Текст книги "Сулак"

Исаак Бабель
Сулак

В двадцать втором году в Винницком районе была разгромлена банда Гулая. Начальником штаба был у него Адриян Сулак, сельский учитель. Ему удалось уйти за рубеж в Галицию, вскоре газеты сообщили о его смерти. Через шесть лет после этого сообщения мы узнали, что Сулак жив и скрывается на Украине. Чернышеву и мне поручили поиски. С мандатами зоотехников в кармане мы отправились в Хощеватое, на родину Судака. Председателем сельрады оказался там демобилизованный красноармеец, парень добрый и простоватый.

– Вы тут кувшина молока не расстараетесь, – сказал он нам, – в том Хощеватом людей живьем едят…

Расспрашивая о ночлеге, Чернышев навел разговор на хату Сулака.

– Можно, – сказал председатель, – у цей вдовы и хатына есть…

Он повел нас на край села, в дом, крытый железом. В горнице, перед грудой холста, сидела карлица в белой кофте навыпуск. Два мальчика в приютских куртках, склонив стриженые головы, читали книгу. В люльке спал младенец с раздутой, белесой головой. На всем лежала холодная монастырская чистота.

– Харитина Терентьевна, – неуверенным голосом сказал председатель, хочу хороших людей к тебе постановить.

Женщина показала нам хатыну и вернулась к своему холсту.

– Ця вдова не откажет, – сказал председатель, когда мы вышли, – у ней обстановка такая…

Оглядываясь по сторонам, он рассказал, что Сулак служил когда-то у желто-блакитных, а от них перешел к папе римскому.

– Муж у папы римского, – сказал Чернышев, – а жена в год по ребенку приводит…

– Живое дело, – ответил председатель, увидел на дороге подкову и поднял ее, – вы на эту вдову не глядите, что она недомерок, у ней молока на пятерых хватит. У ней молоком другие женщины заимствуются…

Дома председатель зажарил яичницу с салом и поставил водки. Опьянев, он полез на печь. Оттуда мы услышали шепот, детский плач.

– Ганночко, божусь тебе, – бормотал наш хозяин, – божусь тебе, завтра до вчительки пойду…

– Разговорились, – крикнул Чернышев, лежавший рядом со мной, – людям спать не даешь…

Всклокоченный председатель выглянул из-за лечи; ворот его рубахи был расстегнут, босые ноги свисали книзу.

– Вчителька в школе трусов на развод давала, – сказал он виновато, трусиху дала, а самого нет… Трусиха побыла, побыла, а тут весна, живое дело, она и подалась в лес. Ганночко, – закричал вдруг председатель, оборачиваясь к девочке, – завтра до вчительки пойду, пару тебе принесу, клетку сделаем…

Отец с дочерью долго еще переговаривались за печкой, он все вскрикивал «Ганночко», потом заснул. Рядом со мной на сене ворочался Чернышев.

– Пошли, – сказал он.

Мы встали. На чистом, без облачка, небе сияла луна. Весенний лед затянул лужи. На огороде Судака, заросшем бурьяном, торчали голые стебли кукурузы, валялось обломанное железо. К огороду примыкала конюшня, внутри ее слышался шорох, в расщелинах досок мелькал свет. Подкравшись к воротам, Чернышев налег на них, запор поддался. Мы вошли и увидели раскрытую яму посреди конюшни, на дне ее сидел человек. Карлица в белой кофте стояла над краем ямы с миской борща в руках.

– Здравствуй, Адриян, – сказал Чернышев, – ужинать собрался?..

Упустив миску, карлица бросилась ко мне и укусила за руку. Зубы ее свело, она тряслась и стонала. Из ямы выстрелили.

– Адриян, – сказал Чернышев и отскочил, – нам тебя живого надо…

Сулак внизу возился с затвором, затвор щелкнул.

– С тобой как с человеком разговаривают, – сказал Чернышев и выстрелил.

Сулак прислонился к желтой оструганной стене, потрогал ее, кровь вылилась у него изо рта и ушей и он упал.

Чернышев остался на страже. Я побежал за председателем. В ту же ночь мы увезли убитого. Мальчики шли рядом с Чернышевым по мокрой, тускло блиставшей дороге. Ноги мертвеца в польских башмаках, подкованных гвоздями, высовывались из телеги. В головах у мужа неподвижно сидела карлица. В затмевающемся свете луны лицо ее с перекосившимися костями казалось металлическим. На маленьких ее коленях спал ребенок.

– Молочная, – сказал вдруг Чернышев, шагавший по дороге, – я тебе покажу молоко…