Текст книги "Афган. Территория войны"

Часть II. Судьбы, опаленные Афганом

Георгий Фомин. Миссия (дорогой визит)

© Георгий Фомин, 2014

– Черт побери, влипли в историю! Не могли сделать как положено, – в сердцах ворчал Генеральный секретарь ЦК КПСС, – вот как теперь из этого выпутываться?

Брежнев вошел в Ореховую комнату, которая располагалась сразу за кабинетом заседаний Политбюро ЦК КПСС. Именно в этой комнате 8 декабря 1979 года состоялось совещание «узкого круга лиц» – Андропова, Громыко, Суслова, Устинова.

Приглашенный на это заседание начальник Генерального штаба ВС СССР маршал Советского Союза Н. В. Огарков двадцать минут убеждал членов Политбюро отказаться от ввода войск в Афганистан. Еще и еще раз проверить полученные сведения. Но доводы маршала услышаны не были. Андропов и Громыко доверяли своим людям, а именно на их докладах основывалась концепция ввода войск.

Собственно, войны-то никто и не хотел. И ведь надо же было случиться такому казусу. Мало того что пришлось объясняться с международным сообществом, так еще это самоубийство…

Уже на следующий день после штурма дворца и ликвидации Амина Брежневу сообщили, что первый заместитель министра МВД генерал-лейтенант Виктор Папутин – застрелился. Причина этого поступка ни у кого не вызывала сомнений.

В конце ноября Папутин был отправлен с секретной миссией в Афганистан. Глубоко не вникнув во внутренние дела этого государства, генерал поторопился доложить руководству КПСС о катастрофическом положении дел в ДРА. За время визита он много общался с лидером НДПА. Взаимное расположение помогло генералу навязать генсеку свой взгляд на возможные последствия жестокой оппозиционной борьбы, которая уже давно вышла за партийные пределы. Ему удалось убедить Амина в необходимости ввода советских войск на территорию Афганистана.

Скорее всего, Папутин даже не предполагал, чем это может закончиться. Посмертной записки он не оставил. Кто теперь знает, о чем думал и в чем раскаивался генерал в последние минуты своей жизни.

Самоубийство высокопоставленного чиновника было только началом череды неприятностей, которые, как снежный ком, накатывались одна на другую в первый военный год. СССР готовился к проведению летних Олимпийских игр, а в Афганистане в это время наскоро сформированная 40-я армия топтала своими кирзовыми сапогами пыльные дороги раздираемой противоречиями страны. Моджахеды как будто только и ждали, чтобы на глазах всего мирового сообщества продемонстрировать свою непримиримость с неверными. Если кто-то из наших солдат оставался убитым на поле боя, то потом их находили без ушей, языка, глаз, члена, ног, рук… Поэтому перед боем ребятам советовали последнюю пулю или гранату оставить для себя.

И удивительное дело, если в первый год войны писали о раненых и убитых, то многие слова брали в кавычки, боевые действия называли «тактическими занятиями». Когда же награждали воинов орденами или медалями, то отмечали – за успехи в боевой и политической подготовке или в социалистическом соревнованим, а не за героизм, проявленный в боях.

Моджахеды как будто только и ждали, чтобы на глазах всего мирового сообщества продемонстрировать свою непримиримость с неверными. Если кто-то из наших солдат оставался убитым на поле боя, то потом их находили без ушей, языка, глаз, члена, ног, рук… Поэтому перед боем ребятам советовали последнюю пулю или гранату оставить для себя.

Положение наших солдат усугублялось еще и тем, что воевать приходилось в горах, в жару, при разряженном воздухе. Командиры неоднократно докладывали по команде о том, что в местных условиях нужна более легкая экипировка, удобные ботинки и панамы. К тому же в медицинских учреждениях порой отсутствовали элементарные медикаменты. Вплоть до того, что медсестрам иногда приходилось стирать бинты…

Рапорты командиров частей 40-й армии засыпали столы высоких военных начальников. Вот для проверки этих рапортов, да и вообще «ознакомиться с обстановкой на месте», в Афганистан зачастили представители силовых структур во главе с генералами.

В конце 1980 года с проверкой, а если можно так выразиться, то с достойной генерала миссией, приехал некто Лисов. Приехал не один, а с другими официальными лицами. Делегацию разместили на вилле в центре Кабула. За высоким каменным забором, в тени немногочисленных фруктовых деревьев, генерал неторопливо прогуливался после обеда, который состоял из жирной афганской пищи. Лисов был человек невысокого росточка, на его круглом желтоватом болезненного вида лице выделялся курносый нос, которым он пытался уловить все возможные запахи и настроения.

Положение наших солдат усугублялось еще и тем, что воевать приходилось в горах, в жару, при разряженном воздухе. Командиры неоднократно докладывали по команде о том, что в местных условиях нужна более легкая экипировка, удобные ботинки и панамы. К тому же в медицинских учреждениях порой отсутствовали элементарные медикаменты. Вплоть до того, что медсестрам иногда приходилось стирать бинты…

Медленно вышагивая по дорожке сада, генерал остановился около куста, напоминающего нашу сирень, понюхал цветы, блаженно закрыл глаза, а затем, обернувшись, подозвал штабного офицера. Кроме встреч, которые были намечены, Лисов распорядился провести в одной из частей смотр боевой и политической подготовки новобранцев, а заодно поинтересовался успешными военными операциями против банд моджахедов. В течение пяти дней ему необходимо было увидеть полную картину положения в Афганистане, чтобы иметь возможность объективно доложить обо всем руководству Советского Союза.

* * *

Отряд спасателей, командиром которого был капитан Петр Коновалов, получил два дня отдыха после удачно проведенной операции в составе одного военного подразделения. Ребята только что закончили париться в бане и приступили к обеду. Много шутили, смеялись, вспоминая некоторые эпизоды последнего похода.

После обеда Петра неожиданно вызвали в штаб, где довели до сведения, что его группа должна войти в состав небольшой воинской колонны, выполняющей секретное задание.

– Инструкции получите на месте, – сказал подполковник Горошников.

Сборы были недолгие, побросали в вещмешки все необходимое, получили в оружейке короткоствольные автоматы АКС с двумя рожками и сразу тронулись в путь. Аэродром располагался недалеко, самолет был подготовлен, долетели без происшествий. Группу Коновалова уже ждали, распределили по бронетранспортерам, и колонна выдвинулась в Асадабад.

Никто не стал им объяснять – боевой это выход или только учебный. Пехотный батальон был укомплектован новичками. В Афганистане они провели месяц или два, не больше, так что опыта никакого. Солдаты приняли участие всего в одной боевой операции, совместно с батальоном из Джелалабада. Их бравада и самоуверенность вселяли беспокойство. По незнанию или наивности, они полагали, что душманы обратятся в бегство при виде русских солдат, а им придется только стрелять и брать в плен испуганных моджахедов.

У горной тропы, что вела в Кунар, расположилось небольшое селение, в котором, по агентурным данным, душманы оставляли на ночь человек десять дозорных. Ввиду срочности выполнения задания эти данные решили не перепроверять, тем более что состав колонны значительно превышал силы предполагаемого противника. Задача – найти и уничтожить. Для четырех взводов и группы спасателей задание несложное, и время выбрано удачно, на рассвете. Единственное, что напрягало, близость пакистанской границы – километров пять, не больше.

Солдаты шагали бодро, смеялись, им не терпелось поскорей испробовать на практике все, чему учили. Важничали, шли как на прогулку. Переход через реку занял довольно много времени, хотя переправлялись на двух паромах. Командир пехотного батальона майор Медведев начал нервничать, поторапливать солдат, чувствовалось, что он спешил выполнить задание к определенному времени.

Неожиданно прозвучал выстрел. Нелепая случайность, нечаянный выстрел, произведенный сержантом с говорящей фамилией Неладный. Пуля никого не задела. Все остановились в полной дезориентации. Но не отменять же операцию из-за такой малости, тем более что она, скорее всего, учебная. Вперед, марш!..

* * *

…А в это время в части, размещавшейся недалеко от Кабула, была объявлена учебная тревога. Личный состав готовился к приезду московской комиссии во главе с генералом Лисовым. Через два часа все было подготовлено. Высокое начальство с удовлетворением наблюдало, как под палящими лучами солнца солдат гоняли на плацу в тяжелом обмундировании и в противогазах, заставляя выполнять команды, строевые приемы с оружием и без оружия. Генерал вяло переговаривался с руководством воинской части, делал замечания, наблюдая за одуревшими от жары ребятами. Подошло время обеда, и Лисов поспешил закончить мероприятие. На вечер назначен прием советников, командиров частей, отчеты об операциях против моджахедов.

* * *

Солдаты шли тихо, осторожно, друг за другом. Шли долго, в полном молчании. Вряд ли им была ясна задача, если даже офицеры не догадывались о конечной цели похода. Наверное, это все-таки учения, а не боевая операция. И только майор Медведев и несколько офицеров, приближенных к командиру, знали, что настоящей целью является караван, идущий из Пакистана, который необходимо захватить любой ценой.

Неожиданно обнаружили, что куда-то пропали паромщики-афганцы. Их долго искали, время поджимало, в конце концов нашли. Один из них шепнул майору, что шурави не должны идти в ущелье, но возбужденный офицер не придал значения словам афганца. Он знал, что за выполнение этого задания будет представлен к награде. Так ему обещали в штабе. Даже когда исчезли два афганца-проводника, решено было продолжать путь без них.

К рассвету добрались до постов «зеленых» – так называли афганских солдат правительственных войск. Перед началом операции решили немного отдохнуть. По предварительному плану второй и третий взводы должны были занять позиции на ближних высотках, а первый и четвертый обследовать кишлаки. Все ждали Медведева, который переговаривался с командиром базы афганцев. Майор подошел и сказал:

– Если в кишлаках не будет моджахедов, приказано всем сразу идти по направлению к тропе.

Почему-то от этих слов Петра передернуло. «Все это кончится плохо, очень плохо», – подумал капитан Коновалов. В ущелье, без прикрытия, которое должны были обеспечивать второй и третий взводы, все будут беспомощны.

– Это действительно приказ командира? – спросил он у Медведева.

– Да. Ты со своими займи место на высотке, а мы двумя группами осмотрим кишлаки. Это будет быстрее. Закончим и сразу же двинемся дальше. Надо торопиться.

– А если…

– Если бы да кабы… ну и так далее. Приказы не обсуждаются.

Это верно. На войне прав тот, у кого больше прав. Было решено, что первый и второй взводы направятся к ущелью с левой стороны, а третий и четвертый, в котором пошел Медведев, с правой. Спасатели начали продвигаться к высоте.

При обследовании правого кишлака не было обнаружено ничего подозрительного. Группа вышла из селения, и Медведев, связавшись по рации с другими взводами, нетерпеливо сказал: «Всё, ребята, пора трогаться». Сержант-связист ответил, что осталось еще два дома, и они закончат. Время шло, а ребята не возвращались. Попробовали еще раз связаться с первым и вторым взводом – никто не ответил. Решили идти навстречу.

Не успели они повернуть к селению, как увидели моджахедов. Их было много, и они сразу же открыли огонь, пытаясь взять в кольцо советских солдат. Спасатели в это время уже заняли высоту, и к ним по склону начали карабкаться неизвестно откуда появившиеся душманы. Завязался бой. Коновалов понял, что без помощи не обойтись. Приняв бой с моджахедами в горах, они не могли в полной мере прикрывать тех, кто отбивался от душманов внизу. Снова и снова связист группы передавал просьбу капитана Коновалова, чтобы оказали огневую поддержку артиллерией или прислали вертолёты. На базе «зеленых» остались БТР, которые сейчас совсем бы не помешали. Но в ответ они получили приказ прекратить бой и вернуться на базу.

Спасатели, конечно, могли отступить, но без их помощи все, кто находились внизу, были обречены. Коновалов принял решение остаться. В долине много раненых, а только в его группе была медсестра. Машенька, как ласково звал ее капитан.

Коновалов опять запросил по рации у командира батальона поддержку артиллерии, но вместо помощи – приказ отступать. Два взвода пытались вырваться из огненного кольца. Помогая друг другу, несколько бойцов с ранеными на руках прорывались к высоте, где находилась медсестра. Они почти добрались до утеса, надеясь спрятаться за ним и передохнуть, но слева раздался взрыв, потом еще один, еще. Вопреки ожиданиям, это была не советская артиллерия, а минометы моджахедов.

Под ливневым огнем Маша перевязывала раненых. Ребята внизу не прекращали попытки вырваться из окружения. Они маневрировали и бежали под градом пуль.

Прошло почти два часа с начала боя. Третий взвод сумел вырваться и исчез за огромными валунами. Еще много раз спасатели запрашивали по рации помощь, но так и не дождались ни артиллерии, ни вертолетов. Только приказ отступать.

Моджахеды стреляли без передышки, оставшиеся в живых советские солдаты, спрятавшиеся за огромными валунами, не могли даже ответить. Пули летели со всех сторон: и снизу, и сверху. Камень, за которым прятался Коновалов, не выдержал и раскололся. Петр перекатился в поисках нового укрытия. Слева между огромными камнями показался овраг. Не имея понятия насколько там глубоко, он все же прыгнул туда и увидел, что Маша последовала его примеру. Канава была глубокой, метра три, и служила хорошим укрытием от тех, кто стрелял сверху, а выступ прикрывал от тех, кто стрелял снизу. Появилась надежда на спасение.

Коновалов пытался докричаться до солдат, чтобы они спускались к ним, но из-за грохота выстрелов никто его не слышал. Тогда Петр пополз в сторону ребят. Недалеко от оврага лежал прапорщик Полищук. Он, придерживая одной рукой бок, другой жестикулируя, просил подойти к нему. Маша выбралась из укрытия и доползла до Полищука. Рана была глубокой. Сделав обезболивающий укол, она помогла прапорщику добраться до оврага. Вскоре туда вернулся и Петр. Вслед за Коноваловым к оврагу подползли еще несколько солдат.

– А где остальные? – спросила Маша.

– Нет остальных, – Петр оглядел оставшихся в живых ребят, – будем отступать на базу.

По дороге вновь образованная группа капитана Коновалова подобрала сержанта-связиста, он сообщил, что лейтенант Маров отступает с выжившими бойцами, а недалеко от них пара солдат из третьего взвода пытаются прорваться на базу. В живых осталось очень мало людей. Сержант из четвертого взвода просил помощи, они окружены со всех сторон, и самим им не выбраться. Коновалов приказал нескольким солдатам вытащить раненых с поля боя, а сам с остальными поспешил на помощь к попавшим в окружение.

Группа с ранеными отступила легко и быстро, сначала по дну ущелья, а потом под прикрытием скал дошли до базы, где их уже поджидали БМП. Оказывается, бронетехника не смогла подъехать ближе к месту боя из-за рытвин и сужающейся тропы. Группа Коновалова тоже отступила, помогая выбраться из капкана выжившим.

Было три часа дня. Первый раз после начала боя все смогли наконец-то вздохнуть с облегчением. Из окружения вышли двенадцать человек. Остальные остались на поле боя или в лучшем случае нашли укрытие среди канав и маленьких пещер. Спасатели опять вернулись наверх, надеясь найти кого-то еще оставшихся в живых, но безрезультатно.

* * *

А в это время по распоряжению штабного офицера на территорию виллы, где разместилась делегация во главе с генералом Лисовым, впускали приезжавших с докладами и подарками советников провинций и командиров частей. Был накрыт щедрый восточный стол. Напитков и закусок было вволю.

Между тостами обсуждали снабжение воинских частей, необходимость внести изменения в обмундирование солдат. Кто-то сказал, что раз уж застряли здесь, то надо изменить подход к подбору медицинских кадров. Ощущалась нехватка, а порой и слабая подготовка медперсонала и врачей, многие из которых были резервистам и не имели опыта работы в боевых условиях. Катастрофически не хватало профессиональных хирургов. В доказательство своих слов командиры приводили печальную статистику: многие раненые в живот и грудь погибали, не получив необходимой профессиональной помощи.

Это был последний вечер пребывания генерала Лисова в Афганистане. Поэтому участники застолья хотели лично высказать свои нужды. Всем уже стало понятно, не для печати будь сказано, что «ограниченный контингент» советских войск будет наращивать свое присутствие, и, когда это кончится – неизвестно. Одним словом, завязли…

Темная ночь накрыла и горы, и города Афганистана. Советские командиры различных уровней разъехались по своим домам. На вилле в центре Кабула делегация советских военных начальников тоже отдыхала. Вечер был трудным. Столько встреч, переговоров, а завтра с утра в Баграм и на родину. Лисов был удовлетворен результатами проверки. Конечно, есть отдельные недостатки, но это поправимо. Обмундирование при такой жаре должно быть легче, снабжение медицинскими препаратами надо наладить, медперсонал укрепить, а в общем и целом… С этими мыслями он и заснул.

* * *

Солдаты, вышедшие недавно из окружения, спали сидя спиной друг к другу. Так теплее. Ночью выбрались еще несколько солдат. Они рассказывали ужасные вещи: как моджахеды забивали раненых топорами, как издевались над телами, выкалывали глаза. Бойцы отстреливались, не забывая про последний патрон, лишь бы не попасть в плен. На второй день ребята из спецназа добили моджахедов высоко в горах. Открывшаяся перед группой спасателей картина привела в ужас: растерзанные тела советских солдат валялись повсюду. Горячее афганское солнце внесло свою лепту в этот жуткий пейзаж. С помощью батальона специальной горной бронетехники спасатели начали собирать трупы погибших ребят. В течение всего дня солдаты упаковывали их в цинковые гробы, чтобы отправить на родину, домой.

А делегация во главе с генералом Лисовым уже вернулась на родину. Генеральские подарки, которые при отъезде в аэропорт Баграма едва поместились в микроавтобус «Латвия», были благополучно доставлены домой. Под восхищенные возгласы домашних генерал рассказывал об Афганистане, о его особенностях и необычных пейзажах. Немного коснулся военных событий, сказав, что как раз во время его визита в горах была уничтожена банда моджахедов. Но об этом никому ни слова, иначе… Домочадцы дружно закивали головами…

Они еще долго сидели за праздничным столом, слушая рассказы главы семьи об этой удивительной, необыкновенной восточной стране.

Алла Петрова. Альфия

© Алла Петрова, 2014

Альфия только что окончила первый курс факультета журналистики и с радостью приняла приглашение на вечер встречи молодежи и студентов. Там-то она и познакомилась с немецким парнем, из-за которого так круто изменилась ее жизнь.

Вольфганг – так звали высокого, симпатичного немца – сразу понравился ей. И, хотя знания языка не хватало, они умудрялись как-то общаться. Судя по всему, она ему тоже понравилась. На прощание они обменялись адресами, и началась приятная для обоих переписка.

Богатое воображение Альфии рисовало сюжетные картины. Поводов для литературных переплетений в этой дружбе было предостаточно. Его отец прошел всю войну, ее тоже – он был разведчиком, брал «языков», убивал врагов и дошел с победой до Берлина. Того самого города, где жила семья Вольфганга. Кто бы мог подумать, что дети непримиримых врагов когда-нибудь будут дружить. Они писали друг другу, каждый на своем языке. Альфие письма переводила ее соседка по комнате в общежитии, а Вольфгангу товарищ по университету. Почти в каждом письме он звал ее к себе в гости в Германию. Но Аля не знала, как ей это осуществить. Тогда Лена, так звали соседку, посоветовала ей купить путевку. «Комсомольская стоит дешевле, чем профсоюзная. Я так уже ездила», – сказала она. Лена училась на филфаке, изучала немецкий, наверное, поэтому ее так легко выпустили за границу. А вот Альфие это сделать не удалось.

На комсомольском собрании ее характеристику утвердили, а вот через бюро райкома ВЛКСМ она не прошла. Вопросы там задавали самые невероятные, а иногда даже нелепые. И если хоть на какой-то вопрос ответишь неправильно, разрешение на выезд даже в демократическую Германию не получишь. Аля выучила все названия и имена, но все равно в комиссии нашелся человек, который ее завалил. Альфия очень расстроилась, но надежду на встречу не теряла.

С того памятного вечера, когда они познакомились, прошел год. Вольфганг уже стал военным офицером. Аля перешла на третий курс. Переписка между молодыми людьми вошла в ту фазу дружбы, когда встреча просто необходима. Альфия понимала, что это уже не просто дружба, а что-то большее. Наивная девочка решила, что она влюблена. Возможно, так и было, но, скорее всего, она приняла за любовь просто ее предчувствие, потребность любить и быть любимой. Это было самое первое, самой чистое и самое жертвенное чувство. Видя, как Аля переживает, еще и еще раз перечитывая письма из Германии, вездесущая Лена посоветовал ей обратиться в военкомат и попроситься работать в Группу советских войск в Германии. Альфия, не раздумывая, побежала в военкомат. Где бы Вольфганг ни служил, там легче будет встречаться.

Быстро собрав необходимые документы, она отнесла их районному военкому и стала ждать. Вскоре ее вызвали в Ленинградский городской военкомат и предложили вместо Германии поехать в Афганистан, помогать братскому народу строить социализм после свершившейся там недавно Апрельской революции. Нужны были активистки, которые могли бы проводить разъяснительную работу среди местного населения, особенно среди афганских женщин. Про войну не сказали ни слова. Воспитанная на патриотизме и интернационализме, Аля не могла отказаться от такой миссии и приняла предложение как должное, тем более что ей пообещали по окончании службы в Афганистане сразу же перевести в Германию.

Родителям Альфия написала, что уезжает на два года работать в ГДР, так ей посоветовали в военкомате. В университете оформила академический отпуск, собрала свои вещи, попрощалась с друзьями и села в самолет, следующий по маршруту Ленинград – Ташкент.

* * *

Самолет приземлился в Ташкенте уже поздно вечером, нужно было добираться до пересыльного пункта, откуда отправляли в Афганистан. Поймав такси, Аля продиктовала адрес. Таксист, немолодой мужчина, удивленно посмотрел на пассажирку:

– В Кабул летишь? Первый раз?

– Да.

– А ты знаешь, что там война?

– Да вы что, какая война, я еду работать.

Узбек еще раз удивленно посмотрел на глупую девчонку и, немного помолчав, сказал:

– Если везешь советские деньги, то их отберут на границе, нельзя провозить, там будут другие деньги – афгани. Раз уж все равно отберут, может, отдашь их мне, тебе они не понадобятся, а у меня маленькие дети, жена больная.

Мужчина так убедительно говорил, что Альфия поверила и, вытащив из сумки припасенные деньги, отдала таксисту. Тот долго благодарил ее, быстро домчал до пересыльного пункта и так же быстро умчался в неизвестном направлении.

Дальнейшие события Аля помнит плохо. После того как ее данные занесли в список, привели в какой-то барак и велели ждать, когда вызовут. Может быть, завтра, может, послезавтра, как будет борт. За два дня в ожидании самолета Альфия узнала столько о происходящем на самом деле в Афганистане, что впору было бежать обратно домой, в мирную жизнь. Туда, где нет войны, смерти, цинковых гробов, которые доставлялись из соседней страны и уже в Ташкенте распределялись по самолетам, вылетающим в разные концы ее необъятной родины.

Возможно, она бы и уехала, но, во-первых – нет денег. Когда на пересылке узнали, как ее обманул таксист, посмеялись от души над наивностью милой девчушки. Во-вторых, сбежать – значит струсить, испугаться. В-третьих, если она вернется, то ее уже никогда не пустят в Германию, а там Вольфганг. Это был самый сильный аргумент.

И вот Альфия Кагарманова сидит в военном самолете на скамейке, расположенной вдоль борта. Народу много, кому не достались места, устроились прямо на полу. Самолет с ревом взмыл буквально вертикально в небо, аж дух захватило. Не удержавшись (держаться, в общем-то, было не за что), Аля упала к сидящим на полу. «Так надо, – пояснил находившийся рядом офицер, – иначе духи могут сбить самолет». За все время полета Альфия даже ни разу не взглянула в иллюминатор, думала только об одном, как удержаться на скамейке.

Самолет благополучно приземлился на афганскую землю. Интересно, что испытывает человек, впервые попавший в страну, зная, что там идет война? Страх? Нет, Аля пока не чувствовала страха, скорее, было больше любопытства, интереса. После Ленинграда, метро, многоэтажных домов, вечно спешащих куда-то людей вдруг иной пейзаж, другие люди, другие выражения лиц, другой язык, другой счет времени. На календаре было 21 марта 1981 года. Она попала сюда в тот день, когда весь афганский народ встречал новый 1360 год.

Альфия оглянулась, невдалеке, прямо на земле сидела группа местных жителей, видимо, ждали самолет: женщины в парандже[34]34
  Паранджа – женская одежда в мусульманских странах. Халат с длинными ложными рукавами и с закрывающей лицо волосяной сеткой (чачван).


[Закрыть], мужчины в шароварах и чалмах. Солнце припекало, было жарко. Женщина взяла бутылку с водой, протянутую ей мужчиной, и, затянув под паранджу, стала пить. «Какой ужас, – подумала Аля, – всю жизнь носить на себе собственную тюрьму и смотреть на мир сквозь мелкую сетку, как через решетку. Бедняжка!» Ей так захотелось подойти и сказать, чтобы она сбросила этот символ угнетения женщины Востока и посмотрела на мир свободным взглядом, ведь на дворе двадцатый век!

К счастью, вовремя подъехал «уазик». Альфия и еще несколько офицеров, погрузив вещи, направились в штаб армии. Машина ехала через центр Кабула, и Аля с нескрываемым любопытством смотрела в окно: нарядно одетые люди, машины, похожие на разноцветные кибитки, разрисованные, разукрашенные орнаментом, золотистыми ромбами, красочными витиеватыми надписями – в основном изречениями из Корана, тут же ослики, везущие на себе большие корзины с фруктами, зеленью. Проносились и военные машины с сарбазами – афганскими солдатами, слышалось заунывное пение муэдзина, призывающего к намазу. Альфия даже зажмурилась от удовольствия. Все плохие мысли, которые посетили ее красивую головку в Ташкенте, улетучились сами собой. С улыбкой она ехала навстречу новой жизни.

* * *

В штабе армии в отделе кадров ее спросили, умеет ли она печатать.

– Да, хорошо печатаю.

– Можете остаться здесь, в Кабуле, нам нужна машинистка в политотдел.

– А есть какая-нибудь редакция? Я – будущая журналистка и хотела бы работать по специальности.

– Есть дивизионная газета, но это в Баграме, далеко от Кабула и…

– Я согласна.

– Хорошо, тогда вас отвезут в 181-й полк, там переночуете, а завтра с утра на БТР отправитесь в 108-ю мотострелковую дивизию, там находится ваша редакция.

Начальник хозчасти, устраивая Алю на ночь в «красном уголке» полка, удивленно заметил: «Почему вы не согласились остаться в штабе армии, ведь здесь намного безопаснее и условия лучше? А дорога, по которой вы поедете в Баграм, часто обстреливается душманами[35]35
  Душманы (враги) – так называли советские воины в Афганистане членов нерегулярных вооруженных формирований.


[Закрыть]. Может, передумаете, пока не поздно?»

Но даже заботливое предостережение офицера ее не напугало. Лишь только коснулась подушки, Альфия тут же заснула. Ей снился Ленинград, подруги, Вольфганг… Она даже не успела ему написать, все объяснить и рассказать – почему она сможет прилететь в Германию только через два года.

Страх Аля испытала позже, когда ехала на БТР в далекую провинцию Парван, к месту службы. Офицеры держали наготове автоматы и напряженно всматривались в очертания гор через триплексы. О, эти горы уже не казались ей такими величественными и красивыми, как в первый раз, теперь они таили опасность, они могли в любую минуту вспыхнуть автоматными, пулеметными очередями. И там, в горах, словно почувствовали ее испуг – совсем рядом прогремел взрыв, затем другой.

– Духи[36]36
  Духи (солдатский сленг) – сокращенное название душманов.


[Закрыть], – крикнул водитель, – стреляют из РПГ[37]37
  РПГ – ручной противотанковый гранатомет.


[Закрыть], – и прибавил скорость. Ехавшая следом другая машина открыла огонь по месту, откуда были произведены выстрелы.

– Дайте мне автомат, – звонко прокричала Аля, – я хорошо стреляю, в школе занимала первое место по стрельбе из винтовки.

Капитан с удивлением посмотрел на хрупкую девушку и улыбнулся:

– Мы уж как-нибудь сами справимся, а то, что не струсила, – молодец! Одобряю.

Командир дивизии полковник Миронов, увидев на пороге хрупкую девчонку с направлением из штаба армии, от неожиданности потерял дар речи. А потом, поняв, что это не розыгрыш, начал метать громы и молнии:

– Вы понимаете, куда приехали? Здесь война! Здесь стреляют и убивают!

– Меня направили военкомат и комсомол помогать бороться с империалистами и оказать интернациональную помощь афганскому народу.

– Да-а-а?! С такими помощниками мы обязательно победим империализм и разгромим всех врагов, – рассмеялся полковник и, вытирая выступившие от смеха слезы, уже спокойно сказал: – Ну что ж поделаешь с вами, не отправлять же обратно домой такого бойца, но предупреждаю – будет трудно. Наверное, обратили внимание, здесь нет удобств, все живут и работают в палатках, иногда стреляют, да здесь и женщин-то нет, вы – первая, не считая медсестер в баграмском госпитале. Куда же вас поселить? Не в палатку же? Ладно, придумаем что-нибудь. Пока отправляйтесь в столовую, вас там накормят, а потом покажут редакцию, где вы будете работать.

Адъютант командира, веселый разговорчивый парень, всю дорогу по пути к столовой тараторил, рассказывая и показывая, где что находится. Столовая располагалась в огромной палатке, когда Аля прошла вслед за адъютантом и села за свободный столик, было время обеда. Внезапно в помещении повисла звенящая тишина, перестали греметь ложки, кружки, все присутствовавшие уставились на нее, не веря своим глазам. Женщина, почти что девочка, невесть откуда взявшаяся здесь, сидела и смущенно смотрела на них.

– Ну что вы уставились, дайте человеку поесть с дороги, – охладил всех капитан, который сопровождал ее из Кабула, – тем более что она прошла крещение огнем, нас в дороге обстреляли. Потом расспросите обо всем.

После обеда Альфию обступили офицеры. Она долго и терпеливо отвечала на вопросы. Многие ребята почти год не были дома, их интересовало все, что происходит в Союзе, – какие фильмы показывают, какие песни поют, какие танцы в моде, во что одеваются. Словно не год, а десять лет прошло с тех пор, как уехали они из родного дома.