Электронная библиотека » Леонид Поляков » » онлайн чтение - страница 18


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 19:59


Автор книги: Леонид Поляков


Жанр: Политика и политология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 18 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Шрифт:
- 100% +

В этой же обойме задач – обеспечение национальной безопасности при самой добыче и вывозе сырья. Что предусматривает ужесточение мер таможенного контроля и экологического надзора.

Демократическое государство в современном мире не может быть полностью, абсолютно суверенным в первозданном понимании этого слова

Конечно же, обеспечение этих и других задач требует ревизии законодательной базы.

Но одновременно демократическое государство в современном мире не может быть полностью, абсолютно суверенным в первозданном понимании этого слова.

Должно ли государство – Россия быть государством-крепостью?

В плане защиты государственных границ, обеспечения ядерного щита в столь нестабильном мире – безусловно да!

Но быть государством-крепостью в современной экономике, финансовых потоках, международных отношениях, конечно же, нельзя.

Отгороженное от внешнего мира рвами, частоколом и новым «железным занавесом», государство – это путь к стагнации, загниванию. Это выброс на периферию. Это маргинализация государства.

Какой путь мы выбираем?

В этой непростой системе координат для конституционной России необходимо следующее.

Во-первых, стойко отстаивать свой суверенитет, связанные с ним национальные интересы и безопасность. Оберегать эффективно работающие государственные механизмы и правовые институты. Возрождать утерянные национальные государственные и правовые традиции. Не допускать внедрения вируса инородных правовых систем, тормозящих модернизацию экономики.

Во-вторых, гибко участвовать в процессе глобализации. Обеспечивать достаточный уровень открытости миру. Брать на вооружение эффективные зарубежные системы управления и правовые механизмы, их обеспечивающие.

Иван Мельников (КПРФ): Коммунисты – за суверенитет страны. Коммунисты – за демократию.

Без определенной степени открытости, без определенной доли влияния наднациональных структур невозможно модернизировать экономику, невозможно развивать информационные и биотехнологии, невозможно осуществлять международную торговлю, невозможно многое другое. А значит, невозможно развиваться.

Глобализация – это вызов, который надо уметь достойно встретить.

Сергей Караганов: В мире вообще не бывает несуверенной демократии. Либо мы правим собой, либо нами правят издалека. А все остальное – игра словами. Мне не очень нравится и слово «суверенная демократия», это оксюморон. Хотя я прекрасно понимаю тех, кто настаивает, что именно она нужна России.

В современном мире более 200 государств, и примерно половина из них не являются государствами в нормальном смысле. Они не справляются со своими глобальными проблемами.

Вестфальская система во многих случаях просто не работает, когда мы имеем дело с новыми политическими явлениями современности – и в первую очередь с так называемым сетевым управлением, которое могущественные державы осуществляют над прочими странами.

Иван Мельников: Сегодня активно обсуждаются вопросы «суверенитета» и «демократии» как взаимосвязанных факторов обеспечения национальной стабильности и территориальной целостности страны. А «суверенная демократия» выводится как термин, обозначающий то, чем является сегодня наше государство.

Коллеги, для начала обозначу два коротких и ясных опорных тезиса. Коммунисты – за суверенитет страны. Коммунисты – за демократию. И если в первом тезисе никто никогда и не сомневался, то относительно второго – поясню: мы, как, может быть, никто другой, сделали для себя выводы из уроков прошлого и являемся сторонниками естественной политической, идеологической и экономической конкуренции. Но я бы хотел остановиться на главном: что вкладывается в содержание понятия «демократия»?

Как видно из различных публикаций, в понимании немалого количества экспертов «суверенная демократия» – это такая демократия, которая позволяет обеспечивать суверенность. То есть некая «особая форма» демократии, которая позволяет эту суверенность в данный исторический промежуток сохранять.

Этот вывод можно сделать исходя из набора аргументации, который мы видели в соответствующих материалах. Но мы не можем не замечать: эта аргументация в куда большей степени обосновывает и оправдывает то, что выстроено в стране, – чем объясняет необходимость сделанных изменений.

Мы согласны с тем, что национальные традиции, менталитет, структура государства учитываться должны. Отдельные защитники данной концепции напоминают нам, что «есть западные стандарты демократии, есть не западные». Согласны. Но есть «признаки» демократии. И если постепенно утрачиваются сами признаки демократии, то это уже нельзя назвать «российским стандартом демократии». В связи с этим подчеркну, что мы не склонны искажать картину и называть имеющиеся в современной России авторитарные преобразования – особыми российскими стандартами демократии.

Вектор, по которому нужно исправлять и прошлые ошибки, и сегодняшние, – это создание условий для стимулирования естественной конкурентной среды

Думаю, вектор, по которому нужно исправлять и прошлые ошибки, и сегодняшние, – это создание условий не для самовоспроизводства власти, а для стимулирования естественной конкурентной среды. Именно в ситуации конкуренции с одинаковыми для всех условиями и правилами рождается сильная и умная власть. И здесь в первую очередь действующая власть должна менять психологию подхода к конкурентам. Видеть в них оппонентов и создать как оппозиции, так и себе самим возможность взаимного оппонирования. Не комментирования друг друга, а реального влиятельного оппонирования. Убежден, это скрепляет и усиливает политическую систему государства, а не разделяет и раздирает ее.

Система устойчива и сильна тогда, когда сильная власть ограничена сильной оппозицией. Оппозицией, которая имеет шанс прийти к власти, – и потому страна не шатается от недовольства невозможностью перемен, а власть не позволяет себе допускать многочисленных ошибок. Если же система устроена с перекосом в монопольное управление с декоративной оппозицией, то именно в те пробоины, которые образуются между властью и обществом, и попадают ресурсы, силы, идеи, направленные на подрыв суверенности.

Не только вертикаль управления страной, но и естественность национального политического поля – механизм защиты и фактор целостности государства.

В случае если нынешняя российская власть захочет принять такой подход, понять, что в целом именно в этом уникальность миссии – «начать с себя», попробовать решать тот вопрос, который исторически является в нашей стране тяжелым, – это было бы прорывом на пути к демократии и сильным шагом по укреплению внешнего суверенитета.

Теперь о понимании суверенности. Мы, безусловно, против того, чтобы страна управлялась извне. Ведь для России это означает отсутствие страны. Глобализация – естественный процесс. В конце концов, мир всегда двигался по такому пути, чтобы связать себя в более общее динамичное целое, обогащаться опытом, перенимать технологии. Но было бы странным предполагать, что процессы глобализации имеют только тот вариант решения, который сегодня реализуют Соединенные Штаты.

Ни у кого нет монополии на то, чтобы решать, как именно развиваться международным отношениям. И особенно опасно, что новые западные доктрины отторгают сложившуюся систему многосторонних согласований.

Сегодня существует спектр государств, готовых к созданию вместе с нами полюса влияния, который станет альтернативой «глобализации по-американски»

Мы считаем, что в этих условиях поиск конкретной выгоды для нашей страны из тех или иных отношений – это путь понимания и защиты наших национальных интересов. Поддерживаем это. Но говорить только об этом и практически не поднимать вопросы геополитического развития – странно. Как будто бы на повестке всего один вопрос: где компромисс между беззащитной открытостью и продуманным фильтром общения с внешним миром? В том числе с мировой экономикой. Компромисс нужен. Давайте искать. Мы согласны с этим. Но почему вообще не идет речь о новых прагматичных конфигурациях геополитических взаимодействий? Есть ли у нас такой план, такая политика, такие приоритеты? Пока мы этого не видим.

Не надо ни с кем ссориться. Но сегодня существует совершенно четкий спектр государств, готовых к созданию вместе с нами такого полюса влияния, который станет альтернативой «глобализации по-американски». Обезопасит от угрозы вмешательства в наши правовые компетенции.

Можно эти страны перечислять, можно не перечислять. Китай, Индия, Белоруссия, Казахстан, страны Латинской Америки. Сейчас не обязательно называть всю палитру. В любом случае выстраивание подобной не только экономической, но и политико-культурной, политико-философской интеграции – это первый шаг, первый ответ тем вызовам, которые сегодня ставит обсуждаемая повестка.

Процесс глобализации – объективный. Но использование глобализации с целью разрушения основ международных отношений в интересах одной или нескольких стран, – это процесс, на который нужно влиять. Иначе под философским соусом нас лишат и весомого внешнеполитического голоса, который закреплен в правовом инструментарии ООН, и усилят целенаправленную работу по подрыву непослушных суверенитетов.

Среди предполагаемых действий мы также не видим основной темы – темы традиционного укрепления экономики. Вопрос суверенности – это и вопрос ее основы – суверенной экономики. В том понимании, что она должна быть независимой от угроз внешнего давления и влияния. Но, как и в случае с понятием «демократии», здесь тоже видно двойное дно. Некоторые аналитики, не стесняясь, заявляют, что проект «суверенной демократии» – это долгожданный проект национальной буржуазии.

С точки зрения экономики суть этой программы – во-первых, сохранение национального капитала от более мощных внешних игроков. Это еще можно понять.

Во-вторых, сохранение этого капитала от недовольства собственного народа. Это то, с чем мы категорически не можем согласиться. И прогнозируем опасность, что российские крупные собственники, прикрываясь термином «суверенная демократия» и закрыв страну от «лишних» взоров, будут еще жестче эксплуатировать население. Только в отличие от ельцинской системы «первоначального накопления капитала» это уже система «контроля над накопленным капиталом».

Фактически это национал-либеральный курс, когда начнется легализация нынешним чиновничеством собственности и приватизации того, что они контролируют в качестве государственных управленцев. В этой ситуации мы не видим возможностей для защиты суверенитета без укрепления государства как мощного экономического игрока.

Сильное государство – это ядро национальной безопасности, ядро экономической безопасности. В этом смысле мы не можем согласиться с некоторыми представителями исполнительной власти, что участие государства в экономике должно быть ограничено стратегическими секторами.

Мы не за то, чтобы плодить бюрократию, но государство должно играть стабилизирующую социально-экономическую роль, организовывать единое экономическое пространство, где каждый гражданин обеспечен социальными гарантиями. Добиться подобного только за счет идеи «сырьевой империи» мы также не видим возможным. Если сила страны в сырье, в экспорте, она не может процветать и в любом случае будет зависима от внешней конъюнктуры. Только эффективная промышленность, работающая внутри страны экономика, естественный экономический рост, могут быть почвой для конкурентоспособной внешней экономической политики в условиях глобализации.

Другими словами, пока мы не определимся с промышленными приоритетами, точками роста и системой социальной защиты населения, экономическая безопасность страны будет под угрозой.

В заключение еще раз подчеркну: мы готовы бороться за отстаивание позиций России в мире. Готовы бороться за суверенитет страны. Но на сегодняшний день на этом пути упущены такие задачи, как учет социальных интересов большинства граждан, а не только национальной буржуазии, построение конкурентной демократии, поиск путей для восстановления политики активного влияния на международные процессы за счет экономической независимости и геополитической стратегии. России нужна народная демократия, основанная на полном экономическом и политическом суверенитете страны.

Андрей Исаев: Согласен, что слово «демократия» не нуждается в прилагательных-определениях. Например, демократия не бывает «социальной» – иначе это вообще не демократия. Однако сам термин прижился и обозначает полнее определенное и ясное явление. Язык политических понятий подвижный и непрерывно обновляющийся, его обогащает сама жизнь. Поэтому и тезис о суверенной демократии должен сейчас стать стержневой идеей программных документов нашей партии. Нас очень радует, что это уже стало центром широкой общественной дискуссии.

Суверенная демократия, обозначенная как наш ориентир, позволяет «Единой России» подчеркнуть свой выбор ценностей. Выступая за демократию, мы совершенно четко отделяем себя от тех, кто выступает за восстановление авторитарного государственного социализма в той или иной его форме, и тех, стараниями которых в 90-е годы для значительной части общества само слово «демократия» превратилось в ругательство. Мы слишком хорошо помним те годы унижения, когда «демократическая» Россия проигрывала везде – от футбольных матчей до конкуренции на мировых рынках. Это страшно для людей, привыкших считать свое государство могущественной сверхдержавой. Наша сегодняшняя демократия – это самый значимый, выстраданный нашим народом ценностный выбор.

Александр Бабаков («Родина»): Только достаточно развитая национальная экономика позволяет стране сохранять собственный суверенитет. И только такая национальная экономика позволяет поддерживать в обществе демократию, формируемую внутри страны, а не управляемую извне.

Я очень рад слышать от Ивана Ивановича Мельникова, что Коммунистическая партия Российской Федерации выступает за многопартийность, многоукладность, соревновательность. Это значит, что и она в этом смысле разделяет общие ценности народа.

Разные нации самоидентифицируют себя по-разному. Глубокоуважаемый мною еврейский народ смог сохранить себя долгое время, не имея государства, исключительно за счет иудаизма. Так исторически сложилось, что русский народ идентифицировал себя именно через государство, и не случайно русские общины на Западе быстро «растворялись», если утрачивали связь с Россией. Во многом отвращение части общества к демократии было связано с тем, что они видели в ней утрату суверенитета. Сейчас для нас очень важно эти понятия соединить, дабы стало ясно: демократия – не враг суверенитета, не предательство национальных интересов, не безволие государства. Демократия вполне сочетаема с суверенитетом. Более того – она может быть только суверенной, действующей в интересах большинства граждан страны. В этом смысле я бы не стал говорить и об «авторитарных антидемократических традициях» в России. Первые съезды народных депутатов внешне выглядели куда демократичнее, чем заседания нынешней Государственной Думы. Но работали гораздо менее эффективно – и, следовательно, были намного менее полезны большинству населения. Формально Дума-2006 мене демократична, а по сути все наоборот: именно она соответствует основной цели демократии – осуществлению власти в интересах большинства народа.

Кроме того, я бы не назвал нашу оппозицию «карманной», как это делает глубоко мною уважаемый Иван Иванович Мельников. Мне трудно себе представить, чтобы в газетах Демократической партии США регулярно осуждали «антинародный республиканский режим» и рассуждали, кого посадят или расстреляют демократы, придя к власти. Наша оппозиция – одна из самых жестких в мире. Однако проблему здесь я вижу скорее в отсутствии диалога между властью и ее оппонентами, что, на мой взгляд, коренится в их нежелании брать на себя хоть какую-то ответственность. Лично вам, Иван Иванович, мне не страшно передать власть, проигрывая выборы. Но вот наличие среди ваших коллег господина Макашова заставляет меня напрягать все силы, чтобы ни при каких условиях не дать ему победить. И если однажды мы поймем, что оппозиционная партия полностью разделяет те базовые ценности, которые важны для всей страны – в первую очередь идеи демократии и суверенитета, – тогда, конечно, мы несколько ослабим свою железную хватку и позволим вам выиграть.

Глеб Павловский: Дискуссия, которую мы сейчас ведем, должна была начаться лет 20 назад. Однако Россия поразительным образом ухитрилась в течение двух десятков лет вообще не обсуждать содержание понятия «демократия» – притом, что взаимные обвинения в «антидемократизме» слышались постоянно. Я думаю, причина в том, что слово «нация» в демократических кругах практически не употреблялось, так как было монополизировано группами левопатриотической оппозиции и просто маргиналами. В официальный обиход оно вернулось только лет пять назад.

Долгое время демократия присутствовала как идеологическое клише, обозначающее совсем другие вещи – присоединение, подчинение кому-то, необходимость «учиться» у кого-то

Как вообще можно ставить вопрос о демократии отдельно от национального суверенитета? Нет ни одного демократического режима, который не был бы режимом суверенной нации. Для нас же долгое время демократия присутствовала как идеологическое клише, обозначающее совсем другие вещи – присоединение, подчинение кому-то, необходимость «учиться» у кого-то. Учеба – вещь, безусловно, нужная. Нельзя обсуждать вещи, о которых не имеешь представления (хотя, как выяснилось, теорию множеств действительно нельзя, а демократию – очень даже можно). Так или иначе, отказ от такого обсуждения привел к обрыву интеллектуальной республиканской традиции, достаточно хорошо укорененной на нашей почве, например, в XIX веке. Это дало свои горькие плоды. Напомню лишь то, как в 1993 году Конституционный суд и лично Валерий Зорькин были растоптаны людьми, именовавшими себя «демократами»… Его шельмовали в «демократических изданиях» словами, которые вообще сегодня невоспроизводимы. В то же время Конституционный суд ФРГ принял постановление специально по поводу договора о создании Евросоюза. Этот документ ограничивает действие любого режима, дезорганизующего работу государственных органов Германии. В нем сказано, что принцип демократии в этом случае был бы недопустимым образом выхолощен. Руководствуясь этим постановлением, Германия участвует в Евросоюзе. И это пример реального развития «теории демократии» народом, образующим суверенную национальную идентичность.

Дискуссии о демократии идут во всех государствах. В Евросоюзе официальным понятием стала демократия «социальная», в США – загадочная для европейцев «рыночная». В каждом случае важен исторический и сиюминутный контекст этой дискуссии. Поэтому и нашу «суверенную демократию» не надо трактовать как нечто «местное» или «ограниченное». Она нуждается в разработке именно как универсальное понятие.

Понятие суверенитета все более размывается, и доминирующая страна – США – все более последовательно демонстрирует скептическое отношение к суверенным правам тех государств, чьи режимы по тем или иным причинам ее не устраивают

Важнее всего то, что Вестфальский режим суверенных наций (с Венскими и Ялтинскими поправками) является основой международной толерантности. Попытка уйти от него ведет к возобновлению риска войны, к возрождению режимов, ориентированных на вторжение, на строительство наций извне. России это явно ни к чему.

Игорь Бунин: Вопрос о государственном суверенитете носит отнюдь не теоретический характер для современной России. Ей приходится жить в мире, в котором понятие суверенитета все более размывается, и доминирующая страна – США – все более последовательно демонстрирует скептическое отношение к суверенным правам тех государств, чьи режимы по тем или иным причинам ее не устраивают.

Возникает закономерный вопрос – можно ли противопоставить этим тревожным тенденциям традицию Вестфальской системы, основанной на суверенитете независимых государств и невмешательстве в дела друг друга? Напомним, что эта система утвердилась после кровопролитной Тридцатилетней войны, которая унесла жизни огромного количества европейцев. Другим источником Вестфальской системы стало отрицание национальными государствами доминирования какого-либо из двух вершителей судеб средневекового мира – Папы Римского и императора Священной Римской империи. Менее чем за столетие до Вестфальского мира это учение сформулировал Жан Воден, первым сформулировавший основные признаки суверенитета – «Суверенитет – это абсолютная и постоянная власть государства… Абсолютная, не связанная никакими законами власть над гражданами и подданными», – и противопоставил суверенное государство папству и империи.

Но возникает закономерный вопрос – обеспечивала ли на практике Вестфальская система идеальный «боденовский» суверенитет? При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это не совсем так. Дело в том, что Вестфальская система не предусматривала запрета на ведение войн – напротив, она давала правителям такое право. И вот Франция заключает союз с восставшими жителями британских колоний в Америке и активно способствует их отделению от метрополии. Проходит несколько лет, и в августе 1791 года венский император и прусский король договариваются в Пильнице о вмешательстве во внутренние дела Франции, в которой происходит революция. Проходит еще немного времени, и Наполеон рушит все традиции Вестфальской системы, перекраивая карту Европы по собственному разумению. Но и после того как появилась венская система, она была нарушена немедленно.

Но вот Наполеон свергнут, и Вестфальская система вроде восстановлена и закреплена в договоре о создании Священного Союза, призванного выступить гарантом стабильности в Европе. Однако в последующие десятилетия Вестфальская система показала свою уязвимость. В реальности она никогда не функционировала нормально и не могла препятствовать «праву сильного» – например, объединению Германии «железом и кровью» под властью бисмарковской Пруссии. Что уж говорить о Версальской конференции, на которой карта мира перекраивалась по старому галльскому принципу «горе побежденным!»

Принцип безусловного суверенитета государства приводил к массовым нарушениям прав человека, поощряя тиранов на все большие зверства. Как внутреннее дело Германии воспринималась дискриминация евреев, все более усиливавшаяся в течение 30-х годов. Сходные тенденции были и в других европейских странах – таких как Румыния и Венгрия. Никто из них не подвергся санкциям, не был исключен из Лиги Наций – Германия вышла из нее сама. Таким образом, мировое сообщество бессильно наблюдало за подготовкой холокоста. Никто не ставил всерьез вопроса о каких-либо санкциях против сталинского режима в период массовых репрессий – СССР был исключен из Лиги Наций только после прямого нарушения суверенитета Финляндии.

Обратимся к более поздним временам. Под давлением афроазиатского лобби мировое сообщество объявило бойкот двум режимам – Южной Родезии и ЮАР, в которых существовал одиозный режим апартеида. Но в то же время персоной грата для этого сообщества был маниакальный диктатор Уганды Иди Амин, который изгнал из страны от 40 до 80 тысяч проживавших в ней индусов и пакистанцев и, по ряду данных, уничтожил до полумиллиона своих соотечественников. А также не менее мрачный режим людоеда Бокассы в Центрально-Африканской империи.

Очевидно, что международное сообщество должно иметь возможности для воздействия на подобные режимы, которые нарушают законы человечности. В противном случае мир будет и впредь сталкиваться с фактами геноцида, этнических чисток, которые имеют тенденцию к распространению.

Обратим внимание и на проблему терроризма, которая в последнее время приобрела глобальный характер. Преступников должно постигнуть возмездие вне зависимости от того, как к ним относятся правители тех стран, в которых они могут найти убежище. Инфраструктура терроризма должна разрушаться, несмотря на то, что далеко не все государственные деятели разных стран считают, что террористы являются безусловными преступниками, а не борцами за идею – политическую, религиозную или любую другую.

Поэтому государственный суверенитет должен быть ограничен, когда речь идет о международной безопасности и коренных правах человека. Другое дело, что, отказываясь от порочных черт Вестфальской системы, нельзя строить «новое Средневековье», при котором конкурируют доминирующая держава (император Священной Римской империи) и «моральный авторитет». Возникает необходимость в выработке новых подходов к международной политике, которые можно было назвать подготовкой к созданию «Нео-Вестфальской» системы. Она должна учитывать как позитивный, так и негативный опыт Вестфальской системы – сохранив принцип суверенитета государств, необходимо предусмотреть эффективные механизмы недопущения проявлений геноцида и этнических чисток. Механизмы, позволяющие успешно бороться с такими глобальными проблемами, как терроризм, наркопреступность, торговля людьми. Однако они должны действовать в рамках легитимных структур, обладающих достаточным моральным авторитетом для того, чтобы их решения носили общепризнанный характер, а не вызывали обвинения в произволе и двойных стандартах. Одной из таких структур могла бы стать ООН, потенциал которой явно не исчерпан. Существует необходимость в повышении роли региональных международных объединений – не только Евросоюза, но и формирующегося «пророссийского» сообщества на постсоветском пространстве (ОДКЮ плюс ЕврАзЭС), а также ШОС, АСЕАН и ряда других организаций.

Сергей Марков: Концепция суверенной демократии – первая попытка российской власти выдвинуть свою концепцию перемен, осмыслить стратегию реформ Владимира Путина. Это и попытка дать идейный ответ на «цветные революции», эти политические технологии установления зависимого политического режима под флагом демократизации; наша демократия – без потери суверенитета, мы ее проведем сами. Это и попытка дать ответ на дискредитацию идеи демократии в России из-за неудач реформ 90-х годов: та «плохая» демократизация была зависимой – под чужим контролем и по чужим моделям, а «хорошая» российская демократия будет новой – нашей и без чужих учителей.

Но концепция суверенной демократии еще только формируется. У нее уже есть идеологические принципы – либерализм и патриотизм, движение к западной модели при сохранении России как великой державы. Но нами должны быть решены три задачи: концептуализация – то есть оформление идеи как ясной и непротиворечивой концепции, универсализация – то есть переход от российской специфики к общей модели, приемлемой для других стран, инструментализация – то есть более четкое представление, какая внутренняя и внешняя политика России вытекает из этой модели.

Концепцию суверенной демократии можно изложить в нескольких тезисах.

Россия стремится развивать демократию, которая базируется на классических демократических принципах: власть большинства при уважении прав меньшинств; свобода слова и СМИ, политическая конкуренция, власть закона.

Россия сама определяет свою внутреннюю и внешнюю политику.

Демократию у себя мы будем развивать сами, без внешнего контроля и сами будем оценивать, что демократично, а что нет.

Демократические институты в России будут формироваться с учетом российской специфики: нашего исторического опыта и наших социокультурных особенностей.

У концепции суверенной демократии есть три варианта будущего: стать стратегией модернизации России – если будут реализованы и суверенитет, и демократия на базе модернизации. Но есть и угрозы: стать ширмой для авторитарного правления, если суверенитет будет, а демократия – нет; и быть забытой, если Россия вернется к модели зависимой демократии. В первом случае необходима модернизация и экономики, и политических, и социальных институтов. Авторитаризм, вероятно, будет обслуживать альянс сырьевой и силовой олигархии. Зависимое развитие будет базироваться на интеграции российской сырьевой олигархии в мировую элиту на правах младшего партнера при деградации остальной экономики и населения.

Сергей Иваненко («Яблоко»): Из школьного курса известно, что демократия противостоит авторитаризму, суверенитет – внешнему управлению.

Дмитрий Орлов: Политическая доктрина суверенной демократии уже стала сегодня основой национальной идентичности. Это признано внутри страны, признано и за ее пределами – особенно после саммита G8. При всей внешней схожести этот термин имеет качественные отличия от западного аналога (sovereign democracy). Прежде всего «суверенная демократия» родилась как противоположность демократии «управляемой» – извне, конечно. Однако не это главное отличие. Доктрина суверенной демократии – сложносоставная идеологическая концепция. Ее частью, например, является концепция энергетической сверхдержавы.

Доктрина суверенной демократии опирается на широкий внутриэлитный консенсус и новое путинское большинство – устойчивую национальную модернизаторскую коалицию

Доктрина суверенной демократии опирается на широкий внутриэлитный консенсус (его проявлением является наш сегодняшний круглый стол) и новое путинское большинство – устойчивую национальную модернизаторскую коалицию. Она апеллирует к базовым ценностям современной России, которыми являются материальное благополучие, свобода и справедливость.

Существует несколько угроз, ответы на которые дает доктрина суверенной демократии. Угроза первая – быть «Иванами, не помнящими родства». Необходимо опираться на Традицию, в том числе использовать опыт СССР – разумеется, не лагерного барака, но модернизированного проекта. Вторая угроза – проиграть в конкурентной борьбе. Ответ на нее – использование исключительного российского положения на энергетическом рынке в качестве инструмента для развития высоких технологий. Угрозы олигархического реванша и национал-диктатуры также реальны. Путь их преодоления – создание национальной элиты и продолжение демократизации. А чтобы избежать утраты мобильности правящей элиты, необходимо гарантировать механизмы постоянного обновления национальной элиты и широкого диалога ответственных политических сил.

Суверенитет любой страны – это, условно говоря, вопрос внешних отношений, вопрос защиты интересов и безопасности страны. Без суверенитета невозможно сохранение национальной культуры и идентичности

Андрей Исаев («Единая Россия»): Тезис о суверенной демократии должен сейчас стать стержневой идеей программных документов нашей партии.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации