пенсии там очень маленькие. Понятно почему: в сломанную вещь имеет смысл вкладывать деньги, если после ремонта она ещё послужит, а если нет – то на помойку. Государства такого типа должны быть тоталитарными по той же самой причине, по которой машины держат в гараже – забота о собственности. Второй тип – феодальный. Существует вассальная клятва, её соблюдение гарантируется честью, но, и это очень важно, сюзерен тоже кое-что обещает и тоже гарантирует своей честью. В приложении к отношениям «человек—государство» это означает наличие взаимных обязательств. Идеальный вариант такой: я – гражданин некого государства, и я могу выбирать из нескольких вариантов взаимоотношений. Первый: я где-то работаю, ну или у меня своя фирма, что-нибудь такое. Государство продает мне безопасность, а я её покупаю, то есть плачу налоги и не покушаюсь на безопасность тех, кого это государство тоже охраняет. Чисто экономические отношения, никаких «священных долгов». Ну так же, как я ничего не должен владельцу магазина, в котором я что-то покупаю, если я расплатился. Второй вариант: я служу в армии или в охране порядка. Тогда я уже кое-что обещаю, и у меня появляется долг. И я гарантирую его выплату своей честью. Но и мне кое-что гарантируют. Осенью все читали наш устав, меня будут спасать, если я попаду в плен, лечить, если меня ранят, и хорошо лечить, ну и пенсия семье, если меня убьют, ну и всякое другое. Ещё вариант: крупный бизнес или государственная служба, тут всё очень сложно перемешано, но главное всё равно остаётся таким же, обязательства носят взаимный характер. Третий тип – коммунистический. По-моему, его нельзя реализовать на практике, поэтому все попытки так плохо и кончились. Государство, которое к тому же должно отмереть, а значит, не государство, а общество в целом имеет обязательства перед каждым своим членом, а каждый человек в отдельности никаких обязательств не имеет. Проще говоря, куча векселей на руках, но платить по ним никто не обязан. Ясно, что и не будет. Ничего другого не бывает, потому что между двумя объектами стрелочки можно расставить только тремя способами. Вот. Все!

– Гениально, – сказал Алекс, – без шуток. Проколов в логике не наблюдается. А при чем тут честь?

– Как это при чём? Слово, которое ты дал, надо держать независимо от того, выгодно тебе это или нет. Взаимоотношений «человек—государство» это тоже касается, иначе они очень быстро станут рабовладельческими.

– То есть ты хочешь сказать, что демократия от монархии в принципе ничем не отличается? – спросил Виктор.

– Именно. Уже лет тысячу. Выбирают всегда того, в кого вложили больше денег. А тип государства от этого не зависит. Так что при монархии кровавый тиран получает свой пост по наследству, а при демократии его же выбирают пылающие энтузиазмом граждане.

– М-мм, ну да, в общем так и есть.

– Ясно, что все государства – это гибрид первого и второго типов, все дело в соотношении. И работать лучше всего на корпорацию, которая ближе ко второму типу.

– А как же любовь к родине? Ребята хмыкнули.

– На Этне слово «любовь» означает примерно то же, что «законный брак», – пояснил я, – но знаешь, мне понравилось слово «доверие», которое ты тут недавно ввёл в оборот. Введи ещё «любовь» и «дружбу» в их первоначальном значении. Так вот, чем больше разговоров о любви к родине, тем ближе государство к первому типу. Чувства – это личное дело каждого, никого не касается. Так что воспитание «любви к родине» – это вспомогательный элемент тотального контроля. Так же как вера в бога или богов, в историческое предназначение, в избранность по любому параметру.

– М-мм, – задумчиво промычал Виктор, – ты не прав, но сейчас я не могу сказать почему. Мне надо подумать.

– Ладно, – согласился я миролюбиво, – подумай. Лео посмотрел на мои часы: пока мы не выйдем к людям, будем жить по ним.

– Намек понят, – вздохнул я, – отбой по гарнизону.

– Угу, – согласился Лео, – Виктор, ты первый, до одиннадцати.

Виктор просиял: вчера Лео ещё не доверил ему пост.

– Сегодня собака моя, – сказал я, направляясь к девчонкам, чтобы загнать их спать в палатку.

– Ладно, – согласился Лео.

– А завтра я, – заявил Алекс. Лео кивнул.

– Энрик, ты будишь Гвидо. Я согласно кивнул.

Сегодня мы отоспимся на всю катушку – десять часов. Кто знает, что будет дальше?

Глава 39

Утром ребята ещё не выглядели людьми, которым смертельно надоело наше приключение – хорошо, нам сейчас предстоят два крайне неприятных дня, придется тащиться по жаре, по однообразной степи, и где-то рядом будут все время маячить островки леса, приглашая остановиться и отдохнуть.

Я опять попробовал связаться с профом и опять услышал только треск в эфире. Чудес не бывает; если бы наши коммы заработали, нас бы мгновенно нашли по маячкам. А если бы уже можно было летать – мгновенно эвакуировали.

Лео проследил, чтобы фляжки у всех были наполнены, проинструктировал тех, кто не знает, как надо пить, и предупредил, что делать это можно, только получив разрешение. Девочки покивали.

– А до горизонта сколько? – спросил Лео. – Я не помню множителя. Надо как-то прикидывать расстояния.

– Э-ээ, 3,83, – ответил я. – Я метр шестьдесят пять, значит, до глаз – метр пятьдесят пять.

– Недооцениваешь ты высоту своего лба, – усмехнулся Лео.

– Зануда! – Я приставил ладони к своим глазам и макушке, отодвинулся в сторону, прикинул – да, Лео прав. – Зато корень почти извлекается, – немного потрепыхался я. – 1,25. Ну и на 3,83.. Это будет… четыре восемьсот. Кстати, разница даже в десять сантиметров в росте человека очень мало влияет на расстояние до горизонта.

Сегодня для меня никаких отдельных развлечений. Соорентироваться по часам, увидеть в нужном направлении на горизонте что-нибудь приметное, и шагом марш в ту сторону.

Ну и чтобы не скучать, надо петь подходящую песню.

День-ночь-день-ночь – мы идем по Африке,

День-ночъ-денъ-ночъ – все по той же Африке

(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!) Отпуска нет на войне!

Восемь-шестъ-двенадцатъ-пять – двадцать мильна этот раз,

Три-двенадцатъ-двадцать две – восемнадцать миль вчера

(Пылъ-пыль-пылъ-пылъ – от шагающих сапог!) Отпуска нет на войне!29

— Очень жизнеутверждающе, – заметила Лариса.

– Ха, – усмехнулся я, – ты ещё не слышала последнего куплета.

Я-шёл-сквозь-ад – шесть недель, и я клянусь,

Там-нет-ни-тьмы – ни жаровен, ни чертей,

Но-пыль-пьшь-пылъ-пылъ – от шагающих сапог,

И отпуска нет на войне![28]28
  Р. Киплинг «Пыль» (Пехотные колонны) (пер Л. Оношкович-Яцына).


[Закрыть]

– Да уж, радостно думать, что шесть недель нам не предстоит.

На нашу долю пока выпал только один по-летнему жаркий, скучный день. По моим прикидкам, мы прошли тридцать семь километров, как всегда скептически настроенный Лео утверждал, что не больше тридцати двух. Может быть, он и прав.

Остановились мы на ночёвку в небольшом лесочке, чуть в стороне от прямой линии нашего маршрута. Разделившись по принципу «девочки налево, мальчики направо», искупались в холодной воде малюсенького ручейка. Не стоило этого делать: так мы его замутили и так близко у него дно, что неизвестно, когда мы были чище, до или после.

Утром небо было затянуто тучами, что очень порадовало всех, кроме высокоответственных отцов-командиров. Ребятам понравилось, что не придётся жариться и глотать пыль, а мы с Лео опасались, что собирающийся дождь прибьёт к земле не только пыль, но и нас самих. Я ругал себя за то, что не догадался вчера вечером взять какой-нибудь азимут. С другой стороны, максимальный переход в таком случае – четыре с половиной километра. Не стоит оно того…

– Мы будем сидеть на месте. – Я взглянул на компас (не работает) и остудил всеобщий энтузиазм: – Чтобы не ходить большими кругами.

– Ну-уу!

Тучи на небе становились все чернее и чернее.

К вечеру заметно похолодало, даже лес не спасал от пронизывающего ветра, я разворошил и залил водой костер.

– Ты чего? – удивилась Лариса.

– Холодно, но не настолько, чтобы я захотел оказаться в центре лесного пожара.

Лариса кивнула.

– Ну попрятались, – велел я. – Будем спать и не тратить продукты, пока всё это не кончится.

Всю ночь мы по очереди несли вахту, но на этот раз мы опасались не хищников, а что какая-нибудь из палаток не выдержит ветра и дождя и завалится, но всё обошлось.

Утром небо было ярко-синим и… умытым. Затёртое сравнение оказалось довольно правдивым.

– Замечательно, – сказал я, – нам ещё только один день по степи, а там начнется уже пригородная зона Мачераты. Вряд ли во время войны кто-нибудь выезжает на пикники, но встретить кого-нибудь на элемобиле вполне реально.

– Э-ээ, вряд ли, – возразил Лео. – Забыл про стенку?

– Угу, – сказал я, – все так тихо и мирно. Действительно, чтобы элемобиль поехал в таких условиях, ему надо поставить пульт управления как у древних колымаг: ни одного чипа.

К вечеру на горизонте показалась кромка леса – мы пришли куда хотели, остальное дело техники, на какую-нибудь дорогу мы выйдем. Чтобы не искать воду в большом лесу, мы заночевали в одном из лесных островов в степи – хоть какой-нибудь родничок там есть всегда.

Утром мы с Лео долго спорили, вправо мы уклонились или влево, так и не пришли к единому мнению и придумали маршрут, выводящий нас на какую-нибудь дорогу в любом случае. И очень гордые собой повели свой маленький отряд в лес. Лео первый, я – замыкающий.

Мы шли уже пару часов, когда Лео внезапно остановился.

– Я схожу посмотрю, – сказал он хриплым шепотом.

Я не понял, что его насторожило, и пробрался вперед, но Лео уже ушёл, и я не успел его спросить. Я огляделся – впереди какой-то просвет, наверное поляна. Светлая куртка Лео промелькнула между деревьями, снял бы он её, что ли, раз уж на разведку отправился! Его только слепой не заметит.

Лео вернулся минут через пятнадцать, его шатало из стороны в сторону, а лицо у него было цвета молодой травки. Что это он там увидел? Лео прислонился к сосне и сполз по её стволу на землю. Потом он поднял глаза и встретился со мной взглядом, но ничего не сказал. Я кивнул:

– Оставайтесь здесь.

И пошёл вперед. Метров через двадцать я понял, что так насторожило Лео: сладковатый запах чего-то разлагающегося. Я прибавил шагу и вскоре вышел на поляну. От одного взгляда меня просто вывернуло наизнанку. На несколько минут я «выпал» из окружающего мира, а когда вернулся, обнаружил себя стоящим на четвереньках, в голове звенели колокола, а не рвало меня, потому что нечем уже. Осторожно, чтобы голова не раскололась от перезвона, я поднялся и сделал несколько глотков воды из фляжки. Полегчало. Ужаснее вида убитых детей может быть только вид убитых и несколько дней не похороненных детей. Я прислонился к сосне, стоять просто так не было сил, и оглядел поляну: трагедия произошла несколько дней назад, семья – папа, мама и трое маленьких детей – выбралась на пикник, вон там лежит плащ-палатка, а на ней какие-то остатки. На них кто-то напал из леса, с той стороны, в которой я сейчас нахожусь. Мужчина успел достать оружие и выстрелить, и даже попал, судя по следам. Его буквально сожгли из боевых бластеров, рука с маленьким карманным, как в насмешку, осталась нетронутой. Потом нападавшие убили его жену и троих детей, прижавшихся к маме в надежде, что она их защитит. Я сжал зубы, отлепился от сосны, подошел поближе и забрал бластер из мёртвой руки. Ещё я стряхнул всякий мусор с плащ-палатки и накрыл ею тела женщины и детей.

Кремона уже нарушала правила, осенью, и не заплатила сполна. И вот результат. С ними нельзя было заключать мир вообще.

Когда я вернулся к своим, я был ещё не в состоянии ни говорить, ни думать. Лео уже немного оправился, притихшие ребята не решались спрашивать, что случилось. Я махнул рукой в сторону: незачем остальным это видеть. Лео кивнул, поднялся и повёл наш маленький отряд дальше. Когда мы отошли на пару километров и набрели на небольшую нетронутую войной полянку, я велел ему остановиться. Все скинули рюкзаки и уселись в кружок. Я больше не мог игнорировать вопросительные взгляды.

– Там в воскресенье убили семью с маленькими детьми, – отрывисто объяснил я. – А уличные бои сейчас не в Палермо, а в Мачерате.

– Что?

– В Мачерате авиазавод, там сделан мой «Феррари». Там, наверное, и «Сеттеры» делают. Вот над ней кремонцы и поставили стенку.

– Понятно, – протянул Алекс.

– Значит, было так, – сказал я, – у них там есть кто-то очень умный. И наших он перехитрил. Продемонстрировал осенью: «мы просто злобные идиоты, ничего опасного». А теперь он нас поймал. Мачерата охранялась с моря второй эскадрой, которая сейчас бессмысленно где-то дрейфует, потому что реактор даже запустить нельзя, и катера не могут взлететь. А у них очень большая армия – всеобщая воинская повинность. Подобрались со стороны ничейной зоны, она здесь довольно узкая, а дальше у них тут пара городов. И теперь по Мачерате маршируют толпы садистов с бластерами. Максимум – они получат антигравитационную технологию и готовую сборочную линию. Минимум – оставят нас без этой линии. Ну и поразвлекаются там, как на Эльбе. А мы пришли в зону боевых действий, и виноват в этом я.

Гвидо был потрясён: кажется, его удивило, что я могу ошибаться.

Лео посмотрел на меня, прищурив глаза:

– Это ещё почему?

– Там, где мы гуляли, до Палермо километров пятьсот. Мог бы догадаться, что никто не будет ставить стенку с таким радиусом. Нам достаточно было пройти хотя бы сто километров к северу, чтобы нас могли подобрать. А теперь уже поздно.

– Ну я тоже мог бы догадаться, – признался Алекс, – мы с тобой явно прочитали одну и ту же статью в третьем номере «Военной техники» за этот год.

– Вы не поверите, но я её тоже читал, – сказал Лео серьёзно.

Все хмыкнули, не в том мы положении, месте и времени, чтобы смеяться.

– А мне казалось, – подала голос Тереза, – что вам нравится воевать.

– Нравится, – ответил Лео, – если ты в безопасности. Воинственные синьоры согласно кивнули.

– Хватит себя грызть! – предложил Алекс. – Включайте мозги, ребята. Нам надо решить, что мы будем делать.

– Угу, – согласился я. – Во-первых, обстановка. Мачерата или взята, или нет.

– Тонкое наблюдение, – фыркнул Виктор. Я его проигнорировал.

– Если нет, тогда она осаждена. В любом случае в неё не прорваться. Да и незачем, пока во всяком случае. Вывод: мы остаемся в лесу, ищем себе укрытие. ИК-сканеры не работают, так что шансы у нас есть. Во-вторых, они в любом случае должны снабжать свои войска. Возможно, прошедшие полгода они потратили на антимодернизацию своих грузовиков и сейчас могут здесь ездить. Второй вывод: будем вести партизанскую войну. Если делать это с умом, можно немного испортить им жизнь, а если Мачерата ещё держится, то это будет неплохое подспорье обороняющимся.

– Хорошая идея, – одобрил Лео. – А Мачерата, наверное, держится.

– Почему?

– Иначе этот лес был бы забит беженцами. Ну невозможно перебить всех. Значит, вчера осада ещё продолжалась.

– Логично, – согласился я, доставая карту. – Вот эта дорога – самый реальный путь снабжения. А мы где-то здесь. – Я очертил на карте круг, в котором, по моему мнению, мы могли находиться. – Спрятаться лучше всего… М-мм…

– На этом болоте, – предложил Гвидо, – вот тут остров.

– Если мы, конечно, в нём не утонем, – уточнил Алекс.

– Больше тут спрятаться негде, – заметил Лео, – или придется сидеть тише воды ниже травы.

– Вот ещё, – зло ухмыльнулся Алекс. – Тем более нетрудно догадаться, что это не поможет, достаточно было взглянуть на ваши зелёные рожи.

– Подъём, – скомандовал я, – и ускоренным маршем на юго-восток. Лео, ты первый.

– Тогда возьми бластер.

– У меня есть. Лео кивнул.

Привала, чтобы пообедать, мы сегодня не делали, я только выдал всем по шоколадке. Придётся пересаживаться на голодный паёк: неизвестно, сколько дней нам ещё жить в лесу. Мы со всеми предосторожностями пересекли две широкие тропы, больше похожие на пустынные грунтовые дороги, и к пяти часам вечера оказались у края болота. Судя по карте оно вполне проходимо. Вырезав всем по посоху, мы направились к острову. Я нервничал: до заката всего час, и, если я ошибся в расчётах, мы до утра будем блуждать по колено в грязной воде. А если болото где-нибудь окажется слишком глубоким, это может кончиться бедой. Без десяти шесть я заметил, что деревья стали выше и прямее. С последним лучом заходящего Феба Лео выбрался на сухое место.

– Ф-фух, – сказал он, – а я уже боялся, что сбился с пути.

– Зажигаем один фонарь на пять минут, – сказал я. За три минуты я высмотрел все, что мне было надо: место для палаток, для костра, бруствер, чтобы огонь нельзя было увидеть издалека, и большую груду валежника. Быстро мы учимся, остров стал вполне обжитым местом уже через полчаса.

Никаких мелких теплокровных на этом болоте не водится, так что я не смог поставить свой «дозор». Ладно, сомневаюсь я, что кремонцы будут лазать здесь по болотам: делать им, что ли, нечего?

Ужин прошёл в молчании, каждому из нас было о чем подумать. Лариса прижалась ко мне, я обнял её покрепче.

– Ты что-то хочешь сказать, – заметил я.

– Угу, не ходи никуда, – попросила Лариса.

– Ты же понимаешь, что я не могу.

Лариса тихо всхлипнула. Я достал из кармана завалявшуюся там монетку.

– Ястреб или решка? – спросил я у Лео.

– Решка.

Монета упала вверх ястребом.

– Значит, ты охраняешь лагерь, а я иду в разведку, – облегчённо вздохнул я.

– Везунчик хренов! – отреагировал Лео.

– Успеем навоеваться, тебе ещё надоест, – утешил я невезучего.

– А я? – нестройно поинтересовались Алекс и Гвидо.

– А я? – отдельно спросил Виктор.

– Вот вернусь и скажу, – пообещал я.

– Ты же заблудишься! Как ты будешь ориентироваться? – спросил Виктор.

– По звёздам, – ответил за меня Гвидо. – А что, на Новой Сицилии у полюсов ничего не видно?

– Э-ээ, – сказал Виктор, – не знаю.

– Я тебя научу, – покровительственно обещал Гвидо.

Я устроился около костра, чтобы изучить и запомнить карту. Лео прилёг рядом со мной.

– Я вернусь не раньше рассвета, – заметил я, – если что-нибудь высмотрю, действовать начнем завтра ночью.

– Ага, – печально вздохнул Лео. Он все никак не мог простить мне мою везучесть.

– Ладно, ложитесь спать, а я пошел. Поцеловав Ларису, я отправился в сторону Двести пятого шоссе, оно соединяло Мачерату с немногочисленными фермерскими хозяйствами на окраине нашей южной зоны, пересекало неширокую в этом месте нейтральную территорию и кончалось в кремонском Битонто. Вдоль этого шоссе кремонцы скорее всего и вели наступление. Значит, все эти фермы, и фермеры, и их дети… Я скрипнул зубами: «Вы заплатите!»

К шоссе я вышел около полуночи. Было тихо. Терпение, не может быть, чтобы по нему не ездили. Позицию я занял, отойдя метров сто к городу от небольшого ответвления, насколько я помнил карту, это была дорожка, надо думать, проделанная элемобилями любителей пикников, потому что она никуда не вела, а кончалась у большого оврага. По оврагу тек ручей, впадающий в то самое болото. Через двадцать минут я услышал тихий гул электродвигателя, ещё через три минуты мимо меня в сторону города проскочил большой грузовик. Ждём дальше. Следующая машина прошла через полчаса, тоже грузовик, тоже к городу, и охраны не видно. Понятно. Перефокусировав бластер, я подрубил не слишком толстую сосенку так, чтобы она легко упала, стоит только навалиться плечом, и стал ждать Шум мотора я услышал уже почти в два часа ночи. Навались! Деревце не помешало бы большому грузовику проехать, но, увидев в свете фар, как под колеса что-то валится, водитель нажал на тормоз. Этого момента я и ждал, стрелять узким пучком – это, конечно, риск, но я не хотел портить машину. Реакции противника я ждал ещё минуты три, но все было тихо. Убитый водитель навалился грудью на руль, а больше никто не появлялся. Я с трудом оттащил в лес срубленную сосну: незачем кремонцам знать, что здесь что-то произошло.