Текст книги "Нежные сети страсти"

Изобел Карр
Нежные сети страсти

© Isobel Carr, 2011

© Перевод. Я.Е. Царькова, 2014

© Издание на русском языке AST Publishers, 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог

На Сент-Джеймс-стрит, в самом сердце аристократического Лондона, расположено три закрытых клуба для джентльменов, где регулярно собираются пэры королевства, дабы отдохнуть от утомительных заседаний в палате лордов, где им приходится решать судьбы страны, или от своих домочадцев, от забот и трудов, направленных на преумножение доходов от загородных поместий. Чаще, однако, членами этих клубов становятся те, кому отдыхать не от чего, – сыновья аристократов, которым повезло родиться первыми, наследники громких титулов, прожигающие молодость и проматывающие состояния в ожидании, пока их отцы не отдадут концы. Вы спросите, что же в этом необычного? Ничего. Необычно другое. По соседству с широко известными в узких кругах заведениями, в скромной кофейне с громким названием «Красный лев» обосновалась штаб-квартира тайного общества, название которого говорит само за себя: «Лига вторых сыновей».

Устав Лиги гласит: «Мы члены палаты общин и дипломаты, моряки и викарии, адвокаты и исследователи, искатели приключений и солдаты удачи. Пусть наши отцы и братья правят миром, зато мы им управляем. В служении Господу, стране и нашим семьям мы видим свое великое предназначение.

В день основания Лиги, 17 мая 1755 года, все мы, действительные ее члены, присягаем на верность Отечеству и короне и торжественно клянемся исполнять устав Лиги и оказывать друг другу всемерное содействие во всех начинаниях, если таковые направлены к благой цели».

Дополнение, внесено 14 апреля 1756 года: «Того, кто переживет своего старшего брата и станет наследником титула, считать отступником. Отступник подлежит немедленному исключению из Лиги».

Дополнение, внесено 15 сентября 1768 года: «Все младшие братья могут рассчитывать на получение членства в Лиге на равных основаниях, при этом вторые сыновья преимущественного права при зачислении в Лигу не имеют».

Глава 1

Лондон

Октябрь 1784 года

У него были самые грустные брови на свете.

Ровные, правильной формы, они поднимались к переносице, придавая его лицу меланхолическое выражение, которое не вполне исчезало, даже когда он улыбался. Глядя на него, леди Боудисия Вон всякий раз хотела распрямить скорбные брови и расцеловать все лицо, чтобы навсегда прогнать эту извечную печаль.

Не сказать, что он подозревал ее в таких желаниях…

Гарет Сэндисон, второй сын герцога Роксвелла, продолжал видеть в ней лишь нескладную девчонку, младшую сестричку своего друга Леонидаса. И обращался он с ней скорее как с мальчишкой, если снисходил до общения с ней, что бывало не часто. Чаще же он не обращал на нее внимания. Она догадывалась, что Сэндисон избегает ее намеренно и, надо сказать, успешно.

С тех пор как Боудисия из подростка превратилась в барышню на выданье и обзавелась толпой поклонников, она все чаще ловила себя на том, что ей не хватает насмешек и колкостей Сэндисона. Обходительные кавалеры наводили на нее тоску, а вот с Сэндисоном ей никогда не было скучно. Если она зарывалась, он, как никто другой, умел ее осадить. Былые перепалки с Сэндисоном вносили в ее жизнь куда больше радости и огня, чем теперешний флирт с лондонскими поклонниками. Может, она ему и не слишком нравилась, но он не унижал ее снисходительностью и в спорах спуску не давал. Так было до тех пор, пока она не вошла в возраст и не пришла пора представить ее ко двору.

Их роли изменились буквально в одну ночь. Из друга брата он превратился в повесу, которого следовало избегать. И она теперь была не малышка Боу, сестренка друга, а леди Боудисия, дочь герцога. Ей не хотелось играть роль, ей хотелось жить, однако, кажется, никто, кроме нее, не считал законы света вздорными.

Нехотя Боудисия перевела взгляд на партнера по танцу. Кареглазый мистер Нолан снисходительно улыбнулся – она перепутала шаги. Боудисия ответила смущенной улыбкой. Она готова была простить мистеру Нолану и чрезмерное пристрастие к парфюму, и ирландское происхождение уже за то, что он был весьма недурен собой, а его ирландский акцент приятно ласкал уши. Он успел покорить добрую половину лондонских леди, включая Боу, своими нарядными камзолами, блестящими пряжками и пестрыми комплиментами.

И вновь взгляд ее метнулся в сторону Сэндисона. Высокий рост и необычный цвет волос выделяли его из толпы. Он стоял у стены, отчаянно флиртуя с замужней леди Кук. Муж ее, надо полагать, находился в соседней комнате и, всецело занятый игрой в карты, совершенно не подозревал о том, что на голове его прорезывается еще одна пара рогов.

В свете поговаривали, что Сэндисон и леди Кук были любовниками; впрочем, не всем слухам стоит верить. Сплетни ходили и о самой Боу – то она вот-вот должна удачно выскочить замуж, то опозорить семью сомнительной связью.

Кривотолки кружились вокруг нее как грозовые тучи. Гром не грянул, но это лишь вопрос времени. Боу привыкла к положению вещей, научилась с этим жить и радоваться жизни. Ведь даже хорошо, что светские сплетники развлекаются сочинением невинных историй о безобидных интрижках. Было бы гораздо хуже, стань им известна правда о ней. Правда, которая погубила бы ее в одночасье.

Капля расплавленного воска упала Боу на грудь, оставив на шелке расплывшееся жирное пятно. Горячий воск обжег кожу. Боу прикусила язык, снова сбилась с ритма. Раздраженно вздохнув, она смахнула застывшую восковую каплю на пол. «Что у них, розеток для воска нет?» – подумала Боу, подняв на мгновение глаза на проклятый канделябр. Не хотелось и думать, что ее ждет, когда придется убирать воск с волос.

Боу встретилась глазами с Сэндисоном. Он улыбался. Кому – ей или леди Кук, Боу сказать не могла, но судя по тому, как беззастенчиво собеседница Сэндисона выставляла ему на показ пышный бюст, улыбка, скорее всего, предназначалась последней.

Свет отражался от светлых волос Сэндисона. Сколько Боу себя помнила, у него всегда были серебристые волосы. Это наследственное – все мужчины в его семье полностью седели к двадцати годам. Сэндисон никогда не носил парик – серебристые кудри были его собственными, при этом неизменно чистыми и безукоризненно уложенными.

По слухам, его родословная восходила к незаконнорожденному отпрыску самого Джона Уилмота, второго графа Рочестера, беспутника и поэта, прославившегося разгульными кутежами, любовными историями, а также сатирическими стишками непристойного содержания. Да, Сэндисон унаследовал от предка не только буйные серебристые кудри. Молва приписывала ему склонность к пороку, перед которой, в сочетании с броской внешностью и остроумием, слабый пол всегда бессилен.

Боу догадывалась, что она не единственная, кого влечет к нему с непреодолимой силой.

Она снова смотрит на него.

Гарет ощущал на себе ее взгляд словно прикосновение. Леди Боудисия Вон – любимица двух могучих братьев, отца, которому не было равных в фехтовании на рапирах, и матери, которая продолжала сводить с ума мужчин, даже после того как ей минуло пятьдесят.

Леди Кук обиженно поджала губки, напомнив Гарету: дамы не любят, когда кавалеры их игнорируют. Едва ли она простит ему невнимание к своей персоне, тем более что виновницей этого была Боу. Леди Кук и Боу были ровесницами; леди Кук вышла замуж за ухажера, отвергнутого леди Боудисией.

Гарет провел пальцем по коже своей визави – узкой полоске между краем рукава и лайковой перчаткой. Шевельнулись крохотные кисточки, украшавшие отделку декольте. Поведя плечами, она вытянула шею, словно ластящаяся кошечка. Он обвел пальцем круг у ямочки локтевого сгиба, там, где бился пульс, и леди Кук издала чуть слышный, напоминающий мурлыканье звук.

Если бы сад не был так щедро освещен и народу там было бы поменьше, он отвел бы леди Кук на свежий воздух, где они оба смогли бы удовлетворить свои желания. Но при сложившихся обстоятельствах придется повременить. А вдруг супруг захочет лично сопроводить жену домой?

Леди Боудисия не одобряла его интрижки с замужними дамами. Мало того, она вообще его не одобряла. Она всегда относилась к нему предвзято. Выказывала свое неодобрение девочкой, но с тех пор как игра в куклы осталась в прошлом и она превратилась в настоящую светскую даму, в отношении к нему появилась еще и раздражающая надменность. Хотя с чего он взял, что эта надменность появилась только сейчас? Двенадцатилетней пигалицей, в грязи с головы до ног, она умела поставить себя так, что он рядом с ней чувствовал себя недотепой и недорослем. Да и десять лет спустя не мог похвастать, что хоть раз оказывался на высоте, когда они «скрещивали шпаги».

И какие это были поединки! Что ни встреча, то баталия. И разве он виноват, что получал искреннее удовольствие от процесса? От предвкушения словесных, а иногда не только словесных стычек? Отказаться от такого изысканного развлечения было выше его сил. Впрочем, сейчас ему не в чем себя упрекнуть. Теперь он делает все, чтобы избегать такого рода обменов любезностями. Он вообще старается ее избегать.

Гарет поймал себя на том, что вновь улетел мыслями далеко от ждущей его внимания дамы, и приказал себе сосредоточить взгляд и помыслы на пышном бюсте леди Кук. Он изобразил восхищение, глядя на кожу цвета сливок. Только бы не забыться вновь и не начать искать глазами Боу, надеясь встретить ее холодный надменный взгляд. Как бы хотелось пересечь этот зал, подойти к ней и сказать что-нибудь остроумное и насмешливое, от чего она бы улыбнулась и шутливо шлепнула его веером. Возможно, он мог бы заставить ее совершить какой-нибудь опрометчивый поступок, повести себя чуть нескромно…

Леди Кук сделала глубокий вдох и задержала дыхание, при этом груди ее едва не вывались из лифа. Тугие, нежные, спелые… отчего-то сегодня они не выглядели так соблазнительно, как раньше. Сегодня улыбка ее казалась натянутой, цвет щедро напудренного лица напоминал цвет лица покойника, подготовленного к погребению старательным гробовщиком. Да и место для черной «мушки» из тафты она выбрала не совсем удачно – искусственная родинка наполовину скрывалась в складке кожи в уголке губ, когда она улыбалась.

Смех Боу стегнул его как хлыст. Стиснув зубы, он приказал себе не смотреть туда, откуда этот смех доносился. Весь этот сезон он был одержим ею. Леонидас, ее брат, попросил присмотреть за ней в свое отсутствие. Когда соглашался, Гарет не предполагал, какой это обернется мукой, но сейчас, в конце марта, в разгар сезона, то, что вначале раздражало, превратилось в настоящую пытку.

Почему она не замужем? Что стряслось с женихами? Они все ослепли, оглохли и безнадежно отупели?

Боу вот уже несколько лет как на выданье, и хотя слухи о ее помолвке то с одним, то с другим появлялись с завидным постоянством – ей прочили в мужья самых завидных женихов, – слухи оставались только слухами. Это выводило из себя. Она выводила его из себя.

Дочь герцога, с огромным, надо полагать, приданым. Единственным недостатком, если не брать в расчет трудный характер, был высокий рост. Девушке почти шести футов ростом трудно найти мужчину под стать. Разве что ее братья и отец по полному праву звали ее малышкой, а остальные смотрелись рядом с ней убогими карликами.

Взять хотя бы пижона, танцующего с ней. Гарет с отвращением скривился. Ни вечерние туфли на каблуках, ни пышный парик не могли скрыть того, что он едва достает ей до бровей. И все-таки не настолько же оскудела Англия высокими мужчинами, чтобы не нашлось ни одного, кто смотрелся бы рядом? Не зря же говорят, что лондонский сезон собирает сливки общества. Даже если отбросить тех, кто мал ростом и стар, неужели не наберется с десяток таких, кто вполне бы ей подошел?

Жизнь намного бы упростилась, если бы она вышла замуж, погрузилась в домашние заботы и зажила счастливо где-нибудь в Йорке или того дальше, в Эдинбурге или Дублине. В конце концов, она шотландка. И уже одно это должно было значительно расширить круг потенциальных ухажеров. Каждый знает, что в Шотландии хватает крепких высоких парней. Где-нибудь в горах должен найтись помещик, которому позарез нужна жена.

Да, жизнь стала бы намного проще, живи она за пределами Лондона. Там, где она не смогла бы все вечера напролет глядеть на него с осуждением, внушая греховные мысли о том, что судьба, сделавшая его младшим сыном без надежды на достойное наследство, была к нему несправедлива.

Каверзные мыслишки, словно пробравшиеся под одежду блохи, кусали его непрестанно. Гарет не был беден в общепринятом понимании. Он вполне мог позволить себе жить праздно и довольно комфортно. Для одного человека денег хватало с лихвой. Но для содержания жены средств явно недоставало. Особенно такой, как Боу, – не привыкшей ни в чем себе отказывать.

Для мужчин вроде него, которые женятся на девушках вроде нее, есть название – «охотники за приданым». Отец Боу скорее пристрелит его, чем даст согласие на брак. Да и за Лео дело не станет. Впрочем, брату и ружье не понадобится – справится голыми руками.

Нет, таким, как он, не пристало жениться, если только не принять сан и не найти себе богатую вдову. Принимать сан Гарет не хотел, да и жениться на богатой вдове резона не было – холостяцкая жизнь имела куда больше преимуществ, чем недостатков. Впрочем, он бы не отказался взять в жены девушку из приличной семьи, такую как Боу, но только Боу не про его честь. Деньги к деньгам, как говорится. И чудес не бывает. Может, раньше все было по-другому, но с тех пор как вошел в силу пресловутый акт лорда Хардвика, вступление в брак перестало быть исключительно личным делом брачующихся. Черт бы драл проклятого крючкотвора.

Гарет вымучил улыбку в ответ на недвусмысленный посыл леди Кук, прижавшейся грудью к его руке.

– У меня кружится голова, – распевно произнесла она и с громким щелчком распахнула веер. Многие обернулись на звук.

– Не желаете выйти на воздух, миледи? – услужливо предложил Сэндисон.

Леди Кук улыбнулась в ответ. Сквозь толпу Гарет повел ее к выходу. Она уверенно, по-хозяйски поглаживала его бицепс.

Леди с сердцем и душой уличной шлюхи. Все, о чем может мечтать мужчина его положения. Проходя мимо Боу, которая как раз закружилась в танце, он почувствовал прикосновение ее юбки. Гарет стиснул зубы и судорожно сглотнул, стараясь не выказывать волнения.

Он понял, что пропал, в тот самый момент, когда впервые увидел ее, причесанную и одетую по-взрослому. Она спускалась по лестнице отцовского дома в блестящем шелковом платье, с припудренными, забранными наверх и тщательно уложенными волосами, и глаза ее светились от радостного ожидания первого бала. От одного ее вида у Гарета перехватило дыхание.

Словно по волшебству исчезла нескладная замарашка, и вместо нее взгляду его предстала ослепительно красивая юная леди, в чьих зеленых глазах мерцала и переливалась, дразня его, непостижимая тайна.

Поверь Гарет хоть на мгновение, что у него есть шанс, он без раздумий упал бы к ее ногам. Но он не верил в чудеса, и поэтому избрал единственную приемлемую тактику – избегать ее, а если такой возможности нет, поддерживать до зубов вооруженный нейтралитет.

Этой ночью леди Кук поможет на время забыть о Боу. У леди Кук есть для этого все необходимые качества. Кроме того, Боу не станет приближаться, когда леди Кук виснет у него на руке. Спутница Гарета с недовольным видом обвела глазами сад. Повсюду горели цветные фонарики, а на тропинках было не протолкнуться.

– Мой муж проведет здесь всю ночь за картами и портвейном, – прошептала леди Кук. – Проводите меня домой, Сэндисон. Целый час трястись в карете – это так скучно. Не хочу скучать, – капризно добавила дама.

Гарет с пониманием кивнул и теснее прижал ее руку. По опыту он знал, что представления леди Кук о развлечениях довольно примитивны, но уж лучше развлекать ее, чем полночи в бессильной ярости наблюдать, как леди Боудисия танцует с другими мужчинами, один из которых когда-нибудь назовет ее своей женой.

Чувствуя опустошенность, Гарет торопливо повел леди Кук обратно в зал. Хороша участь – нечестивые жены и вдовы, у которых зудело в известном месте.

Ведь было же время, когда он считал свою жизнь идеальной.

Глава 2

– В Ферл-Хилл? К чему такая спешка? – Роланд Деверо, друг Гарета, сидящий напротив него в кофейне «Красный лев», в недоумении уставился на приятеля. Свет из окна бил Гарету в глаза; он подвинулся.

Народу в кофейне было мало. Одни члены Лиги покинули город, другие еще не проснулись после бурной ночи.

Гарет раздраженно вздохнул.

– Мне надо ехать прямо сейчас, – повторил он. – Сегодня получил письмо от Суттара. Срочно вызывает к себе.

– И какая, скажи на милость, беда могла приключиться с твоим братом? Он всего три месяца как женат. Возможно, ему всего лишь нужен твой совет в каком-то особо деликатном вопросе, – с ухмылкой предположил Деверо.

– Скорее всего, он заскучал в деревне, вот и решил вызвать к себе Сэндисона, чтобы было кем покомандовать, – покачав головой, сказал лорд Петер Уоллис. – Или ему просто захотелось поохотиться, или поиграть в карты, а компаньона нет. Ты же знаешь Суттара.

– Любит держать при себе холуев, всегда любил, – не скрывая отвращения, пробурчал Деверо. – Я-то помню. Не думаю, что молодой жене пришлась по вкусу такая роль.

Гарет наморщил нос. Со стороны все именно так и выглядело. Верно как то, что брат всегда обращался с ним как со своим вассалом, так и то, что они вдвоем всегда выступали против отца единым фронтом. Уж тут Гарет всегда мог положиться на брата. Суттар стоял за него горой. Прочитав послание, Гарет хотел отказать, но тон письма был отчаянный. Поразмыслив, он решил, что неделя, проведенная вдали от столицы и леди Боудисии, пойдет только на пользу.

Он едва не назвал леди Кук «Боу», когда обхаживал даму в ее обитом плюшем экипаже. Чего бы ни хотел от него брат – а скорее всего он, как обычно, требовал к себе ради какой-то безделицы, – уж лучше прислуживать Суттару в Ферл-Хилле, чем посыпать голову пеплом в Лондоне. Гарет знал, что его случай запущенный. Он одержим ею. И вчерашний эпизод в карете только подтверждал опасения.

Гарет поежился при мысли о том, чем могла обернуться оговорка. Одно случайно оброненное слово могло погубить их обоих. Леди Кук не простила бы ему оплошность. И уж тем более не стала бы щадить бывшую соперницу. Она бы раздула скандал пострашнее Великого пожара 1666 года.

Ни одна душа не поверит, что между ними ничего не было и нет. Он наставлял рога направо и налево, и в свете об этом было доподлинно известно как мужьям-рогоносцам, так и женушкам, охотно баловавшим его. Что же касается Боудисии Вон, то и ей чего только не приписывали; братьев же и отца почитали то ли безумцами, то ли развратниками. То, что ее брат женился на куртизанке, тоже подлило масла в огонь.

Гарет тряхнул головой в надежде развеять мрачные мысли. В любом случае ему же будет лучше, если он заставит себя на несколько дней или даже недель смириться с царившими в его семье феодальными порядками. К тому же хорошо бы повидаться с матерью. Он ее жалел. Представления отца о роли женщины в семье были такими же древними и косными, как представления о привилегиях старшего сына. Правами в семье обладал, во-первых, отец, во-вторых – его наследник, а все прочие жили на свете только чтобы их обслуживать.

Хорошо еще, что сестер у него не было. Их участи уж точно не позавидуешь. Разменные пешки в отцовской игре – вот чем им пришлось бы стать. Мужчина, достигнув совершеннолетия, может рассчитывать на определенную независимость, чего не скажешь о женщинах.

Гарету еще сильно повезло. Дед по материнской линии оставил ему пусть небольшое, но наследство. А последний год отец даже не утруждал себя угрозами лишить Гарета пособия. Граф не находил удовольствия в пустом помахивании кулаком, но Гарет не сомневался – отец не оставит попыток подчинить сына, только придумает новый способ. Слишком хорошо он знал отца.

Деверо помахал пустой чашкой, и буквально через минуту дочь хозяина принесла полный кофейник с дымящимся черным напитком. Щедро сдобрив свой кофе сахаром, Деверо с удовольствием сделал глоток. Сахарный сироп с примесью кофе. «Как можно пить такую гадость?» – с отвращением подумал Гарет.

– Ты надолго уезжаешь? – спросил Деверо. – А как же крикет?

– Крикет – это святое. Особенно игра против Итона. Даже мой отец понимает, что этот матч я пропустить не могу, и потому удерживать меня не станет, – с улыбкой ответил Гарет.

– Чертовы итонцы. – Деверо подул на кофе, и пар на мгновение заволок его глаза. – Покажем, где раки зимуют, как в прошлом году, да и в позапрошлом тоже! Знай наших!

– Эй, не кипятись! – донесся зычный голос со стороны двери. Энтони Тейн вошел и сразу направился к их столику. – Первым делом Лига, а школа – потом.

Гарет наблюдал, как самый могучий из его друзей усаживался на слишком хлипкий стул – того и гляди рухнет под тяжестью седока. Тейн вышел и ростом, и статью, и пришелся бы для Боу в самый раз, да только, как и Гарет, родился вторым по счету, и потому выпадал из числа претендентов на ее руку. К тому же он был членом парламента с большими политическими амбициями.

Если Тейн когда-нибудь и женится, то на леди, знающей толк в дипломатии, а не на той, которая балам предпочитает охоту, а обществу поднаторевших в интригах придворных – компанию полунищих деревенских помещиков.

– Лига, разумеется, на первом месте, – согласился Деверо, – но крикет – случай особый. Тут уж, не обессудь, ты на одной стороне, мы – на другой.

Тейн сдержанно засмеялся, обнажив белоснежные зубы. В улыбке его было что-то хищное.

– Враги на спортивном поле, друзья – вне. Думаю, вы знаете, что в нашей команде появился новенький. Талантливый игрок, надо сказать. К тому же младший ребенок в семье. Кроули семнадцать, и он готовится к выходу в свет. Но пока, – и Тейн улыбнулся шире, – он в нашем полном распоряжении.

Деверо ухмыльнулся в ответ.

– Желаю удачи с вашим Кроули, но что-то сомневаюсь, что один зеленый мальчишка сделает игру.

Тейн кивнул, но самонадеянная ухмылка его выдавала.

– Поживем – увидим. Когда-то и нам должна улыбнуться удача.

Гарет, предпочитавший кофе без сахара, медленно потягивал горячий напиток, молча наблюдая за дружелюбной перепалкой. Не скоро ему придется вновь насладиться непринужденным общением. Суттар не доставит ему такого удовольствия.

На выходе из библиотеки на Пэлл-Мэлл Боу едва не сбила с ног толпа мальчишек, гонявших по улице тряпичный мяч. Брошенный ими, мяч отскочил от окна проезжающего экипажа, и кучер, резко натянув поводья, обложил толпу отборной бранью, заглушая натужный скрип осей.

– С вами все в порядке, миледи? – в тревоге спросил лакей, провожая неодобрительным взглядом убегавших сорванцов.

– Все в порядке, Вооз. Шалость, только и всего.

– Вместо того чтобы мяч по улице гонять, им бы… – Слуга не закончил. Глаза его расширились от ужаса, и стопка книг выпала из рук. Вооз бросился к хозяйке, но было поздно.

Кто-то сзади схватил Боу поперек талии и затащил в притормозившую карету. Вооз отчаянно вопил; она слышала его крик и после того, как захлопнулась дверь салона. Слуга мощно ударил по двери кареты, но остановить коней было не в его силах. Экипаж, набирая скорость, умчался прочь, а Вооз остался стоять посреди улицы среди разбросанных книг.

Боу отбивалась как могла. Ей удалось ударить похитителя ногой в пах. Обозлившись, он навалился на нее, придавив своим весом. Дальнейшее сопротивление было бессмысленно.

От сильного мускусного аромата его одеколона у Боу защипало глаза. Нолан. От запаха уже болела голова.

– Слезьте с меня, – с трудом выдавила Боу. Она не могла пошевельнуться: сердце колотилось так, словно желало выскочить из груди. Наконец похититель смилостивился и слез с нее.

– О, моя дорогая, рассейте мои опасения. Скажите, я вам ничего не сломал?

Боу стиснула зубы. Как это она могла находить его ирландский акцент приятным? В голове шумело, перед глазами стоял туман. Нолан занял место у двери. От его слащавой улыбочки за версту несло фальшью.

– Мистер Нолан, что вы задумали?

– Разве не ясно? Мы совершаем побег, моя ласточка.

У Боу спазмом сдавило глотку. Ее уже похищали. Приданое было таким лакомым куском, что не всякий мог устоять против искушения завладеть им грубой силой, особенно если похититель считал, что девушка к нему небезразлична. Что давало ее кавалерам повод так думать, Боу не знала, и от этого было не легче. Впрочем, ни один из тех, кто уже предпринимал попытки завладеть ее рукой и ее приданым, не приходился ей всего лишь случайным знакомым, как этот Нолан.

– Мистер Нолан, – с металлом в голосе произнесла она, – немедленно остановите карету и выпустите меня.

– Не могу, – с деланым огорчением произнес Нолан. – Увы, моя ласточка, нам надо спешить.

– Перестаньте называть меня ласточкой! – раздраженно бросила Боу. Безнадежно испорченная шляпа лезла на глаза.

Нолан ответил ей искренним смехом. Боу начала осознавать масштаб происходящего. Вздохнув, она развязала ленты шляпки и, сняв ее, грустно посмотрела на ощетинившуюся соломой тулью.

Боу нисколько не сомневалась: отец и братья догонят их раньше, чем карета пересечет границу с Шотландией, – но помня о том, какую выволочку получила от домочадцев из-за последней неудавшейся попытки похищения, с ужасом представляла, что ждет ее на этот раз.

Тогда Лео предложил оставить ее Грэнби. Но с ним все обстояло совсем не так. Все знали, что Грэнби ухаживал за ней. Она с ним флиртовала. Возможно, Грэнби навоображал, что она готова принять его предложение, даже если отец против их брака. Нолан же был едва ей знаком… Она и танцевала с ним всего лишь один раз, если на то пошло!

Лео ее убьет! Боу приказала себе дышать глубже и с опаской взглянула на Нолана. Если он к ней прикоснется, она за себя не отвечает.

Нолан повернулся в ее сторону. Боу встретила его взгляд с холодным презрением. Возможно, именно это удержало похитителя от действий. Впрочем, Нолан не был похож на мужчину, ослепленного любовью или даже похотью. Во взгляде его присутствовала какая-то мрачная решимость, и это делало его улыбку похожей на оскал.

Боу судорожно сглотнула и отодвинулась в угол. Она понимала, что страх только усугублял положение. Она отдавала себе отчет в том, что вскоре экипаж должен остановиться. Надо сменить коней, и ему, хочет он того или нет, придется выпустить ее из кареты. До Шотландии шесть дней пути. Ей нужно набраться терпения и дождаться удобного случая, чтобы сбежать. Она уже проделывала это раньше, и все должно пройти гладко.

Когда они в первый раз остановились для смены коней, Нолан прижался спиной к двери, поставив ногу на противоположное сиденье, заблокировав единственный выход. Кучер постучал, и Нолан распахнул окно кареты. Боу с наслаждением вдохнула прохладный, пахнущий дождем воздух.

Взяв у слуги пакет из коричневой бумаги, Нолан захлопнул окно, едва кучер убрал руку. Боу разочарованно вздохнула. Возможности сбежать так и не представилось.

Карета вновь тронулась с места; Нолан развернул пакет и протянул пленнице кусок хлеба с сероватым сыром. Боу молча принялась за хлеб, к сыру даже не прикоснулась. Уже от одного его запаха становилось дурно.

Нолан пожал плечами.

– Ждать, пока нам подадут горячее, времени нет, поэтому придется довольствоваться холодными закусками. Не нравится? Как вам будет угодно, – сказал он, с аппетитом поглощая хлеб и сыр. Он достал из кармана флягу и выпил.

Боу продолжала жевать черствый хлеб. Она проголодалась, но не настолько, чтобы есть вонючий сыр. Впрочем, морить себя голодом не стоило. Для побега понадобятся силы, Боу это прекрасно понимала.

Еще несколько миль пути, и Нолан, постучав в потолок, приказал кучеру остановить экипаж. Выбравшись из кареты, он предусмотрительно запер дверь. Оставшись в одиночестве, Боу смерила взглядом окно кареты. Если бы она могла избавиться от турнюра, то шанс выбраться через окно у нее все же был, но яркий жакет сделал бы ее слишком заметной мишенью.

Сняв перчатки, Боу вытащила из кармана кошелек и торопливо пересчитала монеты. Чуть меньше фунта. Вполне хватило бы для прогулки по магазинам, но слишком мало для возвращения домой…

Тихо выругавшись, Боу сунула кошелек обратно в карман. Даже если сделать скидку на то, что обоих братьев в городе нет, а отца Вооз, скорее всего, не застал дома, вернувшись с тревожной вестью о похищении, найти герцога в клубе для сообразительного слуги труда не составит. И, следовательно, сейчас ее уже ищут.

Может, Лео и пригрозил, что палец о палец не ударит, чтобы вытащить ее из беды, если она снова во что-нибудь вляпается, сказал он это сгоряча. Брат ее любит! Боу нервно кусала перчатку. Если Лео махнет рукой, отец не оставит ее в беде.

В этом она была уверена.

Кони шли бойко, унося экипаж все дальше на север. Тени удлинились, близились сумерки. Поеживаясь от холода, Боу заглянула под сиденья: пустые бутылки из-под вина, женская туфелька, испорченное молью шерстяное одеяло, от которого несло псиной и плесенью… Ружья не было. Может быть, не было вовсе, а может, Нолан решил не оставлять его в салоне. Если не считать бутылок, вооружиться нечем.

Поеживаясь от холода, Боу завернулась в одеяло, зажав в руке самую тяжелую бутылку.