Электронная библиотека » Коллектив авторов » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 31 июля 2016, 23:00


Автор книги: Коллектив авторов


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

В редакции газеты «Ленинское знамя», где ей предстояло работать целых два года, если ничего не случится, конечно, она познакомилась с редактором майором Щепетковым. Владимир Михайлович встретил ее по-отечески, по-домашнему. Расспросил о семье, откуда родом, чем увлекается, успокоил, сказав, что коллектив хороший, в обиду не дадут. Поинтересовался, может ли она править тексты, редактировать, печатать на машинке.

– Печатаю как пулеметчица, корректировать и редактировать тоже умею, могу писать статьи и репортажи.

Майор улыбнулся и сказал:

– Вот и договорились. Все это и еще многое другое вам придется исполнять под звуки трассирующих пуль и взрывов. Не боитесь?

– Да что вы все, сговорились? Ничего я не боюсь, – произнесла с обидой в голосе Альфия.

– Ладно, не сердись, – редактор неожиданно перешел на «ты», – это я так, для порядка. Пошли, все покажу, со всеми познакомлю.

Если редакция, где и предстояло работать Але, располагалась в бункере, то типография разместилась в большой палатке, а в роли наборщиков и печатников выступали солдаты, которые вручную набирали текст и делали оттиск. Она-то думала, что ручной набор давно остался в прошлом и везде уже печатают на линотипе. Но здесь, в военно-полевых условиях, это был единственно верный способ печатания.

Жить ее определили в вагончик, который стоял рядом с бункером командования. На ночь затопили печку.

– Ночью здесь очень холодно, – объяснил дежурный, подкладывая уголь.

«Странно, – подумала Аля, – днем изнуряющая жара, ночью холодно», – а вслух спросила:

– Ночью, когда все спят, не страшно, вдруг нападут душманы?

– Да нет, здесь же кругом охрана и подступы к штабу дивизии охраняются танковой бригадой. Хотя, говорят, в самом начале войны, ночью пробрались духи и вырезали целую палатку с солдатами, – шепотом рассказывал дежурный.

Заперев двери на все запоры, Аля наконец-то помылась в предбаннике вагона. Перед уходом дежурный принес целое ведро горячей воды. Замотав влажные волосы полотенцем, она надела пижаму, постелила чистые белые простыни и сразу провалилась в глубокий сон.

Поздно ночью Альфия внезапно проснулась от того, что вагончик странно ходил ходуном, словно его везли по ухабистой дороге. Выглянув в окошко, она увидела бегающих солдат и офицеров. «Душманы напали», – мелькнуло в голове, и она стала лихорадочно одеваться. Выскочив на улицу, тут же упала на землю, как будто ее толкнули. Она почему-то не могла встать, земля под ней шевелилась, как живая.

– Что происходит? – крикнула она подошедшему офицеру.

– Не бойтесь, это землетрясение. Скоро пройдет.

«Еще и землетрясение, – подумала Альфия, заползая в палатку, – и ни одной женщины, чтобы хоть было с кем поговорить о своем, о девичьем. И так два года, а прошло всего два дня. Ужас!»

* * *

Через четыре дня ее полку прибыло, появились еще две женщины: высокая стройная блондинка Татьяна приехала работать машинисткой в политотдел и полненькая, такая домашняя, уютная Тамара, средних лет, заступила на службу библиотекарем. Их поселили к Альфие. Жить стало веселее. Спустя месяц рядом с первым вагончиком поставили второй. Вместе с новой жилплощадью появились повар Татьяна, работник военторга Ирина и машинистка Рая. Все стали потихоньку обживаться, налаживать быт.

В больших палатках-шатрах находились столовая, библиотека, гарнизонный дом офицеров, куда по вечерам ходили смотреть кино. Фильмы почему-то крутили в основном военные, комедий и лирических мелодрам не было вообще. И это вызывало раздражение. Вернувшись с заданий или после тяжелых военных операций, солдаты получали еще одну порцию крови и патриотизма. Наверное, чтобы не расслаблялись. Это уже потом стали приезжать концертные бригады из Союза, появилась своя художественная самодеятельность, а на тот момент солдаты довольствовались такими фильмами.

Через пару месяцев после начала работы в редакции Альфия Кагарманова получила первое редакционное задание. Она должна была написать о военных медиках. С искренним энтузиазмом Аля взялась за работу. То, что она узнала, для нее было полной неожиданностью. Растревоженная душа требовала выхода, и Альфия писала, правила, вычеркивала и снова писала, подбирая слова, формулируя точные фразы. Ей так хотелось передать в этом очерке свои ощущения, свою боль.

Она писала о том, что узнала: о хорошем и плохом, о подвигах и проблемах. Обо всем, что, как ей казалось, должны знать читатели их газеты. Еще раз перечитав очерк, Альфия принесла его главному редактору. С удивлением она увидела, что выстраданный ею текст сократился в три раза.

– Ну почему, почему мы не можем писать правду хотя бы здесь, где идет война? – недоумевала Альфия.

– Пока нельзя, понимаешь – НЕЛЬЗЯ! – Голос главного редактора не допускал возражений, но Алю это не останавливало.

– Это несправедливо! Ладно в Союзе. Это я еще могу понять. Но почему даже здесь, где совершаются героические подвиги, газета, которая выходит в военно-полевых условиях, не имеет права писать о том, что на самом деле происходит.

– Об этом обязательно когда-нибудь напишут, всему свое время, – успокаивал ее майор Щепетков.

Аля чуть не со слезами смотрела на свой искалеченный текст. Только так можно было напечатать очерк, но это была не вся правда, о которой ей хотелось рассказать. С того самого дня сотрудник газеты «Ленинское знамя» Альфия Кагарманова, начала вести дневник. Конечно, всем запрещалось делать записи, но Аля всегда могла сослаться на специфику работы. А записывать было что.

* * *

Спустя некоторое время Альфию вызвали в политотдел, где полковник Федоров объявил, что ее зачислили в боевой агитационно-пропагандистский отряд по работе с местным населением. Ее задача – общаться с афганскими женщинами, ведь на женскую половину посторонним мужчинам заходить запрещалось, а медсестры оказывали им медицинскую помощь.

Аля с радостью включилась в новую работу. Сколько интересного материала она соберет для будущей книги. В том, что ее дневник ляжет в основу будущих очерков и статей, она не сомневалась. Ведь когда-нибудь разрешат писать правду, а пока она будет тщательно все записывать, чтобы ничего не забыть.

Агитационно-пропагандистский отряд проводил свои рейды раз в неделю. Ездили на бэтээрах в отдаленные кишлаки, завозили продукты, медикаменты и раздавали беднякам. Впервые Аля могла наблюдать, как живут простые афганские семьи, уклад их жизни, бесправие женщин, нищету, болезни. Нищета поражала неискушенную студентку университета, два года назад приехавшую в Ленинград из Уфы. Она даже представить себе не могла, что такое бывает. Люди жили в глинобитных домах, пол которых утрамбован смесью глины с соломой. Мебели в таких хижинах почти никакой не было. Вместо привычного топлива использовали кизяк. Дрова продавались на вес, их могли себе позволить только состоятельные семьи.

В одном из кишлаков Альфия познакомилась с десятилетней Джамилей Мирзамахмад. Она сидела во дворе на низенькой скамейке, молодая женщина расчесывала ей волосы. Рядом с девочкой лежали костыли, а из-под цветных шаровар виднелась перебинтованная нога. Аля не могла пройти мимо. Подсела рядом, угостила девочку конфетами и печеньем, которые теперь всегда носила с собой, и они разговорились. Оказывается, Джамиля вместе с отцом и четырехлетним братом Камалом возвращались на автобусе из города домой. По дороге на них напали душманы. Всех выгнали из автобуса, обыскали, отобрали деньги, документы, а потом расстреляли из автоматов. Отец и брат погибли, Джамиля чудом уцелела. Ее подобрали советские солдаты и привезли в наш госпиталь. У нее были пулевые ранения в живот и ногу. Врачи сделали операцию и вытащили из тела четыре пули.

Она рассказывала об этом просто, как будто о чем-то обыденном.

– Тебе больно? – спросила Аля, показывая на перебинтованную ногу.

– Теперь нет, а сначала было очень больно, и я плакала. Доктор сказал, что скоро нога заживет и я опять буду ходить.

– А ты учишься? Умеешь писать, читать? – спросила Аля.

Джамиля вдруг заплакала. И сквозь слезы рассказала, что детям, особенно девочкам, под страхом казни запрещается посещать школы. Недавно в соседнем кишлаке душманы зверски расправились с теми, кто посмел их ослушаться. Они ворвались в школу, убили учителя, а некоторым детям отрубили правые руки.

С ужасом Аля слушала рассказ девочки. Она даже не знала, как успокоить ребенка, что сказать, но Джамиля постепенно успокоилась сама и продолжила разговор:

– Я пока не могу ходить в школу, занимаюсь дома. Но я обязательно буду учиться.

– А кем ты хочешь стать, когда вырастешь, наверное врачом?

– Нет, учительницей. А еще мне очень хочется побывать в вашей стране, нам так много рассказывали, как там живут. Ведь это возможно, когда я вырасту?

– Конечно, – Аля обняла ее за плечи, – ты обязательно поедешь и в Москву, и в Ленинград, обязательно станешь учительницей.

Верила ли Альфия в то, что обещала ребенку. Конечно, верила. А еще она верила, что эта война скоро кончится, что на афганскую землю придет мир, что эта девочка уже никогда не наденет чадру. «Что они видели в своей жизни, пока не свершилась революция, – писала Альфия в своем дневнике, – в 13–14 лет девочек выдавали замуж. Еще не сформировавшись как женщины, они уже рожали детей. Теперь все будет по-другому. С приходом новой власти уже запрещено выдавать замуж до 16 лет. Дети сердцем принимают все, что принесли шурави на афганскую землю. В их глазах, как в зеркале, отражаются и боль, и радость, и надежда. Наши специалисты обучают людей грамоте, строят новые школы, больницы, передают свой опыт, организовывают совместные встречи».

Джамиля вдруг заплакала. И сквозь слезы рассказала, что детям, особенно девочкам, под страхом казни запрещается посещать школы. Недавно в соседнем кишлаке душманы зверски расправились с теми, кто посмел их ослушаться. Они ворвались в школу, убили учителя, а некоторым детям отрубили правые руки.

* * *

Вместе с отрядом Альфия проводила агитационно-разъяснительную работу среди местного населения. Нередко душманы преследовали и обстреливали их, а на дувалах расклеивали листовки, предупреждающие местных жителей о возмездии. В общем, надо сказать, рисковали обе стороны. Наверное, если бы не медицинская и гуманитарная помощь в виде продуктов, медикаментов и красивых галош фабрики «Красный треугольник», то афганцы не стали бы подвергать себя такой опасности.

Мужчины слушали агитаторов с опаской, не выдавая своих чувств, не показывая интереса. Нередко на центральной площади, где обычно проходили митинги, были и душманы. Их не сразу распознаешь – днем под видом мирных дехкан они обрабатывали землю, а с наступлением темноты брали в руки оружие и совершали свои бандитские набеги – минировали дороги, сжигали школы и больницы, убивали активистов или сочувствующих новой власти.

С женщинами Аля разговаривала отдельно. Они верили и не верили всему, что рассказывала им Альфия Кагарманова. Забитые и неграмотные, с удивлением слушали они рассказы о далекой стране, где женщины наравне с мужчинами работают, учатся, а их дети ходят в детские сады, школы, отдыхают в пионерских лагерях, ездят на море. Аля рассказывала о том, что в Средней Азии когда-то женщины тоже были бесправны, носили паранджу, и там так же бесчинствовали басмачи. Когда пришла народная власть, все изменилось. Теперь советские восточные женщины смотрят на мир открыто, а не сквозь черную сетку паранджи.

В доверительных беседах на женской половине дома Альфие даже задавали вопросы. Ей нравилась такая отзывчивость, и она с удовольствием рассказывала о будущем Афганистана так, как ее учили. Она искренне верила в то, что говорила.

Нередко на центральной площади, где обычно проходили митинги, были и душманы. Их не сразу распознаешь – днем под видом мирных дехкан они обрабатывали землю, а с наступлением темноты брали в руки оружие и совершали свои бандитские набеги – минировали дороги, сжигали школы и больницы, убивали активистов или сочувствующих новой власти.

Частенько после таких встреч афганские женщины приглашали Алю разделить с ними обед. Несмотря на постоянные напоминания о том, что нельзя пить и есть в афганских семьях, она не могла им отказать и, чтобы не обидеть, садилась за общий стол. Хотя в нашем понимании столом их место приема пищи назвать было нельзя.

Ели там же, где и спали, – на полу стелили скатерть и раскладывали скудную еду, в пиалы наливали чай. Еда была скромной – хлеб, овощи, каша, чай, молоко. Мясо могли позволить только по большим праздникам. А вот лепешки были необыкновенно вкусные. Их пекли прямо во дворе в тандыре – вырытой в земле яме, обмазанной глиной, где разжигали угли. Потом на горячие стенки лепили лепешки.

Однажды симпатичная девочка с удивительно голубыми глазами сунула ей в руки белый круглый комочек.

– Ешь, – показала она, протягивая ко рту. Альфия осторожно откусила и радостно воскликнула:

– Это курт!

– Да, – удивилась девочка, – откуда знаешь?

– Моя бабушка делала такие же, – сказала Аля, вспоминая давно забытый вкус блюда, приготовленного из соленого сушеного творога.

Курт или лепешки, вода или рейды в кишлаки – теперь уже неважно, от чего Аля заболела гепатитом. За несколько дней она пожелтела как лимон. В тяжелом состоянии Альфию Кагарманову доставили в баграмский госпиталь. Ей отвели угол палаты, загородив занавеской от остальных. В первую же ночь, лежа в кромешной темноте, она почувствовала, как что-то тяжелое шмякнулось сверху на нее и поползло сначала по телу, укрытому простыней, потом по руке. Она лежала, не шелохнувшись, чуть дыша, еле сдерживаясь, чтобы не закричать и не смахнуть с себя ЭТО. Когда мохнатые лапы, дойдя до плеч, двинулись дальше по руке, она не выдержала, встряхнула руку и закричала что было сил. Через минуту возле нее стояли медсестры и больные, при свете все увидели на полу огромного тарантула. Недолго думая, один из офицеров раздавил его сапогом.

– Ну что испугалась? Теперь я за тебя спокоен, – сказал лечащий врач, – дня не прошло, а к тебе уже силы вернулись. Смотри, всех на ноги подняла.

– Я домой хочу, обратно в Союз, – Аля наконец оторвала взгляд от раздавленного тарантула и посмотрела на доктора.

Все стали расходиться по своим местам. Врач, присев на краешек кровати, как мог успокоил перепуганную Алю, а затем сказал, что госпитали в Ташкенте переполнены, что для больных устанавливают палаты прямо на улице, что там помощь может и не успеть вовремя.

– Вот вылечим тебя, и поедешь домой здоровая и невредимая. Родители-то как обрадуются, что дочка вернулась. А молодой человек у тебя есть?

Аля кивнула головой.

– Ну вот видишь, надо вернуться здоровой, и сразу замуж, и детей рожать, чтобы даже в мыслях не было искать новых приключений, – с этими словами доктор ушел, оставив, как ему казалось, успокоившуюся больную.

Но Аля не успокоилась. В Ташкент она, конечно, не поедет, будет лечиться в Баграме, а вот, вернувшись в Союз, замуж за своего молодого человека не выйдет. Да Вольфганг, наверное, и забыл ее. Ни одно письмо, написанное Альфией, не было получено немецким другом. Это потом уже Аля узнала, что вся корреспонденция проходила жесткий отбор, а сначала очень удивлялась, что письма возвращаются с пометкой «адресат выбыл».

Свой первый Новый год на войне Аля встретила в баграмском госпитале на больничной койке. Молодой организм выдержал и победил опасную болезнь. Наступил 1982 год. Впереди были новые встречи, новые задания и новые записи в дневнике, который у нее потом отберут на границе. Были и выступления художественной самодеятельности при гарнизонном доме офицеров, и выездные концерты в воинских частях, и новые песни, рожденные на земле Афганистана. Песни, которые войдут в репертуар группы, известной как ВИА «Каскад», первой солисткой которого стала Альфия Кагарманова. Молоденькая девушка, почти девочка, будущий журналист, весь свой афганский период жизни она продолжала вести дневник, надеясь в дальнейшем рассказать правду об этой войне. Только через несколько лет появился «Перечень сведений, разрешенных к открытому опубликованию, относительно действий ограниченного контингента советских войск на территории ДРА», регламентирующий работу журналистов. Этот документ был подписан В. Варенниковым и В. Кирпиченко 19 июня 1985 года. В нем, в частности, говорилось:

«1. Продолжать публиковать разрешенные ранее сведения о действиях… и показывать:

– наличие частей и подразделений… без показа их участия в боевых действиях;

– организацию и ход боевой подготовки… в масштабах не выше батальона;

– награждение советских военнослужащих без показа их конкретной боевой деятельности, послужившей основанием для награждения;

– отдельные единичные факты (не более одного в месяц) ранений и гибели советских военнослужащих при исполнении воинского долга, отражении нападения мятежников, выполнения заданий, связанных с оказанием интернациональной помощи афганскому народу…

2. Дополнительно разрешить публикацию в центральной печати, печати военных округов, республиканских, краевых и областных изданиях:

– об отдельных случаях героических действий советских военнослужащих… с показом их мужества и стойкости;

– о повседневной деятельности подразделений, до батальона (дивизиона) включительно…

– факты проявления заботы о советских военнослужащих, проходивших службу в войсках на территории ДРА и ставших инвалидами, членах семей погибших в Афганистане;

– сведения с описанием боевых подвигов, героизма и мужества советских воинов… и факты их награждения.

3. По-прежнему запрещается в открытых изданиях информация, раскрывающая участие советских войск в боевых действиях на территории ДРА – от роты и выше, а также об опыте их боевых действий, конкретных задачах войск и прямые репортажи (кино-, телесъемки) с поля боя.

4. Публикация любой указанной в пунктах 1 и 2 информации разрешается по согласованию с Главной военной цензурой…

5. Продолжать широкую публикацию контрпропагандистских материалов советских и иностранных авторов, разоблачающих фальсификацию западных средств массовой информации».

Игорь Фушта. Сначала был… «Танкист»!
Призыв «весна 1981-го»

© Игорь Фушта, 2014


В 80-х годах, как известно, практически поголовная и почетная обязанность службы в рядах Советской армии была нормальным явлением. В связи с чем призыву подлежали все слои и категории населения, достигшие в 81 году восемнадцати и более лет и умеющие заполнить графу «пол» в анкете буквой «М». Причем необходимо отметить – независимо от классового, социального и материального статуса заполняющего – это я специально для нынешней молодежи говорю! Ну хорошо, хорошо – почти все «М», это если опустить материальный и социальный статус родителей некоторых призывников, чьи папы, к примеру, были какими-нибудь первыми секретарями «горкомов». Но все равно – большинство пацанов по тем или иным причинам не могли не сходить в ряды Советской армии.

Как уж проходила «фильтрация» призывников на первых этапах пересылок, по каким планам штабов, какими вывертами привратницы судьбы – это уже, пожалуй, не узнать, но в Кушке ребята, в дальнейшем – основной состав «Танкиста» – собрались практически в течение нескольких дней, хотя и были призваны кто откуда. Да, очень «широка страна моя родная» была когда-то, и из Белоруссии, и с Украины, и из Сибири и, страшно подумать – из Москвы – всех под одну гребенку сгребали. «Невзирая на», так сказать…


Уже в Кушке сортировка однообразно стриженной и разодетой в кирзово-зеленое толпы производилась по лозунгу какой-то ответственно офицерской кучки: «Ну, архаровцы, кто-нибудь чего-нибудь умеет? Красиво писать-рисовать, шоферить, радиолюбительствовать, играть на чем-нибудь, кроме родительских нервов? Шаг вперед!» Сделавших шаг оставляли тут же – в связном батальоне, не глянувшихся – отправляли в сопки, во врытые в дюны палатки – на ДУЦ – эти ребята познали «тягости и лишения» службы чуть ли не с первых дней и в массе своей в дальнейшем попадали почему-то в разведбаты.

Там же – в Кушке, за работами по облагораживанию города и окрестных сопок, а правильнее – «на акклиматизации» – все мы понемногу перезнакомились. По крайней мере Мишка Тихонов и я – мы точно из Кушки, из «связного» батальона. Вот что не могу сказать точно – это был ли Вовка Андреев в «нашем» гостеприимном батальоне?

В Кушке сортировка однообразно стриженной и разодетой в кирзово-зеленое толпы производилась по лозунгу какой-то ответственно офицерской кучки: «Ну, архаровцы, кто-нибудь чего-нибудь умеет? Красиво писать-рисовать, шоферить, радиолюбительствовать, играть на чем-нибудь, кроме родительских нервов? Шаг вперед!» Сделавших шаг оставляли тут же – в связном батальоне, не глянувшихся – отправляли в сопки, во врытые в дюны палатки – на ДУЦ – эти ребята познали «тягости и лишения» службы чуть ли не с первых дней и в массе своей в дальнейшем попадали почему-то в разведбаты.

Ну понятно – отдыхать и доблестно загорать (с лопатами на склонах окучиваемых сопок) позволено нам было недолго – месяца два, после чего, в один прекрасный день, нас еще раз выстроили и повторно более тщательно отсортировали по «владению чем-либо». Волевой голос комполка достаточно внятно доложил нам, что все мы, включая больных, музыкантов, художников и прочих тунеядцев, отправляемся защищать свою Родину от какого-то там врага. Но не в Венгрию, не в ГДР и не в Польшу, как первоначально предполагалось, мы не отправимся – это совсем в другую сторону, а отправимся мы недалеко – через границу, то есть в Афган. Потом нас всех вместе пригласили на посадку в поезд с купейными вагонами и отправили в Самарканд ждать самолета.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации