Текст книги "Четвертый круг"

– Что это были за приятели?

– Дерьмо, а не люди, лейтенант. Извините, что я так говорю, но они того заслуживают.

– Ты был с ними знаком? – допытывался Роман, оставив без внимания извинения юноши.

– Одного из них я видел раза два. Тео познакомился с ним, когда хотел купить мотоцикл. Тео работал тогда на бензоколонке, на улице Инфанта, почти рядом со своим домом.

– Когда это было? – спросил Роман, записывая что-то в блокнот.

– Значит… Он там работал… Он поступил туда два года назад, – сразу после армии.

– Я не о том. Я о покупке мотоцикла.

– А, это было с год назад. Тео сказал, что один тип предлагает ему купить мотоцикл, и мы вместе отправились посмотреть. Зашли в парк Фратернидад. Там он нас и ждал. Мне он очень не понравился. В конце концов мотоцикл Тео так и не купил, но с его хозяином продолжал поддерживать отношения. С ним и с другими такими же типами.

– А откуда ты узнал, что эти люди… дерьмо, как ты выражаешься?

Рауль сделал весьма красноречивый жест рукой, в которой держал сигарету.

– Достаточно было взглянуть на них. Но дело не в этом. Вскоре Тео стал меняться. Занялся какими-то махинациями. Об учебе и думать забыл.

– Какими махинациями?

Рауль долго молчал в нерешительности.

– Понимаете, лейтенант…

– Я здесь в связи с другим делом, – перебил его Роман. – Но если ты действительно хочешь помочь человеку, который был твоим другом, расскажи мне все, что знаешь.

– Он начал торговать разными шмотками, – проговорил Рауль, потупившись. – На черном рынке. – Потом вновь поднял взгляд на Романа. – Я не раз пытался поговорить с ним начистоту, мне казалось, он прислушивается к моим словам. Но однажды он меня оскорбил, и с тех пор мы перестали встречаться.

– Из-за чего же он тебя оскорбил?

– Я прямо сказал ему, что он занимается грязными делами, что его знакомые – шайка преступников, мешающих нашей революции.

– А сам Тео как относился к революции?

– Когда мы были в армии, он, конечно, ее поддерживал, – твердо сказал Рауль. – Хотя и не очень активно. Но он был за революцию, в этом я не сомневаюсь. Все началось позднее… Понимаете, нельзя считаться революционером и якшаться с подобными типами.

Роман потушил сигарету. Рауль тоже.

– Ты запомнил кого-нибудь из них? Подумай хорошенько, это очень важно.

– Одного запомнил, – без промедления ответил Рауль. – Владельца мотоцикла. Все называли его Ястреб.

Роман сделал пометку в блокноте.

– Ястреб, – пробормотал он. – Какой он из себя?

– Довольно светлый мулат. Да! – спохватился Рауль. – Он в то время постоянно околачивался в районе Прадо, у кинотеатра «Фаусто». Тео говорил, что всегда с ним там встречается.

– Сколько ему лет?

– Лет двадцать с небольшим. Он худой, жилистый, крепкий.

– Это все? Больше ты ничего о нем не знаешь?

– Больше ничего, лейтенант, – вздохнул Рауль.

23 часа 32 минуты

Роман въехал на стоянку и выключил мотор. Он высунул голову в окно и ощутил на лице мелкие холодные капли: снова моросил дождь. Застегнув куртку и закрыв дверцу машины, он шагнул в темноту, быстро пересек стоянку и направился к дверям здания. В эту ненастную пору на улице не было ни души. Лейтенант козырнул часовому у входа и пошел к лифту.

Через несколько минут он был у себя в кабинете. Сьерра дремал, положив ноги на стол, и Роман, с теплым чувством взглянув на него, улыбнулся.

Обычно лейтенант был очень сдержан, но к этому молодому сотруднику, жизнерадостному, сообразительному, хотя еще и недостаточно опытному, он по-настоящему привязался.

Сьерра посапывал, откинувшись на спинку стула.

– Хорош дежурный… Смотрите, сержант, как бы у вас кабинет не унесли, – гаркнул Роман у него над ухом.

Сьерра захлопал глазами, несколько раз тряхнул головой и удивленно уставился на Романа.

– Вставай. Нам надо многое обсудить.

Сьерра молча встал, пошел к умывальнику, сбрызнул лицо холодной водой. Потом вытерся носовым платком и вернулся в комнату. Налил кофе в крышку термоса и выпил одним глотком, после чего тоже заулыбался.

– Есть интересные новости, – сообщил он сиплым со сна голосом.

– Так выкладывай. Может, дело сдвинется наконец с мертвой точки. – Роман уселся в свое вращающееся кресло.

– Кабада занимался поисками Рейны, приятельницы Фело Карденаса, – начал Сьерра. – Он был в кабаре «Насьональ», в Центральном парке, на Прадо. Никаких следов.

– Никто ее там не знает?

– Кабада расспрашивал о ней всех подряд, но ничего не добился. Ни один человек ее не знает. Представляете?

Роман встал, подошел к столику, на котором стоял термос, и тоже налил себе немного кофе в стаканчик. Видно было, что он совершенно измотан после напряженного дня.

– Незадолго до вашего прихода мы допрашивали служащего из «Пампы», той самой гостиницы на улице Марина. Он дежурил вчера с десяти вечера до шести утра. Мы вызвали его, чтобы он опознал Фело Карденаса. Он сказал, что не помнит его. – Сержант помолчал. – Карденас очень нервничал все время: возмущался, спорил, доказывал, но тот стоял на своем. Уверял, что у них бывает много всякого народа и что, возможно, Карденас действительно провел у них прошлую ночь, но удостоверить этого он не может. Так что дела Фело неважнецкие, лейтенант, – добавил Сьерра. – И особенно если учесть обстоятельства, о которых я вам сейчас расскажу.

Роман сделал движение, словно хотел задать. вопрос но промолчал.

– Mы разузнали кое-что о приятеле Карденаса, некоем Куко Масорре, – продолжал сержант. – Его настоящее имя – Роландо Бенгочеа Рейес. Масоррой его зовут потому, что он дважды лежал в психиатрической больнице.[1]1
  Macoppa – название в Гаване известной психиатрической больницы.


[Закрыть] В картотеке он зарегистрирован как сексуальный маньяк. Был осужден и полгода находился на исправительных работах в Кивикане. Видимо, там с ним и познакомился Фело.

Роман закурил.

– Работает механиком в мастерской по ремонту коленчатых валов на улице Инфанта, но выполняет также и частные заказы. Вас это не наводит на размышления?

– Действительно, – пробормотал Роман, – отличная возможность продавать запчасти на черном рынке.

– Именно, – подтвердил Сьерра и ударил кулаком по ладони. – Хотя… хотя это противоречит реальным фактам: со склада-то ведь ничего не украли.

Воодушевление на лице сержанта мгновенно сменилось разочарованием. Роман улыбнулся, выпустил длинную струю дыма и проводил ее взглядом.

– Послушай, Сьерра, – сказал он, – если мы будем пасовать перед всем, что выглядит в этом деле противоречивым, мы не продвинемся ни на миллиметр. А у нас таких противоречий хоть отбавляй: во-первых, ничего не украдено, хотя на складе полно ценных деталей, а в шкафу конторы лежала крупная сумма денег. Многое может натолкнуть на мысль о мести, однако в таких случаях обычно действуют в одиночку, а в этом преступлении, я уверен, участников было больше. Прибавь еще исчезновение револьвера Суаснабара. – Лейтенант помолчал немного, опять затянулся. – Либо преступление совершено на редкость умело, либо все эти противоречия являются, попросту говоря, следствием наших ошибочных рассуждений. Не нужно полностью отбрасывать возможность того, что мотивом убийства все же было ограбление, но по какой-то причине преступники отказались от своих намерений. Думаю, что, пока мы не располагаем более подробными данными, более обширным материалом для анализа, нужно вести расследование во всех направлениях. Вы допросили Масорру?

– Нет, ограничились сбором сведений о нем.

– Допросите. – Роман положил сигарету на край пепельницы. – Интересно, подтвердит ли он рассказ Карденаса. Вряд ли стоит полностью доверять его показаниям, но, возможно, они помогут нам получить дополнительную информацию о Фело. После допроса установите за ним наблюдение. – Роман затянулся в последний раз и потушил сигарету на дне стеклянной пепельницы, сделанной в виде колодца. – О Тео Гомесе есть что-нибудь?

Сьерра состроил унылую мину.

– Ничего. Ни дома, ни у своей невесты он не появлялся.

Зазвонил телефон, и лишь после второго звонка Сьерра снял трубку, пробормотав:

– Наверняка Кабада или кто-то из группы наблюдения, – и затем: – Слушаю, да, давайте, кто говорит? – взглянув на Романа, он недоуменно поднял брови. – Это вас, лейтенант, – и передал трубку.

Роман не спросил, кто звонит: он знал, что человек на другом конце провода не назвал себя.

– Слушаю, – произнес он.

Молчание.

– Слушаю, – повторил Роман громче.

– Это лейтенант Эктор Роман? – наконец донесся далекий мужской голос.

– Да, это я.

Голос вновь умолк.

– Вы меня слышите? – крикнул Роман.

– Слышу, слышу, – опять прозвучал далекий голос. – Мне нужно немедленно поговорить с вами. По срочному делу.

Роман быстро взглянул на Сьерру.

– Кто это говорит? – громко спросил он.

Вновь молчание, на этот раз показавшееся Роману бесконечным.

– Мне нужно немедленно поговорить с вами, – повторил далекий голос.

– Да, я вас понял, но все-таки кто это? Ответьте, пожалуйста.

– Тот, кто последним видел в живых Эрасмо Суаснабара, – сказал человек на другом конце провода.

Среда,
20 декабря 1973 года

0 часов 5 минут

Он нажал на пружину, и обойма с легким щелчком наполовину выскочила из рукоятки пистолета; он выдернул ее и швырнул на кровать. Потом прицелился и несколько раз нажал на спусковой крючок. Осторожно положив пистолет на кровать, снова взял обойму, надавил большим пальцем на первый патрон и подтолкнул его вперед: патрон 32-го калибра соскользнул на белую простыню. За ним так же бесшумно упали остальные. Положив пустую обойму рядом с пистолетом, он пересчитал рассыпанные по постели патроны: их было девять.

Затем он встал, подошел к небольшому столу у окна, выдвинул ящик с бумагами и долго рылся в нем, пока не нащупал плоскую коробку из очень толстого картона, вынул ее, открыл крышку, достал один патрон и положил коробку на прежнее место. Вновь усевшись на кровать, вставил патрон в обойму, а за ним и все остальные. Теперь их было десять – полная обойма. Резким движением он вогнал ее в рукоятку пистолета, спрятал пистолет под подушку и взглянул в открытое окно. Между слабо освещенных зданий виднелась полоска темного неба.

Бросив взгляд на свои часы, он лег и с наслаждением вытянул ноги. Потом достал из кармана рубашки пачку сигарет и зажигалку, закурил. Зажигалку и сигареты положил рядом с подушкой.

Немного поворочавшись с боку на бок, он потушил маленькую лампу с зеленым абажуром, которая стояла на тумбочке. Комната сразу погрузилась во мрак. И лишь медленно дотлевавший огонек сигареты, казалось, плавал над кроватью.

0 часов 25 минут

Высокая массивная дверь, выкрашенная в темно-серый цвет, приоткрылась.

– Это вы, лейтенант? – произнес кто-то внутри, и Роман сразу узнал хриплый голос человека, который говорил с ним по телефону полчаса назад.

– Да, это я.

Дверь распахнулась почти настежь, и лейтенант увидел перед собой могучего сложения негра лет пятидесяти, который немного удивился, увидев на пороге два силуэта: он ждал одного Романа. Впрочем, он тут же оправился от замешательства и пригласил:

– Проходите в дом и располагайтесь.

В просторной гостиной стояли два старых полированных кресла темного дерева. В углу на небольшом столике, покрашенном белой краской, горела лампа, в остальных комнатах было темно.

Роман и Сьерра уселись на диван, хозяин придвинул к нему кресло-качалку. Поставив на стол кассетный магнитофон, сержант как бы ненароком включил его. Это не укрылось от взгляда хозяина. Он искоса посмотрел на Сьерру, но тут же отвел глаза и повернулся к Роману.

– Извините, что я заставил вас приехать в Бехукаль в такое время, – сказал он виноватым голосом, – но мне кажется, я могу сообщить вам кое-что важное. – Он запнулся, взгляд его маленьких глазок опять остановился на магнитофоне, но тут же вновь обратился к Роману: – Меня зовут Лавигне, Максимо Лавигне. Я работаю на здешней автобазе. Эрасмо Суаснабар был моим лучшим другом. – Он снова умолк. Потом отвернулся и посмотрел в глубь темного коридора. – Вы не можете себе представить, как я переживаю его смерть, – продолжал он, все так же неподвижно глядя в коридор.

Когда он снова повернулся к гостям, Роман впервые как следует разглядел его глаза: воспаленные, потухшие.

– Он не заслужил такой смерти, товарищи. – Его голос чуть-чуть дрожал. – Это был настоящий человек, лейтенант. Революционер еще со времен Гитераса.[2]2
  Антонио Гитерас – видный кубинский политический и общественный деятель тридцатых годов, активный участник борьбы против диктатуры Мачадо и Батисты. В 1934 году основал революционную организацию «Молодая Куба». Был убит агентами Батисты в 1933 году.


[Закрыть]

Лавигне наклонился вперед и взял со стола недокуренную сигару. Чиркнув спичкой, зажег ее. Роман внимательно следил за ним. Лавигне снова заговорил:

– Меня очень удивила его смерть, и прежде всего то, как его убили.

Лицо Лавигне скрылось в клубах дыма, и все же лейтенант успел разглядеть, что оно искажено гневом. Или это ему показалось? Дым медленно рассеивался по комнате. Лавигне сделал еще одну затяжку.

– Суаснабара застигли врасплох, лейтенант, его заманили в ловушку, ручаюсь.

Голос Лавигне дрожал от боли и гнева, и Роман понял, что не ошибся.

– Он с малых лет привык рисковать жизнью, – продолжал негр, в волнении покусывая сигару, – на работе об этом мало кто знал, но он не раз и не два смотрел смерти в глаза, еще в тридцатом году.

У Романа вертелся на языке один вопрос, но он не хотел перебивать Лавигне, видя, что тот никак не доберется до главного и пока обходит то, ради чего звонил.

– В день, когда убили Эрасмо, я задержался на работе и пробыл на базе допоздна, – начал Лавигне. – Дежурство у Эрасмо начиналось в десять, но он всегда приходил раньше, приблизительно между четвертью и половиной десятого. – Взгляд Лавигне снова устремился в темноту коридора. – Он всегда приходил в это время. – Лавигие не глядел на Романа, словно забыл о его существовании. – Шел себе не торопясь, ну а пес, как всегда, впереди бежал.

– И вы видели, как он пришел в тот вечер? – наконец задал свой вопрос Роман.

Лавигне взглянул на него, и лейтенант заметил, что глаза, негра вновь покраснели.

– Да, видел. – Откинувшись на спинку качалки, Лавигне сунул сигару в рот. – Он появился в начале десятого. Я был в это время на стоянке, осматривал машины, которым предстоял рейс на следующий день.

– А вы не видели товарища, который дежурил до десяти?

– Видел, – уверенно ответил Лавигне. – Это был Роке, шофер.

Роман закурил, перебирая в памяти показания Роке и диспетчера Каталы.

– А вот он вас не видел. Он сказал нам, что видел только механика. Вы разве механик?

– Механик. Я как раз шел из мастерской на стоянку и видел, как Роке в будке разговаривал по телефону, но не окликнул его. Я даже видел, как он уходил, если вас это интересует. Но возможно, меня он не заметил.

– Роке оказал, что видел кого-то из механиков: тот лежал под грузовиком в дальнем конце двора. Кто именно это был, он не разобрал.

Лавигне выпустил большое облако дыма.

– Я и был.

– И вы разговаривали с Суаснабаром в тот вечер?

– Конечно, – сказал Лавигне, – само собой.

Его сигара погасла. Он положил ее в пепельницу.

– Эрасмо сам подошел ко мне, он заметил, что кто-то работает на стоянке, и пошел посмотреть, кто это.

– О чем вы беседовали? – поинтересовался Роман.

– Так, ни о чем, – Лавигне развел руками. – О бейсболе, о холодах. Не помню. По-моему, ни о чем таком…

Роман понимал, что имеет в виду механик, но все же хотел услышать более точный ответ.

– Ни о чем таком, что показалось бы вам странным? Иными словами, ни о чем, что было бы связано с дальнейшими событиями?

– Именно, – подтвердил Лавигне. – Потом я подтягивал болты на колесе у грузовика, что стоял как раз неподалеку от будки. По-моему, это было последнее, что я делал в тот вечер. Эрасмо сидел на пороге будки, и мы разговаривали. Потом он угостил меня кофе, скоро я ушел домой.

– В котором часу? – спросил Роман.

– Часов в десять, наверно.

Роман потушил сигарету.

– Лавигне, – он посмотрел механику прямо в глаза, – вы ведь еще не сказали того, что хотели. Мы ждем.

Лавигне встал, и под взглядом Романа и Сьерры сделал несколько нерешительных шагов по комнате. Потом медленно, очень медленно опустился в качалку, глубоко вздохнул, поднял голову и наконец набрался духа.

– Вы правы, лейтенант, не сказал. Дело в том, что, когда я уходил около десяти часов, на базе оставался еще кое-кто.

– Еще кое-кто? – насторожился Роман. – Кто же?

– Лабрада, начальник отдела кадров.

Лицо Романа помрачнело.

– Вы уверены? Вы видели его?

– Нет, не видел, – Лавигне нервно ломал свои толстые узловатые пальцы, – но он точно оставался: в его кабинете горел свет, а когда я уходил, его машина стояла напротив ворот.

– Это еще не доказательство, – возразил Роман, как бы вызывая механика на дальнейшую откровенность.

И тот не заставил себя ждать.

– Этот тип – жулик, понимаете? Эрасмо знал это. И Лабрада тоже знал, что Эрасмо знает!

Роман понял, что они подошли наконец к самому главному, к тому, чего он так долго добивался.

– Объяснитесь, Лавигне.

Лавигне взял огрызок сигары из пепельницы и, не зажигая, сунул в рот. Он был очень взволнован.

– Лабрада выносил с базы детали и использовал их для своих нужд. С их помощью обделывал какие-то делишки. Я точно не знаю, как там было, но Эрасмо однажды остановил его.

– Задержал? – спросил Роман.

– Эрасмо еще раньше замечал кое-что, но до поры до времени ничего Лабраде не говорил. А в тот вечер остановил его. Эрасмо был не из тех, кто боится слово вымолвить. Он увидел, что Лабрада выходит со склада с коробкой, и выложил ему все начистоту. Сказал, что тот не имеет права выносить что-либо с базы. Лабрада рассвирепел, обозвал Эрасмо нахалом, заявил, что он здесь начальник и не станет отчитываться перед каким-то сторожем. Тогда Суаснабар сказал ему, что он может делать все, что хочет, днем, но вечером он, Эрасмо, отвечает за порядок на базе. Лабрада был вне себя от бешенства, но детали ему все-таки пришлось оставить.

– Когда это было, Лавигне, и откуда вы об этом знаете? – глубоко затянувшись, спросил Роман.

– Случилось это месяца два или три назад, а узнал я от Эрасмо. Он сам мне рассказал. – Помолчав, Лавигне с гордостью прибавил: – Думаю, я был единственным на автобазе, с кем Эрасмо делился подобными вещами.

Сьерра быстро и ловко перемотал кассету, воспользовавшись тем, что Лавигне замолчал; глаза механика вновь скользнули по магнитофону. Он опять раскурил свой потухший окурок, но от Романа не укрылся этот взгляд – в третий раз Лавигне интересуется магнитофоном Сьерры.

Управившись, сержант посмотрел на Лавигне, и тот продолжал:

– Эрасмо не впервые его застукал, но на этот раз Лабрада действовал слишком уж бессовестно, и он не стерпел. С тех пор отношения между ними стали натянутыми, хотя Лабрада и старался подлизаться к Эрасмо.

– Каким образом? – полюбопытствовал Роман.

– Первый стал с ним здороваться. И вот совсем недавно, двух недель еще не прошло, у Эрасмо была стычка с Фело Карденасом, шофером нашей автобазы. Это один из тех субчиков, которых Эрасмо терпеть не мог, – прогульщик, бездельник, даже…

– Мы с ним уже познакомились, – прервал его Роман. – И об их ссоре мне тоже известно.

– Так вот, о том, что Фело использует свой грузовик в личных целях, знали на базе многие. И было бы странно, если бы Лабрада не знал: он всюду свой нос сует. Понимаете, – тон Лавигне стал другим, – Карбонель, наш директор, человек новый, ему пока не хватает опыта. Лабрада же стреляный воробей, его так просто не проведешь. – Сигара у Лавигне опять погасла, он положил ее в пепельницу и продолжал: – Но не в этом дело, а в том, что Лабрада вызвал Эрасмо и сказал, что ему сообщили о его стычке с Фело, что Эрасмо поступил правильно и что теперь он должен выступить против Фело на рабочем совете, а он, Лабрада, его поддержит. Ясно было, что он не знал Эрасмо ни вот настолько, – Лавигне показал кончик мизинца.

– Что вы хотите этим сказать? – вступил в разговор Сьерра.

– А то, что Эрасмо не любил кляузничать. Это был настоящий мужчина, и характер у него был непростой. Возможно, будь Лабрада другим человеком, Эрасмо и выступил бы против Фело. Но он не захотел плясать под дудку этого типа. Помню, сказал мне: «Да Лабрада еще больший мошенник, чем Фело».

Из темного коридора неожиданно появилась мулатка лет сорока, она терла глаза, как человек, который только что проснулся.

– Что-нибудь случилось, Максимо? – спросила мулатка, кутаясь в халат и с удивлением разглядывая двоих мужчин в военной форме.

– Ничего, – успокоил ее Лавигне, – я беседую с товарищами по поводу Эрасмо. Иди спать. Я сейчас приду.

– Хорошо, – прошептала женщина. – Спокойной ночи.

Она скрылась в глубине дома, а Лавигне подался вперед в своем кресле-качалке и оказался лицом к лицу с Романом, который как раз гасил сигарету в пепельнице на столе.

– Лейтенант, – произнес он очень тихо, – Эрасмо собирался поговорить с Карбонелем насчет Лабрады. Он хотел ему обо всем рассказать. И я уверен, что он так бы и сделал, если бы его не убили.

Роман внимательно посмотрел на Лавигне.

– Об этом знал кто-нибудь, кроме вас? Лабрада, например? – спросил он.

Лавигне на мгновение задумался и, запинаясь, проговорил:

– Думаю, что нет, хотя кто его знает.

– Это не вы оставили вчера окурок сигары на стоянке?

Механик с удивлением взглянул на лейтенанта. Этого вопроса он, судя по всему, никак не ожидал.

– Может быть, – ответил он после паузы. – Я курю довольно много и, как видите, сигары.

Из портфеля, лежавшего рядом с ним на диване, Роман достал плотный желтый конверт, в который Сьерра упаковал то, что они нашли, когда осматривали стоянку, извлек оттуда спичечный коробок в бело-голубую клетку и показал его механику.

– Ваш?

Лавигне потянулся было к коробку, но Роман быстро отдернул руку и повернул коробок другой стороной, так, чтобы механику была видна буква «Л», выведенная шариковой ручкой. Лавигне недоуменно взглянул на Романа, который молча открыл коробок и показал его содержимое – две белые таблетки.

– Нет, – ответил Лавигне, беря со стола точно такой же коробок, но без буквы «Л». Он чиркнул спичкой и вновь раскурил свою сигару. – Нет, это не мой, я уверен в этом.

Лейтенант убрал коробок обратно в конверт.

– Какие отношения были между Суаснабаром и Тео Гомесом? – спросил вдруг сержант. – Эрасмо упоминал когда-нибудь при вас о Тео?

– Видите ли… – Лавигне запнулся. Ему, очевидно, не сразу удалось переключиться, слишком неожиданным был вопрос Сьерры. – Этот паренек сравнительно недавно работает на базе, н я не скажу, что он был дружен с Эрасмо, но, мне думается, пришелся ему по душе.

– Кто кому? – спросил Роман.

– Тео Суаснабару. Но имейте в виду, лейтенант, это мое предположение. Сам Эрасмо мне об этом не говорил, но, когда иной раз он упоминал о Тео, чувствовалось, что относится к нему с симпатией. Во всяком случае, так мне казалось.

– И все же, вспомните, что он говорил о Тео, – настаивал Роман.

– Ничего особенного. – Лавигне старался, чтоб его правильно поняли. – Самые обычные вещи: например, во сколько Тео приехал или что как-то вечером Тео нездоровилось и тому подобное. Но тон, которым он всегда говорил о Тео, заставлял меня думать, что Эрасмо симпатизировал юноше.

Взглянув на Сьерру, Роман встал. Сержант выключил магнитофон, и Лавигне снова кинул взгляд в сторону аппарата.

– Еще что-то вспомнили? – спросил Роман, заметив это.

Лавигне поднял голову, и Роман не поверил своим глазам: механик застенчиво улыбался.

– Извините, – проговорил он, смущенно почесывая в затылке, – вы не могли бы…

– Что вы хотите? – Роман был явно заинтересован.

– … не могли бы дать мне немножко послушать себя? Я никогда еще не слышал своего голоса на пленке.

Роман со Сьеррой переглянулись и громко расхохотались.

Полчаса спустя они мчались в «фольксвагене» по направлению к Гаване.

– Что вы думаете о нашей беседе? – спросил Сьерра.

Роман ответил, не отрывая глаз от черной мокрой ленты шоссе, бежавшей навстречу машине:

– Я думаю, что она была очень полезной, по-настоящему полезной.

Сьерра хотел было возразить, но в этот момент лейтенант, начав фразу, вдруг умолк, так и не докончив, затормозил и, к величайшему удивлению Сьерры, резко крутанул руль, развернулся и помчался в обратном направлении.

Вскоре они опять въезжали в Бехукаль. Лейтенант остановился у ворот автобазы, поздоровался со стоявшим на посту полицейским и прошел на территорию.

Дул холодный пронизывающий ветер, и Сьерра застегнул до самого верха молнию на своей куртке. На стоянке было семь или восемь грузовиков. Они направились к ближайшему. Роман зашел сбоку и, отыскав ящик с инструментом, без усилий открыл его. Несколько секунд он копался в нем, затем закрыл крышку, подошел к следующему грузовику и тоже порылся в инструментах.

– Ничего, – пробурчал он. – Помоги мне проверить ящики в остальных машинах. Как знать, может, что-нибудь и найдем. На замки не обращай внимания, ломай. Завтра извинимся перед товарищами.

– Что искать, железку? – спросил сержант.

– Железку, – ответил Роман, сдвинув фуражку на затылок. – Приступай.

За пятнадцать минут они тщательно обыскали все ящики, но ничего не нашли. Взламывать замки не пришлось.

Затем направились к воротам, молча прошли мимо постового, сели в машину. Роман включил мотор, и «фольксваген» тронулся с места.

На шоссе ветер усилился. Но они так и ехали с опущенными стеклами. Сьерра глядел на небо, которое теперь немного расчистилось – можно было даже различить кое-какие звезды, – и чувствовал на своем лице обжигающий ветер.

– Видимо, то, что мы ищем, в каком-то другом грузовике, – сказал он, повернувшись к Роману.

– Может быть, – согласился лейтенант. – Я подброшу тебя домой. Поспи немного, а завтра приходи пораньше. Я вздремну в кабинете.

Сьерру подмывало сказать, что Роману тоже стоило бы поехать домой, но он промолчал. И снова высунулся в окно, ощущая дыхание холодной ночи.