Текст книги "По моему хотению. Сборник детективов"

Я не стану пересказывать всех тех тезисов, на основании которых я вознамерился ни больше, ни меньше, как судить правительство США за незаконное взимание налогов на землю! Неважно, одержу ли я победу или потерплю поражение. Важно, что этот процесс – иск частного лица против государства – не может не привлечь внимания. А именно это и только это является сейчас моей основной целью.

…На всякие записки, ссылки и прочую «околодоказательную» чепуху у меня ушло всего пару дней. Чистейшей воды демагогия! Но ведь любой знает, что демагогию опровергнуть труднее всего. Тем более, когда в эти демагогические доводы очень хочется верить. Пара часов на телефоне, и я договорился с одним из ведущих рекламных агентств о трехминутном рекламном ролике. На следующее утро, одевшись как жених на свадьбу, я был уже в Манхэттене. Встретила меня секретарша из категории героинь анекдотов, в которых подобные девицы исполняют роль разлучниц. Длиннонога, пышногруда, блондиниста и неотразима. Мой шикарный вид не произвел на нее ровным счетом никакого впечатления. Таких, как я, здесь видят десятками. К тем, кто покруче, сценаристы и режиссеры этого агентства приезжают в офис и терпеливо ждут в приемной, пока «жирный» заказчик не удостоит их своим вниманием.

«Ну, погоди, стерва, – подумал я, – сейчас вы все забегаете на задних лапках!»

– Кофе и рюмку коньяка, пожалуйста, – небрежно произнес я и развалился в кресле. Кофе можете приготовить сами, только покрепче, а коньяк… Коньяк возьмете у вашего босса. Что-нибудь поприличнее!

Надо было видеть ее лицо! Она вскочила как ужаленная, улыбнулась самой очаровательной улыбкой из своего заученного арсенала и унеслась, постукивая одиннадцатисантиметровыми шпильками. Через пару минут она уже катила столик, на котором дымилась, распространяя аромат, чашечка кофе, стоял пузатый коньячный бокал и сверкала гранями хрустальная фляга с коньяком. За девицей появился абсолютно лысый приземистый мужик, который с нескрываемым интересом посмотрел на меня и открыл дверь кабинета, за которой по идее должен был находиться кабинет босса этого агентства.

– Поди-ка сюда, – скомандовал я мужику. Тот немедленно повернулся и направился в мою сторону. – Ты, что ли, босс этой забегаловки?

– Я, сэр, – с нескрываемым подобострастием ответил мужик. – Слушаю вас, сэр…

– Меня зовут Тимур Бенин, и я, скорее всего, будущий президент этой страны! Надеюсь, ты не сомневаешься в такой возможности?

– Что вы, сэр?! Я всем сердцем верю в это!

– Ты бы хотел, чтобы первый в истории США рекламный ролик первого русскоязычного кандидата в президенты Америки создала именно твоя фирма? Ты понимаешь, какая это реклама для твоей шараги?!

– О-о-о, сэр! Я даже мечтать о таком не смел…

– Так вот, как тебя…

– Даниэл, сэр.

– Так вот, Даниэл, этот ролик станет самым выгодным твоим инвестментом за всю жизнь. Мне нужен трехминутный ролик на самом потрясающем фоне с самыми крутыми, иллюстрирующими текст спецэффектами. Меня не волнует, во сколько это обойдется, тем более что это не мои траты. Это, как ты уже понял и как сам этого хочешь, твой вклад, твой инвестмент в начало моей политической карьеры. Я оставляю тебе текст своего выступления. Пусть твои сценаристы, спичрайтеры и прочие спецы поработают на всю катушку. Позвонишь ко мне через пару дней, и я решу, когда у меня будет время посмотреть, на что способна твоя контора.

Даниэл взял написанный мною накануне текст так, как будто это были не листки бумаги, а его персональный пропуск в Рай, подписанный самим Господом Богом.

– К следующему разу научись варить кофе, – бросил я секретарше и похлопал ее по тщательно оштукатуренной мордашке.

Даниэл проводил меня до самой машины, до моей потрепанной Хонды, которая явно не тянула на лимузин будущего президента.

По дороге домой я провел удивительный по своей наглости эксперимент. Не получится, так не получится… Что я, в конце концов, теряю? Я представил, что еду на полицейской машине с включенными сигнальными огнями и сиреной. Через несколько секунд все впереди идущие автомобили начали забирать вправо и прижиматься к тротуару. Работает, черт подери! Еще как работает!

Дома я решил продолжить эксперимент и даже несколько его усложнить. Интересно, работает ли моя «Наденька» с телефонами? Могу ли я убедить человека по телефону? За два с половиной часа я обзвонил всех главных редакторов всех русскоязычных газет Нью-Йорка. И их коллег со всех русских телеканалов. Мне безо всяких усилий удалось «убедить» всех, что им жизненно необходимо встретиться на пресс-конференции, которую я намерен провести завтра в три часа дня в помещении одного из общественных центров Бруклина. Я особо пропедалировал мысль, что жду именно главных редакторов, а не свободных журналистов, т. к. все то, что я намерен заявить, чрезвычайно важно не только для каждой газеты, но и для всех русскоязычных граждан Америки.

Следующий звонок я сделал в этот самый общественный центр и «напомнил», что они давно хотели, чтобы именно я именно завтра в три часа дня встретился с представителями всех русскоязычных СМИ, именно в их помещении.

Уже под самый вечер я позвонил в ресторан «Татьяна» и «разрешил» им использовать свою рекламу во время фуршета, который они давно «хотели» организовать перед предстоящей пресс-конференцией.

После всех этих звонков я был измотан и выжат как лимон. Включил настольную лампу, вынул из «напузника» свою «Наденьку«, снял с груди кулончик и аккуратно положил их под свет заряжаться.

Принял душ, включил телевизор и стал смотреть последние новости. Завтра меня ожидал трудный день…

* * *

Встреча превзошла все мои ожидания. Я сам приехал в этот Центр за час до назначенного времени, чтобы посмотреть, насколько все правильно организовано.

Надо признать, что ресторан постарался на славу! Не знаю, как проводится аналогичный фуршет в Белом доме, но не сомневаюсь, что намного беднее. На специальном столе было все, что можно найти в запасниках хлебосольных русских ресторанов Бруклина.

Я внимательно осмотрел весь небольшой зал, в котором должна была состояться встреча, самонадеянно названная мною «пресс-конференцией». Все было на высшем уровне. Микрофон, на столах – красивые блокноты, ручки и… не может быть – очень неплохие диктофоны. Ничего себе, сувенирчики…

…Пришли все. Я был почти уверен, что мое телефонное «убеждение» подействует, но все равно где-то в глубине души побаивался – я не знал, как долго действует это внушение. Может, оно исчезает, как только человек оказывается за пределами действия моей «Наденьки»?

Приятное открытие. По крайней мере, сутки действует точно. В небольшом уютно-камерном зале, в котором мы все собрались, было четыре телекамеры! Со многими из пришедших редакторов я был знаком лично, но кое-кого увидал сегодня впервые. Отдав должное фуршету и сдержанно поблагодарив за диктофоны как за возможность ничего не записывать, редакторы с нескрываемым любопытством уставились на меня.

Мы общались чуть больше часа. Естественно, мне удалось «убедить» всех в важности поднятой проблемы. Но не это главное. Главное в том, что если в начале нашей встречи все они держались несколько обособленно (все-таки конкурирующие издания), то расходились как единомышленники! Знаете, почему? Потому что я всеми силами, искренне веря в то, что говорю, убеждал их объединить свои усилия. И я убедил их в том, что скандал и только скандал хотя бы на городском уровне привлечет внимание к нам, к русскоязычным, в Америке.

Короче говоря, мы договорились о следующем: я раздал всем свою статью о том, что владение землей, а тем более взимание налогов на землю противоречит логике и здравому смыслу. Я попросил всех присутствующих внимательно ознакомиться с изложенными мною доводами, дополнить их своими соображениями и вынести на первую полосу. Все это должно появиться одновременно во всех газетах, журналах и на экранах телевизоров. О времени публикации я сообщу дополнительно. Более того, я готов оплатить эту публикацию по самым высоким рекламным расценкам. То же самое и в отношении телевидения.

Все, что я предпринял, было необходимым, но далеко не достаточным. Жизненно необходимы еще как минимум два момента – деньги и поддержка. Чья конкретно поддержка – я еще и сам не представлял. Все осложнялось тем, что пока мои идеи никем и нигде не озвучены, а меня как никто не знал, так и не знает, я не могу набирать помощников. Все должен делать сам. Что ж, сам так сам…

Для начала я зашел в некую контору, специализирующуюся на подготовке необходимых документов для открытия и регистрации фирм и компаний. Поручил им продумать и подготовить все необходимые документы для регистрации некоммерческой компании общественно-социальной направленности. Список возможных направлений деятельности этой будущей фирмы они должны представить мне через несколько дней. Все. На большее в этот день меня просто не хватит.

Голова раскалывается, необходимо расслабиться и отдохнуть. Но, видимо, мне не суждено было так легко завершить этот день. Я уже говорил, что жена у меня работает в банке, и всяких историй про ограбления я наслушался сверх меры. Знаю, что им категорически запрещено возражать налетчикам, чтобы не провоцировать их на дополнительную агрессию и не подвергать опасности находящихся в помещении клиентов и сотрудников банка. Отдай деньги, и пусть он проваливает! Остальное тебя не касается. Остальное – дело полиции. Тем более что ни в одном окошке не бывает особо крупных сумм, что банк застрахован, и что среди прочих денег всегда имеется некая пачка, которая взрывается и разбрызгивает несмываемую краску. Буквально через пару минут после того, как преступник выйдет из дверей банка. Там, в дверях, специальные датчики стоят.

Так вот, по дороге домой я притормозил у одного из банков. Нет, сам банк мне был не нужен. Просто напротив него был русский магазин, в котором продавались охотничьи сосиски, до которых я, простите за каламбур, большой охотник. Выходя из машины, я краем глаза заметил новенькую «Тойоту», из которой выходили две женщины, одетые в хиджаб (это такое восточное национальное платье до щиколоток). Что-то мне показалось необычным в том, как они выбирались из машины. Как-то не так… В руках у одной из них был школьный рюкзак. Это я автоматически отметил и не придал этому никакого значения. Когда через 10–15 минут я вышел из магазина с пластиковым пакетом, в котором лежали пара паундов сосисок и три банки «саппоро», я увидел, как эти женщины, чуть подобрав подолы платьев, быстро направлялись к своей «Тойоте». Водитель, который оставался за рулем, даже заранее открыл две боковые двери.

Вот оно! Я понял, что меня смутило, когда я увидел их впервые. Походка! И как они вылезали из машины. Женщина, привыкшая к хиджабу, никогда не запутается в нем. А эти двое чуть не споткнулись при выходе. И потом, когда я увидел из-под приподнятого хиджаба синие джинсы, то, что это не женщины, стало абсолютно ясно.

Все эти мысли за долю секунды пронеслись у меня в голове, когда я, абсолютно не понимая, для чего это делаю, быстро пошел им наперерез. Видимо, сработали рассказы жены об ограблении, жертвой которого однажды была она сама. Я представил ее на месте кассира банка, и меня охватила такая злость, что все представления об опасности и чувство самосохранения ушли куда-то на задний план.

Я практически столкнулся нос к носу с одной из этих «женщин». Прикрывающая нижнюю часть лица полоска ткани съехала вниз, и на меня со злостью, смешанной со страхом, смотрели мужские глаза. Полоска усов под массивным носом тоже вряд ли могла принадлежать женщине.

Не знаю, как бы я поступил, не толкни он меня так, что я чуть не слетел с ног. Может быть, мой гражданский порыв задержать преступника бесследно растворился бы, и я дал бы им возможность спокойно убраться. Но он меня толкнул!

Сумка с покупками была у меня в левой руке. Все остальное было как в хорошо поставленной сцене драки в не самом плохом боевике. Я размахнулся и врезал ему сумкой по коленям! Он аж присел… Еще бы, три большие банки «саппоро»! Правой рукой я заехал ему в рожу, но он чуть отвернул лицо, и мой кулак только слегка задел его по скуле. Рука по инерции пошла вперед, и вся сила удара пришлась на локоть, который врезался ему в скулу!

Это получилось случайно. Специально бы я в жизни не сумел так классно врезать. Представляете, что такое – получить в морду локтем со всего размаха?! Он осел на землю, и тут грохнул выстрел. В пылу я даже не понял, что ранен. Почувствовал сильный толчок в плечо и уронил сумку с пивом…

Как пишут в таких случаях, время для меня пошло как в ускоренной съемке. Я видел, как вторая «женщина» медленно направляет пистолет в мою сторону. И только сейчас вспомнил о своей «Наденьке». Промахнись! Стреляй в землю передо мной!

Так и произошло. Он пару раз выстрелил, пули вошли в землю буквально в сантиметре от моих кроссовок. Тот, который уже очухался после моего удара, оттолкнул меня ногой, встал и побежал к машине. Второй, который стрелял, уже почти влез в нее. Так они бы и уехали, если бы не другие машины, которые, затормозив у красного светофора, не перегородили бы им дорогу. Они просто не могли выехать! Машины стояли вплотную к их «Тойоте», и вывернуть влево было невозможно. Я попытался встать, но почему-то сильно закружилась голова и… больше я ничего не помню…

* * *

Первое, что я увидел, придя в себя, – заплаканное лицо жены.

– Привет! Я, что, в госпитале?

Увидя, что я открыл глаза, жена быстро отвернулась, промокнула салфеткой глаза и мгновенно натянула на себя привычную, очаровательную скептично-ироничную масочку.

– Нет, – ответила она, – ты на карнавале! Это у тебя такой костюм – раненого идиота. Полная гармония – единство перебинтованной формы с бесполезно продырявленным содержанием. Как ты себя чувствуешь, Рэмбо недоделанный?

– Вполне… Только… Где тут это заведение… – спросил я, пытаясь приподняться.

– Лежи, перебьешься. Во-первых, у тебя капельница, во-вторых, водоплавающее, в смысле «утка», слева от тебя, протяни руку…

– Ты бы вышла, что ли…

– Чего это я там не видела? Ладно, ладно, выхожу…

Через полчасика нашего привычного общения я уже знал, что превратился в героя местного разлива. Что «девочки» сразу из двух банков – ограбленного и того, где работает она сама, прислали мне огромный букет цветов, коробку шоколадных трюфелей и коньяк. Почему-то кошерный… Что мои коллеги из редакции готовят чуть ли не разворот с фотографиями «с места событий», с моим портретом и рассказом о том, что «в жизни всегда есть место подвигу». Что я потерял столько крови, что если бы я сдал эту кровь как донор, то ее хватило бы на переливание мамонту, и что во всей этой истории есть один-единственный плюс, заключающийся в том, что мой любимый, незаменимый жилет-вест продырявлен и настолько пропитан кровью, что наконец-то я буду вынужден купить себе новый.

Есть еще одна приятная новость. Когда из полиции позвонили к ней на работу и вызвали в госпиталь, она еще не знала, что произошло. В госпитале она столкнулась с менеджером того банка, который ограбили, и грабителей которого я как бы задержал. Этот менеджер позвонил ее менеджеру, рассказал, какой я герой, и моей жене дали целых три дня за счет ее бренча для ухода за «героем и настоящим гражданином!»

Попутно я узнал, что мне уже сделали операцию и извлекли пулю, что уже вечер, что если все пойдет, как надо, то меня продержат еще день, а потом отправят долеживать дома, а завтра ко мне придет полицейский детектив уточнять детали. Что было бы крайне любопытно узнать, где я припарковал машину.

Потом принесли что-то вроде ужина, который – «не пропадать же…» – съела жена, так как есть мне абсолютно не хотелось.

Уже собираясь уходить, в дверях она подчеркнуто равнодушно поинтересовалась, кто такая Наденька и почему ее «нельзя с тебя снимать»? И вообще, почему с меня нельзя снимать некую Наденьку, почему я треплюсь о ее раскованной сексуальной позе в присутствии столпившейся вокруг «героя» общественности, да еще и будучи без сознания? Нет, разумеется, ей плевать и на Наденьку, и на мою озабоченность ее позой, просто любопытно, слезла она с меня или еще нет?

– Где мои вещи? – заорал я так, что даже у моей жены с ее железной выдержкой брови ползли вверх.

– Какие вещи?! Окстись, что с тобой? Все настолько было пропитано кровью, что я велела все это выбросить… Твой жилет, футболку, джинсы… Даже кроссовки были в крови…

– А то, что было в карманах и… на мне?

– Это все здесь, в коробке. Бумажник, все документы, ключи, деньги… Даже зажигалка здесь.

– А то, что было на мне, такая сумочка с приборчиком? Где она?

– Сумочку тоже выбросили, а приборчик… Да вот же он! – Она пошарила в коробке и вытащила ее! Мою «Наденьку»!

– Слава Богу! Вот это и есть моя «Наденька», – с огромным облегчением произнес я.

– Вот оно что, – протянула жена. – В твоем возрасте увлекаться игрушками – верный путь к SSI по причине «менталити». Это ее нельзя с тебя снимать? А я-то уже…

– Приревновала? – с надеждой спросил я.

– Размечтался… Ладно, держи свою «подружку», а мне уже пора. Пока доеду, пока заберу машину с паркинга, пока домой доберусь… Спи давай. У тебя завтра столько посетителей будет, что мама моя!

Она аккуратно положила «Наденьку» на прикроватную тумбочку, поцеловала меня в небритую щеку и ушла.

«Наденька» была абсолютно цела, индикатор весело светился. Я нащупал правой рукой кулончик, который, слава Богу, с меня, видимо, в спешке, так и не сняли, засунул «Наденьку» глубоко в наволочку и устало откинулся на подушку.

Если честно, то за эти полчаса, пока общался с женой, я здорово устал. Поэтому я закрыл глаза и провалился в сон.

* * *

Не знаю, что они налили в эту капельницу, но через пару часов я проснулся, т. к. встреча с «водоплавающей» не терпела отлагательства. Спать уже не хотелось, и я, взяв с тумбочки пульт, включил прикрепленный на специальном кронштейне телевизор. Как раз попал на вечерние новости. И вовремя. Начало сюжета я пропустил, и картинка на экране показывала панораму улицы в то время, когда корреспондент брал интервью у представителя банка. Речь шла о попытке ограбления, которое «предотвратил отважный русский журналист. Рискуя собой, он (то есть я!) вступил в схватку с грабителями, одного из которых мастерским ударом отправил в нокаут. Второму преступнику удалось ранить Тима (все еще меня!), но подоспевшие полицейские и водители автомобилей, находящихся рядом с машиной преступников, умелым маневром заблокировали двери машины, на которой преступники намеревались скрыться. Преступники были обезоружены и арестованы».

Честное слово, именно такая фраза, на одном дыхании, была произнесена с экрана!

Потом появились фотографии двух отморозков и были названы их имена. Один из них – выходец из Пакистана, второй, тот, который стрелял в меня, – пуэрториканец. Ранее дважды судимый за драку и распространение наркотиков.

Из этих новостей я узнал, что пуэрториканец еще несколько раз стрелял, но все пули «по счастливой случайности» ушли в асфальт прямо у моих ног. Одна из них даже задела и сорвала кусок подошвы кроссовок. Узнал, что амбуланс увез меня без сознания в госпиталь, что рана средней тяжести и состояние у меня «стабильно-удовлетворительное».

Полностью понежившись под лучами внезапно свалившейся на меня славы, я незаметно уснул.

Утром меня разбудила медсестра (или нянечка – до сих пор не могу разобраться в служебных рангах и полномочиях медперсонала…). Измерила температуру и прощебетала, что скоро подойдет врач. Потом наклонилась к самому уху и прошептала, что уже с утра приехали телевизионщики с CNN, и просят разрешения взять у меня интервью, но до обхода врача это невозможно.

Я попросил ее достать из коробки, в которой находилось все, что, было у меня в карманах, мой мобильник и положить его на тумбочку рядом со мной.

Теперь, когда я был вооружен связью и находился под полным покровительством своей «Наденьки», я чувствовал себя просто великолепно! Рана почти не чувствовалась, повязка не мешала, впереди интервью, визиты родных и знакомых, к которым не мешало бы подготовиться. Кстати, это великолепный способ еще раз убедиться в том, что «Наденька» в полной боевой готовности.

Я мысленно представил себе только что отошедшую медсестру и попытался передать ей, что мне нужно зеркало и вообще меня нужно побрить. А еще я хочу большую кружку апельсинового сока.

Прошло несколько минут… Никакого результата…

Я сконцентрировался и повторил свое мысленное распоряжение…

Еще несколько минут…

Я уже запаниковал, что «Наденьку» повредили когда меня раздевали, но тут в дверях палаты появилась медсестра, которая катила перед собой столик. На нем лежало достаточно большое зеркало, какие-то тарелочки и, наверное, литровая чашка.

– Тим, – обратилась она ко мне по имени. – Мне показалось, что вы голодны и хотите пить. И обязательно из большой чашки! Я с ног сбилась, разыскивая такую чашку… Но как быть, Тим? Вы должны сегодня сдать кровь на тест, а до этого нельзя ничего ни есть, ни пить. Я все привезла с собой – это ваш завтрак и самая большая кружка, которую я смогла найти в ординаторской. Мне так попадет за это… Питье можно только в разовых стерильных стаканчиках…

– Спасибо! Как вас зовут?

– Ненси. Ненси Шааб. Ох, Тим, я даже не спросила разрешения называть вас по имени, сразу Тим да Тим…

– Что ты, Ненси… Разумеется, зови меня просто Тим, а я тебя – просто Ненси. На брудершафт мы с тобой обязательно еще выпьем, договорились?

– Вне сомнения, Тим! Кстати, со мной сегодня происходит что-то непонятное… У тебя в палате есть свой реструм, там имеется зеркало, а я почему-то притащила еще одно… Ну, ничего… Все равно вставать тебе может разрешить только врач, а пока… Полюбуйся на себя, Тим! У тебя такое мужественное лицо…

Она поднесла зеркало, и на меня уставилась моя небритая и бледная физиономия. Действительно, я выглядел неплохо… Этакая интеллигентская бледность… Но побриться все равно не мешает…

То ли это действовала моя «Наденька», то ли Ненси все поняла сама, но она побрила меня так чисто и аккуратно, как я никогда бы не смог сам.

Ненси прикрыла столик с завтраком салфеткой, видимо, для того, чтобы принесенная ею чашка не бросалась в глаза, и, сказав, что врач вот-вот придет, упорхнула за дверь.

Через час после того, как у меня взяли кровь на анализ и врач разрешил мне самостоятельно передвигаться, в палату ввалились телевизионщики…

И началось…

* * *

Первыми в палату ввалилась съемочная группа CNN. Потрясающая тележурналисточка (откуда только такие берутся?), оператор и осветитель с всякими софитами и прочими электроосветительными приборами.

Журналисточку звали Мишель, и она сразу затараторила, что уже сегодня в вечерних новостях сюжет со мной пойдет в эфир, что она впервые в жизни видит человека, который оказал сопротивление грабителям не потому, что, грабят его самого, а защищая то, до чего ему, по идее, нет никакого дела. Это – проявление гражданского мужества и долга. И ей особенно приятно, что она будет брать интервью у журналиста, у своего коллеги, который, рискуя своей жизнью… Она еще что-то щебетала о мужестве людей нашей профессии, о… впрочем, я ее почти не слушал.

Пока она, очаровательно улыбаясь, произносила этот, видимо, заготовленный заранее монолог, я лихорадочно продумывал, как использовать эту возможность засветиться на CNN в своих целях.

– Мишель, – начал я, пристально глядя ей в глаза. – И вы, парни, – продолжил я, обращаясь к ее спутникам. – Эта заурядная съемка – ваш звездный шанс. Очень возможно, что это первое интервью CNN с человеком, который окажет огромное влияние на дальнейшую судьбу нашей страны. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ ПОВЕРИЛИ В ЭТО ВСЕМ СЕРДЦЕМ! ЧТОБЫ КАЖДОЕ МОЕ СЛОВО ОТПЕЧАТАЛОСЬ В ВАШЕЙ ПАМЯТИ, КАК ИМЯ СОБСТВЕННОЙ МАТЕРИ!

И, как обычно, затуманенный на мгновенье взгляд, радостная понимающая улыбка и такой неподдельный энтузиазм в глазах, что я не удержался и удовлетворенно хмыкнул.

– Мишель, – спросил я, – сколько времени тебе выделили на этот сюжет?

– Три минуты, Тим, но поверь, что я сделаю из этих трех минут настоящий шедевр!

– Нет, Мишель! Это будет не три минуты, а несколько больше… Я бы хотел донести до Америки свою позицию, свое мнение о произошедшем.

– Я бы с огромной радостью, Тим, но это не от меня зависит… И даже не от выпускающего редактора. Это решает исключительно сам босс – шеф новостных информационных программ…

– У меня есть идея, Мишель! Попытайся срочно соединить меня с ним по телефону.

– Но…

– Никаких «но»! Ты только соединись с ним и передай мне трубку. Кстати, как его зовут?

– Марк. Марк Нохум-Леви…

– Давай жми на кнопки, крошка, звони.

Несколько минут, пока Мишель чуть ли не со слезами в голосе уговаривала кого-то связать ее с большим боссом, оба ее спутника восторженно пожирали меня глазами. Наконец, ее соединили с самим м-ром Леви и Мишель дрожащей рукой передала мне свой мобильник.

– Марк, не вздумай класть трубку, – жестко и напористо произнес я. – Этот наш разговор – самый важный разговор в твоей жизни! Ты хорошо меня понял?

– Да, сэр! Я весь внимание, сэр!

– Ты должен из шкуры вон вылезти, но ВСЯ запись, которую притащит сегодня Мишель, должна пойти в эфир! Без сокращений и редактирования. Даже если звук и картинка будут нуждаться в корректировке, ты не вырежешь ни одного миллиметра, и ни на один обертон не изменишь звук. Ты понял, Марк?! ЭТО ПРИНЕСЕТ ПОЛЬЗУ ВСЕЙ СТРАНЕ, МАРК!

– Я все понял, сэр! Я сделаю невозможное, сэр, и все пойдет в эфир прямо с колес!

– Нет, Марк, не с колес! А, в прайм-тайм, в начале… Нет, лучше в конце информационного блока. Под анонсом специального репортажа. В начале новостей нужно попросить зрителей не отходить от экранов, т. к. их ожидает некий сюрприз… Ты сделаешь все это и никогда не пожалеешь о том, что послушался меня! …Что касается Мишель и ребят, которые сейчас рядом со мной, то ты найдешь способ достойно их поощрить… Не так ли, Марк?

– О, сэр, разумеется, сэр! Представляю, какую бомбу вы готовите…

– Да, Марк… Я скажу то, о чем думают многие. И многие, очень многие, будут счастливы услышать то, что я хочу и должен сказать Америке. Все, Марк! Я передаю трубку Мишель, а ты подтвердишь ей свое ЖЕЛАНИЕ сделать все так, как я тебе сказал.

Не знаю, что именно и каким тоном там наговорил Марк, но Мишель смотрела на меня такими восторженными глазами, что я завелся на полную катушку.

Это была еще та речь! Уверен, что ее когда-нибудь напечатают в школьных учебниках, и ученики будут заучивать мои слова наизусть.

Всю силу своего убеждения, все свое понимание жизни я вложил в этот пламенный монолог. Я мысленно представил миллионы людей, напряженно всматривающихся в экраны телевизоров и ловящих каждое мое слово. Не знаю, может, моя «Наденька» действует и на меня самого, но я сам верил каждому своему слову!

Я говорил, что эти отморозки, которые ранили меня на улице, могли убить любого, кто подвернулся бы им под руку – женщину, ребенка, старуху… Вашу, американцы, мать и вашего ребенка! Представьте себе, что на улице кто-то стреляет в вашу мать! В вашего сына (Я настолько четко представил картину лежащей на тротуаре окровавленной женщины, что мои руки непроизвольно сжались в кулаки)! Я говорил, что в Бруклине, в разгар дня, на одной из самых людных улиц, не нашлось ни одного человека с оружием в кармане, который смог бы пристрелить бандитов как бешеных собак!

Я говорил, что любой честный гражданин беззащитен перед потенциальным преступником, что в Америке исчезло равенство, что любой бандит с револьвером опровергает старую американскую пословицу о том, что Бог создал людей, а Кольт сделал их равными.

Меня несло… Я заводил сам себя и наговорил такого…

В частности, я обвинил ВСЕХ противников свободной продажи оружия в смерти каждого погибшего от рук маньяков, убийц и насильников.

Я говорил, что мои соотечественники – выходцы из бывшего СССР, всегда завидовали свободе и праву американцев защищать самих себя и свою семью всеми доступными способами.

Что преступники, в отличие от законопослушных граждан, всегда достанут оружие, и ни на секунду не задумываясь, применят его…

Короче, – я купался в популистской теме, понимая, сколько людей разделяют мое мнение.

Краем глаза я заметил, что в дверях палаты скопилась куча слушающего меня народа. Там же была и съемочная группа с русскоязычного телевидения, которые тоже снимали все происходящее.

В заключение, я настолько обнаглел, что заявил, что вызываю на серию публичных дискуссий любого политического деятеля, что темы дискуссий – от надуманного и абсурдного налога на землю, до преступного (!) покушения на одну из основных свобод – свободы обладания оружием!

В пылу своей речи, я неудачно задел раненое плечо. Острая боль так резанула, что на глазах выступили слезы. Это был потрясающий по своей экспромтности заключительный аккорд!

В палате, как на концерте выдающегося исполнителя, на минуту повисла мертвая тишина, а потом раздались такие аплодисменты, услышав которые, сама Мадонна и Плачидо Доминго позеленели бы и потеряли голос от зависти!

Но, видимо, потеря крови, все-таки сказалась на мне. Я почувствовал невероятную слабость и опустошенность. Откинулся на подушку, а возникшая, казалось, ниоткуда Ненси, промокнула мой покрытый испариной лоб, влажной салфеткой.

– Немедленно прошу всех покинуть палату! – Этот голос моего врача прозвучал для меня спасительным звонком, т. к. я бы не смог произнести больше ни одного внятного слова.

Перед уходом, Мишель, не обращая внимания на врача, подошла ко мне, наклонилась и поцеловала прямо в пересохшие губы.

– Ты – чудо, Тим, – прошептала она. – Теперь и навеки я твой самый верный друг, сторонник и… все, что ты еще захочешь…

А еще спустя час пришла жена и сообщила, что, если все, что ей уже успели наговорить по пути в мою палату, верно хотя бы на 50 %, то я – оружие массового потрясения! Но чтобы я не обольщался и не задирал носа, она вынуждена напомнить мне, что мой героизм обернулся семейному бюджету минусом в 345 полноценных баксов, т. к. она вечером обнаружила на стекле машины, которую я оставил у банка, когда совершал свой «героический поступок», целых три (!!!) тикета за просроченный миттер.

* * *

Нью-Йорк – Москва.

Из отчета Шаевича Владимира Рувимовича, полковника ВДВ в отставке, резидента СВР (Служба Внешней Разведки) в США.

… Ваши упреки и замечания считаю полностью необоснованными! Мое звание и мое положение не дают вам оснований писать мне в подобном тоне. Возьму на себя нескромность заметить, что моя БЕСКОРЫСТНАЯ деятельность вызвана исключительно моим собственным желанием помочь Родине получить обратно то, что создано советскими специалистами и на бюджетные деньги. Предугадывать события, не имея на руках ни одного реального факта, – задача для гадалок, а не для разведчика. Если бы вы там не темнились и не жались как согрешившая экс-девственница перед исповедью, а снабдили бы меня большим объемом информации, то…. Впрочем, чего сейчас искать виноватых?..