Текст книги "Купание голышом"

– Да, это был первоклассный закат, – признал Корбетт и щелчком выбросил сигару в воду. Шипение разбудило добермана. Корбетт свистнул, и собака поднялась на ноги.

Странахэн тоже встал.

– Давайте-ка еще раз посмотрим видео.

Корбетт отметил, что вышло на удивление хорошо, учитывая, что снимали с одного дубля.

– У вас обоих есть будущее на телевидении.

– Слушайте, я тут подумала. – Джои встала и разгладила юбку. – А вдруг Чаз собирается что-нибудь сказать на службе? Вдруг этот придурок считает, что должен встать и толкнуть речь?

– Уверен, он как раз ее готовит, – подтвердил Корбетт. – Я уже оставил ему сообщение на автоответчике. Сказал, что у него будет пять минут, чтобы поведать всем с амвона, какой святой женщиной ты была. Велел ему хорошенько постараться.

Капитан Галло указал на банки на столе Карла Ролваага:

– Это самые плохие анализы мочи, какие я только видел за свою жизнь.

Из уважения к его чину Ролвааг изобразил смешок:

– Это просто вода.

– И где она побывала? В кишках усопшего буйвола?

– Вода из Эверглейдс. – Детектив собирался спрятать банки в столе, дабы избежать как раз такого разговора. Обычно Галло обедал существенно дольше, но, видимо, сегодня дежурная девка его продинамила.

Капитан с отвращением таращился на мутное содержимое банок:

– Боже, там внутри всякие жуки плавают и какое-то дерьмо.

– Точняк, – подтвердил Ролвааг.

– Могу я спросить, какого черта оно тут делает?

В отличие от большинства детективов, Ролвааг не любил врать капитану Галло в лицо, даже когда это было в высшей степени разумно. Но на сей раз он попытался.

– Это для моих змей. В водопроводной воде слишком много химикалий, – объяснил Ролвааг. – Всякие там фториды и хлор не слишком полезны для их здоровья.

– А это дерьмо полезно? – недоверчиво спросил Галло. – Без обид, но ты рехнулся. Ты знаешь хоть кого-нибудь, чьим питомцам нужна болотная вода и живые крысы?

Детектив пожал плечами. Если рассказать Галло правду, это ничего не решит. Он посмеется над вылазкой Ролваага в поле – мол, пустая трата времени, каковой она безусловно не была. По карте Марты Ролвааг поехал на участок забора проб рядом с «Фермами Хаммерната». Там он босиком побрел в заросли рогоза и наполнил три банки водой цвета корневого пива, которую потом отвез знакомому профессору во Флоридский Атлантический университет. В любительских образцах Ролваага оказались запрещенные уровни взвеси фосфора – 317 327 и 344 частей на миллион соответственно. Данные резко отличались от результатов исследований доктора Чарльза Перроне – в сточных водах овощных ферм он стабильно обнаруживал всего 9 частей на миллион.

Ролвааг не поделился результатами своих тестов – а также своими скверными выводами – с коллегами Перроне по отделу контроля за использованием водных ресурсов. Вежливо уходя от расспросов, он отчетливо понял, что ни один из них не расстроится, если Чаза уволокут прочь в наручниках. Детектив не сообщил им никаких деталей расследования: не исключено, что подделка данных о составе воды не связана со смертью жены ученого. Если последняя воля и завещание Джои Перроне настоящие, Чаз мог убить ее просто ради денег. Если завещание – фальшивка и наследство Джои не было мотивом, Чаз мог ее убить по дюжине банальных причин, которое доводят супругов до смертоубийства.

Если рассказать капитану Галло о фосфорной афере, тот либо вытаращится недоуменно, либо презрительно фыркнет и немедленно опишет, как трудно разъяснить столь загадочный мотив суду присяжных. Однако доказательства того, что Чарльз Перроне подделывал данные по Эверглейдс, были очень важны для Карла Ролваага. Это придавало странной афере с шантажом гораздо более зловещий смысл, если учесть, что угрожало Сэмюэлу Джонсону Хаммернату. Если его незаконная сделка с биологом вскроется, его карьере конец, как финансовой, так и политической. Нарушения норм загрязнения повлекут за собой внушительные правительственные штрафы, а подкуп госслужащего – уголовное преступление, наказуемое тюремным сроком. Даже если Ред Хаммернат умудрится избежать приговора, одна только дурная слава навсегда запятнает репутацию его компании. Ролвааг верил, что наглый магнат сделает все возможное, чтобы защитить себя от шантажиста, а также от Чаза Перроне, чья верность мгновенно испарится, едва за спиной лязгнет тюремная дверь.

Когда Галло спросил, как подвигается расследование, Ролвааг ответил:

– Не очень. Я получил разные оценки завещания миссис Перроне. Ее брат считает, что это подделка. К сожалению, так же считает и один из двух моих экспертов-графологов.

– Значит, кто-то пытается засадить муженька за решетку?

– Не исключено. Чаз мало кому по душе.

Ролвааг судорожно чихнул. Сегодня капитан опять полил себя одеколоном, как из пожарного шланга.

– Очень плохо, – произнес Галло. – Я-то думал, мы поймали удачу за хвост.

– Я тоже.

– Так что, ты наконец готов это бросить? – с надеждой спросил Галло.

– Если только ничего не случится, я прямо не знаю, что и делать, – ответил Ролвааг. На самом деле он точно знал, что делать: сидеть и наблюдать. – Нет смысла биться головой об стенку, – добавил он.

– Ты здорово потрудился, – признал Галло.

– Да уж.

– Кстати, Карл, я получил твое заявление об отставке. Я его порвал и выбросил в мусорную корзину.

– Ничего страшного, – ответил Ролвааг. – Я снял копии.

– Ты еще не оставил эту идиотскую мысль?

– Я ухожу, капитан. Я серьезно.

– В Эдину, штат Миннесота? Уезжаешь из Флориды?

– Жду не дождусь, если честно.

В «Сограсс-Гроув» пропал еще один пес, карликовый пудель. Насколько Ролвааг знал, питоны многодневных пирушек не закатывают, но нельзя исключить их вину. Похоже, нечто охотилось на питомцев его соседей, и его пропавшие змеи – главные подозреваемые. Детектив собирался отправить анонимный чек на тысячу долларов каждой из скорбящих пар, каковое действие очистит ему не только совесть, но и банковский счет.

– У тебя тут блестящее будущее, – сказал Галло.

Ролвааг постарался скрыть веселье.

– Сам человек заметил, как хорошо ты работаешь, – доверительным тоном прибавил Галло. Человек – в смысле, шериф.

– А я думал, он рассвирепел из-за того, что я допрашивал Хаммерната, – возразил Ролвааг.

– Черта с два, Карл. Он прикрывал себе задницу, вот и все. Он твой большой фанат, поверь. – Детектив ни на секунду не поверил, что шериф его «фанат», и еле нашел в себе силы казаться польщенным. – Ради Христа, – продолжал Галло, – что мне сделать, чтобы изменить твое решение? Только не говори: «Предъяви обвинение Чарльзу Перроне».

– Не волнуйся, – улыбнулся Ролвааг.

Перроне совершенно точно столкнул ее за борт круизного лайнера, но его никогда не арестуют за убийство жены, – с этим детектив смирился. От унизительного разочарования Ролваага спасли банки мутной жидкости на столе – болотной воды, приправленной худшими удобрениями, что производило человечество. Чаз Перроне ради денег мог предать столь святое место, как Эверглейдс, и это – доказательство его врожденной лживости, отвратительной аморальности и общей никчемности. А раскрытие подлого преступления биолога, хоть и подтвердило подозрения Ролваага насчет так называемого ученого, оказалось скорее иронией судьбы, чем подлинным разоблачением.

Потому что Чарльз Регис Перроне обречен.

Детектив никогда и ни в чем не был так уверен. Проанализировав каждый обрывок информации, который попал к нему в руки, Ролвааг осознал, что больше ни минуты не должен тратить на попытки засадить Чаза Перроне в камеру смертников.

Парень уже не жилец. Спекся.

Он самонадеян и импульсивен, и Сэмюэл Джонсон Хаммернат его устранит. Даже захоти Ролвааг вступиться, он лишь отсрочил бы неминуемое.

Чаз Перроне, согласно наблюдениям его шурина, – неисправимый идиот. Если бы Перроне хоть на миг испугался, что его махинации всплывут на свет, он тут же переметнулся бы и настучал на Реда Хаммерната, стараясь подать себя в наименее преступном свете. И кто может предвидеть такое развитие событий скорее или яснее, чем тот, кто нанял молодого биолога именно за его малодушие и легкомысленную лживость? Ред Хаммернат за милю чует запах паленого и ни за что не станет спокойно дожидаться, пока его поджарят.

Карл Ролвааг мог теперь покинуть Южную Флориду умиротворенным, если не удовлетворенным. Чаз Перроне никогда не будет осужден за убийство жены, однако будет наказан.

Лишь одно продолжало мучить детектива – ниточка, которая протянулась от стандартного запроса в «Америкэн Экспресс». Через двенадцать дней после того, как Джои Перроне упала за борт, кто-то использовал ее кредитную карту, чтобы взять напрокат «шевроле-субурбан», а также купить женские туфли, косметику, дизайнерские солнечные очки и груду модной одежды, в том числе раздельный купальник «Барберри». Ролвааг не верил, что Чаз Перроне настолько лишился рассудка (или развил вкус), чтобы устроить такой кутеж в магазине, хотя, возможно, одна из его знакомых женщин нашла и прикарманила золотую кредитку Джои, пока была у Чаза в гостях.

– Поверить не могу, что ты и вправду пакуешь свое барахло, – ныл Галло, упершись костяшками в стол Ролваага. – Поверить, блин, не могу, что ты это делаешь.

Детектив сконфуженно улыбнулся.

– Я скучаю по снегу, – сказал он.

Еще один, последний визит в «Дюны восточного Бока, ступень II». Потом можно загружать фургон.

Двадцать пять

– Я никуда не еду, – сказал Чарльз Перроне.

– Ред грит по-другому. – Тул стоял, прислонившись к холодильнику, грыз кусок вяленой говядины и запивал его из большой бутылки «Маунтин Дью».

– Плевать мне, что Ред говорит!

В правой руке Чаз держал свернутую «Сан-Сентинел» и размахивал ею, как обрезком свинцовой трубы. Объявление на странице некрологов гласило, что утром в четверг брат Джои организует поминальную службу в церкви Святого Конана и друзья и близкие Джои приглашены «разделить воспоминания и восславить ее искрометную жизненную силу».

«Упаси меня бог», – подумал Чаз. Объявление сопровождала фотография примерно восемнадцатилетней Джои. А тут еще телефон на стене зазвонил, и этот новозеландский псих, Корбетт, оставил Чазу бесцеремонное указание написать пятиминутную речь.

– Ты лучше слушай, етить, чё Ред грит, – предупредил Тул.

– Да ну?

Умственная деградация Чаза не поколебала его надежды, что последняя воля и завещание, которые показывал детектив Ролвааг, были настоящими и в конце концов он унаследует тринадцать миллионов долларов из состояния Джои, после чего сможет помахать ручкой Сэмюэлу Джонсону Хаммернату и никогда больше носа не казать в забытое богом болото, известное как Эверглейдс.

– Он грит, это будет плохо выглядеть, – продолжал Тул, – если ты не придешь на поминки собственной жены.

– Плевать я хотел, как это выглядит. Я не пойду.

Нервы Чаза пребывали в расстройстве после налета вертолетов, который, бесконечно повторяясь перед глазами, уже меньше походил на сцену погони из «Славных парней» и больше – на сцену с летучими обезьянами из «Волшебника страны Оз». К тому же Ред Хаммернат не ответил на его упреки по телефону, и эта тревожная тишина только усугубила поток Чазовых страхов. Как много ударов пришлось вынести психике Чаза с той ночи на «Герцогине солнца» – кошмарные вторжения в дом, проклятый сыщик, свидетель, который обернулся коварным шантажистом, кризис Рикки, а теперь еще и загадочные вертолеты-шпионы!

Текущий план Чаза состоял в том, чтобы не покидать границ «Дюн восточного Бока, ступени II», пока весь этот чертов мир не перестанет над ним измываться.

– Я не пойду на службу, – повторил он с опрометчивым вызовом в голосе.

Тул закрыл «Маунтин Дью», спокойно подошел к Чазу и врезал ему бутылкой. Когда Чаз попытался встать, Тул опять сбил его с ног. От второго удара на пластиковой бутылке лопнул шов, и жгучая зеленая шипучка хлынула Чазу в лицо. Тул поднял его с пола и сказал:

– Кто-то звонит в дверь. Вышвырни их вон.

Чаз яростно помотал головой, осел на колени и удрал под кухонный стол, точно раненый краб.

Тул вздохнул:

– Вот бы твою жалкую жопу в мою помидорную бригаду.

Он побрел к двери и распахнул ее. На пороге стоял коп с портфелем в руках. Тул кивком пригласил его внутрь.

– Мистер Перроне здесь? – спросил Карл Ролвааг.

– На кухне. – Тул повернулся на каблуках и направился в спальню вздремнуть.

Детектив нашел Чаза под столом, в позе эмбриона.

– Плохой день? – участливо спросил Ролвааг.

– Желудок болит. – Чаз несколько успокоился: привычка лгать не отключилась.

Ролвааг подсел к нему на пол:

– У меня есть пара неотложных вопросов.

– Что еще стряслось? – Чаз жалобно тер горящие веки.

– У вашей жены была карта «Америкэн Экспресс».

– Да она есть у любой куклы в «Маппет-шоу»!

– Где ее карта? – спросил детектив.

– Я же вам говорил, я избавился от всех ее вещей. Всех, – ответил Чаз. – Слишком мучительно держать их в доме. Наверное, кредитка была в одной из сумочек, которые я выбросил на помойку.

– Которой сумочке? Той, с которой она была в круизе?

– Почем я знаю? Я их все выкинул.

– Есть ли шансы, что ее кредитка и водительские права были украдены? – спросил Ролвааг.

Чаз медленно разогнулся и сел. Взломы – неужели ему опять не повезло, шантажист рылся в коробках в гараже и наткнулся на карточку Джои?

– Я потому спрашиваю, что после исчезновения вашей жены карту несколько раз использовали, – объяснил детектив.

– Это не я!

– В основном женская одежда, косметика и так далее.

Чаз искренне недоумевал и надеялся, что это заметно.

– Может, кто-нибудь из друзей вашей жены мог так поступить? Или из ваших друзей? – настаивал Ролвааг.

Чаз знал, что детектив имеет в виду: девок, с которыми Чаз мог трахаться на стороне.

– Да как бы они наложили лапу на ее карточку? Я что, по-вашему, полный идиот?

Лицо Ролваага говорило, что он не исключает такой возможности.

«Наверное, это шантажист, – подумал Чаз. – Или Рикка. Кто еще был в доме и имел шанс упереть карту?»

– Эй, а может, мистер О'Тул? – энергично выпалил Чаз.

Детектив улыбнулся:

– Лично я не представляю его в бикини от «Барберри», но чем черт не шутит?

– Ну, может, у него есть подружка? – предположил Чаз, подумав: «Нуда, может, коровы когда-нибудь научатся играть в лакросс». – Знаете, что? Готов поспорить, что ее кредитку уперли на корабле, – оживленно заявил он. – У горничных есть запасные ключи от всех кают.

Ролвааг признал, что это вполне вероятно.

– В любом случае вы, наверное, хотите известить «Америкэн Экспресс» и закрыть счет вашей жены.

– О, разумеется, – согласился Чаз, хотя знал, что не сделает ничего подобного. В минуты праздности он будет грезить о стройных темнокожих красотках, что работали на борту «Герцогини солнца», и гадать, которая из них ныне лежит и загорает на пляже Арубы в новом раздельном купальнике «Барберри».

Когда Ролвааг вернулся в офис, капитан Галло перехватил его у дверей:

– Приехал брат миссис Перроне. У него такой вид, будто он пришел на кастинг для рекламы внедорожника.

Корбетт Уилер стоял в приемной и что-то настойчиво втолковывал тощей редкозубой особе, чьего отпрыска-наркомана только что поймали на краже подушек безопасности из меченой полицейской машины. На Уилере была шляпа с широкими полями и длинное ковбойского стиля пальто, в руках деревянный посох, достаточно крепкий на вид, чтобы забивать им столбы для оград. Когда Ролвааг подошел и представился, Уилер сунул ему большой коричневый конверт.

– Завещание моей сестры, – пояснил он. – Настоящее завещание.

– Пойдемте к моему столу. Хотите кофе?

Брат Джои лениво листал фотоальбом, пока Ролвааг изучал старое завещание. Оно делило богатство Джои между несколькими благотворительными и природоохранными обществами, а самая большая доля уходила Всемирной миссии охраны дикой природы. Детектив взял документ, который ему прислали, и тщательно сравнил обе подписи. Не идентичные, но и не отличаются настолько, чтобы объявить второе завещание поддельным.

Корбетт Уилер поднял фотоальбом.

– Кто все эти люди? – спросил он с видом антрополога, который наткнулся на свидетельства существования затерянного племени.

– Известные взломщики, – ответил Ролвааг.

– Забавно. Это все известные вам взломщики?

– Только те, что промышляют на побережье. У нас есть еще четыре тома, они покрывают остальную территорию округа.

Корбетт Уилер захлопнул альбом.

– Фотография сына той леди, с которой я беседовал, тут есть?

– Нет, так будет.

– Боже. Как вы не свихнетесь – заниматься таким каждый день?

– Честно говоря, я возвращаюсь в Миннесоту.

– Рад за вас. А что, у них там преступлений не бывает?

– Почему же, бывают, но сезонно, – ответил Ролвааг. – Взломы затруднительны, когда на улице минус двадцать. Лом имеет обыкновение примерзать к пальцам.

Он положил два завещания рядышком на столе, чтобы брат Джои изучил подписи.

– Я не специалист, – сказал Корбетт Уилер, – но ваша, похоже, скалькирована.

– Если так, то это проделано весьма хорошо.

– Ну, у Чаза Перроне было много возможностей попрактиковаться. – Корбетта Уилера уже предупредили, что фальшивое завещание составил зять Мика Странахэна и подписал сам Странахэн с намеренными, но неочевидными искажениями. Как и Странахэн, Корбетт играл собственную роль.

– Джои не оставила бы Чазу ни цента. Можете мне поверить.

– Хотелось бы, – ответил детектив.

– Хотите сказать, у вас недостаточно улик, чтобы его арестовать?

– Верно.

Корбетт Уилер пожал плечами:

– Жаль. Но знаете что? Я твердо уверен: чему быть, того не миновать.

Ролвааг подумал о том, как опасен для Чаза Ред Хам-мернат, но смолчал.

– Вы не против, если я приду на службу?

– Завтра в полдень. Приглашаю. – Корбетт Уилер склонился ближе. – Безутешный вдовец произнесет панегирик.

– Жду с нетерпением.

Брат Джои встал и крепко пожал Ролваагу руку:

– Спасибо, что пытаетесь.

– К сожалению, дело трудное.

– Поверьте мне, то, что произошло на круизном лайнере, – это не несчастный случай. Этот гнусный дерьмовый яппи выбросил мою сестренку за борт.

– Я тоже так считаю, – ответил Ролвааг. – Но хрен докажешь.

Он проводил Корбетта Уилера в приемную, которую оккупировала экскурсия бойскаутов. Ролвааг в детстве сам был скаутом, еще в городах-близнецах. Самым незабываемым был день, когда он чуть не отрезал себе большой палец, выстругивая миниатюрный тотемный столб.

– Скажите, а в Миннесоте есть овечьи фермы? – спросил Корбетт Уилер.

– Да, думаю, что есть.

– Вам стоит попробовать, Карл, если когда-нибудь устанете от полиции. Ягненок – универсальный символ невинности, знаете ли.

С этими словами брат Джои Перроне поднял каповый посох, открыл дверь и ушел.

Переспав с Миком Странахэном, Джои заключила, что ее физические отношения с Чазом Перроне были отнюдь не столь исключительны, как она прежде считала. Мик не такой механически стойкий, как ее муж, зато куда внимательнее, нежнее и инициативнее. Для Джои это, в общем, стало откровением. Мик не поглядывал украдкой в зеркало на свои напряженные ягодицы, не советовался со своим членом, не орал победно, как на родео, когда кончал. В объятиях Чаза Джои то и дело ощущала себя аксессуаром из секс-шопа, резиновой вагиной, какие продаются по почте. С Миком она поистине участвовала в процессе, она была любовницей. Оргазмы с Чазом были сокрушительны, но сразу после он требовал, чтобы она описала свои ощущения – его всегда больше интересовали обзоры, нежели сама близость. С Миком кульминации были не менее интенсивны, но гораздо приятнее после них, потому что он никогда не портил настроение просьбами выставить ему оценку. Дело не только в том, что он старше Чаза Перроне и менее эгоцентричен. Нет, у Мика хорошие манеры. Он знает, как остановить мгновение.

Джои положила голову ему на грудь:

– Как мило со стороны Корбетта оставить нас одних на весь день.

– Весьма почтенный и просвещенный джентльмен[62]62
  Парафраз: поэма Роберта Бернса «Две собаки» (1786): «Ошейник именной, с замком, // Прохожим говорил о том, // Что Цезарь был весьма почтенным // И просвещенным джентльменом» (пер. С. Маршака).


[Закрыть], – сонно пробормотал Странахэн.

Корбетт Уилер отправился на «Бостонском китобое» на Вирджиния-Ки. Оттуда автосервис доставит его в Форт-Лодердейл на встречу с детективом Ролваагом. Джои предложила Корбетту ключи от «субурбана», припаркованного на Коконат-Гроув, но Корбетт отказался. Он боялся, что может убить или покалечить кого-нибудь в дорожной сваре.

Как только ялик скрылся из виду, Джои и Мик прыгнули в постель и надолго окопались там. Они лежали, уютно сплетясь, даже когда шквальный ветер налетел на залив, хлопая покоробившимися деревянными ставнями и задувая дождь через москитную сетку.

– Я могла бы остаться тут навсегда, – сказала Джои потом, когда вновь выглянуло солнце, – но я на приглашение не напрашиваюсь.

– Считай, что ты приглашена, – ответил Странахэн, – но сперва хорошенько подумай.

– Ты меня не хочешь?

– Я тебя хочу больше всего на свете. Просто здесь особо нечего делать. Некоторым людям мало морского бриза и кодаковских закатов.

– Некоторым женщинам, ты хотел сказать, – уточнила Джои.

– Черт, да у меня даже спутниковой тарелки нет!

– Ну тогда все, дружище. Мы расстаемся навсегда! Странахэн притянул ее к себе и поцеловал в переносицу.

– Хорошенько подумай, – повторил он. – Пожалуйста.

– Чудак.

– Кстати, хотел тебе сказать. Это было очень храбро – вернуться на корабль.

Джои велела ему не уходить от темы.

– Впрочем, признаю, ты чертовски сексуально смотрелся в своем синем блейзере.

– Исторический момент, – сказал он, – который никогда не повторится.

– О, я ценю твою жертву.

– Ты тоже в этой своей шелковой тряпочке была пикантна.

– Грязный старикашка, – парировала Джои.

Возвращение на «Герцогиню солнца» было неприятным

и даже зловещим. Палуба ниже той, с которой Чаз ее сбросил, но смотреть вниз так же страшно. Джои до сих пор удивлялась, что пережила свой прыжок в море. Она никогда не была религиозной, но с той ночи существование доброго и всевидящего Бога уже не казалось ей столь уж невероятным.

– Я до сих пор иногда ощущаю руки Чаза на своих лодыжках.

– Хотел бы я заставить тебя забыть, – произнес Странахэн.

– Такие холодные, как будто он их держал в ведерке со льдом, – сказала она. – Мик, этот наш гениальный план сработает? А то я уже как-то не уверена.

– Еще не поздно дернуть стоп-кран. Судя по тому, как Чаз выглядел в каяке, он уже здорово выбит из колеи. – Странахэн нежно перевернул Джои на спину. Оперся на локоть и посмотрел на нее: – Мы можем завтра утром сходить к детективу. Попытать счастья в суде.

Она покачала головой:

– Я не могу рисковать. Чаз – очень скользкий тип.

– Он мог обмануть меня.

– Посади пару женщин-присяжных и посмотри, что будет, – сказала она. – Он привык вешать лапшу на уши прекрасному полу. Я – живое доказательство – едва живое доказательство.

– Хорошо, – согласился Странахэн. – Тогда действуем по плану.

– Да.

Но Джои подташнивало от неуверенности. Что ее муж сделает, когда увидит ее? Попытается отбрехаться? Сбежит? Упадет и зарыдает как ребенок? Загнется от остановки сердца?

Нападет?

Реакцию Чаза невозможно предугадать, но Джои точно знала, что скажет, какие вопросы терзают ее с той самой долгой ночи в море. До нее дошло, что это ярость держала ее на плаву все эти долгие часы, заставляла цепляться за мешок с травой – ярость на Чаза, ярость на себя, на то, что вышла замуж за такое чудовище.

– Я тебе рассказывала о стихотворении? – спросила она Странахэна. – Это было в тот вечер, когда он сделал мне предложение. Мы готовили ужин у меня дома. Он принес мне любовный стих и клялся, что сам его написал. А я, как классическая тупая блондинка, ему поверила.

– Дай попытаюсь угадать, у кого Чаз его спер, – сказал Странахэн. – Шелли? Китс?

– Посерьезнее, Мик.

– Шекспир – слишком очевидно.

– Как насчет Нила Даймонда[63]63
  Нил Даймонд (р. 1941) – популярный в 1970-е годы американский рок-певец.


[Закрыть]? – спросила Джои.

Странахэн замер в притворном ужасе.

– Да, Чаз был умен, – продолжала она. – Знал, что для фанатки Даймонда я слишком молода.

Смеясь, Странахэн упал на подушку:

– Какая песня? Стой, сейчас угадаю: «Я есть, сказал я». Очень похоже на Чаза.

– Нет, хочешь верь, хочешь нет – песня «Глубоко в себе», – с сожалением сообщила Джои. – «Дай мне стать тем, кто… ла-ла-ла». Помоги мне бог, я в то время решила, что это очаровательно. Он написал стихи на обороте этикетки от вина, которую сохранил с нашего первого свидания. Невероятно.

Она повернулась на бок, и Мик прижал ее к себе.

– Через пару месяцев я разговаривала с бухгалтером в казино моих родителей, – как говорят, шикарной старой шлюхой. Она хотела все знать о моем новом муже, и я рассказала, какой он романтичный, как написал мне стихотворение для вечера помолвки. И Инее, так ее звали, говорит: «Куколка, вот бы мне послушать». Ну, я достала этикетку из ящика, где у меня валялся всякий сентиментальный хлам, и вслух прочитала ей стихи по телефону. И, естественно, Инее давай хохотать, совсем как ты, и рассказала мне о легендарном Ниле, которого видела на концертах раз десять, не меньше. Можно и не говорить, что она, блин, знала все его песни наизусть.

– И что сказал Чаз, когда ты его расколола? – спросил Странахэн.

– Я его не расколола.

– Ах, Джои.

– Я не могла, – объяснила она. – Дело сделано, мы женаты. Я убедила себя, что, значит, он очень сильно меня любит – не поленился даже украсть стих у древней поп-звезды. Я сказала себе, что он, должно быть, сотню песен прошерстил, прежде чем нашел подходящую. Намерение ведь считается? Если он украл стихи, это еще не значит, что он неискренен. Так я себя и уговорила промолчать.

– Ты боялась, что он придумает новую ложь, если ты поймаешь его на этой, – сказал Странахэн.

Джои мрачно кивнула:

– Именно. Я не хотела дать ему шанс солгать. Хотела верить, что это случайность.

– И вот куда это тебя завело.

– Да, и вот куда это меня завело.

Странахэн легонько поцеловал ее в затылок.

– Как ни жаль, я тоже не умею писать стихи.

– Мик, почему ты не отпускаешь меня на службу?

– Потому что ты – любимая и оплакиваемая. Все думают, что ты мертва.

– Но я могу замаскироваться, – возразила она. – Ну ладно тебе, я хочу послушать речь Чаза.

– Я захвачу магнитофон. Может, на этот раз он украдет что-нибудь из «Сержанта Пеппера».

Джои вывернулась из объятий Мика и перебралась на край постели.

– Этот лживый фальшивый ублюдок, – проворчала она, – заставит всех рыдать.

– Только не меня, – пообещал Странахэн и снова притянул ее к себе.