Текст книги "Нежные сети страсти"

Глава 29

Джейми ковылял по запущенному саду, волоча за собой детские «вожжи». Боу, обернув плечи шалью, чтобы не волочилась тем же манером, шла за ним следом.

Гарет уехал кататься верхом еще до того, как она встала с постели. Пиблсы сказали, что хозяин поехал осматривать помещения для сушки хмеля. Боу о хмеле знала только то, что культура это ценная и имеет какое-то отношение к производству эля, но, как бы мало ни интересовалась она сельским хозяйством, ее отчего-то возмутило то, что Гарет даже не подумал позвать ее с собой.

Впрочем, она не оставила ему шансов. Впервые с тех пор, как они поженились, Боу спала отдельно. Кровать была холодная и слегка пахла плесенью, и она долго не могла уснуть, ожидая, что Гарет ворвется к ней в спальню и унесет к себе в постель.

Этого не случилось.

Джейми запутался в одежде и повалился на землю. Обезьяна упала в грязь. Пока мальчик не посмотрел на Боу, он лежал молча. Но как только увидел, что на него смотрят, начал плакать.

Когда мальчик звал мать, Боу чувствовала себя совершенно беспомощной, но как справиться с этим, знала – пригодился опыт общения с племянниками. Покачав головой, Боу сгребла его в охапку и поставила на ноги, после чего отряхнула его и утерла слезы с лица.

– Ах ты, маленький притворщик, – сказала она, потрепав его по кудрявой головке, – тебе бы на сцене выступать.

Джейми от неожиданности моргнул и решительно тряхнул головой, не соглашаясь. Тут он заметил кошку, спешившую к себе домой в конюшню, и погнался за ней, забыв о лежащей в грязи обезьянке.

Боу подняла игрушку и отряхнула. Глаз у обезьянки болтался на нитке, а из разошедшегося шва лезла солома. Похоже, предыдущий владелец едва не заиграл беднягу до смерти.

Джейми, понятное дело, за кошкой было не угнаться – та шмыгнула в кусты от греха подальше. Джеймс остановился и повернулся лицом к Боу. Это выражение растерянности и испуга, эти опущенные вниз брови… Боу сделала вдох и почувствовала, как что-то жгучее распирает грудь. Как хорошо было знакомо ей это выражение!.. Джейми заметил в ее руках игрушку и поспешил ее отобрать.

Оба они обернулись на стук копыт по усыпанной гравием дорожке. Джейми вцепился в юбки Боу и спрятал в них лицо. Гарет соскочил с коня и остановился, глядя на них с нескрываемым осуждением.

Боу расправила плечи и погладила мальчика по голове. Сейчас, когда ребенок, так или иначе, оказался с ними, нелепо притворяться, что его нет.

Гарет посуровел лицом. У Боу участился пульс, ослабли колени. Чего бы ни ждал от нее муж, он не ждал – и не хотел, – чтобы она опекала его бастарда с материнской заботливостью.

После долгой и многозначительной паузы Гарет развернулся на каблуках и широким сердитым шагом пошел к дому. Серебристая шевелюра его казалась еще светлее на фоне темного сукна пальто. Боу выдохнула. Только сейчас она поняла, что все это время задерживала дыхание.

– Пойдем к обрыву и посмотрим на море? – предложила она, бережно разжимая детские пальчики, судорожно вцепившиеся в юбку. Мальчик не ответил, но взял протянутую руку и послушно пошел за Боу.

Если смотреть на все без лишних эмоций, ничего особенно сложного в ее положении нет. Все, что было нужно, – это уступить желаниям Гарета и оставить Джейми заботам слуг. Не приближаться к детской. Делать вид, что его не существует. Притвориться, что ничего не изменилось.

В конце концов, большинство женщин поступили бы именно так. Разумный, здравый подход. Беда в том, что сейчас она не была в состоянии мыслить здраво. Гнев путал все карты. Она злилась на себя из-за того, что ее так легко вывела из равновесия ситуация, которая, как она понимала еще до свадьбы, могла произойти. Она была зла на Гарета за то, что он оказался именно таким, каким его считали все окружающие, и на весь мир – за то, что все ее планы и надежды превратились в дым.

Когда они подошли к краю обрыва, Джейми отпустил ее руку, и Боу крепко схватила детские вожжи. Было время прилива, и волны докатывались до утеса.

Боу смотрела на узкую полоску песка, уходящую от кромки моря в сторону городка. Сегодня спасшегося после кораблекрушения пса видно не было, лишь одинокий рыбак втаскивал лодку на берег.

Просить в письме совета у матери было слишком рискованно. Скорее всего, и герцог его прочтет, а Боу совсем не хотелось выслушивать его нотации. Надеяться на понимание подруг она тоже не могла, к тому же, если родители или мужья ее добрых знакомых узнают о содержании письма, реакцией будет только возмущение и гнев. Девственные дочери аристократов, да и молодые светские дамы не должны забивать головы мыслями о том, как себя вести с внезапно объявившимися бастардами и как о них заботиться.

Оставалась Виола. Но что, если она поделится с Лео? Брат и так держал зуб на Гарета, а в свете последних событий он, того и гляди, надумает его убить.

Боу смотрела на море, чувствуя себя ничтожной песчинкой. Маленькой и безнадежно одинокой. С тем же успехом они могли бы жить на необитаемом острове. Помощи все равно ждать неоткуда.

Глава 30

Безудержный детский смех эхом пронесся по коридору. Грязный, но счастливый малыш неуклюже бежал, зажав между ногами палку с лошадиной головой на конце. Джейми даже не притормозил, пробегая мимо Гарета, и Гарет даже не попытался перехватить его. Он быстро понял, что если Боу ребенок обожал, то к нему относился настороженно, если не сказать враждебно.

Пег, бывшая горничная, а теперь няня мальчика, бежала следом. Волосы ее растрепались, на фартук налипли ошметки грязи. Гарет непроизвольно вжался в стену, когда служанка попыталась на бегу сделать реверанс, приветствуя хозяина.

Боу появилась последней. Лицо ее раскраснелось от смеха. Увидев Гарета, она резко остановилась, счастливая улыбка исчезла. Гарет сделал над собой усилие, чтобы не нахмуриться. Джейми жил в доме всего неделю, и за это время Гарет в глазах окружающих превратился в чудовище. Все, включая жену, старательно его избегали, что не добавляло ему желания искать пути к сердцу мальчика.

– Он убежал из дома и отправился в гости к Фредерику, – сказала Боу, вытирая грязь с юбки. – И на этот раз он сумел пробраться в хлев.

– Любит свиней, да?

– Не так, как собак и лошадей. Гулливер не дает мне прикоснуться, но позволяет Джейми виснуть на себе и таскать за уши и хвост. Вчера Джейми попытался влезть на беднягу верхом, а сегодня, как мне думается, попробовал проделать тот же трюк с Фредериком.

– По мне, так беднягой следует назвать Фредерика, – с чувством сказал Гарет.

Боу склонила голову набок, в глазах ее был вопрос, и, похоже, она собралась его озвучить. Гарет почувствовал, как участился пульс. Ему хотелось вернуть ее былое расположение, вернуть ее в свою постель, но он так и не смог придумать, как это сделать.

– Мальчику нужен пони, – сказала она, прикоснувшись к рукаву Гарета.

Из детской донесся визг, а за ним вой – очевидно, Джейми протестовал против купания. Глаза Боу вновь зажглись улыбкой. Внезапно Гарет почувствовал, что ревнует. Как такое могло случиться? Она должна бы улыбаться ему, Гарету, а не проделкам чужого ребенка. Когда-то он был в центре ее вселенной, и мужчина, однажды это испытавший, уже не способен чувствовать себя счастливым на вторых ролях.

– Не слишком ли он мал для пони? – Если мальчик ушибется, то винить в этом она станет Гарета. А ни один мальчишка не научился ездить верхом без падений и ушибов.

– Меня впервые посадили в седло, когда я была примерно его возраста.

– Тебя посадили? – недоверчиво хмыкнув, уточнил Гарет, – или ты сама забралась в седло и отказалась вернуть брату его лошадку?

Она улыбнулась, и улыбка ее вмиг отогрела его озябшую душу. Боу ни разу не улыбнулась ему с тех пор, как в их доме появился этот ребенок.

– Вот уж не везет так не везет, – со смешинкой в голосе сказала Боу. – У моего брата слишком длинный язык. Плохо, когда муж знает обо всех детских проделках жены.

Гарет пожал плечами.

– Кража лошади – серьезное преступление. Даже если это пони, а ее хозяин давно вышел из возраста, когда на ней прилично ездить. Насколько я помню, ты как раз сидела на ней верхом, когда мы познакомились.

Боу прикусила губу. Белые зубки впились в розовую плоть, и у Гарета зачесались руки от желания к ней прикоснуться. Вид у нее был раздосадованный, но в глазах плясали озорные искры.

– Мальчик не готов для пони, пока не начнет носить штаны, – авторитетно заметил Гарет.

– Он одет в то, что было при нем, пока ему не купили другую одежду. Нужды в подгузниках у Джейми нет, и причин одевать его как младенца – тоже.

Боу шагнула к нему, и груди ее колыхнулись над краем выреза платья. От ее запаха у Гарета голова пошла кругом и зашевелилось в штанах.

– Найди ему пони, Гарет. Кому, как не отцу, учить мальчика ездить верхом!

Чувственный восторг Гарета мигом куда-то улетучился, и Боу, очевидно, тоже это заметила – она отступила на шаг и безотчетно поднесла руки к груди, словно хотела прикрыться. Из детской снова донесся плач, и она, даже не взглянув на него, поспешила на помощь няне.

Гарет устало прислонился к стене и тихо выругался. Действительно, кому, как не отцу, учить Джейми кататься верхом, да только он не был ему отцом. И он не мог заставить себя даже притвориться, что питает к мальчишке какие-то теплые чувства.

Глава 31

Грэнби поднял воротник, чувствуя приближение бури. Там, высоко, на вершине утеса, стояла леди Боудисия. Красивая и недоступная. А ведь она должна была принадлежать ему. Как и ее состояние.

Во рту появился противный металлический привкус. А ведь Грэнби когда-то действительно верил, что она его любит. Он был уверен, что она втайне мечтает о романтическом приключении, а разве побег в Шотландию ради тайного венчания таковым не является? Он обманулся, и она разрушила его жизнь.

Грэнби смотрел на нее снизу вверх, наблюдая, как ветер раздувает ее юбки словно паруса. Он ехал сюда от самой границы с Шотландией, подгоняемый желанием не отомстить, а восстановить справедливость. Вопрос лишь в том, какой способ для этого избрать. Ему пришлось немало потратиться, финансируя ее похищение. Если бы Нолан и ему подобные – такие же жалкие неудачники – не проиграли ему все, что у них было, едва ли он смог бы осуществить свой план возмездия.

Теперь было мало ее убить. Смерть слишком простой и быстрый исход. Не успеешь сполна насладиться ее мучениями.

Леди Боудисия заслужила наказание страшнее.

Сделать ее вдовой? Тоже не слишком сурово. Раннее вдовство не такая уж печальная участь, особенно когда горе помогает скрасить немалое состояние. К тому же в ее возрасте нетрудно найти утешение, и даже очень скоро.

Он хотел оставить ее в полном одиночестве. Лишить ее всего, даже надежды. Он хотел, чтобы леди Боудисия поняла, что чувствовал он, когда она его предала.

– Кто этот ребенок? – спросил Грэнби, прищурившись, чтобы лучше разглядеть крохотную фигурку, которую леди Боудисия держала на руках.

– В деревне говорят, это бастард ее мужа, – ответил Нолан.

– Правда? – откликнулся Грэнби, вдохновленный внезапной догадкой. – Я бы сказал, что ее поведение – и прежнее, и теперешнее – указывает на то, что перед нами та, что произвела его на свет.

Нолан тупо уставился на Грэнби.

– Девушка, которая всегда была не прочь поразвлечься и любила кружить мужчинам головы, не отличающаяся целомудрием, способна на все. Даже на то, чтобы заставить мужа, купленного с потрохами, признать своим бастардом ребенка, которого сама родила вне брака. Тебе так не кажется?

Нолан что-то невнятно пробормотал, и Грэнби прикрикнул:

– Ты со мной согласен?! Говори!

– Я не знаю, что сказать, сэр.

– Тогда скажу я. Думаю, люди в это поверят. Скандала, по крайней мере, не избежать, и оба семейства перегрызутся как собаки.

– Зачем вам это?

Грэнби покачал головой.

– Потому что «разделяй и властвуй» самая верная тактика. Если они выступят против светских сплетников единым фронтом, ничего у нас, конечно, не выйдет. Нам нужно, чтобы они вцепились друг другу в глотки. Чтобы сражались друг с другом, а не договаривались. И надо разузнать получше, откуда на самом деле этот ребенок взялся.

– Но как? Его мать может быть где угодно.

– Ты сказал, что ребенка привез сюда его брат?

Нолан кивнул.

– Так сказала горничная, которой я поднес пинту эля в прошлое воскресенье.

– Вот и славно. Отсюда и начнем. Подыщем свидетеля. Сочиним историю. Раздуем скандал. Да не смотри на меня так удивленно. Отцы всегда пристраивают своих бастардов. Так уж заведено. Находят для них приемных родителей или отдают в приют. Но чего они никогда не делают, так это не селят их в свои дома. Если для того нет серьезной причины. Но даже если и так, они не делают этого вскоре после женитьбы.

Глава 32

Оконный переплет холодил Гарету лоб. Через стекло он смотрел на жену, стараясь не упускать ее из вида. Воспользовавшись короткой передышкой между дождями, она пригласила нескольких старожилов арендаторов, чтобы те рассказали и показали, как выглядел сад в свои лучшие времена.

Престарелые консультанты медленно передвигались по саду, останавливаясь то тут, то там, жестикулируя, словно лепили скульптуры из воздуха. Боу внимательно слушала, делала записи, иногда – наброски. Какие бы чувства она к нему сейчас ни испытывала – Гарет ничего не мог сказать на этот счет с определенностью, – сбегать от него к родителям явно не входило в ее планы.

Наверное, он должен был бы испытывать по этому поводу облегчение, но отчего-то этого не происходило. Боу обустраивала Мортон-Холл, превращая его в свой дом. Ее дом. И не факт, что в той жизни, что она для себя готовила, найдется место Гарету. У него крепло ощущение, что лицо его постоянно прижато к стеклу. И эта стеклянная стена между его и ее миром становилась все плотнее, все ощутимее.

Боу жила в своей маленькой вотчине в том крыле дома, где располагалась детская. Там она принимала пищу. Там проводила все дни. Она, кажется, никуда и не ходила без прилипшего к ее юбке как банный лист Джейми.

С таким явлением Гарет никогда в жизни не встречался. Большинство матерей вполне довольствовались тем, что в лучшем случае целовали своих детей перед сном, оставляя все заботы нянькам и гувернанткам. И его мать не была исключением. Им с братом редко удавалось видеть ее чаще трех раз в неделю. И то на несколько минут. Поцелуй, наставление, иногда ломтик кекса с изюмом. Таким было его общение с матерью.

Он не видел причин для того, чтобы Боу столько сил, энергии и времени отдавала ребенку, который даже не был ее кровным родственником. Вернее, одну причину видел – предлог избегать Гарета. И всякий раз, когда пути их пересекались, в ее взгляде было столько осуждения, что у него пропадало желание составить им с Джейми компанию.

Они почти не разговаривали друг с другом. А с тех пор как она попросила его найти для мальчика пони, вообще не сказала ему ни слова. Уже в момент разговора он почувствовал, что она изменила к нему отношение. Она отгородилась. Словно в тот момент осознала, что их представления о совместной жизни не совпадают, и решила – будет жить так, как считает нужным, и не принимать его в расчет.

Боу продолжала спать в своей спальне, и он просто не хотел знать – не хватало духу, – запирает ли она от него дверь. Лучше было не знать. Лучше жить в неведении, тешась мыслью, что он может в любой момент прийти к ней, даже если это было не так.

Боу и ее гости завернули за угол дома, и Гарет неохотно отошел от окна и вернулся за стол проверять бухгалтерию. Математику в Харроу преподавали лучше, чем где бы то ни было, и с этим предметом у него никогда не было проблем, но какая же это мука – вести кропотливый учет доходов, текущих тоненькими струйками из самых разнообразных, порой неожиданных, источников, и расходов на каждую мелочь. Не удивительно, что на службе у отца состояли приказчики, управляющие и, разумеется, секретарь. Даже с одним поместьем работы было невпроворот, а отцу, владевшему не одним, а пятью или шестью поместьями, из которых почти все были куда больше этого, без армии помощников точно не справиться.

Гарет бился над расчетами, но концы с концами не сходились, что-то было не так со свечами, их не могли расходовать в таком бешеном темпе, когда дверь распахнулась и в комнату медленно вошла Боу. Она не смотрела, куда идет, потому что шла, уткнувшись взглядом в альбом, и губы ее шевелились. К счастью, Джейми при ней не оказалось. Боу плюхнулась в кресло возле камина и в сердцах выругалась, используя выражения, которые настоящая леди и знать не должна.

Гарет тихо засмеялся, и она стремительно обернулась, сконфуженно заморгала и огляделась в недоумении, словно лунатик, которого бесцеремонно разбудили.

– Заблудилась? – спросил он. Он смотрел на нее и не мог наглядеться. Волосы ее растрепались от ветра, черные локоны обрамляли лицо, зеленые глаза ее словно светились.

– Повернула не туда, это точно, – сказала она, убирая альбом под мышку. – Была уверена, что иду в то крыло, где кухня.

– Ты вышла не через ту дверь в гостиной. Я уже много раз так же блуждал. Этот дом – настоящий фавнов лабиринт.

Боу кивнула, крепко прижимая к себе альбом, словно не желала, чтобы он его видел.

– Я хотела расспросить миссис Пиблс насчет огорода. Узнать, что нужно там посадить.

– Покажи мне, над чем ты работаешь. – Сможет ли он задержать ее рядом, отвлекая разговором? Хотя бы на четверть часа? Сможет ли заставить ее вспомнить, что он не чудовище, не злодей?

Боу была в замешательстве. Она задумчиво втянула щеки, словно обдумывала, что сказать в ответ. Гарет вопросительно приподнял брови. Он не терял надежды. Плечи ее расслабленно опустились, и уголки губ чуть задрались вверх, словно она хочет улыбнуться, но боится.

– Понятия не имею, во что это встанет, – проговорила Боу и, поднявшись с кресла, подошла к столу. Она положила альбом прямо на гроссбух.

Гарет увидел на одной странице схематичное изображение сада с множеством клумб, каждая из которых была помечена соответствующей буквой, а на другой странице – примечания к каждой букве.

Боу провела пальцем по рисунку, слегка смазав карандашные линии. Скромное обручальное кольцо на ее пальце сверкнуло на солнце. То, что испытал тогда Гарет, можно было назвать гордостью собственника. Она была его женой, принадлежала ему. Он натворил бед, это так, но факт оставался фактом – Боу принадлежала ему.

Гарет положил ладонь на ее бедро и склонился над чертежом.

– Ты действительно хочешь, чтобы сад был таким геометрически правильным?

Она чуть ближе подвинулась к нему, вместе с ним склонившись над рисунком. Нежный аромат туберозы сводил его с ума. Этот запах проник в его кровь, хлынул к лону. Эрекция была болезненной.

– У нас и так достаточно путаницы в жизни, – сказала она. – Глупо создавать еще и искусственный беспорядок. И такой сад не подошел бы к дому.

– Так и есть, – кивнув, сказал Гарет. Под тонкой тканью платья прощупывались упругие вставки корсета из китового уса. Гарет раздвинул пальцы. Боу затаила дыхание. Он понял, что он на верном пути.

Боу попыталась увернуться, но муж и не думал выпускать ее из рук. Он развернул Боу лицом, и она оказалась зажатой между ним и письменным столом.

– Ты меня избегаешь, – сказал он, наседая.

Боу прижалась ягодицами к кромке стола. Она ничего не ответила, лишь смотрела на него во все глаза. Взгляд ее скользнул вниз, и то, что она увидела, не оставляло никаких сомнений – он хотел ее.

– Я давала тебе время подумать, – сказала она. Голос ее звенел от сдерживаемого возбуждения.

Гарет криво усмехнулся, скользнув ладонями ей под юбки. На этот раз попыток вырваться не последовало. Гарет переступил, вынудив ее развести ноги шире, между тем ладони его скользили вверх по нежной коже с внутренней стороны бедер.

– О, я надумался всласть, – сказал он.

Дыхание Боу сделалось сбивчивым. Она вцепилась ему в плечи, словно боялась упасть. Ладони его продолжали медленное скольжение вверх, к уже влажным лепесткам. Пальцы ее непроизвольно сжались.

– Ясно, – задыхаясь, пролепетала она.

Гарет улыбнулся. Теперь он узнавал свою маленькую распутницу. Ей всего лишь нужно было напомнить, чего ей так не хватает.

Гарет расстегнул брюки и подсадил ее на край стола. Он вошел в нее одним резким толчком. Боу вскрикнула, обхватила его ногами и запрокинула голову, опрокинув при этом чернильницу. Гусиные перья запутались у нее в волосах.

– Не делай резких движений, – чувственным шепотом предупредил ее Гарет, – ты рискуешь попасть впросак.

Боу его не слышала, она слышала лишь настойчивый зов природы. Гарет решил последовать ее примеру, и вскоре случилось то, что должно было случиться, – он кончил. Боу не хватило совсем чуть-чуть.

Гарет замер внутри ее, сконцентрировавшись на ощущениях. Боу заерзала и недовольно вскрикнула, требуя продолжения. И тогда Гарету пришла в голову неожиданная мысль. Он вспомнил, что советовала ему одна весьма искушенная оперная дива: «Хочешь удержать любовницу, оставляй ее немного голодной, чтобы ей все время хотелось большего».

Гарет приподнялся на локтях и, предусмотрительно отодвинув чернильницу подальше, благо она была с завинченной крышкой, принялся вынимать перья из шевелюры Боу.

– Гарет! – возмущенно воскликнула Боу.

– Ты хочешь сказать, что теперь твоя очередь? – Глядя на ее разобиженное лицо, Гарет не мог удержаться от смешка. – Это хорошо.

Он распрямился и застегнул брюки. Боу, не меняя позы, смотрела на него так, словно глазам своим не верила. Он провел пальцем по сгибу ее оголенного колена, игриво оттянул подвязку.

– У тебя есть выбор, Боу, – сказал он, опустив ее юбки, и поставил на ноги. – Ты можешь подняться наверх, сунуть руку между ног и думать обо мне. Или ты можешь прийти ко мне сегодня ночью и позволить мне закончить то, что я начал сейчас.

Боу схватила со стола свой альбом и, хмуро взглянув на Гарета, вышла из его кабинета. Руки ее тряслись от гнева, но колени подгибались по совершенно другой причине.

Между ног у нее было мокро и липко. Живот сводило от неудовлетворенного желания. Она готова была его придушить! Как он посмел! Убить его мало за такой «фокус».

Боу вошла к себе в спальню, где трудилась горничная – подшивала к платью Боу оторвавшуюся оборку. Увидев хозяйку, Люси подняла глаза и так и замерла с иголкой на отлете.

– Люси, – стараясь говорить как можно спокойнее, – сказала Боу, – пожалуйста, принеси мне таз горячей воды.

Горничная вколола иголку в ткань и отложила рукоделие.

– Да, миледи. Прикажете еще чаю принести сюда?

– Да, только чай принеси мне в детскую. Я пойду туда, как только смою грязь с рук.

Люси кивнула, присев в жалком подобии реверанса – такой могут позволить себе только те слуги, которые многолетней исправной службой завоевали право на поблажки, – и вышла за дверь. Боу устало опустилась в то самое кресло, где только что сидела горничная. Она все еще чувствовала на своем теле руки Гарета, еще свежо было воспоминание об ощущении, когда он пребывал в ней. Боу судорожно перевела дыхание.

Будь он неладен. Чем ни пытайся отвлечься, весь день она будет только о нем и думать. Думать о том, как сильно она его хочет, как тоскует по его ласкам.

Черт его дери. Черт, черт.