Текст книги "Падшие"

Глава 8. Прыжок в глубину

Когда Люс в субботу утром открыла дверь на стук, ей на руки свалилась Пенн.

– А ведь можно было подумать, что однажды до меня дойдет: двери открываются внутрь, – та извинилась, поправляя очки. – Надо запомнить, не стоит на них облокачиваться. Отличная комната, кстати, – добавила Пенн, оглядевшись и подойдя к окну. – Неплохой вид, если не считать решеток и всего такого.

Люс стояла у нее за спиной, глядя на кладбище и тот самый дуб, под которым они с Кэмом устроили пикник, и на то место, невидимое отсюда, но четко стоящее у нее перед глазами, где их с Дэниелом едва не придавило статуей, ангелом мщения, таинственно исчезнувшим после происшествия.

Ей вспомнились встревоженные глаза Дэниела, когда в тот день он прошептал ее имя, их почти соприкоснувшиеся носы, его пальцы на ее шее, и ее бросило в жар.

Люс сама себе показалась жалкой, вздохнула и повернулась спиной к окну, заметив, что Пенн тоже сдвинулась с места.

Теперь она перебирала вещи на парте, каждую подвергая тщательному осмотру. Пресс-папье в виде статуи Свободы, привезенное отцом с конференции в Нью-Йоркском университете, фотография презабавнейшей неудачной завивки мамы, когда та была примерно в ее возрасте, диск ее тезки, Люсинды Уильямс, который на прощание подарила Келли еще до того, как девушка впервые услышала название «Меч и Крест».

– А где твои книги? – спросила она Пенн, пытаясь уклониться от путешествия в страну воспоминаний. – Ты сказала, что зайдешь позаниматься вместе.

К этому времени подруга уже обшаривала шкаф, быстро потеряв интерес к вариациям на тему черных свитеров и футболок. Пенн потянулась к выдвижным ящикам, Люс шагнула вперед, чтобы ей помешать.

– Ладно, сыщик, достаточно, – заявила она. – Разве нам не надо заниматься исследованием фамильных деревьев?

Глаза Пенн сверкнули.

– Если уж говорить о сыскном деле, да, есть исследование, которым нам стоит заняться. Но не тем, о котором ты думаешь.

Люс непонимающе уставилась на нее.

– Э-э-э?

Пенн положила руку ей на плечо.

– Смотри. Если ты действительно хочешь что-то узнать о Дэниеле Григори…

– Тсс! – зашипела Люс, кинувшись закрывать дверь.

Она высунула голову в коридор и осмотрела окрестности. Горизонт выглядел чистым, но это еще ничего не означало. Люди здесь имеют подозрительную привычку объявляться из ниоткуда. Особенно Кэм. А Люс умерла бы на месте, если бы он – или кто угодно – обнаружил, насколько она без ума от Дэниела.

Удовлетворившись осмотром, она закрыла и заперла дверь и повернулась к подруге. Пенн сидела по-турецки на краю постели и выглядела позабавленной.

Люс сцепила руки за спиной и поковыряла пальцем ноги полукруглый красный коврик у двери.

– А с чего ты решила, будто я хочу что-то о нем узнать?

– Ой, не морочь мне голову. А – совершенно очевидно, что ты все время пялишься на Дэниела Григори.

– Тсс! – повторила Люс.

– Б – я видела, как ты на занятии все время выслеживала его в сети. Можешь подать на меня в суд, но ты вела себя до крайности бесстыдно. В – не впадай в паранойю. Думаешь, я треплюсь в этой школе со всеми, кроме тебя?

Пенн и впрямь говорила дело.

– Я всего лишь имею в виду, что если гипотетически допустить, что хотела бы узнать больше о некой безымянной особе, ты, предположительно, могла бы обратиться по более подходящему адресу. Понимаешь, за помощью.

Она пожала плечом.

– Я слушаю, – откликнулась Люс, оседая на кровать.

Ее недавние изыскания в Интернете ограничились лишь набором, стиранием и опять набором имени Дэниела в поле поиска.

– Я надеялась, что ты это скажешь. Сегодня я не захватила с собой книги, поскольку намерена устроить тебе, – Пенн дурашливо округлила глаза, – экскурсию по строжайше запретному подземному логову официальных документов «Меча и Креста»!

Люс поморщилась.

– Не знаю. Копаться в личном деле Дэниела? Не уверена, что мне нужен еще один повод, чтобы почувствовать себя одержимой фанатичкой.

– Ха! И да, ты только что произнесла это вслух. Ну же, Люс. Будет весело. Кроме того, чем еще ты собираешься заниматься восхитительно солнечным субботним утром?

День выдался приятным. Именно того рода приятности навевают мысли о собственном одиночестве, если у тебя не запланировано каких-нибудь развлечений на свежем воздухе. Среди ночи в открытое окно ворвался порыв прохладного ветра, а когда Люс проснулась утром, жара и влажность почти исчезли.

Когда-то они проводили эти золотые деньки ранней осени с подружками, раскатывая по окрестностям на велосипедах. Но это было еще до того, как она начала избегать лесных тропинок из-за теней, которых не видел больше никто. До того, как подружки однажды заявили ей на привале, что их родители запрещают им в дальнейшем приглашать ее в компанию во избежание неприятных происшествий.

Честно говоря, Люс слегка тревожилась о том, как проведет первые выходные в «Мече и Кресте». Никаких уроков, никаких пугающих проверок физической формы, никаких общественных мероприятий на повестке дня. Только сорок восемь бесконечных часов свободного времени. Вечность. Ее все утро мучила тошнотворная тоска по дому. Пока не объявилась Пенн.

И Люс наконец решилась.

– Ладно. Веди меня в твое тайное логово.

* * *

Пенн едва ли не вприпрыжку потащила подругу по истоптанной траве школьного двора к главному вестибюлю у входа.

– Ты не представляешь, как долго я ждала сообщника по преступлению, чтобы взять его с собой вниз.

Люс улыбнулась, радуясь тому, что подруга куда больше увлечена обретением нового товарища по исследованиям, чем, ну, этим пунктиком, касающимся Дэниела.

Они прошли мимо нескольких ребят, бездельничающих на трибунах под ясным предполуденным солнцем. Странно было наблюдать разные краски на территории школы, на тех самых учениках, которые стойко ассоциировались у Люс с черным цветом. Но там сидел Роланд в ярко-зеленых футбольных шортах и лениво катал ногой мяч. И Габби в бело-фиолетовой клетчатой рубашке. Джулс с Филлипом – парочка с проколотыми языками – что-то рисовали друг у друга на штанинах выцветших джинсов. Тодд Хаммонд в камуфляжной футболке сидел в стороне от остальных ребят и читал журнал комиксов. Даже собственные серые майка и шорты казались Люс более радостными, чем то, что она носила всю неделю.

Тренер Дианте и Альбатрос несли дежурство вне зданий, установив на краю газона два пластмассовых складных стула и обвислый зонт. Если бы они не стряхивали на траву пепел с сигарет, вполне можно было подумать, что обе дежурные дремлют под темными очками. Издали было заметно, насколько скучно им, по долгу службы лишенным свободы так же, как и те, за кем они наблюдали.

Снаружи ошивалась куча народу, но Люс, ни на шаг не отстающая от Пенн, с радостью убедилась, что около главного вестибюля нет ни души. До сих пор никто не сказал ей ни слова о вторжении на запретную территорию или о том, какие территории считаются запретными, но она не сомневалась, что Рэнди назначит ей соответствующее наказание.

– А как насчет камер? – она вспомнила про вездесущее видеонаблюдение.

– По пути к тебе в комнату я вставила в парочку из них дохлые батарейки, – пояснила Пенн беспечным тоном, как если бы сказала: «Я заправила машину бензином».

Девушка торопливо оглянулась, прежде чем провести подругу к заднему входу в главное здание и вниз по трем крутым ступенькам к оливкового цвета неприметной двери.

– Этот подвал тоже со времен гражданской войны? – спросила Люс.

Дверь выглядела словно вход туда, где можно припрятать нескольких военнопленных.

Пенн шумно, напоказ втянула носом сырой воздух.

– Разве эта гнилостная вонь не отвечает на твой вопрос? Тут еще сохранилась довоенная плесень. Большинство учащихся из кожи вон вылезли бы ради возможности вдыхать исторический воздух.

Люс попыталась не дышать носом, пока Пенн доставала связку ключей, достойную скобяной лавки.

– Насколько проще была бы моя жизнь, если бы они додумались сделать для этого места отмычку, – пробормотала она и наконец остановилась на тонком серебристом ключике.

Тот провернулся в замке. Люс неожиданно пробрала дрожь возбуждения. Пенн права, здесь куда интереснее, чем зарисовывать фамильное древо.

Они немного прошли по теплому сырому коридору, потолок которого лишь на несколько дюймов возвышался над головами. Спертый воздух смердел так, словно поблизости что-то сдохло. Люс почти радовалась тому, что в помещении слишком темно, чтобы ясно различать пол. Едва закрался страх перед замкнутым пространством, как Пенн достала новый ключ, открывший маленькую, но куда более современную дверцу. Пригнувшись, они нырнули внутрь, где уже смогли выпрямиться во весь рост.

В архиве попахивало плесенью, хотя воздух был куда прохладнее и суше. Внутри стояла непроглядная темнота, только табличка «выход» мерцала у них над головами тусклым красноватым светом.

Люс с трудом различала приземистый силуэт Пенн, шарящей руками в воздухе.

– Где же этот шнурок? – бормотала она. – Да вот же он.

Легонько потянув, она включила лампочку без абажура, свисающую с потолка на металлической цепочке. В комнате по-прежнему было сумрачно, но теперь Люс видела, что бетонные стены выкрашены в тот же оливково-зеленый цвет, а вдоль них выстроены тяжелые металлические стеллажи и картотечные шкафы. Полки тоже были заставлены множеством ящиков с карточками, а проходы между ними, казалось, таяли в бесконечности. Все покрывал толстый войлочный слой пыли.

Внезапно Люс померещилось, что солнечный свет дня остался далеко-далеко. Хотя она знала, что от поверхности земли ее отделяет лишь один лестничный пролет, с тем же успехом это могло быть и милей. Она зябко растерла голые плечи. На месте теней она бы не преминула поселиться именно в этом подвале. Пока никаких следов их присутствия не было, но Люс прекрасно знала, что это еще не повод чувствовать себя в безопасности.

Пенн, совершенно не беспокоясь царящим в подвале полумраком, вытащила из угла табурет-стремянку.

– Ух ты, – заметила она, волоча его за собой. – А кое-что изменилось. Раньше документы прямо тут и хранили. Наверное, устроили небольшую весеннюю приборку с тех пор, как я последний раз совала сюда нос.

– И как давно это было?

– Около недели назад.

Голос Пенн постепенно стих, когда она скрылась в темноте за высоким картотечным шкафом.

Люс не могла представить, зачем «Мечу и Кресту» могло понадобиться столько ящиков с бумагами. Она приподняла одну из крышек, извлекла из-под нее толстую папку, помеченную «Исправительные меры». И сглотнула пересохшим горлом. Возможно, ей лучше и не знать.

– Они тут в алфавитном порядке, по фамилиям учащихся, – приглушенно и словно бы издали сообщила Пенн. – Б, В, Г. А вот и Григори.

Люс двинулась по узенькому проходу на звук шелестящей бумаги и вскоре обнаружила Пенн с ящиком в руках, шатающуюся под его весом. Папку с личным делом Дэниела она зажала под подбородком.

– Какая тоненькая, – заметила она, приподняв голову так, чтобы Люс смогла забрать находку. – Обычно они куда как толще.

Она покосилась на подругу и прикусила губу.

– Ладно, теперь я говорю как одержимая фанатичка. Давай просто поглядим, что там внутри.

В папке Дэниела обнаружилась единственная страница. Черно-белая ксерокопия, по всей видимости, фотография из его ученического дела была приклеена в верхнем правом углу. Он смотрел прямо в камеру, на Люс, с едва заметной улыбкой на губах. Она не удержалась и улыбнулась ему в ответ. Он выглядел так же, как и той ночью, когда, ну, словом, она никак не могла вспомнить, когда именно. Его образ с подобным выражением лица четко вырисовывался в ее сознании, но она никак не могла определить, где его видела.

– Боже, он что, ни капли не изменился? – Пенн прервала размышления девушки. – Глянь-ка на дату. Этот снимок был сделан три года назад, когда он только попал в «Меч и Крест».

Люс наверняка должна была думать о том же самом. Да, тогда Дэниел выглядел точно так же, как и сейчас. Но ей казалось, что она думала – или вот-вот подумала бы – о чем-то другом, правда, не могла вспомнить, о чем именно.

– Родители неизвестны, – вслух читала Пенн, пока подруга заглядывала ей через плечо. – Опекун – сиротский приют округа Лос-Анджелес.

– Сиротский приют? – Люс прижала ладонь к сердцу.

– Это все, что здесь есть. Остальное относится к его…

– …истории правонарушений, – договорила Люс. – Праздношатание по общественным пляжам после их закрытия, вандализм по отношению к тележке для покупок, переход улицы в неположенном месте.

Пенн вытаращилась на нее во все глаза и подавила смешок.

– Красавчика Григори арестовали за переход улицы в неположенном месте? Согласись, это забавно.

Люс не хотелось представлять, как Дэниела арестовывают, за что бы то ни было. Еще меньше нравилось то, что, по мнению «Меча и Креста», вся его жизнь сводилась не более чем к списку мелких правонарушений. Тут внизу столько ящиков с бумагами, а про него нашлось только это.

– Должно быть что-то еще, – настаивала она. Над их головами послышались шаги. Взгляды Люс и Пенн метнулись вверх.

– В главной конторе, – прошептала Пенн, вытащив из рукава бумажный платочек, чтобы высморкаться. – Это может быть кто угодно. Но, поверь мне, никто сюда не спустится.

Секундой позже дверь в глубине комнаты со скрипом приоткрылась, и лестницу озарил свет из коридора. Шаги направились вниз. Пенн дернула Люс сзади за майку, втащив ее в просвет между стеной и стеллажом. Они затаились, задержав дыхание и сжимая в руках личное дело Дэниела. Вот так провал!

Люс зажмурилась в ожидании худшего, когда по комнате разлилось навязчивое, мелодичное гудение. Кто-то мурлыкал себе под нос.

– Ду-у-у да-да-да ду-у, – тихонько напевал женский голос.

Она вытянула шею, выглянув между двух ящиков с папками, и различила худенькую пожилую женщину с небольшим фонариком, укрепленным на голове на шахтерский манер. Мисс София. Она тащила пару больших коробок, поставленных одна на другую, так что единственной частью, видневшейся из-за них, оказался сияющий лоб. Ее походка казалась такой легкой, словно коробки набиты пухом, а не тяжелыми папками.

Пенн стиснула Люс руку. Девушки наблюдали за тем, как мисс София убирает коробки на пустую полку. Потом она достала ручку и что-то пометила в своем блокноте.

– Осталась еще парочка, – пробормотала мисс София и прибавила что-то совсем тихое, Люс не удалось это расслышать.

Секундой позже она уже плавно поднималась по лестнице, исчезнув столь же быстро, сколь и появилась. Мгновением позже стихло и ее мурлыканье.

Когда дверь захлопнулась, Пенн шумно выдохнула.

– Она сказала, что остались еще коробки. Скорее всего, она вот-вот вернется.

– И что нам делать?

– Поднимешься по лестнице, – велела Пенн, указывая направление. – Наверху повернешь налево и вернешься в главное здание. Если кто-то тебя увидит, можешь сказать, что искала уборную.

– А ты?

– Я уберу личное дело Дэниела и нагоню тебя у трибун. Мисс София ничего не заподозрит, если встретит меня одну. Я провожу тут внизу столько времени, будто это моя вторая спальня.

Люс с легким уколом сожаления посмотрела на папку, не готовая уйти. Примерно в то же время, когда решилась заглянуть в личное дело Дэниела, она заодно задумалась и о документах Кэма. Дэниел такой скрытный, и, к сожалению, его папка – тоже. А вот Кэм казался настолько открытым и понятным, что это пробудило ее любопытство. Интересно, сумеет ли она выяснить о нем что-нибудь такое, чем он сам не стал бы делиться. Но единственный взгляд на лицо Пенн подсказал, что времени у них в обрез.

– Если о Дэниеле возможно еще что-то разузнать, мы это сделаем, – пообещала Пенн. – Будем продолжать поиски. А теперь иди.

И она легонько подтолкнула Люс к двери. Девушка торопливо пробежала по вонючему проходу и распахнула дверь на лестницу. Воздух там еще был душным, но с каждой ступенькой вверх становился все свежее. Когда она наконец заглянула за угол, пришлось поморгать и потереть глаза, чтобы те привыкли к яркому солнечному свету, заливающему коридор. Она едва не на ощупь свернула, через побеленные двери вышла в главный вестибюль. И застыла на месте.

Два черных сапога на шпильках, скрещенные в районе щиколоток, выглядывали из телефонной кабинки, крича прямо-таки в голос о Злой ведьме с Юга[6]6
  Аллюзия на Злую ведьму с Запада – злую и уродливую колдунью из сказки Ф. Баума «Волшебник страны Оз».


[Закрыть].

Люс поспешила к входной двери, надеясь остаться незамеченной, но обнаружила, что сапоги на каблуках прилагаются к лосинам под змеиную кожу, а те, в свою очередь, – к неулыбчивой Молли. Крохотный серебристый фотоаппарат лежал у нее в ладони. Она взглянула на Люс, повесила телефонную трубку и со стуком поставила ноги на пол.

– И почему ты выглядишь такой виноватой, а, Котлетка? – Молли упирала руки в бока. – Позволь, я угадаю. Ты по-прежнему пропускаешь мимо ушей мой совет держаться подальше от Дэниела.

Все это разыгрывание из себя злобного чудовища – явно не притворство. Откуда знать Молли, где только что побывала Люс. Она вообще ничего о ней не знает. И у нее нет причин вести себя так недоброжелательно. С первого школьного дня Люс ничего ей не сделала, не считая попыток держаться от нее подальше.

– Ты что, забыла, каким чертовым несчастьем обернулся последний раз, когда ты пыталась навязаться не заинтересованному в тебе парню? – резко спросила та. – Как там его звали? Тейлор? Трумэн?

«Тревор».

Откуда Молли знает о Треворе? Вот он, ее самый жуткий секрет. Единственное, что хотела и должна была сохранить в тайне Люс.

Воплощение зла не только все о ней знает, но и не стесняется заводить разговор на эту тему, жестоко, надменно. Посреди административного корпуса школы.

Возможно ли, что Пенн солгала и Люс не единственная, с кем она делится своими открытиями? И найдется ли этому хоть какое-то разумное объяснение? Она обхватила руками плечи, чувствуя себя несчастной, выставленной на всеобщее обозрение. И необъяснимо виноватой, как и в ночь пожара.

Молли склонила голову набок.

– Наконец-то, – с заметным облегчением заключила она. – Что-то до тебя все-таки дошло.

Она повернулась к Люс спиной и настежь распахнула входную дверь. Перед тем как неторопливо прошествовать наружу, оглянулась и свысока воззрилась на нее.

– В общем, не стоит делать со старым добрым Дэниелом того же, что ты сотворила с этим, как там его. Усекла?

Люс бросилась было за ней, но в нескольких шагах от двери поняла, что, скорее всего, сломается, если попробует сцепиться с Молли прямо сейчас. Эта девица попросту слишком злобная. Затем, посыпая солью ее раны, от трибун рысцой поспешила Габби, встретившись с Молли посреди поля. Они стояли слишком далеко, чтобы различить выражения их лиц, когда обе повернулись и посмотрели на нее. Голова, увенчанная блондинистым хвостиком, склонилась к короткой темной стрижке. Самый зловещий разговор с глазу на глаз, какой когда-либо наблюдала Люс.

Она стиснула взмокшие кулачки, представляя, как Молли выложит все, что ей известно о Треворе, а Габби тут же побежит передавать новости Дэниелу. При мысли об этом от кончиков пальцев вверх по рукам и до самой груди раскатилась ноющая боль. Может, Дэниела и поймали за переходом улицы в неположенном месте, ну и что? Это и в сравнение не идет с тем, из-за чего сюда угодила Люс.

– Поберегись! – раздался окрик.

Она всегда терпеть не могла это слышать. Спортивный инвентарь любого рода обладал занятным свойством попадать точно в нее. Девушка прищурилась, оглянувшись против солнца. И ничего не успела увидеть, не говоря уже о том, чтобы заслонить лицо, прежде чем в него что-то вмазалось так, что у нее загудело в ушах. Ой.

Футбольный мяч Роланда.

– Отлично! – крикнул парень, когда мяч отлетел прямо ему в руки.

Будто она специально его отбила. Люс потерла лоб и сделала несколько неуверенных шагов в сторону.

Ладонь на запястье. Искорка жара, вышибившая из нее дыхание. Она опустила глаза, обнаружив на своей руке загорелые пальцы, обернулась навстречу глубоким серым глазам Дэниела.

– Ты в норме?

Она кивнула, он приподнял бровь.

– Если ты хотела поиграть в футбол, могла бы сразу так и сказать. Я был бы счастлив объяснить некоторые тонкости игры. Скажем, как большинство людей использует менее чувствительные части тела, чтобы отбивать мяч.

И он выпустил ее запястье. Люс показалось, что он тянется погладить пальцами саднящую сторону ее лица. На миг она застыла на месте затаив дыхание. Потом в груди все сжалось, поскольку Дэниел откинул челку, упавшую на глаза.

И только тогда Люс поняла, что он над ней смеется.

А почему бы ему и не смеяться? У нее на лице, должно быть, отпечатался футбольный мяч.

Молли и Габби, скрестив на груди руки, по-прежнему наблюдали за ней. А теперь еще и за Дэниелом.

– Похоже, твоя девушка начинает ревновать, – заметила Люс, показывая на них.

– Которая? – уточнил он.

– Я и не знала, что они обе твои девушки.

– Ни одна из них не является моей девушкой. У меня вообще нет девушки. Я имел в виду, которую из них ты сочла моей девушкой?

Люс была ошеломлена. А как насчет того разговора шепотом с Габби? И как эти девицы смотрят на них сейчас? Или Дэниел лжет?

Он смотрел на нее как-то странно.

– Возможно, ты ударилась головой сильнее, чем я думал. Пойдем-ка, прогуляемся, заодно проветришься.

Люс попыталась отследить в предложении Дэниела скрытую насмешку. Может, он имел в виду, что в ее пустой голове только ветру и гулять? Нет, это какая-то бессмыслица. Она взглянула на него. Как ему удается выглядеть столь неподдельно искренним? И это в тот момент, когда она начала привыкать к тому, что он ее отшил.

– Куда? – осторожно спросила Люс.

Слишком просто обрадоваться тому, что у Дэниела нет девушки и он хочет куда-то с ней пойти. Тут должен быть какой-то подвох.

Дэниел чуть повел глазами в сторону девиц на другой стороне поля.

– Куда-нибудь, где нас не увидят.

Правда, Люс обещала Пенн встретиться с ней у трибун. Ничего страшного, позже у них будет время объясниться, подруга, разумеется, все поймет.

Девушка позволила Дэниелу увести себя от пристальных взглядов, через рощицу подгнивающих персиковых деревьев, за бывшую церковь. Они приближались к лесу замысловато сплетающихся дубов, причем Люс даже в голову не приходило, что Дэниел может тут прятаться. Он оглянулся, убеждаясь, что она не отстает. Она улыбнулась, будто следовать за ним не составляло для нее никаких трудностей, однако, перебираясь через узловатые древние корни, невольно вспомнила о тенях.

Люс совсем уже было собралась углубиться в лесные заросли, во мрак под густой листвой, который лишь изредка прорезает луч солнечного света. Запах густой влажной грязи витал в воздухе, и она вдруг поняла, что где-то поблизости течет вода.

Если бы умела, непременно помолилась бы о том, чтобы тени не приближались к ней, пусть даже на то краткое время, что она может провести с Дэниелом. Ох, только бы он не увидел, насколько безумной она порой становится. Но Люс никогда в жизни не молилась. И не знала, как это делается. Пришлось просто скрестить пальцы.

– Отсюда, сверху, открывается хороший вид на лес, – заметил Дэниел.

Они вышли на поляну, и Люс задохнулась от изумления.

Пока они пробирались по лесу, что-то успело измениться. Выйдя из-под деревьев и остановившись на высоком красном утесе, они будто оказались на открытке из тех, что вращаются на металлической стойке в аптеках небольших городков. В сказочном пейзаже идиллического юга, которого больше не существует. Каждый цвет, на который падал взгляд, казалось, блистал ярче, чем мгновением прежде. От кристально-синего озера до густо-изумрудного леса, окружающего их. Две чайки кружили в чистом небе у них над головами. Привстав на цыпочки, Люс смогла разглядеть краешек рыжевато-коричневого солончака, который, по ее сведениям, где-то на невидимом горизонте уступал место белой океанской пене.

Она посмотрела на Дэниела. Он тоже будто сверкал. В этом свете его кожа казалась золотой, а глаза цветом напоминали дождь. Его глаза тяжело смотрели на нее.

– Что думаешь? – он выглядел теперь, вдали от всех остальных, куда более расслабленным.

– Никогда в жизни не видела ничего столь же чудесного, – она не отрывала глаза от нетронутой глади озера, мечтая нырнуть в него.

Примерно в пятидесяти футах от берега из воды поднималась большая плоская, поросшая мхом скала.

– Что это?

– Я тебе покажу, – пообещал Дэниел, сбрасывая обувь.

Люс безуспешно попыталась не пялиться на него, когда он стянул футболку, обнажив мускулистый торс.

– Давай же, – окликнул он.

Она невольно осознала, насколько, должно быть, выглядит примерзшей к месту.

– Ты можешь плавать прямо в этом, – добавил он, кивнув на ее майку и обрезанные джинсы. – На этот раз я даже позволю тебе победить.

Она рассмеялась.

– В отличие от случаев, когда я позволяла победить тебе?

Дэниел едва не кивнул, но резко остановился.

– Нет. В отличие от того, как ты на днях проиграла в бассейне.

На секунду ей захотелось объяснить, почему она проиграла. Возможно, они бы вместе посмеялись над этим недоразумением по поводу его отношений с Габби. Но Дэниел уже вскинул над головой руки, оттолкнулся, выгнулся и ринулся вниз, нырнув в озеро почти без брызг.

Одно из самых красивых зрелищ, по мнению Люс. Подобное изящество ей прежде не встречалось. Даже плеск приятным звоном отдавался у нее в ушах.

Ей хотелось быть там, внизу, вместе с ним.

Она оставила туфли под магнолией, рядом с обувью Дэниела, и встала на краю скалы. Обрыв около двадцати футов в высоту, вроде прыжка с вышки, от которого у нее всегда замирало сердце. В хорошем смысле слова.

Секундой позже голова парня показалась над поверхностью воды. Он усмехнулся, задержавшись у берега.

– Не вынуждай меня передумывать насчет твоей победы.

Глубоко вдохнув, Люс нацелилась пальцами поверх его головы и оттолкнулась от края, прыгнув ласточкой. Падение продолжалось лишь долю секунды, но ощущение того, как она парит в прогретом солнцем воздухе, устремляясь все ниже и ниже, было самым восхитительным на свете.

Плеск. Вода поначалу показалась обжигающе-холодной, зато мгновением позже – просто великолепной. Девушка вынырнула, чтобы перевести дух, бросила взгляд на Дэниела и привычным баттерфляем устремилась вперед.

Она так усердно выкладывалась, что потеряла его из виду, хотя сознавала, что рисуется, и надеялась, что он наблюдает за этим. Скала все приближалась и приближалась, пока она не хлопнула ладонью по ее боку. На мгновение раньше Дэниела.

Оба тяжело дышали, выбираясь на плоский, нагретый солнцем камень со скользкими от мха краями. Люс никак не удавалось как следует за них ухватиться, в отличие от Дэниела. У него подъем не вызвал никаких затруднений. Он протянул ей руку и поднял выше, так, чтобы ей удалось забросить ногу через край.

К тому времени, как она полностью выбралась из воды, он уже лежал на спине, почти просохнув. Только по шортам оставалось немного заметно, что он недавно купался. Мокрая одежда Люс, напротив, липла к телу, с волос стекала вода. Большинство парней не упустили бы возможности поглазеть на промокшую до нитки девушку, а Дэниел откинулся на спину и закрыл глаза, будто давая ей время выжать майку. То ли из любезности, то ли из безразличия.

«Из любезности» – решила наконец она, сознавая, что ведет себя как безнадежный романтик.

Дэниел казался таким проницательным и наверняка хотя бы отчасти воспринял то, что чувствует Люс. Не одно лишь влечение, потребность быть рядом, когда все остальные призывают держаться от него подальше, но совершенно отчетливое ощущение, будто они откуда-то знают друг друга. Да, действительно знают.

Дэниел распахнул глаза и улыбнулся так же, как на фотографии в его личном деле. Дежавю накрыло Люс настолько основательно, что ей даже пришлось прилечь.

– В чем дело? – тревожно спросил Дэниел.

– Ни в чем.

– Люс.

– Не могу выбросить это из головы, – объяснила она, перекатываясь на бок, чтобы смотреть ему в лицо.

Она пока чувствовала себя недостаточно устойчиво, чтобы сесть.

– Да это ощущение, будто мы знакомы. Причем знакомы уже давно.

Вода плескалась о скалу, брызги летели на пальцы. От холода по ее икрам расползалась гусиная кожа.

– Разве мы с этим еще не разобрались?

Тон его изменился, будто он пытался все превратить в шутку. Дэниел напоминал парня из Довера, самодовольного, неизменно скучающего, гордого собой.

– Я действительно польщен тем, что тебе мерещится связь между нами. Однако нет нужды выдумывать какую-то забытую историю, чтобы парень обратил на тебя внимание.

Ах вот оно что! Он полагает, что странное ощущение, от которого она никак не может избавиться, – скажем так, лукавство с целью его закадрить? Люс скрипнула зубами от обиды.

– И зачем бы мне это сочинять?

– Это ты мне скажи. Хотя нет, лучше не надо. Ничего хорошего из этого не выйдет, – он вздохнул. – Послушай, мне следовало сказать это раньше, когда я только начал замечать первые знаки.

Люс села. Сердце отчаянно колотилось. Дэниел тоже видит знаки.

– Я знаю, что слишком резко отшил тебя в спортзале, – медленно начал он, отчего девушка придвинулась ближе, как если бы быстрее могла вытягивать из него слова. – Мне следовало просто сказать тебе правду.

Она ждала.

– Я уже однажды обжегся с девушкой.

Дэниел опустил руку в воду, сорвал лист кувшинки и смял его в ладони.

– Я действительно любил ее. Знаешь, еще совсем недавно. Ничего личного, и я не хотел пренебрегать тобой.

Он поднял на нее глаза, капля воды у него в волосах сверкнула в лучах солнца.

– Но я не хотел бы обнадеживать тебя. Просто пока не собираюсь ни с кем связываться. Только не в ближайшее время.

Ох.

Она отвела взгляд, уставившись на спокойную, полуночно-синюю воду, где лишь несколько минут назад они смеялись и плескались. Озеро ничем больше не напоминало о том веселье. Как и лицо Дэниела.

Что ж, она тоже однажды обожглась. Может, если рассказать ему о Треворе и о том, как ужасно это было, Дэниел разговорится о своем прошлом. Но Люс прекрасно понимала, что не вынесет рассказа о его прошлом с кем-то другим. Одна мысль о нем с другой девушкой, и она вообразила себе Габби, Молли и калейдоскоп улыбающихся лиц, огромных глаз, длинных волос. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы ее замутило.

Его история о скверном разрыве должна была, по идее, все объяснить. Но не объяснила. Дэниел с самого начала вел себя с ней очень странно. Сначала показал средний палец, не успели они даже познакомиться, потом защитил от статуи на кладбище. Теперь вот привел сюда, к озеру. Одну. Люс совершенно ничего не понимала.

Дэниел опустил голову, но его глаза не отрывались от нее.

– Недостаточно удачное объяснение? – он будто знал, о чем она думает.

– Мне по-прежнему кажется, что ты что-то недоговариваешь, – настаивала Люс.