Текст книги "Нежные сети страсти"

Глава 16

Брак по расчету. Сказанное Сэндисоном не выходило у нее из головы. Как и сказанное Виолой о ее с Гаретом странных отношениях. О том, что они ходили друг около друга, предпочитая держаться на безопасном расстоянии. Брак по расчету и сохранение разумной дистанции в отношениях – из одного следовало другое. Прохладная отчужденность – совсем не то, к чему стремилась Боу, вынудив Сэндисона на ней жениться.

Между тем священник продолжал вести церемонию. Боу машинально повторяла слова брачной клятвы. Гарет стоял рядом и смотрел ей в глаза. Лицо его светилось. Пожалуй, впервые в жизни у Боу не возникло желания немного подправить ему брови, чтобы тот выглядел действительно счастливым.

И вдруг стало ясно как день: то, как они вели себя друг с другом, было особым видом флирта. И флирт этот не был односторонним. Он тоже флиртовал. Вот уже несколько лет.

Гарет надел ей на палец простое узкое кольцо, и священник провозгласил их мужем и женой. Муж и жена – слова прозвенели в ее голове; раздался звон церковных колоколов. Под эти торжественные звуки муж повел ее к выходу из церкви.

Боу с наслаждением вдохнула добрую порцию свежего, бодрящего осеннего воздуха и обвела взглядом собравшихся родственников. Искренне радовались только женщины. Мужчины выглядели угрюмыми и недовольными. К немалой досаде герцога, из невесток присутствовала только Виола.

– Ну что, в Дарем завтракать? – предложил Лео, не потрудившись даже притвориться, что рад исполнить роль хозяина приема.

– Конечно, пора, – сказала Виола, послав Боу виноватую улыбку.

Боу вымученно улыбнулась в ответ.

Лео нисколько не смягчился. Ни с Боу, ни с Гаретом он не разговаривал. Гленалмонд, напутствуя Боу перед венчанием, сказал, что желает ей счастья в браке. Впрочем, тон его и выражение лица не оставляли сомнений – он считает брак ошибкой, о которой Боу будет очень жалеть.

Она улыбалась несмотря ни на что. Решила, что будет счастлива.

Она уже была счастлива. Вскоре и Гарет почувствует себя счастливее – как только поймет то, что уже поняла она: он любит ее так же, как она любит его. Любит давно. Возможно, любовь их не такая, как у всех, возможно, она не укладывается в общепринятые рамки, возможно, она вносила в их жизнь неудобства, но все равно это любовь и от этого никуда не деться.

Братья напрасно злятся, отец напрасно переживает, а Виола напрасно жалеет ее. Она непременно будет счастлива.

Родственники с обеих сторон поспешили убраться, едва дождавшись конца завтрака. Родственники Боу поехали в Лондон, Гарета – в свои поместья на севере. Мать Гарета обняла ее, вроде бы от всего сердца, но граф поспешил оттащить жену за руку к двери под тем предлогом, что им пора ехать. Родные Боу были менее сдержанны в проявлении своих чувств: оба брата крепко обняли ее перед отъездом, а Виола шепнула напоследок:

– Я кое-что оставила возле кровати. Гарет разберется.

Он провожал гостей внушающим беспокойство пустым взглядом. Встревожившись, Боу ущипнула его за руку, и он вздрогнул, словно витал мыслями где-то высоко и вдруг упал на землю.

– Скорее всего мы долго никого из них не увидим. Поместье находится очень далеко. Доехать туда – все равно что в другую страну, даже еще сложнее.

– Ты сам-то там был? – спросила Боу. Они с Сэндисоном шли в теперь уже опустевшую библиотеку Лео.

Гарет покачал головой.

– Я даже не знал о его существовании.

– Значит, можно ожидать чего угодно. Возможно, предстоит жить в хижине или руинах.

– Я знаю только то, что поместье находится в Кенте и дает примерно пять тысяч фунтов годового дохода. Отец клянется, что дом пригоден для жизни. Он заверил меня – там есть мебель, нас будут ждать двое слуг, которые подготовят дом к нашему приезду, и мы оставим их у себя, если сможем содержать.

– Зачем держать поместье, расположенное так далеко от прочих семейных владений, и не ездить туда хотя бы раз в год на охоту или просто отдохнуть? – Боу прошлась по комнате. Теперь, когда они остались наедине, у нее сдали нервы. Не то чтобы она сильно волновалась – просто не знала, что теперь делать.

– Да, это странно, – согласился Гарет. Он сидел на корточках, разжигая камин. – Отец выиграл это поместье в карты еще в молодости и благодаря своей баснословной скупости смог сохранить его по сей день. Думаю, что жилище покажется тебе старомодным.

Боу пододвинула стул к камину и села.

– Родовое гнездо Лохмабен скорее замок, чем дом. Так что отсутствием современных удобств меня удивить трудно. Там даже есть, страшно сказать, уборные! Хотя мы, слава Богу, ими не пользуемся.

Гарет отложил кочергу и выпрямился, протянув озябшие руки к огню.

– Граф сказал, что поместье похоже на Дарем.

– Ну это другое дело! – не без сарказма воскликнула Боу. Нервное напряжение требовало выхода. – Наконец-то мы остались одни в целом доме, и чем мы, спрашивается, занимаемся?

Уместный вопрос, если учесть, что она могла думать только о ночи и не находила места от волнения и неясного страха.

– Почему бы нам не воспользоваться отличной баней твоего брата? – предложил Гарет, лукаво поведя бровями.

– Или просто вернуться в нашу комнату, рискуя шокировать слуг? – предложила Боу, торопя события.

Гарет широко улыбнулся.

– Почему бы и нет? Или… – Он сделал многозначительную паузу. – Я мог бы запереть дверь и соблазнить тебя прямо здесь.

Боу вдруг стало жарко. Она медленно покачала головой.

– Нас могут увидеть садовники.

Гарет пожал плечами, но Боу не сочла разговор законченным.

– Они могут рассказать Лео, – добавила она, тряхнув головой для пущей убедительности. Щеки ее пылали.

– Точно так же слуги могут наябедничать, что я затащил тебя в спальню и совратил, едва за ним закрылась дверь.

Боу улыбнулась и тряхнула головой в третий раз.

– А разве можно совратить собственную супругу?

– Если правильно подойти к делу, маленькая распутница, – с ухмылкой ответил Гарет.

Глава 17

Лучшую гостевую комнату заливал мягкий солнечный свет. День близился к вечеру. Стоя у зеркала, Боу осторожно вытаскивала булавки, которыми было заколото платье. Полочки лифа распахнулись, и показался розовый шелковый корсет.

Гарет прирос к полу. Она принадлежала ему. Его на всю оставшуюся жизнь. Телом и душой. Тяжкое бремя, которое придется смиренно нести до конца дней. Приговор, пугающий неотвратимостью.

Она улыбнулась – немного смущенно, немного растерянно.

– Не могу освободиться от этого наряда без чьей-то помощи.

Разумеется, не может. Сколько женщин он успел раздеть? Всех не упомнишь. И вот он стоит и смотрит на нее, словно она разыгрывает для него спектакль, а он – безучастный зритель.

– Мужчине приятнее самому развернуть подарок, – сказал он и, потянув за рукава, спустил лиф с плеч. Боу распустила узел на тесьме в поясе юбки – шелковое платье с тихим шелестом упало к ее ногам. Она повернулась к Гарету спиной. Он поцеловал ее в затылок прежде, чем начал расшнуровывать корсет.

– Знаешь, как сильно мне хотелось сделать это в лесу? – Он быстро справился со шнуровкой, и корсет упал на пол. Он провел ладонями по ее животу, потом скользнул вверх, накрыв ее груди, ощущая их вес. – Как сильно хотел прикоснуться к тебе.

Боу повернула голову так, чтобы увидеть его глаза. Соски ее натянули тонкую батистовую рубашку – единственную преграду между его ладонями и ее телом. Со стоном она развернулась в его объятиях и протянула руки ему за шею.

Гарет подхватил ее на руки, уложил на кровать, а сам торопливо скинул сюртук. Боу, приподнявшись на локте, наблюдала за ним. Ни намека на девичью скромность.

Он уже был тверд, рвался на свободу из плена брюк. Гарет сбросил рубашку и скинул туфли.

Боу улыбалась. Она села и через голову сняла рубашку, бросив ее на пол. На предплечьях виднелись темные следы – синяки, оставленные грубыми пальцами.

– У тебя синяки.

– И у тебя, – веско заметила она и наклонилась, чтобы расстегнуть пряжку на туфле. Скинув обувь, она собралась расстегнуть подвязку.

– Не надо, – сказал Гарет, давясь словами. – Оставь.

Боу в недоумении взглянула на него, но сделала как он велел.

– Хочешь, чтобы подарок остался неразвернутым?

– Господи, да.

Солнечный луч скользнул по кровати, отразившись от стоящего на тумбочке фарфорового кувшина. Гарет улыбнулся. В янтарной жидкости плавали крохотные губки. Боу проследила за его взглядом.

– Виола сказала, что оставила нам кое-что, и что ты знаешь, как с этим поступить.

– И я знаю, сладкая моя, – сказал Гарет и, стянув бриджи, встал одним коленом на кровать.

Боу стояла на коленях посреди кровати, наблюдая за ним. Она ухмылялась.

– Муж объелся груш.

Гарет покачал головой.

– Странная ты, ей-богу. Если муж объелся груш, то жена – Сатана.

– Сатана – это плохо?

– Это восхитительно!

Он крепко поцеловал ее в губы, лаская груди. Боу запрокинула голову, обхватила его бедро ногой и, просунув руку между их телами, принялась гладить его восставший член.

Гарет убрал ее руку, Боу возмущенно вскрикнула.

– Я сейчас кончу, как зеленый юнец, а ты хочешь получить качественный продукт. Сама говорила.

Она загадочно улыбнулась и, приподняв бедра, принялась тереться об него. Гарет решил не реагировать на провокации, продолжая покрывать поцелуями ее шею и грудь.

Боу захватила прядь его волос и потянула на себя. Он, лаская губами ее грудь, чуть больнее прикусил сосок. Она вскрикнула и разжала пальцы. Гарет потянулся к кувшину. Стеклянная крышка, к счастью, не разбившись, упала на пол, в комнате сильно запахло бренди. Гарет вытащил губку.

Боу приподнялась на локте, в недоумении глядя на мужа. Гарет провел губкой по ее животу, оставляя на бледной коже влажный след. Наклонившись, он слизнул бренди, проводя губкой все ниже, к раскрытым влажным складкам ее лона, к восставшему бугорку.

Вкус бренди мешался со сладковатым привкусом ее соков. Боу выгнулась ему навстречу, бормоча что-то нечленораздельное. Гарет провел языком по бугорку и протолкнул губку внутрь пальцем.

Он осторожно ввел второй палец, поглаживая ее свободной рукой по животу. У него никогда не было девственницы, но логика подсказывала – вряд ли она получит удовольствие от первого раза. Он никогда не слышал, чтобы женщина с восторгом отзывалась о первом опыте, и едва ли все объяснялось неуклюжестью их мужей.

Так что лучше вначале довести ее до оргазма.

Боу зажмурилась. Жадно глотая воздух, она сосредоточилась на том, что происходило внутри ее. Матка ее ритмично сжималась, и тепло волнами растекалось по телу, добираясь до кончиков пальцев рук и ног.

Гарет убрал руку, и ее протестующее бормотание сменилось резким всхлипом, когда он вошел в нее одним быстрым толчком. Она стиснула его бедра ногами. Гарет неподвижно ждал, когда боль ее отпустит.

Принять в себя его… Она не знала, какое из недавно ставших ей известными слов подобрать… Как бы там ни было, ощущения от его пениса оказались совершенно иными, чем от его пальца. И не только потому, что пенис больше. Теперь, когда боль ушла, остались удовлетворенность и насыщение.

Гарет наклонился и стал нежно целовать ее. Он ничего другого не делал, пока не добился отклика, и лишь тогда вышел, но не до конца, и еще раз вошел. Еще не зажившая плоть отозвалась болью, изрядно подслащенной наслаждением.

– Гарет, я… – Она сама не знала, что хотела сказать, – просто не могла молчать.

– Больно? – нежно спросил он, согревая дыханием кожу за ухом.

– Да. Нет. – Она судорожно вздохнула и уверенно повторила: – Нет.

– Хорошо. – Он снова ее поцеловал, поглаживая ладонями бедра. Надавив своим весом, он осторожно раздвинул ее ноги шире и толкнул себя в нее.

– Не думай ни о чем, маленькая распутница, – прошептал он, слегка царапая зубами ее скулу, языком касаясь пульсирующей жилки на шее. – Думать при этом вредно.

Боу отбросила все мысли и погрузилась в ощущения.

Гарет отпустил ее ноги, и она подтянула колени к груди. Приподнявшись на локтях, вдавливая ее в матрас своим телом, с каждым разом он входил в нее все глубже, все резче, и каждый толчок приближал ее к развязке. Перемахнув через край, Боу закричала, и Гарет зажал ей рот поцелуем и, больше не сдерживаясь, бурно кончил сам.

Боу прильнула к нему, чувствуя, как он пульсирует в ней, слушая его стоны. Наконец в изнеможении он упал ей на грудь, и его волшебные волосы накрыли ее серебристой волной.

Глава 18

Боу потянулась и по-хозяйски, как собственница, окинула мужа взглядом. Пусть он называл их союз браком по расчету, она-то знала, что влюблена. Впрочем, она давно была в него влюблена. Еще немного, и она растворится в этой любви, потеряет разум. Потеряет себя. Покатится вниз с горы. Катиться вниз куда проще, чем взбираться наверх.

И так же легко было бы убедить себя, что он испытывает к ней те же чувства. Он заинтересован в ней как в любовнице – в этом сомнений не было. Еще не вполне проснувшись, он потянулся к ней с очевидными намерениями. Боу достала из кувшина губку, засунула ее в себя и оседлала его.

Член его уже пребывал в полной боевой готовности. Боу медленно покачивалась на нем, ожидая, пока Гарет откроет глаза. Он улыбался и держал ее руками за бедра, но она не была вполне уверена в том, что он не спит.

Боу наклонилась так, что груди ее слегка коснулись его груди. Соски ее уже отвердели. Она провела губами по его скуле и, взяв в руку член, направила в себя. Гарет распахнул глаза. Потрясение во взгляде быстро сменилось благодарностью.

Бедра их соприкоснулись, и Боу застонала, когда он прогнулся навстречу ей, наполняя ее собой.

– Проснулся? – спросила она.

Он что-то пробурчал, крепче ухватив ее бедра. Боу для равновесия оперлась ладонями о его грудь и начала движение. Самой малости хватило, чтобы поймать непередаваемое ощущение обладания им. Набухший клитор терся о его лобок. Было что-то восхитительное в этой смене ощущений: от почти наполненности к наполненности, затем к почти переполненности и назад, к почти наполненности. И так снова и снова, и с каждым разом тело ее принимало его все глубже, все полнее.

– Пощади, – сказал Гарет.

Боу не вняла его мольбе и темп менять не стала. Ступни и ладони словно покалывало мелкими иголочками. Она чувствовала ритмичные пульсации внизу живота. Она шире развела ноги, стремясь втянуть его всего, почувствовать каждый его дюйм.

Оргазм ее не был бурным, как не было бурным совокупление. Не дожидаясь, пока оргазм закончится, Гарет крепко стиснул ее бедра, направляя ее движения, задавая иной, куда более жесткий темп. Второй оргазм ее был куда более мощным, ей даже пришлось закусить ладонь, чтобы подавить крик – в этот момент Гарет выплеснул в нее семя.

– Доброе утро, жена.

Он держал ее за ягодицы, удерживая на месте. Губами захватив ее сосок, он провел по нему языком. Боу прогнулась и застонала. Набухший влажный бугорок между ног почти болезненно реагировал на легчайшие прикосновения. Наслаждение граничило с мукой.

– Через пару часов уезжаем в Лондон, – сообщил он, стиснув в ладони другую грудь. Он вновь взял сосок в рот и слегка потянул его, прикусив зубами.

– Да, – задыхаясь, проговорила она. Сил ее хватило лишь на одно слово.

– Посмотрим, сколько раз я смогу заставить тебя кончить до отъезда?

– Да.

Палец его скользнул по влажному бугорку как раз над тем местом, где соединялись их тела.

– А как насчет того, чтобы продолжить по дороге?

Боу застонала. Говорить она уже не могла.

– Это было «да»? – Гарет приподнял ее так, что в ней оставалась только его головка. Боу казалось, что она сойдет с ума.

– Да.

Он опустил ее, резко, с силой, со шлепком. Она приподнялась и так же резко, со шлепком опустилась. Гарет прикусил ее сосок так, что она вскрикнула. Удивительно, но испытанная при этом боль лишь приблизила ее к развязке.

Гарет отпустил грудь и обхватил ее за плечи. Она приподнялась, и он надавил на плечи, опуская ее вниз. В беспамятстве она всхлипывала, выкрикивая его имя.

– Еще? – спросил он, выйдя из нее, заменив член рукой, вращая внутри ее пальцы.

– Не могу.

Он опрокинул ее на спину.

– Еще как можешь.

– Не могу!

– Еще один разок, любовь моя, – сказал он, добавив еще один палец. Рука его ритмично двигалась у нее между бедрами.

– Ублюдок, – сказала Боу, с трудом ворочая языком.

Гарет усмехнулся и поцеловал ее, ловя губами стоны наслаждения.

Глава 19

Грэнби дочитал письмо Нолана, смял лист в кулаке и бросил в огонь. В гневе он одним движением смел все с каминной полки. Фарфор разбился в пыль. Дорогие часы из золоченой бронзы развалились на части. Капли воска от упавших свечей запачкали камин.

– Сука! – злобно прошипел Грэнби. Леди Боудисия вышла замуж. Она стала женой сына графа, ни больше ни меньше. Все его планы полетели к чертям.

Услышав сдавленный всхлип за спиной, Грэнби обернулся. Безмозглая дура, сестра Нолана, вскочила с кушетки и в слезах бросилась прочь из комнаты. Грэнби с шумом захлопнул за ней дверь. Эта тупая девка надоела ему. Даже в постели. И если придется смотреть на ее постную физиономию еще пару недель… Едва ли он выдержит.

Замужем. Рука его дрожала. Когда-то она заставила его поверить, что любит его. Грэнби прикоснулся к повязке, закрывавшей глаз. Она флиртовала с ним, кокетничала, она разве что открытым текстом не предложила переспать с ней, и переменилась лишь тогда, когда он сделал то, что сделал бы любой на его месте. Газетная вырезка с объявлением о венчании с шипением обуглилась. Грэнби смотрел, как горит бумага, и вместе с ней его планы мести.

Он пнул угли ногой, и почерневшая бумага рассыпалась, превратившись в золу. Нет, он не позволит ей так легко выкрутиться. Он ее уничтожит. Око за око, как сказано в Писании, и он сделает все, чтобы она вернула долг. А за ценой он не постоит.

Глава 20

Боу рассчитывала неплохо провести время в Лондоне. У них, конечно, была скандальная слава, но как только герои скандала становятся мужем и женой, интерес сплетников к ним неизменно ослабевает. Но чего Боу никак не ожидала, так это того, что Лео окажется таким мелочно мстительным.

Неясно, что он наговорил общим с Гаретом знакомым, только по возвращении Сэндисон обнаружил, что друзей у него больше нет.

Он вернулся в лондонский дом семейства Вон, где остановились молодожены, чернее тучи. Боу едва не выронила из рук каталог с образцами мебельной обивки, который листала перед его приходом.

– Гарет?

Сэндисон молча кивнул и направился к буфету с напитками. Налив бренди в рюмку, он выпил, потом налил еще.

– Все так плохо? – спросила она, чувствуя себя виновницей его несчастий.

– В «Красный лев» мне доступ закрыт, – сообщил он с кривой усмешкой и, усевшись на подоконник, отвернулся к окну, выходящему на площадь. В свете угасающего осеннего дня лицо его с резко очерченными скулами и хмурой складкой над переносицей выглядело мрачным и хмурым. Уголки губ опустились вниз.

– Недвусмысленно указали на дверь, – добавил Гарет.

Боу прикусила губу. Сердце сжалось. О том, что Лео и его друзья состоят в какой-то организации, Боу догадывалась, как и о том, что регулярные собрания их тайного общества проходят в «Красном льве». И она понимала, насколько важным было для них членство в этой организации.

– Лео? – спросила она, уже зная, каким будет ответ.

Гарет кивнул и взял бокал. В лучах уютного предвечернего света бренди переливался карамельными оттенками. Небрежно отшвырнув каталог, Боу встала и направилась к двери.

– Не надо, – остановил ее Гарет. Он сразу понял, что она задумала. – Твой брат имеет право на меня злиться.

– Нет, – сквозь зубы процедила Боу. – Пора привести его в чувство, и я это сделаю. Сможет по крайней мере выместить досаду на той, которая этого заслужила.

– Он имеет полное право, детка. Думаю, ты не вполне осознаешь тяжесть моего проступка.

Боу закатила глаза.

– Ты сделал то, что я заставила тебя сделать!

– «Заставила» – слишком сильное слово, – сказал он, вращая между пальцами теперь уже пустой бокал. Глядя на его пальцы, Боу вдруг поймала себя на том, что вспоминает, как эти пальцы ласкали ее. Хуже того – ей вдруг захотелось, чтобы он оставил бокал и взялся за нее. Он называл ее распутницей, и был прав. Она хуже, чем распутница. Она словно кошка в охоте.

Боу выхватила бокал из его руки, налила в него бренди и тут же выпила. Напиток обжег изнутри, и этот жар смешался с жаром желания, которое, кажется, никогда ее не оставляло.

– Тогда, может, лучше сказать «соблазнила»? – Налив в пустой бокал еще бренди, она протянула его Гарету, и он принял его с усмешкой. Даже эта кривая усмешка воспринималась ею как ласка. Ей хотелось забраться к нему на колени и самым наглядным образом продемонстрировать, что он принял верное решение.

– Чертовски точно, – сказал он.

– Как бы там ни было, – заявила Боу, – брата надо проучить.

Сэндисон покачал головой.

– Подожди, он остынет.

Боу кивнула, хотя не больше Гарета верила в то, что Лео когда-нибудь простит его. Она убрала со лба мужа упавшую на глаза прядь, но не спешила убирать руку с его шелковистых волос. Со временем Лео еще больше озлобится. Только Виоле она обязана тем, что Лео не позволял себе откровенно грубых выходок.

– Лео там был?

– Нет, меня выставил Тейн.

– Делает грязную работу, прихлебатель чертов.

Гарет улыбнулся. Ему нравилось, что Боу рвется его защищать, даже если ему этого не хочется. Он опустился в кресло и вытянул перед собой ноги, скрестив их в лодыжках.

– Я знал, что так все и будет, когда согласился на твой безумный план.

Боу кивнула и опустилась на низкий табурет рядом с креслом Гарета. Она положила голову на подлокотник, и он стал рассеянно накручивать на палец ее локон.

– Пожалуй, я ожидала от него чего-то в этом роде, – сказала Боу, помолчав. – Низко и мелочно!

Гарет тихо рассмеялся.

– Да, но я могу его понять. Он еще не готов простить: меня за то, что я повел себя как негодяй с его сестрой, а тебя за то, что ты уговорила его лучшего друга на предательство.

Боу вздохнула.

– Мужчины всегда так глупы?

– А ты никогда не замечала?

Боу со смехом распрямилась, и локон выскользнул из его руки.

– Пожалуй, да, но это не относится к мужчинам из моей семьи.

– Ты о ком? О Гленалмонде? – удивленно переспросил он.

– Твоя взяла, – сказала Боу. – Мужчины в моей семье такие же, как и все прочие. Что будем с этим делать?

– Ничего, – сказал Гарет. Глаза его были печальны, брови – домиком. Когда она видела его таким, Боу всегда мучительно хотелось погладить их и распрямить. – Будем радоваться жизни и обустраивать наше новое жилище. Вернемся в Лондон весной, с началом нового сезона. Тогда и посмотрим, развеялись ли над нами тучи. Возможно, новый скандал заставит сплетников забыть о наших прегрешениях.

Боу пальчиком нежно погладила его бровь, ладонью коснулась щеки.

– Ты ведь почти надеешься, что мы отправимся в изгнание навсегда?

Гарет накрыл ее руку своей и, поцеловав ладонь, сказал:

– Мне ни с кем не придется делить тебя, детка.

Груди ее отяжелели, сердце забилось неровно.

– Думаю, что с приходом весны я успею надоесть. Ты будешь рад возможности разделить меня с кем-нибудь.

– Не будь в этом так уверена, любовь моя.

Где-то хлопнула дверь. Боу вспомнила, что пока они не у себя дома, а в доме ее родителей, которые считают непозволительным нежничать с мужем за пределами спальни.

Она встала, удерживая его руку в ладонях.

– Поехали кататься, – предложила Боу.

Гарет выгнул брови, а она скорчила ему рожицу.

– Поехали, не могу больше сидеть взаперти, – повторила она.

Туман клубился у их ног, заволакивая тротуар, приглушая звон лошадиных копыт. Боу ежилась от холода, жалея, что они не выехали на прогулку раньше, когда воздух был прозрачен и свеж. Несмотря на погоду, движение на Роттен-Роу было весьма оживленным – лондонская знать привыкла чтить традиции. И в парке народу было немало – слишком людно, чтобы пустить коня в галоп. Придерживая Монти, Гарет обернулся к ней и одарил улыбкой соблазнителя. Жар прихлынул к ее щекам. Боу старалась не думать о том, на что он мог намекать. Со стороны ее румянец мог бы сойти за реакцию на холод, и все же…

– Ты можешь толком объяснить, почему нельзя было просто подняться в спальню?

Со смехом Боу пустила своего жеребца в легкий галоп. Дробный топот копыт по песчаной дорожке, свежий ветер в лицо, захватывающее чувство полета – как ей всего этого не хватало!

Боу пронеслась мимо группы чинно прогуливающихся дам, услышав за спиной возмущенный возглас одной из них и следом знакомый мужской смех. Перед поворотом она придержала коня, и Порох, разделявший любовь хозяйки к быстрой езде, недовольно фыркнул.

Боу ласково потрепала коня по шее. Жеребец возмущенно тряхнул головой, зазвенев уздечкой.

– Когда-нибудь этот зверь вас укусит.

Боу обернулась и увидела Роланда Деверо – тот мелкой трусцой приближался к ней на гнедом коне с пестрой мордой.

– Никогда этому не бывать, – ответила она. Порох повернул морду в сторону Деверо, щелкая зубами. – Прекрати, – приказала она коню. – Но этот негодник может укусить вас.

Развернув коня, Боу поехала рядом с Деверо.

– У меня в детстве был пони – все время кого-то кусал, – сказал ее спутник и вдруг широко улыбнулся, радуясь воспоминаниям.

Боу лукаво прищурилась.

– Полагаю, этим кем-то был в основном ваш брат Сегрейв?

Деверо расплылся в улыбке.

– Пряник, так сестра назвала пони, терпеть не мог беднягу Сегрейва. И потому он перешел от Марго ко мне. Старичок до сих пор жив и по-прежнему не выносит моего брата.

Они обогнули довольно шумную компанию молодых людей, медленно двигаясь в сторону входа в парк. Туман густел, тени уплотнялись, и проступающие из тумана фигуры людей все больше походили на призраков.

Боу несмело дотронулась до предплечья Деверо, и он притормозил коня, чтобы ехать с ней бок о бок.

– На самом деле плохо?

Деверо ответил не сразу.

– Плохо, – признался он и, приподняв шляпу, почесал темя.

– Это все мой брат, будь он неладен. – Боу убрала руку с его рукава и резко дернула за поводья, помешав Пороху укусить Роланда за колено.

Деверо мрачно засмеялся.

– Верно подмечено. И ты сможешь высказать Лео в лицо все, что думаешь, если он завтра все же явится на игру в крикет.

Боу поймала себя на том, что улыбается Роланду. Деверо обладал редким талантом подмечать смешную сторону в том, что на первый взгляд смешным не казалось, и заставлял других посмеяться вместе. Все не так уж плохо, если он продолжает думать о крикете.

– Я просто не могу понять, что Лео так возмущает, – сказала Боу.

Лицо Деверо вдруг сделалось мрачно-серьезным.

– Ну, возможно, то, что мы сейчас увидим, поможет понять лучше.

Боу замерла в седле. В немом изумлении она смотрела на Гарета, который, спешившись, стоял возле дамы, сидящей верхом на маленькой гнедой лошадке, и горячо с ней что-то обсуждал.

Раскрасневшаяся леди Кук выглядела очень несчастной. От решительных взмахов головы ее светлые кудряшки дрожали. Дама изо всех сил вцепилась в поводья, словно боялась, что Гарет вырвет их у нее из рук.

– Ненавижу вас, Гарет Сэндисон! – восклицала дама, и лошадь под ней беспокойно гарцевала – нервозность передавалась животному от хозяйки. Песок летел из-под копыт.

Леди Кук замерла, заметив Боу, и выражение ее лица изменилось – стало жестче, злее. Глаза буравили Боу. Они и прежде не ладили, но сейчас Боу ощущала ненависть соперницы физически.

Боу сверху вниз смотрела на бывшую любовницу Сэндисона. Напряженность повисла в воздухе. Казалось, еще мгновение, и они вцепятся друг другу в глотку. Боу направила коня вперед, и лошадь под леди Кук метнулась назад и в сторону. Глаза блондинки расширились от бессильной злобы.

– Вам не надоело унижать себя и своего мужа? – спросила Боу. Возможно, она зря это сказала, но удержаться не могла. Она готова была лопнуть от злости, глядя на то, как фамильярно обращается ее муж с этой падшей женщиной.

Леди Кук распрямилась в седле, тряхнула кудрями и, надменно вскинув голову, сказала:

– Спросите лучше у вашего мужа, когда ему надоест унижать вас.

Гарет вскочил в седло, но леди Кук уже успела отъехать. Трудно сказать, какие чувства она испытывала уезжая: гнев, презрение, а может, и сожаление. Но след от удара кнутом на его щеке она оставила заметный, и это, должно быть, принесло ей немалое облегчение.

Деверо, откланявшись, растворился в толпе. У Боу внутри все горело, а сердцу было тесно в узкой клетке груди, сдавленной к тому же корсетом.